Печатью ваши мысли и дела Да станут, и ее - времен не скроет мгла! XIV Арминия гробница! Мертвеца Отдай ты своего! Над головой Тирана пусть взовьется дух бойца, Как знамя со стены сторожевой. Чего нам ждать? Чего бояться нам? - Свободна, духом ты полна, В обмане царственном, она - Германия - вином мистическим пьяна. А ты, наш рай потерянный, ты - храм; Очарованием одета, Скорбь в мольбах Тому, чем ты была, склонилась там; Ты - остров вечности, ты - вся в цветах, Пустынная, прекрасная страна, Италия! Гони, откинув страх, Зверей, что залегли в твоих святых дворцах! XV О, пусть бы вольные могли втоптать В прах имя "царь", как грязное пятно Страницы славы, или написать В пыли, - чтоб было сглажено оно, Занесено песком, как след змеи. Оракула внятна вам речь? - Возьмите ж свой победный меч - Как узел гордиев то слово им рассечь. Хоть слабое, шипы вонзив свои В бичи и топоры, что род людской Страшат, - оно скрепит их, как ничьи Усилья б не могли: тот яд гнилой, Жизнь заразив, гангреной может сжечь. Когда придет пора, ты удостой Стереть главу червя сама, своей пятой. XVI О, пусть бы мудрые - огнем лампад Широкой мысли - отогнали тьму, Чтоб, съежась, имя "жрец" обратно в ад Отправилось, вновь к месту своему - Кощунственная, дьявольская спесь! О, пусть могла бы мысль и страсть Лишь пред судом души упасть Иль непостижную признать бесстрашно Власть. Когда б тех слов, темнящих мысли здесь, Как зыблемый над озером туман В лазурь небес бросает пятен смесь, Снять маску, цвет, что всем различный дан, Улыбки блеск - не их, чужую часть, Пока, открыв таимый в них изъян, Воздаст их господин за правду и обман. XVII Удел был человеку уготован - От колыбели до могилы - стать Царем над Жизнью, но и коронован, Он отдал волю в рабство, чтоб принять Поработителя и притесненье. Пускай мильонам в свой черед Что нужно, все земля дает, Пусть мысль могущество таит, как семя - плод, Пускай Искусство взмолится, в паренье К Природе, уклонив от ласки взгляд: "Мать! Дай мне высь и глубь в мое владенье!" К чему же это? - все новые стоят Пред жизнью нужды, и Корысть возьмет У тех, кто трудятся и кто скорбят, За каждый дар - ее и твой - тысячекрат. XVIII Приди, о Ты! Но - утренней звездой, Зовущей солнце встать из волн Зари, - Веди к нам мудрость из пучины той, Что скрыта в духе, глубоко внутри. И слышу, веет колесницы стяг. Ужель не снидете с высот Вы, измерители щедрот, Что, правде чуждая, жизнь людям раздает - Любовь слепую, Славу в прошлых днях, Надежду в будущих? О, если твой, Свобода, клад иль их (коль в именах Различны вы) мог куплен быть ценой Слез или крови, - не уплачен счет Свободными и мудрыми - слезой И кровью, как слеза?" Высокой песни строй XIX Прервался. И в ту пору Дух могучий Своею бездною был втянут вдруг. Тогда, как дикий лебедь, путь летучий Стремит, паря в зари грозовый круг, И вдруг падет с воздушной выси прочь. Стрелою молнии сражен, Туда, где глух равнины стон, - Как туча, дождь пролив, покинет небосклон, Как гаснет свет свечи, чуть гаснет ночь, И мотыльку конец, чуть кончен день, - Так песнь моя, свою утратив мощь, Поникла; отзвуки свои, как тень, Сомкнул над ней тот голос, отдален. Так волны - зыбкая пловца ступень, - Журча, над тонущим сомкнутся, пенясь всклень. К *** Я трепещу твоих лобзаний, Но ты не бойся. Знай: Я сам приму весь груз страданий, Ты ж налегке ступай. Страшусь твоих движений, взгляда, Но ты боишься зря: Мне только любоваться надо Тобой, боготворя. Аретуза I Словно грозные стражи, Встали горные кряжи, Кряжи Акрокераунских гор, Встали в тесном союзе, Чтоб не дать Аретузе Убежать на манящий