Канарис отступил на шаг, с уважением оглядел пловца. - Подумать только, адмирал Редер уступил мне такое сокровище! - воскликнул он. - Этого добился корветен-капитэн Абст,- сказал Фалькенберг, улыбнувшись. - Это он перехитрил моих командиров. И еще у нас говорят... - Продолжайте, - потребовал Канарис, - продолжайте, обер-боцман, выкладывайте все до конца! - И еще у нас говорят так: корветен-капитэн Абст прошел школу адмирала Канариса. Все пловцы рассмеялись. Канарис тоже. - Где же вы проходили первоначальную подготовку? - задал он новый вопрос. - "Сила через радость"3. Гамбургский филиал. Я провел там более трех лет. 3 "Сила через радость" - фашистская военизированная спортивная и туристская организация в гитлеровской Германии. - Великолепно! - воскликнул Канарис. - Я вижу, корветен-капитэн Абст собрал здесь цветник. Клянусь богом, с такими парнями можно брать штурмом резиденцию самого сатаны! Он смолк, собираясь с мыслями. И вдруг спросил: - А кто здесь Шустер? - Я обермаат Йозеф Шустер! - раздалось с противоположного конца строя. Канарис обернулся на голос: - Вон вы где!.. Ну-ка, выйдите вперед, чтобы я мог взглянуть на человека, который так ловко провел меня. Выходите, пусть все посмотрят на вас! Из строя шагнул здоровенный пловец с вытянутым лицом и чуть кривыми ногами. Его тяжелые руки были так длинны, что, казалось, достают до колен. Пловец сутулился, смотрел исподлобья. - Ну и ну! - воскликнул Канарис. - Меня трудно удивить, но вы, Шустер, добились этого. А на вид кажетесь таким простодушным. - Он обратился к Абсту: - Этакий безобидный увалень, не так ли? Шустер стоял и растерянно глядел на начальника. - Выкладывайте же, как вы все сделали! - потребовал Канарис. - Говорите громче, чтобы я не пропустил ни слова! - Право, не знаю, что вас интересует... - нерешительно пробормотал Шустер. - Боюсь, что вы ошиблись и принимаете меня за другого. Канарис упер руки в бока. - Я ценю скромность, но это уж слишком! Можно подумать, что это не вы в компании с Глюком утащили руль моего катера! Шустер раскрыл рот. Он был испуган. Наступила тишина. И в ней прозвучал резкий голос Абста: - Шустер, отвечайте! - Но я не знаю, о чем идет речь, - пробормотал пловец. - Как это не знаете? - Канарис подошел к нему вплотную. - Что вы делали на озере минувшей ночью? - Я не был на озере! - Где же вы находились? - Спал. Спал, как и все остальные. Спал всю ночь напролет в кубрике, от отбоя и до подъема! Последнюю фразу Шустер выкрикнул дрожащим от волнения голосом. Он стоял, тяжело дыша, покусывая нижнюю губу. Канарис медленно повернулся к Абсту. Тот не сводил глаз с Шустера. Можно было подумать, что этого пловца он видит впервые. - Обермаат Йозеф Шустер прошлой ночью работал под водой вместе с штабс-боцманом Глюком, - сказал Абст. - Он выполнял задание, действуя против катера. - Нет, - возразил Шустер, решительно тряхнув головой, - нет, я был в постели! Клянусь, я спал и ни в чем не повинен! - Глюк! - повысил голос Абст. Вызванный шагнул из строя. - Говорите! - Обермаат Йозеф Шустер работал вместе со мной, - твердо сказал Глюк. - Нас было трое на озере: Шустер, Руприх и я. Мы атаковали катер, в котором находился господин адмирал. Румяные щеки Канариса потемнели. Он достал платок, вытер им лицо, сунул платок в карман и вновь оглядел строй. Он видел: пловцы озадачены, кое у кого в глазах мелькают веселые искорки. - Руприх! - резко выкрикнул он. Третий пловец вышел из строя. - Я матрос Конрад Pyпpиx! Канарис посмотрел на него. Руприх был озадачен, растерян не меньше, чем Шустер. - Так, так! - гневно проговорил Канарис. - Вы, я вижу, тоже сейчас заявите, что провели ночь в объятиях Морфея и ничего не знаете? Руприх растерянно молчал. - Отвечайте начальнику! - потребовал Абст. - Это правда, я спал, господин корветен-капитэн, - сказал пловец. - Мы втроем живем в одном кубрике - обермаат Шустер, штабс-боцман Глюк и я. - Теперь Руприх глядел на Канариса и адресовался к нему: - Мы давно дружим. Наши койки рядом. В столовой едим за одним столом... Отбой был, как обычно, в двадцать два часа. Мы легли вместе, я это хорошо помню. Мы уже были в койках, когда в кубрик зашел корветен-капитэн - он часто наведывается к пловцам... Вот и все. Я спал как убитый. Утром, когда проснулся, на койках находились все трое. - И штабс-боцман Глюк? - Я первый открыл глаза, а он еще спал. Храпел так, что дребезжали стекла иллюминаторов. Все это правда, могу поклясться! - Понятно! - прорычал Канарис, вновь доставая платок и вытирая пот, который теперь уже струился у него по щекам. - Мне все понятно. Как говорится, яснее ясного. Разумеется, я убежден, что ваши слова - чистейшая правда. Ночью, пока все вы мирно храпели в койках, некое привидение проделало дыры в днище моего катера и вдобавок утащило