е ничтожество помех, О валуны преград оттачивая силу; Под коркою вздувается бродило Победной юной гордости; и в дом, Согретый радостным трудом, Доверье входит, засыпая сном спокойным. Кровь, нервы, кости - все в согласье стройном С надмирною стихией, что в лазури Рождает смерчи, ураганы, бури. И ясность легкая в пространстве ощутилась. О счастье приносить добро и милость! Ясны события, причины и законы. В душе гремит любовь, и разум ослепленный Безумствует от собственных идей." О те часы пронзительных страстей, Что каждый год манят редчайшей из услад, Часы удач, часы побед, часы наград, Вы разжигаете мне в сердце вдохновенье! Тогда я чувствую себя творцом вселенной, Которая живет в душе моей нетленной. Перевод М. Березкиной Остроги Подобные лучам заката золотым, Что, прежде чем заснуть навек в долинах, Бросая свет, живят огнем своим Унылые вершины скал пустынных, - Мои стихи стремятся к вам, Борцы, страдальцы твердые до гроба, Повстанцы, ссыльные, в ком нерушим, Наперекор годам, Наперекор распявшим вас крестам, Пыл веры, и любви, и злобы. Остроги на краю морей, Безмолвие среди железа и камней, Под лавою - огня кипенье; Гранит - и остров и сердца! Коварство и остервененье В пустыне водной - без конца. Как сгустки кровяные меж волнами, Буреют отмели песчаных островов, И в небо пики гор вонзились остриями. Толпа тюремщиков, как стая злобных псов, - А волны океана манят, Коварный подают совет, И раскаленный солнца свет Под беспощадным небом души ранит. Сюда прислали тех, кто, дряхлый мир поправ, С собою правду новую приносит, Кто раскаляет мысль, кто ложь, как плевел, косит. огущество людских извечных прав, - Пускай непризнанных, - дает им силу слова. Топча ногами дряхлые основы, ч Они готовы их, как сорняки, спалить. Провидит правду взор их исступленный, И если жизнь - питье, они незамутненным Его дают народу пить. Сердца их - как широкие равнины, Глаза прозрачны, словно у детей, Их сила кроется в единой Любви, что так светла в бездонности своей! Они не злы, вражду идей лишь знают, Не могут жить вне дела своего, И мысли, что не все свершили для него, Грызут их по ночам и сна лишают. Нет, жалости они не ждут И не зовут! Чего они хотят? Оставить след, Так закричать, чтоб этот грубый крик Спустя сто лет в ушах возник. Они хотят возжечь для правнуков примеры - Сверкающий огонь, высокий факел веры, - Они гореть, не угасая, рады У величавой колоннады - Там, где грядущие хозяева всего Воскликнут: "Равенство для всех - иль ничего!" О, их уверенность! Их шаг несокрушимый! Молчанье, за которым слышен гром, Призывы их сердец, чья власть неизъяснима, Что как возмездие обходят мир кругом! Нет! Вам их не сломить и пыткой не замучить, - Вам, острова, щетиною колючей Пронзающие солнца лик, И вам, остроги, место истязанья! Воспрянул дух людской, и каждый, каждый миг Суд, правый суд - его желанье! Перевод Е. Полонской Невозможное Пусть невозможного в стремительной погоне Достичь ты хочешь, человек, - Не бойся, что замедлят бег Дерзанья золотые кони! Твой ум уклончивый ведет тебя в обход, Ища проторенных тропинок, Но ты вступи с ним в поединок: Дать радость может только взлет! Кто вздумал отдохнуть, пройдя лишь полдороги, - Ему ли одолеть подъем? Жить - значит жечь себя огнем Борьбы, исканий и тревоги. Что виделось вчера как цель глазам твоим, - Для завтрашнего дня - оковы; Мысль - только пища мыслей новых, Но голод их неутолим. Так поднимайся вверх! Ищи! Сражайся! Веруй! Отринь все то, чего достиг: Ведь никогда застывший миг Не станет будущего мерой. Что мудрость прошлая, что опыт и расчет С их трезвой, взвешенной победой? Нет! Счастье жгучее изведай Мечты, несущейся вперед! Ты должен превзойти себя в своих порывах, Быть удивлением своим; Ты должен быть неутомим В своих желаньях прозорливых. Пускай