простор. Но она убежала И волной разостлала Семицветные кудри свои И на западных склонах В переливах зеленых Расстелила по кручам ручьи. Горы ей улыбались, Сосны к ней наклонялись, И она, лепеча как во сне, То замедлив теченье, То ускорив движенье, Пробиралась к морской глубине. II Но проснулся суровый Бог Алфей седобровый И ударил трезубцем в ледник, - И в горах Эвриманта От удара гиганта Узкий выход на волю возник. Из рассселины горной Сразу вырвался черный Южный ветер, и прочь из оков, Разбиваемых громом, По дрожащим проемам Побежали потоки ручьев. И Алфей под водою Заблистал бородою И помчался стремглав с высоты За беглянкой уставшей, Но уже побежавшей До прибрежной Дорийской черты. III "О, скорей, я слабею! О, не дайте Алфею Впиться пальцами в волосы мне!" И раздвинулись воды, Словно в час непогоды, И укрыли ее в глубине. И беглянка земная Вновь помчалась, мелькая, Словно солнечный луч золотой, Даже в море глубоком Не сливаясь с потоком С горьковатой Дорийской волной. Но за нимфою сзади По смарагдовой глади, Выделяясь угрюмым пятном, Мчался бог разозленный, Как орел, устремленный За голубкой с подбитым крылом. IV И в потоке, бурлящем По коралловым чащам, Мимо гор из бесцветных камней И пещер потаенных, Где в жемчужных коронах Восседают владыки морей, Унеслись они в море, Где в цветистом узоре Перепутались солнца лучи И где сумрак расселин Неестественно зелен, Как лесная опушка в ночи, И, вспугнув мимоходом Под лазоревым сводом Рыбу-молот и рыбу-пилу, По ущелью седому Поднялись они к дому И остались у входа в скалу. V И сверкающей пеной Под обрывистой Энной Плещет двух водометов струя, Словно подали руки После долгой разлуки Неразлучные сердцем друзья. Утром, прыгнув с откоса, У подножья утеса, Словно дети, играют они; И весь день среди елей И лесных асфоделей Беззаботно лепечут в тени; И в глубинах Дорийских Возле скал Ортигийских Засыпают, колышась едва, Словно души влюбленных В небесах благосклонных, Где любовь и по смерти жива. Песнь Прозерпины Ты, Земля, Богиня-мать, Ты, родящая во мраке, Чтоб могли существовать Боги, люди, звери, злаки. Сил целебных не жалей Ты для дочери своей! Ты, вскормившая росой Всех детей земного года, Чтобы вешнею красой Расцвела в цветах природа, Сил целебных не жалей Ты для дочери своей! Гимн Аполлона I Пока я, звездным пологом сокрыт, Простерся спящий, сонм бессонных Ор За мною с неба лунного следит, Но ото сна освободит мой взор, Чуть повелит Заря, седая мать, Что время и Луне и снам бежать. II Взбираюсь я на купол голубой; Я шествую по волнам и горам, Отбросив плащ на пенистый прибой; Я тучи зажигаю; даже там, Где тьма пещер, зрим свет моих лучей, И снова Гея ласки ждет моей. III Я стрелами-лучами поражу Обман, что, Ночь любя, страшится Дня; Я злым делам и помыслам грожу; В сиянье, исходящем от меня, Любовь и честь по-новому жива, Пока не вступит Ночь в свои права. IV Несу для туч, для радуг, для цветов Я краски нежные; мой ярый жар, Как ризой, мощью облачить готов И звезды чистые, и лунный шар; И все лампады Неба и Земли, Подвластны мне, огни свои зажгли. V В полдневный час достигну я высот, И к горизонту нехотя сойду, И, покидая темный небосвод, Повергну в плач вечерних туч гряду - Но что со взором ласковым моим Сравнится, если улыбаюсь им? VI Я - Мирозданья око; им оно Узрит свою бессмертную красу; Искусство с жизнью мною рождено, Целенье и прозренье я несу; Вам песнь моя гармонию лила, За это ей - победа и хвала. Гимн Пана I С холмов, из темных лесов За мной, за мной! С перевитых потоками островов, Где смолкает шумящий прибой, Внимая пенью моей свирели. Умолкли