к выходу. Здесь он задержался. У двери стояла группа эсэсовцев. Это был конвой из соседнего концентрационного лагеря. В цехах завода работало около сотни лагерников. По утрам конвой приводил их сюда, а в конце дня, пересчитав, препровождал в лагерь на ночевку. Стоя у выхода, Шталекер наблюдал, как, повинуясь крикам конвоиров, заключенные отходили в сторону, строились в группы и ковыляли во двор. Лагерников увели. На заводской двор со всех сторон стекались рабочие, направляясь к воротам. Здесь было устроено нечто вроде узкого коридора. По обеим его сторонам стояли вахтеры, бесцеремонно ощупывавшие каждого выходящего. Миновав контроль и оказавшись на улице, Шталекер зашагал по направлению к дому Ланге. На душе у механика было тревожно. Не давал покоя странный разговор с фрау Лизель. Подумать только - вернулся Герберт, и вот сейчас, через несколько минут, они увидятся! Шталекер глубоко верил своему старому дружку. Он знал, что Герберт - человек высокой чести и никогда, ни при каких обстоятельствах не способен на предательство. Но приезд Герберта был поистине необъясним. Вот и его дом. Сколько славных вечеров провели в нем Шталекеры и Ланге! Через минуту, потрясенный трагедией, которая разыгралась здесь несколькими часами раньше, Шталекер сидел у тела друга, поддерживая заливавшуюся слезами Лизель. Вдова, судорожно всхлипывая, в который раз пыталась рассказать о случившемся. Из ее отрывочных слов механику стало известно: Герберт вызвал его так срочно, чтобы познакомить со своим спутником. Далее Шталекер понял: Герберт не хотел покидать дом - видимо, чего-то боялся. В двери показался один из соседей Ланге - рабочий, которого Шталекер давно знал. Сосед поманил пальцем механика. Шталекер оставил вдову, вышел. Рабочий отвел его в конец коридора, боязливо оглянулся, зашептал: - Была полиция! - Зачем? - Сначала они явились со своим врачом, чтобы зарегистрировать смерть, составить протокол и прочее. - Ну, а потом? Они что, приходили еще раз? - Да. И тогда с ними были представители военной комендатуры. - Это естественно. Сосед неопределенно пожевал губами. - Они забрали документы Герберта. Знаете, я наблюдал за ними, когда они листали его удостоверение... Мне они не понравились - глаза так и шныряли по бумагам. И я подумал... - Ну, и в этом нет ничего странного, - равнодушно проговорил Шталекер. - Время военное; надо все уточнить, расследовать. Осторожность никогда не мешает. - Конечно, конечно, - заторопился сосед. - Но... - Они приходили и в третий раз? - спросил Шталекер, видя, что собеседник не договаривает. - Официально нет. Но только недавно тут вертелись два каких-то типа... 3 - На следующий день, как только прозвучал сигнал к окончанию работы, Шталекер заторопился к выходу. Он спешил домой, чтобы пообедать, а затем отправиться с женой в дом покойного друга. - Послушайте... - окликнули его сзади. Шталекер обернулся. Его догонял высокий человек в форме унтер-офицера. - Простите, как ваша фамилия? - спросил военный, подойдя и вежливо кивнув. - Меня зовут Отто Шталекер. - Вы механик? - Да. - Вы были у Ланге и все знаете, не так ли? - Был и все знаю. - Я тот, который приехал вместе с Гербертом. Нам надо поговорить. Где это можно сделать? Шталекер помедлил. - Быть может, куда-нибудь зайдем? Вскоре они сидели в маленьком кабачке, расположенном неподалеку от домика, где жил механик. Аскер рассказал о случившемся с Лизель припадке, о том, как произошла катастрофа с Гербертом, как сам он вынужден был немедленно уйти из дома. - Кто вы? - спросил Шталекер. - Я? - Аскер помедлил. - Я коммунист, товарищ Шталекер. Мы с Ланге дезертировали из вермахта, решив уйти в подполье. И помочь нам в этом должны были вы. Шталекер усмехнулся: - Вы говорите поразительные вещи, говорите прямо, не зная толком, с кем имеете дело! - Мне не остается ничего другого. - Аскер пожал плечами. - Погиб Герберт Ланге. Теперь я один, без документов. Вообще говоря, документы есть, но я лишился пристанища, и меня очень быстро схватят. А Герберт говорил о своем друге Шталекере только хорошее. Я многое знаю о вас, товарищ! - Допустим, что это так. Но мне о вас никто и словом не обмолвился. Простите, как вы разыскали меня? - Знал, где вы работаете, ждал неподалеку от завода. Закончилась смена. Люди стали выходить. Подошел к одному из рабочих, спросил, как найти механика Шталекера, и мне указали на вас. А я, повторяю, многое знаю о вас. Герберт рассказал мне все - как вы впервые встретились с ним на митинге в гамбургском порту в ночь, когда в Берлине горел рейхстаг, как затем поучали его, сидя за кружкой пива... Я знаю о вашем брате, погибшем от рук нацистов, да и о жене вашей - ведь и она побывала в их лапах. - Черт возьми! - вырвалось у Шталекера. - Но это не все. Мы прямо к вам и должны были идти. Однако в то утро у вашего дома стоял автомобиль с военными. И мы не рискнули... - Вы сказали, что являетесь коммунистом? - вдруг спросил Шталекер. - Да. - Немецким коммунистом? Аскер поглядел на собеседника, кивнул. - Я неспроста задал этот вопрос, - проговорил Шталекер. - Дело в том, что Герберт Ланге считался погибшим. Погиб, а потом вдруг объявился! - Как