же каменист и неприступно крут Твой путь за истиной в погоне: Дерзанья золотые кони В грядущее тебя взнесут! Перевод М. Донского Вперед Раскрыв окно свое ночное, Не в силах дрожи нервов превозмочь, Впиваю я горячечной душою Гул поездов, врывающихся в ночь. Мелькают, как пожар, их огненные пасти, Скрежещет по мостам железо их колес... Так кратер истекает лавой страсти, Так в бездну рушится утес. Я весь еще дрожу от грохота и света, А поезда, летя в провалы тайн ночных, Грозой своих колес уж пробуждают где-то Молчанье, спящее в вокзалах золотых. Но в мускулах моих чудесным отраженьем Все отзывается, все вновь живет, И нервы шлют в мой мозг, мгновенье за мгновеньем, Бегущих поездов грохочущий полет, Несут с собою хмель, несут с собой тревогу И страсть во всей ее бунтарской широте, И эта быстрота - лишь новая дорога Все к той же издавна знакомой красоте. О, трепет всех существ! О, голоса земные! Их воспринять в себя и воплотить их зов, Быть отголоском вод, и вихрей, и лесов, Материков и грозовой стихии! Стремиться, чтоб в мозгу затрепетал весь мир, Сгустить трепещущий эфир В ряд огневых изображений! Любить ту молнию, и тот огонь, и гром, Который поезда бросают нам в своем Всепожирающем движенье. Перевод В. Давиденковой Многоцветное сияние Мир Мир состоит из звезд и из людей. Там, в высоте, Спокон веков, таинственно далеких, Там, в высоте, В садах небес, роскошных и глубоких, Там в высоте, Вкруг солнц, бесчисленных и сходных С огнистым улеем, там, в высоте, В сверкании пространств холодных, Вращаются, впивая дивный свет, Рои трагических планет. Неведомо когда, Как рою пчел, им жизнь дала звезда, И вот они летят - пылинки мира - Среди цветов и лоз, в садах эфира; И каждая из них, свой вечный круг чертя, Сверкая в тьме ночной, а днем в лучах сокрыта, Уйдя далеко, вспять бежит своей орбитой И к солнцу-матери влечется, как дитя. Там, в белой немоте, есть строй неколебимый В движенье яростном тех золотых шаров Вокруг костра огня, вокруг звезды родимой, - В круговращении неистовом миров! Что за чудовищность бессчетных порождений! Листва из пламени, кустарник из огней, Растущий ввысь и ввысь, живущий в вечной смене, Смерть принимающий, чтоб вновь пылать ясней! Огни сплетаются и светят разом, Как бриллианты без конца На ожерелье вкруг незримого лица, И кажется земля чуть видимым алмазом, Скатившимся в веках с небесного лица. Под цепким холодом, под ветром тяжко влажным В ней медленно остыл пыл буйного огня; Там встали цепи гор, вершины леденя; Там ровный океан взвыл голосом протяжным; Вот дрогнули леса, глухи и высоки, От схватки яростной зверей, от их соитий; Вот буря катастроф, стихийный вихрь событий Преобразил материки; Где бились грозные циклоны, Мысы подставили свои зубцы и склоны; Чудовищ диких род исчез; за веком век Слабел размах борьбы - ударов и падений, - И после тысяч лет безумия и тени Явился в зеркале вселенной человек! Явился господином, Меж всех земных существ единым, Стоявшим прямо, к небу поднимавшим очи. Земля, ее и дни и ночи, Пред ним распростирала круг С востока к западу и с полночи на юг, И первые полеты первых мыслей Из глуби человеческой души Державной, Взнесясь в таинственной тиши, Незримыми гирляндами повисли. Мысли! Их яростный порыв, их пламень своенравный, Их ярость алая, аккорд багряный их! Как там, на высоте, меж облаков седых, Горели звезды, так они внизу сверкали; Как новые огни, неслись к безвестной дали, Всходя на выси гор, на зыбях рек горя, Бросая новое всемирное убранство На все моря И все пространство. Но чтоб установить и здесь согласный строй, В их золотом и буйственном смятенье, Как там, на высоте, да, как и там, вдали, Священной чередой, Как солнц небесных повторенье, Возникли гении меж расами земли. С сердцами из огня, с устами как из меда, Они