ано. Что же тогда? Он заторопился к автомобилю. На полпути к нему увидел, как отворилась входная дверь коттеджа. Первой вышла женщина, стала спускаться с крыльца. Тот, кто появился за ней, задержался у двери. Послышался звон ключей. К этому времени Стефания была уже возле калитки. Спутник нагнал ее, чиркнул спичкой и раскурил сигарету. Сидя в автомобиле, Энрико сунул руку под панель с приборами, где был устроен тайничок, извлек пистолет, переложил во внутренний карман пиджака. Теперь он был готов следовать за Белявской и ее спутником. Но люди вышли из калитки и остановились. Кого-то поджидают? Скорее всего, так и есть. Условились о встрече по телефону, вот и ждут. Энрико напрягал зрение, стремясь возможно лучше разглядеть мужчину. Тот был выше среднего роста, атлетического сложения, судя по манере держаться - далеко не стар. Значит, не муж Стефании, а кто-то другой. И еще один вывод сделал Энрико. Мужчина старательно запер дверь, - значит, в коттедже были только он и Белявская. Не прошло и минуты, как за спиной Энрико послышался рокот мотора, по мостовой запрыгали пятна света. Рокот делался громче, сноп света ударил в багажник "опеля", выхватил из темноты тех, кто стоял на тротуаре. Прежде чем мужчина загородил ладонью глаза, Энрико разглядел его лицо с твердым волевым подбородком. Теперь он не сомневался, что это Борис Тулин. - Вот ты и появился, - пробормотал он. Между тем автомобиль проехал мимо "опеля", притормозил. Послышались возгласы, смех. Энрико видел, как Стефания и Тулин сели в машину. Хлопнула дверь. Автомобиль тронулся. Несколько секунд он размышлял. Ехать за ними? Быть может, остаться и ждать? Вернутся же в конце концов к себе домой эти двое! А два красных огонька все удалялись. Вот-вот скроются где-нибудь за поворотом. И Энрико принял решение. "Опель" резко взял с места. Пивная "Зигфрид" была известна тем, что имела "программу". По вечерам здесь давала представления труппа, состоящая из обычных актеров и лилипутов. Как свидетельствовала реклама, разыгрывались сюжеты из "Песни о Нибелунгах". Посему вход в пивную был платным. Билет стоил довольно дорого, и заведение посещали только люди определенного круга - ремесленники, лавочники, всякого рода маклеры и дельцы. Энрико вошел сюда вслед за Белявской, Тулиным и их спутниками - мужчиной и женщиной в форме офицеров СС. Некоторое время он медлил в вестибюле, причесывался перед зеркалом - ждал, чтобы интересовавшие его люди заняли места в зале. Потом он вошел в зал и устроился за столиком по соседству. Представление было в разгаре. На крохотной сцене располагалось пышное ложе под балдахином с кистями. Здесь находились некая средневековая дама и ее кавалер. Этот последний медленно раздевал партнершу, старательно демонстрируя залу каждую снятую с нее деталь туалета. Дама не менее старательно изображала растерянность и смущение. Зал бурно реагировал. Люди хохотали, топали ногами. Иные протискивались к рампе и что-то кричали актерам, Воздух в зале был сизым от табачного дыма. К запаху табака примешивались "ароматы" разгоряченных тел посетителей, запахи подгоревшего мяса и чеснока... И тут появились карлики. Маленькие черные фигурки с всклокоченными бородами крались к алькову, дико сверкая глазами, размахивая ружьями и кривыми ножами. Зал застонал. Зрители повскакали из-за столиков, заорали, предупреждая любовников об опасности. Обнаженный мужчина спрыгнул с алькова и ринулся на врагов. Дама, на которой сейчас уже ничего не было, последовала его примеру. Началась потасовка. Пока мужчина расправлялся с полдюжиной врагов, несколько других карликов атаковали даму, норовя повалить ее на постель. Та отбивалась, кричала. Но все видели, что сопротивление ее слабеет. А на кровать карабкались все новые черные фигурки. Вот-вот должна была наступить развязка. И тогда два служителя задернули занавес. Зал разразился рукоплесканиями. Дали свет. Вышел служитель и объявил перерыв. Перед Энрико уже давно стояла высокая кружка с пивом. Он не притронулся к ней. Он ничего не ел с самого утра, а пиво, если человек голоден, действует вдвое активнее. Нет, сейчас требовалось, чтобы у него была свежая голова. Зато вовсю пировали за соседним столиком. Там было тесно от напитков и еды. Тулин уже успел опорожнить несколько стаканчиков шнапса, всякий раз запивая спиртное большим глотком пива. Не отставала и Стефания. Перед ней тоже стояли три пустых стаканчика, и она властным движением руки показывала кельнеру, чтобы тот принес еще. Постепенно шум в зале стал стихать. Вскоре Энрико мог расслышать, о чем разговаривали интересовавшие его люди. Обняв соседа и положив другую руку на плечо Стефании, Тулин рассказывал об охоте на медведей. Вот он заставил собеседника встать, присел перед ним и движением руки показал, как ножом вспарывают брюхо медведю. Выпрямившись, он