перо руля. А потом оно вымахнуло из-под воды на борт моторки, вцепилось мне в грудь, занесло над головой нож!.. Глупцы, вы действовали великолепно! Я очень доволен. Более того, горжусь такими париями. И все, что мне нужно, это поблагодарить вас за службу... Глюк, подтвердите то, что я сейчас сообщил! - Все было так, как вы изволили рассказать, - ответил пловец. - Слава всевышнему! - Адмирал Канарис поднял глаза к потолку. - А то я уже стал подумывать, что и впрямь рехнулся в вашей компании... Ну, а сейчас говорит старший. Корветен-капитэн Абст, потрудитесь объяснить, что означает нелепое поведение ваших людей. Говорите и знайте: виновные получат свое! Абст, все еще стоявший в позе напряженного ожидания, будто очнулся. - Обермаат Шустер и матрос Руприх доложили правду, - сказал он. - Оба действительно спали и ничего не помнят. Катер атаковал штабс-боцман Густав Глюк. Господин адмирал, вы будете удивлены, но этот пловец действовал одни! Будто порыв ветра прошел по комнате. Строй качнулся и вновь замер. - Однако вы не должны винить Глюка, - продолжал Абст. - Сказав вам неправду, он выполнил мой приказ... Это так, штабс-боцман? Глюк, не сводивший с Абста широко раскрытых глаз, судорожно сглотнул и переступил с ноги на ногу. Абст вновь обратился к начальнику: - Таким образом, я единственный виновник того, что вас ввели в заблуждение. Я признаю это и готов понести наказание. - Но зачем вы поступили так? - спросил Канарис. - Чего добиваетесь? - Я объясню... - Абст помедлил, обвел глазами пловцов. - Люди, которые стоят перед вами, - будущие герои. Придет время, и весь мир узнает об их подвигах во славу фюрера и германской нации. Мне очень хотелось, чтобы они понравились вам. И вот, готовясь к ночной проверке, я позволил себе маленький обман. Вам доложили, что ночью на озере действовать будут трос. Я же послал одного. Я знал - он справится, и вы останетесь довольны. И я подумал: тем сильнее будете вы удивлены, когда выяснится, что не трое пловцов, а всего лишь один-единственный диверсант так блестяще работал под водой, атакуя катер. Вот объяснение моих действий. Еще раз прошу снисхождения. Но право же, слишком велико было стремление заслужить вашу похвалу! Абст смолк. Канарис взглянул на Глюка. Тот стоял потупясь, растерянный и озадаченный. Нет, во всем этом была какая-то тайна. Абст явно недоговаривал. - Хорошо! - пробурчал Канарис. Круто повернувшись, он покинул зал. - Разойдись! - тотчас скомандовал Абст. - Глюк, вы пойдете со мной. Когда Абст вернулся в свой кабинет, Канарис сидел в кресле возле камина, рассеянно вертя в руках карандаш. Увидев вошедшего, он порывисто встал, швырнул карандаш в угол. - Подойди! - приказал он. Абст приблизился. Канарис взял его за плечи. - Рассказывай, как все произошло. Я не верю, что Глюк был один. - И вы не ошиблись. - Абст усмехнулся. - Против катера работали трос. - Кто же? - Те самые люди. - Это серьезно? - тихо проговорил Канарис. - Или ты и сейчас громоздишь ложь на ложь? - Вполне серьезно. - Как же все произошло? - Было так, как доложил Глюк. Его сопровождали Руприх и Шустер. - Но они отрицают это! Значит, лгали? - Они не лгали. - Абст вздохнул. - Они забыли... - Забыли о том, что три часа болтались в холодной воде? - Они пробыли в воде почти четыре часа. - И... забыли?! - Начисто все забыли. Абст усадил начальника в кресло, сел сам. - Это самое важное из того, что я хотел показать вам. Результат долголетних поисков, разочарований, надежд. Итог неистового, бешеного труда... Искра удачи сверкнула совсем недавно. Я проделал десятки экспериментов, прежде чем поверил, что подобное возможно! В клинике вы видели, чего я достиг в опытах над командиром "Виперы". А на озере вам было показано действие другого препарата. Вы присутствовали при очередном эксперименте. Более того, стали его участником. - Что это за препарат? Он действует на память? Человек теряет ее навсегда?.. - К сожалению, на время. - Каким образом? - Я ввожу препарат пловцу. Никаких видимых изменений в психике, физическом состоянии. Препарат влияет только на центры мозга, регулирующие память. В памяти наступает провал. Человек не помнит, где был, что делал. Кроме того, он теряет волю. - И это надолго? - Увы, нет! Длительность состояния, когда человек лишился памяти и стал как бы живой машиной, не превышает четырех - шести часов. Абст вскочил с кресла, вскинув над головой кулаки. - А мне надо, чтобы так продолжалось месяцы, годы, быть может, всю жизнь! - воскликнул он. - Вообразите: тысячи и тысячи людей, чей интеллект не столь уж ценен для нации, подвергаются воздействию специальных средств в широкой сети лабораторий, клиник, больниц... Вы только подумайте: солдаты, которые не рассуждают и, уж конечно, никогда не повернутся спиной к неприятелю! Идеальные