- и все для того, чтобы подбодрить Сэмми, он даже дошел до того, что спел эту гадкую песню про блузку-чоли, несмотря на свое отвращение к Надье Вадье, к этой смазливенькой фикции, которая материализовалась невесть откуда и в один момент разрушила их жизнь. Малыш Дхирен не делился с Сэмми мыслью о том, что Надья Вадья - это особа, которой он лично с удовольствием бы напакостил. Наконец Дхирендра нашел-таки волшебное заклинание, то самое "сезам, откройся", которое вернуло угрюмого Сэмми Хазаре к жизни. Карлик вскочил на стол, принял позу миниатюрной садовой статуи и произнес магическое слово. - Циклонит, - заявил он. Верность и нашим, и вашим никогда не составляла для Сэмми большой проблемы; не он ли годами брал деньги у моего отца и шпионил за Мандуком? Бедный человек ведь должен как-то жить, так почему не поддержать обе противоборствующие стороны? Нет, верность и нашим, и вашим -обычное дело; но никакой верности вообще? Это смущало. События, касающиеся Надьи Вадьи, каким-то образом разрубили все связи Железяки - с Филдингом, с "командой Хазаре" и ОМ в целом, с Авраамом, со мной. Отныне он играл сам за себя. И если Надья Вадья не могла принадлежать ему, почему она вообще должна была принадлежать кому бы то ни было? И если его дом не мог стоять, почему должны были непоколебимо выситься другие особняки и небоскребы? Да, карлик попал в точку. Хазаре знал секреты и умел мастерить бомбы. Это были козыри, оставшиеся в его распоряжении. - Так я и сделаю, - произнес он вслух. Те, кто причинил ему зло, почувствуют тяжесть его железной руки. - Трюкач-Трюкачка дают гарантию, - сказал Дхирен. -Высший сорт, постоянным клиентам - скидка. У супругов с близлежащей киностудии, специализировавшихся на звуковых и зрительных эффектах - безобидных хлопках и вспышках, - была и другая специализация, более скрытая, но теснее связанная с реальностью. Без сомнения, они были мелкая сошка, но долгие годы они являлись для Железяки самыми надежными поставщиками гелигнита, тринитротолуола, часовых механизмов, детонаторов, бикфордовых шнуров. Но циклонит! Мощнейшая взрывчатка! У Трюкача-Трюкачки дела, должно быть, пошли в гору. Чтобы заполучить циклонит, кошелек у тебя должен быть тугим, связи - в самых высоких сферах. Киношную парочку, видимо, завербовала серьезная банда. Если циклонит завезен в Бомбей в таком количестве, что трюкачи могут позволить себе продать немножко на сторону, - значит, пахнет большой бедой. - Сколько нужно? - спросил Сэмми. - Кто знает?! - выкрикнул Дхирен, кривляясь. - Кто знает, сколько овса потребует наш конек? - У меня золото припрятано, - сказал Сэмми Хазаре. -Наличность тоже. И у тебя есть заначка. - У актера короткая жизнь, - запротестовал карлик. - Мне что, голодать на склоне дней? - Никакого склона дней у нас не будет, - ответил Железяка. - Скоро мы вспыхнем как солнце. x x x У нас с "братцем" больше не было совместных ленчей. И для "нашего" отца годы, когда он пожирал плоть и пил кровь страны, были на исходе. Моя мать уже рухнула с высоты. Теперь настала его очередь. История головокружительного падения Авраама Зогойби с самых высот бомбейской иерархии хорошо всем знакома; быстрота его полета и сила удара о грешную землю обеспечили этой истории широкую известность. Но одно имя в этой печальной повести полностью отсутствует, в то время как другое вновь и вновь мелькает в ее главах. Отсутствующее имя - мое. Имя единственного биологического отпрыска мужского пола, имевшегося у моего отца. Вновь и вновь мелькающее имя - "Адам Зогойби". Ранее известный как "Адам Браганза". А еще раньше как "Аадам Синай". А до того? Если, как пронюхали и потом сообщили нам замечательные газетные ищейки, его биологических родителей звали Шива и Парвати, и если принять во внимание - простите, что я опять подчеркиваю эту деталь, - его действительно очень большие уши, могу я предположить имя "Ганеша"?********* Хотя "Дамбо" - или, если хотите, "Чурбо", "Мерзо", "Подло" - хорошо, сойдемся на "Сабу"********** - наверно, лучше подходит этому отвратительному Лопоухому Малышу. Итак, этот вундеркинд из двадцать первого века, этот сверхскоростной компьютерный мальчик, этот выскочка, распевающий: "Я сделал это, я сделал", оказался не только узурпатором и интриганом, но и простофилей, считавшим себя неуловимым и именно поэтому уловленным со смехотворной легкостью. К тому же неким подобием библейского Ионы: не только сам пострадал, но и остальных подставил. Да, появление Адама в нашей семье дало начало цепной реакции, которая стряхнула могущественного главу "Сиодикорпа" с его высокого насеста. Если вы не против, я сейчас без малейшего следа Schadenfreude*********** в голосе расскажу об узловых моментах гигантской катастрофы нашего семейного бизнеса. Когда суперфинансист В. В. Нанди по прозвищу Крокодил был арестован и привлечен к ответственности