(В восторге.) Они убиты! Да, убиты! Первая девушка. Замолчи, замолчи, старуха! Нищенка. Вижу: их глаза цветам подобны, но цветы мертвы; их зубы двум горстям подобны снега затвердевшего; упали вместе, оба, а невеста возвращается: алеют кровью волосы и платье. Так все было. Так, как должно. Грязный ил лежал на чистом золотом цветке. (Уходит.) Девушки наклоняют головы и, двигаясь ритмично, уходят. Первая девушка. На чистый золотой цветок... Вторая девушка. Ложится грязный ил. Девочка. Они на чистых золотых цветах несут их, мертвых женихов. Смотрите: смугл один из них и так же смугл другой. Над ними вьется соловей с тоскливой песней. (Уходит.) Сцена некоторое время пуста. Затем входит Мать и плачущая Соседка. Мать. Перестань. Соседка. Не могу. Мать. Перестань, говорю. (Подходит к двери.) Здесь никого нет? (Прикладывает руки ко лбу.) Мой сын ответил бы мне. Но сын мой теперь лишь ветка с сухими цветами. Невнятный голос, долетающий из-за гор. (Соседке, в ярости.) Да перестанешь ты? Я не хочу, чтобы плакали в этом доме. Ваши слезы текут из глаз, а мои слезы, когда я останусь одна, прихлынут к глазам из ступней, и они будут горячее крови. Соседка. Идем ко мне, не оставайся здесь. Мать. Нет, я хочу быть здесь, здесь. Я буду спокойна. Все умерли. В полночь я буду спать, буду спать, не боясь ни пистолета, ни ножа. Другие матери выглянут в окно, и дождь станет сечь им лицо, а они все будут смотреть, не идут ли сыновья. Я - нет. Сон мой обернется холодной голубкой из слоновой кости, и она осыплет склеп камелиями из инея. Но нет, не склеп, не склеп. Сама земля приютила их и убаюкала на своем ложе. Входит Женщина в черном, она проходит направо и преклоняет колени. Мать (Соседке). Отними руки от лица. Впереди страшные дни. Я никого не хочу видеть. Земля и я. Мой плач и я. И эти четыре стены. Ах! Ах! (Садится в изнеможении.) Соседка. Пожалей себя. Мать (откидывает волосы назад). Я должна быть спокойной. (Садится.) Придут соседки, а я не хочу, чтобы меня видели такой бедной. Такой бедной! У меня нет даже сына, которого я могла бы прижать к губам. Входит Невеста. Она в черном плаще, без венка. Соседка (увидев Невесту, в ярости). Куда ты? Невеста. Я пришла сюда. Мать (Соседке). Кто это? Соседка. Не узнаешь? Мать. Потому и спрашиваю. Ведь я должна не узнавать ее, а не то я вонжу ей зубы в горло. Змея! (Грозно направляется к Невесте, но, овладев собой, останавливается. Соседке.) Видишь ее? Она здесь, и она плачет, а я спокойна и не вырываю ей глаза. Не знаю, что со мной. Может быть, я не любила своего сына? А ее честь? Где ее честь? (Бьет Невесту. Та падает на пол.) Соседка. Ради бога! (Пытается оттащить ее.) Невеста (Соседке). Оставь ее, я пришла затем, чтобы она меня убила и чтобы меня похоронили рядом с ними. (Матери.) Но не руками надо бить, а железным крюком, серпом - пока не сломаются кости. (Соседке.) Оставь ее! Пусть она знает, что я чиста и что я сойду с ума, но меня похоронят чистой - ни один мужчина не любовался белизной моей груди. Мать. Молчи, молчи, что мне до этого? Невеста. Да, я бежала с другим, бежала! (С тоской.) Ты бы тоже бежала. Я сгорала на огне, вся душа у меня в язвах и ранах, а твой сын был для меня струйкой воды - я ждала от него детей, успокоения, целебной силы. Но тот был темной рекой, осененной ветвями, волновавшей меня шуршаньем камышей и глухим рокотом волн. И я пошла за твоим сыном - ведь он был холодным ручейком, - а тот посылал мне вслед стаи птиц, и они мешали мне идти и веяли холодом на мои раны, веяли холодом на бедную иссохшую женщину, девушку, обласканную огнем. Я не хотела, пойми! Я не хотела, я не хотела! Я стремилась к твоему сыну, и я его не обманывала, но рука того подхватила меня, как шквал. И он подхватил бы меня рано или поздно, даже если б я состарилась и все дети твоего