показал на кедровую лузгу.-- В урожай со всей тайги бегут. Сильно много собирается зверя. Промышлять в такой год шибко хорошо. А белка и бурундук что... Едят да в амбары свои прячут. А потом медведь ходит себе да ищет, где бурундуков амбар. Съест весь запас. Один работал, другой съел, -- старик рассмеялся. Алексей Иванович помолчал немного, что-то припоминая, и проговорил: -- Птица кедровка ой бо-о-оо сколько ореха она ест! Сильно много. Знать, никогда она сытой-то не живет. Сказывают, по тайге старый, голодный медведь бродил. Ходил медведь день, ходил два, ничего не может найти, что поесть. Совсем брюхо подвело. Вот беда, еле ноги идут от голода. Медведь ходит злой, а за ним кедровка летает и смеется. -- Иди сюда,-- кричит ему кедровка.-- Здесь орехи. Поешь. Слышит медведь, зовет его птица, про орехи поминает. У него щека задрожала. Шибко он орехи-то любит. Ну, идет на голос. Вот уже совсем близко подошел, а кедровка перелетела дальше и опять зовет: -- Здесь орехи! Иди сюда. Скорее! Побежал медведь. Вот, черт те бей! Никого нет. Совсем в другой стороне кричит ему птица. Целый день бегал эдак медведь. Умаялся. Сел на пень. Лапой мокрую голову вытирает. Сильно рассердился на птицу. Понял, что обманывает она его. Сказал: -- Кедровка, ты целый день меня обманывала, так помни. Будет большой урожай орехов, а ты все равно голодной останешься. Сколько бы ты ни ела, -- никогда не будешь наедаться. Вот с той-то поры и стали кедровки самыми прожорливыми в тайге птицами. Алексей Иванович замолчал. И снова задумался, изредка что-то говоря вслух невнятное. Уже более двух часов путники двигались по кедровому лесу. Воздух был пропитан крепким настоем хвои. Дышалось легко. Никто не жаловался на усталость. Мальчики пытались припомнить, что каждый из них знал о кедре, о ценности его плодов. Но дальше того, что из древесины кедра делают карандаши, а орехи щелкают, ничего вспомнить не могли. -- А ведь кедр -- сокровище тайги, -- сказал Сергей Петрович. -- Запомните только одну цифру: шестьдесят. В кедровых орехах шестьдесят процентов жира. Причем отличного. Кедровое масло одно из лучших среди растительных масел. Оно имеет широкое применение в оптической технике. Из кедрового жмыха можно изготовлять сладости: конфеты, шоколад, халву. Если бы мы собрали весь годовой урожай кедрового ореха, а средний урожай его доходит до двух миллионов тонн, и переработали, то могли бы с излишком покрыть полуторагодовую потребность всего мира в растительном масле... -- А сколько кедрового ореха собирается сейчас? -- спросил Петя. -- Что-то в пределах десяти процентов от урожая. -- А остальное? -- Гибнет. Уничтожается птицами, зверьками. Вот еще могу привести вам интересные факты, -- Сергей Петрович остановился, снял шляпу, вытер платком вспотевшую голову. -- В Сибири кедрачи особенно распространены в Томской области. Там три с половиной миллиона гектаров кедровников. Возьмем минимальный урожай ореха -- пятьдесят килограммов с гектара. Ну-ка, математики, подсчитайте общий сбор. -- Сто семьдесят пять тысяч тонн,-- сказал Гера. -- Отлично. После такого математика, как Гера, проверке не подлежит, -- улыбнулся Сергей Петрович. -- Так вот, если взять только 50 процентов жира в орехах, то выход масла составит примерно пятьдесят тысяч тонн. Кедровые орехи питательнее мяса и молока. Во время скитаний по тайге я сам в этом убедился. Частенько они служили нам единственной пищей. Пятьдесят тысяч тонн кедрового масла это... -- Сергей Петрович взглянул на мальчиков, - соответствует годовой масляной продукции стада дойных коров... в 650000 голов. При удое в 1500 литров молока в год... Впереди посветлело. В косых лучах солнца путники увидели большую елань. По ней протекала маленькая шумливая речонка. -- Казанкол, -- сказал Сыркашев. -- Ночевать тут будем. Ноги-то, однако, шибко ругаются. Отдыхать просятся. Алексей Иванович взглянул с улыбкой на ребят, направляя Рыжку к одиноко стоящему на берегу Казанкола раскидистому кедру. 24. НОЧЬ НА МАЛОМ КАЗАНКОЛЕ Не счесть, сколько малых и больших Казанколов было раскидано по той горной тайге, через которую старый охотник вел к Караколу своих спутников. Жил, говорят, когда-то давно в этих местах, у ключа, богатого золотом, старик по имени Казанкол. Умел он золото находить по глухим таежным речкам-ключам. Много старик намыл желтого песочку. Слух прошел по тайге о его несметных богатствах. "Гостей" долго ждать не пришлось. Явились, убили старика, а золота так и не нашли. Кинулись пришлые и местные старатели искать золото по горным речкам да ключам глухим. Стали их называть Казанколами. То большими, то малыми. На иных золото попадало, а на клад старика так никто наткнуться и не мог... Покрытые темными водорослями камни устилали дно ключа Малый Казанкол. Вода в нем казалась черной. Палатку ставить не стали. Ночь