ким. Жгучее нетерпение было написано на лицах пана майора и пана капитана. - Ну? Вы получили ответ из Лондона? - спросил майор, резво выскакивая из черного "опеля" под секущий дождь. - Увы, нет, - развел руками капрал. - Здравствуйте, джентльмены! Офицеры взяли под козырек. Фон Ширер вежливо поклонился, не покидая своего места за рулем. - Но вы передали радиограмму о нашем предложении? - Разумеется. Вчера в полдень. И опись передал. В полдень Вера, подобрав новое место в лесу, километрах в пяти от землянки, действительно выходила на связь, только, конечно, не с Лондоном, а с радиоузлом штаба 1-го Белорусского фронта, который работал в то время уже где-то в Восточной Польше, не то в Мендзыжеце, не то в Бяла-Подляске. Капрал решил держаться поближе к правде, допуская, что у этих "аковцев" могла быть какая-нибудь тайная связь с немцами-слухачами из радиопеленгационных частей в Позене, Бреслау и Лицманштадте (Лодзи), которые почти наверняка засекли работу Вериной рации под Бялоблотами. - Я сделал свое дело, а моим шефам, согласитесь, надо дать немного времени на раздумье. Моя родина, увы, уже давно не самая богатая страна в мире. Поверьте, джентльмены, я с не меньшим нетерпением, чем вы, жду ответа. Однако мне пришло в голову вот что... Не исключено, что, прежде чем купить ваш товар, мои шефы захотят взглянуть на него. Я передал им вашу опись документов, но ведь опись есть опись, сэр. А где сами документы? Этот ход капрал Вудсток подготовил на тот почти неизбежный случай, если ему так и не удастся раздобыть миллион фунтов стерлингов. - Хорошо, капрал, - с некоторым раздражением проговорил майор. - Вы получите образчик документов. Только, ради всего святого, поторопите своих шефов. С Востока идет коммуния хамов... - И еще вопрос, сэр! Что, если командование сначала доставит вас самолетом в Лондон, а уж потом оплатит ваши документы? Майор взглянул на капитана. Капрал ждал ответа на свой вопрос, затаив дыхание. Очень многое зависело от ответа майора. - Нет, - ответил майор решительным тоном. - Нет, капрал. Вы забываете, что деньги нужны не нам, а немцу - хозяину этих документов. - А что, если вам, сэр, отправиться в Лондон вместе с этим "джерри"? - с надеждой воскликнул капрал. - О нет. Немец предпочитает остаться на континенте. - Майор смахнул с щеки мокрый лист. - Давайте-ка сядем в машину, капрал. Дождь усиливается. Я весь промок. Разговор продолжался в "опеле" под шум дождя. - Будем откровенны, капрал, - вновь с раздражением заговорил майор. - Я слишком хорошо знаю методы вашей разведки. Поэтому я ни за что не посоветую нашему контрагенту отдать себя безо всяких гарантий и авансов в ваши руки. Наши условия остаются прежними. Сначала вы выплачиваете немцу-инженеру миллион, затем мы, я и капитан, летим в Лондон и передаем документы вашему шефу. А сейчас, капрал, я хочу пригласить вас к себе снова в гости. Ведь не откажетесь же вы от стаканчика виски в такую мерзкую погоду. Скоротаем время у камина... - Опять у него в доме? - спросил капрал, кивая на коротко остриженный по эсэсовской моде затылок и торчком торчащие большие уши штурмфюрера. - В доме нашего короля черного рынка? О нет. Мы не засиживаемся на одном месте. Кстати, вы можете говорить все, что угодно, при нем по-английски. Король не понимает ни бельмеса. - А почему он, офицер, сидит дома и занимается фольксштурмом? - Не столько фольксштурмом, мой друг, сколько крупными махинациями на черном рынке. Нам это на руку - он наша дойная корова. Год назад похоронил свою правую ногу на Восточном фронте, где-то под Могилевом. За это получил "Айзенкройц" - Железный крест первого класса. Теперь ходит на протезе. - Чтобы он не знал, что мы говорим о нем, - сказал с мальчишеской улыбкой капрал Вудсток, - я буду называть его Лонг-Джон-Сильвером. Помните, майор, "Остров сокровищ"? - Боже, как вы еще молоды, капрал! Молодость - это единственное, что не купишь и за миллион фунтов. - Однако за миллион фунтов я бы, не продешевив, продал свою молодость, сэр! - Продешевили бы, капрал, продешевили! Итак, едем? - К сожалению, я вынужден отказаться, сэр. В следующий раз я с удовольствием... - Вас даже не прельщает возможность встретиться с очаровательной панной Зосей?.. - О, панна Зося, панна Зося! Знаете, я так и не понял, кто эта прекрасная девушка? - Я ее опекун. Она служит подпоручником в нашем отряде. Боевая девушка. Участвовала в Варшавском восстании. Она дочь моего друга, офицера Первого легиона. Вместе Киев брали. Он погиб на дуэли. Она беззаветно предана мне... - На дуэли? В наше время?! - Вы не знаете нашей рыцарской Польши. Честь для нас дороже всего. Я был секундантом ее отца. Он умер у меня, несчастный, на руках, умоляя присмотреть за дочкой. А потом - какая ирония армейской судьбы! - я стал помощником его убийцы - командира полка Армии Крайовой!.. Именно панна Зося и будет