иалист и наш добрый друг Теодор воспитал хорошего сына. При этом он выразительно посмотрел на стопку фотографий. Гейдрих пометил в своем блокноте. Но сделал это только для вида. Он все понял, еще когда Гитлер читал первые строчки письма. Ведь это он, Гейдрих, в свое время разработал легенду о том, что в день "пивного путча" фюрер спас жизнь незнакомому мальчишке - вынес ребенка из-под огня полиции. А придумав это, подобрал исполнителей и затем осуществил сам спектакль. Не обманывался он и относительно причин, по которым было написано сегодняшнее письмо Андреаса. Он мог бы прозакладывать голову, что "сыновнее послание фюреру" продиктовал Тилле-старший. Между тем Гитлер справился со слезами и теперь прохаживался по кабинету. Гейдрих сидел и ждал. Он знал, чем все это кончится Растроганный фюрер прикажет, чтобы преданного нациста пригласили, поинтересовались его нуждами, делами.. Что же, все к лучшему. Бесспорно, Тилле-старший - ловкач. А СД и полиции безопасности всегда нужны люди способные творчески мыслить, добиваться своего, перешагивать через любые препятствия. И он уже прикидывал, где лучше всего использовать Теодора Тилле... Вот как все обстояло вчера в кабинете Гитлера. За истекшие сутки Гейдрих все обдумал, взвесил. Теперь приглашенный прибыл и ждет аудиенции. Что ж, за дело! Войдя в кабинет группенфюрера, Тилле отсалютовал "приветствием Гитлера" и остановился. Его пригласили сесть, угостили коньяком и кофе. Гейдрих был предупредителен и любезен. Некоторое время разговор вертелся вокруг малозначительных тем. Затем хозяин кабинета спросил: правда ли, что партейгеноссе Тилле долгое время жил в Южной Америке? - Правда, - пробурчал Тилле и настороженно взглянул на собеседника. Если человека вызвал шеф службы безопасности, значит, предварительно изучил его прошлое. Так какого же черта Гейдрих темнит, прикидываясь, что чуть ли не впервые видит сидящего перед ним посетителя! Будто не осведомлен в том, что его, Теодора Тилле, хорошо знает сам фюрер! Но Тилле сдержался. Он сообщил, что родился в тех местах, провел в Америке детство и юность. - А потом, - продолжал Тилле, - вместе с Рудольфом Гессом, который тоже из наших краев, мы сели на корабль и пересекли океан, чтобы навсегда поселиться на земле предков и лучше служить нации. Он не без основания полагал, что имя Гесса, заместителя Гитлера по партии, произведет должное впечатление. Гейдриху был известен и этот факт из биографии Тилле. Он тепло улыбнулся гостю, подлил ему коньяку, пододвинул коробку с сигаретами. - Где именно вы родились? - последовал новый вопрос. При этом Гейдрих поглядел в глаза собеседнику, и Тилле стало не по себе от тяжелого, щупающего взгляда главы РСХА. - Мамаша произвела меня на свет в Колумбии. Я вылупился из яйца в сотне миль от Боготы, на отрогах Восточных Кордильер - там находилась асьенда1 моих родителей. Данное событие произошло в последний день августа первого года нынешнего столетия в двадцать часов сорок три минуты. Секунды я опускаю... 1 Поместье. Тилле шутил, пытаясь избавиться от странного состояния неуверенности и тревоги, которое вдруг возникло у него в этом кабинете. Гейдрих улыбнулся - одними губами, тогда как лицо оставалось неподвижным, - и спросил, имеются ли у Теодора Тилле родные в других странах. - Только сестра, - последовал ответ. - Одна сестра, да и то не родная. Дочь моего дяди... - За пределами Германии? - Да. - Где именно? - Была в Соединенных Штатах. - Была... Как это понять? - До середины двадцатых годов дядя жил в Калифорнии, затем подписал контракт с русскими и уехал в Россию. - Уехал один или с семьей? - В Россию отправились все - он, жена, дочь. Контракт был подписан на пять лет. Вот он и поехал с семьей. Когда истек срок контракта, дядя вернулся в Калифорнию. - Что делал в России ваш дядя? - Он был инженером. Специализация - строительство заводов нефтяной химии. В России сперва наблюдал за сооружением крупного нефтеочистительного завода, затем налаживал на нем производство. - Где он теперь? - Увы, умер несколько лет назад. Вскоре за ним последовала жена. - Дочь? - Жива. Точнее, была жива еще год назад... я давно не имею вестей от кузины. - У вас с ней неважные отношения? Ссора? - Нет, здесь другое... - Тилле сглотнул ком. - Видите ли, она осталась в России. - Осталась в России, - бесстрастно повторил Гейдрих. - Почему? Тоже подписала контракт? - Ну что вы! О каком контракте речь! Эта особа ничего не умеет. Глупа как пробка. Вдобавок взбалмошна и своевольна. - Что же тогда? - Она выскочила замуж, вот что. - Кто же супруг вашей кузины? - Какой-то кавказец. - Так они там и живут, в России? Где именно? - Год назад жили в Баку. - Вот как... - задумчиво проговорил Гейдрих. - А чем он занимается, этот ваш родственник? - Вовсе он не мой! - Тилле обиженно дернул плечом. - Я