вскрывали суть, глася в среде народа, И все случайные полеты разных дум, Как улей, собирал их озаренный ум, И тяготели к ним приливы и отливы Исканий пламенных, разгадок горделивых; И тень прислушалась, впивая их слова; Дрожь новая прошла по жилам вещества: Утесы, воды, лес почувствовали нежно, Как дует ветер с гор иль ветерок прибрежный; Прибой возжаждал плясок, листок обрел полет, И скалы дрогнули под поцелуем вод. Все изменилося до глубины заветной - Добро, зло, истина, любовь и красота; Живыми нитями единая мечта Соединила все в покров души всесветной, И мир, откуда встал невидимый магнит, Признал закон миров, что в небесах царит. Мир состоит из звезд и из людей. Перевод В. Брюсова Мыслители Вокруг земли, несущей все живое, Сквозь дни, сквозь ночи, сквозь года - Всегда - Летит скопленье мыслей грозовое. Седые великаны-облака Крутыми этажами громоздятся, Которые, казалось бы, годятся Стоять века... Но вновь и вновь они клубятся При вздохе ветерка. Нам ощущение знакомо, Что вся голубизна, Вся беспредельность окоема Их зодчеству тесна. И взоры тех, кто снизу вечерами Глядит с надеждою на них, Все жаждут в арабесках золотых, Играющих летучими огнями, Схватить над бездной темноты Грядущего пресветлые черты. Селенья у подножий горных И города средь пашен и лесов Объемлет вечный гул упорных И ясных голосов. Они на кровлях и фронтонах, Они под складками знамен, В глубинах памяти бездонных И на устах времен. Мыслитель, дерзновенный гений, Свой лоб несущий средь огня и льда, Идеи многих поколений В гармонию приводит иногда. Но размывает ветер новый Громады мраморно-свинцовой Величественный силуэт - И нет ее, как прежних нет. О ярость мудрецов! О цели, Которые на сотнях языков Потоку жизни подчинять умели Разгул небесный мыслей-облаков! И жизнь влекла их под крутые своды Незыблемых систем, Лишить божественной свободы Бессильна вместе с тем. И вот в стенах ажурных павильонов, Среди когорт Изящных труб и блещущих реторт Вершится поиск фактов и законов. Материя разъятая дрожит, Исследована каждая пылинка - И тайна, в результате поединка, Теперь уму принадлежит. И вот еще: на выси ледяной, При помощи огромного кристалла, Краса и суть картины неземной Земному взору, наконец, предстала. Пусть, рассекая темноту, Глядят миры сквозь пустоту, Но эта первозданная гордыня Божественно сверкающих небес Обуздана. Теперь имеет вес Лишь алгебры надежная твердыня. И вот еще: на мраморном столе Лежит мертвец в угрюмом зале морга. Над ним анатом, с думой на челе И ощущением восторга, Склоняется. Прослеживает он Пути любого нерва и сосуда В мозгу и сердце - чтоб извлечь оттуда Сокровища для завтрашних времен. Идет по ступеням науки Мыслителей высокий путь, Мозолящих в экспериментах руки, Отдавших голову и грудь Единой страсти постиженья Земного и небесного движенья. Картезий, Лейбниц, Гегель, Кант, Спиноза, Вы, в ком срастились логика и греза, Чей мощный мозг был так вооружен Для схватки с миром, о, скажите, Какими был бы он сетями окружен, Тисками сжат - коль вы, кто дорожите Его единством, обрели бы власть Гнуть ради целого любую часть?! Вы насаждали постоянство Концепций неподвижных, как скала, Там, наверху, где облачная мгла Переполняет синее пространство. Все было предусмотренным, но вдруг Все рушилось вокруг. Весь горизонт клубился от сплетений Каких-то новых ясностей и теней. Просветы новые взрезали муть, И каждый был как новый путь К иному синтезу, иному обобщенью, Могучей думы воплощенью. Потоки воздуха взносились к небесам, К великолепью солнца, Ломившегося в синие оконца, Всесильного к двенадцати часам - И разлетались белые громады, Остались единицы от армады, Казались одинокими они В слепящем блеске и в тени, До дня очередного появленья Колоссов отвлеченного мышленья. И снова громоздятся