рабочие - живые придатки к станкам, к тракторам и сеялкам на полях, трудолюбивые и покорные. - Абст сделал передышку, покачал головой. - Но это, конечно, только мечты... - Однако ты уже многого добился, - сказал Канарис. - Воздействию снадобья можно подвергнуть любого? - Почти любого. - И при любых обстоятельствах? - Видимо, да. Препарат не действует на неврастеников, на людей с повышенной возбудимостью. Конечно, среди моих пловцов таких нет. - Как были "обработаны" Шустер и Руприх? - Я ввел им препарат после того, как вы решили устроить ночной смотр на озере. - А Глюк? - Его я не трогал. Через четверть часа, когда Шустер и Руприх были, как говорится, "готовы", они получили задание. Вернувшись с озера, пловцы легли спать. Как они вели себя потом, вы уже знаете. Что же касается Густава Глюка, то... - Стоп! Ты оставил его вместе со всеми? - Что вы, шеф! Он в соседней комнате. Для верности заперт. Он будет там, пока мы с вами не поговорим. Да и вообще за него можно не беспокоиться. У Глюка медаль за проплыв через Ла-Манш и... пятнадцать лет каторги за "мокрые" дела. Из каторги его вызволил я. Он превосходный ныряльщик, - продолжал Абст. - Первым освоил управляемую торпеду и буксировщики. И я повторяю: он надежен, ибо знает, что всегда может вернуться в тюрьму... Канарис кивнул. - Я бы хотел сообщить вам еще кое-что, - проговорил Абст. - Видите ли, препарат - это только одно направление исследований, точнее, лишь одни из путей к достижению цели. - А их несколько? - По-видимому, есть и второй путь. - Какой же? - Хирургическое вмешательство в деятельность человеческого мозга. Было бы слишком долго объяснять подробности, да вас они и не заинтересуют. А идея такова: если инструмент хирурга в состоянии влиять на больной мозг, то, в принципе, он же способен решить задачу и прямо противоположную. - То есть воздействовать на какие-то центры здорового мозга? - Да, именно так. - Абст понизил голос. - Могу сказать: эксперименты уже начаты, и они обнадеживают. Но я ограничен в материале. Присылают мало и не всегда то, что нужно. Мне необходимы здоровые люди, полные энергии, сил. А я получаю лагерников, которые едва волочат ноги. - Теперь понятно, почему на озере ты завел разговор о чешских водолазах. Абст согласно наклонил голову. - Могут сказать: это не очень гуманно... - Канарис покрутил рукой. - Однако не будем изображать святош. Потерпи, Артур, скоро у тебя будет сколько угодно материала: война не за горами. Еще немного терпения - и все устроится. - Я очень надеюсь на пленных. Канарис помолчал, потом сделал знак Абсту. - Ну-ка, - сказал он, - покажи мне еще разок папку Бретмюллера. Дьявольский грот не дает мне покоя. Где-то там, глубоко под водой, покоится "Випера". А в ней портфель с американского самолета! Абст снова достал из сейфа желтую папку.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  КОНИЧЕСКАЯ СКАЛА ГЛАВА ПЕРВАЯ Холод привел Карцева в сознание. Тяжесть сдавливала грудь. Острая боль вонзалась в уши. Задыхаясь, он приоткрыл рот, и в горло хлынула соленая вода. Он бешено заработал руками. Скорее, скорее!.. Чувствуя, что легкие готовы лопнуть от напряжения, уже охваченный конвульсиями удушья, он из последних сил рвался наверх. Вокруг светлело. Вот уже совсем рядом ослепительно белая колышущаяся пленка - поверхность воды. Еще миг, и, оглушенный свежим воздухом, ветром, шумом моря, Карцов завертелся в волнах, отплевываясь и с трудом превозмогая тошноту. Придя в себя, он оглядел изрытое ветром море. Корабля не было. Только вдали, на гребне высоко взметнувшейся волны, мелькнула разбитая шлюпка. Мелькнула и скрылась. Что-то заставило его обернуться. Он увидел: расплескивая волны, всплывает немецкая подводная лодка. Да, немецкая - он это сразу определил по характерному силуэту рубки. Не сводя с нее глаз, он сделал несколько глубоких вдохов, погрузился и под водой поплыл в сторону. Намокшая одежда сковывала движения. Вынырнув и глотнув воздуха, он вновь ушел под воду и сбросил сперва китель, затем ботинки и брюки. Когда он появился на поверхности третий раз, до вражеской лодки было метров сто. Она разворачивалась в его сторону. Лодка закончила маневр, и под ее штевнем1 вскипел бурун. Тогда Карцов нырнул и поплыл навстречу, рассчитывая, что лодка пройдет сверху, он окажется у нее за кормой, затеряется среди волн. Берег был недалеко, милях в пяти. Он не сомневался, что доберется до суши. Только бы не заметили! 