музейными восковыми фигурами, - они оживают вместе со своим временем и своим делом. А главное, в книгах Ильина - даже самых ранних - уже видна та целеустремленность, которая особенно четко проявилась в его "Рассказе о великом плане". И прошлое и настоящее - для него ступени, которые ведут в будущее. --- Конец двадцатых и начало тридцатых годов были трудным периодом в жизни Ильина. С каждым годом все больше захватывала его литературная работа, хоть и нелегко было сочетать ее с поглощающей много времени химией. И все же он долго не сдавался, надеясь, что рано или поздно ему удастся так наладить жизнь, чтобы одна работа не мешала другой. Ведь вот удалось же композитору А. П. Бородину служить одновременно двум божествам - музыке и химии. Мы знаем имена замечательных художников, которые были вместе с тем инженерами и учеными, знаем имена ученых, которые были поэтами. Но чем дальше, тем все труднее становилось даже самым талантливым людям совмещать занятия искусством и наукой. Тот, кто серьезно работал в одной из этих областей, оставался дилетантом в другой. Бородин был редчайшим исключением. Может быть, именно поэтому образ Бородина, смелого искателя новых путей в музыке и в химии, был особенно дорог Ильину. Недаром в зрелые годы он - вместе со своей женой Еленой Сегали - посвятил жизни Бородина-композитора и Бородина-химика большую повесть [12]. Не только по этой повести, но и по другим книгам Ильина видно, что искусство и литература увлекали его так же, как наука и техника. И все же в конце концов ему пришлось сделать выбор между научной и литературной работой. Вернее сказать, выбор сделала за него тяжелая хроническая болезнь легких. Это она лишила его возможности работать в химической лаборатории Технологического института, в котором по окончании курса он проходил аспирантуру. Года два после этого он все еще не хотел расстаться с химией: работал в должности инженера на Невском стеариновом заводе, проектировал первый в России завод искусственных эфирных масел, который и был построен по его проекту. И в те же самые годы он писал свои четыре книги по истории вещей - да еще и пятую с причудливым заглавием "Сто тысяч почему" и не менее загадочным подзаголовком "Путешествие по комнате". Если в его истории часов и письменности речь идет о многих веках и странах, то в этой книге говорится всего лишь об одной комнате. И тут оказывается, что наша комната со всей ее простой и обычной обстановкой - это целая страна, по которой очень интересно путешествовать. У каждой из окружающих нас вещей - своя история, свой возраст, своя родина. "Вот у вас на столе вилка и нож. Они всегда вместе, будто брат и сестра. А знаете ли вы, что нож, по крайней мере, на пятьдесят тысяч лет старше вилки? Нож был еще у первобытных людей, правда не железный, а каменный, а вилкой стали пользоваться всего лет триста тому назад. Люди знают, когда и кем изобретены телефон и электрическая лампочка, а спросите их: давно ли придумано зеркало, носовой платок, давно ли стали мыться мылом?.. На эти вопросы очень немногие ответят" {Кавычки здесь и в дальнейшем означают выдержки из книг М. Ильина. В тех случаях, когда цитаты даны из других источников, на это указывается особо в тексте или в примечаниях. (Прим. автора.)}. Вещи менялись, совершенствовались, странствовали по свету, переходя от народа к народу, из страны в страну, прежде чем дошли до нас. Любопытные сведения о вещах даются в книге "Сто тысяч почему" не в виде занимательной смеси, которою иногда развлекают читателей журналы в часы досуга. У Ильина они неразрывно связаны с историей быта и нравов различных эпох. "Путешествие по комнате" учит внимательнее вглядываться в окружающую обстановку и глубже вдумываться в те простые повседневные явления, которые многие из нас только называют, не давая себе труда разобраться в их сущности, - например: почему дрова в печке трещат, почему мыло моет, бывает ли у огня тень и т. д. В этой книге, как и в других, Ильин стремится показать читателю, насколько интереснее, шире и глубже становится мир обыкновенных вещей, если смотреть на них понимающим взглядом. Работа над "маленькой энциклопедией", состоящей из первых пяти книг, требовала от Ильина не только поисков предельно ясного стиля, но и овладения очень большим и разнообразным материалом, относящимся к разным векам и странам. Так жил он и работал, деля свое время между заводской лабораторией иписьменным столом, пока болезнь не принудила его оставить город, а затем и завод. В сущности, от болезни зависели почти все перемены и повороты в его внешней жизни. И если наконец ему довелось целиком отдаться литературным трудам, то и этим он был обязан своему старому врагу - болезни. Именно тогда, отказавшись от работы на заводе, он и взялся за книгу, окончательно