птицы в листве, И ветер притих в тростниках, И ящерицы в траве, И пчелы на тминных лугах, И смолк веселых кузнечиков голос, И все безмолвно, как древний Тмолос, При сладостном пенье моей свирели. II Струится Пеней полусонно, На дол Темпейский ложится тень От темного Пелиона, Спеша прогнать слабеющий день, Чтоб слушать пенье моей свирели. И нимфы ручьев и лесов, Силены и фавны, сильваны Выходят на берег, услышав мой зов, На влажные от росы поляны. И все умолкает, как ты, Аполлон, Когда ты внемлешь, заворожен Напевом сладостным нежной свирели. III О пляшущих звездах пою, Пою столетья, землю и твердь, Титанов, свой род истребивших в бою, Любовь, Рожденье и Смерть - И вдруг меняю напев свирели. Пою, как догнал я в долине Менала Сирингу, что стала простым тростником, Но так и с людьми и с богами бывало: Полюбит сердце - и плачет потом. И если не властвует ревность над вами Иль пламень в крови не потушен годами, Рыдайте над скорбью моей свирели. Вопрос I Мне снился снег, засыпавший округу, Кружащийся, как мысли, надо мной, - Кружащим в мыслях тягостных. Но, вьюгу Развеяв, с юга брызнуло весной, Луга и лес взглянули друг на друга, Омытые недавней белизной Снегов, и ветвь склонилась над рекою, Как я, не разбудив, над спящею тобою. II Мгновенно всю природу охватив, Щедр на узоры, краски, ароматы, Неистовствовал свежести порыв. Весенний запах вереска и мяты Был горьковат и ландыша - игрив, Ковер травы пушился непримятый, И тысячью бездонно-синих глаз Фиалка феерически зажглась. III От вишен исходил такой дурман, Как будто - выжимай вино в бутыли Хоть нынче же - и сразу будешь пьян; Волнующе прекрасны розы были, Приветлив плющ, не пасмурен бурьян, Мох мягок; ветки влажные скользили Мне по лицу - и прелесть этой влаги Перу не поддается и бумаге. IV По дивно изменившейся тропинке Спустись к ручью, я астры увидал На берегу, вдоль берега - кувшинки (Их цвет был бело-розов, желт и ал), На листьях плыли лилий сердцевинки, И, утомленный блеском, отдыхал Подолгу взгляд мой в камышах прибрежных - Неярких, и доверчивых, и нежных. V И вот я опустился на колени Над россыпью таинственных цветов И начал рвать их - в буйности весенней, В хаосе жизни, в прелести лугов Под солнцем сна расцветшие растенья - Пусть на мгновенья... Вот букет готов, Но весь трепещет, рвется прочь из рук: Он другу собран в дар. - А кто мне друг? Лето и зима I Был ослепительный июньский день. Тревожить воду ветру было лень. На горизонте громоздились кучи Плавучих гор - серебряные тучи. И небосклон сиял над головой Бездонною, как вечность, синевой. Все радовалось: лес, река и нивы. Поблескивали в роще листья ивы. И шелестела в тишине едва Дубов столетних плотная листва... II Была зима - такая, что с ветвей Комочком белым падал воробей. Закованные в ледяные глыбы, В речных глубинах задыхались рыбы. И до сих пор не замерзавший ил В озерах теплых, сморщившись, застыл. В такую ночь в печах пылало пламя, Хозяин с домочадцами, с друзьями Сидел и слушал, как трещит мороз... Но горе было тем, кто гол и бос! Башня голода Опустошенный город стал могилой. А жившие здесь люди в старину Его считали колыбелью милой. И горек вид крушенья. В вышину Взметнулась Башня голода - темница Среди темниц. За тяжкую вину Преступный сброд во мраке их томится. И кровь он знал, и деньги, и простор, А ныне цепь, да хмурых стражей лица, Да жизнь - как дотлевающий костер. И все - кресты и золотые шпили, Дворцы и храмы, мраморный декор Роскошных зданий в итальянском стиле, - Все меркнет рядом с Башней. Оттого Они поодаль жмутся. Так в могиле Лежит скелет, но чье-то колдовство