И в мещанском моем окружении Я душой не живу, а сплю. Пишу я Вам это отнюдь не для того, чтобы огорчить Вас или обидеть. Но то хорошее, что я почувствовал в Ваших стихах, заставило меня пожалеть о том, что Вы не избавились от некоторой словесной неряшливости, свойственной любителям, и не усвоили той высокой культуры стиха, которую Вы можете найти в лучших образцах русской и мировой поэзии. Но, вероятно, не Вы повинны в этом> а обстоятельства Вашей жизни. Не знаю, можете ли Вы в Вашем возрасте стать профессиональным поэтом. Но стихи пишите, - по всей видимости, Вы и не можете не писать. И побольше читайте хороших поэтов, от Пушкина и Баратынского до Блока, Маяковского, Есенина и Твардовского. Поэт питается из двух источников: один из них -- жизнь, другой - поэзия. Не знаю, много ли пользы принесет Вам мое письмо. От всей души желаю Вам здоровья и поэтических радостей. Жму руку. Искренне уважающий Вас С. Маршак 1 А. М. Боярский (Одесса), рабочий завода имени Январского восстания, прислал на отзыв ряд своих стихотворений. 279. В. В. ЛИВАНОВУ  Москва, 26 октября 1959 г. Дорогой Валерий Вениаминович! Очень рад возобновить наше старинное знакомство [1] и познакомиться хотя бы заочно с Вашей дочерью-первоклассницей. К сожалению, я не могу порекомендовать Вам русский перевод "Алисы в стране чудес", хотя бы в какой-то мере передающий поэтическую прелесть подлинника. Очевидно, "Алису" переводили люди, мало знакомые с тем фольклором, которым лег в основу "Алисы". Я перевел несколько стихотворений из этой повести 2 и давно мечтал перевести всю книгу целиком. Но дела у меня всегда так много, что осуществить все мои замыслы мне никак не удается. Посылаю Вам и дочке на память мою книжку английских народных песен "Плывет, плывет кораблик". Шлю Вам сердечный привет. Ваш С. Маршак 1 В письме от 16 октября 1959 года В. В. Ливанов (Горький) вспоминал, как тридцать лет тому назад трехлетним мальчиком он познакомился с С. Я. Маршаком на волжском пароходе; просил рекомендовать хороший перевод книги Л. Кэрролла "Алиса в стране чудес" для чтения его дочери. 2 См. переводы С. Я. Маршака из Л. Кэрролла в т. 3 наст, изд. В архиве поэта имеется рукопись его перевода начала книги Кэрролла. 280. Б. С. КВИТКО  Москва, 15 ноября 1959 г. Дорогая Берта Самойловна, Конечно, я сделаю все, зависящее от меня, для того, чтобы издательство и печать воздали должное такому замечательному поэту, как незабвенный Лев Моисеевич *. Я был убежден до сих пор, что книги его в Детгизе выходят, но проверить это я не мог, так как давно уже перестал получать книги, выходящие в издательстве. К сожалению, наше издательство да и печать нередко забывает писателей, которых уже нет в живых. Так случилось, например, и с моим братом М. Ильиным. В статьях и докладах о детской литературе о нем не говорится ни слова, избранные сочинения его Гослитиздат маринует вот уже 6 лет. Надеюсь все же, что мне удастся, хоть я давно уж не имею прямого, непосредственного отношения к Детгизу, добиться того, чтобы книги Льва Квитко занимали достойное место в издательских планах [2]. Поговорю и с Институтом Мировой Литературы, который сейчас выпускает "Историю советской литературы". Я хотел бы, чтобы Вы, дорогая Берта Самойловна, достойный друг чудесного поэта, не сомневались в том, что стихи Льва Моисеевича будут еще долго жить и радовать настоящих ценителей поэзии. Очень огорчен тем, что Вы болеете. Не нужно ли помочь Вам чем-нибудь в отношении лекарств и т. п.? Шлю самый сердечный привет. Ваш С. Маршак 1 В письме от 16 ноября 1959 года Б. С. Квитко (Москва), вдова Л. М. Квитко, просила содействовать изданию произведений покойного поэта. 2 Стихи Л. Квитко были выпущены в свет Детгизом в следующем году: Л. Квитко. Моим друзьям, Детгиз, М. 1960. 281. Н. А. МИХАЙЛОВУ  Москва, 6 декабря 1959 г. Дорогой Николай Александрович! Посылаю Вам, как мы условились, два письма. Одно из них - от профессора Ротстейна по поводу книг Вильяма Морриса (William Morris), по странному недоразумению исключенных из числа экспонатов книжной выставки [1]. Другое письмо - от известного шекспироведа, профессора Киршбаума [2] из США, предлагающего прочесть у нас в августе 1960 года цикл лекций о Шекспире. На конференции шекспироведов в Стратфорде, на которой я присутствовал два года тому назад, доклад проф. Киршбаума был одним из самых содержательных. Оба письма были получены мною с опозданием и требуют срочного ответа. Очень прошу Вас сообщить мне, каково будет решение по обоим вопросам, чтобы я мог ответить на эти письма. Примите мой искренний привет. С. Маршак Письмо адресовано Н. А. Михайлову, в то время Министру культуры СССР. 1 В конце ноября - начале декабря 1959 года в Государственной библиотеке имени В. И. Ленина была открыта выставка английских книг и журналов. Имеется в виду письмо английского профессора З. Ротстейна о книгах английского порта, художника и общественного деятеля У. Морриса (1834-1896). 