1 Штевень (форштевень) - брус, являющийся продолжением киля и замыкающий носовую оконечность судна. Случилось иначе. Всплыв, он увидел: лодка с застопоренными двигателями покачивается невдалеке, и с нее спускают надувную шлюпку. Он хотел было вновь уйти под воду, но вдруг понял: это напрасно, ему не спастись - что бы он ни предпринял, его настигнут. Вот в мечущуюся на волнах шлюпку тяжело прыгнул матрос. Другой, наклонившись с палубы корабля, подал ему автомат, а затем и сам перебрался к товарищу. Шлюпка отвалила. Карцов ждал, глядя на немцев, не двигаясь, только чуть шевелил ладонями, чтобы держаться на плаву. Несколько минут назад произошел бой, короткий и ожесточенный. Из тумана, который с рассвета закрыл и небо и море, неожиданно выскочил вражеский тральщик. Немцы растерялись, моряки советского сторожевика тоже. После секундной заминки мимо Карцова промчался комендор. Развернув носовое орудие, он всадил снаряд во врага. Попадание, видимо, пришлось в боезапас - ослепительная вспышка скрыла германский тральщик, а взрывная волна так швырнула советский корабль, что тот лег бортом. Последний, кого видел Карцов на палубе своего сторожевика, был боцман: перекошенный в крике рот, рука с растопыренными пальцами, указывающая в море. Боцман раньше других заметил торпеду, но все-таки слишком поздно... А шлюпка между тем приближалась. Матрос, сидевший на веслах, поминутно оглядывался. Другой готовил бросательный конец. Оба были в желтых клеенчатых куртках и спасательных жилетах, оба в темных пилотках. В последний раз взглянул Карцов на крутые белесые волны, лохмотья тумана под сизым небом, коротким усилием вытолкнул воздух из легких и - погрузился... Над головой Карцова механизмы и стянутые в пучки трубы. Переборки подрагивают. Койка, в которой лежит Карцов, тоже. Он в утробе германской подводной лодки, которая плывет неизвестно куда. Сторожит его тот самый матрос, что сидел на веслах в резиновой шлюпке. Это ширококостный худой человек, на длинном лице которого вечная озабоченность. От него Карпов узнал подробности своего пленения. На лодке думали, что он с германского тральщика, поэтому старались. Длиннолицый прыгнул за ним, настиг на глубине, уже потерявшего сознание. Откачивали Карцова долго. Каково же было разочарование подводников, когда он назвал себя! Не хотели верить. Ведь он отлично говорит по-немецки. К тому же у него на руке, ближе к плечу, выколото "Ханс". Так звали школьного друга Карцова. В пятом, кажется, классе, начитавшись Густава Эмара, они решили стать побратимами. Придумали специальный ритуал. Иглы и тушь нашлись у знакомого лодочника в порту. И вот Карцов выколол Хансу "Кирилл", а тот ему - свое имя по-немецки. Вероятно, он допустил оплошность, не попытавшись сыграть на заблуждении фашистов. Очнувшись, он хотел расшвырять тех, кто его держал, бился, кричал. Будто можно спастись из стальной коробки, со всех сторон окруженной водой!.. Впрочем, все это позади. А что предстоит? Лодка придет на базу, и его сдадут в морскую разведку. Потом - лагерь, если он выдержит и доживет до лагеря. Карцов откидывается в койке, закрывает глаза. Итак, тринадцатый день плена. Кормят пленника сносно, не бьют. Более того, его отконвоировали к командиру лодки, и тот пытался завязать разговор, на все лады варьируя тему "Мы честные немцы". Разговор не получился. Это произошло дней десять назад. С тех пор пленника не тревожили. А вчера лодка атаковала корабль. Торпеды нашли цель. Как сообщил длиннолицый, жертвой пиратов был транспорт союзников, пытавшийся в одиночку проскочить опасный район. Как же рассчитаться с фашистами? Карцов думает об этом день и ночь, изобретает все новые проекты уничтожения лодки и тут же отвергает: их нельзя выполнить. Он часами лежит неподвижно, закрыв глаза. Только бы не видеть тех, кто рядом. Ему все кажется - это кто-нибудь из них убил Глеба. Глеб - старший брат. Он один поднял на ноги Кирилла. Один, потому что много лет назад отец бросил семью и куда-то уехал, а вскоре умерла мать. Глеб ушел из института, стал чертежником - это позволяло работать дома. Соседи советовали разыскать отца, потребовать помощи. Глеб отмалчивался, хмурился. Кирилл вспоминает: на плите кипит бак с бельем, Глеб чертит здесь же, на кухонном столе, уголком глаза следя за братом, который зубрит урок. Глеб все успевал: и хозяйничать, и чертить, и легонько щелкнуть по лбу Кирилла, задремавшего над учебником... А потом они одновременно поступили в институты: Глеб - доучиваться на инженера-мостовика, Кирилл - в медицинский. Последние годы они жили в разлуке: старший брат служил в одном из городов Украины, младший - на флоте. Уговорились встретиться летом сорок первого, вместе провести отпуск. Глеб погиб в первый же месяц войны... Медленно тянется время. Корпус лодки подрагивает от работы моторов. Воздух застоявшийся, затхлый. В отсеке шаги. Карцов узнает шаркающую походку своего стража. Подойдя, длиннолицый толкает в бок пленника: - Поднимайся! Вскоре Карцов в крохотной каюте, близ центрального поста, наедине с командиром подводной лодки. - Я доложил о вас моему командованию. Мне