обещала быть погожей и теплой. Стемнело скоро. Взошла луна. На дальние горы опустилось синеватое марево. Все затихло. Вдалеке раздался рев быка. Это прокричала выпь, смешная, нелепая птица, с длинным зеленоватым клювом. В костре ярко горели толстые сухие кряжи. Ведерко с гречневой кашей, слегка припахивающей дымком, обильно заправленной свиным салом и поджаренным луком, стояло в кругу. Ребята трудились усиленно. Разговоры смолкли. Деревянные ложки то и дело опускались в ведерко. Никто не жаловался на отсутствие аппетита. -- Хороша кашка, да маловато, -- проговорил Гера, с сожалением взглянув на показавшееся дно. -- Постой, Герка, да ты ведь, кажется, не переносишь каши, а как дорвался, так за уши не отдерешь. -- Дома, Олешек, да... А здесь, сам понимаешь, другое дело. Пофыркивал недалеко от костра конь Сыркашева. Мягкий лунный свет пронизывал долину, березняк, заросли по берегам Казанкола. После ужина Сыркашев долго сидел молча. Не то дремал, не то о прошлых своих годах думал. Неожиданно, словно продолжая с самим собою начатый разговор, спросил: -- Не сказывал я, как мы с отцом привозили домой счастье от купца? Нет?.. Ну, слушай. Не отрывая взгляда от огня, вороша по привычке длинной палочкой нагоревшие в костре угли, Алексей Иванович неторопливо начал рассказ. -- Приплыли мы с пушниной к купцу весной. Встретил купец отца ласково. Увел в избу к себе. У него такая повадка была. Угощать всех охотников, кто к нему с пушниной приезжал. Я в лодке сижу, жду. Идет отец. Пьяный. Кричит: "Тащи, Алексей, пушнину в лавку". Сильно мне весело стало. Вот, думаю, сейчас ружье станем выбирать. Обещал отец купить. Принес пушнину в лавку. А купец маленько пьяный будто. Рукой по плечу бьет отца, наговаривает: "Ну, дружок Иван Семенович, пользуйся. Ирыс -- счастье свое тебе отдал. Помни Федора Степановича, не забывай к нему дороги. Только смотри, не упусти счастье". Я у отца спрашиваю, когда ружье станем покупать. А он подносит мне к уху коробочку и говорит: "Слушай, Алексей. Счастье там. Привезем домой, ладно, гляди, жить-то начнем. Много белки, колонка добывать станем". Слышу я, шабаршит под ухом что-то. Понять не могу. Домой вернулись, отец всех собрал смотреть привезенное от купца счастье. Раскрыл коробочку. Черный, большой таракан вылез, побежал по стене и спрятался в щель. Вот, черт те бей, потерялось купцово счастье, -- Сыркашев горько усмехнулся. -- Три дня, однако, по всей избе искали, так и не нашли. Убежало. А как и не убежишь, -- опять горькая усмешка спряталась в уголках губ. -- Хлеба в избе нет, что таракану есть. Кандык -- не тараканья еда... Над горами опустилась ночь. Потрескивали дрова в костре. Бескрайней широкой рекой лежал над уснувшей землей Млечный Путь. Сыркашев опять закрыл глаза. Мальчики еще долго не укладывались спать. Уж очень была хорошая ночь, наполненная густым пахучим воздухом и тишиной. Петя лежал, закинув руки за голову, смотрел в усеянное звездами небо. Рядом с ним расположился Гера, зашивал порванные штаны, сердито ворча что-то. Олег разговаривал с Тымом. Не открывая глаз, Тым из вежливости к собеседнику, от которого ему всегда перепадали вкусные куски во время обеда, слегка шевелил хвостом. Костя рассматривал свою дневную "добычу" -- образцы горных пород. Славик возился с фотоаппаратом. Похрапывал с легким присвистом Сергей Петрович, собравшийся рано утром на охоту за рябками. -- Все, -- с облегчением произнес Гера, осматривая заплату. -- Выдержат теперь не только до Каракола, а и дальше. Как ты полагаешь. Славка? Мировая заплата! Славик критическим взглядом обежал пришитую к штанам крупными, редкими стежками тряпочку. -- До Каракола еще может быть и выдержит. А дальше -- сомнительно. -- На Караколе будем послезавтра. -- Интересно, что нас ждет там? -- произнес Петя, поднимаясь и присаживаясь ближе к костру. -- Хотя, что ждет, ясно: горы, озеро... -- Рыба в озере, -- в тон ему вставил Олег. -- Тайга, -- продолжал Петя. -- Я лежал и думал: сколько же еще у нас в Сибири таких, почти неисследованных мест. А пройдет лет десять, и все тут изменится, станет другим... -- В дневнике отца упоминается речка Тус, -- сказал Костя, аккуратно укладывая в коробку образцы. -- Что там на ней было в его время: тайга, зверье. Ни одного селения вблизи. Ну, как вот здесь. А сейчас -- город. Дома многоэтажные. Железная дорога прошла через Тус. Уголь открытым способом добывают. Заходит в выемку состав и загружается прямо из забоев углем. И с Караколом тоже будет. Если, конечно, он заслуживает внимания. -- Конечно заслуживает, -- уверенно сказал Петя. -- Партизаны напрасно писать не стали бы. -- Очень хорошо, что мы отправились путешествовать, -- проговорил Олег. -- Просто замечательно. И как это можно прожить на свете, ни разу не посидев у костра, не проведя около него вот такую красивую