2 Л. Киршбаум, профессор Мичиганского университета. 282. И. Ф. ФЕДОРОВУ  <Москва, 18 декабря 1959 г.> Дорогой товарищ Федоров, Как Вы просите меня в своем письме [1], отвечаю Вам вполне откровенно. В стихах Ваших есть хорошие строчки, но, пожалуй, больше слабых. Давать оценку стихам в коротком письме - дело трудное. Но все же попытаюсь. Начнем с лучших строчек. В стихотворении "Хвастунчик" лучше всего последняя строфа: Мы нашли его за хатой, В яме спрятался, лежит Угловатый, Ноздреватый, И не дышит, а сопит... Но было бы хорошо заменить эпитет "угловатый" каким-нибудь другим. Может быть, "сероватый"? В этой строфе есть нечто, наблюденное Вами. Но в том же стихотворении есть очень много недостатков. Слащаво звучит самое название "Хвастунчик". Куда естественнее слово "хвастунишка". Невразумительна интонация строчки "Отморожу лальцы вам". Слова слипаются, а кроме того, получается ненужное ударение на слово "вам". Гораздо естественнее интонация хотя бы в строчке "Расходитесь но домам". Непонятно, почему и каким хлыстом сечет весна снег. Плохо рифмуются слова "вдогонку" и "потихоньку". В стихах для детей не должно быть ни малейшего оттенка снисходительности, "сюсюканья". Каждая строфа, даже каждая строчка должна быть для поэта радостной находкой. Хорош замысел второго стихотворения. Но и оно в сущности не вполне удалось Вам. Размер и ритм, выбранные Вами, по всей видимости, случайно, придают стихам какую-то унылую монотонность, не соответствующую их содержанию. Стихи писать продолжайте, но еще важнее Вам вчитываться и вдумываться в стихи лучших поэтов, пишущих для взрослых и для детей. От души желаю Вам успеха. С. Маршак Печатается по машинописной копии. 1 С письмом от 15 ноября 1959 года поэт И. Ф. Федоров (хутор Веселый Багаевского района Ростовской обл.), заместитель редактора районной газеты, прислал для отзыва два стихотворения для детей; писал, что он уже печатал свои стихи в центральных газетах и журналах. 283. М. А. КАНЦЕР  Москва, 28 декабря 1959 г. Дорогая Мария Александровна, Я был очень рад получить еще одну весточку от Вас. Жаль только, что Вы болеете и так сокрушаетесь о своем больном сыне. Надеюсь, что нам еще приведется увидеться с Вами, хоть мы вряд ли друг друга узнаем. Но старая дружба всегда оставляет в душе глубокий след. Получили ли Вы книгу, которую я послал Вам? В этом году будут печататься страницы моих воспоминаний о детстве [1]. Это не хроника, не фотография реальных событий, а нечто вроде повести, где поэтический вымысел окрашивает действительность. Имена людей, как и некоторые подробности их быта, изменены. Ведь я пишу о событиях, которые были около шестидесяти лет тому назад, и то, что утеряла память, надо было восполнить воображением. Больше всего мне хотелось правдиво передать время и мир чувств, которыми жил мой лирический герой. Вы найдете в этой повести и моего милого друга - Вашего брата - Женю, и себя под вымышленными именами, а иной раз и в придуманных положениях и эпизодах. Мне нужно было художественное обобщение фактов, а не их буквальная - мемуарная - точность. Вы спрашиваете меня о моем брате Моисее Яковлевиче. Он умер около пятнадцати лет тому назад. Жизнь его сложилась трудно, но он до последних своих дней остался прямым, честным, верящим в правду и справедливость человеком - в сущности, таким же юношей, каким знали его Вы. Диктую я это письмо в постели, еще не совсем оправившись от тяжелого воспаления легких. Скоро Новый год. Желаю Вам, милая Мария Александровна, и всей Вашей семье счастья, здоровья, новых сил. Крепко жму руку. Ваш С. Маршак Письмо к Другу детства М. А. Канцер, которая в это время жила в Киеве, работала в инженерно-строительном институте. М А. Канцер переписывалась с портом с 1947 года; в последних письмах приглашала его в Киев. 1 Повесть "В начале жизни" (см. т. 6 наст. изд.). 284. А. Д. ГАЛАХОВОЙ  Москва, 28 декабря 1959 г. Желаю Вам, товарищ Галахова, счастья и здоровья в наступающем году. Сердечно благодарю Вас за привет [1]. Полагаю, что заключительные строфы моего стихотворения, посвященного Шаляпину, Вы неверно поняли. В них звучит хоть и сдержанная, но глубокая скорбь. Вероятно, Вы почувствуете это, если поглубже вникните в эти строчки. С искренним уважением. С. Маршак 1 В письме от 23 декабря 1959 года А. Д. Галахова (деревня Ефремовская Егорьевского района Московской обл.), учительница-пенсионерка, писала о своем недовольстве концом стихотворения С. Маршака "Шаляпин" (см. т. 5 наст, изд.), содержащимися в нем упреками в адрес певца, в конце жизни "отставшего от века". 