захохотал. Он был сильно пьян - стоял, чуточку покачиваясь, медленно поворачивался и оглядывал зал. Глаза его остановились на рояле, находившемся возле подмостков. Он двинулся к роялю, ногой пододвинул стул. Зал заполнили звучные аккорды. - Русский гимн, - сказала Стефания соседям по столику. - Называется "Боже, царя храни". А Тулин уже бросил играть, стал карабкаться на сцену. Вот он одолел несколько ступеней, обернулся к залу и поднял руки. - Господа! - крикнул он. - Господа, только что вы слопали Чехословакию. Слопали, не подавились, и это приятно моему сердцу. Зал, притихший после того как он сел за рояль, взорвался криками, рукоплесканиями. Тулин стоял на авансцене, балансируя разведенными руками и улыбаясь. Постепенно шум стих. - Говори! - крикнул кто-то из-за спины Энрико. - Продолжай говорить, ты нам нравишься. Тулин попытался шагнуть вперед, но зацепился ногой за рампу и едва не упал. - Господа, - сказал он, - еще раньше вы проглотили Австрию и даже не поперхнулись. А до этого очень и очень хорошо поработали в Испании, И это мне тоже весьма приятно! Зал снова бурно приветствовал оратора. - Я хочу выпить! - заявил Тулин. К нему протянулись руки с пивными кружками. Он покачал головой, поморщился. - Я русский, - сказал он. - Я русский, господа. Так пусть мне дадут водки! Сосед Стефании прошел к сцене и протянул Тулину полный стаканчик. Тот взял водку, движением ладони попросил тишины. - Господа! - Сейчас Тулин кричал, побагровев от натуги, выбросив вперед сжатую в кулак руку. - Я приглашаю вас в Россию. Всех приглашаю - вас, ваши танки, бомбардировщики, все ваше оружие! Я пойду с вами, и вот этими... - он залпом выпил водку, швырнул стаканчик на пол и выставил обе руки с растопыренными пальцами: - Вот этими лапами буду бить, душить всех, кто станет поперек нашей дороги! - Браво! - крикнула Стефания. Все обернулись к ней. Люди, сидевшие за дальними столиками, вставали с мест, чтобы лучше видеть женщину. Она влезла на стол, простерла руки к эстраде. - Борис! - кричала она, пританцовывая от возбуждения. - Браво, Борис! Я пойду с тобой! Я тоже буду стрелять! Стрелять и жечь! Зал неистовствовал. Обыватели ринулись к Стефании, подняли ее и на руках понесли к подмосткам. Дюжина голосов затянула "Хорст Вессель". Некоторое время Энрико наблюдал за этой сценой, потом стал выбираться из зала. Время приближалось к полуночи, когда синий "опель" вновь появился на северо-восточной окраине Берлина. Энрико приткнул автомобиль к нескольким другим машинам, стоявшим за две улицы от нужного ему дома, и дальше пошел пешком. Коттедж номер 11 с темными окнами и припорошенной снегом крышей казался мрачным, таинственным. Снова начал идти снег. Снежинок не было видно в темноте, но Энрико ощущал их на своем лице: щеки покалывало, они покрывались мельчайшими капельками влаги... Он оглядел пустынную улицу и вошел в калитку. Входная дверь, как он знал, была заперта. Попытался открыть окно в боковой стене. Не вышло: оно оказалось запертым изнутри. Двинулся дальше. В противоположной от улицы стене было второе окно и дощатая дверь, - вероятно, выход из кухни. Надавив на дверь, он почувствовал, что ее держит только задвижка или щеколда. Извлек из кармана перочинный нож, раскрыл его, просунул лезвие в дверную щель. Да, это была щеколда. Нож легко поднял ее. Дверь отворилась. Оставив обувь за дверью, он вошел в дом. Он сразу почувствовал характерный запах - будто неподалеку растерли головку чеснока. Шагнув к газовой плите в темноте, пробежал пальцами по вентилям горелок. Один из них был открыт. Завернув вентиль, прошел в комнаты. В спальне кроме деревянной сдвоенной кровати был туалетный столик с зеркалом и платяной шкаф. Он ощупал висевшую в шкафу одежду - несколько платьев и штатских костюмов, наткнулся на мундир. Сперва под пальцами обозначился витой погон, затем "молнии" на одной из петлиц. Так он выяснил, что Борис Тулин является офицером СС. Присев на край кровати, он задумался. Конечно, самое простое - остаться в доме и уничтожить обоих, как только они появятся. Но где гарантия, что сюда не ввалится вся пьяная компания - хозяева коттеджа и их дружки? В этом случае все осложнится. Да и не хотелось бы поднимать руку на людей, которые, строго говоря, еще не являются прямыми противниками. Иное дело - Тулин и Белявская, всеми своими делами поставившие себя вне закона... Как же быть? Он прошел в соседнюю комнату, судя по обстановке, служившую гостиной и кабинетом, затем вернулся на кухню. В комнатах воздух был чист, здесь же запах газа все еще чувствовался. Запах газа... Энрико взглянул в сторону плиты, что-то соображая. Подошел к ней, ощупал вентили. Так и есть - четыре горелки. Пятая, надо думать, в ванной. Ну что ж, вполне достаточно. Вот и окно из кухни выходит на противоположную от улицы сторону. Широкое окно. То, что