по из ряда вон выходящему обвинению в подкупе министров центрального правительства с целью получения от них десятков миллионов рупий казенных средств, с помощью которых он намеревался "прибрать к рукам" саму бомбейскую фондовую биржу, - одновременно с ним был отправлен за решетку и вышеупомянутый пресловутый "шри Адам Зогойби", который, как утверждали, был "курьером" этой сделки: он привозил в частные дома некоторых высокопоставленных лиц страны и, как он потом хитро утверждал на следствии, "случайно забывал" там чемоданы с огромными суммами в купюрах, бывших в употреблении и лежащих не по порядку номеров. Всеобъемлющее расследование деятельности "шри Адама Зогойби" с немалым энтузиазмом вели полицейские службы, отдел борьбы с мошенничеством и прочие компетентные органы, испытывавшие сильнейшее давление, в том числе со стороны потрясенного до основания центрального правительства и подконтрольной ОМ бомбейской муниципальной корпорации, от лица которой глава ОМ мистер Раман Филдинг потребовал, чтобы "этот гадюшник был выметен поганой метлой"; и вскоре выявилось участие "братца" в еще более грандиозных аферах. Сообщения о колоссальных злоупотреблениях интернационального масштаба, совершенных руководством Международного банка "Хазана", об исчезновении его активов в так называемых "черных дырах", о его связях с террористическими организациями и о крупных хищениях ядерных материалов, ракет, сверхсложного компьютерного оборудования и программного обеспечения как раз начали достигать недоверчивых ушей общественности; и тут имя приемного сына Авраама Зогойби обнаружилось на ряде поддельных транспортных накладных, сфабрикованных в связи с хитрой операцией по переправке украденного суперкомпьютера в неназванную ближневосточную страну. Когда банк "Хазана" лопнул и разорились десятки тысяч простых граждан, от водителей заложенных в банк такси до индийцев-эмигрантов, владельцев газетных киосков и мелких магазинчиков по всему миру, всплыли новые подробности тесных связей финансового филиала "Сиодикорп" - "дома Кэшонделивери" - с коррумпированными боссами потерпевшего крушение банка, многие из которых уже сидели в британских и американских тюрьмах. Акции "Сиодикорп" стали стремительно падать. Авраам - сам Авраам -едва избежал краха. К тому времени, как разразился скандал, связанный с поставками оружия, и он был вынужден предстать перед судом по серьезнейшим обвинениям в личной причастности к таким делам организованной преступности, как бандитизм, контрабанда наркотиков, гигантские операции с "черным налом" и торговля живым товаром, - к тому времени империя, созданная им на капиталах семьи да Гама, была потрясена до основания. Бомбейцы с возмущением и священным ужасом показывали на небоскреб Кэшонделивери, словно ожидая, когда он треснет, как дом Ашеров у Эдгара По, и развалится на куски. В обшитом панелями зале суда мой девяностолетний отец отверг все обвинения. - Я не для того сюда явился, чтобы участвовать в индийской версии фильма "Крестный отец", не для того, чтобы играть роль этакого отечественного болливудского Могамбо, - заявил он, стоя вызывающе прямо и улыбаясь той самой обезоруживающей улыбкой, в которой его мать Флори еще много лет назад распознала кураж отчаяния. - Спросите кого угодно от Кочина до Бомбея, кто такой есть Авраам Зогойби. Вам объяснят, что это респектабельный бизнесмен, занимающийся перцем и специями. Говорю вам совершенно чистосердечно: таков я есть, таков я был всегда. Вся моя жизнь прошла под знаком торговли пряностями. Несмотря на энергичные протесты обвинения, он был отпущен под залог в десять миллионов рупий. - Мы не станем отправлять одного из самых заметных людей нашего города в заурядную тюрьму, пока его вина не доказана, - сказал судья мистер Качравала, и Авраам отвесил суду поклон. Кое-какие ограниченные возможности у него еще оставались. Чтобы уплатить залог, ему пришлось взять кредит под исконные плантации пряностей семьи да Гама. Но так или иначе Авраам вышел из зала суда свободным, он мог вернуться в свою "Элефанту", в свою умирающую Шангри-Ла************. И, сидя один в темном кабинете около своего поднебесного сада, он пришел к такому же решению, что и Сэмми Хазаре в Андхери, в его приговоренной к сносу лачуге: если уж падать, так с грохотом. В это время по радио и телевидению Раман Филдинг распространялся о неминуемом крахе старика. - Смазливое девичье личико на телеэкране теперь уже его не спасет, - сказал он, после чего, ко всеобщему изумлению, запел. Наглец получит под за-адья, - проквакал он. - Ох, крепко получит, Надья. В ответ на это Авраам издал угрожающий звук и потянулся к телефонной трубке. В тот вечер Авраам сделал два звонка, и один раз позвонили ему. Впоследствии из информации, полученной в телефонной компании, стало ясно, что первый его звонок был в один из