285. М. А. КАНЦЕР  Москва, 15 января 1960 г. Дорогая Мария Александровна, Очень рад был Вашему письму [1], мой старый друг. Но жаль, что оно такое грустное. Жизнь трудна на склоне лет, но сдаваться не надо. И у меня много в жизни печального - столько горьких утрат, столько тяжких и порой непосильных забот! Но все же держусь кое-как. В 1-й книжке "Нового мира" за этот год Вы найдете первую часть "В начале жизни", которая, вероятно, будет интересна Вам. Фамилии людей, о которых я пишу, и многие имена мною изменены, так как я пишу о временах и событиях не протокольно, а с той беллетристической свободой, без которой невозможно художественное обобщение. Мне хотелось передать колорит времени - и это было главной моей задачей. Отступая от буквальной, фактической точности, я счел нужным изменить и фамилии. Женя Меньшагин называется Леней Гришаниным, а Вы остались Марусей, хоть я и Вам приписал черты и факты, которых, можот быть, в действительности не было. Я пишу о том, что было шестьдесят лет тому назад, и за это время реальное перемешалось в памяти с воображаемым. Все же люди, читавшие мои страницы, находят Марусю Гришанину очень привлекательной, а Леню Гришанина интересным и трогательным. Большого мне и не надо. Очень грустно, что милая Маруся, которую я когда-то знал таким поэтичным существом, теперь не любит стихов. Впрочем, стихи надо и можно любить только самые лучшие. Мне очень хотелось бы достать для Вас мои четыре тома. В них, кроме моих стихов и сказок для детей, есть и лирические стихи, пьесы и переводы лучших стихов (Шекспира, Мильтона, Байрона, Шелли, Роберта Браунинга, Гейне, Петефи и других). Но так как это издание подписное, найти его в продаже невозможно. А издательство, выпустившее его тиражом в 300.000 экземпляров, дало автору только десять, которые у меня мгновенно разошлись. Все же попытаюсь достать. Будьте здоровы и бодры, милая Мария Александровна. Желаю Вам и Вашей семье счастья. Ваш С. Маршак 1 Письмо М. А. Канцер от 3 января 1960 г. 286. ГЕРХАРТУ ЛИБНЕРУ  Москва, (январь I960 г.) Уважаемый Герхарт Либнер! Ваше письмо [1] глубоко тронуло меня. Я был рад услышать из уст немецкого шахтера искреннее и непосредственное выражение любви к Роберту Бернсу - поэту чужой страны и другого времени, но до сих пор близкому простым людям во всем мире. Мне кажется убедительным и справедливым высказанное Вами пожелание, чтобы память шотландского народного поэта была увековечена в родном Вам городе Веймаре, где жил и работал великий Гете, так высоко ценивший Бернса, и где уже воздвигнуты памятники Шекспиру и нашему Пушкину, Но, конечно, решать вопрос о сооружении памятника Бернсу в немецком городе Веймаре может только то государство, в пределах которого находится этот славный город. Однако, независимо от того, будет ли осуществлено Ваше предложение, оно, несомненно, вызовет живой отклик в сердцах множества людей, которым дорога поэзия Бернса, певца дружбы, любви, честного труда и свободы. Примите мой сердечный привет, Искренне уважающий Вас С. Маршак Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 10, 23 января. 1 В начале ноября 1959 года С. Я. Маршак получил письмо от шахтера Герхарта Либнера (Вальтроп-Реклингхаузен, ФРГ). Г. Либнер предлагал воздвигнуть в Веймаре памятник шотландскому поэту Роберту Вернсу (письмо опубликовано в "Литературной газете", 1960, Э 10, 23 января). 287. Ю. С. КАЛАШНИКОВУ  Москва, 19 февраля 1960 г. Дорогой Юрий Сергеевич, Я убежден, что ВТО и книгоиздательство "Искусство" окажут большую услугу нашему искусству, если выпустят сборник статей и воспоминаний, посвященных замечательному актеру - Дмитрию Николаевичу Орлову. В декабре этого года исполняется пять лет со дня его смерти, и хорошо бы приурочить выпуск сборника к этому времени. Нет сомнения в том, что многие наши актеры, писатели, театроведы и критики сочтут для себя честью принять участие в этом сборнике. Д. Н. Орлов был народным артистом в самом буквальном и подлинном значении этих слов. Нам, людям, причастным к литературе, особенно дорого его глубокое ощущение русского слова, тончайшее знание тех разнообразных интонаций, которыми так богат народный русский язык. Навсегда останутся в памяти у нас "Кому на Руси жить хорошо" Некрасова, "Страна Муравия" и "Василий Теркин" Твардовского, проза Шолохова в исполнении Д. Н. Орлова. Когда умирает писатель, после него остаются его книги. А что остается от актера, кроме нескольких пластинок, запечатлевших его голос, да фотографий, в какой-то мере сохраняющих его внешний облик? Память актера должна быть увековечена воспоминаниями людей, которым посчастливилось