-- Славка! Сейча-а-ас выручи-и-им!
Сергей Петрович крикнул:
-- Скорее, веревку! Самую длинную. Связывайте вот эту и ту... Гера,
закрепи конец за выступ. Покрепче... Та-ак. Сколько метров?
-- Около семидесяти...
Сыркашев понял намерение Сергея Петровича и одобрительно сказал:
-- Ладно придумал. Скорей надо, худое там место, -- он принялся
помогать ребятам наращивать веревку. -- Теперь, однако, хватит...
Схватив свободный конец и крикнув мальчикам: "Потом помогайте,
подтягивайте помаленьку", перескочил на все еще движущуюся россыпь и побежал
к Славику.
Напоминающий взрывы стук раскалывающихся в пропасти камней заставлял
Славика всякий раз опасливо вздрагивать. Движение россыпи несколько
замедлилось. "Ну вот, скоро и совсем остановится", -- обрадовался Славик и
увидел "дрейфующего" с веревкой в руке Сергея Петровича.
Он уже подбегал к островку.
-- Держи!
Сергей Петрович сунул ему в руку конец веревки.
-- Беги! Перебирайся руками по веревке. Я за тобой...
Он слегка подтолкнул Славика в спину.
-- Сергей Петрович, не могу... Бегите вы. Нога... Ой!..
-- Вывихнул?
-- Наверно.
Сергей Петрович нагнулся, подставил Славику спину и поднял его.
-- Садись. Держись крепче. -- Он ухватился за веревку и, перебирая
руками, стал подтягиваться по россыпи.
Мальчики видели, как Сергей Петрович добрался до островка к Славику.
Все облегченно вздохнули, заговорили, перебивая друг друга.
-- Ну, теперь все, -- проговорил Петя. -- Сергей Петрович рассчитал
правильно.
-- И веревки хватило.
-- А я так боялся.
-- Что-то случилось со Славкой.
-- Верно! Сергей Петрович несет его на спине. Ой, поскользнулся.
Падает. Встал...
-- Поможем, братцы, -- Олег схватился за веревку. -- Взя-а-ли, разом...
Через несколько минут Сергей Петрович с ношей уже был около ребят и
Сыркашева.
Славик, морщась от боли, виновато взглянул на Сергея Петровича.
-- Разве я знал, что россыпь такая. И уж очень мне захотелось снять
этого орла. Вообще снимок должен получиться...
Вывиха, чего особенно боялся Сергей Петрович, у Славика не оказалось.
Было сильное, болезненное растяжение. Но идти и ехать на коне он не
мог.
Алексей Иванович молча, внимательно, как хороший врач, осмотрел ногу и
сказал:
-- Здесь на камнях такой травы нет лечить. Там найдем, -- он махнул
дымящейся трубкой вниз...
Из палатки и двух палок мальчики соорудили носилки и уложили на них
Славика.
-- Ну вот еще, выдумали, -- попробовал протестовать он. -- Доберусь с
палкой сам.
-- Лежи, лежи. Молчи уж,-- притворно сердитым голосом проговорил Олег,
берясь за носилки. -- Доберусь... Ты на бюллетене с этого часа и по приказу
числишься больным. Понял... Ну вот. И лежи в таком случае...
Весь путь с перевала их сопровождал резкий, короткий свист бурундуков.
-- Ээ-э, -- прислушиваясь к пересвистам зверьков, сказал Алексей
Иванович. -- Дождь будет.
Он пристально посмотрел на острые вершины поднебесного кряжа. Самую
дальнюю обволакивало легкое, прозрачное облачко.
Алексей Иванович кивнул в ту сторону:
-- Примета верная. Никогда не обманет. И бурундук скажет всегда правду.
Верить полосатому можно.
Он помолчал и добавил:
-- И рука про ненастье толкует. Зверь когда-то руку мял. Давно. А она
все про погоду знает.
Уже начало смеркаться, когда путники спустились с перевала и разбили
стан.
28. КАРАКОЛ
Мельчайший дождик-бус, не переставая, моросил вторые сутки.