облака, И ветра торопливая рука Их снова разрушает своевольно. Мы ими восхищаемся невольно, Когда глядим на них издалека. Но их творцы пытались - и не раз - Оправить вечность, как алмаз, В металл всемирной, абсолютной, Недвижной истины, в надежде смутной Решить все разом. Дерзкая мечта Была напрасной. - Разве солнце может Не плавить лед и ждать, пока стреножит Его разбег слепая мерзлота! Перевод Ю. Александрова Хвала человеческому телу В сиянье царственном, что в заросли густой Вонзает в сердце тьмы своих лучей иголки, О девы, чьи тела сверкают наготой, Вы - мира светлого прекрасные осколки. Когда идете вы вдоль буксов золотых, Согласно, весело переплетясь телами, Ваш хоровод похож на ряд шпалер живых, Чьи ветви гибкие отягчены плодами. Когда в величии полуденных зыбей Вдруг остановится одна из вас, то мнится: Взнесен блестящий тирс из плоти и лучей, Где пламенная гроздь ее волос клубится. Когда, усталые, вы дремлете в тепле, Во всем похожи вы на стаю барок, полных Богатой жатвою, которую во мгле Незримо пруд собрал на берегах безмолвных. И каждый ваш порыв и жест в тени дерев, И пляски легкие, взметая роз потоки, В себе несут миров ритмический напев И всех вещей и дней живительные соки. Ваш беломраморный, тончайший ваш костяк - Как благородный взлет архитектуры стройной; Душа из пламени и золота - маяк Природы девственной, и сложной и спокойной. Вы, с вашей нежностью и тишью без конца, - Прекрасный сад, куда не досягают грозы; Рассадник летних роз - горящие сердца, И рдяные уста - бесчисленные розы. Поймите же себя, величьте власть чудес! Коль вы хотите знать, где пребывает ясность, Уверуйте, что блеск и золото небес Под вашим светлым лбом хранит тепло и страстность. Весь мир сиянием и пламенем покрыт; Как искры диадем, играющих камнями, Все излучает свет, сверкает и горит, И кажется, что мир наполнен только вами. Перевод Г. Шенгели Мечтания О, эти острова в глухом конце Вселенной, Где есть свои леса, и города, и пляжи! Так миражи Творят безмолвно зыбкие пейзажи, Встающие в заоблачный свой рост; Их держат в небесах булавки звезд, Чье серебро мерцает неизменно. Как часто виделись мне эти острова! Твердило сердце мне: "Там ветерки, едва Касаясь тихих рощ, струятся в мирной лени, Там тени глубоки, нежны, прохладны тени; Среди душистых роз они лежали днем, Чтоб вечером внести их свежий запах в дом, Цветущим садом окруженный. На море падая, лучи в полдневный час Слепят мильоном искр, как яркая корона, Где за алмазом искрится алмаз. Здесь гладкой тишины не тронут когти шума, Минуты мирные качаются без думы С утра до полночи, как на стеблях цветы; Здесь длится мягкий зной до самой темноты; Сон голубых дерев разлит здесь по равнине; Несет в ладонях бриз медовый аромат; Края далеких гор златятся в дымке синей И в свете утреннем мерцают и дрожат. И говорил мой дух: "Прекрасные дубровы Среди цветов приют дать мудрецам готовы. Свет излучать для смертного невмочь - Напрасно тщится он свою рассеять ночь! Не убежать! Ведь белая тюрьма - Вся из лучей его могучего ума. Все есть мираж: эфир, пространство, время. Едва явившись в мир, дух налагает бремя Системы мертвенной, насильственного плана На мировой хаос, безвластный и безгранный. В абстракциях наш ум затерян без следа. Нам гвозди истины не вырвать никогда - Как ни стараемся мы, не щадя ногтей, Извечных тайн стена стоит, брони прочней. Дана лишь видимость, о ней мы рассуждаем, Но ясно мудрецам, что мир непознаваем. Тенета грез и снов сплетает неустанно Для нас действительность, а счастье - плод обмана. Так сердцу исповедывался дух. Усталый вечер средь забот потух, И солнце после мрачного заката Преобразилось в свет голубоватый, Блуждающий, печальный свет утраты. Но так всем естеством, горячим и живым, В отваге, в мужестве нежданно обретая