и в глаза не видел этого типа. Известно лишь, что он инженер, был заместителем моего дяди. - А знаете, это интересно. - Гейдрих прошелся по комнате. Вновь подсев к гостю, наполнил его рюмку: - Можно предположить, что человек, работавший заместителем крупного иностранного специалиста, после отъезда этого специалиста имеет шансы занять его пост. - Все так и есть, группенфюрер, - сказал приободрившийся Тилле. - В своем последнем письме эта женщина хвастала, что супруг назначен главным инженером завода. - Она не так уж глупа, любезный Тилле. Удивлены? Ну что ж, поясню свою мысль. Ведь ваша сестра скрыла от советских властей, что у нее есть брат в Германии и что он - нацист. - Почему вы так думаете? - Сами прикиньте! - А ведь вы правы, - сказал Тилле. - Конечно, она скрыла это. Иначе русские не назначили бы мужа на столь высокий пост! - Именно так, любезный Тилле. - Теперь я начинаю понимать, почему письма из России шли в адрес нашей престарелой тетки. А уж она передавала их мне. - Ну вот, все встало на место. Вы зря недолюбливаете свою далекую кузину... Как вы сносились с ней? - Сказать правду, остерегался писать в Россию. Этим занималась тетка. Но и она писала весьма редко. За все время пять или шесть раз. - Упоминалось ли в письмах ваше полное имя? - Ни разу. От меня тетка имела строгое указание на этот счет. - Очень хорошо. Гейдрих нацедил себе сельтерской воды, посмотрел сквозь бокал на свет и заметил гостю, что вот так же бурлит и клокочет планета Земля. Имеется в виду реакция дипломатических кругов и мировой прессы на известные действия Германии в последнее время - в Австрии и Чехословакии. Сделав паузу, он взглянул на Тилле. Тот сидел, уставясь в угол комнаты, и молчал. - Все это только начало, проба сил рейха, - продолжал Гейдрих. - Достигнутое не идет ни в какое сравнение с тем, что намечено и предстоит свершить в ближайшем будущем. Перед нацией стоят задачи огромной важности. Решив их, немцы станут хозяевами Европы. И не только Европы... - К чему вы все это, группенфюрер? - недовольно сказал Тилле. - Пытаетесь прощупать меня? Но мы с вами птицы из одного гнезда! Гейдрих выпил бокал, пожевал губами. Он хотел ответить: "Хорошо, что ты напомнил о себе и что всплыла история с этой твоей кузиной и ее мужем". Но сказал другое: - Вчера я долго беседовал с фюрером. Он принял решение укрепить нашу службу. И первым назвал ваше имя. Гейдрих встал. Поднялся и Тилле. - Это связано с заграницей? - спросил он. - В какой-то степени да. Надеюсь, вы не против? - Против? - вскричал Тилле и стиснул кулаки. - Я горд, счастлив, черт меня побери!.. Ах, глупец, и зачем только я притащился сюда! - Что все это означает? - строго сказал Гейдрих. - Извольте объясниться! - Означает, что я предвидел, чем закончится разговор. Не зря же вы так подробно выспрашивали меня про Южную Америку. Теперь я буду послан консулом в какую-нибудь вшивую провинцию за океан. Как же: заграничная работа, особое доверие, почет, честь!.. На деле же буду делать третьесортную работу вдали от родины, пока не подохну от какой-нибудь экзотической хвори или пули наемного убийцы... И все потому, что осмелился напомнить о своем существовании. Будто не я сто раз вставал под огонь за фюрера и нацию... Дурень я, дурень: возомнил, что на старости лет заслужил солидный пост в партии или, скажем, в СС. Боже, вот ведь как ошибаются люди! Закончив этот горестный монолог, Тилле сел, достал платок и шумно высморкался. Сейчас он и сам верил, что забыт, обойден, едва ли не обворован. Гейдрих смотрел на него с улыбкой. Он видел, что Тилле ждет ответа, умышленно затягивал паузу. Тилле прекратил наконец возню с платком, с мрачным видом стал выбирать сигарету. - Погодите! - Гейдрих прошел к шкафу, стоящему за письменным столом, вернулся с ящиком сигар. - Попробуйте, - сказал он и раскрыл ящик перед Тилле. - Эти сигары я держу для самых уважаемых гостей. Смею думать, они вам понравятся. Тилле раскурил сигару, не подняв глаз. Она и впрямь была хороша. Наблюдавший за ним Гейдрих удовлетворенно кивнул, прошел к тому же шкафу и принес новую коробку, вдвое большую. - Это подарок, - сказал он, ставя коробку на стол, - Здесь две дюжины точно таких же. Тилле глядел на коробку и молчал. - Спасибо, - наконец пробормотал он. - Не стоит, -Гейдрих поставил на стол модель танка размером со спичечный коробок. Танк немедленно пришел в движение - рассыпая искры из ствола пушки, помчался к Тилле. Это было неожиданно, и Тилле отпрянул. А танк добежал до края стола, на мгновение завис над кромкой доски, но не свалился, а повернул и устремился в обратную сторону. Тилле не выдержал и расхохотался. - Вашему малышу, - сказал Гейдрих, пряча танк в коробочку. - Мой подарок ко дню рождения Андреаса. Фюрер был очень доволен его письмом и чеком. - Письмом и