приказано... Подводник не успевает закончить. В переговорной трубе голос: - Командира корабля прошу в центральный пост. Немец поспешно выходит. Включен сигнал тревоги. По настилу отсеков стучат матросские ботинки. Взвыв, на тонкой ноте гудят электродвигатели. Затаившаяся в океанских недрах лодка устремляется в атаку. Каков же объект нападения нацистов? В каюту, где сидит Карцов, доносятся лишь обрывки команд да голос акустика, пост которого где-то рядом. А перед дверью в каюту все так же стоит длиннолицый страж. Уши, привыкшие к шуму моторов, отфильтровывают его. И Карпову кажется - в лодке тихо. Голос матроса, монотонно считывающего показания прибора, усугубляет напряжение. И вот толчок в носовой части лодки. Ушла торпеда - выброшенный сжатым воздухом длинный стальной снаряд мчится к цели, неся в себе сотни килограммов взрывчатки. Карцов мысленно считает секунды. На счете "десять" новый толчок: выстрел второй торпедой. Вновь секунды томительного ожидания. Затем - отдаленный удар большой силы. Лодка с дифферентом1 на нос уходит в глубину. 1 Дифферент - наклон корабля по продольной оси. Вскоре доносится второй взрыв. На лодке сыгран отбой тревоги. Отдраивают тяжелые двери отсеков. Корабль наполняется шумом. Дверь каюты распахнута. Слышны приближающиеся шаги. Беседуя, проходят два офицера. До Карцова доносится: - Красный крест на борту... Вот, оказывается, кто жертва фашистов - корабль с красными крестами, плавучий госпиталь, по всем законам войны неприкосновенный для любого противника!.. Карцову видится растерзанное торпедами госпитальное судно. Повсюду трупы погибших при взрыве. Уцелевшие - калеки, раненые и больные - облепили трапы, карабкаются на палубу, скатываются оттуда в воду, в окровавленных повязках, беспомощные, беззащитные... Вскочив с раскладного стула, он стискивает руками голову. Конвоир кладет палец на спусковой крючок автомата. - Эй, ты! - предупреждает он пленника. - Веди себя спокойнее! Еще минута ожидания - и возвращается командир лодки. - Вот и все, - говорит он, подсаживаясь к столику. - Это был транспорт. Тип "Либерти". Семь тысяч тонн. Один из тех, что сейчас во множестве лепят на верфях Америки. Наглец, он шел без охранения! - У него были красные кресты на бортах! Командир лодки будто и не удивился тому, что пленному известно о крестах. Бледное лицо немца, обрамленное бородкой, неподвижно. В глазах равнодушие, усталость. - Госпитальное судно? Ну и что? Какая разница? Когда русские бомбят немецкие города, они не разбирают, где завод, а где дом или госпиталь! - Неправда! - Ну, не русские, так американцы или англичане. Не все ли равно? И они правы, черт бы их всех побрал: больные выздоравливают, у раненых срастаются кости, затем те и другие садятся за штурвалы бомбардировщиков, становятся к пушкам и минометам!.. Вот так, господин гуманист. Иронически оглядев пленного, подводник склоняется к переговорной трубе: - Акустик! - Слушаю, командир. - Обстановку! - Чист горизонт, командир. - Мы подвсплываем под перископ. К тонущему может спешить помощь. Берегись, если прозеваешь фрегат! К переборке приколота карта. До сих пор ее закрывал висевший рядом клеенчатый плащ командира. Сейчас, обернувшись к переговорной трубе, хозяин каюты задел плащ, и тот соскользнул на пол. На карте извилистая карандашная линия. Видимо, путь, пройденный лодкой. А вот и точка, где она сейчас находится. В первую секунду Карцов не верит: это очень далеко от места, где погиб его корабль. Впрочем, он уже две недели в плену, и все время лодка движется, причем ночью - в надводном положении; значит, с большой скоростью... Да, за тринадцать дней она могла пройти огромное расстояние. Куда же она направляется? В этом южном море с крохотными экзотическими островами не должно быть военных объектов гитлеровцев. Снова взгляд на карту, и Карцов вспоминает: неподалеку, менее чем в двух десятках миль к югу, расположен остров, и на нем база флота союзников. Вот оно что! Теперь понятно, откуда шло госпитальное судно. Память продолжает подсказывать. Пять суток назад, в ночное время, когда лодка всплыла, на ее палубе долго слышались топот, возгласы, какая-то возня. Будто она пришла в порт и стала под погрузку. Сейчас он не сомневается: да, лодка принимала груз. Где-нибудь в укромной бухте одного из островков, а то и просто в открытом море она встретилась со своим танкером, получила соляр для дизелей, торпеды, продовольствие, пресную воду. Теперь, полностью снабженная и укомплектованная, она займет позицию в районе базы противника и будет топить его корабли. Подводник отводит в сторону переговорную трубу. - Продолжим нашу беседу. Э, да вы, я вижу, распустили нервы. Из-за каких-то там союзников? Стоит ли? При случае они с удовольствием выстрелят вам в спину. Выстрелят, не