нужно. А за ним, шагах в пятнадцати, смутно маячит толстое дерево. Надежное укрытие. Оттуда не промахнешься в такую хорошую цель, как большое кухонное окно... Что потребуется еще? Он пошарил по посудной полке, нашел пластиковый стаканчик, сунул его в карман. Ну, кажется, достаточно. Остальное есть в автомобиле. Теперь следует затворить двери в гостиную и спальню: газ должен скопиться на кухне, а не растекаться по дому. В ванной он отвернул кран подачи газа в нагревательную колонку, вернулся на кухню и открыл все четыре вентиля газовой плиты. Помедлил, прислушиваясь к шипению вытекающего газа. По дороге к автомобилю Энрико подобрал два обломка кирпича. Еще несколько минут ушло на то, чтобы из бензобака нацедить горючее в пластиковый стаканчик, проверить исправность зажигалки. Обвязав обломки кирпича кусками сухой тряпки, он взял то, что приготовил, вернулся к дому. Он стоял за древесным стволом, в нескольких шагах от крыльца коттеджа, и ждал. Сейчас он больше всего на свете боялся, что Тулин и Белявская вернутся домой раньше времени - до того, как кухня заполнится газом. Снег перестал падать. Небо начало очищаться от туч. Кое-где проглянули звезды. И ветер поднялся - холодный, сырой, он дул порывами, забирался под пальто, леденил тело. Мучительно хотелось курить. Но он и думать не мог о сигарете. Не смел выйти из укрытия, чтобы чуточку размяться, прогнать холод. Прошло около часа. Он тревожно кашлянул. Скоро должна наступить развязка. Предстоит действовать в полную силу, молниеносно. А у него спина окоченела, колени и ступни налились тяжестью. Еще четверть часа ожидания. Прикинув, что теперь достаточно натекло газу, он вновь вошел в дом. Когда он появился из двери, его глаза горели, по лицу текли слезы. Но он сделал, что требовалось, - перекрыл газовый кран в ванной и три вентиля кухонной плиты. Теперь, если по какой-либо причине операция сорвется, владельцы коттеджа обнаружат только один не завернутый вентиль, А это вполне можно отнести за счет невнимательности хозяйки... Те, кого он поджидал, появились перед самым рассветом. Из машины первым вылез Тулин. Он едва держался на ногах, но все же пытался помочь Стефании. Водитель автомобиля и его спутница глядели на них и хохотали. Кончилось тем, что мужчина оставил руль, вышел на тротуар и стал подсоблять. Общими усилиями Стефанию вытащили. Время шло, а трое на тротуаре все никак не могли расстаться. Тулин лез целоваться с приятелем, Стефания тащила обоих в дом, крича, что у нее есть торт и настоящая русская водка. Гость упирался и твердил, что выпило достаточно, а он еще должен благополучно довести машину до гаража. Наконец ему удалось вырваться, сесть за руль. Автомобиль уехал. Тулин и Стефания, поддерживая друг друга, махали ему рукой. Теперь они были во власти Энрико. Стоя за деревом, он не спускал с них глаз. Тулин отворил калитку, проковылял к крыльцу, извлек из кармана связку ключей, стал перебирать их, отыскивая нужный. Стефания не выдержала - вырвала у него ключи, отперла дверь и вошла. В тот же миг Энрико подскочил к Тулину, ребром ладони нанес удар в горло. Опустив на ступени лестницы потерявшего сознание противника, ринулся в дом. Там коротко вскрикнула Стефания... Вот Энрико вновь появился на крыльце, подхватил Тулина. Втащил его в дом, запер дверь изнутри. Потребовалось немного времени, чтобы перенести на кухню мужчину и женщину и выскочить на воздух. Но перед этим он положил ключи Тулину в карман, извлек оттуда и бросил на пол его зажигалку. Пластиковый стаканчик с бензином и прочее, подготовленное для акции, - все было за стволом дерева, в пятнадцати шагах от дома, прямо перед окном в кухню. Он облил бензином завернутые в тряпицы куски кирпича: если первый зажигательный снаряд погаснет или не достигнет цели, сразу же будет брошен второй. Он заставил себя помедлить с полминуты - ждал, чтобы хоть немного унялась резь в глазах, схлынули слезы. Потом поднял завернутый в тряпку кусок кирпича. Достал зажигалку, поудобнее уложил ее на ладони. Успел подумать, что обязательно надо унести пластиковый стаканчик и второй обернутый в тряпицу обломок кирпича. Палец толкнул рифленое колесико зажигалки. Тряпка вспыхнула. В следующее мгновение Энрико метнул в кухонное окно гудящий бензиновый факел, а сам упал за древесный ствол. Звон лопнувшего стекла утонул в грохоте взрыва. ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА В этот теплый летний вечер замок Вальдхоф и окружающий его парк казались огромной бриллиантовой россыпью - так сверкали и переливались в ночи разноцветные огни иллюминации. Гирлянды лампочек и фонариков были вывешены вдоль аллей, охватывали клумбы цветов, змеились по берегам водоемов. На лужайке перед замком в свете цветных прожекторных лучей били в небо струи воды. Фоном для них, если смотреть из замка, являлась трехметровая огненная свастика, которая медленно вращалась. А сам замок - массивный двухэтажный дом с зубчатыми башнями по углам и центральным шпилем в виде трезубца, на котором был укреплен металлический герб владельца - рука с коротким и широким тевтонским мечом, - сам замок Вальдхоф казался обиталищем колдуна из старых германских легенд... Показался галопирующий всадник. Осадив коня возле крыльца, он спрыгнул на землю и, передав поводья груму, широким шагом направился в замок. Это был хозяин Вальдхофа - Теодор Тилле. У входа в замок стоял камердинер - атлетического сложения человек во фраке и с белым цветком в петлице. Он вопросительно смотрел на хозяина. - Можно выключить, - сказал тот. - Все сделайте сами, будку с рубильниками заприте, ключ спрячьте. И не спускайте с меня глаз, когда все соберутся. Вы поняли? Камердинер молча поклонился. - А где Андреас? - Молодой господин у себя, - сказал камердинер. - Он в ванной. Скоро начнет одеваться. Тилле кивнул камердинеру и вошел в дом. - Конрад! - вдруг позвал Тилле. Камердинер встрепенулся и поспешил в замок. Из центра просторного холла вели на верхний этаж две массивные лестницы. Тилле стоял на левой лестнице, наклонившись через широкие перила. - Конрад, - сказал он, когда камердинер подошел к лестнице, - напоминаю, чтобы репортерам не мешали, если они проникнут на празднество. Камердинер поклонился. Потом он прошел к будке электрика и выключил несколько рубильников. Иллюминация в парке погасла. В это время Тилле миновал кабинет, библиотеку и спальню сына, занимавшие все левое крыло верхнего этажа замка, толкнул дверь в ванную. Тилле-младший только что вылез из ванны, растирался мохнатой простыней. В зеркале было видно, как отворилась дверь и вошел отец. Не оборачиваясь, Андреас Тилле развел руки в стороны, с силой согнул их в локтях и сжал кулаки. На руках вспухли округлые бицепсы. - Ну? - сказал он. - Неплохо, малыш. - Папаша шутливо ткнул его кулаком в спину. - Совсем неплохо, вполне годишься, чтобы встать у резиденции фюрера вместо любого из двух бронзовых атлетов - с мечом в руке или с факелом, как тебе больше понравится1... Но шутки в сторону, оденься и как следует осмотри дом. Не упусти ни единой мелочи, в конце концов, сегодня ты здесь хозяин. Ты, а не я. 1 Скульптуры, установленные у главного входа в новую имперскую канцелярию в Берлине. - Хозяин лишь до двенадцати часов ночи... - Не пытайся возражать. В двенадцать ты уедешь в Берлин. Утром я присоединюсь к тебе... Ну, марш! - А это правда, что фюрер держал меня на руках? - вдруг спросил Андреас. - Правда. - Сколько же мне было? - Три года. - И он спас меня? - На улице шел бой. Каким-то образом ты оказался на мостовой. Люди метались из стороны в сторону. Кругом гремели выстрелы... Да я сто раз рассказывал об этом! - Погоди!.. Как же случилось, что нас разъединили? Где в тот момент был ты? - Толпа, напуганная выстрелами, устремилась на нас, когда мы шли по тротуару, сбила меня с ног... Больше я ничего не помню. Очнулся, когда рядом стоял фюрер. Он держал тебя на руках и помогал мне подняться с земли. - А кругом стреляли? - Грохот был такой, что у тебя долго болели уши. Я истратил уйму денег на врачей. Расплачивался с кредиторами почти полтора года. - Но у меня ничего не осталось в памяти... - Юноша наморщил лоб, затряс головой, - Хоть какое-нибудь воспоминание!.. - Ты был слишком мал. Достаточно, что у меня память в порядке. - А фюрер... Он помнит? - В прежние годы он не раз рассказывал об этом, называл твое имя. А сейчас у фюрера столько забот... Не будем нескромны, Андреас, нельзя докучать великому человеку... Тилле-старший кривил душой. Сегодняшний праздник в честь шестнадцатилетия сына он затеял с единственной целью - напомнить Гитлеру о том, что существует на земле Теодор Тилле, который в трудное для него, фюрера, время не стоял в стороне, помог ему, быть может, даже вызволил из беды, спас... А юноша продолжал расспросы. Теперь его интересовало, очень ли был беден отец в то далекое время. - Я же говорил, - ответил тот, - объяснял, что влез в долги и полтора года расплачивался с кредиторами. - Но сейчас мы богаты? Отец мог бы ответить: "Да, очень". Но он пожал плечами и заметил, что семья прочно стоит на ногах, только и всего. Андреасу не надо беспокоиться за будущее. - Тебе помог фюрер? Тилле-старшему и на этот вопрос полагалось бы дать утвердительный ответ, ибо Гитлер расплатился с ним весьма щедро. Однако он предпочел произнести туманную фразу, из которой можно было понять, что фюрер помогает всем, кто этого заслуживает. Затем Теодор Тилле направился в свои апартаменты и влез в ванну. Вода оказалась нужной температуры и в меру сдобренной ароматическими эссенциями. Специальные щетки с длинной ручкой, чтобы можно было потереть между лопаток, комплект губок, мыло и шампуни - все это