Все стало сразу мертво. Птицы молчали. Один только дятел тукал в
притихшем лесу. Туканье лесного работяги слышалось во влажном воздухе
отчетливо и музыкально. Прозрачными слезами скатывались капли влаги с
листьев деревьев, с травы, и слышно было, как они падали на мокрую землю.
В горах начавшееся ненастье может длиться днями, сутками, неделями.
Непривычная тишина в лесу, сопровождающая всегда такие ненастные дни,
угнетала мальчиков. Они и сами приумолкли и, "опустив носы", с тоской
смотрели на взмокший лес, на плачущие камни, скалы. "Но почему же нет
ветра?" -- думал каждый, всматриваясь в сырую тяжелую мглу. Она мокрой
непроницаемой завесой опустилась с неба, прикрыла собою лес, горы и озеро, к
которому стремились они. Не принес ничего утешительного и третий день. Ветра
по-прежнему не было. Дождь продолжал бусить с надоедливым, наводящим на сон
шелестом.
Путешественники уже перешли на строгие порции из сухарного запаса. В
мясе недостатка у них не было. Алексей Иванович подстрелил пару глухарей.
Несколько суховатое, не жирное, с особым, присущим лесной дичи привкусом,
мясо больших таежных петухов очень нравилось ребятам. Ели они его вдоволь.
На третий день вечером Петя увидел, как неожиданно затрепетали листья
березы, возле которой была разбита палатка. Обратил на это внимание и
Алексей Иванович и сказал обрадованно, что теперь ненастье скоро кончится.
Ветер подул с рассветной стороны, а он оттуда всегда приносит ладную погоду.
Настроение у ребят сразу поднялось. Вечером долго не смолкали у костра
смех, песни. В каше, сваренной Олегом, Славка обнаружил какого-то жучка, все
сразу вспомнили деда Щукаря с его "вустрицами" и вдосталь посмеялись,
подчистую расправившись с кашей.
На закате, хотя его и не было видно, в зарослях попыталась запеть робко
какая-то пичужка, но скоро она смущенно замолкла, не поддержанная подругами.
Но это уже был добрый признак.
Ночью скрытое мглой озеро глухо зашумело. Слышно было, как о прибрежные
камни и утесы разбивались волны. Дождь перестал моросить. То там, то тут в
разрывах весело проглядывали яркие звезды.
Всю ночь озеро шумно перекатывало волны.
Первыми проснулись Сергей Петрович и Петя. Они вылезли из палатки и
зажмурили глаза от нестерпимого блеска. Ярко светило уже высоко поднявшееся
солнце. Горы вдруг раздвинулись, открылась глубокая долина с озером.
Обширная гладь Каракола сияла, как огромное круглое зеркало в оправе скал и
утесов.
Петя радостно закричал:
-- Урра-а-аа-а...
Он откинул широко полог палатки.
-- Эй вы, сонные тетери! Ну как не стыдно дрыхнуть до такой поры.
Вставайте! Смотрите, какая красота...
Петя схватил за ноги еще не проснувшегося как следует Олега и под общий
дружный смех выволок его из палатки.
Оглашая окрестность радостными криками, ребята поспешили к озеру.
Вскоре они появились на утесе, выложенном из огромных гранитных глыб.
Они махали руками, кричали:
-- Сюда, Сергей Петрович!.. Очень легко подниматься. Как по ступенькам.
Вот с этой стороны заходите.
-- Конечно легко, -- добродушно ворчал Туренко, взбираясь по утесу. --
Легко, когда человеку шестнадцать лет, ну, а если ему перевалило за полсотню
с порядочным хвостиком...
-- Давайте руку, Сергей Петрович. Вот так... Несколько рук подтянули
старого географа на вершину утеса.
Впереди лежала огромная, почти круглая, каменная чаша, наполненная
черно-синей неподвижной водой.
С западной, юго-западной и южной сторон ее окружали обрывистые скалы
без береговой полосы. Невдалеке, из узкой долинки-ущелья, в озеро скатывался
с шумом белый пенистый поток. Клокочущая в нем вода била высокими буграми
через подводные камни.