чеком? - повторил Тилле, старательно изобразив удивление. - О чем вы, группенфюрер? Гейдрих сделал вид, что все принял за чистую монету, и в нескольких словах поведал о вчерашнем разговоре с Гитлером. - Славный малыш, - сказал он в заключение. - Истинный сын нации. Жаль только, что теперь вы будете уделять ему меньше времени. Фюрер поручает вам дело государственной важности. - Что именно? - пробормотал Тилле. - Работу против России. На мой взгляд, один из важнейших участков этой работы. - Что вы имеете в виду? - Кавказ. Нефть Кавказа. Тилле наморщил лоб, тяжело приподнялся в кресле. - Должен ли я понимать так, что мое сообщение о двоюродной сестре... - Это счастливое совпадение, и только. Когда рейхсфюрер СС1 и я решали данный вопрос, мы почти ничего не знали о вашей кузине. Нам импонирует ваша хватка, умение мыслить комбинационно, ваша энергия, напор. Ко всему, вы пользуетесь доверием фюрера. Он так и сказал: "Я буду спокоен, если старый национал-социалист Тилле возглавит это направление вашей службы. Поздравьте его со званием штандартенфюрера2". 1 Этот чин имел Генрих Гиммлер. 2 Чин в СС, соответствовал званию полковника. Тилле почти упал в кресло. - Вы привели собственные слова фюрера? - пробормотал он. Гейдрих кивнул. Он продолжал: - Пусть вас не смущает новизна дела, отсутствие опыта. Вам помогут. Вы быстро во всем разберетесь... Через два часа я буду у фюрера. Что я могу доложить? - Передайте: фюрер сказал - я повинуюсь! ...В шестом часу схлынул поток дел, и Гейдрих стал подумывать о том, чтобы отправиться пообедать и развлечься. Выбор пал на "Балатон" - там подавали знаменитый венгерский рыбный суп "халасле" и, разумеется, гуляш. Кроме того, в ресторане выступал ансамбль скрипачей из Будапешта. Он совсем уже собрался ехать, когда позвонил шеф криминальной полиции Артур Небе. Он сообщил, что находится неподалеку, может явиться и доложить об интересующем Гейдриха деле. - Были на месте? - спросил тот. - Тогда приезжайте... Стойте, Небе! Вы обедали? - Денек выдался горячий. Как-то не успел, шеф... - Тогда встретимся в "Балатоне". Отправляйтесь туда, распорядитесь относительно обеда и ждите. Я не задержусь. Подходит вам это, Небе? - Попали в точку, шеф! - В телефонной трубке раздался смешок. - Не поверите, но я как раз собирался посетить эту берлогу... Итак, понял и повинуюсь: "Балатон"! Вскоре они сидели в уютном зале ресторана, декорированном под старинную венгерскую корчму. Мебель составляли грубо сбитые столы и скамьи. Гирлянды лука, чеснока, перца украшали красные кирпичные стены. В центре зала под огромным колпаком пылал очаг, на котором жарился баран: каждый, кто хотел, мог взять нож и отрезать от туши добрый кусок мяса. Обед начали с фирменного салата, в который входили красный перец, черный перец, чеснок и лук. Гейдрих проглотил кусок и тут же влил в себя полстакана токая, чтобы загасить огонь, охвативший его рот и гортань. - Страшная штука, - пробормотал он, отодвигая тарелку. - Ну, рассказывайте, Небе, как было дело. - Помня ваше предостережение, я организовал тщательное расследование случившегося. Пока что все свидетельствует в пользу версии "несчастный случай". Они действительно были сильно пьяны, когда вернулись домой из ресторана. - Женщина тоже? - В том-то и дело. Медицинские эксперты единодушны в своем заключении. Газовый кран одной из конфорок кухонной плиты найден открытым. Хозяйка торопилась к поджидавшим в автомобиле приятелям, вот и допустила небрежность... - Это мог сделать и кто-то другой. - Злоумышленник отвернул бы все краны, во всяком случае - несколько: чем больше вытечет газа, тем сильнее взрыв. - Будь на его месте я, открыл бы только один кран: так больше похоже на небрежность, проявленную кем-нибудь из хозяев дома... Кстати, с кем они были в ресторане? - Это вполне достойная чета. Он - владелец гаража, член НСДАП, она состоит в национал-социалистском союзе немецких женщин. Квартальный уполномоченный характеризует их с лучшей стороны. В нашей картотеке не значатся... Они заехали за приятелями в своем автомобиле, ночью в этой же машине доставили их домой... Кстати, кельнер, которому предъявили фотографии погибших, подтвердил, что оба много пили и при выходе из ресторана поддерживали друг друга. - Вижу, вам хочется, чтобы эта версия подтвердилась, - пробурчал Гейдрих. Небе не ответил, Некоторое время оба были заняты рыбным супом, который о самом деле оказался превосходным. Но вот официант убрал опустевшие тарелки, и на столе появился знаменитый гуляш. Гейдрих положил себе большую порцию, крепкими белыми зубами с хрустом разгрыз головку чеснока. - Продолжайте, - сказал он. - Что показал осмотр места происшествия? Дом сильно поврежден? - Очень сильно. Тем не менее мы смогли установить, что все выбитые взрывом окна находились на внутренних запорах. Была