третьим пассажиром в нашем самолете, когда мы полетим в Лондон. Жаль, жаль, мой друг, что вы не хотите ехать с нами. - Я жертвую собой, отказываясь от встречи с панной Зосей, в ваших же интересах, майор. Я намерен неотлучно сидеть у рации, пока не получу ответ из Лондона. Теперь, когда я знаю, что панна Зося тоже полетит в Англию, я сделаю все возможное, чтобы оказать ей эту услугу. Я безумно счастлив, что панна Зося будет жить в Англии, где она знает только одного англичанина - меня. Эта прекрасная девушка - подпоручник! Изумительно!.. Передайте ей самый горячий привет от меня! - Когда мы встретимся, мой друг? - спросил майор, когда капрал Вудсток взялся за хромированную ручку дверцы. - Приезжайте завтра в это же время и на это же место, - ответил капрал. - Если меня не будет, значит, ответа еще нет. Тогда встретимся здесь же в тот же час послезавтра. - Прекрасно! Пан майор, сняв перчатку из черной кожи, крепко пожал руку капралу. И даже ни слова не проронивший мрачный капитан тоже протянул ему свою руку, покрытую гусиной кожей. - Честь имею! - с улыбкой сказал по-польски капрал. - Честь! - ответил, козыряя, капитан. Шагая быстрым шагом обратно в землянку, Евгений часто оглядывался и, останавливаясь за соснами, обшаривал глазами мокрый потемневший лес, дабы убедиться, что офицеры АК или их люди не пытаются незаметно для него идти за ним и выследить затерянную в лесу землянку. Но хвоста не было. Евгений задумался, пробираясь частым ельником. Тугие ветви молодых елок, холодные и мокрые, хлестали по вымытому ледяным дождем и тускло блестевшему в поздних сумерках кожаному пальто. Вдруг он остановился и, заулыбавшись, радостно ударил в ладоши. Последние двадцать метров до землянки он не шел, а бежал. - Что такое? - прошептал Петрович, выскакивая из-за сосны с автоматом в руках. - Чего бежишь? Немцы? Тревога? - Все в порядке, Петрович. Все хорошо, замечательно! Он с ходу нырнул в люк, пулей проскочил по туннелю. - Эврика! - на бегу крикнул он Константу, - Эврика! - Что орешь, черт? - подскочил тот на нарах. - Ребята спать легли! Опять виски дул? Люк-то прикрыл как следует? - Эврика! - потише сказал запыхавшийся Евгений, плюхаясь на нары. - Нашел! Надумал! - Надумал, как достать миллион? - скептическим тоном спросил Констант, подвертывая коптящий фитиль "летучей мыши". Он торжествующе улыбнулся. - А я, брат, надумал, как добыть эти самые документы, не платя ни фартинга, ни цента, ни пфеннига, ни гроша! 2. Из записей Старшого "Был момент, когда начальство не знало, на чем остановить выбор: на "Фау-1" или на "Фау-2", но потом все обошлось, работа продолжалась параллельно над ракетами и над самолетами-снарядами. А 7 июля 1943 года Гитлер решил наконец всячески форсировать ракетостроение. Поражение на Курской дуге лишь укрепило его веру в спасительную силу "чудо-оружия". Седьмого июля Дорнбергер, Браун, Штейнер и я вылетели на бомбардировщике "Хейнкель-111" в Растенбург, в "волчье логово" - главную ставку Гитлера. В подземном кинозале недалеко от бункера самого фюрера продемонстрировали Гитлеру фильм об испытании "Фау-2". Кроме Гитлера, на этом сверхзакрытом просмотре присутствовали Кейтель, Йодль, Шпеер. Гитлер пришел в своей обычной форме - сером походном френче и черных брюках. Но сверху он накинул черный плащ с большим капюшоном. Он близорук, но стесняется пользоваться очками, поэтому сидел в первом ряду. Я едва узнал его: постаревший, сгорбленный, как старик. Комментарии к фильму давал языкастый фон Браун, который и тут, увиваясь мелким бесом, постарался быть на виду у фюрера. Когда фильм окончился и зажегся свет, все мы молча, затаив дыхание, уставились на фюрера. Он сидел развалясь, вперив взгляд в ничто, но, несмотря на всегдашний его сумрачный вид, было видно, что он необычайно заинтересован. С заметным волнением осмотрел он затем и настольную модель ракетных установок. Синие глаза его загорелись сатанинским огнем. Мне было страшно смотреть на него... Гитлер понял наконец, что получил в свои руки адское оружие огромной разрушительной силы. Он с жаром пожал руку генералу Дорнбергеру. Всех нас удивили его слова: "Теперь Европа да и весь мир станут слишком маленькими для войны. С таким оружием человечество не выдержит войны!" И тут же спросил, нельзя ли вдесятеро увеличить взрывную силу ракет и увеличить их производство с девятисот до двух тысяч в месяц. Уж не собирался ли он уничтожить человечество? - Что ответил Дорнбергер? - Что для этого потребуется не меньше четырех-пяти лет. Мне кажется, что в тот день наш недоверчивый фюрер поверил в "чудо-оружие", бесповоротно уверовал, что сможет благодаря этому оружию разгромить всех своих врагов, сорвать открытие второго фронта и добиться победы в войне. Случилось невероятное: он даже извинился перед генералом Дорнбергером за прежнее недоверие. "За всю свою жизнь, - сказал ему