поворачивайся живее! Кузьмич повиновался. "Фиат" шел легко. Сильный мотор чутко реагировал на малейшее увеличение подачи газа. - Больше не дави, - сказал Валетти, когда стрелка спидометра уперлась в цифру "100". - Кто тебя знает, какой ты специалист... Он прервал себя на полуслове и выругался. Впереди, за поворотом, возник новый городок и новое препятствие - на этот раз опущенный шлагбаум. Перед заграждением прогуливался человек в пальто, опоясанный широким ремнем, на котором висел тесак. Другой, с винтовкой наперевес, следил за тремя молодыми парнями - те сидели на краю кювета, заложив руки за голову. - Кто такие? - спросил Валетти, когда охранник просмотрел и вернул ему паспорт. - Здешние, - сказал человек с тесаком, - рабочие с лесопилки. Сложились и наняли грузовичок, чтобы ехать в Линц. - Послушать фюрера? - Точно... - Стражник недобро усмехнулся. - Торопились, канальи! Валетти недоуменно глядел на него. Стражник сходил к обочине, что-то поднял с земли и вернулся. В руках у него была брезентовая сумка. Откинув крышку, он поднес сумку к окну автомобиля. Ударила вонь. В сумке была гнилая картошка и десяток тухлых яиц, - Вот оно что! - пробормотал Валетти. Давно остался позади городишко с шлагбаумом перед въездом, а у Кузьмина перед глазами все стояли трое парней, которым не удалось по-своему встретить Гитлера на австрийской земле. Кто они? Быть может, члены коммунистической партии, загнанной в подполье незадачливыми правителями Австрии?.. Травлю австрийских коммунистов вел Дольфус и продолжал Шушниг. Поступив так, тот и другой устранили последнее препятствие на пути нацизма и сами стали его жертвами. Дольфус заплатил жизнью за недальновидность. Смещенный Шушниг, по слухам, арестован. Теперь сгниет в каком-нибудь концлагере, если его довезут до лагеря... Кузьмич вернулся мыслями к Саше. Еще десяток километров - и он у цели. Уже намечен план, как расстаться с итальянцами. Дело нехитрое... Он скосил глаза на Валетти. Тот спал, запрокинув голову и по-рыбьи шевеля открытым ртом. Второй итальянец привалился к боковому окну и дремал. Вскоре показался шпиль кирхи и труба цементного завода. До города оставалось километра два. Пришло время будить хозяев автомобиля. Выбрав порядочную рытвину на обочине, Кузьмич въехал в нее передним колесом, резко сработал рулем. Скорость была порядочная, автомобиль тряхнуло и занесло. Валетти разразился бранью. В зеркальце Кузьмич видел, как он растирал висок ладонью, - вероятно, ударился головой о боковую стойку. - Извините, синьор, - сказал Кузьмич. - Угодил в западню. Яма была скрыта под слоем мусора. - Ложь! - Право же, синьор... - Молчать! - рявкнул Валетти, едва сдерживаясь, чтобы не проучить кулаком легкомысленного водителя. - Ты задремал за рулем, вот что. Задремал, каналья, и машина съехала в сторону. Тут-то она и угодила в яму - на обочине, а не посреди дороги, лгун паршивый! - Даю обещание, синьор! - Кузьмич обернулся к хозяину автомобиля, молитвенно сложил ладони. - Хватай руль! - завопил итальянец. - Тормози! Кузьмич повиновался и вскоре остановил машину. При этом он еще раз попал колесом в рытвину. Еще через минуту он стоял на шоссе и глядел вслед "фиату", который быстро удалялся. Когда машина скрылась, он неторопливо двинулся к видневшимся неподалеку домам. Впереди не было ни шлагбаума, ни прочих заграждений. Теперь он не сомневался, что уже вечером встретится с Сашей и Энрико. Но он увидел ее еще раньше. Предместье городка было застроено небольшими коттеджами, вытянувшимися вдоль мощенной брусчаткой улицы. Они стояли тесно, домик к домику, каждый с крохотным аккуратным садиком, обнесенным невысокой изгородью, с католическим крестом или фигуркой святого в нише над входной дверью, с замысловатым флюгером на ребре островерхой крыши. Кузьмич шел неторопливой походкой фланера. Улица называлась Меркурштрассе и, как он знал, рассекала город надвое. На этой улице, ближе к центру, располагалась кондитерская "Двенадцать месяцев". Позади остались два квартала. Улица была пустынна. Лишь изредка проезжала машина да появлялись две-три фигурки - горожане спешили по своим делам. Город выглядел буднично, мирно. Но вот из переулка выкатился дизельный "бюссинг", обдал Кузьмича дымом, пахнущим керосином, устремился по магистрали. Кузов грузовика был набит людьми с винтовками. Где-то впереди "бюссинг" въехал на тротуар и остановился. Люди попрыгали на землю, устремились в подъезд здания. Послышались крики, со звоном лопнуло стекло. Кузьмич продолжал путь. Он шел по противоположной стороне улицы. Когда поравнялся с грузовиком, налет уже подходил к концу: люди с повязками со свастикой втаскивали в кузов трех мужчин и женщину, по виду - мастеровых. Грузовик взревел мотором и задымил по Меркурштрассе. Двери дома, от которого он