видеть и слышать его. Я не сомневаюсь, что Вы сделаете все от Вас зависящее, чтобы сборник памяти Орлова поскорее вышел в свет. Крепко жму руку. С. Маршак Печатается по машинописной копии. Письмо адресовано Ю. С. Калашникову - автору вступительной статьи к сборнику "Дмитрий Николаевич Орлов. Книга о творчестве", вышедшего в издательстве "Искусство" в 1962 году. 288. А. И. КУЗНЕЦОВУ  (Москва), 23 марта 1960 г. Уважаемый Алексей Иванович, Очень многие мои читатели спрашивали меня, не изобразил ли я в своем "Рассеянном" профессора И. А. Каблукова [1]. Тот же вопрос задал моему брату - писателю М. Ильину - и сам И. А. Каблуков. Когда же брат ответил ему, что мой "Рассеянный" представляет собой собирательный образ, профессор лукаво погрозил ему пальцем и сказал: - Э, нет, батенька, Ваш брат, конечно, метил в меня! В этом была доля правды. Когда я писал свою шутливую поэму, я отчасти имел в виду обаятельного и - неподражаемого в своей рассеянности - замечательного ученого и превосходного человека - И. А. Каблукова. Вот все, что я могу Вам сообщить по этому вопросу. С искренним уважением С. Маршак 1 В письме от 20 марта 1960 года А. И. Кузнецов (Москва), преподаватель Тимирязевской академии, спрашивал, нет ли связи между образом Рассеянного ("Вот человек рассеянный") и профессором И. А. Каблуковым. 289. ШКОЛЕ СЛЕПЫХ ДЕТЕЙ ст. БОЛШЕВО, МОСКОВСКОЙ ОБЛ. (Москва), 29 марта 1960 г. Дорогие ребята! Я был очень рад вашему умному и милому письму [1]. Мне было приятно узнать, что вы не только выучили мои стихи наизусть, но даже собираетесь ставить "Петрушку-иностранца". Очень жалею о том, что я болен и должен уехать на месяц лечиться, - иначе я бы обязательно приехал к вам, чтобы увидеть вашу постановку. Спасибо вам, мои дорогие, за то, что вы прислали мне свою азбуку [2]. Очень хорошо, что вы объявили войну всем словам-"паразитам", которые засоряют наш язык. Вы спрашиваете, что я написал нового. Недавно в журнале "Новый мир" вышла моя повесть, в которой я пишу о своем детстве. Сейчас я много работаю над новыми книжками для ребят. Ну, вот и все, мои дорогие. Передайте мой сердечный привет вашим учителям. Крепко всех вас целую Ваш С. Маршак 1 Письмо членов литературного кружка школы слепых детей (ст. Болшево Московской области) от 23 марта 1960 года. 2 Азбука для слепых. 290. К. И. ЧУКОВСКОМУ  Москва, 10 мая 1960 г. Мой дорогой Корней Иванович, Спасибо за доброе письмо, в котором я слышу то лучшее, что есть в Вашем голосе и сердце [1]. Все, что написано Тамарой Григорьевной (а она написала замечательные вещи), должно быть дополнено страницами, посвященными ей самой, ее личности, такой законченной и особенной. Она прошла жизнь [2] легкой поступью, сохраняя изящество до самых последних минут сознания. В ней не было и тени ханжества. Она была человеком светским и свободным, снисходительным к слабостям других, а сама подчинялась какому-то строгому и непреложному внутреннему уставу. А сколько терпения, стойкости, мужества в ней было, - это по-настоящему знают только те, кто был с ней в ее последние недели и дни. И, конечно, Вы правы: главным ее талантом, превосходящим все другие человеческие таланты, была любовь. Любовь добрая и строгая, безо всякой примеси корысти, ревности, зависимости от другого человека. Ей было чуждо преклонение перед громким именем или высоким положением в обществе. Да и сама она никогда не искала популярности и мало думала о своих материальных делах. Ей были по душе и по характеру стихи Мильтона (сонет "О слепоте"): ...Но, может быть, не меньше служит тот Высокой воле, кто стоит и ждет [2]. Она была внешне неподвижна и внутренне деятельна. Я говорю о неподвижности только в том смысле, что ей стоило больших усилий хождения по редакциям или по театрам, где шел разговор о постановке ее пьес, но зато она могла целыми днями бродить по городу или за городом в полном одиночестве, вернее - наедине со своими мыслями. Она была зоркая - многое видела и знала в природе, очень любила архитектуру. На Аэропортовской ее маленькая квартира была обставлена с несравненно большим вкусом, чем все другие квартиры, на которые было потрачено столько денег. Если Шекспир говорит о своих стихах ...