иваю то Молчанье бесконечное: и вечность, И умершие года времена, И нынешнее, звучное, живое, Приходят мне на ум. И среди этой Безмерности все мысли исчезают, И сладостно тонуть мне в этом море. XIII ВЕЧЕР ПРАЗДНИЧНОГО ДНЯ Безветренная, сладостная ночь, Среди садов, над кровлями, безмолвно Лежит луна, из мрака вырывая Вершины ближних гор. Ты спишь, подруга, И все тропинки спят, и на балконах Лишь изредка блеснет ночной светильник; Ты спишь, тебя объял отрадный сон В притихшем доме; не томит тебя Невольная тревога; знать не знаешь, Какую ты мне рану нанесла. Ты спишь; а я, чтоб этим небесам, На вид столь благосклонным, и могучей Природе древней, мне одну лишь муку Пославшей,- чтобы им привет послать, Гляжу в окно. "Отказываю даже Тебе в надежде я,- она сказала,- Пусть лишь от слез блестят твои глаза". День праздничный прошел, и от забав Теперь ты отдыхаешь, вспоминая Во сне о том, быть может, скольких ты Пленила нынче, сколькими пленилась: Не я - хоть я на то и не надеюсь - Тебе являюсь в мыслях. Между тем Я вопрошаю, сколько жить осталось, И на землю бросаюсь с криком, с дрожью. О, как ужасны дни среди цветенья Такого лета! Но невдалеке С дороги песенка слышна простая Ремесленника, поздней ночью - после Вечернего веселья - в бедный домик Идущего; и горечь полнит сердце При мысли, что на свете все проходит, Следа не оставляя. Пролетел И праздник, и за праздником вослед - Дни будние, и все, что ни случится С людьми, уносит время. Где теперь Народов древних голоса? Где слава Могучих наших предков? Где великий Рим и победный звон его оружья, Что раздавался на земле и в море? Все неподвижно, тихо все, весь мир Покоится, о них забыв и думать. В дни юности моей, когда я ждал Так жадно праздничного дня,- и после, Когда он угасал,- без сна, печальный, Я крылья опускал; и поздно ночью, Когда с тропинки раздавалась песня И замирала где-то вдалеке,- Сжималось сердце, так же, как теперь. XIV К ЛУНЕ О дивная луна, уж минул год, А я так живо помню, как в тоске Пришел на холм тобою любоваться. Как и теперь, зависла ты над лесом, Укрыв его сребристым покрывалом. Объятый грустью, я смотрел на диво, И слезы навернулись на глаза - Сквозь них твой лик я видел как в тумане. Луна-подруга, жизнь моя скверна, Ничто в ней к лучшему не изменилось. Но мне отрадно вспоминать былое И прошлым бедам скорбный счет вести. О юности куда милее память, Когда надеждам был открытый путь. Он обернулся для меня печалью - Таков мой жребий. Я не жду иного. XV СОН Настало утро. Из прикрытых ставен Сквозь сумрак темной спальни пробирались С балкона солнца первые лучи; В тот час, когда особенно легко И сладостно смежает веки сон, Приблизилась и мне в лицо взглянула Тень той, которая любовь впервые Внушила мне, в слезах оставив после. Казалась мне не мертвой, но печальной, Как все несчастные; и, на чело Мне руку положив, она спросила: "Ты жив? Скажи, хоть тень воспоминанья О нас хранишь?" - "Откуда,- я ответил,- Ты появилась, милая? О, сколько Я по тебе грустил; и я не верил, Что можешь ты об этом догадаться, И безутешна скорбь моя была. Ужель ты здесь, чтоб вновь меня покинуть? Мне страшно это! Что с тобою сталось? Такая ль ты, как прежде? Иль твоя Душа страдает?" - "Омрачен забвеньем Твой ум, его окутывает сон,- Она сказала.- Я мертва, ты видел Меня в последний раз давно". Сдавила. Боль страшная мне сердце, как услышал Я эту речь. Она же продолжала: "Угасла я во цвете лет, когда Особенно желанна жизнь и сердце Еще не знает, сколь надежды тщетны. И слишком мало удрученный смертный Прошел, чтобы стремиться к той, чья власть Освободит его от всякой муки; И безутешной смерть приходит к юным; И участь тяжела надежды той, Что гаснет под землею. Тщетно знать То, что таит природа от людей, Не искушенных в жизни, и гораздо Сильнее, чем их несозревший разум, Слепая боль".- "О милая,- сказал я,- Несчастная, молчи, терзает сердце Мне эта речь. Ты, значит, умерла, Моя любовь, а я, я жив, и было Предсказано судьбой, что смертный пот Прекрасное чело твое омоет, А у меня нетронутой пребудет Вот эта оболочка? Сколько раз Я думал, что тебя нет больше в мире И что тебя не встречу никогда, Но был не в силах этому поверить. Что смертью именуется? Сегодня На опыте узнать бы мог я это И беззащитное чело избавить От беспощадной ненависти рока. Я молод, но, как старость, увядает И гибнет эта юность. Жизни цвет Похож на старость, что страшит меня И все же далека еще. В слезах,- Сказал я,- родились мы оба, счастье Не улыбнулось нам, и небеса Страданьем нашим насладились жадно; Но коль слезой ресницы увлажнялись, И бледность покрывала мне лицо Из-за ухода твоего, и муку Терплю досель, скажи мне, ты любви Иль жалости к влюбленному несчастно Хоть каплю выпила, когда жила? Тогда влачил печально дни и ночи, Да и сейчас в сомнениях напрасных Рассудок гибнет. Если раз хотя бы Боль за меня тебе сдавила сердце, Не утаи того, молю тебя, Мне будет легче примириться с мыслью, Что будущее отнято у нас". Она в ответ: "Несчастный, ободрись, Скупой на жалость не была тогда я, Да и теперь ее не прячу - я Сама была несчастна. Не рыдай Над этой бедной девушкой отныне".