сына вцепились мне в волосы! Входит Вторая соседка. Мать. Ни она не виновата, ни я! (С горькой иронией.) Кто же тогда виноват? Жалка, слаба и бесстыдна та женщина, что сбрасывает свадебный венок и цепляется за краешек ложа, которое согрела другая. Невеста. Молчи, молчи! Отомсти мне: я здесь! Посмотри, какая у меня нежная шея: тебе это будет легче, чем срезать георгин в саду. Но нет! Я чиста, чиста, как новорожденная. И достаточно сильна, чтобы доказать тебе это. Зажги огонь. Поднесем к нему руки: ты - за своего сына, я - за свое тело. Первой отдернешь их ты. Входит Третья соседка. Мать. Что мне твоя чистота? Что мне твоя смерть? Что мне до этого? Благословенна пшеница, ибо под ней мои сыновья. Благословен дождь, ибо он омывает мертвых. Благословен бог, ибо он всех нас упокоит. Входит Четвертая соседка. Невеста. Позволь мне плакать вместе с тобой. Мать. Плачь. Но у дверей. Входит Девочка. Невеста становится у двери. Мать - на середине сцены. Жена (входит и идет налево). Был прежде всадником прекрасным - теперь, увы, он глыба снега. По ярмаркам и по горам он ездил, знал объятья женщин - теперь один лишь мох ночной чело холодное венчает. Мать. Он, как подсолнечник, стремился к любимой матери-земле, он чистым зеркалом казался. Так пусть на грудь твою положат из горьких мирт прощальный крест, пускай тебя покроет саван из шелка яркого, пусть плачет вода в руках твоих спокойных. Жена. Четыре отрока склоненных несут их. Как устали плечи! Невеста. Четыре отрока влюбленных несут по воздуху к нам смерть! Мать. Соседки... Девочка (в дверях). Их несут сюда. Мать. Не все ль равно: вот крест. Невеста. Пусть крест всех защитит - живых и мертвых. Мать. Соседки милые! Ножом, вот этим ножичком в тот день, что был судьбой для них назначен, меж часом и двумя убили друг друга два мужчины сильных из-за любви. А этот нож, а этот ножичек так мал, что выпадает он из рук, а между тем он проникает незримо в глубь смущенной плоти, он останавливает бег свой там, где дрожит в клубке сплетенном незримый корень наших криков... Невеста. Ножом вот этим... Он так мал, что выпадает он из рук. Он рыбкою без чешуи, он рыбкой, брошенной на берег, казался прежде, но в тот день, который им судьбой назначен, меж часом и двумя друг друга ножом зарезали вот этим два гордых и суровых мужа. Теперь лежат они недвижно, на их устах желтеет смерть. Соседки, стоя на коленях, плачут. Занавес ПРИМЕЧАНИЯ Есть свидетельства, что сюжет этой трагедии был подсказан Гарсиа Лорке газетной корреспонденцией; вместе с тем основные ее мотивы намечены еще в "Поэме о канте хондо" (см., например, стихотворение "Встреча") и в "Цыганском романсеро". По словам самого автора, замысел трагедии возник в 1927 году. "Пять лет я вынашивал "Кровавую свадьбу", - говорил он, рассказывая о том, как работает над пьесами, - три года потратил на "Йерму"... Оба эти произведения - плод действительности. Реальны их действующие лица; строго достоверна основа каждой пьесы... Сперва - заметки, наблюдения, взятые прямо из жизни, иногда из газет... Затем обдумывание сюжета. Обдумывание долгое, неотступное, добирающееся до сути. И, наконец, решительный прыжок от воображения к сцене" (интервью 1935 г.). "Кровавая свадьба" была написана летом 1932 года и впервые прочитана друзьям 17 сентября в Мадриде. Премьера трагедии в постановке труппы Хосефины Диас де Артигас под руководством автора состоялась 8 марта 1933 года в Мадриде. Пьеса вышла отдельным изданием в Мадриде в 1935 году. Стр. 213. Апельсинную ветку я положу сюда...- По испанскому народному обычаю, жених накануне свадьбы дарит невесте апельсинную ветку из воска. Стр. 225. Пойдем к ней за булавками. - Согласно народному поверью, девушку, которая первой получит две булавки с платья невесты, ожидает вскоре счастливое замужество. Л. Осповат