ночь... -- Да еще в неведомых горах, среди медведей и злых пчел, -- перебил Славка. -- По Тусу с твоим отцом ходили, -- сказал Сыркашев. Он повернулся к Косте. -- Сильно богатое место. Петр Андрианович в каждую яму спускался. Говорил: "Ну, Алексей Иванович, что только тут будет. Счастливая твоя рука!" И здесь бывали... -- На Казанколе? -- Ну... Под этим кедром стояли. Дерево-то тогда маленько моложе было... Ну и я состарился. Э-ээ, сколько времени прошло. Много... Неожиданное сообщение Сыркашева об отце взволновало Костю. Он долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Как во сне, вспомнилась ему последняя встреча с отцом. Перед отправкой маршевого батальона Брянцев ночью забежал домой. Костя проснулся и увидел склонившегося над ним отца. Отец молча поцеловал его полусонного, накрыл одеялом и ушел. Так рассказывала мать. А Косте казалось, что именно так помнит он сам эту последнюю встречу с отцом... Сон сморил ребят. Алексей Иванович сидел у костра. Костя поднялся, сел с ним рядом. Точно продолжая уже начатый с кем-то разговор, Сыркашев тихо проговорил: -- Тогда с одним парнем у нас беда и случилась. Все вернулись, его нет. Вечер пришел -- нет. Ночью гроза началась, ну страсть какая. Будто вся тайга и горы загорелись,-- Алексей Иванович покачал головой. -- Где искать человека. Петр Андрианович говорит мне: "Надо искать. В беду попал, однако, как оставить. Разве можно до утра ждать". Всю ночь искали. Нашли ведь. Заблудился парень. Совсем в другую сторону пошел. А тайга велика. Э-ээ, куда мог зайти... Сыркашев прикурил от костра погасшую трубку. -- Вот он какой был твой отец. Никогда в беде другого не оставит. Всегда поможет. Три лета с ним ходили. Он повернулся к Косте. -- Ну, спи давай. Ночь-то уже прятаться начинает. Алексей Иванович подсушил над костром узагат -- мягкую лесную траву. Она заменяла ему портянки. Переобулся. Наложил в костер дров. Костя уже уснул. Старик осторожно коснулся рукой его головы, погладил рассыпавшиеся светлые волосы, вздохнул. На востоке разлилась белесоватая мгла, предвестница утра. В лучах утренней зари загорелась на северо-востоке яркая Венера. Где-то далеко-далеко, на горном болотце протрубили журавли. Ночь ушла за горы. Начиналось утро. В горах первыми встречают солнышко вершины; потом деревья, забежавшие на высоту по склонам гор. Но вот поднялось солнышко над хребтами, глянуло в долину, в которой расположились путники, и щедро разбросало по влажным от ночной росы травам алмазную сверкающую россыпь. В эту минуту, когда можно было полными пригоршнями черпать с травы все существующие на свете драгоценные камни-самоцветы, и проснулся Олег. Он открыл глаза и увидел рядом с собой, на валежнике, бурундука, одетого в нарядную шубку, с пятью черными красивыми полосками, похожими на бархатинки, врезанные в шкурку, которые, как рассказывается в сказке, оставил ему медведь своей когтистой тяжелой лапой. На кончике каждой шерстинки переливался огнями крохотный камень-самоцвет. Бурундучок чуть шевельнул усиками, и на их кончиках вспыхнули алмазы. Олег протянул руку. Алмазы погасли. Бурундук соскочил с валежинки, сел и, повернув мордочку к Олегу, небоязливо смотрел на него. Олег приподнялся. Тогда длиннохвостый зверек побежал. Олег вскочил, бросился за ним, сбрасывая с высокой травы камни-самоцветы. Ему захотелось поймать и приручить этого забавного полосатого зверька. А юркий бурундук то скрывался, то показывался снова. Иногда, словно поджидая Олега, сидел на какой-нибудь колодине и спрыгивал с нее, как только к нему тянулась рука мальчика. Наконец, полосатый зверек выбежал на опушку, юркнул на сосну и уселся на сук невысоко от земли. Упрямый Олег полез за ним... Ребята проснулись и, не увидев Олега, решили, что он уже на речке, и тоже пошли купаться. На речке Олега не было. -- Пасется на ягодках, -- сказал Петя. -- На подножный корм перешел. Мальчики выкупались в холодной, обжигающей тело воде, полежали на утреннем солнцепеке, выстирали белье и вернулись на стан. В ведерке уже варилась и вкусно пахла похлебка из рябчиков. -- А где же Олег? -- спросили ребята. -- А разве он не с вами, -- в свою очередь удивился Сергей Петрович. -- Оо-ле-е-ее-г!.. Вдалеке застрекотала сорока. Темно-бурая прожорливая кедровка, распахнув черные с золотым отливом крылья, пролетела мимо ребят, наполняя утренний лес резким неприятным криком. Гера зычно крикнул: -- О-лл-е-ее-г! Сыркашев прислушался к лесному эху, виновато сказал: -- Вот беда, маленько сон сморил. Эка старость-то... Худо. Не видел, куда парень ушел. -- Может быть Олег где-нибудь оставил знак, -- встревоженно и сердито проговорил только что вернувшийся с охоты Сергей Петрович. -- Надо как следует, внимательно осмотреть все кругом. Искать сейчас следы, труднее, солнце согнало росу. -- О-леее-е-г... Никто не отзывался на