- "Во имя всех несчастий и любви, Терзающей меня,- воскликнул я,- Во имя нашей юности и тщетных Надежд позволь, о милая моя, Твоей руки коснуться". И она Печально, нежно протянула руку. Я целовал ее и от блаженства Томительного трепетал, к груди Я, задыхаясь, прижимал ее. Лицо мое покрылось потом, голос Пресекся, день померк в моих глазах. Тогда она, так ласково взглянув В лицо мое, сказала мне: "О милый, Ты забываешь, что красы своей Лишилась я; и ты горишь любовью Напрасно, друг несчастный, и трепещешь. Теперь прощай! Отныне в разлученье Пребудут наши души и тела, Несчастные навеки. Для меня Ты не живешь и больше жить не будешь; Рок разорвал твои былые клятвы". Тогда, от муки застонав, в слезах Рыданий безутешных, ото сна Освободился я. Но все в очах Она стояла, и в луче неверном Казалось мне, что видел я ее. XVI ОДИНОКАЯ ЖИЗНЬ Стуча в мое окошко, летний дождь Под утро сон мой легкий прерывает. Я слышу кур кудахтанье; они Бьют крыльями, в курятник запертые. Вот поселянин вышел за ворота И смотрит, не блеснет ли солнца луч Сквозь облака, плывущие по небу. С постели встав, благословляю я И свежесть утра раннего, и птичек Проснувшихся на ветвях щебетанье, И поля зеленеющего даль, Я видел вас, я с давних пор вас знаю, Ограды темных, душных городов, Где ненависть гнездится и несчастье, Где я томлюсь и должен умереть! Вдали от вас хоть скудное участье, Хоть каплю состраданья нахожу В природе я, которая когда-то - Давно! - была ко мне еще добрей. Да! И она от удрученных горем, От страждущих свой отвращает взор И, полная презренья к мукам нашим, Богине счастья служит, как раба! Ни на земле, ни в небе утесненным Защиты нет; их друг один - железо! Как часто я, на береге высоком, Над озером местечко отыскав, Поросшее тенистыми кустами, Сижу один, любуясь, как блестит В полдневный час в водах недвижных солнце. Вокруг меня ни шелеста, ни звука, Не колыхнет былинки ветерок, Не прокричит в густой траве кузнечик, Не шевельнет в ветвях крылами птичка, И над цветком не прожужжит пчела... Молчание объемлет этот берег... Забывши мир. и самого себя, Сижу я долго, долго, недвижимый; И кажется тогда мне, что уж жизни Нет в членах успокоенных моих, Что возвратить уж мне нельзя движенья, Что их покой и эта тишь - одно. Любовь, любовь! Далєко отлетела От сердца ты, где некогда жила, Которое тобой согрето было! Житейских бурь холодная рука Его коснулась раннею весною И превратила в лед... Я помню время, Как в душу мне впервые ты сошла... Святые дни! им нет уже возврата! Как юношу тогда пленяет жизнь! Он видит рай в печальном этом мире И, девственных исполненный надежд, На дело жизни трудное спешит, Как бы на праздник шумный и веселый. Едва лишь я успел тебя узнать, Любовь, как жизнь моя была разбита, И выпала на долю мне печаль! Но все ж порой, когда я на рассвете Иль в час, как полдень кровли золотит, Стыдливый образ девушки встречаю Или, когда блуждаю ночью летней По опустевшей улице, один, Я голосок услышу поселянки, Что распевает в комнатке своей, Ночь, как и день, работе отдавая,- И это сердце каменное вдруг Забьется... но затем лишь, чтобы снова Сейчас же в сон обычный погрузиться... Так стал мой дух движений нежных чужд! О месяц, чье отрадное сиянье Защитой служит зайчику в кустах, Его кружиться резво заставляя, Так что, обманут ложными следами, Охотник не найдет его жилища,- О кроткий царь ночей, привет тебе! Лучи твои враждебно проникают В дремучий лес, в руины старых башен И в дикое ущелие скалы, Где, притаясь, разбойник выжидает, Чтоб стук колес иль хлопанье бича Послышались вдали иль показался Бредущий по тропинке пешеход, К которому, оружием звуча И ярым криком воздух оглашая, Он бросится - и, нож в него вонзив, В пустыне труп его нагой оставит... Враждебно ты ночному волоките Над улицей сияешь городской, Когда вдоль стен он крадется и робко Выискивает места потемней, Дрожа пред каждым стукнувшим окошком И фонаря зажженного пугаясь... Твои лучи враждебны только злу. Но мне, в моем уединенье, другом Ты будешь, озаряя предо мной Лишь даль полей да цепь холмов цветущих! Я также проклинал тебя когда-то, Хотя и чуждый помыслов преступных, За то, что ты порою открывал Присутствие мое людскому взору И мне черты людские освещал... Отныне же любить тебя я стану. Увижу ли тебя меж туч плывущим, Иль ясно ты, эфира властелин, Смотреть на мир, обильный скорбью, будешь,- Меня еще не раз здесь встретишь ты, Когда брожу я по лугам и рощам Или, травой высокою закрыт, Лежу, довольный тем уже, что сила В груди моей осталась хоть для вздохов! XVII КОНСАЛЬВО В предсмертный час, покорно и безмолвно, Лежал Консальво. В двадцать лет он ждал Желанной смерти. Вечное забвенье Давно над ним висело, и давно Он был покинут лучшими друзьями: Кто тяготится жизнью на земле, Тот даже другу в тягость! - Перед ним, Полна любви и жалости, стояла Одна Эльвира, вечная мечта Его