Богатства страстных сил, решительно тогда я Ответил им: Я чувствую, во мне струится хмель живучий, И так высок мой лоб, и силы так могучи, Что я не захочу принять, пока живой, Сомненье трезвое и благостный покой Подобных островов, там, на краю Вселенной. Я жадно жить хочу, чтоб кровь струили вены! Хочу путей, где ждет обилье бытия, С чьей вечной страстностью сольется страсть моя! Инстинкты древние да придадут мне веры! Пусть ищет разум мой иль пусть не ищет меры, Мчит грозных сил поток, и дик, и величав, С обманом истину и зло с добром смешав. Все понимать? - о нет! - на все идти войною! Жить - значит только ввысь идти тропой крутою. Жизнь - это лестница, где факелы горят, Где муки смертные, злодейства и разлад, Надежды, праздники, печаль и страх могилы, Шатая вновь и вновь железные перила, Прекрасны, яростны, сплетаются в клубок. И что страдания, когда твой дух высок?! Пройди сквозь боль и страх, сквозь горе и мученья, Чтоб только испытать любовь и восхищенье! Перевод Ю. Денисова Завоевание Земля дрожит раскатом поездов, Кипят моря под носом пароходов; На запад, на восток, на север и на юг Они бегут, Пронзительны и яростны, Зарю, и ночь, и вечер разрывая Свистками и сигналами. Их дымы стелются клубами средь туманов Безмерных городов; Пустыни, отмели и воды океанов Грохочут гулами осей и ободов; Глухое, жаркое, прерывное дыханье Моторов взмыленных и паровых котлов До самых недр глубинных потрясает Землю. Усилья мускулов и фейерверк ума, Работа рук и взлеты мыслей дерзких Запутались в петлях огромной паутины. Сплетенной огненным стремленьем поездов И кораблей сквозь пенное пространство. Здесь станция из стали и стекла - Там города из пламени и теней; Здесь гавани борьбы и сновидений. Мосты и молы, уголь, дымы, мгла - Там маяки, вертясь над морем бурным, Пронзают ночь, указывая мель; Здесь Гамбург, Киль, Антверпен и Марсель - А там Нью-Йорк с Калькуттой и Мельбурном. О, этих кораблей огромный караван! О, груз плодов и кож для неизвестных целей, Идущий сквозь моря самумов и метелей, Сквозь раскаленный штиль и гневный ураган! Леса, лежащие на дне глубоких трюмов, И недра гор на спинах поездов, И мраморы всех пятен и цветов, Как яды темные запекшиеся руды, Бочонки и тюки, товаров пестрых груды И надписи: Кап, Сахалин, Цейлон. А возле них, кипя со всех сторон, Взмывает, и бурлит, и бьется в исступленье Вся ярость золота!.. Палящее виденье! О, золото! Кровь беспощадной вседвижущей силы. Дивное, злое, преступное, жуткое золото! Золото тронов и гетто, золото скиний, Золото банков-пещер, подземное золото, Там оно грезит во тьме, прежде чем кинуться Вдоль по водам океанов, изрыскать все земли, Жечь, питать, разорять, возносить и мятежить Сердце толпы, - неиссчетное, страстное, красное. Некогда золото было богам посвященным, Пламенным духом, рождавшим их молнии. Храмы их поднимались из праха, нагие и белые, Золото крыш отражало собою их небо. Золото сказкою стало в эпоху русых героев: Зигфрид подходит к нему сквозь морские закаты, Видит во тьме ореолы мерцающей глыбы, Солнцем лежащей на дне зеленого Рейна. Ныне же золото дышит в самом человеке, В цепкой вере его и в жестоком законе, Бродит отсветом бледным в страстях его и безумье, Сердце его разъедает, гноит его душу, Тусклым бельмом застилает божественный взор. Если же вдруг разражается паника - золото Жжет, пепелит и кровавит, как войны, как мор, Рушит безмерные грезы ударами молота. Все же Золото раз навсегда в человеке вздыбило Волю к завоеванью безмерного. О, ослепительный блеск победителя-духа! Нити металла - носители быстрого слова - Сквозь сумасшедшие ветры, сквозь сумасшедшее море Тянут звенящие нервы одного сумасшедшего мозга. Все повинуется некоему новому строю. Кузня, в которой чеканят идеи, - Европа. Расы древних