Свершается, и вот он, страшный, голый, Идет в толпу красавиц - для чего? Чтоб видели, что жизнь, и смех веселый, И красота, и нежность их тепла - Все, все уйдет, пока резец тяжелый Не превратит в скульптуру их тела. Аллегория Их адаманта смутного портал Зияет на дороге бытия, Которой рок идти предначертал; Вокруг, вражды извечной не тая, Ярятся тени, словно между скал Клубятся тучи, буйны и густы, И воспаряют к вихрям высоты. Проходят многие своей стезей, Не зная, что теней (...) Идет за каждым - даже там, где рой Умерших нового пришельца ждет; Иные остановятся порой И пристально глядят на мрачный вход, Да и они узнают лишь одно: Что от теней спастись им не дано. Странники мира Светлокрылая звезда! Неужели никогда Не находишь ты гнезда И летишь поныне? Молви, месяц-нелюдим! Бесприютный пилигрим, Странствуя путем своим, Ты грустишь поныне? Ищешь, ветер, ты во мгле, Нет ли места на земле, Хоть на ветке, хоть в дупле, Хоть в морской пучине. Минувшие дни I Как тень дорогая умершего друга, Минувшие дни Приходят к нам с лаской в минуты досуга; Надежд невозвратных в них блещут огни. Любви обманувшей, мечты невозможной; Как смутные призраки, с лаской тревожной Приходят к нам прошлого дни. II Как сны золотые пленительной ночи, Минувшие дни На миг лишь один устремляют к нам очи, И так же, как сны, нам отрадны они. В них самая мука нежнее, чем счастье; Как солнечный свет после мрака ненастья, Нам дороги прошлые дни. III Приходите к нам из пучины забвенья, Минувшие дни. Взирая на вас, мы полны сожаленья: Вы снова умчитесь, - мы снова одни. И как мы над трупом ребенка рыдаем, Мы смех наш минутный слезой провожаем, Погибшие прошлые дни! Доброй ночи "Доброй ночи?" В самом деле? Нет! Останься до утра! Ангел милый, неужели Расставаться нам пора? "Доброй ночи?" Слово чести, До разлук я не охочь; Доброй - разве что из лести Назову такую ночь! Ведь сердцам, что пламенели С ночи до зари сам-друг, "Доброй ночи!" в самом деле И сказать-то недосуг! 1821 Время Безбрежный океан земной печали, О Время, Время, кто тебя постиг? Чьих огорчений волны не качали, Померкшие от вечных слез людских? Потом, наскучив жалкою добычей, Ужасен в шторм и вероломен в штиль, Объемля человеческую боль, Вдруг исторгает то бугшприт, то киль Пучины сокрушительный обычай! О Времени безжалостный прибой, Еще кто будет поглощен тобой? Беглецы 1 Шторм ломит стены, Пляшет пена, Сверкают стрелы, Бьет град белый - Прочь! Пучина в кипенье, Гром, в исступленье Лео голову клонит, Колокол стонет - Прочь! Океан и земля - Обломки корабля. Птица, зверь, человек, гад - Все от бури спешат - Прочь! 2 - "Рулевого нет И мачты нет!.." Кричит он; "Сейчас Им нас Не вернуть!" И она: "Плывем! Греби веслом!.. Пусть смерть и град Море дробят - В путь!" И от башен, со скал Синий взрыв маяка, И пушка погонь Красный огонь Спешит вздуть... 3 И: "Боишься ты?" И: "Боишься ты?" И: "Видишь ты?" И: "Видишь ты?" И: "Разве вольные не плывем Над странной бездной вдвоем, Я и ты?" Парусом укрыты, Объятием слиты, Шепчутся влюбленно Средь разъяренной Темноты. 4 А в замке пустом - Побитым псом Трясется жених, Бледен и тих От стыда. Смерти грозный двойник, Встал на башне старик - Отец... С испугом Жмутся друг к другу Земля и вода. И последний, кем горд Угасший род. Ждет проклятье, каких отец Не шлет Никогда. К... I Пусть отошли в былое страсти - Еще покуда в нашей власти Их след в сознанье сохранять - Так сон и явь нельзя разнять. К чему рыдать? К чему рыдать? II Один твой взгляд, одно движенье Едва поймав, воображенье Мир воссоздаст в одно мгновенье. Сжигай меня - я рад сгореть - Лишь