находилось на месте, под рукой. Одним словом, порядок, который Тилле самолично разработал и ввел в доме, этот порядок неукоснительно соблюдался. Убедившись в этом, он блаженно прикрыл глаза и погрузился в воду до подбородка. Из головы не лез разговор с сыном, его расспросы о фюрере. Тилле усмехнулся, представив, как выглядел Гитлер в далеком 1923 году. В ту пору ему было не до спасения ребенка. Выплыть бы самому, удержаться на поверхности, добраться до берега и столкнуть в воду противников - вот что владело помыслами будущего фюрера. Тогда-то и была задумана акция, которую потом остряки назвали "пивным путчем". Для путча необходима была хоть какая-нибудь аудитория, полагал Гитлер. Он выступит перед ней с речью, зажжет сердца людей, поведет толпу за собой. Такой случай представился 8 ноября. В тот день в мюнхенской пивной "Бюргерброй" собрались обыватели, чтобы послушать речь профсоюзного деятеля, посудачить, напиться пива и разойтись. И вот в зал врывается Гитлер, которого сопровождают два десятка вооруженных штурмовиков. У него горят глаза, всклокочены волосы. Вскочив на стул, он стреляет из револьвера в потолок. В это же время штурмовики устанавливают у выхода пулемет. Зал ошеломлен, ничего не может понять. А Гитлер уже возле трибуны. Навстречу спешит полицейский офицер. Он преграждает путь, держа руку в кармане. Гитлер бледнеет от страха, но успевает приставить револьвер к виску полицейского: "Руки вверх!" Оказавшийся поблизости второй полицейский отводит его руку с оружием. А потом произошло чудо: полицейские отпустили Гитлера. Тот устремился к трибуне, которая была свободна - предыдущий оратор удрал от греха подальше. "Национальная революция началась! - кричит Гитлер. - Со мной шестьсот человек, вооруженных с ног до головы... Казармы рейхсвера и полиции заняты нами; рейхсвер и полиция уже идут сюда под знаменем свастики". Все это было вранье. Но завсегдатаи "Бюргерброя" поверили. Так начался пресловутый "пивной путч". А вот как он завершился. Наутро, когда Гитлер и Людендорф вывели на улицу обманутых ими людей (им было объявлено, что низложен президент республики, а также имперское и баварское правительства), полиция перегородила узкую Резиденцштрассе и стала стрелять. Путчисты попадали на землю. Как только огонь прекратился, Гитлер вскочил на ноги и удрал, хотя незадолго до этого публично клялся, что "грудью встретит вражеские пули". Все это стало широко известно. Насмешкам не было конца. На голову незадачливого вождя нацистов они сыпались со всех сторон и, конечно, со страниц прессы - авторы фельетонов и карикатуристы вовсю упражнялись в остроумии. Надо было что-то делать. И тут на помощь пришел Теодор Тилле. Он был рядом с фюрером, когда тот начинал свою акцию в "Бюргерброе", был и в числе демонстрантов утром 9 ноября, хотя из предосторожности держался на почтительном расстоянии от головной группы шествия. Что же предпринял Тилле? В первую очередь встретился с Еленой Бехштейн1 и так разжалобил сердце престарелой дамы, что та немедленно внесла кругленькую сумму в партийную кассу нацистов и вдобавок объявила себя приемной матерью Адольфа Гитлера. Это давало ей возможность навещать Гитлера в тюрьме - через два дня после провалившегося путча полиция посадила будущего фюрера в Ландсбергскую крепость. 1 Супруга известного фабриканта роялей, ярая сторонница нацистов. Но все изложенное не могло идти в сравнение с той главной услугой, которую Тилле оказал фюреру после его выхода на свободу. В один прекрасный день Гитлер поднялся на трибуну пивной "Левенброй", ведя за руку мальчика. Выждав, чтобы в зале стало тихо, он поведал собравшимся трогательную историю о том, как подобрал этого ребенка у стен Фельдхернхалле2 в день путча и на руках вынес из-под обстрела. 2 Здание-памятник германским полководцам в Мюнхене. В зале бешено зааплодировали - сперва Герман Геринг, Рудольф Гесс, Эрнст Рем, Рейнгард Гейдрих и другие коллеги оратора, затем все присутствующие. Рукоплескания смешались с криками восторга и здравицами в честь "вождя нации". Теодор Тилле хлопал в ладоши и кричал вместе со всеми. Гитлер, который неподвижно стоял на эстраде, прижимая к себе мальчика, встретился с ним взглядом и чуть наклонил голову. Он благодарил своего верного паладина: ребенок, который стоял на эстраде рядом с фюрером, был сын Теодора Тилле - Андреас. Наутро пронацистская пресса напечатала подробные отчеты об эпизоде в пивной "Левенброй", поместила десятки фотографий Гитлера и "спасенного" им мальчишки. Не остался в стороне и Теодор Тилле. Он охотно раздавал интервью, в которых свидетельствовал: все было так, как рассказывал Адольф Гитлер. В последние дни января 1933 года нацисты в союзе с другими реакционными силами страны привели к власти своего лидера Адольфа Гитлера. Он стал канцлером - главой Германского