Гитлер, - я извинялся только дважды. Первый раз - перед фельдмаршалом фон Браухичем. Прежде я не слушал фельдмаршала, когда он вновь и вновь говорил мне о важности вашего поиска. Теперь я извиняюсь перед вторым человеком - перед вами. Я никогда не верил, что ваша работа увенчается успехом". Я часто думал потом, что Гитлер потому и не развязал газовую войну, что возлагал с того дня все надежды на ракетное оружие. Перед уходом фюрер поздравил фон Брауна как технического директора проектного бюро в Пенемюнде с присвоением ему звания профессора. Утром на обратном пути в Пенемюнде Дорнбергер вслух раздумывал над словами фюрера о повышении убойной силы наших ракет: "Чтобы наши ракеты стали всеуничтожающими, нужны новые виды энергии. Возможно, атомной энергии? Увы, это невозможно. Успехи, достигнутые в этом направлении научно-исследовательским отделом армейского управления вооружений, слишком мизерны. Вся эта работа сильно пострадала из-за разрушения норвежскими партизанами завода тяжелой воды в Норвегии. Понадобятся годы, чтобы сделать первые шаги, даже если бросить на это все силы...". 3. Операция "Король черного рынка" - Хорошо, я первый расскажу о своем плане, - сказал Евгений, азартно блестя в темноте глазами. Он сбросил с себя мокрую кожанку, закурил, снова уселся на нарах. - Слушай! Мне еще вчера казалось, что я близок к решению нашей задачи, что нужно только что-то такое вспомнить, связанное с этими "аковцами". Потом твои слова: "Надо разведать, кто тут в округе богат". Что-то щелкнуло у меня в голове: "Чик!" Но щелчок был еще слишком слаб. Осечка вышла. А сейчас - новый разговор с "аковцами"... Я знаю, кого нам нужно тряхнуть! - Погоди! - вдруг поднял руку Констант Домбровский. - Чтобы не было у нас с тобой никакого недоразумения, напишу-ка я тут на бумажке фамилию одного человека... - Он раскрыл полевую сумку, достал блокнот, остро отточенный карандаш фирмы "Фабер" - цветные карандаши в сумке торчали как патроны в патронташе, - Готово. Дуй дальше, приятель! - Я тебе рассказывал о том сейфе в библиотеке... Черный рынок! А черный рынок - это валюта, это фунты и доллары. - Пока мы сыграли вничью, - усмехаясь и качая головой, проговорил Констант. - Взгляни на бумажку! На бумажке была нацарапана фамилия Ширер. - Верно! - радуясь и досадуя, воскликнул Евгений. - В "яблочко" попал! Он самый, голубчик. Штурм-фюрер СА Вильгельм фон Ширер унд Гольдбах! Король черного рынка! Какой же он король, если у него нет хоть одного задрипанного миллиончика фунтов стерлингов. Экспроприация экспроприаторов! А. Ширер еще какой экспроприатор! Штурмовик, "старый борец", офицер СС, кровосос, фашист! Предлагаю сегодня же ночью устроить налет на его имение. Противопехотные мины у нас еще имеются: взорвем дверцу сейфа. Где сейф, я видел. Две шашки по семьдесят граммов хватит? Хватит. Нет денег в сейфе - перероем весь дом от чердака до подвала. Поговорим с ним по-мужски: кошелек или жизнь! - А зачем этому фашисту жизнь оставлять? - Поработает на нас, а придут наши - в "Смерш" сдадим. Пусть кончает войну в лагере. - Да, пожалуй, с его помощью можно лишить фюрера целого полка фольксштурма. - Вот именно! Используем его связи, выжмем его как лимон... Мы сможем его крепко держать в руках. Ну а твой план? - ревниво спросил Евгений. - Похож на твой. Но я думал не о миллионе, а о документах. С чего ты взял, что этот Ширер миллионер? Твой пан майор где-то прячет документы. Не в том ли самом сейфе? И зачем нам платить деньги, отобранные у фашиста, другому фашисту - белополяку, когда мы и так можем забрать эти документы? В нашем деле я все-таки не признаю игры без правил. Считаю, что платить деньги этому гитлеровцу в таких условиях просто неэтично. - Что же, Костя, - подумав, сказал Евгений, хлопая друга по плечу, - твой план идет дальше моего - операции "Король черного рынка". Надо сочетать оба плана. Ширер прекрасно знает о том, что у него под боком действуют русские и польские разведгруппы, но вряд ли опасается налета - ведь его имение стоит почти на самом шоссе Познань - Берлин. Найдем деньги - хорошо, найдем документы - еще лучше. - Одно плохо в наших планах, - заявил Констант. - Это наша королевская операция засветит тебя. "Аковцы" обязательно будут подозревать тебя как наводчика. После налета ты не сможешь показаться им на глаза - убьют как муху. - Я об этом тоже думал. Игра осложнится, только и всего. Сделаем так, что подозрение падет только на тебя, Констант. В конце концов, и "аковцы" поймут, что Юджин Вудсток, капрал Его Величества, не отвечает за своих русских друзей. - Узнаю тебя, коварный Альбион! - В крайнем случае капралу Вудстоку, возмущенному действиями русских, придется перейти под крылышко пана майора графа Велепольского. - Отставить! Ты сломаешь себе шею или, вернее, тебе сломают ее эти фашисты-белополяки, а документы, чего доброго, потом