нынешней останься впредь. III Смотри, упали сна оковы, Цветы опять свежи и новы, И роща дивно зелена. Мир движут небо и волна, А нам любовь и жизнь дана. Превратность Цветок чуть глянет - и умрет. Проживши день всего; Мираж восторга нам сверкнет, Глядишь и нет его. Непрочен счастия привет: Во тьме ночной житейских бед Он - беглых молний свет. Как красота души хрупка, Как редок дружбы смех, И как в любви нас ждет тоска За краткий миг утех! Но пусть восторг промчится сном, - Всегда мы то переживем, Что мы своим зовем! Пока лазурны небеса, Покуда ясен день, Пока блестит цветов краса И медлит скорби тень, - Мгновенья быстрые считай, Отдайся райским снам, мечтай, Пробудишься - рыдай! Государственное величие Без вдохновенья боя и труда, Без доблести, без счастья и без славы Пасутся подъяремные стада, - И чужды им певучие октавы, И, зеркало завесив от стыда, Молчит Искусство, и мельчают Нравы. Привычка к рабству мысли их тиранит; Дыханьем осквернив небесный свод, Их род бесчисленный в забвенье канет, А человеком станет только тот, Кто властелином над собою станет, Своим престолом разум стать принудит, И свергнет страхов и мечтаний гнет, И лишь самим собой всегда пребудет. Вечер Ponte al Mare, Pisa I День закатился. Ласточки уснули. Шныряют в серой мгле нетопыри. Гулять выходят жабы. В смутном гуле Слились все звуки. Тусклый свет зари Погас на кровлях. Тень легла ночная, И в летнем сне недвижна зыбь речная. II Нет сырости и в поздний этот час, Трава суха, на листьях ни росинки. Сухой и легкий ветер всякий раз Вздымает пыль, соломинки, былинки, Закружится и стихнет, и одна По улицам блуждает тишина. III Домов, церквей, оград изображенья В себе колышет и несет вода. В недвижном беспокойстве отраженья Дрожат, не исчезая никогда. Взгляни на эту зыбь, на эти стены: Ты стал другим, они же неизменны. IV И сизые над бездной облака, Где солнце, скрывшись, новой ждет Авроры, Они - как груда гор издалека, Но множатся и мчатся эти горы. А там, в пространстве, синем, как вода, Уже горит вечерняя звезда. Азиола "Ты слышал голос Азиолы? Это Она кричит, должно быть, рядом где-то", - Сказала Мэри. Мы в беззвездный мрак Глядели долго, свеч не зажигая. Тут мне подумалось: "Соседка? Кто ж такая?" И я спросил: "Ну, что еще за Азиола?" И неожиданно обрел покой: Здесь не было подвоха иль укола, Здесь не было насмешки никакой; Ведь Мэри молвила с улыбкой (о, плутовка!): "Кричит сова! Пушистенькая совка!" Печальная колдунья Азиола, В вечерней музыке своей тоски Тревога рощ, ручьистый голос дола: Ни лютни звон, ни птичьи голоски Моей души вот так не задевали, Нет, сладостней не ведал я печали! И с тех пор, во сне и наяву, Люблю я возглас грусти изначальной И Азиолу - милую сову - Пушистую. И крик души печальной! x x x I Опошлено слово одно И стало рутиной. Над искренностью давно Смеются в гостиной. Надежда и самообман - Два сходных недуга. Единственный мир без румян - Участие друга. II Любви я в ответ не прошу, Но тем беззаветней По-прежнему произношу Обет долголетний. Так бабочку тянет в костер И полночь - к рассвету, И так заставляет простор Кружиться планету. Завтра О, где ты, утро завтрашнего дня? Седой старик и юноша влюбленный, В душе и радость и печаль храня, - Все ждут твоей улыбки благосклонной. Но всякий раз, неотвратим, как тень, Сегодняшний тебя встречает день. 1822 x x x I Разобьется лампада, Не затеплится луч. Гаснут радуг аркады В ясных проблесках туч. Поломавшейся лютни Кратковременный шум. Верность слову минутней Наших клятв наобум. II Как непрочны созвучья И пыланье лампад, Так в сердцах неживучи Единенье и