только что отъехал, были распахнуты, окно выбито. Как свидетельствовала вывеска, здесь помещалась типография и переплетная, Еще квартал позади. Отсюда начиналась автомобильная дорога на запад. Кузьмич уже собирался перейти шоссе, как вдруг из-за поворота показался легковой "опель-капитан". Он шел от центра и, видимо, выбирался за город. Автомобиль имел опознавательные знаки полиции. Машина приблизилась, сбавила скорость перед поворотом и выехала на загородную трассу. В последний момент Кузьмич успел разглядеть на заднем сиденье двоих - офицера полиции и женщину. Спутницей полицейского чина была Саша Сизова. Автомобиль исчез на загородном шоссе, а Кузьмич все стоял на перекрестке. Наконец медленно двинулся по улице. Он знал о запросе, сделанном австрийской полицией в Южной Америке, откуда Саша прибыла в этот город. Вероятность таких действий полиции учитывалась, еще когда Сашу и Энрико готовили к заграничной командировке. И за результат запроса Кузьмич не беспокоился: советская разведка располагала возможностью сделать так, чтобы в полицию пришел положительный ответ. И это было осуществлено. Почему же Саша оказалась в полицейской машине? Какие новые осложнения возникли на ее пути? На эти вопросы не было ответа. Он приблизился к центру. Вот и кондитерская. Ее можно было заметить издалека. Большая вывеска изображала розовощекого мальчугана. В одной руке он держал стакан молока, в другой - шоколадного зайца, у которого недоставало уха. Ниже шло название заведения и фамилия его владелицы: Эстер Диас. Кузьмич вошел в кондитерскую, спросил чашку кофе и стал выбирать пирожное. Множество различных сластей было красиво разложено под сверкающим стеклом длинного прилавка. - Возьмите вот это. Продавщица, круглолицая девушка в кокетливой кружевной наколке, показала на замысловатое изделие. Поверх корочки крем был уложен в форме свастики. - Очень вкусно, - продолжала девушка. - Наша новинка. Придумана только вчера. - Она провела по губам розовым влажным язычком. - Я уже съела три таких... Попробуйте, господин! - Это ваше изобретение? - Что вы, господин! Я не способна на такое. Съесть - другое дело, - девушка звонко рассмеялась. - Пожалуй, я попробую, - сказал Кузьмич. И осторожно спросил: - Кто же автор? - Сама хозяйка. Продавщица сказала это почтительно, даже с гордостью. - Хозяйка?.. - медленно повторил Кузьмич, не сводя глаз с веселой девушки. - Хозяйка, сказали вы? Но помнится, кондитерской владел мужчина. - Это когда было! Уже год, как кондитерская в других руках. Кузьмич пожал плечами, что должно было означать его полнейшее равнодушие к словам собеседницы. Кофе поспел. Девушка наполнила чашечку, положила пирожное со свастикой на фарфоровую плитку, передала посетителю. - Вкусно, - сказал Кузьмич, попробовав. - Могли бы вы съесть еще одно? Разумеется, плачу я... - Но это будет уже четвертое! А я должна следить за фигурой. Толстухам редко удается выйти замуж. Говоря так, продавщица взяла пирожное с противня. - Вам это не угрожает, - льстиво сказал Кузьмич. - Ну, если так!.. - Девушка с жадностью съела пирожное. - Спасибо, господин! Не правда ли, вкусно? - Очень... Передайте мою признательность хозяйке. - Увы, ее нет... Возникла пауза. Кузьмич ждал затаив дыхание. А девушка перекладывала пирожные на витрине, ловко действуя широкой металлической лопаточкой. - Передадите, когда она вернется, - наконец сказал Кузьмич. - Обязательно. - Продавщица отложила лопаточку. - А почему вы не в Линце? - Не понимаю... - Боже, да вы ничего не знаете! В Линц должен приехать фюрер Адольф Гитлер. Быть может, в эту минуту он уже там и держат речь перед горожанами. - Но об этом не сообщалось в газетах. - Кузьмич изобразил удивление, растерянность. - Откуда такие сведения? - Радио! Передавали два раза, - наставительно сказала продавщица. - И многие отправились в Линц. Это совсем недалеко. Поехала и хозяйка. - Она взглянула на часы: - Думаю, фрау Диас уже там. Ее взял с собой полицей-президент. А у него автомобиль - ветер! ...Он расплатился и вышел на улицу. Все так же хлестал дождь с мокрым снегом. Ветер рябил лужи на мостовой. А Кузьмичу было жарко, он расстегнул пуговицы пальто, снял шарф и сунул его в карман. В городе было два отеля. Он выбрал тот, что был подальше от кондитерской, снял номер. Некоторое время он лежал на диване, приводя в порядок мысли и собираясь с силами. Потом осмотрелся - походил по этажу, заглянул в холл и пивной зал. Гостиница была маленькая. Судя по всему, большинство комнат пустовало. Спустя час он вновь появился в кондитерской, - Понравилось ваше пирожное, - сказал он продавщице. - Дайте еще одно и, конечно, кофе. - Я знала, что так и будет. Быть может, сразу возьмете две штуки? - Съел бы все до последней, - проговорил Кузьмич, разглядывая противень, на