крик. Ребята взяли с собой Тыма и углубились в лес. В том же направлении, как и в первый раз, снова застрекотала сорока. Замолчала. Прошло несколько минут. Знающая все лесные новости белобокая болтунья опять заговорила скороговоркой на своем птичьем языке. -- По пустому эта не болтает, -- заметил Сыркашев. - Привычка у нее такая. Все летает да высматривает, что в тайге делается. Всем рассказать охота, что видела, про себя-то не любит держать. К сорочьему стрекоту в той же стороне присоединился и громкий лай Тыма. Сыркашев поднялся. -- Пойдем, смотреть надо. Собака не на зверя лает. Голос веселый. В лесу перекликались ребята. Эхо отзывалось на их голоса и замолкало. Сергей Петрович и Сыркашев встретились с ребятами на лесной поляне. Они тоже спешили на голос Тыма. -- Да вон же он сидит! -- вскрикнул Петя. -- Вон на полянке. Под старой толстой сосной, вскинув вверх морду, сидел Тым и помахивал пушистым хвостом. Сверху из густых ветвей долетел жалобный голос: -- Р-е-ее-бяя-та, здесь я. Сними-и-ии-те, пожалуйста, меня. Сам я не мо-о-гу-у. Под сосной раздался дружный хохот. Среди ветвей, зацепившись курткой за сук, висел в воздухе Олег. Одной рукой он держался за верхнюю ветку. Гера крикнул: -- За каким чертом тебя понесло туда? -- Не за чертом, а за бурундуком. Он совсем близко подпустил меня, а потом как прыгнет. Я хотел схватить его, а сук за спину и подцепил меня. И не пускает. А ты смеешься, Герка. Попал бы в мое положение. Повисел... -- Ну, ну, не ворчи. Гера с Костей полезли на сосну. -- Ребята, минутку, задержитесь. Олешек, миленький, повернись ко мне. Ну я прошу тебя. Ага, не хочешь... Тогда я тебя вот с этой точки. Есть! Ну, ребята, и кадр вам скажу. Олег в воздухе. Ох, не могу! Славка дурашливо схватился за живот. Через несколько минут смущенный Олег стоял внизу. -- Почему же ты не отзывался на наш крик? - спросил Сергей Петрович. -- Знаешь, как ты нас напугал... -- Знаю... - виновато согласился Олег. -- Думал как-нибудь сам отцеплюсь. А рвать куртку было жаль. Ну, а потом Тым прибежал, залаял. В полдень на невысоком перевале, Алексей Иванович остановил коня и сказал: -- Соболиная гора. Путники увидели в той стороне, куда указал Сыркашев, цепь горных вершин, покрытых лесом. Среди них отчетливо выделялась одна. Ее склоны казались издали широкими распахнутыми крыльями. И вся гора напоминала собой огромную птицу. От облака, заслонившего солнце, на гору упала тень, быстро скользнула по ней, и гора-птица будто тоже бежала, готовая вот-вот подняться ввысь на своих могучих крыльях. 25. СОБОЛИНАЯ ГОРА Соболиная гора, куда по пути к озеру Каракол зашел со своими спутниками Алексей Иванович Сыркашев, привлекала маралов солонцами, а каменные россыпи были удобным местом для расселения соболя. Во многих местностях Сибири этот ценный пушной зверь исчез почти совершенно. Сохранился он только в самых отдаленных, труднодоступных районах. Советское правительство наложило запрет на охоту за соболями; организовало соболиные заповедники. Расселять соболя начали еще до войны. Ежегодно сотни знаменитых баргузинских соболей с темно-шелковистым густым мехом отправляются в различные места для расселения, количество соболя сейчас не только восстанавливается, но и значительно расширяются границы его обитания. Приживается соболь и в неволе. И даже приносит потомство. В горных местностях многие звероводческие фермы разводят соболя. На такой ферме и работал Алексей Иванович Сыркашев. Для ее пополнения старый охотник, отлично знающий повадки зверя и места его обитания, выезжал в горы. На этот раз он должен был привезти из заповедника на ферму баргузинского соболя для размножения. Неожиданные события в памятную грозовую ночь внесли изменения в намерения старого охотника. От земли поднимались тонкие ароматы трав, слабый еле ощутимый ветерок смешивал их с более крепким смолистым запахом сосновой хвои. Пряный лесной настой наполнял прозрачный, чистый воздух. Временами высокие зонтичные растения, среди которых особенно много попадалось пучек, вырастающих в тайге до двухметровой высоты, скрывали людей с головой. Они продвигались через такие заросли, как по узкому и пахучему коридору. На пути встретилась и старая гарь. Из зарослей кипрея тянулись, точно черные пальцы, обгорелые деревья. Место было неприветливое, молчаливое. И мальчики очень обрадовались, когда гарь осталась позади и они вышли на светлый, залитый солнцем склон. -- Медом пахнет, ребята. Честное слово, -- проговорил Славка, забавно потянув маленьким носом. -- Близко пасека. -- Смотрите, как сразу насторожились Олег и Герка, когда услышали слово "мед", -- рассмеялся Петя. -- У Олега даже исчезла усталость. Он снова готов ринуться в бой... -- И позорно отступить, -- вставил Гера. Алексей Иванович уже отъехал вперед и остановился, поджидая Сергея Петровича и