заперта изнутри и входная дверь. Она тоже пострадала. Следы, если они и были, уничтожены при тушении пожара. - В доме был только один выход? - Имелся и второй - из кухни. Эта дверь сорвана с петель. Но на засове и его дужке нет повреждений, которые указывали бы на то, что засов был задвинут... - То есть нет доказательств, что в момент взрыва эта дверь была заперта? - Выходит, что так, шеф. Пожарные и полицейский, первыми прибывшие к месту происшествия, именно возле этой двери обнаружили обгоревшее тело женщины. Рисуется картина: почувствовав запах газа, хозяйка отодвинула засов, чтобы открыть дверь. Но тут вошел супруг с зажженной сигаретой в зубах... - Погодите рисовать картины... Кто-нибудь видел, как Тулин, Белявская и их провожатые подъехали к дому? - Неподалеку живет одинокий старик. За день до происшествия у него разболелась десна. Ночью он не мог заснуть - лежал на диване и нянчил свой флюс, полоща зубы раствором шалфея. Он слышал, как перед рассветом подъехал автомобиль, остановился у дома напротив. Возгласы, смех, доносившиеся через улицу, разожгли его любопытство. Он поспешил к окну. Видел вылезших из автомобиля людей, опознал в них соседей. Слышал, как они уговаривали тех, кто остался в машине, хоть ненадолго заглянуть в дом. Хозяйка соблазняла их каким-то особенным тортом. Но те отказались и уехали. Постояв на улице, соседи направились к своему дому. Старик вернулся на диван, где его ждал термос с шалфеем. Взрыв прогремел несколько минут спустя... Пока это все, шеф. Но мы еще вызовем старика. - Теперь те двое, муж и жена. - Я сам опросил их. Подтвердили слова старика относительно того, что их приглашали зайти в дом, обещая угостить водкой и тортом. Деталь: хозяйка хвастала, что торт куплен "сегодня днем" и необыкновенно вкусен. Шоколадный с орехами и цукатами... - Что еще? О чем была болтовня в ресторане? - Я настоял, чтобы они вспомнили весь разговор - с чего началась беседа, какие темы затрагивались. Стенограф исписал десяток страниц, но ничего существенного не обнаружилось. Вот разве это: Белявская упомянула, что как-то встретила женщину, похожую на ту, которую она знала раньше, очень давно, в дни своей молодости. - Вот как! - Гейдрих положил вилку и нож. - Что вас насторожило, шеф? - Молодость Белявской протекала в России. Нам известно: воспоминания о тех временах были для нее отнюдь не самыми приятными. Белявская и Тулин бежали через границу, спасаясь от преследовавших их чекистов... Надеюсь, теперь понятна моя настойчивость? - Понятна, шеф. Полагаете, могло быть так, что здесь, в Берлине, Стефания Белявская встретила особу, которую знала в России? - Разве подобное исключено? - Конечно, нет. Уж мы-то знаем, как иной раз складываются обстоятельства... Значит, столкнулись давнишние "приятельницы", опознали друг друга. - Небе покрутил головой. - В итоге - взрыв в доме, гибель двух наших людей... Такова ваша версия? - Допустим, да. - Не верю, шеф. Принять эту версию мешает одно немаловажное обстоятельство: пока ничто не свидетельствует о том, что утечка газа в доме Белявской и последовавший затем взрыв есть результат чьей-то злой воли. - Вот и ищите эти доказательства. Кстати, где Белявская произвела покупки? - Имеете в виду водку и торт? - Разумеется. - Сделано, шеф. С водкой было легко - такая продается лишь в магазине близ Тиргартена. Это известно каждому любителю выпивки. А вот торт задал нам работу. Два сотрудника с ног сбились, прежде чем установили фирму, которая его изготовила. Помните: шоколадный, с орехами и цукатами. Так вот, вчера и позавчера такие торты были в продаже в кондитерской "Двенадцать месяцев". - И больше нигде? - Это новая кондитерская. Хозяева из Австрии - отделения их фирмы есть в каждом крупном австрийском городе. Кондитерская сразу завоевала популярность. От посетителей нет отбоя. Торт был оттуда, шеф. - Велите продолжать расследование, Небе. Меня не покидает чувство, что мы вот-вот наткнемся на след. Пусть подробно допросят старика с больными зубами. - К нему послан один из опытных следователей. - Небе взглянул на часы. - Вероятно, он уже закончил допрос и вернулся в полицию. Кроме того, установлено наблюдение за кондитерской и прилегающими кварталами. Признаться честно, это больше для очистки совести, шеф... Гейдрих посмотрел на него и усмехнулся. Небе раздражал его и одновременно нравился своей прямотой и независимостью в суждениях. Вот и сейчас уперся - не стронешь с места. Ну что же, может, прав все-таки он, Небе. Время покажет. Некоторое время они ели молча. Когда с гуляшом было покончено и подали сладкое, Небе вдруг поднялся со стула. - Вы и меня заразили своими сомнениями, - сказал он, отвечая на вопросительный взгляд Гейдриха. - Решил позвонить к себе - справиться, как идут дела... Небе отсутствовал около четверти часа. - Вижу, есть новости, - сказал Гейдрих, когда он вернулся. - Да отвечайте же, Небе. - В повторном исследовании трупов принял участие опытный патологоанатом. Он обнаружил, что у мужчины повреждены хрящи гортани. Впечатление - будто был нанесен удар в горло. Несильный, но точный удар: повреждение едва просматривается, его не заметили другие эксперты. ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА 1 Рассвет еще только занимался над Варшавой, когда дежурный радист польского военного министерства, дремавший в аппаратной с наушниками на голове, был разбужен настойчивым попискиванием морзянки. Обстановка была тревожной. Накануне с западной границы пришли сообщения об усиленном передвижении германских войск. Поэтому несколько радиостанций прямой связи с военными округами не выключались всю ночь. И вот сейчас одна из них заработала. Радист поправил наушники, простучал ключом готовность к приему, схватил карандаш и стал записывать. Рация расположенного близ Данцига польского военного порта Вестерплатте сообщала: НЕМЕЦКИЙ ЛИНКОР "ШЛЕЗВИГ-ГОЛЬШТЕЙН" В 4 ЧАСА 45 МИНУТ ОТКРЫЛ ПО НАМ ОГОНЬ ИЗ ВСЕХ ОРУДИЙ. ОБСТРЕЛ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. ЖДУ ВАШИХ УКАЗАНИЙ. Радиограмму подписал начальник военного порта майор Сухаревски. Радист сорвал с головы наушники и с телеграммой в руках ринулся к двери, чтобы позвать начальника узла связи, отдыхавшего в одной из соседних комнат. Но запищала вторая радиостанция, за ней - еще две. Все западные военные округа доносили, что атакованы артиллерией, танками и авиацией немцев. Вскоре над Варшавой появилась первая группа нацистских бомбардировщиков "Хеннкель-11I" и пикировщики "Юнкерс-87". Это произошло 1 сентября 1939 года. Кузьмич прибыл в Берлин за несколько дней до этик событий. Сотрудник полиции безопасности, "встретивший" его на границе и проследовавший в Берлин в одном с ним вагоне, видел, как на Восточном вокзале иностранец сел в "роллс-ройс", который только что скатили с грузовой платформы поезда, как затем владельца дорогого автомобиля с почетом встретили в отеле "Кайзерхоф", где для него был зарезервирован комфортабельный номер. Сотрудник ЗИПО1 получил справку в отеле: интересующий его господин является давним постояльцем, останавливается здесь всякий раз, когда приезжает в столицу Германии. Он специалист по старинной бронзе и фарфору, у него собственное дело в Лихтенштейне, судя по всему, процветающее. 1 Полиция безопасности в гитлеровской Германии. Были подняты старые регистрационные книги отеля, и агент убедился, что господин Алоис Фишбек был записан как постоялец отеля еще в 1915 году! Нашелся и свидетель - портье, служащий в отеле чуть ли не со дня его открытия. Он подтвердил, что нынешний постоялец и тот, что впервые снял комнаты в отеле почти двадцать лет назад, а затем неоднократно поселялся в "Кайзерхофе", - одно и то же лицо. Все это была истинная правда. Большевик-подпольщик Кузьмич эмигрировал на Запад еще до начала первой мировой войны. Обосновавшись в Швейцарии и Лихтенштейне, он развернул кипучую деятельность как коммерсант: добывал деньги для партии. На какое-то время эта работа прекратилась - весной 1916 года, когда он приехал в Россию, чтобы повидаться с больной матерью, был опознан охранкой и схвачен. Как был освобожден из тюрьмы Кузьмич и чем занимался в первые годы Советской власти, читатель знает... А потом он вновь вернулся к работе за пределами Родины... В памятное утро 1 сентября 1939 года Кузьмич, как всегда, поднялся в восемь часов, побрился, принял ванну. Горничная вкатила столик с завтраком, бесшумно расставила посуду, кофейник, корзиночку с булками. Это была хорошенькая девушка - голубоглазая, с вьющимися светлыми волосами. - Сегодня отличная погода, господин, - улыбаясь, прощебетала она, и на щеках у нее обозначились ямочки. "Ни дать ни взять - Гретхен с пасхальной открытки", - подумал Кузьмин и подсел к столу. Пожелав гостю приятного аппетита, симпатичная горничная упорхнула. Несколько минут спустя она вновь появилась в дверях. Лицо ее было бледно, губы тряслись. Она молча показывала на радиоприемник. Кузьмич включил радио и сразу узнал голос Гитлера. - Сегодня, - кричал Гитлер, - сегодня ночью немецкая территория была обстреляна солдатами Польши. С 5 часов 45 минут мы отвечаем на обстрел, и, начиная с данного момента, мы ответим бомбой на каждую бомбу! Горничная все еще стояла у двери. - Это война? - прошептала она. - Не знаю. - Кузьмич разрезал булочку, стал намазывать на нее маргарин. - Откуда мне знать, милочка? - У меня жених в вермахте. Он артиллерист. Его батарея там, на границе с Польшей... Что теперь будет? Он пожал плечами и налил в чашку кофе. - Но первыми начали они! - горничная стиснула кулачки, зло сощурилась. - Подлые варвары, надо раздавить их, раздавить всех