сомневайтесь!.. Итак, я доложил о вас и получил распоряжение. Мое командование пришло к выводу, что может предоставить вам свободу... Сделав паузу, он ждет. Собеседник молчит. Тогда подводник продолжает. Русский офицер может не сомневаться, что с ним говорят серьезно. Кстати, его не просто отпустят, но и сделают так, чтобы он благополучно добрался до своих. Конечно, он должен подписать обязательство... - Какое? - О, пустяковое! Кроме того, вам будут хорошо платить. В короткое время вы станете обеспеченным человеком. - А вдруг я обману вас? - тихо говорит Карцов. - Сперва соглашусь для вида, а потом надую? Вернусь к своим и расскажу все, как было? Что тогда? - Заключая сделку, всегда рискуешь. - Командир лодки пожимает плечами. - К сожалению, это неизбежно. Но вы должны знать: у меня нет ощущения, что риск чрезмерен. Короче, я убежден, что имею дело с порядочным человеком. - Порядочный человек не сможет умолчать о потоплении госпитального судна. - Это порядочность глупца! Вы, конечно, шутили? - Нет! Немец встает. - Нет?.. И вы отказываетесь от спасения? Даже не попытаетесь обмануть меня? - Я ненавижу вас! Всех ненавижу и презираю - до последнего вашего солдата! Трах!.. Получив сильный удар в лицо, Карцов отлетает к двери. Здесь его хватают, вытаскивают из каюты. А он кричит, отбивается, рвется. Каюта командира в носовой части лодки. Отсек, где содержат Карцова, расположен в корме. Пленного тащат через центральный пост. И вдруг грохот сотрясает лодку. Взрыв, второй взрыв. Гаснет свет. Взрывы, взрывы! Будто гигантские молоты бьют в корпус подводного корабля. Его крепит, и в отсек врывается вода. Конвоиры исчезли. Карцов ошеломленно прижался к переборке. Темнота, топот, крики. Резкий голос командира требует, чтобы было включено аварийное освещение. Лампочки вспыхивают и тотчас гаснут. Снова удар, и отсек наполняется пронзительным свистом - в нем тонут вопли ужаса, боли. Карцов плотнее прижимается к стене: беда, если угодишь под струю сжатого воздуха, вырвавшегося из перебитой магистрали!.. А вода прибывает. Она уже по пояс, по грудь... Впереди, откуда хлещет вода, слабый проблеск. Надо решаться! Несколько глубоких вдохов - и Карцов ныряет в поток. Бешено работая руками и ногами, он пробивается вперед. Вот она, пробоина - большая дыра с вдавленными внутрь краями. За ней пенистый зеленый свет. Это значит: лодка у самой поверхности. Карцов протискивается в пробоину, извиваясь всем телом, чтобы не коснуться острых лохмотьев разорванной стали. И вот уже он в вольной воде, а мимо медленно скользит в бездну умирающий корабль. И слышны в нем приглушенные крики, и удары стали о сталь, и резкие пистолетные выстрелы... Все ближе поверхность моря. Над головой подобие изогнутого зеркала. Оно колышется, отражая всплывающего человека. Еще мгновение - и Карцов наполовину выскакивает из-под воды. Солнце! Солнце, по которому он так истосковался за недели плена, клонящееся к горизонту тяжелое красное солнце! Карцов всей грудью вбирает воздух. Яркий свет, свежий морской ветерок - от всего этого кружится голова, слабеет тело. Он словно пьяный. Рокот мотора вверху заставляет его поднять голову. В небе беспокойно кружит самолет. Вот кто потопил германскую лодку! Вокруг вспухают и лопаются огромные пузыри. Вода покрывается пеной. По ней растекается масляное озеро. Это соляр из раздавленного на большой глубине корабля. С бомбардировщика пятно заметили. Он разворачивается и летит на юг. Карцов кричит, машет ему рукой, хотя понимает - с высоты в триста метров вряд ли заметишь в волнах человека. А самолет все дальше. Скоро это едва различимая точка на горизонте. Карцов один в пустынном море. Первым делом он сбрасывает тяжелые парусиновые брюки, которыми его снабдили на лодке. Он собрался стащить и свитер, но передумал: вероятно, он долго пробудет в воде, и свитер предохранит от переохлаждения. Несколько минут Карцов плавает над местом гибели лодки в надежде найти спасательный жилет. Поиски тщетны. И тогда его охватывает страх: уже кажется - он утомлен, вода холодна, слишком учащенно бьется сердце. Он убеждает себя не думать об этом. В конце концов, час назад положение его было куда хуже. И он начинает путь. Солнце низко над горизонтом. Солнце - это ориентир. Там, где оно садится, запад. Юг левее на восемь румбов. Курс на юг. Держаться юга. В десяти - пятнадцати милях к югу остров, и на нем база военного флота союзников. Там спасение. ГЛАВА ВТОРАЯ Прямые расслабленные ноги ритмично движутся в воде - вверх-вниз, вверх-вниз. Руки совершают медленные длинные гребки. Это кроль - быстрый и экономный вид плавания. В большом городе на Каспии, где прошли детство и юность Карцова, были традицией длительные проплывы от причальных бонов городского яхт-клуба до едва приметного на горизонте