котором гнездилось множество кремовых свастик. - Но у меня не все ладно с желудком, следует соблюдать режим. На видном месте лежала переплетенная в белый сафьян книга отзывов. Он раскрыл книгу и сделал шифрованную запись о своем приезде. Он знал: что бы ни случилось, Саша каждый вечер обязательно просматривает эту книгу. Они встретились на следующий день. Дождь не переставал, только сделался мельче, крохотными каплями, почти водяной пылью оседал на земле, на шляпках и пальто немногочисленных прохожих, попадавшихся на пути приземистого "опель-кадета". В этот мглистый предвечерний час машина неторопливо катила по пустынным улицам, выбираясь на окраину. Здесь тянулась стена красного кирпича. За стеной было кладбище. Показался прохожий. Мужчина в шляпе и пальто с поднятым воротником шел вдоль стены, опираясь на трость. Машина поравнялась с ним. Остановилась. Oтворилась дверца, мужчина приподнял шляпу и сел в автомобиль, который тотчас тронулся. Со стороны могло бы показаться: вежливый водитель оказал услугу случайно встретившемуся пешеходу. - Ну, здравствуй, - сказал Кузьмич. Саша на секунду отняла руку от руля, сжала ладонь товарища. Дорога была скользкая, уже стемнело, и надо было внимательно глядеть вперед. Кузьмич вздохнул, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. - Письма от твоих не довез, уничтожил, - сказал он. - Были обстоятельства... Извини, Саша. Она кивнула. - Энрико? - В Вене. Поехал к поставщикам. Вот-вот должен вернуться. - Понял... Что у тебя стряслось? Саша рассказала об отравившихся женщинах и о полицейском расследовании. - Был запрос за океан, - заметил Кузьмич. Саша быстро повернула голову к собеседнику. - Ну, что ты! - сказал он. - Все нормально. Он внимательно выслушал сообщение о контактах с полицей- президентом. - Чего хочет этот Иост? - Предложил стать моим компаньоном. - У него есть деньги? - Я спросила. Он ушел от прямого ответа... Но у него имеется кое-что более ценное. Иост - дружок Зейсс-Инкварта. - Что ж, хорошо. Только все равно надо, чтобы он сделал вклад. Настаивай, покажи себя деловым человеком. - Деловой человек вцепился бы в возможность использовать его связи. - Жадный деловой человек постарается использовать и его связи, и деньги. Настаивай. Покажи себя жадной. Будет больше ценить. - Вчера в Линце выступал Гитлер. - Знаю. - Там был и Зейсс-Инкварт, Проводил Гитлера на аэродром. Потом они около двух часов беседовали. - Зейсс-Инкварт и Иост? - Да. Уединились в ратуше. А я ждала в машине. - О чем был разговор? - Не знаю... Кузьмич, президента Микласа уже нет. Теперь Зейсс-Инкварт канцлер и президент. Так сказал Иост. - Но это противоречит конституции. - Они плевать хотели на конституцию. - М-да. - Кузьмич помолчал. - Что говорил Иост, когда вы возвращались сюда? - Сделал мне свое предложение о компаньонстве. Сказал, что Зейсс-Инкварт сулит ему крупный пост в министерстве безопасности и внутренних дел. - Тогда зачем ты ему нужна? - Он делец. Еще неизвестно, как сложится его карьера в министерстве. А здесь верный доход. И немалый. Нарисовал картину того, как мы развернем сеть кондитерских по всей стране. - Под его высоким покровительством? - Он так и сказал: "Действуйте смело, дерзко. Я буду вашим ангелом-хранителем". - Что же, не лишено интереса... Но все равно деньги он должен дать. Требуй. Покажи себя настойчивой, жадной. Такие в его среде ценятся высоко. - Понимаю. - Сеть кондитерских по всей Австрии... Может, кое-где и в Германии? - Боюсь загадывать. Нужны солидные средства. Пока их нет... Конечно, со временем они бы вернулись... - Деньги можно найти. - Тогда стоило бы рискнуть. - Думаю, стоит. Но я еще посоветуюсь... А пока жди. - Я здесь уже год. Еще ничего не сделала. Это угнетает. Мне очень трудно, Кузьмич. - Ты многое успела: прижилась, завязала важные знакомства. А спешить не следует. У тебя особое задание, и оно может быть выполнено только с началом войны. Впрочем, ты все это понимаешь не хуже меня. Обрастай связями, нащупывай людей, которые могут пригодиться. - Кузьмин продолжал, как бы рассуждая вслух: - Контакт с Иостом... А где найти другую такую возможность ездить в любые районы Германии, когда только вздумается?.. - Он прикоснулся к Сашиной руке. - По некоторым признакам, нацисты готовят акцию против Чехословакии. Быть может, и против поляков. Надо быть ближе к кухне, где это заваривается. - Ты из-за этого приехал? - Да. - Я должна перебираться в Германию? - Так решено. И кое-что уже подготовлено. Но теперь это будет запасным вариантом: твой альянс с Иостом - предпочтительнее. По крайней мере, я так думаю. Но повторяю, еще посоветуюсь. Некоторое время они молчали. Автомобиль успел объехать почти весь город и теперь вновь приближался к кладбищу. - Как выглядит дочка? - вдруг спросила Саша. - Когда