души, волшебный и прекрасный Цветок земли. Она одна могла Безмолвным взглядом дать Консальво счастье И словом, полным ласки, озарить Его печаль... То слово западало Ему глубоко в душу, жило в ней, Как лучший сон! Эльвира это знала, И знала власть очей своих над ним. Но никогда не слышала признанья Она из уст Консальво: робкий страх В его душе унылой был сильнее Порывов страсти. Слишком он любил, И стал рабом, ребенком боязливым! Но смерть сняла с его бескровных губ Печать молчанья. Чуя близость смерти, Консальво взял слабеющей рукой Эльвиры руку нежную - и тихо Просил ее остаться... "Ты идешь, Тебе пора идти... Прощай, Эльвира! Мы никогда не свидимся. Прощай. Мои уста тебя благословляют За доброту и жалость, но лишь Тот, Кто всемогущ, пошлет тебе награду, Коль есть награда в Небе за любовь!" Бледнея, в страхе затаив дыханье, Она стояла... Сердце и тогда Болезненно сжимается печалью, Когда звучит последнее "прости" Из уст чужого! - Возражать хотела Ему Эльвира, скрыть, что смерть близка, Но продолжал Консальво: "Не тревожься, Смерть для меня желанна и легка. Я звал ее-и не боюсь. Ты знаешь: Последний день - мой самый лучший день. Но больно мне, что я тебя теряю. Ах, тяжело! На части рвется сердце При этой мысли: больше не видать Твоих очей, не слышать слов любимых!.. Эльвира, мы расстанемся навек, Но раньше - дай мне поцелуй прощальный, Один, один, мой первый поцелуй! В предсмертной просьбе отказать жестоко. Я задыхаюсь; скоро навсегда Закроет мне глаза рука чужая..." И он с мольбой прильнул к ее руке Холодными, бессильными устами. Задумчиво красавица стояла И, в колебанье, устремила взор, Блиставший ярко, чудными лучами, В его давно потухшие глаза, Где трепетали слезы... Сердце сжалось: Как отравить его последний час? Она была побеждена участьем. И алые, желанные уста, Его мечта, приблизились любовно К лицу Консальво, бледному, как воск, И с нежностью глубокой, бесконечной, Она Консальво долго целовала В дрожащие, счастливые уста. Что сталось с горем? Смерть, и жизнь, и муки, Исчезло все. Консальво удержал В своих руках Эльвиры бледной руку И положил ее на сердце, где, дрожа, Любовь и смерть боролись: "О, Эльвира, Моя Эльвира, я еще живу, Я целовал тебя, я эту руку Держу в своей... Виденье мертвеца. Какой-то сон, несбыточная греза! О, скольким я обязан смерти! Ты, Конечно, знала, знали и другие, Что я любил тебя... Любви не скрыть! Мое смущенье, бледность, взгляд неровный - Все выдавало тайну. Но молчал, Молчал всю жизнь, и страсти затаенной Я б не открыл... лишь смерть дала мне смелость! Теперь умру счастливым. Мне не жаль, Что на земле я жил, что видел солнце. Я не напрасно жил: я целовал Твои уста - и жизнь благословляю! Две есть отрады тайных на земле: Любовь и смерть; смерть ниспослали боги Мне в юности, любовь дала покой. - Ах, если б раз ответила любовью Ты на мою упрямую любовь, Я, может быть, ценил бы жизнь и юность, И даже старость вынести сумел: Меня со всем бы примирила память! Я говорил бы: счастлив на земле Я был - один, короткий день, но счастлив Неизмеримо, полно, как никто! Не суждено земле такого счастья... Кто сильно любит, тот в любви лишен Веселых дней. А из твоих объятий Я кинулся бы в руки палача, На истязанья, смерть, в костер горящий, В стремительный, зияющий обрыв! - Моя Эльвира, тот, кому с любовью Ты улыбнешься, счастлив и велик. Кто за тебя умрет, тот вечно счастлив! Да, может быть блаженство на земле, Оно не сон, не призрак недоступный. Как думал я. Сегодня я смотрел В твои глаза - и свой последний миг Я радостно встречаю: нет мучений, Нет казни той, из-за которой мог бы Я позабыть или проклясть былое!" "А ты живи счастливой и прекрасной, Моя Эльвира. Так, как я, любить Тебя никто не будет... Сколько раз Консальво бедный плакал, призывая Твою любовь! При имени Эльвиры Сжималось сердце чутко, я бледнел, Я твой порог переступал несмело; Твой нежный голос, светлое лицо Меня смущали... Перед грозной смертью Я не дрожу, а как я трепетал Перед тобой! Но голос мой слабеет; Дыханья нет. Промчалась мимо жизнь! И этот день темнеет... Дорогая, Прощай навек! Тускнеет образ твой В усталом сердце. Поздно. О, Эльвира, Прости. Печаль, я знаю, тяжкий гнет, Но ты вздохнешь над свежею могилой?.." Умолк. Прервался слабый звук речей. Угасла жизнь. И первый счастья день Потух в очах, с вечернею зарею. XVIII К СВОЕЙ ДОННЕ Любовь издалека Внушаешь ты, сокрыв свой дивный лик, И я храню пока Во сне и наяву Твой образ, и природа Улыбкой озаряет мир на миг. Знать, в непорочный век На свет явилась ты - в век золотой, И каждый человек Лишь видит тень твою. Возможно, рок Тебя для будущего приберег. Угаснула надежда С тобою повстречаться, Покуда не пробил мой час прощальный. Когда ж придется с жизнью мне расстаться, Свободная от уз земных душа Тебя узрит. О сладкие мечтанья Туманной юности моей печальной О спутнице на жизненной стезе! Такого я не знал очарованья. Ты - плод открывшихся мне откровений И не приемлешь никаких сравнений. О если бы средь бед, Ниспосланных