определившую его дальнейший путь. --- Покинув Ленинград, Ильин поселился в городе-парке, который в то время назывался Детским Селом, а теперь носит имя Пушкина. Небольшой городок с широкими улицами и тенистыми бульварами, с двухэтажными и одноэтажными, деревянными, а кое-где и каменными домами производил бы впечатление провинциального города - скорей губернского, чем уездного, - если бы за его опрятными, мощеными улицами не открывались величественные парки с дворцами екатерининской эпохи и если бы старое Царское Село не было озарено славой поэта - царскосельского лицеиста. Жизнь здесь была неторопливая и спокойная. Тишину нарушало только дребезжание извозчичьих пролеток, цоканье копыт по булыжнику да гудки паровозов со станции, находящейся в самом городе. Ильин жил здесь в уединении, обложенный горами книг, набранных для очередной работы. Ясные дни он проводил в парке, не разлучаясь и там с книгой. Всю жизнь любил он часы тишины и душевного покоя, наполненные бодрой и сосредоточенной работой. Смолоду мечтал жить среди природы. И вот все это нежданно-негаданно пришло к нему и принесло с собой новые силы для работы и борьбы с болезнью. Вместе с ним поселилась в Детском Селе, охотно отказавшись от городской обстановки, его молодая жена, писательница Елена Александровна Сегал. Я часто приезжал к ним из Ленинграда на целый день, а иной раз и с ночевкой. Мы обсуждали с Ильиным замысел книги, которую он собирался написать. Впервые после исторических тем он взялся за самую современную: о первой пятилетке. По первоначальному замыслу это был всего только небольшой очерк о только что опубликованных цифрах пятилетнего плана. Предназначался он для детей и носил название "Цифры-картинки". Есть, мол, на свете книжки с цифрами и есть книжки с картинками. А вот на днях появилась книжища в 1680 страниц, где за каждой цифрой скрывается картинка или, вернее, картина того, что будет у нас построено за пять лет. Одна цифра - это паровозы, другая - пароходы, третья - тракторы, автомобили и т. д. И за всеми этими цифрами можно уже ясно разглядеть множество будущих заводов, фабрик, совхозов, электростанций - целые союзы электростанций, - новые железные и шоссейные дороги, новые каналы, озера, новую с (рану. Очерк имел успех. Но для Ильина это было только началом работы. Его воображению уже рисовалась книга о великом социалистическом строительстве. Отдельные картинки сливались в большую картину. Написать на ту же тему очередную агитационную брошюру, пользуясь цифрами государственного плана и цитатами из газет и речей, было бы делом нехитрым. Такую книжку для юношества уже поспешило выпустить одно из ленинградских издательств. А Ильин взял на себя задачу потруднее. Ему хотелось, чтобы книга о пятилетке раскрывала самую сущность планового хозяйства, противопоставляя ему анархию, бесхозяйственность и расточительство мира частной собственности и наживы. Очерк "Цифры-картинки", положивший начало этой работе, дал ей и верное направление. Рассчитанный на младших школьников, он требовал от автора настоящих находок: простого, остроумного, кристаллически-ясного замысла и такого же четкого построения всей книги. В процессе работы возраст предполагаемого читателя значительно повысился. Но оттого, что книга была первоначально задумана для младших ребят, она только выиграла в живости и простоте языка, в наглядности изложения, ничуть не теряя серьезности. Приступая к работе, Ильин отчетливо сознавал, какие трудности и опасности могут встретиться ему в пути. Так легко потонуть в материале, во множестве цифр и превратить книгу опятилетке в некий каталог будущих заводов, фабрик, электростанций и т. д. А если и удастся избежать этой опасности, то не менее трудно справиться с другой. Можно рассказать очень хорошо, стройно и понятно о великом плане, но от этого книга еще не станет увлекательной, то есть такой, которую брали бы по доброй воле и не отрываясь дочитывали до конца. Ведь у нее нет даже самого простого, но сколько-нибудь интригующего сюжета, который заставляет читателя глотать страницу за страницей в ожидании развязки. Уж не придумать ли для книги какой-нибудь условный сюжет, как это делают многие популяризаторы, не верящие в занимательность своего материала и потому пытающиеся придать ему остроту псевдобеллетристической приправой? Но такой лукавый путь никогда не приводил к созданию увлекательной книги. Великий английский поэт Вильям Блейк говорил: "Здоровая пища добывается без сети и западни" [13]. Это вполне применимо к познавательной книге. Ильин никогда не думал привлечь внимание к своим книгам какими бы то ни было приманками. Как поэт, он верил, что читателя не может не взволновать то, что волнует его самого. Он напряженно вглядывался в материал, стараясь увидеть в нем