И кажется, по имени назвать Меня в стихах любое может слово [3], -" то в ее комнатах каждая полочка, лампа или этажерка могли назвать по имени свою хозяйку. Во всем этом была ее легкость, ее приветливость, ее вкус и женское изящество. Грустно думать, что теперь эти светлые, уютные, не загроможденные мебелью и всегда открытые для друзей и учеников комнаты достанутся кому-то постороннему. Горько сознавать, что мы, знавшие ей цену, не можем убедить жилищный кооператив и Союз писателей, что следует сохранить в неприкосновенности эти несколько метров площади, где жила и умерла замечательная писательница, друг и советчик очень многих молодых и старых писателей. Мое письмо затянулось, но в заключение мне хочется рассказать Вам два случая, которые могут дать более ясное представление о Тамаре Григорьевне, чем самые пространные характеристики. Она умерла, не оставив завещания. Друзья должны были справиться, не завещан ли кому-нибудь из родственников ее вклад. И вот, когда они зашли в сберкассу того района, где Тамара Григорьевна жила несколько лет тому назад, и сказали, что она умерла, - женщины, выглядывавшие из окошек перегородки, встретили это известие так, будто им сообщили о смерти самого близкого им человека. Одна из сотрудниц сказала со слезами на глазах: "Неужели же друзья так и не могли спасти ее!" И тут выяснилось, что однажды вечером Тамара Григорьевна зашла в сберкассу перед самым закрытием. Она сразу же заметила, что служащие чем-то взволнованы. Оказалось, что в кассе не хватает какой-то суммы денег и об этом надо составить акт. Тамара Григорьевна подошла к одному из окошек и сказала просто, по-дружески: - Отчего же вы у меня не попросите?.. Она тут же внесла недостающую сумму и, конечно, никому из родных и знакомых об этом не рассказала. А вот другой случай. Фадеев накануне самоубийства пришел ко мне и застал у меня Тамару Григорьевну. Он был немного более сдержан, чем всегда, но по его виду я никак не мог предположить, что передо мной человек, который на другой день лишит себя жизни. Он подробно расспрашивал меня о моем здоровье, о том, куда я намерен поехать лечиться. А я заговорил с ним о Твардовском, с которым он незадолго перед этим серьезно поссорился. Мне очень хотелось их помирить. Не желая мешать нашему разговору, Тамара Григорьевна поспешила проститься с нами, и я вышел проводить ее. В коридоре она сказала мне вполголоса, но твердо и уверенно: - Не говорите с ним ни о себе, ни о Твардовском. Вы посмотрите на него!.. Она заметила то, что как-то ускользнуло от меня, знавшего Фадеева гораздо больше и ближе. Такова была она. Простите, что я так расписался. Впрочем, в этом повинны Вы и Ваше письмо, которое меня растрогало и взволновало, В первый раз вверяю я бумаге свои мысли и воспоминание об этом человеке высокой души, в котором так нераздельно жили "правда с красотою" [4] - этическое и эстетическое. Простите и бессвязность моего письма. Написал его единым духом, не задумываясь, не подбирая слов. Очень хотел бы, чтобы Вы когда-нибудь написали о пьесах и сказках Тамары Григорьевны - и о ней самой. Крепко обнимаю Вас. Ваш С. Маршак 1 Ответ на письмо К. И. Чуковского от 5 мая 1960 года, по-священное памяти Т. Г. Габбе, скончавшейся 2 марта. Корней Иванович писал о своем восхищении "красотой ее личности, ее безошибочным вкусом, ее дарованием, ее юмором, ее эрудицией и - превыше всего - ее героическим благородством, ее гениальным умением любить". 2 Заключительные строки сонета Дж. Мильтона в переводе С. Маршака (см. т. 3 наст. изд.). 3 Из 76-го сонета В. Шекспира в переводе С. Маршака. 4 Из 14-го сонета В. Шекспира в переводе С. Маршака. 291. И. Г. КАЛИМАНУ  <Москва>, 20 мая 1960 г. Уважаемый Израиль Григорьевич, Я получил Ваши стихи перед самым уходом в больницу [1] и потому должен ограничиться всего несколькими словами., В стихах Ваших есть настоящие мысли, которые говорят о том, что Вы человек сложный и содержательный. Встречаются у Вас строчки, в которых чувствуется поэтическая энергия, но отыскать их нелегко среди множества строчек сырых, торопливых, а иной раз даже безвкусных. Ведь вот как хорошо у Вас сказано: Две радуги. Две радости. И чем они вас радуют? А за этими строчками следуют очень невразумительные: Огромной ввысь аркадою Изысканной покатости? Капроновой одеждою?.. - и т. д. Радугу и даже две радуги нельзя называть аркадой. Аркада - это ряд арок, галерея арок. И очень неубедительна "капроновая одежда". Мне кажется, что основные Ваши недостатки заключаются в следующем. У людей, которые пишут стихи "для себя", без мысли о печатании их, бывает иной раз какая-то дилетантская безответственность. В сущности, Вы прислали мне ворох черновиков. Правда, в стихах, написанных "для себя", бывает подчас и та искренность и острота, которые не часто найдешь в печатных строчках. Но есть и сумбур и недоработанность, заглушающие то лучшее, что в них есть. Читая Ваши стихи, трудно определить, каких поэтов Вы любите, у кого из них учились. Только в одном-двух чувствуется внешнее влияние Маяковского. Можно предполагать, что Вы знакомы с Гейне. Мне думается, что Вам следует позаботиться о том, чтобы выработать у себя более строгий художественный вкус. А этому может способствовать