публичных домов на Фолкленд-роуд, контролируемых гангстерским боссом по прозвищу Резаный. Но не имелось никаких данных о том, что к нему на работу или домой, на Малабар-хилл, отправляли девушку. Скорее всего цель звонка была иная. Позднее, уже ночью - много позже полуночи - позвонил Дом Минто, которому уже перевалило за сто лет. Дословной записи их разговора не существует, но отец пересказал мне его содержание. По словам Авраама, Минто был совершенно не похож на себя - сварливого, кипятящегося старика. Он был подавлен, мрачен и впрямую говорил о смерти. - Пусть она приходит! Вся моя жизнь - кошмарный порнографический фильм, - сказал якобы Минто. - Я всего насмотрелся, что только есть в жизни грязного и похабного. Наутро старый сыщик был найден мертвым в своем кабинете. - В убийстве подозрений нет, - сказал инспектор Сингх, назначенный провести расследование. Авраам сделал еще один звонок - мне. По его требованию я глубокой ночью приехал к безжизненному небоскребу Кэшонделивери и с помощью особого ключа проник в здание и поднялся к отцу на его персональном лифте. То, что он сказал мне в своем темном кабинете, заставило меня потом усомниться в естественном характере кончины Дома Минто. По словам отца, Сэмми Хазаре, явно не желавший появляться поблизости от обычных мест пребывания Авраама, посетил Минто и поклялся головой своей матери, что смерть Ауроры Зогойби - результат убийства, совершенного небезызвестным Чхагганом Одним Кусом Пять по заказу Рамана Филдинга. - Но почему? - крикнул я. Глаза Авраама блеснули. - Я же говорил тебе про твою мамочку, малыш. Попробовать и отодвинуть, не доев, - так она любила поступать и с едой, и с мужчинами. Но Мандуком она поперхнулась. Подоплека убийства - сексуальная. Сексуальная. Сексуальная... месть. Я никогда раньше не слышал, чтобы он говорил так зло. Боль от неверности Ауроры явно жгла до сих пор его нутро. Немыслимая боль от того, что приходится говорить об этом с сыном. - И как? - не унимался я. Орудие убийства, объяснил он, - маленький дротик-шприц, воткнувшийся ей в шею, из тех, какими усыпляют небольших животных, не слонов, а, скажем, диких кошек. После того, как в нее выстрелили этим шприцем с пляжа Чаупатти во время безумия Ганапати, голова у нее закружилась, и она упала. Прямо на изглаженные прибоем камни. Волны, вероятно, смыли дротик, и во всей этой суматохе никто не заметил - никто даже и не искал - маленькую ранку у нее на шее. Я помнил, что стоял в тот день на трибуне для особо важных персон с Сэмми и Филдингом; но Чхагган мог быть где угодно. Чхагган, который наряду с Сэмми особо отличался в стрельбе дротиками из трубки на мандуковских комнатных олимпиадах. - Но это не могла быть простая трубка, - подумал я вслух. - Слишком далеко. К тому же снизу вверх. - Тогда специальное ружье, - пожал плечами Авраам. -Подробности содержатся в письменных показаниях Сэмми. Утром Минто их принесет. Но ты понимаешь, - добавил он, - что в суде это не пройдет. - И не надо, - ответил я. - Это дело будет решаться не на судебном заседании. Минто умер прежде, чем он смог принести Аврааму показания Сэмми. Среди его бумаг документ найден не был. Инспектор Сингх не заподозрил здесь убийства; что ж, пусть так. В любом случае я знал, что мне делать. Мной овладели древние, неодолимые побуждения. Вопреки всем ожиданиям потревоженная материнская тень витала у меня за плечами, взывая к насилию. Кровь за кровь. Омой мое тело в красных фонтанах крови убийц и дай мне упокоиться с миром. Я это сделаю, мама. x x x Мечеть в Айодхъе была разрушена. Люди буквенной лапши, "фанатики", или, напротив, "благочестивые освободители святынь" (выбирайте, что вам ближе, остальное вычеркивайте) тучей двинулись на построенную в семнадцатом веке Бабри Масджид и развалили ее голыми руками, разорвали зубами, уничтожили силой той стихии, которую сэр В. Найпол************* одобрительно охарактеризовал как "пробуждение к истории". Полицейские, судя по фотографиям в газетах, стояли в сторонке и смотрели, как исторические силы делают свою работу по уничтожению истории. Реяли шафранные флаги. Люди распевали дхуны во славу Рамы: "Рагхупати рагхава раджа Рам" и прочее. Это был один из тех моментов, которым лучше всего подходит определение "противоречивый": момент радости и горя, подлинности и фальши, естества и манипуляции. Он и открывал двери, и закрывал их. Это был конец, и это было начало. Это было то самое, что много лет назад предсказал Камоинш да Гама, -приход Карающего Рамы. Некоторые обозреватели осмелились усомниться в том, что нынешний город Айодхъя в штате Уттар-Прадеш стоит на месте легендарной Айодхъи, где, согласно "Рамаяне", родился Всемогущий Рама. Представление о том, что Рамджанмабхуми, родина Рамы, находилась в точности там, где потом построили мечеть, идет отнюдь не из глубокой древности - оно не