ты видел ее? - Не смог повидать, Саша. Говорил по телефону. И с мамой тоже. Кузьмич скосил глаза на Сашу. Вероятно, она почувствовала его взгляд, покачала головой: - Решил, что раскисла? - Ничего я не решил... Мы долго разговаривали, с полчаса. Я все допытывался: может, им что-нибудь требуется... - Так они тебе и сказали! - Верно, не сказали. Но у них все в порядке - это точно. Туда ездил наш человек. Он и взял письмо. И карточку Лолы. Саша резко повернула голову, но встретилась с взглядом Кузьмича и сникла. - Не мог, - угрюмо проговорил Кузьмич. - Ну, не мог, Саша. Уж очень она на тебя похожа. И снялась в пионерском галстуке. Она же и не догадывается, где ты... А на одном сложном перекрестке я вдруг почувствовал внимание к своей персоне. Вот и пришлось уничтожить письмо и карточку. Саша вздохнула, ниже склонилась к рулю. Фары выхватывали из темноты косые белесые штрихи. Дождь усилился. Впереди снова возникла кладбищенская стена. Саша выключила фары, нажала на тормозную педаль. - Тебе пора, Кузьмич. - Да. - Он приоткрыл дверцу. - В четверг здесь, в это же время. Приготовь письмо. - Он криво усмехнулся: - Авось дойдет... Машина стала. Кузьмич прислушался. - Тихо, - сказал он. И снова усмехнулся: - Как на кладбище. Он вылез, прихлопнул дверцу, исчез в темноте. Автомобиль мягко взял с места. Прежде чем ехать домой, следовало побывать в кондитерской и взглянуть, как готовится завтрашний ассортимент. Теперь, когда встреча с Кузьмичом состоялась, Саша мысленно вернулась к тому, что повидала в Линце. В сознании возникло стрельчатое здание ратуши и толпа перед ним. Задрав головы, обыватели глазеют на Адольфа Гитлера. Тот держит речь с большого балкона, жестикулирует - вскидывает руки к голове и потрясает кулаками; сложив ладони, выбрасывает их вперед, будто таранит воображаемого врага, поминутно срывается на крик... Из фраз, которые долетали до толпы, явствовало, что он, Гитлер, считает Линц своей второй родиной, ибо рос здесь и учился, вскормлен здешним хлебом. Что, бродя ночами по городу, он клялся его улицам и площадям возвеличить Линц, Австрию. И пусть теперь люди судят, как он сдержал свою клятву. Отныне Германия я Австрия - одно государство с единой судьбой. Им определена великая роль. Очень скоро у ног тевтонов будет весь мир. Саша слушала Гитлера я глядела на толпу. Только что совершили насилие над страной, лишили ее государственности, а люди на площади пялятся на виновника всего этого, некоторые вроде бы даже довольны... В эти минуты произошло то, на что она уже перестала надеяться. К балкону, с которого кричал Гитлер, протиснулась плотная молчаливая группа. В оратора полетели какие-то предметы. На перилах балкона и на стене возникли пятна, подтеки. Те, кто был вблизи, зажали нос и устремились назад, пытаясь выбраться из толпы. В толпу ринулась полиция, отряды людей со свастикой на нарукавных повязках. Началась потасовка. А Гитлер продолжал бесноваться. И рядом с ним кричал, извергая угрозы, новый Сашин знакомец - Зейсс-Инкварт. ДЕВЯТАЯ ГЛАВА Два автомобиля мчались утром 15 марта 1939 года по широкой бетонной дороге, пересекавшей Саксонию с юга на север. Вчера днем они начали путешествие в Австрии и вот теперь приближались к Берлину. Первым следовал белый "мерседес" с флажком на переднем крыле (два серебристых зигзага на черном поле), что свидетельствовало о принадлежности его владельца к нацистской элите - СС. Вторым был синий "опель-кадет". "Мерседес" вел Йоганн Иост, одетый в военный мундир со знаками гауптштурмфюрера СС. Саша и Энрико дремали на заднем сиденье. Поначалу они ехали в своей машине, но потом Иост, которому наскучило одиночество, пригласил их к себе, а "опель" повел шофер Иоста. Весь вчерашний день автомобилям приходилось то и дело жаться к обочине, пропуская встречные эшелоны войск, главным образом танки и колонны грузовиков с солдатами. Войска двигались в направлении границы с Чехословакией. Иост торжественно приветствовал каждую колонну. Он весьма гордился своим новым мундиром и даже приспустил боковое стекло, чтобы лучше было видно, кто сидит за рулем "мерседеса". - Маневры, - пояснял он спутникам, - войска отправляются на очередные маневры, только и всего. При этом он хитро щурил глаз, давая понять, что это вовсе не маневры, а нечто чрезвычайно важное, о чем он, Иост, конечно же, осведомлен, но, увы, не волен разглашать военную тайну. Саша и Энрико понимали, куда направлялись войска. Полгода назад правители третьего рейха принудили президента Бенеша передать Германии Судетскую область. Можно было не сомневаться, что сейчас начинается новая акция против Чехословакии. Движение войск продолжалось и вечером. И все это время автомобильный радиоприемник, который Иост не выключал ни на минуту, доносил слова команд, обрывки