пристальное и вдумчивое чтение лучших образцов русской поэзии. Мы все читали с юных лет Пушкина, Баратынского, Жуковского, Тютчева, Фета, но только в зрелом возрасте можем по-настоящему оценить этих поэтов - так же как и Блока и Маяковского. Да и не только стихи, но и лучшая поэтическая проза (проза Пушкина, Лермонтова, Чехова) может многому научить нас в те годы, когда мы начинаем что-то понимать. Я не знаю Вас, мне неизвестен Ваш возраст, биография. Поэтому - как Вы сами понимаете, - мне трудно давать Вам советы. Но я бы сказал, что Вам следовало бы подумать о том, чтобы несколько обогатить Вашу речь. В тех местах, где Вы живете, хорошо говорят по-русски. Надо прислушиваться к богатой и живой устной речи - такой отличной от худосочного языка, которым мы пользуемся в обиходе. Не знаю, поможет ли Вам мое письмо разобраться в себе и в своем литературном хозяйстве. Но если под его влиянием Вы стали бы писать вдумчивее и бережнее, не утратив непосредственности & смелости, я был бы очень рад. С искренним приветом С. Маршак 1 И. Г. Калиман (г. Орехово-Зуево Московской обл.) прислал свои стихи в рукописи для отзыва. 292. А. Т. ЭССАУЛОВОЙ  Москва, 9 июня 1960 г. Уважаемая А. Т. Мне было очень приятно получить письмо из Острогожска [1] - да еще с Майдана. Я непременно пришлю Вам свои воспоминания, когда выйдут отдельной книгой. Не знаю, удастся ли мне когда-нибудь побывать еще раз в родном Острогожске, но память детских лет живет в нашей душе всю жизнь. Попытаюсь ответить на Ваши вопросы, касающиеся отдельных персонажей моей повести. Фамилия моего учителя рисования Дмитрия Семеновича - Коняев. Фамилия учителя немецкого языка Густава Густавовича - Вихман. В повести я назвал его Рихман. Владельцем книжного и писчебумажного магазина был и в самом деле Поляков, - Вы совершенно правы. Мак-симильяна Максимильяновича при мне еще не было, а директором был "Циклоп" - одноглазый Никодим Петрович Греков. Я не упоминаю директора в повести, так как он не оставил никакого следа в моей памяти. По поводу пьесы "За океаном" [2] я могу только высказать предположение, что это инсценировка повести Шолом-Алейхема. Впрочем, я в этом не уверен. Очень рад, что страницы "воспоминаний" нашли живой отклик в сердцах моих земляков - острогожцев. Примите мой искренний привет. Жму Вашу руку. С. Маршак 1 В письме от 4 мая 1960 года А. Т. Эссаулова (г. Острогожск Воронежской обл.) вспоминала о своих гимназических годах; училась она в гимназии намного позже С. Я. Маршака, но помнит многих преподавателей, упомянутых в повести "В начале жизни". 2 Речь идет о постановке пьесы "За океаном" в острогожском театре в начале 20-х годов. А. Т. Эссаулова спрашивала, кем написана эта пьеса. 293. А. И. СПЕРАНСКОМУ  Москва, 26 июня 1960 г. Мой дорогой внук Алешенька, Очень был я рад получить от тебя весточку и узнать, что ты здоров и весел. Надеюсь, что к этому времени вы уже раскопали селище X века и приступили к раскопке курганов [1]. Завидую тебе, что ты каждый день купаешься в Днепре, хоть Днепр у вас не так широк, как описано у Гоголя. Помнишь: "Редкая птица долетит до середины Днепра"... И все же - по стариковской привычке - очень прошу тебя соблюдать во время купания необходимую осторожность. Боюсь этих "омутов днепровских". Надеюсь, что ты окрепнешь за время пребывания в экспедиции, наберешься разнообразных и свежих впечатлений, а потом за чаем в столовой на Чкаловской расскажешь мне и всей нашей семье о своих находках и приключениях. Мы все - я, твой отец, Машенька, братья - очень по тебе соскучились. Твой оглушительно громкий голос давно уже не сотрясал наших стен. Я вышел из больницы и собираюсь в Барвиху, а пока день и ночь сижу над версткой своего 4-го тома. (...) Крепко обнимаю и очень люблю тебя, мой славный внук. Жду от тебя вестей. Твой дед С. Маршак 1 А. И. Сперанский в то время был студентом исторического факультета МГУ. 294. А. В. МАКЕДОНОВУ  Москва, <29 июня I960 г.> Мой дорогой Адриан Владимирович, Я был очень рад Вашему письму [1] и только пожалел, что нам не удалось увидеться в те дни, когда Вы были в Москве. Но, может быть, мы увидимся после Вашего пребывания в Дубултах? Врачи меня отпустили только с условием, что я немедленно отправлюсь в клинический санаторий (в Барвиху). Задержала меня верстка моего 4-го тома, куда входят статьи, "Страницы воспоминаний", новые лирические стихи и переводы. Рад, что выходит Ваша книга [2]. Буду ее ждать. Моя статья о Твардовском была безбожно сокращена и потеряла значительную часть своей ценности. Последние главы "За далью - даль" [3] так обрадовали меня после некоторого затишья в творчестве их автора да и всей нашей поэзии. Столько в них победных, предельно метких