государства. Несколько дней спустя новый канцлер встретился с наиболее близкими ему людьми на уединенной вилле. Был вьюжный вечер, порывы ветра раскачивали деревья в парке, ветви вязов и буков стучали в окна просторного холла. В такую пору особенно хорошо чувствуешь себя возле камина, если в нем жарко горит огонь. Обстановка настраивает на мирный лад, человека тянет к воспоминаниям... Камин в холле был разожжен, пламя жадно пожирало все новые порции угля, который щедро подбрасывал Теодор Тилле. На низком широком столике имелось вдоволь пива и бутербродов. Словом, была вполне подходящая обстановка, чтобы хлопали пробки, произносились спичи... Однако присутствующим было не до сантиментов. Нацисты могли удержаться у власти, только подавив, а точнее, истребив своих идейных противников, прежде всего коммунистов. Сейчас обсуждался кардинальный вопрос: как разделаться с КПГ, влияние которой росло в стране день ото дня, а заодно и с иными прогрессивными организациями. Геринг высказал мнение, что хорошо бы обвинить коммунистов в крупном преступлении, поднять шум я прессе и по радио, взбудоражить обывателей при помощи блоклейторов1. Разумеется, коммунисты не замедлят ответить на предъявленные им обвинения. Борьба выплеснется на улицы. А это уже повод, чтобы в дело вступили штурмовики и полиция. 1 Квартальные уполномоченные нацистской партии. Гитлер досадливо дернул плечом, заметив, что это не решение вопроса. Обычной акцией - убийством или, скажем, взрывом - здесь ничего не добьешься. Преступление должно быть таким, чтобы у людей кровь в жилах заледенела. Но, по всем признакам, это невыполнимо. На разработку и проведение акции таких масштабов требуется время. А его нет: в марте должны состояться выборы в рейхстаг и ландтаги земель. Если до этого не разделаться с коммунистической партией, положение резко осложнится. Никто не знает, каким будет соотношение сил в стране после выборов... Теодор Тилле как раз подбрасывал в камин очередную порцию угля. При последних словах фюрера он вздрогнул, всем корпусом повернулся к нему. - Что такое? - спросил Гитлер, глядя на приятеля. - Пожар! - пробормотал Тилле и показал на камин. Гитлер снова посмотрел на него, на этот раз уже с опаской. Он даже несколько отодвинулся в сторону. - Пожар, - повторил Тилле. - Нужен пожар. Большой пожар в центре Берлина. Чтобы пылал, как этот камин, долго - час, два часа, десять часов. Чтобы все были убеждены: пожар - дело рук коммунистов, заклятых врагов нации! В доме стало тихо. Все молча смотрели на Теодора Тилле. А тот, выговорившись, почувствовал усталость, спад. Сидел опустив голову. И вдруг услышал, как кто-то крикнул: "Пусть горит рейхстаг!" Был ли это Геринг или кто-то другой, Тилле так и не узнал. Да это не важно, кто первый крикнул, что поджечь надо рейхстаг. Главное, что отыскался нужный объект - одно из красивейших зданий столицы, едва ли не реликвия государства. Такой пожар наделает шуму - уж в этом можно не сомневаться. Так был вынесен приговор германскому рейхстагу. 27 февраля нацисты привели в исполнение этот приговор. Вот первое сообщение о пожаре, составленное и распространенное ими по всему миру. "В понедельник, около 21 часа 15 минут вечера, пожарная команда была вызвана в рейхстаг, где в части здания с куполом возник пожар. По вызову пожарная команда направилась туда с машинами 10 берлинских пожарных постов. На место пожара явился большой отряд шупо2 и оцепил на большом расстоянии здание рейхстага. Прибывшие пожарные команды нашли большой золотой купол рейхстага охваченным пламенем. Вся окрестность была залита дождем искр. Пожарная команда и полиция немедленно проникли в рейхстаг, и здесь им удалось задержать человека, который открыто признался в поджоге. Он заявил, что принадлежит к Нидерландской коммунистической партии". 2 Полицейские. Рейхстаг пылал, а отряды штурмовиков мчались на машинах во все концы города, включив полицейские сирены. У каждого отряда имелись списки коммунистов, которых полагалось немедленно схватить и убить или бросить в тюрьмы и концлагеря, спешно создаваемые под Берлином и в ряде других мест. В первый же день была арестована вся коммунистическая фракция рейхстага, а также большинство прочих левых депутатов и журналистов, многие тысячи членов коммунистической партии. Спустя неделю количество арестованных уже исчислялось десятками тысяч. В это ответственное время Тилле делал важную работу. Он возглавлял группу штурмовиков, носился с ними по городу, забыв о еде и отдыхе. Судьба была благосклонна к нему. Случилось так, что один из арестованных антифашистов не выдержал допросов с избиениями и назвал адрес, по которому скрывалось несколько коммунистов. Тилле не промедлил, успел обложить этот дом. В его руки попало семеро мужчин и одна женщина. Трое из них оказались членами ЦК компартии страны, женщина - помощницей самого Эрнста Тельмана. О поимке важных противников и о том, кто руководил операцией по их захвату, в тот же день стало известно Гитлеру - Тилле и здесь все сделал как надо. Назавтра он был приглашен к фюреру и обедал у него. Когда он покинул рейхсканцелярию, у него сияли глаза. Впервые в жизни он стал владельцем недвижимости: имперское правительство подарило ему замок с угодьями - тот самый, в котором сейчас должен был состояться праздник в честь дня рождения Андреаса. ...