ребят. -- Липовый лес! -- обрадовался Сергей Петрович. -- Это замечательно. И весь в цвету. Вот откуда такой, ни с чем не сравнимый аромат. Дышите, друзья, дышите. В полную силу ваших легких. Глубоко, вот так... Хорошо!.. Посредине широкого распадка с зарослями лабазника весело журчала светлоструйная речушка. На склонах рос липовый лес. Густой медовый аромат от белоголового пахучего лабазника и цветущей липы растекался по долинке. Вокруг лип вились пчелы, осы, шмели, тысячи каких-то мелких крылатых насекомых, и каждое из них издавало свой звук, и все они вместе сливались в общий протяжный и торжественный звон, висящий над долиной. Солнце щедро заливало ее светом и теплом, и каждое дерево, пронизанное его лучами, словно светилось изнутри. -- Я видел липу только в городе, в сквере, -- проговорил Костя, -- а тут лес. Это здорово! Красивый, светлый, пахучий. Обратите, внимание, ребята, на листья. Они окрашены в два тона: верх темно-зеленый, а снизу они серо-зеленые. Это должно быть очень красиво во время небольшого ветра. Олег торопливо достал альбом, карандаш и расположился на траве. -- Я сейчас быстренько сделаю набросок. Вот это дерево на первом плане, как шар... -- И притом звуковой,-- вставил Гера. -- И с ясно выраженным медовым запахом, -- добавил Петя. -- Не помню, в какой-то книге я читал, что одно дерево липы дает столько меда, сколько пчелы могут собрать его с гектара гречихи, -- сказал Костя. -- Это верно, Сергей Петрович?.. -- Возможно. Во всяком случае, липа -- один из сильнейших медоносов, а липовый мед по вкусу самый лучший. Это я знаю доподлинно, так как люблю побаловаться чайком с медом. Особенно зимой, после бани, -- улыбнулся Сергей Петрович.-- Липовый мед прозрачен, ароматичен, содержит около семи различных витаминов, виноградный сахар. Много ли в Сибири липы?.. Нет. Несколько островков. Причем, самый крупный площадью около девяти тысяч гектаров. -- Сергей Петрович взглянул на мальчиков. -- Ведь это же реликт, остаток от пышной растительности доледникового периода. Перенеситесь мысленно в Сибирь того времени. Вы попали бы в роскошные леса из широколиственных растений, таких, как клен, бук, граб, дуб, ясень, орешник. И среди них могучие липовые леса... Сергей Петрович увлекся и не видел, что Сыркашев машет им рукой и что-то кричит. -- Идем, идем,-- крикнул Сергей Петрович в сторону Сыркашева. Алексей Иванович уже расседлал коня, пустил пастись. -- Ночевать будем,-- сказал он, складывая аккуратно в одно место седло, мешок, сумку. Ребята поставили палатку, заготовили дрова. Алексей Иванович и Сергей Петрович ушли на охоту. Петя -- на речку с удочкой. Олег и Славик -- готовить обед. Костя приводил в порядок свой путевой дневник. "У меня в рюкзаке полно образцов горных пород, а ребята, считая меня уже заядлым камнелюбом, продолжают их тащить: "Котька, спрячь, Котька, посмотри, какой красивый обломок и какая замечательная галька. Прибери обязательно". Каракол уже недалеко. Мы все настроены так, будто найдем там что-то совсем необычайное. Конечно, в смысле каких-нибудь ценнейших месторождений. Это, видимо, так нам хочется, вот и настрой соответствующий у всех. Это хорошо. Мне сейчас припомнилась фраза из дневника отца о том, "как увлекательно открывать неведомое". Вот это "неведомое" и тянет нас, как магнит, к Караколу. Вчера попалась на пути полусгнившая избушка. Кто жил в ней? На этот вопрос даже не ответил Алексей Иванович, но считает, что могли жить и партизаны. Догадался Олешка. Он страшно любит заниматься всякими раскопками. Ну и нашел в развалинах ручку от солдатского котелка и покрытый зеленью винтовочный патрон. Ясно, что развалины остались от годов гражданской войны. Видимо, здесь была партизанская тропа, может быть, по ней и ходили они из пещеры на Инсуху к озеру Каракол. Сергей Петрович придерживается того же мнения, что и мы..." Костя прикрыл тетрадь и, глядя на дальние хребты, задумался. Перед закатом солнца мальчики поднялись с Сыркашевым на вершину Соболиной горы. Алексей Иванович сказал, что ему надо обязательно провести на горе ночь, посмотреть, ходит ли там соболь. Ребята упросили взять их с собой, дали обещание, что будут вести себя тихо-тихо и только слушать. -- Нн-о-оо-ооо, -- с шутливым недоверием в голосе протянул старик. -- Один сидит ничего не говорит, эдак ладно. А шесть... -- он с сомнением покачал головой... Огромной взлохмаченной медвежьей шкурой раскинулась необозримая тайга по горным отрогам, залитым лунным светом. В ночной тишине, звеня холодными струями, падая с камня на камень, сбегала речка. Словно тянул кто с вершины горы по камням бесконечную серебряную полоску: -- Дзиннь... зин... зинь... инь... дзинь... зинь... дзинь. И где-то внизу, в глубине туманного ущелья, уже шумел стремительный поток, ворочал камни. Над хребтами прокатилось: -- Гуу-у-ух... ухххыы... -- и затихло. Будто глубоко и протяжно вздохнули горы. Вот еще... Над горными вершинами плыли по развалам глухие; долго перекатывающиеся отзвуки далеких взрывов. Мальчики, не проронив ни слова, слушали ночные звуки. Вот из глубины леса долетел чей-то непонятный монотонный режущий звук: -- Уэррэрррр... уэ... р... ррр... -- Кто это? -- тихо спросил Олег. Сыркашев усмехнулся. -- Козодой. Всю ночь не спит. Кормится. Днем отдыхает. Непрерывный, ворчащий звук "аэррррр оррр" повторился. -- Кто знал прежде, что в наших горах такие богатства лежат, -- проговорил Алексей Иванович, вглядываясь в синеватое марево, разлитое в ночи. -- Старики сказывали, что богатырь Пустыкай все запрятал в гору. Был такой. Стары-то люди говорили, когда Пустыкай шел, далеко слышали его. Горы передавали. Встанет ногой, задрожит земля. На себе он другие горы перетаскивал. Вот какой сильный был. Как-то вот из чужой страны люди пришли. Алман требуют. Золото, шкуры соболя им давай. Да много. Сильно тогда расшумелся старик Пустыкай. Пять дней от его крика камни с гор скатывались. Тогда он взял да и запрятал все богатства. И запрет сильный наложил. Полгоры, сказывают, натаскал на зарытый клад. Ну, потом не стало Пустыкая. Богатыри-то ведь тоже помирали, -- Алексей Иванович чуть улыбнулся. -- Много лет прошло, кто там знает, сколько. Ну, начали люди помаленьку искать Пустыкаев клад, да так никто и. не мог найти. И я сам маленько искал. Шибко в стариковы-то сказки верили. Алексей Иванович легонько тронул голову Кости. -- С твоим отцом мы много по горам ходили. Не Пустыкаев клад искали. Ээ-ээ... Зачем он людям? -- Старик протянул руку, указывая в лунную даль. -- Гляди... Алексей Иванович медленно провел рукой по воздуху. Она точно плыла над вершинами гор в лунной синеве. -- Далеко видать. Со всякой горы. Только сейчас окружившие его мальчики заметили на северо-западе светлую полоску. Над горами в той стороне вспыхнуло на небе легкое красноватое сияние и долго не гасло. Алексей Иванович молча смотрел в ту сторону. Потом сказал: -- Завод... Он молча показал рукой в другую сторону. И там, за изломанной линией высоких кряжей, утонувших в мягком голубоватом полусвете, угадывалось в небе легкое трепетное сияние -- зарево далеких огней. -- С твоим отцом, -- Сыркашев положил на плечо Косте руку, -- сильно много железной руды нашли. Ой бо-оо, целая гора. Все искать и доставать надо. Зачем попусту богатству в горах лежать. Надо людям, все надо. У меня сын Семен, инженер, сказывал: Сибирь-то сильно богата. Нет богаче ее. -- У вас сын инженер? -- удивился Славик. -- Вот это здорово. -- В гости его ждем со старухой. Пусть поживет, тайменей половит. Любит парень рыбалку. За глухарями сходим. Сыркашев к чему-то прислушался и сказал: -- Будем теперь тихо сидеть. Соболя глядеть надо. Есть ли зверь? Прежде тут много было. Глаза мальчиков устали от напряжения. То один, то другой из них время от времени молча трогал рукой соседа и с замирающим от волнения сердцем показывал вперед: "дескать, вон, смотри, сидит соболь", но это каждый раз оказывался или незамеченный ранее камень, или переместившаяся тень от пенька. Каждому из мальчиков хотелось первому увидеть редкого зверя. -- А, их тут нет,-- прошептал Славик разочарованно. -- Нет никаких соболей... -- Ну да, нет, а это кто? -- Олег показал в сторону больших камней. -- Мышь по-твоему... Совсем недалеко от мальчиков и Сыркашева яркий лунный свет заливал большую груду камней. Камни блестели как полированные. Остроухий ночной хищник с черной, будто с только что начищенной, шерстью сидел на одном из них, чуть повернув в сторону конусообразную голову. Там происходила какая-то возня, писк. Соболь сидел настороженно, не шелохнувшись, готовый к прыжку. В ночи прозвучал протяжный крик. В нем слышалась смертельная тоска. Из камней выскочил горностай с зажатой в зубах птицей. Он быстро мелькнул красновато-бурой спиной и исчез. Соболь слегка шевельнул головой и стремительно метнулся вслед за ним. -- Шибко хитрый зверь, -- произнес Сыркашев. -- Теперь горностаю не жить. Со следа не сойдет соболь, догонит. Как огонь быстрый. Чисто беда была промышлять его. Сильно маятно. Много дней за ним с собакой ходишь, ходишь. И зверь устанет. Запрячется под корень, в бурелом, в дупло старое. Собака все равно найдет. Сетью оплетешь. Напугаешь зверя, у него голова заболит, -- куда бежать, некуда... В сеть, как налим, и залезет. Попался, бродяга. Теперь дома живет, -- с ноткой удовлетворения в голосе проговорил Алексей Иванович. -- На ферме... Небо на востоке посветлело. Начали меркнуть звезды. Крохотная зорянка тинькнула в кустах. Робко вздохнул предрассветный ветерок, чуть слышно прошелестели листья. Потом на северо-востоке, по извилистой линии хребта, будто кто тонкой кистью наложил золотистую кайму. Кисть вела