будущее строение своей книги. Пятилетка. Первый в мире многолетний план строительства, план одновременной перестройки огромной страны. Разве сама по себе - безо всяких посторонних украшений и нарочито придуманного сюжета - эта тема недостаточно увлекательна? Показать читателю всю стройность и последовательность пятилетнего плана, перспективу преодоления всех преград и трудностей, встающих на пути, - вот главная задача книги, как ее определил для себя Ильин. Так он и строит свой рассказ о пятилетке. Он вводит читателя, как хозяина, во все подробности небывалой по размаху стройки, решает с его участием важнейшие задачи, обсуждает с ним, где и какие заводы, фабрики, электростанции надо построить, где провести новые железнодорожные пути, отдает ему, как хозяину, полный отчет в том, сколько у нас добывается угля, нефти, железа и что нужно для того, чтобы довести добычу до тех цифр, какие указаны в плане пятилетки. Читатель должен чувствовать себя ответственным участником этого большого, всенародного дела. Даже для каждого школьника находится посильная задача. Обращаясь к ребятам - будущим хозяевам страны, - Ильин пишет: "Устраивайте экспедиции, составляйте подробные карты. На этих картах отмечайте все, что может пригодиться для пятилетки. Попросите старших товарищей и учителей помочь вам, поучитесь у них определять минералы... Вы вряд ли отличите кусок руды от простого камня. А это надо уметь разведчику. И одних книг для этого мало. Тут нужно самому посмотреть и потрогать..." --- В своей книге Ильин показывает, какие неисчерпаемые возможности открывает людям социалистический труд, социалистический порядок. До сих пор не было страны, где бы так дружно и согласованно трудились в едином строю работники самых разнообразных специальностей. Научные институты во главе с Академией наук, заводы, шахты, нефтяные промыслы, электростанции, железные дороги, авиация и пароходства - все помогают друг другу, все делают общее дело. Масштабы этой взаимопомощи Ильин показывает на очень убедительных примерах. Книгу "Рассказ о великом плане" он писал в 1929 году. Но и в ней уже идет речь о будущих мощных комбинатах заводов, о союзах электростанций. В главе "Электрическая страна" Ильин говорит: "Со временем мы все комбинаты свяжем общей электрической сетью. В первую очередь мы протянем электрические провода из Днепростроя в Донбасс. Днепрострой и Донбасс дружно возьмутся за руки. Когда у Донбасса будет нужда в токе, ему поможет Днепрострой. Когда Днепрострою нужен будет ток, ему поможет Донбасс. А это будет случаться каждый год. Весной, когда на поверхности земли разливаются реки, подземные воды тоже начинают буянить - заливать шахты. День и ночь работают электрические насосы - откачивают воду. Остановить насосы - зальет. Мудрено ли, что в это время Донбассу не хватает своего тока, нужен ток до зарезу. А на Днепре в это время половодье, высокая вода, работают все до единой трубины, тока хоть отбавляй. Вот тогда-то и поможет Днепр Донбассу, пошлет ему ток для насосов. А когда вода спадет, когда турбинам не хватит воды и днепропетровским заводам не хватит энергии, тогда с Днепростроя дадут знать в Донбасс: - Помогайте! ...Но это только начало. Будет время, когда мы всю страну сделаем электрической". В примечании к посмертному изданию "Рассказа о великом плане", вышедшему в 1959 году - почти через тридцать лет после первого, - говорится: "Опыт социалистического строительства полностью подтвердил правильность мысли, которую здесь высказывает М. Ильин. Создание мощных энергетических систем, в которых электростанции как бы подают друг другу руки, соединяются в единое кольцо, сделало работу больших электростанций с очень мощными котлами и турбинами не только выгоднее, но и надежнее (временное прекращение работы одной крупной станции не нарушает нормальной работы всей системы)". Подобные же примечания сделаны в посмертном издании к тем страницам "Рассказа о великом плане", где говорится о будущем освоении пустошей и целинных земель, о строительстве каналов, соединяющих реки. Заглянуть в будущее позволило автору книги о первой пятилетке внимательное изучение государственного плана, в котором можно было уже увидеть основные направления будущего преобразования страны. --- Очень немногих примечаний, добавлений и поправок потребовали бы сейчас те главы "Рассказа о великом плане", в которых говорится о богатейшей в мире капиталистической стране, лежащей за океаном. Страна эта является антиподом нашей не только потому, что находится в противоположном полушарии, но и по всему своему строю и укладу. Беглыми, но характерными чертами изобразил в своей книге Ильин некую "Сумасшедшую страну", где творятся такие нелепости, до которых не додумались бы и салтыковские пошехонцы. Здесь жгут зерно