строчек, что поэму в целом принимаешь, как подарок, и ждешь после нее новых, еще более высоких удач поэта, работающего в нашей литературе чуть ли не за всех поэтов, да и прозаиков. Но об этом еще поговорим, когда увидимся. Если к Вашему приезду я еще буду в санатории, мои домашние дадут Вам машину, чтобы Вы могли побывать у меня. Только мне надо знать накануне, чтобы устроить пропуск. Крепко жму Вашу руку и прошу передать самый сердечный привет Р(аисе) А(брамовне) [4]. Ваш С. Маршак 1 Письмо литературного критика А. В. Македонова из Дубулты (Рижское взморье) от 24 июня 1960 года, в котором он делился впечатлениями от только что прочитанной им статьи С. Я. Маршака "Ради жизни на земле" о поэзии А. Т. Твардовского ("Литературная газета", 1960, Э 73, 21 июня). 2 А. В. Македонов, Очерки советской поэзии, Смоленск, 1960. 3 В майском номере "Нового мира" за 1960 год были напечатаны заключительные главы поэмы А. Т. Твардовского "За далью - даль". 4 Жена А. В. Македонова. 295. ВСЕРОССИЙСКОМУ СЪЕЗДУ УЧИТЕЛЕЙ (Барвиха, начало июля 1960 г.) Привет Вам, дорогие товарищи учителя! В эти памятные дни, когда в Москве работает ваш съезд, внимание всей нашей страны обращено к вам. Ваша многотысячная армия - великая сила. Вам родители уступают значительную долю своих прав на воспитание ребенка. К вам в школу дети приходят в том возрасте, когда характер ребенка так легко поддается воздействию умного и чуткого воспитателя. Можно сказать, что именно вы формируете наше будущее. Но для того, чтобы вести других, надо и самому не стоять на месте. Учителю надо знать гораздо больше того, что он отдает ученикам. Во время Яснополянской школы Лев Толстой говорил, что для того, чтобы преподавать в младших классах арифметику, учитель должен знать высшую математику. Познания преподавателя истории будут далеко не достаточны, если они окажутся немногим больше того, что содержится в школьных учебниках. Но дело не только в знаниях. Прежде всего учителю нужна любовь к своему предмету. Опыт показал, что наибольшее число математиков выходит из школ, где преподают не только знающие, но и влюбленные в математику люди. То же можно сказать о преподавании литературы* Спросите наших выдающихся писателей, и они скажут вам, что любовь к родному языку и литературе привил им учитель, сельский или городской. От воспитателя зависит и такое важное дело, как развитие художественного вкуса его питомцев. Я знаю, что у большинства наших учителей не слишком-то много свободного времени. И все же они должны находить время, чтобы развивать свой собственный художественный вкус. Только по-настоящему оценив и полюбив литературу, преподаватель имеет право говорить с учениками о творчестве порта или прозаика. Что может сказать о композиторе человек, лишенный слуха и не понимающий, не любящий музыки? Равнодушный преподаватель словесности, не испытывающий ни малейшего восторга при чтении лучших поэтических страниц, способен убить в ребятах всякий интерес к художественной литература. Зазубривание отрывков из Пушкина (чаще всего о природе) вырабатывает у ребят как бы некий иммунитет к стихам нашего величайшего поэта. Помню, я как-то читал Пушкина вслух знакомому школьнику. Он слушал неизвестные ему стихи с напряженным вниманием. Но стоило мне прочесть строчки: Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна... - как мой юный слушатель запротестовал: - Ох, не надо!.. Очевидно, это прекрасное стихотворение потеряло всю свою прелесть на тех уроках, где его читали бесконечное число раз. И не только читали, но и разъясняли, то есть "прорабатывали". Отдельные, вырванные из классических стихов строфы и строчки, напечатанные в учебных книгах для чтения, часто теряют рифмы, стихотворный размер, а иной раз и большую часть смысла. Мне кажется, что учителя вправе потребовать от Министерства просвещения и Учпедгиза хороших учебных книг по родному языку и литературе. У нас есть известные и любимые детские книги. Пора создать любимые учебники. И, пожалуй, не меньше нужны школе книги, помогающие учителю, такие книги, где были бы статьи лучших педагогов, литературоведов и критиков, где молодой учитель мог бы найти записи лучших уроков, проведенных талантливыми и опытными преподавателями. Дорогие друзья, мы должны помнить, что учителя и писатели в одинаковой мере служат великому делу воспитания. Наши встречи с вами не должны быть редкими и случайными. Пишите нам со всех концов страны, пишите запросто, по-дружески о вашем житье-бытье, о работе, о разных событиях и эпизодах в жизни школы. Такие письма не только могут дать нам, литераторам, ценный материал, но и по-настоящему свяжут нас со школой. Я очень жалею, что болезнь помешала мне быть сегодня с вами. В этом