насчитывает и ста лет. Первым заявил о том, что ему явился здесь Всемогущий Рама, как раз некий мусульманин, молившийся в старой мечети Бабри, -с него-то все и началось; что может быть лучшим символом веротерпимости и религиозного плюрализма? После этого видения мусульмане и индуисты какое-то время мирно уживались на священном месте... но черт с ними, с прошлыми делами! Кто сейчас будет копаться в этих поросших быльем тонкостях? Здание рухнуло. Пришло время последствий, а не взглядов в прошлое; время думать о том, что будет дальше, а не о том, что могло бы или не могло случиться, если бы... Дальше было вот что: в Бомбее ночью кто-то ограбил галерею "Наследие Зогойби". Воры сработали быстро и профессионально; установленная в галерее система сигнализации оказалась совершенно ненадежной, и в некоторых местах она вообще была неисправна. Были взяты четыре картины, принадлежащие к циклу "мавров" и явно выбранные заранее: по одной из всех трех основных периодов и также последняя, неоконченная, но тем не менее выдающаяся работа - "Прощальный вздох мавра". Тщетно хранительница музея доктор Зинат Вакиль пыталась обратить на это событие внимание радио и телевидения. Эфир заполонили события в Айодхъе и их кровавые последствия. Если бы не Раман Филдинг, утрата этих национальных сокровищ вовсе не получила бы никакого освещения. Лидер ОМ, комментируя кражу по центральному телевидению, провел параллель между исчезновением картин и падением мечети. - Когда такие чуждые нам артефакты покидают священную индийскую землю, я не вижу повода для грусти, - сказал он. - Если мы хотим, чтобы родилась новая нация, многое из того, что принесли с собой чужеземцы, должно быть выметено. Выходит, даже сейчас мы - чужеземцы? После двух тысячелетий мы все еще не свои и, разумеется, скоро будем "выметены", что не повлечет за собой никаких изъявлений печали или сожаления. После оскорбления, которое Мандук нанес памяти Ауроры, мне легче было совершить то, на что я решился. Мою жажду убийства вряд ли можно назвать атавистической; хотя внушила мне ее смерть матери, это не было похоже на возвращение признаков, спавших на протяжении нескольких поколений. Скорее это некое побочное наследование; ибо не входило ли в семью да Гама с каждым новым супружеством новое насилие? Эпифания привела с собой воинственный клан Менезишей, Кармен - их смертельных врагов Лобу. Аврааму с самого начала был присущ инстинкт смертоубийства, хотя он предпочитал делать все чужими руками. Только Камоинш и Белла, мои искренне любившие друг друга дед и бабка с материнской стороны, чисты от этого греха. Мои собственные любовные связи едва ли внесли какое-либо улучшение. Я не собираюсь бросать тень на милую Дилли; но Ума, которая лишила меня материнской любви, внушив Ауроре мысль о том, что я погрузился в скверну? Ума, которая была готова убить меня и не преуспела в этом только лишь из-за вторжения в сцену из трагической мелодрамы фарса со столкновением лбов?.. Но нечего, пожалуй, валить все на родичей и возлюбленных. Моей собственной боевой карьерой - годами, когда я избивал людей, будучи сокрушительной Кувалдой, - я обязан капризу природы, которая вложила так много убойной силы в мою правую, в других отношениях бессильную, руку. Правда, до сей поры я так никого и не убил; однако принимая во внимание тяжесть и продолжительность иных избиений, я должен приписать это чистой случайности. Если же в отношении Рамана Филдинга я разом взял на себя роль судьи и палача, то лишь потому, что этого требовала моя природа. Цивилизация есть ловкость рук, скрывающая от нас нашу собственную природу. Моей руке, изысканный читатель, недоставало ловкости; ей было хорошо известно, что она за штука. Итак, жестокость была в моей семейной истории, и она же была у меня в крови. Я не колебался в моем решении ни минуты: отомщу - или умру. В последнее время смерть постоянно присутствовала в моих мыслях. Теперь, наконец, есть возможность придать смысл моей кончине, которая иначе была бы жалкой. С неким отстраненным удивлением я понял, что готов умереть, лишь бы прежде увидеть труп Рамана Филдинга. Вот и я тоже стал убийцей-фанатиком (или благородным мстителем - как вам будет угодно). Насилие есть насилие, убийство есть убийство, зло, помноженное на зло, не дает в итоге добра; эти истины я сознавал в полной мере. К тому же, опускаясь до уровня противника, ты теряешь преимущество высоты. В дни, последовавшие за разрушением Бабри Масджид, "горящие праведным гневом мусульмане"/"убийцы-фанатики" (вновь берите синий карандаш и действуйте согласно велению сердца) разоряли индуистские храмы и убивали индусов как в Индии, так и в Пакистане. В эскалации межобщинной вражды рано или поздно наступает момент, когда вопрос "Кто первый начал?" становится бессмысленным. Злое спариванье враждующих сторон не дает даже