В горах раздался выстрел. Вслед за ним -- другой. Ребята вздрогнули от
неожиданности. Засмотревшись на озеро, они забыли о Сыркашеве.
-- Эге,-- подняв вверх палец, произнес Петя. -- Алексей Иванович
напрасно не стреляет. Я уже слышу запах жаркого...
-- А в самом деле, братцы, нам не пора что-нибудь такое пожевать. Вы не
чувствуете в этом необходимости?
-- О-оо, да еще какую, Олешек. Я за твое мудрое предложение, но, с
разрешения Сергея Петровича, вношу к нему поправку.
-- Какую, Герка?
-- Перед завтраком выкупаться в целебной воде Каракола. Это кстати,
будет очень полезно Славке.
-- Почему только ему?
-- Для укрепления нервов. Он сегодня ночью разговаривал во сне. Ясно --
нервная система не в порядке. Это, по-видимому, результат его знаменитого,
ну а в истории нашего географического кружка, так сказать, и исторического
дрейфа по россыпи...
Берега Каракола огласились громкими криками:
-- Ого-го-о-о, вот это водичка... Обжигает.
-- В такой долго не просидишь.
-- Хорош-ш-а-аа.
Когда ребята возвратились на стан, Сергей Петрович и Сыркашев уже
свежевали жирного барсука.
-- Во-о-от, что я вам говорил, -- вскрикнул Петя.
-- Такую траву кто знает? -- Алексей Иванович протянул пучок длинных
растений с неветвящимся стеблем, глубоко рассеченными перистыми листьями и
толстым корнем. Верхушку каждого стебля увенчивал темно-бордовый цветок.
Ребята с интересом рассматривали неизвестное для них растение.
-- Сильно хорошая трава, -- проговорил Сыркашев, -- и для зверя, и для
человека. Марал ходит ищет ее. Найдет, копытом выроет корень, ест. Человек
устал, совсем будто силы нет. Ну, ложись, пропадай. И голова худая и тут,--
Алексей Иванович прижал руку к сердцу, -- совсем слабо. Ну, беда, жди
костлявую в гости. А трава эта не даст, не пустит ее еще скоро. Моя старуха
лекарство из травы делает. Пьет его человек, не устает скоро. Как молодой
все равно, по горам ходит.
Сергей Петрович пояснил:
-- Это -- маралий корень. По-научному, по-латыни, левзея сафлоровидная.
Сложноцветное растение. Среди местного населения употребляется давно.
Уставшему человеку восстанавливает силы, укрепляет нервную систему. Алексей
Иванович правильно сказал. Это растение, пожалуй, можно поставить в один ряд
с замечательным дальневосточным "корнем жизни" -- женьшенем.
-- А там, Алексей Иванович, где вы нашли цветы, их много? -- спросил
Костя.
-- Ээ-э... много. День ходи, два, все не соберешь. Для старухи вот
набрал, пусть лекарство делает, лечит народ. Надо...
-- Может быть, нам всем отправиться туда за маральим корнем? Привезем и
сдадим в аптеку.
-- Правильно, Костя! Но сначала обследуем озеро, а потом и за травку
возьмемся.
-- А сейчас за похлебку. Мясо уже упрело.
Олег вынул из ведра большой кусок жирного барсучьего мяса. От
аппетитного запаха у ребят потекли слюнки. Мальчики окружили Олега и
притворно просящими, умоляющими голосами тянули:
-- Оле-ше-е-к, ну отрежь, пожалуйста, кусочек. Олешек, миленький...
После сытного и вкусного обеда, отдохнув положенный час,
путешественники отправились исследовать берега Каракола. Озеро имело почти
округлую форму. Олег сделал много зарисовок береговой полосы, отдельных
утесов, нависших над озером мрачных скал. Целую кассету пленки истратил и
Славик. Каракольской водой, очень приятной на вкус, заполнили несколько
бутылок, уложили их в рюкзаки. Для лабораторного исследования в городе.
Вокруг Каракола простирались лиственничные леса, а выше их на обширном
плато тянулись роскошные луга. Туда и отправились путешественники в поход за
маральим корнем.