кайму все дальше и дальше по хребту, щедро брызнула позолоту на один из пиков поднебесного кряжа, и вскоре вдалеке загорелся в утренних лучах солнца двухвершинный "Час-Тах". -- Смотрите, ребята, озеро! -- Каракол? -- Ну, конечно. -- Ого! Какое оно большое. -- Вот и добрались. -- Ты думаешь, Олешек, это близко. -- Сколько бы там до него ни было, дойдем. Но факт остается фактом, мы уже видим его. Вдали, между вершинами "Час-Таха" протянулась светлая полоска с легким розоватым, оттенком. Солнце еще не показывалось из-за гор. В развалах лежал туман светлыми неподвижными облачками. Утренний воздух был свеж и ясен. Петя стоял в стороне от ребят, у края обрыва, и рукой молча манил их к себе, показывая вниз. Там шли размеренным, неспешным шагом маралы. Маралуха остановилась, повернула голову назад. Из-за скалы выбежал теленок. Забавно разбрасывая длинные ноги, он подскочил к матери и жадно уткнулся в вымя. Мать ласково оттолкнула головой теленка и пошла дальше. Ожидавший ее марал, закинув голову с рогами, спокойно смотрел большими умными глазами на ребят, склонившихся над обрывом. Постояв в таком положении несколько минут, он опустил голову и неторопливым шагом пошел дальше. Звери уже скрылись в густом подлеске, а мальчики все не двигались с места, словно ждали появления еще других. -- Красавцы! -- восхищенно произнес Петя. -- Ты их снял Славка? -- Ух, ты, совсем забыл, -- Славик схватился за аппарат, но было уже поздно. -- А какой гордый и независимый вид у того, который с рогами,-- сказал Петя.-- Мне кажется, я никогда не выстрелил бы в такое красивое животное. Не поднялась бы рука. -- Мало стало зверя, -- промолвил с огорчением Сыркашев. -- Прежде марала по Инсуху много водилось. Охотились за ним. Плохой человек и весной бил. Молодые рога сильно дорогие у зверя. Рога срежет, шкуру возьмет, мясо в тайге бросит. Дело разве... Вот чем занимались, -- с суровым оттенком в голосе произнес Сыркашев. -- Мы не промышляли эдак, зря не губили зверя. Марал зачем нам... -- А где же озеро? -- вскричал Олег. -- Я не вижу его. -- Протри очки. -- Да нет, без шуток. Где же оно? Смотрите сами. Ну, где? И в самом деле, озера между двумя вершинами "Час-Таха", которое казалось таким близким, уже не было. -- Вот тебе и Каракол. По усам текло, в рот не попало, -- проговорил разочарованно Олег. -- Как же так... -- А вот так. Совсем это было и не озеро,-- проговорил Костя. -- А что же, по-твоему? -- Туман. Обычный над озером. Солнце поднялось, и туман исчез. Издалека долетел звук, напоминающий громкий рев оленя во время гона. Сыркашев рассмеялся: -- Сергей Петрович кричит. Как марал осенью, на свадьбе. В стволы ружья дует. Сильно похоже. Умеет манить зверя. Снова прокатился внизу глубокий, грубый сильный звук. -- Нн-о-оо... Идем. У нас тоже брюхо пустое, ворчит, есть просит. 26. ЧТО ПРОИЗОШЛО НА ПЕРЕВАЛЕ Сергей Петрович с Сыркашевым, поджидая спутников, отдыхали на камне. Огромные обломки разрушенных временем скал загромождали безлесную вершину перевала. "Час-Тах" с него казался уже совсем близким. Алексей Иванович, попыхивая трубкой, окинул довольным взглядом окружающую местность. Грозные неприступные пики тонули в глубокой небесной синеве. На небе не было ни единой тучки. -- Ладно дело вышло, -- проговорил Алексей Иванович. -- В ненастье тут ходить сильно худо. Теперь утром и на Караколе надо быть. Сыркашев вдруг насторожился, вынул изо рта трубку и стал внимательно прислушиваться. С той стороны, откуда они только что поднялись на перевал, из-за гранитного гребня донесся странный скрипящий звук. Алексей Иванович, слегка склонив голову, молчал, продолжая вслушиваться в глухой удаляющийся шум. На перевале дул несильный свежий ветер. Ребята еще не появлялись. Но за гранитным гребнем уже слышались их голоса. Отдельных слов разобрать было нельзя. Все кричали разом, кому-то что-то советуя, перебивая один другого. Голоса мальчиков были взволнованны. И вот до Сергея Петровича и Сыркашева уже совершенно отчетливо долетел отдаленный крик: -- О-оо-о-о-ой... -- Ээ-э, не ладно там, -- тревожно проговорил Алексей Иванович. -- По-мо-о... -- ветер оборвал слово, сбросил с перевала. На гранитном гребне показался Петя. Увидев спешащих Сыркашева и Сергея Петровича, он крикнул, махнув рукой вниз: -- Там Славка... Не сказав больше ни слова, Петя спрыгнул обратно, на северную сторону перевала. А там произошло вот что... На одной из скал с острой вершиной сидел неподвижно, сложив крылья, огромный хищник-бородач с почти голой головой и шеей. Вот голова с клювом, загнутым на конце крючком, поднялась, повернулась направо, налево; голая шея вытянулась, могучие крылья раскрылись, хищник точно уперся ими в вершину скалы, тяжело взлетел и снова опустился на соседнюю, но уже ближе к мальчикам. Глаза у Славки загорелись. -- Ээх, братцы мои, вот это