столь щедро нам судьбой, Предстала ты, подобно сновиденью, То счастлив был бы каждый, как и я, Плененный красотой. Сколь ни печальна ныне жизнь моя, Я вновь желал бы славы и похвал, Как в дни мятежной юности своей, И на земле блаженство бы познал. Раз не сулит мне небо утешенье, Я в красоте ищу отдохновенье. Доносится с полей Крестьянина-трудяги песнопенье. Лишь я грущу и плачу О безвозвратности ушедших дней, Когда знавал я крах и неудачу. Здесь, на холме, от мира отрешенный, Я в тишине лелею образ твой - Ведь в наш расчетливый жестокий век Все грезы гибнут в суете мирской. В реальном и удушливом пространстве Мечте храню я свято постоянство. Коль вечная идея Есть ты, но без телесной оболочки (Ее счел недостойной сам Творец), Тебе иная доля Средь тех, чей смертный предрешен конец. И, вознесясь над нашим жалким миром, В небесных сферах ты не знаешь боле Ни горя, ни забот, живя близ Солнца, И дышишь среди звезд иным эфиром. Прими с Земли любовное посланье Безвестного певца в знак обожанья! XIX ГРАФУ КАРЛО ПЕПОЛИ Как этот сон томительный и скорбный, Который жизнью мы зовем, ты терпишь, Пеполи мой? Какой надеждой сердце Поддерживаешь? На какие думы, На труд какой, благой иль скучный, тратишь Досуг, тебе доставшийся от предков, Мучительное, тяжкое наследье? При всех условьях жизнь, по сути, праздность, Поскольку этот труд, усилья эти, Направленные не на благородный Предмет, не достигающие цели, Звать можно праздными. Коль сонм рабочих, Которых что рассвет, что вечер видят Грунт роющими, жнущими иль стадо Пасущими, вы назовете праздным, Вы правы - ведь живут, чтоб заработать На жизнь, они, а ничего сама Жизнь по себе не стоит. Дни влачит И ночи кормчий в праздности, и празден Пот вечный мастерских, и праздно бденье Военных и опасности их битв; Торговец алчный праздно существует; Причем никто блаженства, о котором Единственно природа смертных грезит, Не обретает ни себе, ни прочим В опасности, в поту, в заботах, в бденьях. Лекарство от упорного желанья Счастливым быть, заставившего смертных С тех пор, как мир был создан, непрестанно Вотще вздыхать, природа заменила Обильем нужд в несчастной нашей жизни, Которых без труда или заботы Не удовлетворить: хотя б наполнен Тогда, уж если радостен не стал, День для семьи людей, и жажда счастья, Тревожная и смутная, терзает Не Так сердца. Вот почему всех видов Животные, в груди которых жив Один, не менее пустой, чем наш, Инстинкт блаженства, заняты всецело Лишь поддержаньем жизни: меньше нас Печалясь и трудясь, проводят время Они и не клянут часов неспешность. Но мы, заботу о существованье Отдавшие в другие руки, терпим Тягчайшую нужду, другим с которой Не справиться, а нам не рассчитаться Без мук и скуки,- то необходимость Истратить жизнь: жестокая, тупая Необходимость, от нее не могут Ни тучность нив иль стад, ни блеск сокровищ, Ни двор великолепный иль порфира Избавить род людской. Коль человек, Гнушаясь высшим светом, отвращаясь От лет пустых, не даст опередить Руке самоубийственной задержку Мгновенья рокового, все лекарства От злобных жал неисцелимой жажды, Вотще влекущей к счастью, все бессильны, Хоть тысячу добудь он их, ища Повсюду: не заменит ни одно Единственного, данного природой. Вон тот, кто туалетом и прической; Бездельем важным; лошадей, колясок Исследованьем тонким; посещеньем Салонов модных, людных мест, бульваров; Участьем в играх, ужинах, балах - Все дни и ночи занят, и не сходит Улыбка с губ его; увы, в груди, На дне ее, тяжелая, глухая, Недвижная, как столп алмазный, скука Бессмертная царит, против которой Пыл юности бессилен: не разрушить Ее ни сладкой речью алых уст, Ни нежным взглядом пары черных глаз, Дрожащим, драгоценным взглядом, самой Достойной неба вещью на земле. А тот, как бы решив избегнуть общей Судьбы печальной, жизнь проводит в смене Широт и стран, моря пересекает И взгорья, объезжает шар земной, Границ пространства достигая, людям Открытых средь бескрайних далей мира Природой. Но, увы, форштевни черной Тоской обвиты: призывает счастье Средь всех широт, под всеми небесами Вотще и он - везде царит печаль. Еще есть те, кто, труд жестокий Марса Избрав, часы изводит, в братской крови Купая праздно руки; есть и те, Кто утешает скорбных, и, вредя Другим, считает, что спасает тех от горя, И, зло творя, убить стремится время. Одни - искусства, знанья, добродетель Преследуют, другие притесняют Свой иль чужой народ иль отдаленных Стран нарушают мир патриархальный Торговлею, войною и обманом, На что вся жизнь их, дар судьбы, уходит. Кротчайшее желанье и заботы Нежнейшие в цвет молодости вводят Тебя, в апрель годов - вот первый неба Дар, милый всем, но горький тем и вредный, Кто родины лишен. Тобой владеет И движет страсть к стихам, к живописанью Словами редких, слабых, беглых теней Красы земной, плодящих в изобилье Изысканные грезы, что природы Великодушней и небес, и наши Все заблужденья. И тысячекратно Тот счастлив, кто с годами не теряет Способности к воображенью хрупкой И драгоценной, даровал