письме я попытался высказать кое-какие мысли, которые накопились у меня как у литератора, более сорока лет связанного с читателями-детьми. Вероятно, о многом из того, о чем я пишу здесь, вы думали и сами. И все же я не мог удержаться от желания поделиться с вами своими раздумьями. Желаю вам, товарищи, здоровья, успехов и неугасающего вдохновения. Оно одинаково необходимо в нашем и вашем деле. С. Маршак Печатается по тексту "Литературной газеты", 1960, Э 81, 9 июля, где было напечатано под редакционным названием "Учитель и писатель - соратники". Обращение к съезду было зачитано на заседании 8 июля. 296. Л. Д. МАРТИСОВУ  (Москва), 3 сентября 1960 г. Уважаемый товарищ Мартисов, Мне очень трудно ответить на Ваш вопрос, стоит ли Вам заново приниматься за начатую Вами в 1935 году книгу [1]. Если у Вас есть желание и уверенность в том, что Ваш материал не устарел и не потерял своей значительности по сравнению с делами новых арктических и антарктических "робинзонов", то, конечно, пишите. Но, может быть, Вам следовало бы шире использовать свой богатый жизненный и трудовой опыт, рассказав в книге и о днях, проведенных Вами на льдине, и о работе во главе юного коллектива на заводе, и об участии в строительстве Волго-Дона и восстановлении Сталинграда [2]. Конечно, это отнюдь не должно быть простым и внешне последовательным перечислением всего, что Вам пришлось делать на своем веку. Любопытно было бы показать, как одна работа готовила Вас к другой, как постепенно, преодолевая трудности, Вы накапливали умение и сноровку. И все это надо дать на фоне того или иного времени и места, показать не столько в описаниях, сколько в событиях, приключениях, эпизодах. Я нисколько не настаиваю на своем предложении. Вы можете вернуться к своему первоначальному замыслу, если учтете замечания, о которых я пишу выше. Мы давно с Вами не встречались, и я не помню ни Вашей манеры, ни стиля. Одно только скажу: избегайте книжности, пишите просто и живо, как пишут по горячим следам событий. Если мое письмо хоть в малой мере поможет Вам, буду очень рад. От души желаю Вам успеха. С искренним приветом С. Маршак 1 В письме от 1 августа 1960 года Л. Д. Мартисов (Волгоград), пенсионер, бывший механик, пароход а "Челюскин", вспоминал, что в 1934 году он заключил договор с ленинградской редакцией Детиздата на "Книгу о Челюскине" ("Полярные робинзоны"); рукопись погибла во время бомбежки; спрашивал, стоит ли начать снова работу над книгой. 2 Л. Д. Мартисов рассказал также о своей жизни, полной труда и событий; спрашивал о целесообразности работы над автобиографической книгой. 297. Е. Д. РЯДЧИКОВОЙ  Москва, 21 сентября 1960 г. Дорогой товарищ! Музыку к сказке "Кошкин дом" писали в разное время несколько композиторов [1]. Первым написал музыку старейший композитор, ученик Римского-Корсакова и Балакирева, В. А. Золотарев. Ему удалось написать очень доходчивое и в то же время достаточно богатое музыкальное сопровождение. Я не знаю его адреса, но полагаю, что Вы можете обратиться к нему через Союз композиторов. Очень хорошую музыку написал к фильму "Кошкин дом" композитор Вайнберг, однако эта музыка несколько сложнее. Ему тоже можно написать по адресу Союза композиторов (Москва, ул. Огарева, д. 13). И, наконец, для спектакля в Кукольном театре Образцова и для радиоспектакля музыку написала композитор Александрова. Если Вы напишете ей по адресу Центрального Кукольного Театра п/р Образцова или через тот же самый Союз композиторов, вероятно, она не откажется прислать Вам ноты. Я согласен с Вами, что для этого спектакля нужны и танцы. От души желаю Вам успеха в этой постановке. Мне кажется, что Вы могли бы с успехом поставить одну из пьес недавно умершего талантливого драматурга Т. Г. Габбе, - например, "Хрустальный башмачок". Сборник ее пьес "Город мастеров" (название дано по первой пьесе) Вы, вероятно, найдете в библиотеке. Книга была издана Детгизом. В моем сборнике "Сказки, песни, загадки" посмотрите пьесы "Петрушка-иностранец", "Двенадцать месяцев" и "Горя бояться - счастья не видать". Посылаю Вам, всем сотрудникам клуба, а также участникам спектакля сердечный привет и лучшие пожелания. Уважающий Вас С. Маршак 1 В письме от 12 сентября 1960 года Е. Д. Рядчикова (г. Минеральные Воды Ставропольского края), заведующая детским сектором железнодорожного клуба, просила рекомендовать хорошую музыку для спектакля по пьесе С. Маршака "Кошкин дом"; просила совета в выборе "сценического материала для детей", 298. Е. И. ШВАРЦ  <Москва>, 24 сентября 1960 г. Дорогая Екатерина Ивановна! Не могу Вам сказать, как тронула меня Ваша посылка, - два тома пьес Евгения Львовича [1], моего дорогого Жени, с которым так тесно связана и переплетена м