окажутся фальшивыми. - Ты веришь в шестое чувство разведчика? - Как тебе сказать... - А я верю. Я убежден в подлинности документов и готов пойти на любой риск, чтобы добыть их. - Пожалуй, ты прав, тогда медлить нельзя - приступим к операции "Король черного рынка". Попов и Олег, наденьте фельджандармскую форму. - Да разве на меня она налезет? - проворчал Попов. - Димкина беда, - вставил Пупок, - что все двухметровые эсэсовцы еще в сорок первом под Москвой сгинули. - Авось и налезет! Один из фельджандармов был огромного роста. Женя, останешься за меня. Послушай Лондон, тебе полезно. Только расскажи-ка мне подробнее, где нам искать этот сейф!.. И покажи на карте, где проживает "король". - Туда километров двадцать с гаком топать, не меньше. - Ничего, дотопаем и до свету вернемся домой. За продуктами тоже тридцать километров за ночь туда и обратно, в оба конца топаем. Евгений провожал тоскливым взглядом товарищей. Щелкали затворы автоматов, Петрович ругал Димку Попова, уронившего в песок запасной рожок. Олег выпросил у Веры маленькое круглое зеркальце, чтобы при свете "летучей мыши" поглядеть на себя в форме фельджандарма. И вот ребята ушли. Все смолкло. Только песок шуршит в конце туннеля, осыпаясь на солому под только что прикрытым люком. В тесной землянке вдруг стало просторно, слишком просторно. Сиротливо выглядят вещи, оставленные ребятами: учебники и словари немецкого и польского языков под общей редакцией Отто Юльевича Шмидта, полотенце Петровича, вермахтовское одеяло Пупка. Ушли ребята вроде и не на очень опасное дело, повел их осторожный и опытный командир, а сердце щемит, и обидно, что ушли друзья, а его, Евгения, оставили, как раненого или больного в санчасти. - Ну что ж, Вера, - подавив вздох, нарушает тягостное молчание Евгений. - Давай послушаем Лондон, что ли. Евгений включил приемник. Типичным для дикторов Би-Би-Си бесстрастным голосом англичанин читал в микрофон сообщение о продолжающемся обстреле Лондона и Южной Англии смертоносными ракетами. Лондон... Евгений любил этот город, город своего детства, любил его зеленые парки и памятники на площадях, тихие переулки со старыми домами диккенсовских времен, шумные улицы с двухэтажными автобусами и броскими комиксами в уличных киосках. В этом городе он ходил в школу для мальчиков на Райл-стрит, учился кататься на велосипеде в Гайд-парке, ездил с мамой смотреть достопримечательности Лондона и его окрестностей. Ходил с папой на могилу Маркса на Хайгетском кладбище. В этом городе - смешно и грустно вспомнить - он впервые, в десять лет, влюбился в девочку из советской колонии... К утру Констант Домбровский не вернулся. Тревога охватила оставшихся в землянке. - Чует мое сердце, что-то случилось! - подавленно произнесла Вера. - Не разводи панику! - бросил ей Евгений, притворяясь вовсе не озабоченным. - Просто они не успели вернуться до рассвета, а днем Констант не станет шататься по здешним лесопаркам. Вот и все. Послушав Лондон, он стал наизусть читать - для практики в произношении - стихи из "Чайльд Гарольда", потом Киплинга и Стивенсона. А в голове против воли роились самые мрачные предположения. Ведь он, Евгений, ничего толком не знал об охране имения фон Ширера, да и путь к имению они не разведали как следует. Не нарвались ли ребята на засаду? Если что-нибудь случится, то это он, Кульчицкий, будет виноват. Раззадорил осторожного Константа, внушил ему, что нельзя терять времени, подбил на толком не подготовленную, сомнительную операцию. Констант впервые действует почти вслепую. Кому известно, хранятся ли у Ширера документы, подлинные ли они, водятся ли сейчас у "короля черного рынка" деньги, такой ли он дурак, что держит дома свои капиталы? Дьявольское уравнение со множеством неизвестных. Настоящая игра в жмурки. Можно ли рисковать друзьями на основании этого неуловимо-призрачного шестого чувства, капризной интуиции разведчика? Чем больше он терзался, казнил себя, ломал голову над операцией, тем больше видел в ней прорех. Всему виной мальчишеский азарт, переоценка своих сил, отсутствие должного хладнокровия и обстоятельности, дилетантская торопливость. Уж и война кончается, а разведывательной мудрости так мало прибавилось за три полных года в тылу врага. Совсем недалеко ушел он, Евгений, от желторотого семнадцатилетнего новичка ноября сорок первого года. В эти часы, когда Евгений жарил себя на медленном огне самокритики, мысль Константа, закончившего к утру операцию, работала в диаметрально противоположном направлении. Значит, есть еще, Костя, порох в пороховницах, говорил он себе, ликуя. Зря, выходит, подавал ты после последнего задания в Польше то заявление начальнику разведотдела, в котором просил откомандировать тебя на фронт, в войсковую разведку. Ссылался на полное отсутствие опыта разведывательной работы в Германии, на слабое знание немецкого и польского. Втайне