малейшей основы для прощения, не говоря уже об оправдании. Они беснуются среди нас - левые и правые, индусы и мусульмане, с ножами и пистолетами, убивают, жгут, грабят, потрясают в дыму стиснутыми и окровавленными кулаками. Оба эти дома прокляты из-за их деяний; обе стороны сбросили последние лохмотья достоинства; каждая из них - чума для другой. Я отношу эти слова к себе тоже. Слишком долго я был человеком насилия, и в ночь после того, как Раман Филдинг с телеэкрана оскорбил память моей матери, я свирепо положил конец его проклятой жизни. И, сделав это, навлек проклятие на себя самого. x x x По ночам стены вокруг владений Филдинга патрулировали отборные охранники - восемь пар, сменяющих одна другую каждые три часа; почти всех их я знал по кличкам, употребляемым в узком кругу. Сад охраняли четыре злобные восточноевропейские овчарки (Гаваскар, Венгсаркар, Манкад и - как свидетельство непредубежденности хозяина - "мусульманин" Азхаруддин); эти претерпевшие метаморфозу звезды крикета, радостно виляя хвостами, потрусили ко мне, чтобы я их погладил. У дверей дома стояла своя охрана. Эти головорезы мне тоже были знакомы - двое молодых гигантов по прозвищам Угрюмый и Чих, - но они, несмотря на знакомство, обыскали меня с ног до головы. Оружия у меня с собой не было - во всяком случае такого, которое не являлось бы частью моего тела. - Как в старые вребеда сегоддя, - сказал мне Чих, младший из двоих верзил, у которого постоянно был забит нос, но который - в порядке компенсации - был более словоохотлив. - Дедавдо был Железяка, заходил поприветствовать сабого. Давердо, хотел, чтобы его взяли обратдо, до капитал де из таковских. Я сказал, что жалею, что разминулся с Сэмми; а как поживает наш Одним Кусом Пять? - Од пожалел Хазаре, - пробубнил молодой охранник. -Вбесте ушли пить. Напарник хлопнул его по затылку ладонью, и он замолчал. - Это же даш Кувалда, - сказал он обиженно, потом зажал нос большим и указательным пальцами и высморкался изо всех сил. Слизь брызнула во все стороны. Я попятился. Я понимал: мне страшно повезло, что Чхагган отлучился. У него было шестое, если не седьмое, чувство на все подозрительное, и мои шансы одолеть и его, и Филдинга, а потом ретироваться, не возбудив общей тревоги, равнялись нулю. Идя сюда, я не ожидал такого подарка; его судьбоносное отсутствие давало мне, по крайней мере, некий шанс выбраться отсюда живым. Молчун и любитель раздавать подзатыльники по кличке Угрюмый спросил, по какому я делу. Я повторил то, что сказал привратникам: - Только капитану с глазу на глаз. Угрюмый сделал недовольное лицо: - Так не пойдет. - Узнает, что не пустил, - будешь отвечать, - пригрозил я. Он сдался. - Твое счастье, что капитан сегодня из-за событий в стране заработался допоздна, - сказал он злобно. - Погоди, я схожу узнаю. Через минуту-другую он вернулся и свирепо ткнул большим пальцем в сторону хозяйского логова. Мандук сидел и работал при желтом свете настольной лампы. Половина его большой очкастой головы была освещена, другая половина была темная; его громадное грузное тело тонуло во мраке. Один ли он здесь? Уверенности нет. - А, Кувалда, - проквакал он. - В каком качестве явился? Эмиссаром твоего папаши или крысой с его пропащего корабля? - С сообщением, - ответил я. Он кивнул: - Говори. - Только для ваших ушей, - сказал я. - Не для микрофонов. Еще много лет назад Филдинг с восхищением отзывался о решении американского президента Никсона установить подслушивающую аппаратуру в своем собственном кабинете. "У парня было понимание истории, - сказал тогда он. -И характер тоже. Все подряд шло на запись". Я возразил тогда, что из-за этих катушек он слетел с поста. Филдинг только отмахнулся. "Мне мои слова повредить не могут, -заявил он. - Мое богатство - в моей идеологии! Когда-нибудь меня детишки в школах будут изучать". Поэтому: не для микрофонов. Он широко, от уха до уха, улыбнулся, похожий под светом лампы не столько на лягушку, сколько на чеширского кота. - Слишком хорошая у тебя память, Кувалда, - добродушно пожурил он меня. - Ну давай, давай, милый мой. Прошепчи мне на ушко свои сладкие пустячки. Я уже стар, с беспокойством думал я, приближаясь к нему. Кто знает, сохранился ли у меня нокаутирующий удар. "Дай мне силу, - взмолился я, обращаясь неизвестно к кому - может быть, к тени Ауроры. - Один раз, последний. На один удар сделай меня опять Кувалдой". Зеленый телефон-лягушка пялился на меня с письменного стола. Господи, как я ненавидел этот телефон. Я наклонился к Мандуку; он стремительно выбросил вперед левую руку и, схватив меня за волосы, прижал мой рот к своей левой скуле. На секунду потеряв равновесие, я с ужасом понял, что моя правая -единственное мое оружие - выведена из игры. Но, когда я уже падал на ребро столешницы, левая моя рука - та самая левая, которой я всю жизнь учился