каких-то диалогов. Временами врывался мужской голос, монотонно читавший длинные колонки цифр. Час от часу радиообмен нарастал, занимал весь диапазон коротких и средних волн. А на длинных волнах берлинская широковещательная станция передавала обычную информацию и симфоническую музыку. Ночевали в Хемннце. Утром, когда снова собрались в дорогу, шоссе было пустынно. Не встречая помех, автомобили шли на большой скорости. Саша прикинула: еще час-полтора - и они будут в Берлине. Все трое ехали на церемонию открытия берлинского филиала кондитерской. Фирма, в которой теперь было два владельца - Саша и Иост, сохранила прежнее название. Новый компаньон помог заполучить в столице отличное помещение, расположенное близь центральной Александерплац. Он же раздобыл в Вене и Будапеште новейшее оборудование и элегантную мебель. Саша заключила контракты с поставщиками и разработала ассортимент изделий. Последние два месяца она провела в Берлине, наблюдая за ходом работ по отделке помещения и установке оборудования, вернулась в Вену лишь неделю назад - здесь тоже было немало дел. До Берлина оставались считанные километры - машина уже миновала Потсдам, когда радио внезапно смолкло. Казалось, диктор осекся на полуслове. Вслед за тем из динамика вырвались пронзительные звуки фанфар. Иост увеличил громкость и повернул голову к спутникам. Его лицо сияло. - Навострите уши, друзья, - сказал он. - Сейчас вы кое-что услышите! Динамик продолжал изрыгать потоки звуков - теперь к фанфарам присоединились барабаны. И вот вступил диктор и провозгласил: в эту минуту все радиостанции рейха прервали свои передачи и транслируют Берлин, чтобы каждый немец мог услышать и навсегда запомнить документ, который будет сейчас оглашен. И он стал читать: "Фюрер и имперский канцлер сегодня в присутствии имперского министра иностранных дел Риббентропа принял президента Чехословацкого государства доктора Гаху и министра иностранных дел Хвалковского. По желанию последних на встрече с полной откровенностью было рассмотрено возникшее в последние недели весьма серьезное положение на территории Чехословацкого государства. Обе стороны единодушно выразили свое убеждение в том, что нужно приложить все силы, чтобы в этой части Европы восстановилось спокойствие, порядок и мир. Президент Чехословацкого государства заявил, что он ставит перед собой именно эту цель и в интересах достижения окончательного умиротворения он с доверием отдает судьбу страны и чешского народа в руки фюрера Германской империи. Фюрер принял к сведению это заявление и решил взять чешский народ под защиту Германской империи и обеспечить ему автономное развитие, соответствующее его народной жизни. Документ подписан в двух достоверных экземплярах". Должны были пройти многие годы, чтобы люди на земле получили возможность узнать подробности того, как была предана и продана нацистам Чехословакия. Но и в те секунды, когда диктор читал сообщение, мало кто верил, что на все это чехи пошли добровольно. Даже нацист Иост, всякое повидавший за годы своей адвокатской карьеры и, казалось бы, разучившийся удивляться, и тот не выдержал и расхохотался. - Ну и дела! - бормотал он, ошалело крутя головой. - Ведь вот как все обкручено! - И снова смеялся и доставал платок, чтобы промокнуть выступившие на глазах слезы. Спохватившись, он посмотрел на спутников. Те были серьезны - казалось, внимательно слушают радио. - Господа, - провозгласил он, стараясь, чтобы голос звучал торжественно, - уважаемые господа, сейчас вы присутствуете при историческом событии! Запомните эту минуту. Только что наши заклятые враги чехи преподнесли фюреру ключ от своего дома. Вчера вы видели на дорогах германские танки. Это значит: сегодня они уже там, в гостях у чехов... Нет, черт меня побери, не в гостях - у себя, в своем собственном новом доме, где много хлеба, масла и мяса... И заметьте, все это по доброму согласию, мирно, без единого выстрела. Вот так, господа! Энрико и Саша глядели на него и думали, что теперь война еще на шаг приблизилась к Советскому Союзу и еще больше возросла важность задания, которое они обязаны выполнить здесь, в глубоком тылу нацистского государства... Спустя три дня после описанных событий, вечером восемнадцатого марта, на одном из военных аэродромов Берлина приземлился транспортный "дорнье". Самолет подрулил к дальнему краю летного поля, где уже ждали два вместительных автобуса. Прибывших встречал старший офицер СС. Из самолета выходили мужчины в штатском. Некоторых можно было принять за туристов или коммивояжеров, иные смахивали на ремесленников или крестьян. Стоя у трапа, офицер каждому из них пожимал руку. Люди коротко кивали в ответ и исчезали в автобусах. Высадка была завершена в считанные минуты: никто из пассажиров самолета не имел багажа. Двери