Теодор Тилле вылез из ванны, докрасна растер тело простыней. Мысленно он все еще был в удивительном 1933 году. Удивительном и щедром: тогда кроме замка он получил еще некую сумму денег и чин штурмбанфюрера СС с золотым партийным значком в придачу. Вот так было пять лет назад. Теперь же многое обстояло иначе. Последние годы он вел себя тихо, не лез вперед, и о нем стали забывать. Недавно, когда фюрер устроил большой прием по поводу аншлюса Австрии и состоявшегося вслед за тем плебисцита, в результате которого нацисты получили преимущество, Теодору Тилле даже не прислали приглашения. Надо было действовать, напомнить о себе. Поразмыслив, он решил, что хороший повод для этого - предстоящий день рождения сына. Вот он и отметит шестнадцатилетие Андреаса. Закатит праздник, да такой, чтобы о нем заговорил весь Берлин... Он направился в спальню и стал одеваться. Вот-вот должен был начаться съезд гостей. ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА Рейнгард Гейдрих прибыл на службу с некоторым опозданием. С рассвета и до девяти часов утра он находился за городом, где пробовал спортивный "хорх" новой модели, специально доставленный с завода в Берлин, чтобы давний покровитель фирмы и опытный автомобилист Гейдрих мог оценить машину и сказать свое слово. Машина понравилась: легко набирала скорость за полтораста километров, хорошо "держала дорогу" и вписывалась в повороты; особенно удачны были подвеска и тормоза новой системы. Словом, Гейдрих вернулся в город в отличном настроении. Как всегда, он начал рабочий день с просмотра обобщенных разведсводок о положении в стране и за рубежом и сводки криминальной полиции о важнейших происшествиях за ночь. Гейдрих читал сводки и мрачнел. Если обстановка в Австрии не вызывала опасений, то иначе обстояли дела в новом имперском протекторате Богемия и Моравия. Нет, пока здесь не доходит до вооруженных выступлений или иных акций против немцев. Но ежедневно десятки и сотни молодых чехов тайно покидают страну. Куда же они направляются? В сводке подчеркивалось: эмигрируют в Великобританию, где обосновались бывшие правители Чехословакии. А это означало, что со временем там возникнут военные формирования из числа беженцев и что в конце концов они обратят оружие против Германии. А в самом протекторате продолжает действовать коммунистическая партия, казалось бы разгромленная и обезглавленная уже в первые дни оккупации. В сводке указывалось: по последним сведениям, создан новый подпольный ЦК чешской компартии... В разведсводке по Германии главной неприятностью было сообщение об усилении активности антифашистов на заводах концерна АЭГ и Мессершмитта в Аугсбурге. Один экспериментальный истребитель, оборудованный секретной новинкой - взлетным ускорителем, взорвался во время испытательного полета. Эксперты еще не закончили расследование, но есть основания полагать, что причина катастрофы - диверсия. Третья сводка, подписанная шефом 5-го управления РСХА (криминальная полиция) группенфюрером СС и генерал-лейтенантом полиции Артуром Небе, была не лучше первых двух. Она начиналась с сообщения о раскрытии в Берлине двух притонов гомосексуалистов, которые посещали некоторые видные особы... Гейдрих отложил сводку, вызвал секретаря и приказал принести кофе. Следовало отдохнуть и привести в порядок мысли, перед тем как заняться делом, которое вчера поручил ему Гитлер. Он не признавал крохотных чашек, которых хватает на один глоток. Здесь у его личной служанки хранилась объемистая фарфоровая кружка с надписью внутри, на донышке: "Моему хозяину", подаренная группенфюреру супругой. Шефу РСХА кофе подавалось только в этой кружке. К тому же заваривался кофе особым способом - электрический нагреватель раскалял очищенный морской песок в жаровне, а уж в этот песок вставлялась кружка... Итак, кофе был принесен. Гейдрих отхлебнул из кружки и причмокнул от удовольствия. И здесь коротко прогудел зуммер телефона прямой связи с Артуром Небе. Шеф криминальной полиции доложил о важном происшествии, которое случилось на рассвете и потому не попало в сводку. Речь шла о взрыве газа в коттедже. Мужчина и женщина, хозяева дома, сгорели, коттедж разрушен. Группа расследования, составленная из лучших специалистов, еще продолжает работу, но уже можно сказать, что, по-видимому, имел место несчастный случай: владельцы дома