завидовал Женьке - он прилично говорил по-немецки, поляки принимали его за "варшавяка", он отлично владел английским, хотя перед вылетом в Германию никто не представлял толком, как можно будет использовать в неметчине этот его "инглиш". А главное, Женька еще в детстве жил за границей, подышал ее воздухом, акклиматизировался там. Предвоенная биография плюс знание языков плюс трехлетний опыт разведчика... Да и по психологии своей, по характеру вполне подходит он для этой головоломной работы. У него как бы выработались особые жабры, позволяющие ему дышать, жить, бороться во враждебной стихии гитлеровской Германии, без этих жабр можно обойтись в войсковой разведке: в поиск за линию фронта ты уходишь, как ныряет морской охотник, набрав побольше воздуха в легкие. Нырнул и вынырнул, чтобы перевести дух, отдохнуть. А в глубоком тылу немцев, в самом логове зверя, как для постоянной жизни на дне моря, нужны эти самые жабры. У него, Константа, пожалуй, тоже прорезались жабры, только не настоящие, искусственные. А у Евгения - и только у него одного в группе - жабры настоящие, потому-то он и плавает как рыба в воде, как человек-амфибия в кишащем акулами гиблом море "третьего рейха". Об Евгении Констант думал потому, что считал именно его основным сценаристом операции "Король черного рынка", себе он отводил роль режиссера. На этот раз удача сопутствовала Константу с самого начала. Весь путь к фольварку фон Ширера он прошел ночью без всяких происшествий. Высокие железные ворота оказались запертыми изнутри... Двухметровая каменная стена, утыканная наверху железными шипами и усеянная битым стеклом, казалась неприступной. Сначала Пупок перерезал телефонный провод. Затем вскочил на плечи Димки Попова и, покрыв шипы и стекляшки шинелями и куртками, первым перемахнул через стену. Вторым на стену влез бесшумно Олег, чтобы на всякий случай прикрыть товарища. Внезапно раздался басовитый собачий лай - в ночной тишине он показался громоподобным. Пупок увидел несущуюся к нему огромными прыжками большую собаку. Олег выстрелил в нее сверху из "бесшумки", но в эту минуту косой серпик луны скрылся за тучу, и он промазал. Не смея стрелять из автомата, Пупок пытался отскочить, схватился за финку в резиновых ножнах, но громадный зверь сбил его лапищами с ног, в лицо со свирепым рычанием ткнулась горячая мокрая пасть. Олег не рискнул выстрелить в бесформенную темную массу у стены. Не теряя ни секунды, выхватив трофейный кинжал, он слетел на землю, чуть не сломав Пупку ногу ниже колена, и изо всех сил ударил собаку кинжалом между лопаток. По самую коричневую деревянную рукоять вогнал в спину зверя обоюдоострое лезвие с черной надписью: "Аллее фюр Дойчланд" - "Все для Германии". С предсмертным булькающим хрипом собака грузно повалилась на бок, ощерив клыкастую пасть, суча ногами. Олег вытащил кинжал, вытер его о короткую шерсть собаки. - Далматский дог, - прошептал он, - хорошая порода. Пупок поднялся и запрыгал на одной ноге к воротам. Ворота и парадная дверь дома распахнулись одновременно. На крыльце показались две темные фигуры с автоматами в руках. Увидав фельджандармскую форму, они опустили автоматы. На них тут же обрушились Олег и Пупок. Олег навалился на фон Ширера, Пупок - на солдата-денщика. Тут же подоспели Констант и Петрович. Когда прибежал Попов, Ширера и денщика уже тащили в прихожую, скрутив им руки и зажав рты. Опоздание Попова тоже было на руку Константу, иначе этот медведь успел бы изрядно помять фон Ширера, а Константу фон Ширер нужен был живой и по возможности невредимый. Констант осветил фон Ширера лучом электрофонарика. Фон Ширер был одет в шелковую голубую пижаму и теплый бордового цвета халат. Денщик успел натянуть на себя серый вермахтовский свитер, бриджи и сунуть босые ноги в какие-то стоптанные шлепанцы, которые он потерял во время короткой схватки. - Что вам нужно от меня? - прохрипел фон Ширер. - Кто вы? Констант заметил у эсэсовца дамскую сетку на голове поверх тщательно причесанных на косой пробор волос. Вгляделся в преждевременно обрюзгшее лицо сорокалетнего лысеющего блондина, как у женщины намазанное на ночь кремом, обратил внимание и на вполне "нордический" тип лица, и на дрожащий скошенный подбородок, распущенные кривящиеся губы и беззвучный крик страха в глазах. Нет, этот не станет долго упрямиться. - Вы, наверно, догадываетесь, кто мы такие, - сказал на своем ломаном немецком языке Констант, - и понимаете, следовательно, что ждет вас, штурмфюрера СА. Если хотите дожить до утра, советую выполнять мои приказы с еще большим рвением, чем вы выполняли приказы Гиммлера. Ясно? - Яволь! - Первый приказ: зажгите свет! Фон Ширер качнулся было, шагнул к стене, но крепко державшие его Пупок и Олег не позволили ему и шагу ступить. - Отпустите его, ребята, - по-русски сказал Констант. - Пусть свет включит. При звуках русской