пользоваться, насилуя мою природу, - нащупала телефон. - Телефонограмма от моей матери, - прошептал я и шарахнул его зеленой лягушкой по лицу. Он не издал ни единого звука. Его пальцы разжались, и он отпустил мои волосы, но телефон-лягушка хотел целовать его еще и еще, и я поцеловал его телефоном так крепко, как только мог, потом крепче, потом еще крепче, пока наконец зеленая пластмасса не раскололась и аппарат не начал разваливаться на части. "Сраное дешевое издельице", - подумал я и кинул его на стол. x x x Вот как Всемогущий Рама убил ланкийского царя Равану, похитителя прекрасной Ситы: И, вроде змеи ослепительной, грозно шипящей, Достал из колчана даритель великоблестящий Стрелу, сотворенную Брахмой, чтоб Индра мирами Тремя завладел, - и Агастьей врученную Раме. В ее острие было пламя и солнца горенье, И ветром наполнил создателе ее оперенье, Окутана дымом, как пламень конца мирозданья, Сверкала и трепет вселяла в живые созданья... И, неотвратимая, Раваны грудь пробивая, Вошла ему в сердце, как Индры стрела громовая, И в землю воткнулась, от крови убитого рдея, И тихо вернулась в колчан, уничтожив злодея... Вверху величали гандхарвы его сладкогласно, А тридцать бессмертных кричали: "Прекрасно! Прекрасно!"************** А вот как Ахилл убил Гектора, убийцу Патрокла: Дышащий томно, ему отвечал шлемоблещущий Гектор: "Жизнью тебя и твоими родными у ног заклинаю. О! не давай ты меня на терзание псам мирмидонским..." ...Мрачно смотря на него, говорил Ахиллес быстроногий: "Тщетно ты, пес, обнимаешь мне ноги и молишь родными! Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части, Тело сырое твое пожирал бы я, - то ты мне сделал! Нет, человеческий сын от твоей головы не отгонит Псов пожирающих!.. ... Птицы твой труп и псы мирмидонские весь растерзают!"*************** Вы сами видите разницу. Если Рама имел в своем распоряжении божественную технику страшного суда, мне пришлось довольствоваться телекоммуникационной лягушкой. И никаких поздравлений с небес по случаю моей славной победы. Что касается Ахилла: у меня никогда не было ни его плотоядной ярости (напоминающей, между прочим, ярость Хинд из Мекки, сожравшей сердце мертвого героя Хамзы), ни его поэтического красноречия. У мирмидонских псов нашлись, однако, собратья в наших краях... ...Убив Равану, великодушный Рама устроил поверженному врагу пышную тризну. Ахилл, отличавшийся из двоих великих героев гораздо меньшим благородством, привязал труп Гектора к своей колеснице и трижды протащил его вокруг тела погибшего Патрокла. Что касается меня: живя во времена далеко не героические, я и не почтил, и не осквернил труп моей жертвы; мои мысли были заняты мною самим, моими шансами на спасение. Убив Филдинга, я повернул его вместе с креслом лицом от двери (хотя лица как такового у него уже не было). Потом я водрузил его ноги на книжную полку и положил его руки так, что они охватывали размозженную голову, словно он заснул, утомленный тяжкими трудами. Затем быстро и бесшумно я принялся искать записывающие устройства - их должно было быть два, для вящей надежности. Найти их не составляло труда. Филдинг никогда не делал секрета из своей страсти к звукозаписи, и, открыв шкафы в его кабинете - они не были заперты - я увидел магнитофонные катушки, медленно вращающиеся во тьме, как дервиши. Я отмотал от каждой по длинному куску ленты, оторвал и сунул себе в карманы. Пора было делать ноги. Я вышел из комнаты и подчеркнуто-бережно затворил дверь. - Не беспокоить, - прошептал я Угрюмому и Чиху. -Капитан прикорнул. Это задержит их на какое-то время, но успею ли я выйти за ворота? Мне чудились крики, свистки, выстрелы и четверо преображенных крикетистов, с громким рыком хватающих меня за горло. Мои ноги заторопились сами собой; усилием воли я замедлил шаг, потом остановился совсем. Гаваскар, Венгсаркар, Манкад и Азхаруддин подошли и принялись лизать мою здоровую руку. Я опустился на колени и обнял их. Потом встал и, оставив псов и статуи Мумбадеви у себя за спиной, прошел через ворота и сел в "мерседес-бенц", который взял на служебной стоянке у небоскреба Кэшонделивери. Уезжая, я думал о том, кто доберется до меня раньше - полиция или Чхагган Одним Кусом Пять. Полиция воообще-то предпочтительней. "Второй труп уже, мистер Зогойби. Зря это вы так. Беспечность с вашей стороны неимоверная". Вдруг сзади раздался звериный рев, хотя никакой зверь не способен реветь так громко, и словно чья-то гигантская рука завертела мою машину - один полный оборот, другой - и выбила задние стекла. Мотор "мерса" заглох, и он встал поперек дороги. Засияло яркое солнце. Первым, о чем я подумал, был "Морж и Плотник" Кэрролла: "И недовольная луна / Плыла над бездной вод / И говорила: "Что за чушь / Светить не в свой черед? / И день - не день, и ночь - не ночь, / А все наоборот"****************. Вторая мысль была