29. ПУШКА ПАРТИЗАН
Невдалеке от озера, в довольно глубокой долине, заросшей густым
лиственничным лесом, мальчики неожиданно наткнулись на горячий ключ.
-- Аросан, -- сказал Сыркашев.
-- Да здесь он не один, а вот еще, -- крикнул ушедший вперед Петя. -- И
все они горячие. Заваривай чай и пей. Вот здорово!
Горячие источники выбивались из гранитного грунта.
-- Аросан, -- снова произнес Сыркашев. -- Для больного человека сильно
хорошая вода. У другого ноги совсем плохи. Аросан вылечит.
Прозрачная вода источников имела слегка сернистый запах.
Почти весь день мальчики провели на плато, покрытом цветущими летними
травами. Они накопали несколько связок маральего корня.
Уже, собираясь возвращаться к озеру, на стан, спустились в неглубокое
ущелье, беспорядочно загроможденное камнями.
Они побродили по галечным отмелям очень беспокойной и порожистой речки,
захватили отлично окатанные цветные гальки и стали взбираться по косогору.
Олег и Петя шли в стороне. Вдруг они остановились, закричали, замахали
руками, подзывая к себе уже забравшихся на плато ребят.
Те быстро спустились к ним.
-- Видели? Вот находочка...
Олег с торжественным видом показал на торчащий из щебня обтянутый
железными кольцами полузасыпанный между большими камнями деревянный ствол.
-- Пушка!
-- Вот это да!..
-- Она, наверно, тех партизан, Костя, что жили в пещере. Как ты
думаешь?
-- Возможно. Ведь в записке ясно сказано, что партизаны здесь бывали.
Конечно это их пушка.
-- Надо ее откопать.
-- Разумеется.
Освободив из каменного плена пушку, ребята связали ремни, петлей
захлестнули ствол.
-- Ну-ка взя-я-а-ли, рр-а-зо-о-ом...
-- Са-а-ма пой-де-от... рр-а-зо-ом!
Тяжелый ствол пополз по косогору.
-- Еще ра-аз!..
Сыркашев уже давненько прислушивался к веселым, возбужденным голосам
мальчиков. Он не спеша докурил трубку, пошел на голоса и с удивлением
увидел, как ребята, обливаясь потом и подбадривая себя криками, тянут по
крутому косогору что-то похожее на обрезок бревна.
-- Взя-а-а-лл-и-ии!..
-- Ра-аа-з-оо-ом!
Окованный широкими железными кольцами, покрытыми ржавчиной, ствол пушки
и полусгнивший лафет были вытянуты на плато.
-- Вот, Алексей Иванович, пушка, -- значительно произнес Олег, вытирая
с лица пот. -- Партизанская пушка. Из нее стреляли по белым. Здесь, наверно,
был сильный бой.
Сыркашев утвердительно кивнул головой.
-- Воевали, как же. Партизаны туда шли, -- он показал на далекие
снежные хребты, -- белые за ними. Их много было...
Сыркашев задумался, склонил голову, медленно проговорил:
-- Начальник у партизан хороший человек был. На шахте, сказывают,
работал. Не из наших мест. Нашлись худые люди, помогли белым.
Расстреляли его. И могила там, -- старик снова кивнул на снежные
вершины, сияющие под солнцем.
-- Что мы будем делать с пушкой? -- спросил Славик.
-- Как что... Ну, конечно, повезем с собой.
-- Что ты, Олешек. У тебя и сейчас еще мокрый лоб, а много ли мы ее
тащили. Как вы думаете, ребята?
-- С собой забрать мы ее не можем. Гера, конечно, прав, -- проговорил
Костя, задумчиво глядя на изделие неизвестного оружейного мастера. Олег и
Петя старательно освобождали ствол от песка, глины, набившегося в него
мелкого щебня. Гера плиткой гранита сдирал с колец ржавчину. Вскинув глаза
на Костю, он спросил:
-- Что ты предлагаешь, Котька?
-- Мы ее оставим здесь. Но не просто вот так бросим на этом плато...
-- С собою взять не можем и здесь не бросим. Что же все-таки мы будем
делать с пушкой? -- нетерпеливо перебил его Олег. -- Может быть, и совсем
тогда не следует очищать ее?