культур, расчлененные силы, Общие судьбы свои вы вяжете вместе с тех пор, Как золото жалит ваш мозг общим желаньем! Гавани, молы, покрытые дегтем и варом, Черные склады, кипящие штольни, гудящие домны, Ваша работа вяжет все уже узлы паутины С тех пор, как золото здесь, на земле, Победило золото неба! Золото жизни иль золото смерти - страстное золото Азию тянет петлей, проливается в Африку; Золото - скиптр океанов, бродячее золото, С полюсов белых срывается к рыжим экваторам. Золото блещет в победах, в разгромах мерцает, Золото кружится в звездных орбитах веков, Золото властно ведет в державно намеченных планах Мачты своих кораблей, рельсы своих поездов Вдоль по пустыням земли, вдоль по водам океанов... Перевод М. Волошина Смерть - Душа печальная моя, Откуда, об руку с луною, Пришла ты говорить со мною, Последней правды не тая? - Оттуда я, где огнекрылы Дворцы зари, где ночь светла. Смотри: я розы принесла Для завтрашней твоей могилы. - Душа бессмертная моя, Ты знаешь: одержим я страхом Однажды стать холодным прахом, Уйти во мрак небытия. - Но ты боишься только света, Боишься вечной высоты, Где жизнь и смерть свои цветы Сплетают на челе поэта. - Скажи, прекрасная моя: Ты видишь время, призрак черный, С косой в руке над этой сорной Травой, которой стану я? - Не бойся жалких привидений. Не нам с тобой во тьме лежать. В пространстве время удержать Способен плодоносный гений! Перевод Ю. Александрова Радость О, щедрость этих дней - родящей почвы сила И запахи полей, объятых тишиной! Спокойный городок захлестнут их волной, И к радости рывок душа моя свершила. Спасибо вам, глаза, тебе спасибо, грудь, Что немощи слеза не запретит вдохнуть И благодатный бриз, и ярость урагана, И огненную синь, и нежные лучи Звезды, глядящей вниз, на спящие в ночи Громады гор, пустынь, лесов и океана! Благодарю тебя, моя земная плоть, За то, что ты пока проворна и упряма, За то, что, жизнь любя, ты держишься так прямо И можешь старика во мне перебороть! О, долгий праздник утр спокойных и прекрасных: Вся свежесть росных лиц новорожденных роз, И сад, который мудр, поскольку он возрос Для этих белых птиц, для этих мыслей ясных! Люблю я гул толпы и улиц зеркала. Люблю извив тропы, которою пришла Несущая мою судьбу в ладонях милых; Люблю я вас, поля, где хлеб еще не сжат; Люблю тебя, земля, где пращуры лежат В своем родном краю, в своих простых могилах! Да, я живу во всем, - в болотах и лесах, На берегу, на дне, в стремительных созданьях, Пронзивших водоем, скользящих в небесах... И все живет во мне, в моих воспоминаньях. Я беспределен в том, что ширится вокруг, - В пространстве золотом, где слиты лес и луг; И я горжусь тобой, могучей жизни древо, Где узловой наплыв на треснувшей коре - Мой волевой порыв на утренней заре, Не сломленный судьбой в ночи труда и гнева. Как поцелуй огня - на лбу в струях волос Коснувшийся меня душистый пламень роз. Я на ветру продрог, но в стонах наслажденья Вибрирует моя смятенная душа. На лоне бытия, размножиться спеша, Я сердцем изнемог и жду освобожденья. И тело в этот миг само себя сожгло, И в оперенье книг растет мое крыло, Порою вознося в такую беспредельность, Где множественность вся, преображаясь в цельность, Распахивает мир так щедро предо мной, Что я не наг, не сир в бездомности земной. Мужайся, человек, не сетуй никогда, Не жалуйся вовек на трудные года! Ведь ты вкусил плода чудеснейшего сладость - И, вечностью горда, душа впивает радость, Огромную, как свет, который к берегам Неведомым летит. Сумел ты, взлет орлиный Направив против бед, в какой-то миг единый Себя взнести в зенит и приравнять к богам. Перевод Ю. Александрова Идеи В надменных городах, за судьбы их радея, Невидимо для всех царят, Превыше радостей, страданий и утрат, Животворящие идеи. В тот дерзновенный век, что