та, что, наверно, на город упал самолет. Потом я увидел высоко взметнувшееся пламя и услышал крики, и тут до меня дошло: что-то случилось в резиденции Филдинга. В моих ушах вновь зазвучал голос Чиха: "Дедавдо был Железяка, заходил поприветствовать сабого". Его последнее приветствие. Последнее приветствие уволенного старого вояки. Как же удалось бомбисту Сэмми пронести взрывное устройство мимо обыскивавшей всех охраны? Я мог дать на это только один ответ: внутри своей железной руки. И это значило, что бомба должна была быть небольшая. Динамитные шашки там не уместить. Что тогда? Пластик, циклонит, семтекс? "Браво, Сэмми, - подумал я. -Миниатюризация в действии, да? Вах-вах. Для Мандука -только самое лучшее, только новейшее". Опрометчивое, опрометчивое увольнение. Мне вдруг подумалось, что я убил мертвеца. Хотя, когда я добрался до него, он был еще жив, Сэмми все же первым нанес нокаутирующий удар. Мне хватило нескольких секунд, чтобы сообразить, что от Мандука теперь мало что осталось. УЖ в этом-то на Сэмми можно было положиться. Вполне возможно поэтому, что на меня вообще не падет подозрение в преступлении. Хотя, будучи последним, кто видел Рамана Филдинга живым, я, конечно, должен буду ответить на ряд вопросов. Мотор послушно завелся с первого же раза. Отвратительно запахло дымом и прочим - понятно, чем. Я увидел бегущих людей. Пора было уезжать. Когда я двигался по улице задним ходом, мне казалось, что я слышу лай голодных собак, которым неожиданно бросили большие куски мяса, главным образом с костями. И еще хлопанье крыльев слетающихся стервятников. x x x - Уезжай за кордон, - сказал Авраам Зогойби. - Уезжай сейчас же. И оставайся за кордоном. Это была моя последняя прогулка с ним по его воздушному саду. Я только что рассказал ему о роковых событиях в Бандре. - Итак, Хазаре сорвался с цепи, - проговорил мой отец. -Не имеет значения. Второстепенный вопрос. Кто-то из поставщиков торгует на сторону, надо пресечь. Но это не твоя забота. Б настоящий момент ты свободен. Поэтому - прощай. Собирай вещички. Уезжай, пока можешь. - А здесь что будет? - Твой брат будет гнить в тюряге. Всему придет конец. Я тоже конченый человек. Но с моим концом не спеши - он еще не начинался. Я взял из корзинки спелое яблоко и задал ему мой последний вопрос: - Когда-то Васко Миранда сказал тебе, что эта страна - не про нас. Он тогда произнес примерно то же самое, что ты теперь говоришь мне: "Убирайтесь вон, ополченцы Маколея". Так вот: значит, он был прав? Рвать когти, мотать на Запад? Так, что ли? - Документы у тебя в порядке? Авраам, могущество которого иссякло, старел у меня на глазах, как бессмертный, принужденный в конце концов выйти за волшебные врата Шангри-Ла. Да, кивнул я, документы у меня в порядке. Много раз возобновлявшаяся виза в Испанию была наследством, оставшимся мне от матери. Окном в другой мир. - Так поезжай, спроси Васко сам, - сказал Авраам и пошел от меня меж деревьев с полной отчаяния улыбкой на лице. Я выпустил из руки яблоко и тоже повернулся, чтобы идти. - Эгей, Мораиш, - окликнул он меня. Бесстыдный, ухмыляющийся, хоть и побежденный. - Чертов придурок. Для кого, по-твоему, были украдены эти картины, как не для твоего чокнутого Миранды? Поезжай, найди их, малыш. Найди твою драгоценную Палимпстину. Отыщи Мавристан. - И последний приказ, в котором он ближе всего подошел к изъявлению симпатии: - Сволочного пса забирай с собой. Я покидал поднебесный сад, держа под мышкой Джавахарлала. Красный обод протянулся вдоль линии горизонта, отделяя нас от неба. Словно кто-то плакал - или что-то плакало. x x x Бомбей разлетелся на куски. Как я потом узнал, было использовано триста килограммов циклонита. Еще две с половиной тонны нашли позже - часть в Бомбее, часть в грузовике около Бхопала. Обнаружили также часовые механизмы, детонаторы и все, что полагается. Ничего подобного город раньше не знал. Ничего столь же хладнокровного, рассчитанного, жестокого. Буммм! Автобус со школьниками. Буммм! Здание авиакомпании "Эйр-Индия". Буммм! Поезда, особняки, трущобы, доки, киностудии, фабрики, рестораны. Буммм! Буммм! Буммм! Товарные биржи, деловые здания, больницы, самые оживленные торговые улицы в центре города. Куски человеческих тел валялись повсюду; кровь людей и животных, внутренности, кости. Стервятники нагрузились плотью и кособоко расселись на крышах, ожидая возвращения аппетита. Кто это сделал? У Авраама было много врагов среди полицейских-оперативников, боевиков ОМ, гангстеров. Буммм! Мой отец - перед тем, как был уничтожен, - сделал телефонный звонок, и город начал взрываться. Но под силу ли было даже Аврааму с его немыслимыми возможностями накопить такой арсенал? Можно ли объяснить войной банд такое количество невинно погибших? Взрывы произошли как в индуистских, так и в мусульманских районах; умирали мужчины, женщины, дети, и