-- Вот именно следует.
-- Котька! Я понял тебя, -- вскричал Петя. -- Пушка -- это памятник! Вы
понимаете, ребята, что предлагает Котька... Здесь, на плато, мы сооружаем из
пушки памятник в честь тех партизан, которые сражались в этих местах за
советскую власть. Так, Костя? Просто замечательно!
-- Надо посоветоваться с Сергеем Петровичем, -- сказал Костя. -- Что он
скажет...
Мальчики и Сыркашев поспешно вернулись к озеру, на стан, где оставался
Туренко.
Сергей Петрович выслушал ребят.
-- Партизанская пушка... -- проговорил он задумчиво, разглаживая усы.
-- Находка ваша, ребята, примечательная. И бросить просто так ее мы с вами
не можем. Нельзя... -- он замолчал, задумался. -- Был у нас в отряде такой
умелец, оружейник Емельян Пташкин...
... Шла осень 1919 года...
Отличным кузнецом в Волчихинской округе слыл Емельян Макарыч Пташкин.
Без обиды уходили от него односельчане. Лемех, бывало, оттянет -- целину,
как воск, режет одним словом, всякая поделка отличной выходила из его рук. А
тут подошло такое время, что и на другое, более ответственное дело сгодились
золотые руки кузнечного мастера.
Не было у партизан пушки, и получил Емельян Макарыч приказ изготовить
пушку и в короткий срок. Задача была нелегкой. Думай не думай, а делать
надо. Чертежик набросал Емельян и даже расчеты некоторые произвел. А тут,
кстати, и ствол нашелся -- старая водопроводная труба. Быть партизанской
пушке на страх врагам! Шинным железом обтянули покрепче казенную часть,
чтобы не разорвало. Пушку установили на березовые передки.
Получилось ладно, хоть и на манер старой пушки времен турецкой войны: с
фитильным запалом и зарядка с дула.
Приехал командир полка, посмотрел Емельянову пушку, похлопал рукой по
стволу, в дуло заглянул, сказал:
-- Отличное орудие! Теперь и у меня в полку артиллерия есть.
И пошла партизанская пушка в наступление на белых, в первое свое боевое
крещение.
Темная октябрьская ночь. Партизанская часть преследовала белых.
Схваченная крепким первым морозцем, звенела под конскими подковами степная
дорога. Поскрипывали телеги партизанского обоза. Два полка быстрым маршем
передвигались к станции Рубцовка. Впереди разведка. На восходе солнца они
были уже в трех километрах от станции.
Частая оружейная и пулеметная стрельба встретила появление партизанских
полков. Заговорила артиллерия белых с бронепоездов. Снаряды делали перелет,
дробили замерзшую землю.
-- Рассыпайся в цепь. Окапывайся, -- раздалась команда.
Между станцией и полком лежало чистое поле. Впереди станции окопалась
цепь белых. Двенадцать пулеметов и два орудия у них. Партизаны отвечают
частым ружейным огнем.
Но вот над полем раздалась команда:
-- Батарея, на линию огня!..
Выкатили партизанскую пушку в цепь.
-- Заряжать!.. Открыть по противнику артиллерийский огонь!
Пушкарь из бывших артиллеристов проговорил:
-- Ну-ка, матушка, прямой наводкой.
Затлелся фитиль, и через минуту над цепью прокатился гул. "Заряд" --
обломки железа полетели в сторону противника. Пушка подскочила вверх и
перевернулась.
-- Готовь второй!..
Опять дуло партизанской пушки грозно смотрит через поле в сторону
противника. Пушкарь-наводчик насыпал в ствол самодельный порох, куски
железного лома. Крепко запыжил.
После первого выстрела среди партизан раздались одобрительные голоса:
-- Наша заговорила!
-- Ахнула не хуже шестидюймовой.
Услышав орудийный гул со стороны партизан, белые заволновались. Они не
ожидали артиллерийского обстрела. Напряженно прислушивались к разрыву
снаряда. "У партизан артиллерия",-- пронеслось по цепи белых.