речи штурмфюрер вздрогнул, дернул головой, всхлипнул. Он чуть не упал, когда ребята выпустили его из рук. Потом нетвердой походкой, шатаясь, подошел к стене, щелкнул выключателем - загорелась люстра на потолке. - Что в этой комнате? - спросил Констант, открывая дверь под лестницей. - Чулан. - Ребята! Свяжите денщика и заприте его в чулане!.. Вы и этот солдат одни в доме? - Нет, - ответил фон Ширер. - Кто? Где? - выпалил Констант. - В моей спальне... фрейлейн... артистка из Позена... - И больше никого? - Больше никого. - Где спальня? - На втором этаже по лестнице, сразу направо. - Пупок! На втором этаже по лестнице сразу направо - женщина. Запри ее там! - Есть! - коротко ответил Пупок, быстро пошел к лестнице, оттуда донесся его удивленный голос: - Во гады - буржуи живут! Тут лифт на второй этаж! В конце холла что-то заскрипело, тихо зажужжал мотор. Пупок не был бы Пупком, если бы сразу же не испытал этот лифт. - Штурмфюрер фон Ширер, - проговорил Констант. - Я знаю о вас все. Если вам дорога жизнь... - Констант остановился, теряясь в поисках немецкой фразы. - Где ваши капиталы? По глазам эсэсовца было видно, что он лихорадочно думает, мечется, ища выхода. Его зрачки застыли в смертельном страхе. - Где деньги? - Нельзя дать ему времени на раздумье. Константа прежде всего интересуют документы, но о документах говорить нельзя. Если о них знает СА-штурмфюрер, то после вопроса о документах, заданного ночными пришельцами, у него не останется и тени сомнения, что это капрал Вудсток навел русских на его дом. Кроме того, вопрос "где документы?" сразу же переведет всю эту историю с ночным визитом в совершенно иную плоскость, и расследованием ее займется не крипо - криминальная полиция, а зипо - полиция безопасности, гестапо, что совсем невыгодно разведчикам. Пупок тем временем, не стучась, открыл дверь в спальню, заглянул в нее, увидел при слабом свете ночника молодую черноволосую женщину, разметавшуюся на широкой двуспальной кровати. - Это ты, Вилли? - тоненьким голоском сонно спросила она, не поднимая головы с подушки, томно потягиваясь. - Я-я, - на всякий случай приглушенно ответил Пупок, только-то и зная, что "я" по-немецки "да". - Натюрлих! Почти исчерпав этим ответом свой немецкий лексикон, он тихонько вынул английский ключ, торчавший в замочной скважине с внутренней стороны двери, прикрыл дверь и запер ее с наружной стороны. - Вилли! - услышал он слабый голосок за дверью. - Вилли! Почему ты ушел? Пупок на цыпочках вернулся к лифту. Пупок не был бы Пупком, если бы не спустился в лифте. - Где деньги? - в третий раз спросил Констант. - Все деньги! Приказываю отвечать! - Да, да - вдруг встрепенулся мертвенно бледный фон Ширер. - Берите все! Я вам все, все отдам! Идите за мной! Шаркая и спотыкаясь, он ввел их в кабинет, в тот самый кабинет, в котором так недавно майор граф Велепольский беседовал с хорошим знакомым Константа Домбровского - капралом Юджином Вудстоком. Но штурмфюрер фон Ширер подошел не к книжной полке, где, по рассказам капрала, были вмонтированы бар и сейф, а к письменному столу, на котором стоял портрет Гитлера-полководца и лежала газета "Остдойче беобахтер". Взяв из среднего ящика небольшую связку ключей на стальном кольце, он отпер трясущимися руками верхний правый ящик и достал три толстые пачки рейхсмарок в банковской упаковке и кипу разрозненных рейхскредиток. - Вот все, что у меня имеется! - пробормотал он, обеими руками пододвигая банкноты Константу и невольно прилипая взглядом к дулу наставленного на него парабеллума. Констант сдвинул брови. На глаз он определил, что "король черного рынка" выложил всего какие-то жалкие три тысячи имперских марок. - Это бумага! - произнес он сквозь зубы, взводя парабеллум.- Я пришел за валютой! Ферштеен зи? Кожа лица у фон Ширера стала землисто-серая, словно он сразу постарел на тридцать лет. Тяжелыми шагами подошел штурмфюрер к книжной полке, прикоснулся рукой к роскошному изданию "Майн Кампф", одна из секций полки отворилась, и все увидели стальную дверцу с блестящей ручкой и шифровым диском. Привычными движениями фон Ширер набрал серию цифр, повернул круглую ручку и открыл стальную дверцу. Из сейфа он вынул большой и тяжелый темно-зеленый металлический ящик, поставил его при полном молчании ночных гостей на стол. - Вот вся моя валюта! - прошептал он. - Клянусь богом! - Сколько? - спросил Констант. Ширер снял крышку с ящика, и все увидели аккуратные пачки банкнотов с портретом короля Георга V достоинством в пять, десять, двадцать, сто, пятьсот, тысячу стерлингов. - Сколько? - сдерживая волнение, спросил Констант. Никогда в жизни он не радовался так деньгам, хотя эти деньги предназначались вовсе не ему лично. - Семьсот пятьдесят тысяч британских фунтов стерлингов, - совсем тихо прошептал СА-штурмфюрер Вильгельм фон Ширер, не отрывая взгляда от банкнотов. - Это тебе