которой Рок сохранить навеки юность сердца,- Что в зрелости и в старости, как в годы Цветущие, природу украшает В глубинах дум и оживляет смерть И пустоту. Да одарит тебя Судьбой подобной небо и да явит Огнь, сердце ныне жгущий, и в сединах Возлюбленным поэзии. Меня же Все ранних лет обманы оставляют, Я чувствую, и сладкие виденья Тускнеют на глазах, хоть я любил их И будет вызывать воспоминанье О них до смерти плач и сожаленья. Когда негибким станет тело это И зяблым, и ни солнечных, спокойных Полей блаженное уединенье, Ни, по весне, напев рассветный птиц, Ни в небесах прозрачных над холмами И берегом безмолвная луна Не тронут сердца мне; когда красоты Природы и искусства для меня Мертвы и немы станут, взлет же мысли И нежность чувств - неведомы и чужды; Тогда, еще раз клянча утешенья, Сфер погрубей, чтоб в них неблагодарный Остаток жизни злой предать забвенью, Коснусь. К суровой правде, к тайным судьбам Вещей земных и вечных обращусь, Исследуя, зачем людское племя Сотворено, зачем нуждой и мукой Отягчено, к какой последней цели Гонимо роком и природой, кто Рад нашей боли, кто ее желает, Каков порядок, смысл, закон движенья Вселенной непостижной, мудрецам Восторг внушавшей, мне же изумленье. Такими размышленьями займу я Досуг: как знанье правды ни печально, Есть сладость в нем. И если мне придется О правде рассуждать и не оценит Мир или не поймет моих речей, Не огорчусь я, ибо не угаснет Во мне влеченье сладостное к славе, Не к суетной богине, нет, а к той, Что счастья, рока и любви слепее. XX ПРОБУЖДЕНИЕ Я думал, мукам юности Вовек уж нет возврата,- Горчайшая утрата Во цвете лет моих; Из глуби сердца движимы, Так сладки муки эти, Что ничего на свете Нет радостнее их. Какие слезы, жалобы Исторгла перемена! Из ледяного плена Душою рвался я. Но боль меня покинула, И сердце опустело, И без любви хладела В унынье грудь моя. Я плакал, что оставленной Жизнь предо мной предстала; Над миром покрывала Раскинул вечный хлад. День стал пустым; безмолвная Ночь сумрачней и жутче, Луна погасла в туче, И звезды не горят. И все же - чувство прежнее Те слезы пробудило; Как прежде, сердце жило И билось в глубине; Воображенье пряталось За той же самой далью, И с давешней печалью Скрывалась боль во мне. А вскоре не найти было И от нее ни тени, И больше мне на пени Не оставалось сил; Поник, и утешения Я - сердцем, все забывшим, Почти уже не жившим,- Ни разу не просил. Каким я был! Тот юноша, Что с яростью и пылом Жил в заблужденье милом,- Похож ли на меня? Мне сердца свистом ласточка Не трогала бессонным, В просторе заоконном Кружась с рассветом дня, Ни эта осень бледная В усадьбе опустелой, Ни солнца луч несмелый, Ни колокола звон; Вотще звезда вечерняя Плыла над тишью ныне, И соловей в долине - Стонал напрасно он. И даже очи светлые, И беглый взгляд украдкой, И зов любови сладкой, Услышанный вдвоем, И на моей лежавшая Рука - нежна, прекрасна,- Сошлись и вы напрасно В тяжелом сне моем. Уныло, без волнения, Забыв, что значит нежность, Я жил, и безмятежность Прогнала тень с лица. В груди моей измученной Желанья все истлели, Лишив последней цели- Желания конца. Как дней преклонной старости Остаток жалкий голый, Так жизни май веселый Я проводил в те дни. Ты, мое сердце, сказочных Тех лет не замечало, А их дано так мало, Так коротки они. Кто ж пробуждает все-таки Меня от сна больного? И что за доблесть снова В себе почуял я? Порывы, заблуждения И призрачные дали, Для вас не навсегда ли Закрыта грудь моя? Свет дней моих единственный! Так это вы воскресли - Те чувства, что исчезли В отрочестве моем! Где б взором я ни странствовал - По небу, в ближнем поле, Во всем - источник боли, И радость есть во всем. Опять со мною озеро И лес на косогоре, О чем-то шепчет море, Беседует родник. И после сна столь долгого Я слезы лью обильно! Кто мне велит? Как сильно Взгляд от всего отвык! О сердце, не надежды ли Вновь распахнулись вежды? Но мне лица надежды Уж не видать, увы! Мне трепет и мечтания Достались от природы, Да были злы невзгоды - Дары ее мертвы. И все же, окончательной Не празднуют победы Ни горестные беды, Ни грязный мир, ни рок. Я погружен в несхожие С земною явью грезы. Глуха природа; слезы Не лей - какой в них прок? О бытие заботится Одном, забыв о благе; Пусть мы несчастны, наги - Ей мил наш скорбный вид. Мы не находим жалости Вокруг; и бег свой вечный Вершим; и каждый встречный Унизить нас спешит. Талантами и доблестью Наш век пренебрегает; Еще не достигает Достойный труд хвалы. И вы, глаза отверстые, Где чудный луч трепещет, То не любовь в вас блещет - Зря светите из мглы. Глубокое и тайное В вас чувство не искрится, В груди не загорится Вовеки дивный жар. Живая страсть становится Игрушкой интересной, А за огонь небесный Презренье - лучший дар. Но прежние, я чувствую, Мечтанья снова живы; Узнав свои порывы, Душа удивлена. Ты, сердце, снова к бодрости Зовешь, к былому пылу; Я знаю, чуя силу, Что от тебя она. Мир, красота, природа ли, Судьба ли - благородной, Возвышенной, свободной