никто не позаботился хотя бы о том, чтобы объяснить, почему они умирают. Что за демон-мститель обрушил нам на головы огненный ливень? Может быть, город просто-напросто решил покончить с собой? Авраам вышел на тропу войны, посылая свои проклятия направо и налево. Это - часть случившегося. Но не все; этого недостаточно. Я не знаю всего. Я говорю о том, что знаю. Вот что я лично хотел бы знать: кто убил "Элефанту", кто уничтожил мой родной дом? Кто разнес его на куски, кто взорвал не только его стены, но и Боркара - Ламбаджана Чандивалу, - и мисс Джайю Хе, и Эзекиля с его волшебными тетрадями? Была ли то месть мертвого Филдинга или вольного стрелка Хазаре - а может быть, здесь проявилось нечто более глубокое, некий исторический сдвиг, до того скрытый, что даже те из нас, кто долгое время провел в подпольном мире, не могли его распознать? Бомбей был центральным городом; был всегда. Как католические короли-фанатики, осадившие Гранаду и ожидавшие падения Альгамбры, варварство теперь стояло у наших ворот. О Бомбей! Prima in Indis!***************** Ворота Индии! Звезда Востока, обращенная лицом к Западу! Как Гранада - Аль-Гарната у арабов, - ты был чудом своего времени. Но настали темные времена, и подобно Боабдилу, последнему султану из рода Насридов, который был слишком слаб, чтобы защитить свое великое сокровище, мы тоже оказались несостоятельны. Ибо варвары не только стояли у наших ворот, но и прятались у нас под кожей. Каждый из нас был для себя самого троянским конем, несущим сокрытую внутри погибель. Может быть, бикфордов шнур поджег Авраам Зогойби, а может быть, Резаный; те фанатики или эти, наши безумцы или чужие - взрывы грянули в нас, в наших телах. Мы были и бомбистами, и бомбами. Взорвалось наше собственное накопленное зло - нечего искать объяснений в происках из-за рубежа, хотя там тоже зла всегда хватало. Мы своими руками отсекли себе ноги, мы сами виновны в нашем падении. И теперь можем только плакать напоследок о том, чего мы, оказавшись слабыми, испорченными, мелкими и презренными, не смогли защитить. - Простите мне, пожалуйста, этот всплеск. Увлекся. Старый мавр больше вздыхать не будет. x x x Доктор Зинат Вакиль была убита огненным шаром, прокатившимся по галерее "Наследие Зогойби" на Камбалла-хилл. Погибли все картины до единой, вследствие чего моя мать Аурора перешла в сферы, близкие к безвозвратно утраченной античности, в окрестности адского сада, наполненного беспомощными тенями тех - ныне, как их статуи, лишенных голов и рук, - чей труд жизни исчез навсегда (на ум приходит Чимабуэ******************, известный нам лишь по нескольким работам). "Скандал" уцелел. Он был передан "Наследием" для экспонирования на неопределенный срок Национальному музею в Дели, где находится и по сей день, с достоинством взирая на висящую напротив картину Амриты Шер-Гил. Сохранилось совсем немногое. Четыре ранних "чипкалистских" рисунка; "Uper the gur gur..."; острый, болезненный "Обнаженный мавр" - все это по счастливой случайности было на выставках, одно в Индии, другое за рубежом. Также, по иронии судьбы, возмутительница спокойствия, крикетная фантазия "Поцелуй Аббаса Али Бека", висевшая у матери и дочери Вадья на стене гостиной. Восемь. Плюс картина из Амстердамского Муниципального музея, картина из галереи Тейт, картины из коллекции Гоблера. Несколько "красных" вещей в частных собраниях (как много дьявольской иронии в том, что большую часть работ этого периода она уничтожила сама!) Получается, что осталось больше, чем у Чимабуэ; но все равно это только малюсенький фрагмент того, что было создано этой плодовитой художницей. И теперь четыре украденные вещи представляли собой главное, что уцелело из наследия Ауроры Зогойби. x x x В то утро, когда произошли взрывы, мисс Надья Вадья, услышав звонок, сама открыла дверь, потому что служанка как ушла на рассвете на базар, так и не возвращалась. Перед ней стояла карикатурная парочка: карлик в защитной униформе и человек с железным лицом и железной рукой. Вопль и хихиканье столкнулись у нее в горле; но прежде, чем она могла издать какой-либо звук, Сэмми Хазаре поднял ятаган и, умело оставив в неприкосновенности ее глаза, дважды рассек ей лицо параллельными линиями, идущими наискосок справа налево и сверху вниз. Она рухнула без чувств на коврик у двери, а когда пришла в сознание, голова ее покоилась На коленях у потрясенной матери, по губам текла ее собственная кровь, а двое незнакомцев исчезли, чтобы никогда больше не возвращаться. x x x Махагуру Хусро погиб в одном из взрывов; розовый небоскреб на Брич-кенди, где рос "Адам Зогойби", был разрушен. Тело Чхаггана Одним Кусом Пять нашли в одной из канав Бандры; шея его была искромсана ударами ятагана. Ларьки в Дхоби Талао, кинотеатры, демонстрировавшие широкоэкранную версию старого классического фильма "Ковбо