не фунт изюму! - в изумлении выговорил Пупок. - Хорошо, - спокойно произнес Констант, взглянув на часы. - Клянусь... Предупреждаю: мы обыщем весь дом снизу доверху и если найдем хоть один завалящий фунт или доллар... - Я хочу жить и потому говорю правду, господа: здесь вся моя валюта! - Если врете, пеняйте на себя. Обыск ничего не дал, не открыл никаких золотых жил и валютных залежей, но Констант обнаружил в открытом сейфе чековую книжку банка "Кредитенштальт дер Дойчен" и целую кипу документов. Нет, это была не ракетная документация, какие-то записи фон Ширера на бланках эсэсовских штабов, письма, приказы, отчетные ведомости, счета с надписью "Секретно!" Все эти бумаги из сейфа Констант аккуратно переправил вместе с деньгами в коричневый чемодан из крокодиловой кожи, принесенный со второго этажа догадливым Пупком. Пока продолжался обыск, Констант успел обстоятельно побеседовать с хозяином дома. Говорил, собственно, один Констант, разглядывая фотографии на стенах, а штурмфюрер трепетал, ерзал и отвечал односложно. - Нам обоим, Ширер, ясно, что штурмфюреры СА, как правило, не являются миллионерами. Вся округа знает, что вы спекулировали валютой на черном рынке. Если ваше начальство на Принц-Альбрехтштрассе в Берлине узнает, что вы незаконно наживали валюту, вам крепко не поздоровится. У нас имеются надежные свидетели. Кроме того... Я попрошу вас взять лист почтовой бумаги и ручку. Приготовились к диктанту? Отлично. Теперь пишите: "Я, СА-штурмфюрер Вильгельм фон Ширер унд Гольдбах, настоящим подтверждаю, что передал в распоряжение старшего лейтенанта Красной Армии Домбровского на нужды советской разведки 750 000 фунтов стерлингов, а также..." Сколько здесь марок? - Три тысячи триста двадцать... - "...а также 3320 рейхсмарок на оперативные расходы в борьбе против фашизма". Подпишитесь. Поставьте число. Благодарю вас. Вы, конечно, понимаете, что эта бумажка равносильна подписке о вашей работе на нас. Поздравляю. Вы человек неглупый, следовательно, понимаете, что война Гитлером проиграна и вам надо срочно менять ориентацию. Вы это сделали вовремя. Мы учтем это. Но не пытайтесь вести двойную игру. Не выйдет. Пожалейте свою голову. Она вам пригодится и в мирное время. Обыск затянулся. Констант ушел от Ширера, когда старинные шварцвальдские часы в столовой пробили три часа. Дождливый рассвет застал разведчиков на полпути к Бялоблотскому лесу. Пришлось передневать в каком-то перелеске. Погони не было... Так закончилась операция "Король черного рынка". * * * Когда вечером следующего дня Евгений попрощался с друзьями и ушел один на встречу с майором графом Велепольским, второй заместитель командира группы "Феликс" Петрович сказал Константу Домбров-скому: - Выйдем, Костя, на минуту. Дело есть. По мрачному виду Петровича Констант понял, что разговор будет и впрямь серьезным. За лесом догорал закат. Померкла позолота на хвойном ковре леса. Длинные косые тени затопили темно-зеленый сосновый лес. Дыша чистым, настоянным на хвое студеным воздухом, Констант с глухим беспокойством подумал о приближавшейся зиме, о снежной целине, на которой будет виден каждый след. - Я бы покончил с этими подозрительными похождениями Кульчицкого, - медленно, поглаживая каштановую бородку, проговорил Петрович, сурово глядя исподлобья на командира. - Что ты, командир, знаешь о его делах с этими людьми? Только то, что он тебе сам рассказывает? Наплести можно все, что угодно. Ты сам знаешь, какой он выдумщик. Якшается с фашистами-белополяками, которые - очень может быть - связаны с гестапо. Молодой, не заметит, как подставят ножку, оплетут, попутают, заставят работать на себя, сделают двойником. Тут пахнет потерей бдительности... И неужели ты отдашь почти миллион английских фунтов за кота в мешке?! Я лично категорически против такой купли-продажи. Я не верю в эту сказку о секрете "чудодейственного оружия" Гитлера! Так я и командованию доложу, когда вернемся. Так и знай. Отвечать за все придется тебе, Костя. И насчет Кульчицкого доложу. Молчать мне не позволит моя партийная совесть. Пусть с ним "Смерш" поговорит! Констант помолчал, кусая губы, разглядывая в сгущавшихся сумерках человека, которого еще несколько минут назад считал верным товарищем. Он всегда думал, что хорошо знает этого смелого и бывалого разведчика, маленького бородатого Петровича. Теперь он казался ему похожим на зверька. Маленького злобного хорька. Не говорит ли в Петровиче зависть к Женьке? Нет, Петрович не карьерист. Но сейчас его не переубедишь. Он верит в свою правоту. Он непременно доложит... Сознание своей полной беспомощности в этом непредвиденном положении заставило Константа гневно сжать кулаки. - Слушай, Петрович! - с трудом выдавил он сквозь зубы. - Не понимаю, откуда в тебе эта оскорбительная подозрительность? Знакомые разговорчики! Такие, как ты, готовы нас, разведчиков, взять