до единого! Он бросил в чашку плоскую беленькую таблетку. Растворяясь в кофе, сахарин шипел и пенился. Когда Кузьмич поднял голову, девушки уже не было в комнате. А Гитлер продолжал говорить. Из динамика несся поток угроз в адрес поляков, перемежаемый истошными призывами к немцам утроить усилия, чтобы раз и навсегда покончить с "вечным и смертельным врагом Германии". Заключительные слова Гитлера утонули в реве и грохоте - военный оркестр грянул бравурный марш. В сущности, для Кузьмича не было неожиданностью все то, что он сейчас услышал. Люди, с которыми он был связан, уже давно доносили о нарастающем напряжении на границе с Польшей, и он еще в прошлом месяце известил Центр, что назревает акция против поляков. И все же он был взволнован. Не укладывалось в сознании, что сейчас, в эти минуты, совсем недалеко отсюда грохочут танки, самолеты сбрасывают бомбы, сокрушая дома, убивая тысячи людей... Он подошел к распахнутому окну. С высоты четвертого этажа хорошо просматривался сквер с плакучими ивами вокруг маленького озерца и аккуратно подстриженными кустами жимолости. На зеленом газоне виднелась коляска, в которой сидел малыш. Рядом на траве с книгой в руке лежала женщина, - видимо, его мать. Ребенок смеялся и тянул к женщине руки. Та, оторвавшись от чтения, что-то говорила ему и грозила пальцем. А дальше, за сквером, был канал - широкая лента сверкающей воды, тоже безмятежная, мирная... Кузьмич вздохнул, вернулся к столу, зажег сигарету. Итак, стала известна очередная жертва нацистов. Что же дальше? И как вообще развернутся события? Вспомнилась фраза, мелькавшая в германских газетах и восторженно повторяемая обывателями: "Fuhrer macht alles ohne Krieg"1. Вот мол, какой он умный и ловкий политик, наш фюрер! 1 Фюрер все делает без войны (нем.). Это ушло в прошлое. Кузьмич был убежден: всем очень скоро станет ясно, что залпы по Польше - это первые залпы новой большой войны, в которую неизбежно втянутся многие страны. Его мысли вернулись к Польше. Конечно, вермахт быстро расправится со своим восточным соседом (перевес немцев в авиации, в танках - десять к одному, если не больше), разгромит польскую армию и выйдет к восточным границам страны. Дальше - территория Советского Союза, главная цель Германии. Об этом Гитлер твердит не один год. Нападет или поостережется?.. В динамике снова зазвучала речь. Теперь говорил комментатор. Он объявил, что намерен поведать миру о событии, которое предшествовало началу военных действий немцев и фактически стало причиной того, что терпение фюрера истощилось. Он, комментатор, находится в пограничном Глейвице, на известной всей стране радиостанции. Здесь взломаны двери, на полу - осколки стекол: окна разбиты, некоторые едва держатся на полусорванных петлях. На полу - труп. Убитый - в форме польского легионера. В его кармане жетон и документы рядового польской армии. Что же здесь произошло? Вечером 31 августа "группа польских злодеев" перешла границу и атаковала эту радиостанцию. Десятки жителей Глейвица видели людей в польской военной форме, которые вели огонь по зданию станции. Поляки ворвались в помещение, и один из них, схватив микрофон, стал поносить Германию и фюрера. Но тут подоспели патрули вермахта. Грязные диверсанты были отброшены. Они оставили доказательство своей преступной акции - труп польского солдата. Терпению фюрера пришел конец. Нельзя допустить, чтобы продолжались подобные злодеяния. Тысячу раз прав фюрер, решивший ответить силой на силу. Слава фюреру! Кузьмич выключил радиоприемник, взглянул на часы. Время близилось к одиннадцати. Погасив сигарету, он допил кофе, взял шляпу и вышел. Сегодня предстояли две встречи, ради которых он, собственно, и приехал в Берлин. 2 Гвидо Эссену под пятьдесят. Он высокого роста, худощав и подтянут. Пепельного цвета волосы зачесаны за уши, спадают на затылок. Пышные усы опускаются к углам рта - такие называют моржовыми. Днем и вечером он носит очки в железной оправе, круглые темные очки, защищающие глаза, которые в 1916 году на Марне были поражены газом. И неизменная трость в левой руке, толстая дубовая трость с замысловатым набалдашником, почти черная от времени; с нею наладчик станков головного завода в Сименсштадте2 Гвидо Эссен не расстается даже в цехах завода - если надо проверить станок, первым делом упрет палку в станину, приложит ухо к набалдашнику, долго слушает и уж потом принимается за дело. Неразговорчив и резок, даже когда собеседник - сам господин инженер. На заводе все величают его "дядюшка Гвидо", за глаза называют "верблюдом". Он лучший специалист по металлорежущим станкам, его уважают за мастерство, но не любят. Всем известно, что до 1930 года Гвидо Эссен был антифашистом, а потом вдруг взял да и переметнулся к нацистам. С тех пор на лацкане пиджака и над грудным карманом рабочего