кадрик! Ой-е-оо... Подумать только. Какой орел!.. Эх черт, длиннофокусного объектива нет. Но ничего, подойду ближе. -- А следует ли, Славка, задерживаться? У тебя уже есть орлы. Куда тебе их? -- Ты понимаешь, Костя, нет такого. -- Ну, встретятся еще. Пошли. Сергей Петрович и Сыркашев ждут. Славка заупрямился. -- Вот еще... Упустить такой кадр, да что ты, Костя. -- В голосе мальчика прозвучала обида. -- Это много времени не займет. Вы идите, а я сниму два-три кадра и догоню. Я быстро. Славик сбросил рюкзак. Скала, на которой сидел орел, отделялась от ребят широким, крутым косогором, покрытым камнем и щебнем. Не успел Славка пробежать по мелкощебнистой россыпи и десятка метров, как от подошвы скалы до него долетел глухой шум. Скрип камней. Россыпь внезапно пришла в движение и потекла вниз. Славка продолжал бежать по колеблющимся камням, но только сейчас следившие за ним мальчики заметили, что он не приближается к скале, а все время отдаляется от нее. Вначале им это показалось забавным. -- Славка дрейфует... Это вообще здорово, ребята. Жаль, что он сам себя не может снять. -- Он напоминает сейчас белку, бегающую в колесе. Правда? -- Но он не сдается. Видите, опять начал взбираться. -- А орел все ждет. Терпеливый. -- Ну как же. Ведь приятно позировать такому знаменитому фотографу. -- Братцы, а мне что-то не очень начинает нравиться этот дрейф, -- с явной тревогой в голосе произнес Олег. Смех и шутки ребят сразу прекратились. Славик хотя и видел, что его относит от скалы, но все еще продолжал упрямо к ней взбираться по движущейся россыпи. Поняв, наконец, всю безуспешность своей попытки, повернул обратно. Но было уже поздно. Каменная река точно вцепилась в него, захватила в плен и несла неудержимо вниз. Вокруг неприятно шуршали камни, ноги глубоко увязали в мелком щебне. С большим трудом Славка делал шаг вперед, а на два его относило обратно. Ребята точно убегали от него вместе с подпирающими небо островершинными скалами, выщербленными горными ветрами. Славик растерялся. Ему вдруг стало страшно. Он закричал. Ноги соскользнули с двигающегося камня. Он упал. Уклон каменной реки стал круче. Слышался шум камней, падающих с высоты. Когда Славик поднялся, вклинившаяся далеко в россыпь скала со срезанной вершиной уже заслонила собою ребят. Он взглянул вперед. По телу пробежала мелкая, холодная дрожь. Небольшой островок с растущим на нем склонившимся кедром разбил россыпь на два потока. Они низвергались в пропасть. "Скорее к кедру!" Славка побежал и тотчас же упал, вскрикнув от острой боли в ноге. Он попытался вскочить и не мог. А каменный поток уже превратился в лавину и со все возрастающей скоростью нес его влево, отдаляясь с каждой минутой от спасительного островка с кедром. До края пропасти оставалось несколько десятков метров. Славик еще раз сделал попытку подняться, но, сжав губы от боли, сел. Шум камнепада становился все слышнее и слышнее. Славик упал на шуршащую, подвижную россыпь и, превозмогая боль в колене правой ноги, пополз к кедру. Ах, как страшно далеко этот неподвижный островок с кедром!.. А перед глазами расплываются синие, красные круги, дерево то приближается, то отдаляется, то начинает вдруг вращаться гигантским зеленым колесом. И все время что-то назойливо стучит, стучит в ушах... А-а, это камни падают в пропасть. Неужели не успеть, не хватит сил?.. Шум в ушах все сильнее и сильнее, и вдруг Славик увидел перед самыми глазами протянувшийся к нему обнаженный, толстый корень кедра. Он обеими руками ухватился за него... Тяжело дыша, Славик сидел, прижимаясь к толстому стволу кедра. Сердце мальчика часто билось. От каждого неловкого движения боль в ноге давала себя знать. "И надо же было появиться этому орлу, зачем я не послушался Кости, заупрямился",-- думал он с горечью, растерянно оглядываясь кругом, ища выхода. Шурша камнями и щебнем, россыпь, не переставая, текла по обе стороны скалы с кедром. Будто наверху, у вздыбившихся утесов, сотни людей ломали камень, сбрасывали его вниз. Кедр за спиной Славика вздрагивал, словно весь он, от корня и до макушки, дрожал от сильного озноба. 27. НАД ПРОПАСТЬЮ Поняв, что в положении Славика уже ничего смешного нет, мальчики вначале растерялись. Они беспомощно бегали по краю россыпи, суетились, кричали, давали ему разные советы. Петя уже собирался бежать на выручку, но кто-то предложил воспользоваться веревкой с грузом, бросить ее, как пароходную чалку, Славику. Но пока веревки доставали из рюкзаков, он уже скрылся за скалой, издали похожей на огромный усеченный конус. -- Ээ-э-ээ, совсем неладно дело, -- нахмурив брови, промолвил запыхавшийся Сыркашев. -- Сильно худое там место. Будем думать, как парня выручать, -- проговорил он, обращаясь к Сергею Петровичу. Все поспешили к скале. Увидев прижавшегося к дереву Славика, ребята ободряюще замахали ему.