Стали они отступать к станции.
У партизан опять раздается громкая команда:
-- Огонь!..
Еще более оглушительный гул потряс воздух, далеко раскатился по степи.
Белые уже начали поспешно отступать к станции.
-- Батарея, огонь!..
Но уже молчит партизанская артиллерия. На этот раз старый
бомбардир-наводчик перестарался. Лишняя порция самодельного пороха сделала
свое дело. Казенная часть пушки разорвалась.
Вышла из строя пушка Емельяна Макарыча... Но панику среди белых внесла
она хорошую. Партизаны со всех сторон начали нажимать на станцию. На восходе
солнца выполнил полк свою боевую задачу, захватил станцию...
Сергей Петрович замолчал и через минуту проговорил:
-- Вот вам и самодельная пушка. Сейчас, может, кто и улыбнется, увидев
такую в музее, а тогда она по сути судьбу сражения за станцию решила. Так-то
вот, друзья мои. И посему к вашей находке должны мы все отнестись с
уважением. Мысль Кости я поддерживаю...
Утром на горном плато закипела работа. Пушку оттянули подальше от края
ущелья. Из плитняка и гранитных обломков ребята сложили метровое основание
-- постамент. В ущелье, на берегу речки нашлись выходы отличной, очень
вязкой белой глины. Глина прочно схватывала плитняк и гранит. Постамент
получился добротный.
Пушку подняли на него. Ствол зажали среди гранитных обломков.
Окончив работу, ребята молча смотрели на свое сооружение.
Петя отошел в сторону и в чем-то убеждал отдыхающего на камне Алексея
Ивановича. С сияющим лицом он вернулся к ребятам. За ним, с ружьем в руке,
подошел Сыркашев.
Петя окинул ребят и присоединившегося к ним Сыркашева и Сергея
Петровича значительным взглядом и как-то особенно торжественно произнес:
-- В честь сражавшихся в этих горах партизан мы дадим салют.
Алексей Иванович протянул Пете свое старенькое ружье и патроны.
Петя передал тулку Косте.
-- Костя, салютуешь ты. И вы, Сергей Петрович.
На загорелом лице Кости заиграл румянец. Костя взял ружье.
Прозвучала команда:
-- Сми-и-рно!
Все замерли. Не шелохнувшись, с зажатой в руке фуражкой стоял на правом
фланге Алексей Иванович Сыркашев.
Над горным плато, распластав могучие крылья, парил в потоках воздуха
большой орел. От далеких снежных хребтов тянуло свежестью.
Из ущелья доносился приглушенный шум реки на пороге.
С трепетно бьющимся сердцем Костя медленно поднял ружье, прижал приклад
к горячей, пылающей щеке и нажал на спусковой крючок.
Выстрелы из двух ружей гулко прокатились над горным плато и замерли в
зеленых развалах хребтов...
30. НА РАССВЕТЕ
Река, пересекающая большой сибирский город, еще спала. Позднее весеннее
половодье не схлынуло. Острова и обширная левобережная пойма были затоплены.
В свежем воздухе пахло весенней, не прогретой солнцем водой, цветущими
яблонями из садов правобережья.
В этот ранний час по новому мосту, соединяющему город с заречьем,
захватив всю его ширину, сцепившись крепко руками, шли юноши и девушки.
Раздавались громкие восклицания, смех.
Только что окончился выпускной вечер.
Посредине моста закружились пары.
По обоим берегам полноводной реки еще лежал в полусне большой город.
Ниже моста, в порту, грузились пароходы. Похожие на странных больших птиц с
вытянутыми длинными ажурными шеями, портальные краны бесшумно повертывали
стрелы с зацепленным грузом.
Караван барж, груженных лесом, прошел под мостом.
У решетки остановились Костя, Олег и Славик. К ним подошли Гера с
Петей.
На левобережье окна в верхних этажах зданий, расположенных по взгорью,
загорелись розоватым нежным светом, а через минуту они уже запылали
расплавленным золотом.
-- Ребята, помните восход солнца на Соболиной горе? -- проговорил Петя,
пощипывая темный пушок над верхней губой.