был величьем славен, Когда сознанья вспыхнула заря, Они порвали путы и взвились Над миром ввысь Из лабиринтов разума, как пламень, Чтоб ярко вспыхнуть, в вышине паря, И с этого бессмертного мгновенья Войти в наш страх, надежды и сомненья, Тревожа ум и душу, как гроза, Оценивая каждое творенье, Как будто их глубокое прозренье Открыло бесконечности глаза. Они вращаются в бездонности вселенной, Всю землю охватив сиянием кругов, И каждая средь прочих несравненна, Но золото идей найдя средь облаков, Тот разум, что на свет их выпустил из плена, От блеска их ослеп и сотворил богов. Сегодня пламя их, как вечное светило, Но не питают его соки красоты, Что с кровью нашей жизни, я и ты, Всегда изменчивой и вечно новой силой, Ввергаем в их горнило. Пускай мыслители в единый миг прозреют, Пусть разум будет гордым, а душа чиста, Чтоб в жизни тружеников вспыхнула мечта, Пусть молнии идей во мраке реют, Чтоб факелом разжечь дремавшие умы, Дорогами побед их вывести из тьмы; Пускай они глядят с восторгом упоенным На тех, кто видит даль за хмурым небосклоном, И пусть тогда взойдут, широко, плодотворно, Над горизонтом, ввысь, идей великих зерна. Перевод М. Березкиной Державные ритмы Микеланджело Когда вошел в Сикстинскую капеллу Буонарроти, он Остановился вдруг, как бы насторожен; Измерил взглядом выгиб свода, Шагами - расстояние от входа До алтаря; Счел силу золотых лучей, Что в окна бросила закатная заря; Подумал, как ему взнуздать коней - Безумных жеребцов труда и созиданья; Потом ушел до темноты в Кампанью. И линии долин, и очертанья гор Игрою контуров его пьянили взор; Он зорко подмечал в узлистых и тяжелых Деревьях, бурею сгибаемых в дугу, Натуру мощных спин и мыщцы торсов голых И рук, что в небеса подъяты на бегу; И перед ним предстал весь облик человечий - Покой, движение, желанья, мысли, речи - В телесных образах стремительных вещей. Шел в город ночью он в безмолвии полей, То гордостью, то вновь смятением объятый; Ибо видения, что встали перед ним, Текли и реяли - неуловимый дым, - Бессильные принять недвижный облик статуй. На следующий день тугая гроздь досад В нем лопнула, как под звериной лапой Вдруг лопается виноград; И он пошел браниться с папой: "Зачем ему, Ваятелю, расписывать велели Известку грубую в капелле, Что вся погружена во тьму? Она построена нелепо: В ярчайший день она темнее склепа! Какой же прок в том может быть, Чтоб тень расцвечивать и сумрак золотить? Где для подмостков он достанет лес достойный: До купола почти как до небес?" Но папа отвечал, бесстрастный и спокойный: "Я прикажу срубить мой самый лучший лес". И вышел Анджело и удалился в Рим, На папу, на весь мир досадою томим, И чудилось ему, что тень карнизов скрыла Несчетных недругов, что, чуя торжество, Глумятся в тишине над сумеречной силой И над величием художества его; И бешено неслись в его угрюмой думе Движенья и прыжки, исполнены безумий. Когда он вечером прилег, чтобы уснуть, - Огнем горячечным его пылала грудь; Дрожал он, как стрела, среди своих терзаний, - Стрела, которая еще трепещет в ране. Чтоб растравить тоску, наполнившую дни, Внимал он горестям и жалобам родни; Его ужасный мозг весь клокотал пожаром, Опустошительным, стремительным и ярым. Но чем сильнее он страдал, Чем больше горечи он в сердце накоплял, Чем больше ввысь росла препятствий разных груда, Что сам он воздвигал, чтоб отдалить миг чуда, Которым должен был зажечься труд его, - Тем жарче плавился в его душе смятенной Металл творенья исступленный, Чей он носил в себе и страх и торжество. Был майский день, колокола звонили, Когда в капеллу Анджело вошел, - И мозг его весь покорен был силе. Он замыслы свои в пучки и связки сплел: Тела точеные сплетеньем масс и линий Пред ним отчетливо обрисовались ныне. В капелле высились огромные леса, -