автобусов захлопнулись, машины ушли. Так вернулась в Берлин команда специального назначения СД, неделю назад заброшенная в Прагу. В те дни на территории Чехословакии действовали десятки команд СД и абвера. В канун вторжения вермахта в эту страну они занимались выявлением элементов, подлежавших аресту и уничтожению, как только страну оккупируют германские войска, вели разведку, сеяли слухи, панику. Особое внимание было уделено наблюдению за важнейшими промышленными объектами, чтобы предотвратить уничтожение их патриотами, - немцы были кровно заинтересованы в том, чтобы промышленность Чехословакии, особенно военные заводы и электростанции, попали к новым хозяевам целыми и невредимыми. Команде, о которой идет, речь, была определена иная задача. В день, когда Прагу займут германские войска и в город прибудет некое важное лицо, члены команды должны были смешаться с толпой на центральных улицах и зорко следить за тем, чтобы не было предпринято враждебных действий против высокого гостя. В этой команде действовал и Борис Тулин. Утром 16 марта, повинуясь полученному по радио приказу, он вывел группу агентов на Вацлавскую площадь. Части вермахта вступили в город еще накануне, и сейчас на улицах повсюду можно было увидеть немецкие мундиры. Патрули стояли на перекрестках, мерно шагали по обочинам мостовых. На Вацлавской площади войска вытянулись в две длинные шеренги, образовав коридор. В глубине площади была видна боевая техника. Оттуда доносился приглушенный рокот: танковые моторы работали на малых оборотах. И вот появились те, для кого была приготовлена эта встреча, - Гитлер и сопровождавшие его лица. Некоторые были знакомы Тулину. В пассажире одной из машин нацистского кортежа он узнал адмирала Канариса, затем увидел группенфюрера Гейдриха. Ревел военный оркестр. Солдаты взметнули "на караул" винтовки с ножевыми штыками. Тулин стоял в центре площади, тотчас за военным оцеплением. Рядом находилась группа пражан. Люди безмолвствовали. Когда мальчишка лет десяти, взволнованный невиданным зрелищем, вдруг сдернул с головы шапку и что-то закричал, стоявший рядом старик дал ему подзатыльник. Тулин быстро взглянул на старика, запоминая его лицо. По соседству стояли две женщины и еще одни старый человек. Все трое беззвучно плакали - глядели куда-то поверх немецких штыков и вытирали слезы, которые текли у них по щекам. Тулин сжимал в кармане рукоять пистолета, поставленного на боевой взвод, смотрел на этих людей. Ему стало смешно при мысли, что от них-то он и обязан оберегать священную особу Гитлера. Позже, когда самолет взял на борт команду СД и взмыл в воздух, Тулин посмотрел в иллюминатор и подумал, что пригороды Праги напоминают окраины Москвы. И вдруг представил, что по Москве тоже маршируют колонны немецких солдат, а впереди едет в автомобиле Гитлер... Ну что ж, начало положено. Совсем неплохое начало. Дай Бог, чтобы и дальше все шло так же хорошо. Он сделает для этого все, что в его силах. Он не принадлежал к разряду германофилов. Более того, недолюбливал немцев, считая их высокомерными, грубыми и мелочными людьми. Но нынешняя Германия Гитлера - это была единственная сила на земле, способная одолеть большевиков, следовательно, дать ему, Тулину, возможность вернуться в Россию... Автобусы доставили Тулина и его коллег в уединенную усадьбу близ Потсдама. Отсюда семь дней назад они отправлялись в свой чехословацкий вояж. Теперь члены команды СД сдавали одежду и фальшивые документы, которыми были снабжены перед поездкой, переодевались в свои костюмы и пальто. Затем каждому выдали конверт с семьюстами марками - по сто марок за день командировки - и разрешили ехать по домам. Борис Тулин выкатил из гаража свой одноцилиндровый БМВ, запустил двигатель и сел в седло. Сильная мотоциклетная фара хорошо освещала дорогу, и он все увеличивал подачу газа. Не терпелось скорее добраться до дома, до Стефании - за эту неделю он порядочно по ней изголодался. ДЕСЯТАЯ ГЛАВА С точки зрения Йоганна Иоста, церемония открытия берлинского филиала кондитерской прошла вполне успешно. Он находился в центре событий - держал речь перед репортерами, которых первыми впустили в зал и щедро угостили самыми лучшими изделиями, затем принимал и кормил делегацию национал-социалистского союза женщин - эти тоже были не прочь наесться на дармовщину. Когда кто-то из делегаток пожелал познакомиться со вторым владельцем фирмы, Иост пояснил: фрау Диас находится возле кулинаров и кондитеров, заканчивающих выпечку последних партий праздничного ассортимента, в этот ответственный момент она не может оставить без присмотра своих подопечных. Энрико, который тоже был с гостями, охотно поддержал Иоста. Сашу и Энрико вполне устраивало, что в делах предприятия австриец довольно нагло выдвигал себя на первый план. Ровно