комбинезона он носит выпуклый серебряный кружочек с черной свастикой посредине: "верблюд" вступил в НСДАП еще до прихода Гитлера к власти, принадлежит к числу тех, кого в прессе называют "старыми партийными бойцами", по всем признакам, горд этим... 2 Одна из рабочих окраин в Берлине. Ночная смена, в которой работал Эссен, закончилась в восемь утра. Как всегда, он принял душ, не торопясь оделся и, перед тем как покинуть завод, прошел из конца в конец весь свой цех. Станки, над которыми склонились рабочие, ровно гудели. Убедившись, что здесь все в порядке, он направился к выходу. У выхода на заводской двор и застала его весть о войне с Польшей. Возле застекленной загородки, где был стол инженера цеха, столпились все, кто мог на несколько минут оставить работу. Люди молча слушали радио. Так же молча стали расходиться, когда Гитлер кончил говорить. С одним из них Эссен встретился взглядом. - Что ты обо всем этом думаешь, дядюшка Гвидо? - спросил рабочий. - Надеюсь, доволен? - Так надо. - Наладчик станков сдвинул брови, стукнул палкой об пол. - Фюрер приказывает, мы повинуемся. - Вот и я говорю, что надо. - Рабочий, молодой светловолосый парень с глубоко посаженными темными глазами, отстегнул пояс. - Дай-ка мне твой ножик, дядюшка Гвидо! Недоумевая по поводу странной просьбы собеседника, Эссен достал из кармана перочинный нож. Рабочий взял нож, раскрыл его и кончиком лезвия пробуравил в поясном ремне новую дыру. - Ну вот, - сказал он, возвращая нож. - Теперь все в порядке. Первую я проколол, когда мы победили чехов и норму выдачи маргарина нам сократили на треть. Думаю, что пригодится и эта, вторая. Спасибо, дядюшка Гвидо. Эссен посмотрел по сторонам. Никто не слышал этого разговора. Он повернулся, вышел из цеха. Парень стоял на том же месте и с ненавистью глядел ему вслед. "Ну и дела, - подумал Эссен. - Смотри какая неожиданность! Так вот ты какой, Герберт Хаан! И он направился домой. В длинном тяжеловесном здании из серого камня, построенном на паях рабочими завода, он занимал крохотную квартирку на втором этаже. Поднявшись к себе, Эссен отпер ключом дверь, распахнул окно, заставленное горшками с резедой и гвоздикой. Поспешив в ванную, принес оттуда лейку и поставил ее на подоконник, рядом с цветами. И только потом стал переодеваться. Четверть часа спустя, когда на кухне он кипятил воду для кофе, у двери позвонили. Он отпер. В дверях стоял Кузьмич. - Я еще издали увидел лейку на подоконнике, - сказал Кузьмич и улыбнулся. - Да, лейка на месте. - Эссен тоже улыбнулся и отступил на шаг, освобождая дорогу гостю. - Входите, товарищ. Я извещен и жду вас. Это была их вторая встреча. Первая состоялась больше года назад. Руководитель берлинских антифашистов сказал об Эссене так: - Верю ему, как самому себе. Прирожденный революционер и конспиратор. Раньше многих из нас понял, что обстановка в стране складывается в пользу нацистов и что они могут захватить власть. Тогда же предложил инсценировать переход на сторону нацизма, надеть личину ренегата. И с тех пор мужественно и умело ведет свою трудную роль. Сейчас возглавляет подпольную группу, которая занимается самым опасным делом - разведкой в секретных службах нацистов. Дальнейшие события показали, что люди, рекомендовавшие Эссена, были точны в его характеристике. Конечно, многое из того, что поступило от Алекса, как конспиративно именовался глава группы подпольщиков, стало известно советской разведке и из других источников. Но это не только не умаляло значения деятельности Эссена, но, напротив, подтверждало, сколь ценной является его работа: так уж заведено в разведках, что полученные по одному каналу сведения лишь тогда считаются достоверными, если подтверждены (разведчики говорят: "перекрыты") иными сообщениями. Так вот, вся информация Алекса, которую Центр имел возможность перепроверить, вся без исключения оказалась достоверной и точной. Сведения были весьма важные, в них шла речь о некоторых сторонах деятельности абвера и СД, о новых военных разработках, в частности о прицелах, дающих возможность пилотам производить бомбометание в ночное время... И все же одна из главных задач, порученная Алексу, долгое время оставалась нетронутой. Лишь две недели назад Эссен сообщил в Москву, что в поле зрения наконец возник нужный объект. Кузьмич получил указание срочно встретиться с руководителем группы... Пока хозяин возился на кухне, разливая кофе, Кузьмич сидел на крохотном диване и рассматривал комнату, в которой находился. В ней было метров двенадцать. Обстановку кроме дивана составляли стол и полочка книг над ним, несколько стульев и кресло, еще столик в углу, под портретом Гитлера, а на столике, покрытом алой бархатной скатеркой, книга в коричневом переплете с металлическими уголками - гитлеровская "Майи кампф". Вошел Эссен с