Душе несут обман. Ты ж, сердце, рок осилило Биеньем одиноким - Так назову ль жестоким Того, кем дух мне дан! XXI К СИЛЬВИИ Ты помнишь, Сильвия, еще Твоей земной и смертной жизни время, Когда сияла красота В твоих глазах смеющихся и ясных И ты, задумчивая, улыбаясь, Перешагнула юности порог. Неслись по тихим Тропам окружным и светелкам Неумолкающие песни. В то время как за женскою работой Сидела ты, довольна Тем, что тебе нашептывали грезы. Был благовонный май: и так обычно Ты проводила день. И я тогда прекрасные науки Вдруг покидал и рукописи те, К которым в ранней юности моей Привык склоняться я и дни и ночи, Внизу, с крыльца отеческого дома, Прислушивался к пенью твоему, К твоей руке проворной, Порхающей по грубой ткани. Я любовался ясным небом, Тропами благовонными, садами, Соседним морем, дальними горами. Не в силах смертный выразить язык, Что чувствовал я сердцем, Какие сладкие надежды, Мечты какие, Сильвия моя! Какой тогда являлась Жизнь человеческая и судьба. Когда я вспоминал о тех надеждах, Меня охватывало чувство Безудержной печали И заставляло сожалеть о жизни. Природа, о Природа, Зачем ты не дала мне Того, что обещала? Для чего Обманываешь ты своих детей? Ведь прежде, чем зима скосила травы, Ты, побежденная болезнью скрытой, Погибла, нежная. Не увидала Расцвета жизни своего. И сердца твоего не усладили Ни сладость похвалы, ни смоль кудрей, Ни речи тихие в тебя влюбленных, Подруги в праздник С тобой не рассуждали о любви. Ты рано умерла, Надежда сладкая моя! Лишила Меня судьба от первых дней моих Веселой молодости. Как, О, как случилось это, Любимая подруга детских лет, Оплаканная мной надежда? Так вот он, этот мир! Так вот они, Те наслажденья, ласки, те дела, К которым мы стремились вместе! Ужели такова судьба людская? Несчастная! Погибла ты, столкнувшись С действительностью. И она рукою Смерть ледяную, голую могилу Тебе показывала издалека. XXII ВОСПОМИНАНИЯ Мерцанье звезд блуждающей Медведицы Не думал я вновь созерцать, как прежде, Из сада позади отцова дома Иль из окна беседовать с созвездьем О годах детства, шалостях невинных, Которым вскоре наступил конец. О сколько образов и странных мыслей Вы, звезды, некогда во мне будили! Как я любил в саду по вечерам Сидеть на дерне, созерцая небо, И слушать кваканье ночной лягушки. А над оградой сада светлячок Парил в тиши, и дуновенье ветра Распространяло аромат аллей, Благоуханье стройных кипарисов, Темнеющих у самой кромки леса. В людской о чем-то спорила прислуга, Управившись с делами дотемна. А сколько сладких грез мне навевали Просторы моря, горы голубые! Я издали смотрел на них, мечтая Преодолеть их и познать однажды Столь незнакомое мне чувство счастья, Увидеть мир, неведомый доселе. Как заблуждался я в своих мечтаньях! И ныне жизнь моя столь беспросветна, Что я б взамен охотно принял смерть. И даже сердце мне не подсказало, Что дни весны своей я осужден Сгубить в родном унылом городишке Среди людей невежественных, грубых. У них ученость вызывает смех. Меня они открыто презирают И избегают. Зависти в них нет, Да и себя они не ставят ниже. Досадно, что меня считают гордым, Хотя я повода им не давал. В безвестности я коротаю дни Без жизни, без любви, без близких духом. Среди толпы бездушной я черствею, Утрачивая чувство состраданья, Поскольку вижу не людей, а стадо, К которому питаю неприязнь. Вот и уходит безвозвратно юность. Она дороже славы и венца, Дороже жизни и дневного света. Среди бездушия и пустоты Тебе здесь суждено вконец поблекнуть, О цвет единственный бесплодной жизни! С порывом ветра слышен бой часов На башне городской. Я вспоминаю, Как в детстве этот звук меня бодрил, Когда я оставался в темной спальне, Подолгу не смыкая глаз от страха, И с нетерпеньем ожидал рассвета. Но что б я здесь ни видел иль ни слышал, Все воскрешает в памяти моей Столь дорогие образы былого. Воспоминаний сладость омрачает О настоящем мысль и сожаленье, Что прошлое ушло, а это слово Звучит как смертный приговор: "Я был". Балкон в лучах пурпурного заката, А на стенах неброские картины: Холмы, стада и солнца пробужденье. Средь тысячи забав и развлечений Я беззаботно детство проводил, Но был в плену жестоких обольщений. Зимой в старинной зале из окна Любил я наблюдать за снежной вьюгой И шумно радовался, ветру вторя. Неведомы мне были тайны жизни, И простодушно я смотрел на мир, Не видя, сколь жесток бывает он. Как молодой неопытный любовник, Наивно уповал я на взаимность. Пора благих надежд и заблуждений, О юность светлая, тебя мне не забыть, О чем бы я ни говорил, ни думал, Хотя с годами изменились мысли. Я знаю, почести и слава - призрак; Богатство, наслажденья - сущий вздор, А бедность, как и наша жизнь, бесплодна. Как ни впустую прожил я года, Как ни безрадостно существованье, Судьба меня немногим обделила. Пусть мой удел - никчемность, я порой К несбывшимся надеждам возвращаюсь И к сладким грезам тех далеких лет. Что в безотрадной жизни мне осталось, На что могу я ныне уповать? Одна надежда в утешенье - смерть. Я чувствую, как сердце замирает, Как неприветлива ко мне фортуна. Когда ж наступит час мой роковой, Чтоб скорой смертью утолить страданья, Когда земля родная станет чуждой И будущее ускользнет от взора, Я и тогда вас буду вспоминать, О дорогие образы былого. И только мысль, что прожил я напрасно, Не даст вкусить мне сладость расставанья И омрачит фатальный мой конец. Но даже в годы юности мятежной, В минуты возбужденья иль тоски Не раз мне приходила мысль о смерти, Когда, подолгу сидя у фонтана, Мечтал я в струях хладных схоронить Печаль свою и тщетные надежды. Позднее подкосил меня недуг, И жизнь моя на волоске висела. Как плакал я, что силы на ущербе И что во цвете лет я обречен! И, лежа по ночам без сна в постели, Свидетельнице мук моих и боли, При свете ночника слагал я песнь, Чтоб помянуть себя за упокой. Нельзя без вздоха вас не вспоминать, Пленительные годы золотые, Когда улыбки девичьи украдкой Сражали наповал и все окрест Сияло радостно сплошной улыбкой! Тогда молчали зависти уста - Она еще проснуться не успела. Казалось мне (о чудо!), что юнцу Мир протянул спасительную длань, Прощая заблужденья и ошибки И празднуя мое вступленье в жизнь. Ужели мир, перед юнцом склоняясь, Желал его признать как властелина? Но молнией мелькнули эти дни, И в сердце пламень юности угаснул. Как мне себя не чувствовать несчастным, Когда умчались в прошлое года? Нерина! Здешние места родные Ужель не говорят мне о былом? Да разве память не хранит твой образ? Куда ты скрылась? Отчего же ныне Лишь ты одна мне душу бередишь? Земля осиротела без тебя, И опустело скромное оконце, В котором я ловил твою улыбку И отраженье звезд на темных стеклах. О где же ты? Услышу ль я твой голос, Когда слова из милых уст твоих Дарили сердцу сладкую истому И я в лице менялся от волненья? Те дни прошли, но не прошла любовь. Почила ты. Теперь удел других Бродить по тем же улочкам знакомым И жить средь разнотравья на холмах. Как быстро ты угасла. Жизнь твоя Мелькнула, словно сон. Мне не забыть Твоей слегка танцующей походки, Когда светилось радостью чело И очи так доверчиво глядели. Но дивный светоч фатумом загублен. Увы, Нерина! Прежняя любовь Моим владеет сердцем, и порою, Идя на праздник, говорю себе: Тебя, Нерина, там не встречу я. Наступит месяц май, и вновь юнцы Возлюбленным фиалки понесут. Но для тебя, Нерина, нет возврата К весеннему цветенью и любви. В погожий день на луг цветущий глядя, Я думаю: не суждено Нерине Вновь благовонным воздухом дышать. И я скорблю - навечно мы расстались. Но память о подруге грез моих Волнует ретивое, оставаясь Воспоминаньем горьким на душе. XXIII НОЧНАЯ ПЕСНЬ ПАСТУХА, КОЧУЮЩЕГО В АЗИИ Что делаешь на небе ты, Луна? Безмолвная, ответь. Восходишь вечером, бредешь одна, Пустыни созерцая,- и заходишь. Ужель ты не пресытилась опять Извечною тропой Идти и вновь долины узнавать Все те же под собой? Не так ли пастуха Жизнь тянется, как эта? Встает он с первым проблеском рассвета, Скотину гонит, видит Стада, ключи и травы; Потом, устав, во тьме смыкает вежды, И ни на что другое нет надежды. Ужели не гнетет Жизнь эта - пастуха, А жизнь твоя - тебя? Куда стремится Путь краткий мой и твой извечный ход? Старик седой и слабый, Босой, полуодетый, С вязанкой дров тяжелой за спиной, Под ветром, под дождем, в полдневный зной, По кручам, по долинам, По камню, по песку, через кусты, По леденящему покрову снега Бежит и задыхается от бега; Пересекает и поток и топь; Упав, встает; спешит все больше, больше, Не смея отдохнуть; В крови, изранен; наконец приходит. Сюда его вели Дорога и старанья: Огромный, страшный перед ним обрыв. Он низвергается, все вмиг забыв. Гляди, Луна невиннейшая, вот Как смертный человек внизу живет. В мученьях он родится, В самом рожденье - сразу смерть таится. Боль и страданье - первое, что он Испытывает. С самого начала Отец и мать его хотят утешить В том, что родился он; Потом он вырастает - Они его лелеют; и потом Словами и делами много лет Приятное ему стремятся сделать, Смысл бытия открыв, утешив этим: По отношенью к детям Любовней долга нет. Но для чего тогда рождать на свет И для чего поддерживать жизнь в том, Кто просит утешенья? Коль жизнь людей несет несчастье им, Зачем ее мы длим? Светило целомудренное, вот Как человек живет; Но не из смертных ты, И речь моя вотще к тебе плывет. Но, странница извечная, одна, Задумчивая, ты, быть может, знаешь, Что есть земная жизнь, Страданье наше, наши воздыханья; И что есть смерть - что означает бледность Последняя в лице И гибель всей земли, исчезновенье Привычного, возлюбленного круга. Конечно, понимаешь Ты суть вещей и что земле несет Закат или восход, Бег времени безмолвный, бесконечный. И знаешь ты, какой своей любви Весна улыбку дарит; Кто зноя ждет и для кого зима Что темная тюрьма. Тебе открыты тысячи вещей, От пастуха простого скрытых тайной. Порой, когда гляжу я на тебя, Как ты безмолвно светишь на равнину, У горизонта слившуюся с небом, Или бредешь со стадом, Как я, дорогой длинной; Когда