в полдень, как это было заранее объявлено, распахнулись двери заведения и специально нанятый оркестр грянул увертюру из вагнеровской оперы "Валькирия". К этому времени на улице собралась толпа. Экономика в Германии уже давно была перестроена в соответствии с провозглашенным Герингом лозунгом "Пушки вместо масла", люди сидели на скудном продовольственном рационе, порядком истосковались по вкусной еде. И в кондитерскую хлынули посетители. Иные старались держаться пристойно. Но большинство изо всех сил работали локтями, чтобы быстрее протиснуться к прилавкам, откуда шли дразнящие запахи печеного теста, масла, ванили, корицы... Помещение наполнилось гулом, возгласами. Почти непрерывно звонили кассовые аппараты. Саша вышла из кухни, стала в углу торгового зала и принялась наблюдать. Подошел Энрико. В зале то и дело возникали перебранки, ссоры. Вот господин и дама вцепились в подростка, который словчил и, обойдя очередь, совсем уже пробился к прилавку с пирожными. Парня с такой силой отшвырнули назад, что он грохнулся на пол, задрав ноги в красных полосатых чулках. Рядом оказался шуцман - огрел подростка резиновой дубинкой и пинком выбросил на улицу. Затем полицейский бесцеремонно растолкал очередь. Минуту спустя он уже пробирался к выходу, прижимая к груди большую коробку с пирожными. Толпа провожала его негодующими репликами. - Поразительно, - пробормотал Энрико. - Клянусь святым семейством, не верится, что это воспитанные немцы. - Гляди лучше, если не верится, - сказала Саша. В дверь вливались все новые группы людей. Толпа в кондитерской густела. Те, кому удалось сделать покупку, держали над головой коробки и свертки и прокладывали себе путь к выходу - раскрасневшиеся, потные. В этот будничный день трудовой люд столицы Германии либо стоял за станками и у конвейеров заводов и фабрик, либо отсыпался после ночной смены. Да и далековато было от рабочих окраин Берлина до фешенебельной Александерплац. Поэтому большинство посетителей кондитерской составляла "чистая публика" - обыватели, лавочники. Они-то и показывали себя в полной красе... Появился Иост. Лицо его было мокро от пота. - Уф, - проговорил он, доставая платок и промокая лоб, щеки, - ну и влипли мы с вами, господа. Какой успех, какой успех!.. Да снимите же свои мрачные темные очки, фрау Диас, и взгляните на это поистине вавилонское столпотворение... Нет, я решительно должен быть причислен к гениям коммерции!.. Только подумать, каких усилий мне стоило уговорить очаровательную компаньонку, чтобы она вложила деньги в берлинский филиал! - Ну, я колебалась не слишком долго, - ворчливо сказала Саша. - Я сразу поверила в ваше удивительное чутье, любезный компаньон. Что, разве не так? - Ваша правда. И торжественно заявляю: это только начало. Дайте срок, мы с вами еще не так развернемся!.. Вы тоже оказались на высоте, - Иост дружески подтолкнул Энрико. - Правда, сперва порядком попортили мне нервы, но в конце концов выложили денежки, и немалые! - О двенадцать апостолов! - Энрико нежно обнял Сашу. - Сказать по чести, я был убежден, что совершаю очередную ошибку! Вдруг он почувствовал, как напряглось плечо Саши. Она смотрела на входную дверь. Та вращалась, впуская все новых клиентов. Проследив за направлением Сашиного взгляда, Энрико увидел светловолосую статную женщину с сумкой в руке. - Куда вы?! - воскликнул Иост, заметив, что компаньонка пошла в служебное помещение. - На кухне Бог знает что творится, - сказала Саша, не оборачиваясь. - Энрико, ты мне понадобишься! - И она скрылась в дверях, Иост остался в зале, Энрико нагнал Сашу. - Что случилось? - сказал он. - Вошла женщина. Блондинка в синем плаще... - С клетчатой сумкой? - Да. Знаешь, кто она? Стефания Белявская! Энрико молча глядел на Сашу. - Я не ошиблась!.. - Она... видела тебя? - пробормотал Энрико. - Думаю, что не видела. - Так... - Он прикусил палец, что-то обдумывая. - Не выходи отсюда. Будь возле телефона. И поспешил в зал. Стефания Белявская!.. Энрико хорошо знал эту женщину по рассказам Саши. Мог ли он думать, что она вновь окажется на их пути, да еще в самом центре нацистской Германии! Он медленно приближался к прилавкам, возле которых теснились покупатели. Наконец увидел ее. Подошел и стал рядом. Некоторое время внимательно разглядывал. Энрико мог поступить так: Белявской он был незнаком. Перед ним стояла немолодая, но еще привлекательная женщина, разве что чуть вульгарная: слишком затейливо взбиты рыжие волосы, чрезмерно накрашен рот. Одета со вкусом, по моде: элегантный плащ, дорогой зонт с ручкой слоновой кости, лакированные туфли. Он перевел взгляд на сумку Белявской, из которой торчали покупки. Внимание привлекла коробка - на ней была изображена голова мужчины с намыленными щеками. Кому же куплено мыло для бритья? Можно предположить, что