подносом, снял с него чашки, вазу с галетами. - Кофе будем пить с сахаром, - объявил он. - Кофе тоже почти настоящий. То и другое выдано мне вчера по особому списку "образцовых немецких рабочих". Так что у нас праздник. - Взгляд Эссена скользнул по лежащему на столе номеру "Фолькишер беобахтер" с речью и изображением Гитлера. - Двойной праздник: настоящий сахар и... настоящая война! - Да, дела, - протянул Кузьмич. Он посмотрел на подоконник. - Лейка на месте. Ждете еще кого-нибудь? - Придет тот самый человек. - Расскажите о нем. - Он моих лет. Росли вместе: жили в соседних домах. Когда подросли, обоих призвали в один и тот же полк. Весной пятнадцатого ему оторвало снарядом левую ступню. Годом позже я вернулся из госпиталя с поврежденными легкими и больными глазами. И тут мы встретились снова. В восемнадцатом оказались в Баварии - сперва он, потом я. Были свидетелями провозглашения Советской республики и ее гибели. В эти дни бедняге снова досталось: в схватке с полицией заполучил рану в ту же ногу, пуля пробила мякоть бедра. Случилось так, что я находился неподалеку, оказал помощь. Потом, когда революция была подавлена, начались скитания в поисках работы. Оба мы порядком наголодались, прежде чем обрели работу и кров. - Он стал "нацистом" при тех же обстоятельствах, что и вы? - Да. Тогда-то мы и вступили в новые отношения... Короче, мне досталась роль руководителя. - А он попал к вам в подчинение? - Верно... Вот я и посоветовал ему определиться в услужение к какому-нибудь нацисту из видных: с таким увечьем ему было трудновато работать на заводе. Да и не нужен он был мне в роли рабочего. А на новом месте возможна перспектива... Так он попал к своему теперешнему хозяину. Сперва был камердинером, потом получил повышение, стал управителем поместья. Видать, понравился... Год назад потерял жену. За неделю сгорела от крупозного воспаления легких. Она была очень дружна с моей Кристиной. Кузьмич невольно огляделся. В комнате ничто не указывало на то, что здесь живет и хозяйка. Эссен перехватил его взгляд. - Нет ее, Кристины, - угрюмо сказал он. - Давно нет. Видите, какая штука: не смог бы я изображать этакого сукина сына, находись она рядом. Жене полагается быть под стать мужу. А она резкая, прямая до наивности. Чем-нибудь да выдала бы нас. - Отправили ее куда-нибудь? - Пришлось нам "поссориться". - Эссен усмехнулся. - Словом, развелись, и она уехала. Для всех - к каким-то своим родственникам в Тироль. - А на самом деле? - Да у вас она, - сказал Эссен и рассмеялся. - Седьмой год, как живет в Москве... Кузьмич молча смотрел на сидящего перед ним человека и чувствовал, как поднимается в груди горький комок. Эссен снял очки, вытер покрасневшие глаза. - Однако задерживается наш товарищ, - сказал он, взглянув на часы. В этот момент позвонили. Вошел коренастый мужчина с шишковатой большой головой и мощным торсом. Сделал несколько шагов, чуть припадая на левую ногу, мельком взглянул на незнакомца и нерешительно остановился. - Представься, - сказал Эссен, появляясь вслед за ним из передней. Он показал на Кузьмича: - Это наш большой друг. - Мое имя Конрад Дробиш,- проговорил вошедший низким хрипловатым голосом. - Здравствуйте, товарищ! - Рука Кузьмича скрылась в огромной ладони Дробиша. - Ну и лапа у вас! - воскликнул он, шутливо массируя онемевшие пальцы. - Подковы можно ломать. - Он и ломает, - подтвердил Эссен. - Да что подковы! Был случай, на спор завязал узлом железный прут толщиной с палец! - Это все гантели, - Дробиш шумно вздохнул, осторожно присел на краешек стула. - Гантели каждый день: полчаса утром, столько же перед ужином. - Он бросил взгляд на номер "Фолькишер беобахтер" на столе, пальцем отодвинул его в сторону: - Утром слушал радио Лондона. О, там переполошились! Похоже, понимают, что уже не могут дать задний ход. - Посмотрел на Кузьмича. - Войны не избежать? - Она уже идет, война... - Я о другом. О новой вселенской мясорубке. Кузьмич неопределенно повел плечами. - Пей. - Наполнив чашку, Эссен пододвинул ее к Дробишу. - Пей, Кони, и говори. Повтори все про сейф и дневник. Товарищ должен знать все, что известно тебе самому. - Он подчеркнул: - Любые подробности, какие только пожелает. Сказав это, Эссен прошел к цветам на подоконнике и убрал лейку. - Хорошо бы начать с автора дневника, - сказал Кузьмич, когда хозяин вновь занял место за столиком. - Для меня очень важно представить себе этого человека... - Понял. - Дробиш положил ладони на край стола, приблизил к Кузьмичу лобастую голову. - Говорит вам что-нибудь такое имя: Теодор Тилле? Вижу, что нет. Так вот, это и есть мой хозяин. Если коротко - старый наци, пройдоха и ловкач. По-своему очень неглуп. Кстати, много читает. Особенно любит книги с острым сюжетом, авантюрные романы и мемуары военных. У него в замке порядочная библиоте