на подозрение за то, что мы работаем в тылу врага, под боком у гестапо и абвера! Я ненавижу и презираю таких сумасшедших! Наши люди немало пострадали от них, И они тоже прикрывались своей партийной совестью и всякими высокими словами. Петрович, помрачнев еще больше, молчал. В глазах его светилась непоколебимая твердость. - Если я еще раз услышу от тебя такие слова, - продолжал Констант, - я расскажу о твоих угрозах ребятам, и тогда тебе несдобровать. В одном ты прав: я за все в ответе. - Я остаюсь при своем мнении, - с непоколебимой решительностью ответил Петрович. Доложит, непременно доложит. Все вывернет шиворот-навыворот. Это грозило большими неприятностями Жене Кульчицкому и ему, Домбровскому, хотя "Директор" и разрешил операцию. Только одно могло спасти Евгения и его от этих неприятностей, серьезность которых было трудно предвидеть: успех, большой, настоящий успех. 4. Из записей Старшого "Гитлер захотел получить две тысячи ракет в месяц. Наши старые заводы производили только девять" сот. Вот и было решено построить новый большой завод в недрах горы Конштайн близ города Нордхаузена в Южном Гарце, чтобы довести производство до двух тысяч ракет. Больше всех радовался, наверное, фон Браун. Он любил пофантазировать в нашем кругу о бомбежках ракетами не только Лондона, Москвы, но и Нью-Йорка. Летом и осенью сорок третьего я не раз приезжал сюда с ним в Нордхаузен, на завод Миттельверке, опускался в штольни. Как-то я не выдержал и обратил внимание Брауна на ужасный вид двадцати тысяч рабочих "кацетников" из концлагеря "Бухенвальд-Дора". Он резко оборвал меня, заявив, что это "нелюди", до которых ему нет дела, что эти морлоки должны быть счастливы от одного сознания, что они трудятся во славу тысячелетнего рейха! Мог ли я тогда подумать, что тоже окажусь среди "нелюдей", среди "морлоков"? Тогда еще Браун фанатически верил в эти две тысячи ракет в месяц. Но 17 августа сорок третьего года на заводы Цеппелин-верке и Ракс-верке и даже на Пенемюнде обрушились бомбы союзников. Программа по производству ракет была сорвана. Тем важнее стал для ракетчиков завод Миттельверке в недрах горы Конштайн. А планы создания многоступенчатой баллистической ракеты дальнего действия с использованием жидкого водорода и кислорода - такое горючее предлагал и ваш Циолковский - пришлось отложить... Теперь только изредка вспоминал Браун о двух- или трехступенчатой межконтинентальной ракете, которая за сорок минут полета пересечет Атлантический океан и разрушит Нью-Йорк, о выводе спутников на вечную орбиту вокруг Земли. Американцы должны знать о том, что фон Браун не только мечтал, а действовал. На основе "Фау-2" он спроектировал двухступенчатую трансатлантическую ракету, которую он многозначительно окрестил "Америка-ракета" А-9/А-10. Настоящий гигант высотой почти в 30 метров с дальностью полета 5000 километров. Это пилотируемое по радио чудовище должно было обрушиться на Нью-Йорк по радиомаяку диверсантов Скорцени, заброшенных в этот огромный город... У Брауна родилась также дикая идея вывода на орбиту прозрачных шаров-саркофагов с забальзамированными, незнающими тления телами пионеров-ракетчиков. Видно, мечтал, чтобы и его так увековечили до последнего дня вселенной. Кстати, он вообще на отдыхе писал фантастику. Как-то он читал нам, как всегда аристократически грассируя, рукопись своего научно-фантастического романа о покорении космоса. Меня поразил размах его фантазии и узость его политического кругозора: на Марсе, населенном арийцами, царит самый настоящий нацистский порядок с фашистской технократией из сверхлюдей и серой массой бесправных морлоков... - Подробнее, пожалуйста. Ведь научная фантастика часто дает верные прогнозы на будущее, особенно если фантаст - ученый. - Вряд ли это относится к фон Брауну. Первыми летят на Марс, конечно, немцы... Ни об американцах, ни о русских он не упоминает..." 5. Полмиллиона за тайну "Фау-2" -- Итак? - выжидательно проговорил пан майор, когда капрал Вудсток сел в "опель". - Вы получили ответ из Лондона? Поезжайте, Фриц! Майор граф Велепольский явно сгорал от нетерпения. - Не знаю, огорчу ли я вас или обрадую, - начал капрал, поудобнее устраиваясь в "опеле". - Ответ получен? - торопливо, не своим голосом переспросил капитан. - Мне, право, жаль, друзья, - сказал капрал, закуривая сигарету. - Мне кажется, я могу вас так называть?.. - Да, да, разумеется! - перебил майор. - Каков ответ Лондона? Скоро ли, пся крев, я смогу воздать хвалу пресвятой богоматери в Вестминстерском аббатстве или соборе святого Павла? - Для вас, - улыбнулся капрал, - у нас имеются более подходящие молельни - римско-католические. Оказывается, Лондон уже располагает большей частью той информации, которую вы ему предлагаете... - Это гнусная ложь! - вспылил Серый. - Эти лавочники хотят сбить цену. - Не горячитесь, пан Дымба! - почти крикнул на