вместо топлива, выливают в реку тысячи галлонов молока, оставляют в земле целые урожаи картофеля, тратят сырье и энергию на изготовление вещей, которые никому не нужны. Во всем этом нет ни малейшей выдумки или преувеличения. Все факты взяты из показаний самих американцев - из их статистических материалов, из трудов крупных экономистов. Но это было более тридцати лет тому назад. Что же, изменилась Америка за эти годы? Да, конечно, но не к лучшему. Ее политика стала более авантюрной, опрометчивой и суетливой, экономика - еще менее устойчивой. Кажется, что будто сегодня, а не в конце двадцатых годов были написаны строчки, в которых Ильин прямо-таки с азбучной {Недаром эта книга Ильина вышла в Америке под заглавием "Азбука новой России" ("New Russia's Primer, New York and Boston, 1931). (Прим. автора)} простотой и наглядностью показывает сущность безумной и азартной игры, носящей название "конкуренция". "Для того чтобы иметь как можно больше денег, - пишет Ильин, - фабрикант старается поменьше платить тем, кто на него работает. Но ведь рабочих во много раз больше, чем фабрикантов. Кто главный покупатель товаров? Те люди, которые работают на фабриках, в магазинах, на железных дорогах, на сельскохозяйственных фермах. И чем меньше они получают денег за свой труд, тем меньше они в состоянии покупать. Что же получается? Получается, что в стране лишние товары, а покупать их некому... В газете появляется статья: - Ешьте больше мяса! Это стараются мясоторговцы. Другая газета убеждает: - Ешьте больше хлеба! Третья газета настаивает: - Пейте больше молока!.. - Покупайте велосипеды! - Покупайте вечные перья! - Покупайте никелированные кровати! Игра идет все азартнее и азартнее. Цель игры - получить кошелек покупателя. Этот кошелек один, а желающих его получить много. Если человек будет покупать карандаши, у него не хватит денег на вечное перо. И вот люди, которые делают вечные перья, становятся заклятыми врагами людей, которые делают карандаши. Воюют не только карандаши с перьями, воюют туфли с сапогами, сапоги с велосипедами, велосипеды с автомобилями, автомобили с железными дорогами..." "Нефть воюет с углем, лес с металлом, земледелие с промышленностью, город с деревней. Все воюют против всех". Примечательно, что это острое, но правдивое изображение американской действительности не помешало "Рассказу о великом плане" получить признание нью-йоркского "Клуба лучшей книги за месяц" (тогда это еще было возможно!). --- Помню, задолго до окончания книги я как-то сказал Ильину, что она может встретить широкий отклик во всем мире, если только удастся найти пронизывающую всю книгу внутреннюю фабулу, которая держала бы читателя в напряжении от первой главы до последней, Я сказал это и тут же подумал: уж не хватил ли я через край? Так далеко было от этой скромной комнаты на одной из окраинных улиц тихого Детского Села до "всего мира". Да и сам Ильин не принял моих слов всерьез. Он решил, что это не более чем педагогический прием - желание поддержать его в трудную минуту. Прежние книги Ильина имели у читателей успех, но были популярнее своего автора, которого еще не успела как следует заметить критика. И вот наконец большая работа над совсем небольшой по объему книгой была закончена. Книга пошла в печать. Первые отзывы критики были не слишком благоприятны. Но, по счастью для авторов, первые отзывы редко бывают окончательным приговором. Вскоре "Рассказ о великом плане" случайно попал в руки одному из самых неутомимых и неравнодушных читателей - Алексею Максимовичу Горькому. Горький "читал и смеялся от радости" {"Литературный современник", 1936, Э 8, стр. 9-12. (Прим. автора.)}. "Очень радует меня успех "Рассказа о великом плане", - писал он Ильину из Италии, - огромное значение имеет этот успех" {Письмо из Сорренто от 29 июня 1932 г. (Прим. автора.)}. По поручению Алексея Максимовича книга была послана в Нью-Йорк профессору Каунтсу, который перевел ее на английский язык. Вслед за тем она вышла в Англии, Франции, Германии, Чехословакии - более чем в двадцати странах. Разумеется, этот успех объясняется не только достоинствами книги, но и тем огромным интересом, который вызвал во всем мире наш пятилетний план. "У Москвы есть план" - так прямо и называлась книга в английском издании. Но по-настоящему горячо ее встретили наиболее прогрессивные круги в Европе, в Китае, в Японии. Ромен Роллан писал Государственному издательству в 1932 году: "Эта книга - маленький шедевр, и было бы хорошо, если бы ее перевели на все языки. Ни одна книга не передает так ясно и общедоступно великое значение героической работы Советского Союза..." --- Не меньшим успехом пользовалась у нас и за рубежом книга Ильина "Горы и люди". Горький назвал ее "поэмой о настоящем" {Предисловие А. М. Горького к книге "Горы и люди", Изд-во детской литературы, М. - Л. 1936. (Прим. автора.)