лад. Рознь любивших бездонна, Как у стен маяка Звон валов похоронный Над душой моряка. III Минут первые ласки, И любовь - из гнезда. Горе жертвам развязки. Слабый терпит всегда. Что ж ты плачешь и ноешь, Что ты, сердце, в тоске? Не само ли ты строишь Свой покой на песке? IV Ты - добыча блужданий, Как над глушью болот Долгой ночью, в тумане, Птичьей стаи полет. Будет время, запомни, На осенней заре Ты проснешься бездомней Голых нив в ноябре. Магнетизируя больного I "Спи же, спи! Забудь недуг. Я лба коснусь рукой - В твой мозг сойдет мой дух. Я жалостью овею грудь; Вот - льется жизнь струей С перстов, и ты укрыт за ней, Запечатлен от боли злой. Но эту жизнь не сомкнуть С твоей. II Спи же, спи! Я не люблю Тебя, но если друг, Убравший так мою Судьбу цветами, как полна Твоя шипами, вдруг, Как ты, потерян, не моей Рукой заворожен от мук, Как мною ты, - душа скорбна С твоей. III Спи, спи сном мертвых или сном Не бывших! Что ты жил, Любил - забудь о том; Забудь, что минет сон; не помни, Что мир тебя хулил; Забудь, что болен, юных дней Забудь угасший дивный пыл; Забудь меня - быть не дано мне Твоей. IV Как облако, моя душа Льет дождь целебных слез Тебе, увядший цвет, дыша Немою музыкой сквозь сны, Благоуханьем слез Покоя мозг, ведя назад В грудь молодость, что мрак унес. Ты мной до самой глубины Объят. V "Заворожен. Что, легче ль вам?" "Мне хорошо, вполне", - Ответил спящий сам. "Но грудь и голову лечить Чем можно не во сне?" "Убийственно целенье, Джен. И, если жить все ж надо мне, - Не искушай меня разбить Мой плен". К Джейн с гитарой Ярко блещут Стожары, Несказанная в небе сияет Луна. Звонко пенье гитары, Но лишь с голосом Джейн оживает Струна. Неба мрак серебристый Лунно-звездные нежно согрели Лучи; Дарит голос твой чистый Душу струнам, чьи мертвенны трели В ночи. Звездный свет, замирая, Хочет видеть луны золотую Красу; Лист не дрогнет, вбирая Гармонических струн неземную Росу. Звук летит окрыленный, Раскрывая в ночное молчанье Окно, В этот мир отдаленный, Где любовь, лунный свет и звучанье - Одно. Эпитафия Здесь двое спят, чья жизнь была одно, Ведь в памяти им вместе быть дано. При жизни розно кровь текла в телах - Да будет не делим их общий прах. Островок Островок лесистых склонов, Белоснежных анемонов, Где, фиалковую тень Влажной свежестью колыша, Дремлет лиственная крыша; Где ни дождь, ни ветер синий Не тревожат стройных пиний; Где царит лазурный день; Где, поверх блаженных гор, Что до плеч в жемчужной пряже, Смотрят облачные кряжи В синеву живых озер. Песня Тоскует птица о любви своей, Одна в лесу седом. Крадется холод меж ветвей, Ручей затянут льдом. В полях живой травинки не найдешь, Обнажены леса. И тишину колеблет только дрожь От мельничного колеса. НЕДАТИРОВАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ, ФРАГМЕНТЫ Любовь, Желанье, Чаянье и Страх ...И многих ранило то сильное дитя, Чье имя, если верить, Наслажденье; А близ него, лучом безмерных чар блестя, Четыре Женщины, простершие владенье Над воздухом, над морем и землей, Ничто не избежит влиянья власти той. Их имена тебе скажу я: Любовь, Желанье, Чаянье и Страх, Всегда светясь в своих мечтах, В своей победности ликуя И нас волненьями томя, Они правители над теми четырьмя Стихиями, что образуют сердце, И каждая свою имеет часть, То сила служит им, то случай даст им власть, То хитрость им - как узенькая дверца, И царство бедное терзают все они. Пред сердцем - зеркалом Желание играет, И дух, что в сердце обитает, Увидя нежные огни, Каким-то ликом зачарован И сладостным хотеньем скован, Обняться хочет с тем, что в зеркале пред ним, И, заб