мужу. А супруг этой особы - врач Станислав Белявский. Неужели он тоже находится здесь, в Берлине?.. Энрико прикинул, сколько еще придется постоять в очереди этой женщине. Выходило, что минут десять - пятнадцать. Вполне достаточно, чтобы он успел взять пальто. Четверть часа спустя Энрико шел по улице вслед за Белявской. В кармане пальто лежали ключи от "опеля" - на случай если бы женщину поджидал автомобиль. Но та пошла пешком. Она пересекла центр, на Фридрихштрассе зашла в винный магазин и купила бутылку водки, затем спустилась в подземку. Поездка в метро закончилась в Целендорфе. Здесь, на окраине столицы, было пустынно и тихо. Вдоль мощенных брусчаткой улочек тянулись особнячки и коттеджи, одинаково обвитые плющом, с непременным крохотным газоном за оградой и табличкой с номером дома на ограде, возле калитки. Белявская вошла в один из таких коттеджей - уверенно толкнула калитку, перед этим привычно заглянув в щель почтового ящика, взбежала по ступеням крыльца и ключом отперла дверь в дом. Вскоре Энрико прошел мимо коттеджа, мельком взглянул на эмалированную табличку, запоминая адрес. Итак, Паркштрассе, 11. Телефонная будка была на углу. Он набрал номер и облегченно вздохнул, услышав голос Саши. Несколько минут спустя Саша уже знала улицу и номер дома, к которому необходимо доставить автомобиль. Энрико вышел из будки, неторопливо двинулся по улице. Вновь прошел мимо дома номер 11 и на этот раз заметил за оградой прислоненный к стене мотоцикл. Он должен был побольше узнать о коттедже и его обитателях. Расспросы соседей или прохожих исключались. Оставалось личное наблюдение. Это было сложно: поблизости не имелось пивной или кафе, где можно было бы устроиться возле окна, в которое видна улица, соседние здания. Вот почему ему нужен был "опель": машина - отличный наблюдательный пункт... Не прошло и часа, как в конце улицы показался маленький синий автомобиль. Он проследовал мимо Энрико и свернул в переулок. Две старухи и девочка, прогуливавшиеся по переулку, видели, как элегантный мужчина сел в подъехавшую машину и находившаяся там женщина подставила ему губы для поцелуя. - Совсем распустились девицы, - пробормотала старуха в черном ворсистом пальто. - Готовы делать детей прямо на улице! - И она больно дернула за косицу внучку, которая засмотрелась на целующихся. Прохожие скрылись за углом. Энрико отодвинулся от Саши, в нескольких словах передал то, что успел узнать. - Мотоцикл? - переспросила Саша. - Ты не ошибся? - Накрыт куском брезента. Но я отчетливо видел руль и часть переднего колеса. Кстати, на Фриндрихштрассе она купила бутылку спиртного. Я думаю, здесь и супруг, тот самый врач... - Болезненный, слабый человек. Станет он ездить на мотоцикле! - Кто же тогда? - У нее был и другой. - Погоди. Как его... Тулин? - Да. Энрико задумался. - Ну что же, - сказал он. - Если и Тулин в Германии, то, может быть, даже лучше, что они здесь вдвоем. Теперь уходи! - Осторожнее, Энрико. - Саша приоткрыла дверцу автомобиля. - Не спеши, все хорошенько взвесь. - Уходи, - повторил Энрико. - Постарайся поймать такси. Ночью в гостинице будь у телефона. Помни: я могу задержаться. Саша выбрался из машины. Перед тем как прикрыть дверцу, обернулась: - Номерные знаки забросала грязью. Цифр не видно. - Понял. - Еще: пистолет на месте. Только прошу: не спеши, Энрико! И она ушла. Энрнко включил двигатель, развернул машину и выехал из переулка. Конечно, они рисковали, покинув кондитерскую в первые же часы ее работы. Отсутствие Энрико еще могло пройти незамеченным. Но Иоганн Иост почти наверняка будет искать компаньонку. Однако ничего иного не оставалось. На всякий случай Саша сказала администратору, что почувствовала недомогание, пойдет к врачу, а оттуда - в гостиницу. ...До коттеджа номер 11 по Паркштрассе осталось около пятидесяти метров, когда "опель" приткнулся к обочине. Здесь росли два платана. Густо присыпанные снегом ветви деревьев склонились над тротуаром и частью мостовой. Под ними автомобиль был едва виден. Заглушив мотор, Энрико механически взглянул на часы. Они показывали около шести вечера. Через час стало смеркаться. Кое-где зажглись огни. Засветилось и окно в доме Белявской. В лучах света замелькали косые штрихи - с неба все так же сыпался редкий снежок. Он вылез из автомобиля, двинулся по направлению к коттеджу. Почти совсем стемнело, и сейчас он чувствовал себя увереннее. Счел возможным задержаться у палисадника и рассмотреть дом. Коттедж был невелик, - вероятно, комнаты три-четыре. Труба на скате крутой крыши курилась легким дымком. Энрико потянул носом и почувствовал характерный запах горелого кокса. Он прошел шагов сто и, когда обернулся, почувствовал: что-то изменилось в доме номер 11. Вдруг понял - в окне погас свет. Легли спать? Вряд ли, слишком уж р