}. А вслед за этими двумя книгами стали издаваться и переиздаваться у нас и во многих странах более ранние книги Ильина: "Солнце на столе", "Черным по белому", "Который час?", "Как автомобиль учился ходить", "Сто тысяч почему" и другие. У Ильина явилась возможность отдохнуть и основательно полечиться. Несколько месяцев в 1931-1932 году он провел в горах Шварцвальда, где среди снегов его грело южное солнце. В этом горном санатории Ильин немного поздоровел и окреп, а затем снова взялся за работу. Он задумал новую большую книгу о том, как человек научился мыслить. Тема книги была подсказана Алексеем Максимовичем Горьким. Ему книга и посвящена. На подготовку к работе ушло много месяцев, если не считать нескольких лет, которые Ильин ранее посвятил истории материальной культуры. В сущности, все, что он писал до тех пор, вело к большой книге о Человеке. В предыдущих его книгах было рассказано о тех простых и основных завоеваниях человечества, которые теперь никого не удивляют. Человек не довольствовался светом солнца, луны и звезд и сам научился добывать свет. Человек определял время по солнцу, но этого ему было мало. Он придумал часы, где стрелкой стала солнечная тень, и перепробовал множество способов измерять время, ибо - "все, что продолжается сколько-нибудь времени, может быть мерой времени, как все, что имеет длину, может быть мерой длины. Только после длительных поисков человек изобрелпружинные часы. Достоинство пружины Ильин определил несколькими словами: "Главное ее свойство - упрямство". Но, пожалуй, величайшим из достижений человека было то, каким теперь он овладевает в первом классе школы: он научился писать. Для этого ему понадобились не месяцы, а века. И вот появляется книга - в продолжение многих столетий рукописная и, наконец, печатная. Человеческая мысль вырвалась на широкий простор. Но кто же он такой, сам-то Человек, который создал весь этот мир вещей? Его биографию дает читателю объемистая книга - вернее, две книги {Впоследствии обе книги составили один том, содержащий три части. - С.М.} - "Как человек стал великаном", написанные М. Ильиным в сотрудничестве с Еленой Сегал. Первая книга начинается как сказка о некоем загадочном великане. Руки его поднимают любые тяжести и простираются очень далеко, ноги могут пробежать в день тысячи километров. Он летает выше и быстрее птиц, плавает и ныряет дальше и глубже всяких рыб, видит далекое и даже невидимое, слышит, что говорят на других материках. Такой великан существует на самом деле. Это - современный человек. Но прежде чем стать великаном, человек должен был стать _человеком_, пройти "школу-тысячелетку", - вернее, "многотысячелетку ". Несмотря на сказочные образы и обороты речи, первая книга серьезно и обстоятельно рассказывает о том, как труд сделал человека из обезьяноподобного существа. Точно так же, как и в других книгах Ильина, научные сведения здесь не излагаются, а претворяются в живые образы. Вот будущий великан только учится ходить. Вот впервые спускается "с верхнего яруса" девственных лесов, где он жил до того, на землю. Тут ноги первобытного человека, которым уже не приходится цепляться за стволы и ветви деревьев, освобождают его руки для работы. Человек переселяется из лесу в речные долины. Откуда же нам известны детство и юность героя книги? Об этом говорят следы. Но следы не ног, а рук: камни, найденные в речных долинах, камни-орудия, которые имеют такую форму, какую могла им придать только человеческая рука. "Самые древние из каменных орудий - это камни, оббитые с двух сторон ударами другого камня". У человека нет таких орудий для работы, данных природой, как у бобров, умеющих валить деревья острыми, крепкими резцами, или как у рыжих лесных муравьев, орудующих ножницами, которыми снабжена их голова, и лапами-лопатами, которые копают и отбрасывают землю. "К двадцати пальцам и тридцати двум зубам, которые человек получил от своих предков, он добавил еще тысячи самых разнообразных - длинных и коротких, толстых и тонких, острых и тупых, колющих, режущих, бьющих - пальцев, резцов, клыков, когтей, кулаков". Это дало ему столь значительные преимущества в состязании с другими живыми существами, что угнаться за ним стало невозможно. И тут сам собой приходит на память вопрос, который часто задают дети: "Не смогут ли когда-нибудь муравьи или бобры догнать человека, если только человек не будет разрушать их построек? И не может ли так случиться, что, скажем, через миллион лет муравьи будут читать свои муравьиные газеты, работать на муравьиных заводах, летать на муравьиных самолетах и слушать по радио выступления муравьев?" На этот вопрос мы находим исчерпывающий ответ в самой книге. Может показаться странным, что