гляжу, как небосвод обилен Созвездьями, и мыслю: Зачем такое множество светилен? И беспредельность воздуха? и глубь И ясность неба без конца? что значит Огромная пустыня? что я сам? - Так рассуждаю про себя: о зданье Безмерном, горделивом И о семье бесчисленной; потом О стольких муках, о движеньях стольких И на земле и в небе всяких тел - Вращенью их отыщется ль предел? Откуда двинулись - туда вернулись; Разгадки не добиться, Что пользы в том и где плоды. Но ты, Ты знаешь все, бессмертная юница. Мне ж - смысл один лишь ведом, Что сей круговорот, Что бренное мое существованье Других, быть может, к благу и победам, Меня же - лишь к несчастью приведет. Ты счастливо, о дремлющее стадо, Скрыт от тебя твой жалкий жребий. Как Завидую тебе я! Не потому лишь, что тебе не надо Страдать; что все лишенья, Страх, тяготы ты тотчас забываешь; Но потому, что скуки отвращенья К бегущим дням не знаешь никогда. Ты на траве в тени - Спокойно и довольно; И большую часть года, Не зная скуки, так проводишь ты. Я ж на траву сажусь, укрытый тенью, Но дух мой предается отвращенью, Как бы ужален шпорой: И мечется душа моя, которой Покоя нет и места не найти. А я ведь не желаю ничего, И не было еще причин для слез. Ты счастливо. Ответить на вопрос: Чем счастливо и как? - мне не дано. Я ж мало наслаждений знал еще, О стадо, но не только это больно. Когда б могло ты говорить, то я Спросил бы лишь одно: Скажи мне, почему В благополучной праздности - довольство Находят все наперечет, А я - лишь отвращение и гнет. Вот если б я в заоблачный полет На крыльях мог умчаться, Чтоб бездна звезд мне вся была видна, Чтоб я, как гром, бродил в горах - я был бы Счастливее, о сладостное стадо, Счастливей, о безгрешная Луна! Иль, может быть, не прав, когда гляжу я На чью-то жизнь чужую; Все так ли будет иль наоборот, Родившимся - несчастья груз сполна Их первый день несет. XXIV ПОКОЙ ПОСЛЕ БУРИ Вот миновала буря; Я слышу, как ликуют птицы; снова Выходит курица во дворик, повторяя Стишок свой. И небес Голубизна над той горой на юге Растет; все очищается в округе, И светлой кажется река в долине. В сердцах опять веселье; там и тут Шум слышен снова; все Взялись за прежний труд. Ремесленник с работою в руках У двери появляется - взглянуть На небо; погодя Выходит женщина с ведром к потоку Недавнего дождя. Торговец травами - переходя С тропинки на соседнюю - опять, Как прежде, принимается кричать. Вернувшегося солнца луч принес Холмам улыбку и усадьбам. Окна И двери можно в доме распахнуть: Я издали услышал Звон бубенцов с дороги, скрип колес Повозки, что опять пустилась в путь. В сердцах веселье вновь. В какое из мгновений Бывает жизнь отрадней, вдохновенней? Когда еще такая же любовь К трудам своим людьми овладевает? Толкает к новым? К прежним возвращает? Когда еще их беды не тревожат? Дитя боязни - радость; Веселье тщетное - Плод страха миновавшего, когда Смерть угрожала тем, Кому ужасна жизнь; Когда, безмерно мучим, Оборван, бледен, нем, Перед препятствием могучим Людской сдавался род На милость молниям, ветрам и тучам. О благосклонная природа, вот Дары и наслажденья, Что ты готовишь смертным, Нам наслажденье нынче - Преодолеть мученье; Ты щедро сеешь муки, а страданье Само восходит. Радость, Из ужаса родившаяся чудом,- Уже большая прибыль. Род людской, Любезный тем, для коих смерти нет! Ты счастлив даже лишку, Коль дали передышку Средь горя; и блажен, Коль смерть тебя от всех врачует бед. XXV СУББОТА В ДЕРЕВНЕ Охапку трав на плечи взгромоздив, Проходит девочка в лучах заката, И несколько фиалок и гвоздик В ее руке зажато, Чтоб завтра, в праздник, в поясе их спрятать, И в волосы воткнуть, И грудь украсить, по обыкновенью. Ступень одолевая за ступенью, Старушка с прялкой ветхою своей Спешит к соседкам, что уселись кругом, Порассказать о лучших временах, Когда она на праздник наряжалась И шла плясать к подругам Под вечер, в те прекраснейшие годы Над старостью смеясь и над недугом. Уже просторы воздуха темны, Вновь небо сине, вновь ложатся тени От кровель и холмов Под бледным светом молодой луны. И вот уже звонят - И наступает праздник. Как будто с этим звуком Вновь в сердце сил излишек. Веселый шум и гам Несет гурьба мальчишек, Мелькая тут и там По площади селенья. Меж тем, насвистывая, земледелец - В мечтах о наступленье Дня отдыха - за скудный стол садится. Когда ж погаснут все огни вокруг И смолкнет всякий звук, Услышу я, как трудится столяр, Он что-то пилит, молотком стучит, Усердствует; он запер мастерскую И засветил фонарь, Чтоб кончить все к рассвету. Вот этот день, желаннейший в седмице,- Больших надежд и радостных причуд; С собою завтра принесут Часы тоску и грусть; и в мыслях каждый К работе повседневной возвратится. Неугомонный мальчик, В своем цветенье юном С днем, радости исполненным, ты схож. Блестящим, чистым сплошь, Грядущей жизни праздничным кануном. Им наслаждайся нынче, мой проказник: Ты чудом опьянен. Теперь - молчок; пусть (хоть и медлит он) Тебе не будет в тягость этот праздник.