и их приятели отправились в ресторан, в спешке был оставлен открытым кран одной из конфорок газовой плиты. Несколько часов спустя хозяева вернулись, попытались включить свет или зажечь спичку... - Мой милый Небе, - прервал собеседника Гейдрих, - за каким дьяволом вы рассказываете все это, да еще с такими подробностями? Мало ли у нас ротозеев? Погибли два пьяных идиота - так им и надо! Или у вас нет более важных дел? - Это были ваши люди, группенфюрер... - Что-о? - вскричал Гейдрих. - Кто такие? - Двое русских. Некие Борис Тулин и Стефания Белявская. Говорят, что оба... - Стоп! - Гейдрих встал. - Вот что, Небе, вы лично отвечаете за расследование. Эти люди делали важную работу. Они действовали против России. Вы понимаете меня? - Этого я не мог знать, шеф. - Знаете теперь! Учтите: все может быть не так просто, как показалось на первый взгляд. - Понял, группенфюрер. - Держите меня в курсе. Я жду новостей. И Гейдрих положил трубку. Его взволновал не сам факт гибели двух работников службы безопасности. Тем более что их уже нельзя было посылать в Россию, а для иных дел особой ценности они не представляли. Беспокоило другое: что если приглашение Тулина и Белявской на выпивку, взрыв и пожар - не стечение обстоятельств, а спланированная акция? Не могло ли быть так, что смерть Тулина и Белявской - ответный удар советской разведки? Быть может, к акции причастна одна из групп Сопротивления, которые, как это известно СД, возникают в разных концах страны, ищут связи и помощи у зарубежных противников нацизма?.. Отложив сводки, шеф РСХА вернулся к кофе. Теперь он думал о предстоящей беседе с человеком, который, вероятно, уже прибыл и дожидается в приемной. Рука Гейдриха скользнула в ящик стола и извлекла пачку фотографий. Карточки были сделаны в ночную пору. Лица людей, освещенные сильными дуговыми лампами, контрастировали с глубокой чернотой фона... Снимки выполнил секретный сотрудник СД. Они изображали обнаженных мужчин и женщин, скачущих на неоседланных лошадях по празднично иллюминированной аллее. На голове у всадников были тевтонские рогатые каски. Конники сжимали в руках бутыли или фляги. Вчера Гейдрих показал эти фотографии Гитлеру, когда докладывал о делах. Внимание Гитлера привлек снимок, запечатлевший такой эпизод: здоровенный мужчина с плечами и грудью, заросшими волосами, перетаскивает к себе на лошадь всадницу, галопирующую рядом, тоже совсем обнаженную. Фоном для этой пары служила огромных размеров светящаяся свастика и причудливо изгибающиеся струи фонтана. - Где это было? - спросил Гитлер. - В имении Теодора Тилле, мой фюрер. Оргия продолжалась всю ночь. Четверо гостей отправлены в больницу: травмы в результате падения с лошадей. Далее Гитлер спросил, когда состоялось празднество и по какому поводу. Гейдрих все объяснил. - Очень жаль, - сказал Гитлер и покрутил головой. - Мальчишке не следовало глядеть на такие вещи. Пригласите Теодора Тилле и сделайте ему внушение. Я знаю этого человека. Думаю, простого внушения будет достаточно. - Мальчик ничего не видел, - заметил Гейдрих. - Отец заблаговременно отослал его в Берлин. - Вот как! Это меняет дело. В таком случае старину Теодора не в чем упрекнуть. В конце концов, каждый развлекается, как умеет. Теодор Тилле старый член СС. А я не намерен превращать СС в монастырь. У вас иное мнение? Гейдрих поспешил кивнуть в знак того, что целиком разделяет точку зрения фюрера. Он уже сложил бумаги в папку, собирался сунуть туда же и фотографии, как вдруг отворилась дверь. Вошел Гюнше - личный адъютант Гитлера, исполнявший также обязанности камердинера и лакея. Это был самый доверенный человек правителя третьего рейха. - Письмо, мой фюрер, - сказал Гюнше в ответ на вопросительный взгляд хозяина. При этом он улыбнулся, как бы поясняя, что письмо необычное и он, Гюнше, поэтому-то и осмелился войти в кабинет, когда фюрер не один. Гитлер взял конверт, вынул из него сложенный лист бумаги. При этом на стол выпал банковский чек. "Тысяча марок", - определил Гейдрих, скользнув взглядом по документу. Между тем Гитлер читал письмо, надев очки, чего, кстати говоря, никогда не делал при посторонних - полагал, что очки повредят его престижу. На двух страницах автор письма клялся в любви и преданности фюреру, который когда-то спас ему жизнь. Теперь, став взрослым ("недавно мне исполнилось шестнадцать лет"), он мечтает об одном: отдать все силы и саму жизнь во славу фюрера и империи. А пока что передает в распоряжение главы партии и государства все сбережения, которые накопил с первых лет своей жизни. Гитлер прочитал письмо сперва про себя, затем вслух. - Славный юноша, - сказал Гейдрих, когда увидел, что Гитлер достал платок и старательно вытирает глаза. - Кто он? Надо будет запомнить его имя. - Мальчика зовут Андреас, - сказал Гитлер, - Андреас Тилле. Старый национал-соц