горбатого острова. Карцов не раз участвовал в этих проплывах, а однажды даже пришел на финиш вторым. Плыть в холодном бурном Каспии было куда трудней, но катера указывали путь спортсменам, и за каждым двигались лодки с сидевшими наготове спасателями. И еще: на Каспии нет акул! А здесь он уже видел одну. Его высоко подняла волна, и с ее гребня он заметил, как мелькнул на поверхности треугольный плавник - грязно-белый, с розоватым отливом. Акула исчезла. Вероятно, не заметила человека. А вдруг плывет за ним под водой и только ждет случая, чтобы вцепиться... Карцов подтянул ноги, опустил голову в воду. Вот почудилось: внизу появилась тень. Решившись, он ныряет ей наперерез. Но море, пустынное на поверхности, пустынно и в глубине. Он продолжает путь. Мысль об акуле гвоздем сидит в голове. Теперь он убежден, что ее смущает свет, что она, как все хищники, ждет темноты. А вечер надвигается. Солнце уже коснулось воды. Еще четверть часа - и тьма окутает море. Он плывет. Шея и руки затекли, бедра отяжелели. Перевернувшись на спину, он разбрасывает руки. Можно и отдохнуть. Он дремлет в прогретой солнцем воде, и ему мерещится Каспий. Семилетним мальчишкой он дни напролет просиживал на каменном парапете набережной, таская самодельной удочкой глупых жирных бычков. Год спустя с этого же парапета головой вниз кидался в пенные волны и, на удивление зевакам, всплывал метрах в двадцати от берега. А потом были дальние шлюпочные походы к островам - за змеями и птичьими яйцами для школьного музея, с длинными, до краев наполненными романтикой ночами у костра. Однажды знакомый эпроновец подарил ему очки, выкроенные из резинового водолазного шлема. В тот день Каспий был на редкость тих и прозрачен. Любуясь им, Кирилл долго стоял на скале и повторял запомнившиеся ему строки: "О, спокойствие моря! О, уплыть бы в его просторы, удалиться от берегов, уединиться посреди его безмолвия!" Он подумал: удивительно, как одинаково могут мыслить два совершенно разных человека - французский литератор Пьер Лоти и русский мальчишка. Будто вместе сочиняли эти слова... Потом он надел очки и кинулся в воду. Он был ошеломлен тем, что внезапно открылось его глазам. Со всех сторон его обступили фантастически яркие краски. Желтый, зеленый, красный, синий, фиолетовый цвета, их оттенки были щедро разбросаны на песке и скалах, на водорослях и проплывавших мимо рыбках. И каждая крупинка краски сверкала и искрилась, будто это был крохотный драгоценный камень. Так он впервые познакомился с подводным миром. И уже не мог жить без моря. Он изучил кислородный дыхательный аппарат, совершил с ним десятки спусков под воду. К этому времени он уже был студентом-медиком. Он решил: став врачом, пойдет служить на корабли, посвятит жизнь изучению моря. Он имел в виду мирные корабли. А вышло так, что он стал врачом на сторожевике... Стряхнув оцепенение, Карцов делает несколько сильных гребков. Запрокинув голову, глядит в небо. Еще недавно оно было бледно-голубым, теперь стало сиреневым. Надвигается ночь. В этих широтах ночь сменяет день почти мгновенно. Недели плена не прошли бесследно. Он так утомлен? Так велика потребность хоть на минуту закрыть глаза, отключить сознание, волю! Если бы не акула! Ему все кажется: она где-то здесь, неподалеку. Карцов борется изо всех сил, но тщетно. "Акула рядом", - это была его последняя мысль, перед тем как он впал в забытье. С этой же мыслью Карцов открывает глаза. Кажется, лишь секунду назад смежил он веки, но теперь над ним чернота и звездная россыпь. И ярче всех сияет большой бриллиантовый ромб - Южный Крест. Надо продолжать путь. Он ложится на грудь. Первый гребок, и - о чудо! - руки будто в огне. Жидкое серебро струится с пальцев, растекается но воде, и вскоре все вокруг усеяно крохотными бледными огоньками - они мерцают, приплясывают, пропадая и возникая снова. Он продолжает путь. Теперь ориентир - Южный Крест. Изредка он оглядывается. За ним тянется полоса светящейся воды. Волны то заслоняют ее, то вновь открывают, и свет будто пульсирует. Но ему нельзя отвлекаться, нельзя сбавлять скорость. Плыть вперед, точно на юг. Еще немного, еще пять или шесть часов, и он достигнет цели. Если бы не акула! Мысль о ней неотступна. А ее нет. Неизвестность столь томительна, предчувствие надвигающейся беды так велико, что он ловит себя на мысли, что ждет ее, почти хочет, чтобы она пришла. И вот акула. Из глубины скользнула к поверхности тень. Она двигалась наискосок, но вдруг свернула и ринулась к человеку. Прежде чем Карцов смог сообразить, руки его, взметнувшись над головой, гулко шлепнули по воде. В следующий миг он нырнул и, яростно гребя, помчался к акуле. Он действовал так, будто имел дело с собакой. Она и была для него собакой. Но - собакой Баскервиллей: огромная, мощная, вся