две книги, вышедшие под общим названием "Как человек стал великаном", так различны по своему объему. Первой книге, охватывающей большой период времени, уделено гораздо меньше страниц. Почему же так неравномерно распределен материал? А потому, что в первой книге речь идет о детстве Человека, о его первобытном состоянии, когда он развивался медленно, оставляя мало памятников - следов своей жизни и работы. К тому же обе книги посвящены одной главной теме: как человек научился мыслить. А мыслить по-настоящему, отличая воображаемое от действительного, он учился очень долго. Для этого понадобились тысячи и тысячи лет. Первые обобщенные понятия об окружающем дались ему еще труднее, чем самые первые орудия. Прошло много веков, прежде чем из отдельныхпредставлений о камнях, с которыми ему приходилось иметь дело, у него возникло понятие о камне вообще. "Все камни тверды, значит, камень - твердая вещь. Ни один камень не заговорил, значит, камни не говорят. Так появляются первые зерна науки - понятия о вещах". Та же способность обобщения понадобилась людям для того, чтобы осознать последовательность и периодичность времен года. "После зимы бывает весна". Нас с вами этим не удивишь... Но для наших предков смена времен года была одним из первых научных открытий, которое они сделали после долгих наблюдений". Любопытно, что наряду с рассказом о возникновении и развитии общих понятий, основанных на непосредственных наблюдениях над природой, в книге говорится о том, как постепенно обобщались и мифологические представления наших отдаленных предков. "Человек перестал думать, что в каждом животном обитает дух. Всех духов зверей заменил в его представлении лесной бог, обитающий в чаще. Земледелец перестал верить, что духи есть в каждом снопе. Для него все духи хлеба соединились в богиню плодородия, которая заставляет произрастать колосья. Эти боги, которые пришли на смену прежним духам, уже не живут среди людей. Знание все дальше и дальше вытесняет их из человеческого жилья. И они переносят свое жилище туда, где еще не бывал человек: в темные священные рощи, на лесистые вершины гор. Но человек идет и туда. Знание освещает лесные дебри, разгоняет туман, лежащий на горных склонах. И боги, изгнанные из своего нового прибежища, возносятся на небо, опускаются на морское дно, скрываются в недрах земли - в подземном царстве. Все реже появляются боги среди людей. Из уст в уста переходят сказания о том, как боги спускались на землю, для того чтобы принять участие в сражении, в осаде крепости... Так все дальше и дальше проникал человеческий опыт, все шире делался светлый круг, заставляя богов отступать из близкого в далекое, из настоящего в прошлое, из этого мира в "потусторонний мир". --- В сущности, многовековая борьба за расширение "светлого круга" и есть основная сюжетная линия обеих книг, объединенных общим заглавием. Это не популярное изложение истории культуры, а полная все нарастающего драматизма поэма о рождении человеческой мысли - той силы, которая и сделала человека великаном. Люди столетиями отвоевывают у неведомого пядь за пядью. Темный мир мифических чудовищ и богов отступает перед растущим сознанием. Кровля храма становится первой астрономической вышкой, гончарная мастерская и кузница - лабораториями, где сама работа будит мысль, рождая новый опыт. Человек учится наблюдать, вычислять, делать выводы. "У этой древней науки было мало сходства с нашей теперешней. Она была еще очень похожа на магию, от которой ей не так-то легко было отделиться. Люди не только наблюдали звезды, но и гадали по ним. Изучая небо и землю, они молились богам неба и земли. И все-таки туман понемногу рассеивался". Однако и дальше путь мысли не был гладким и ровным. Старые поверья еще долго сопротивлялись новым взглядам на мир. Да и сама мысль часто попадала в тупик, терялась в дебрях противоречий. --- Пути развития мысли тесно связаны в обеих книгах с путями истории. Эпоха следует за эпохой. И все чаще мелькают на страницах этих книг - особенно второй - исторические даты: "Уже не пять, а четыре тысячи лет осталось до нашего времени..." "Уже не четыре тысячи лет, а двадцать восемь веков остается до нашего времени..." Кажется, будто четко и гулко бьют часы истории. Как ни бегло изображена в книге та или иная эпоха, все же она предстает перед читателем в своих характерных чертах и даже в красках. А быстрая смена эпох позволяет нам отчетливо представить себе основные направления человеческой мысли в их развитии. Однако повествование нередко замедляется, останавливаясь на подробностях быта и даже на характеристике отдельных лиц - философов, путешественников. Это бывает там, где пути развития мысли делают рывок вперед или крутой поворот в сторону, а то и назад. Таков, например, рассказ о