-- Ну конечно...
-- Ээх, еще бы разик куда-нибудь махнуть в горы, в тайгу, -- вздохнув,
произнес Славик. -- Опять всем вместе...
-- Теперь все... Недельку передохнуть, и снова за книги, -- промолвил
Петя.
-- Ну, конечно, не нынче. В следующее лето. В каникулы.
-- Это -- другое дело.
-- На лодке. Спуститься до низовья, за полярный круг. Будем охотиться,
ловить рыбу, исследовать берега. А... Здорово получится.
-- Где-то сейчас наш Алексей Иванович? -- проговорил Костя, задумчиво
глядя на реку.
Клубился легкими прозрачными струйками пар. Вода под левым берегом
порозовела.
Перебивая один другого, друзья заговорили о Сыркашеве. Каждый из них
добрым словом вспомнил старика.
-- Э-ээ, -- подражая Алексею Ивановичу, тихо произнес Гера, -- солнце
давно встало. Будет спать-то, пора собираться. Нн-о-оо, вот засони...
По мосту прошли первые трамваи, автобусы. Солнце поднялось над городом.
Начинался новый большой трудовой день. Протяжно запели гудки, оживали,
наполнялись шумом улицы, мост, река. С берега доносилось певучее:
-- Вз-я-а-лии... Ра-азо-ом... Вз-я-а-лии...
Гера сказал:
-- Помните, как мы тогда...
-- А как думаете, ребята, уцелел наш памятник или нет?
-- Конечно. Он на месте. А потом не забывайте, Алексей Иванович сказал,
что будет заглядывать на "Плато партизан". А теперь, когда уже точно
установлены лечебные свойства каракольской воды и горячих источников, те
места вряд ли надолго останутся такими глухими и далекими. Люди сохранят и
памятник партизанам...
...В этот утренний час горной тропой, пробитой в верховьях Инсуху,
старик Сыркашев вел караван. Алексей Иванович сидел на своем Рыжке, привычно
раскачиваюсь в седле. За его спиной была все та же старенькая тульская
двустволка и все те же сумы из козьей шкуры были приторочены к старому, с
деревянными стременами седлу. Да и сам Алексей Иванович, одетый все в ту же
брезентовую куртку, почти не изменился за прошедший год. Разве только
прибавились морщинки на его смуглом лице с добрыми темными глазами.
Десять вьючных коней, шагая нога в ногу, вытянулись цепочкой.
Караван поднялся на перевал. В узких глубоких развалах-щелях еще
клубился туман. Далеко внизу светлой ленточкой лежала Инсуху. Шум ее воды,
метущейся среди камней, не долетал до людей, окруживших Сыркашева.
Огромным темно-зеленым морем простиралась горная тайга. Алексей
Иванович что-то тихо говорил своим спутникам, показывая вдаль рукой с
зажатой в ней дымящейся трубкой.
Вдали сияли под утренним солнцем снежные хребты. Правее виднелся
двухвершинный "Час-Тах".
Высокий мужчина, в зеленом брезентовом плаще вскинул к глазам бинокль.
-- Там Каракол, там, -- закивал головой Алексей Иванович и сильно
задымил трубкой.
Синеватые струйки дыма заволокли покрытое морщинами лицо старика.
-- Там, там, - повторил Алексей Иванович и взглянул на солнце.
-- Ээ-ээ вон куда поднялось. Ехать надо. Мешкать нам зачем, все вперед
да вперед... Надо...
Легким движением ноги, обутой в сапоги, сшитые из оленьей кожи, Алексей
Иванович тронул задремавшего коня.
-- Нн-о-оо, вот беда, уснул. Эка старость неладная, - добродушно
усмехнулся он. - На Караколе выспишься. Спи да траву ешь, что тебе делать-то
больше. Нн-о-оо, лентяй...
Навьюченный караван скрылся за поворотом. Разноголосый птичий крик
наполнял лес. На тропу по которой только что прошел караван, вышли маралы и
подняв головы, долго внюхивались в воздух, широко раздувая ноздри.
Постояв на тропе, звери не спеша направились в сторону синеющей внизу
Инсуху.