в ореоле синих призрачных огоньков, такая же черная и свирепая. Акула скрылась. Он вновь увидел ее, когда всплыл. Она была на поверхности, но держалась в отдалении. Надолго ли? Надо плыть. Пусть акула, пусть сотня акул вокруг - он все равно должен плыть на юг, строго на юг! Теперь движения его медленны. Он плывет брассом, ибо с акулы нельзя спускать глаз. И еще: ему хочется быть таким же неслышным, как она, медлительным и неторопливым. Акула не должна думать, что ее боятся. Кто знает, что еще ей взбредет в голову! Час проходит. И еще час. Ночное тревожное море. Тишина, изредка прерываемая всплеском волны. Внезапно акула сворачивает и мчится по дуге, оставляя за собой четкий пунктир света. Вскоре человек заключен ею в огненное кольцо. Она продолжает чертить круги. Она будто не замечает плывущего. Но Карцов видит: постепенно кольцо сжимается. Секунда - и плавник исчез. В то же мгновение Карцов бьет по воде руками и погружается. Глаза широко раскрыты, пальцы выставленных рук растопырены. Резкими гребками Карцов поворачивается в воде. Где же она? Акулы нет. Еще несколько секунд - и он всплывает. Работают только руки. Ноги подтянуты к животу: быть может, она уже крадется из глубины... Он плывет на юг. Так же, как прежде, акула кружит на поверхности. Но теперь Карцов почти не следит за ней. Он устал. Ноги окоченели. Хорошо, что на нем свитер. В свитере слой воды, нагретой теплом его тела. Сердце и легкие защищены. Это счастье, что он сохранил свитер. Появилась луна. По мере того как она восходит к зениту, свечение в море слабеет. Сейчас лишь отдельные искорки вспыхивают на воде. Сама вода кажется маслянистой, тяжелой. Человек плывет на юг. Акула - тоже. Они движутся, не изменяя дистанции, будто связанные невидимой нитью. Постепенно к привычным шумам моря примешивается прерывистый шорох. Он все слышнее. Неужели прибой? Карцов пытается восстановить в памяти сведения об острове, где находится база союзников. Да, близ него должны быть рифы. Сильно стучит сердце. Трудно поверить, что спасение близко. И тут в третий раз атакует акула. Теперь она мчится, с шумом расплескивая волны. Живая торпеда в ночном море! Ударами рук о воду ее уже не отпугнуть. Плыть навстречу? Кричать? А она все ближе. И Карцов погружается - ногами вперед, запрокинув голову, не отрывая глаз от расплывчатого очертания луны на поверхности моря. И вдруг - луны нет. Это акула. Она там, где секунду назад ушел под воду Карцов. Он отчетливо видит ее силуэт на фоне желтого светового пятна. Она неподвижна. В замешательстве, потеряв его из виду? Или ждет? Карцов сжался на глубине. Он задыхается. Он всплывает. Давлением воды его подталкивает к акуле. Он возле ее головы. Совсем рядом глаз чудовища - желтый, светящийся, с узким кошачьим зрачком. В отчаянии, покоряясь судьбе, Карцов делает шумный выдох. Бульканье пузырей. И в тот же миг - рывок огромного тела, рывок такой мощи, что Карцова вышвырнуло из воды. Акула исчезла... ГЛАВА ТРЕТЬЯ Смутно белеет в ночи гористый остров. Еще немного - и Карцов будет среди друзей. Остров - база флота союзников. Холодно, очень холодно, и особенно затылку и ногам. Но он выдержит. Он уже выдержал. Скоро к нему протянутся руки товарищей по оружию. Рифы остались в стороне. Все ближе берег. Где-то здесь должен быть вход в бухту... Так и есть. Примерно через час пути открывается бухта. Остров темен, в бухте же нет-нет да и мелькнет огонек. Один, довольно яркий, вспыхивает на оконечности длинного мола. Туда и надо держать. Шум винтов заставляет его насторожиться. Из-за острова появляется корабль. За ним встают бугры вспененной воды. Это рвутся сброшенные с кормы глубинные бомбы. Сторожевик патрулирует перед базой, оберегая ее от вражеских подводных лодок. Взрывы следуют один за другим, и каждый болью отдается в груди Карцева. Ему несдобровать, если корабль изменит курс и бомбы лягут ближе. Сторожевик скрывается за мысом. Быстрее, быстрее к бухте: корабль может вернуться! Вскоре Карцов возле мола. Бетонная громадина стеной поднимается из воды, ограждая базу от зыби. Там, где мол кончается, - узкий вход в бухту, ее ворота. Сейчас бухта заперта - сведены плавучие боны, поддерживающие стальную сеть. У противолодочной сети ячеи достаточно велики, чтобы сквозь них мог проплыть человек. В эту же и головы не просунешь. И сеть, надо думать, тянется до самого дна. Остается одно - вплотную подплыть к молу: быть может, отыщется щель между стеной и боком. Расчет верен. Сравнительно легко проскользнув в бухту, он плывет вдоль мола, высматривая, где можно выбраться из воды. Вдруг на острове вспыхивает прожектор, стучит пулеметная очередь. Тотчас включаются прожекторы в десятке других мест. Видны корабли, стоящие у причалов и посреди бухты - на бочках. Прожекторы шарят по воде