Египте тех времен, когда разделение труда привело к обмену, а обмен, постепенно расширяясь, заставил людей общаться со своими соседями. Море, которое раньше разделяло племена, стало их соединять. "Вокруг открывался огромный, беспредельный мир. Но сторонники старого упорно отстаивали древние стены, древние верования, которые возникли еще тогда, когда египтяне жили в тесном, маленьком мире". Люди в Египте уже начали признавать не только своих богов, но и чужих и даже вселенского бога, покровителя всех народов. Египетский фараон Эхнатон построил новому богу храм и сложил во славу его гимн, в котором были такие слова: "Прекрасен восход твой, о владыка веков! Лучи твои озаряют все человечество..." Так три тысячи триста лет назад, "еще во времена Эхнатона... на стенах египетских храмов впервые появилось слово "человечество". Казалось, это было знаменьем новой эпохи. Но не все видели так далеко, как Эхнатон. У него было много врагов, у этого царя, который жестоко преследовал сильных и знатных, а приближал к себе чужеземцев и "маленьких" - так тогда называли незнатных людей. После его смерти власть опять оказалась в руках жрецов и знати. Эхнатона объявили преступником. Каменотесы счищали его имя со стен гробниц и храмов". И в одной из следующих глав книги, где речь идет о зарождении науки в древней Греции, мы тоже видим пример тех зигзагов и петель, которые образует на своем пути человеческая мысль. --- Действие происходит в городе Милете на западном побережье Малой Азии. Здесь, на перекрестке дорог, вместе с бойкой торговлей идет живой обмен новостями, новыми веяниями и взглядами. С первых же строк мы оказываемся в многолюдной гавани греческого торгового города, каким он был двадцать пять столетий тому назад. "Потолкаемся среди людей. Тут говорят на всех языках. Тут сталкиваются и смешиваются все наречия, обычаи, верования. Вот среди шума и говора раздаются звуки флейт и громкие крики. Это финикийские моряки по случаю своего прибытия славят бога Мелькарта. Они пляшет под звуки флейт, подпрыгивают, катаются по земле. А рядом греки с далеких островов Эгейского моря вытащили на песок свой корабль и разводят огонь, чтобы принести жертву морскому богу Посейдону... море перемешало и людей и богов. Чего только не услышишь, не увидишь, странствуя по свету! Как разноречивы сказания о богах!.. Жители Милета - деловые люди - купцы, мореплаватели. Они давно уже стали сомневаться в старых сказках о богах и героях. Ведь если послушать бродячих певцов, так выходит, что все знатные ведут свой род от богов. Но коли так, то почему же боги не заступились за свое потомство, когда милетские купцы и ткачи, матросы и грузчики расправлялись со знатью?.." В книге, охватывающей целые столетия, автору приходится дорожить не только каждою страницей, но и каждою строкой. И все же у него оказалось достаточно досуга, чтобы окунуться в самую гущу разноплеменной толпы в Милетской гавани и прислушаться к народным толкам и пересудам. Но это не досужие, не праздные строки, призванные служить своего рода беллетристическим антрактом в истории развития человеческой мысли. Они возвращают жизнь далекой эпохе и вместе с тем показывают, какую важную роль сыграл этот шумный приморский город, лежавший на перекрестке торговых путей, в ломке старых, уже отживающих свой век верований. Недаром именно здесь, в Милете, родились два человека, по справедливости считающиеся родоначальниками древнегреческой философии: Фалес и его ученик Анаксимандр. Из стран, чья культура была старше греческой, - из Египта, Вавилона, Финикии, - Фалес вынес на родину много мыслей и знаний, накопленных столетиями. Но главная заслуга его в том, что "он сумел по-новому взглянуть на вещи... Там, где для вавилонских жрецов была богиня водной пучины Тиамат, он увидел вещество - воду. Где для них был бог бездны Апсу, он увидел пространство... Для него Солнце не было больше богом. Он говорил, что Солнце - "землистое", оно составлено из того же материала, что и Земля. И Луна тоже по природе землистая... Это как будто небольшая поправка - слово "кто" заменить словом "что" и, вместо того, чтобы спрашивать: "От кого произошел мир?" - задать вопрос иначе: "Из чего произошел мир?" Ио этой поправки было довольно, чтобы наука пошла дальше своим путем, все больше удаляясь от религии". Мореплаватель Фалес полагал, что мир произошел из воды. Все вещи из воды возникают и в воду обращаются. Как ни наивно было это утверждение, в нем заключалось зерно истины: мир материален, материя не может появиться из ничего и не может исчезнуть. Анаксимапдр пошел дальше своего учителя. Он не верил его утверждению, что Земля качается на волнах океана, как плоский, круглый плот. Он лишил Землю какой бы то ни было опоры и представил ее себе висящей в беспредельном пространстве. "Он еще не знал, - говорится в книге, - что Земля - шар. Она казалась ему отрезком колонны - ведь надо же было дать земному диску какую-то толщину. Но эта колонна не поддерживала свод и не опиралась на фундамент. Беспредельное! Нам трудно представить себе бесконечное пространство. Мы до сих пор говорим о небесном своде, о небесной тверди, как будто небо - это крыша над нашей головой. А две с половиной тысячи лет назад люди не только так говорили, но так думали, так видели. Какая же нужна была смелость, чтобы отвергнуть то, что видят все, чтобы сказать: мир безграничен, у него нет пределов ни в пространстве, ни вовремени!" И вот спустя несколько лет ученик Анаксимандра - Анаксимен решительно отказался от его дерзновенной догадки о том, что Земля висит в беспредельности. Самое понятие о беспредельности так устрашило его и других учеников Анаксимандра, что они стали снова строить - конечно, только в своем воображении - твердый небесный свод, огромный хрустальный шар, который вращается вокруг Земли вместе со звездами, вбитыми в него, как золотые гвозди. Звезды неподвижны, а Солнце, Луна и планеты носятся осенними листьями между Землей и небом. Этот отказ оробевших учеников от замечательной находки учителя характеризуется в книге метким сравнением. Ученики Анаксимандра, говорится там, "торопились снова воздвигнуть хоть какие-то стены вместо разрушенных". Птенец старался забраться обратно в разбитую скорлупу. Таких птенцов, которые, испугавшись открывшегося перед ними простора, пытались залезть с головой в разбитую скорлупу, можно найти немало в истории науки - не только древней, но и более поздней. Вряд ли имя Анаксимена осталось бы в истории, если бы он ограничился на своем веку идеей "хрустального" неба. Нет, он был пытливым мыслителем и вслед за Фалесом и Анаксимандром задумывался над вопросом: что такое материя, что такое первое вещество, из которого все возникает. Он долго ищет ответа, наблюдает окружающий мир, воду, небо, облака, радугу, лучи солнца, вслушивается в шум ветра и приходит к заключению, что все на свете образуется из воздуха. В главе "Наука принимается раздвигать стены" учение Анаксимена излагается так: "Частицы воздуха то сходятся ближе, то расходятся. Это движение частиц породило и Землю, и Солнце, и звезды. Это движение вечно. Оттого-то мир и вечно изменяется". "Взор ученого, - говорится в этой главе, - впервые начинает проникать в глубь вещества. Давно ли людям казалось, что песчинка - самая маленькая из вещей? И вот Анаксимен догадывается, что есть такие маленькие частицы, которых не увидишь и глазом. Рушится еще одна стена. За нею открывается простор Малого мира. И человек... идет в Малый мир, чтобы найти там ключ к Большому миру вселенной". Книга о том, как Человек научился мыслить, и в дальнейшем так же наглядно показывает юным, да и многим взрослым читателям, каким трудным и противоречивым путем шла наука, искавшая ключи к тайнам Малого и Большого мира. Она то находила крупицы истины, то теряла их, то шла вперед, то отступала. Невольно вспоминаются слова Маркса: "В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистымтропам" {К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 23, Госполитиздат, М. 1960, стр. 25. (Прим. автора).}. Все круче, все недоступнее становились тропы по мере развития и усложнения научной мысли. --- В популярных очерках по истории философии обычно указываются даты рождения и смерти философов и краткие сведения об их жизни. Более подробные биографии даются чаще всего в книгах, посвященных отдельным мыслителям. В книге "Как человек стал великаном" мы видим попытку сочетать то и другое. Наука здесь неотделима от биографии тех, кто ее создавал. Кажется, будто они сами излагают свои теории и ведут страстный спор между собой. Но это не значит, что автор в книге отсутствует или только регистрирует разнообразные, часто противоречащие одно другому учения. Нет, стараясь возможно точнее рассказать о роли того или иного ученого в истории науки, он не остается нейтральным. Для него наука не склад готовых теорий и гипотез, а поле непрестанных битв, в исходе которых он и сам кровно заинтересован. Да и читатель не остается равнодушен, если становится участником научного спора. Следя за поединками мысли, он учится разбираться в столкновении взглядов, в борьбе направлений. О событиях, происходивших две-три тысячи, а то и больше лет тому назад, в книге говорится так, будто это было вчера, словно нет этой толщи времени, сквозь которую так трудно разглядеть людей и обстановку отдаленных эпох и стран. Вот глава, название которой напоминает нам длинные заголовки из старинных романов: _"Читатель попадает в избранное афинское общество и участвует в разговоре на злобу дня"._ Но книга "Как человек стал