видите, извещение оказалось ошибочным... Вы же знаете, так случается. - Это не извещение, - покачал головой Шталекер. - Мне написал один солдат того полка, где служил Герберт. Он сам видел, как советские танки ворвались на позиции батальона Ланге. Оттуда мало кто выбрался живым. И Герберта среди них не оказалось... Аскер не ответил. Минуту он сидел, склонившись над кружкой, затем выпрямился и взглянул в глаза Шталекеру. - Я коммунист, - тихо сказал он. - И это все, что я могу сейчас сообщить о себе. Шталекер промолчал. - Что я могу для вас сделать? - сказал он после паузы. - Прежде всего надо пойти в дом Ланге. Сам я не могу... - Так вы не были там со вчерашнего дня? - Туда мне нельзя. - Аскер понял, что должен быть откровенным до конца. - Нельзя, товарищ Шталекер, потому что в том бою Ланге... действительно пропал без вести. И теперь, когда он мертв, все выяснится очень быстро. - Похоже, что уже, - проворчал механик. - Почему вы так думаете? - Приходила полиция. Затем какие-то военные. Вели себя странно... - Шталекер прервал себя: - Да, так что вам надо в доме Герберта? Аскер рассказал о спрятанном на кухне ящике. - В ящике радиостанция. Я не могу не сказать вам об этом: вы должны знать, какому подвергаетесь риску. - Понимаю, чем это пахнет... Позвольте, но где вы были вчера? Где провели ночь? - В развалинах какого-то дома... - И, конечно, ничего не ели? Аскер не ответил. Шталекер поднялся: - Идемте! Они вышли на улицу и вскоре оказались перед уже знакомым Аскеру маленьким домиком, окруженным цветочными клумбами. Шталекер отпер дверь, пропустил Аскера вперед, вошел сам. Навстречу вышла его жена. Шталекер представил Аскера. - Берта, - сказал он, - сейчас мы с тобой отправимся в дом покойного Герберта. Наш гость останется здесь. - Быть может, сперва пообедаем? Вы, наверное, голодны. - Нет. - Механик переглянулся с Аскером. - Нет, обедать будем после. Кстати, захвати свою большую сумку. Мы кое-что купим по дороге. Берта Шталекер вышла. Аскер сказал: - Фрау Лизель ничего не должна знать. - Понимаю... Кстати, вам надо переодеться. Роста мы примерно одинакового, только я чуточку толще. Сейчас принесу. Шталекер вышел и вскоре вернулся с коричневой пиджачной парой и сорочкой. Затем ушел снова и принес старые туфли. - Все, что у меня есть, - сказал он. - А доспехи ваши снимите и затолкайте под диван. Вернусь - уничтожим. 4 Отто и Берта Шталекер ушли. Аскер поспешно переоделся, приблизился к зеркалу. Оттуда на него глядел человек в мешковатом костюме, поношенном и несколько просторном, с усталым, помятым лицом. - Сойдет, - пробормотал он, переложил в карманы пиджака и брюк документы, пистолет, сигареты со спичками и вышел. Супруги Шталекер были уже в конце улицы. Аскер последовал за ними, держась в отдалении. Проводив Берту и Отто до дома покойного, он вздохнул с облегчением. Проверка прошла благополучно. Механик и его жена ни с кем по дороге не разговаривали, не подходили ни к одному из многочисленных телефонов-автоматов, встречавшихся на пути. Шталекеры скрылись в домике Ланге. Аскер неторопливо двинулся в обратную сторону, зорко приглядываясь к тому, что делается на улице. Правильно ли он поступил, оставшись в Остбурге? После гибели Герберта, казалось, уже ничто не мешало ему отправиться в соседний город, где находилось третье убежище. Однако уехать туда - значило спастись самому, но задержать выполнение задания. А здесь была еще надежда... И он не ошибся: удалось главное - он связался со Шталекером! Рассуждая так, Аскер дошел до перекрестка и вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Быть может, тревога ложная и только показалось, что встретившийся на пути человек в светлом пальто слишком уж внимательно на него поглядел? Аскер вытащил сигареты и спички, как бы невзначай обронил коробок. Поднимая его, осторожно оглянулся. Так и есть - тот, в светлом пальто, неторопливо шел следом. Это был Адольф Торп. К сильным, волевым людям приходит в минуту опасности очень большое спокойствие, особенная собранность, ясность мысли. Это позволяет мгновенно оценить обстановку, принять нужное решение, быстро и точно осуществить намеченное. Таким ценным для разведчика качеством Аскер обладал. Но что он мог сделать сейчас, на пустынных в это предвечернее время улицах германского города - чужого, враждебного! Он прошел сотню шагов, еще сотню, задержался у витрины магазина, будто рассматривая выставленный товар, скосил глаза в сторону. Человек в светлом пальто не отставал: остановился Аскер - задержался и наблюдатель, подойдя к афишной тумбе. Все окончательно прояснилось. Продолжая путь, Аскер медленно опустил руку в карман, нащупал пистолет, отодвинул предохранитель. Позади еще один квартал. Дальше начинается улица, застроенная многоэтажными домами. И один из них, третий от угла, - с несколькими дворами. Кажется, проходными. Вчера, когда они с Ланге шли к дому Шталекера, неподалеку от этого здания слепой старик продавал газеты. Ага, вот он, на своем месте. Чуть дальше, как запомнил Аскер, вход в первый двор - узкий туннель. До него полсотни шагов. Дом с проходными дворами! У Аскера перехватило дыхание. Но ведь о них, вероятно, знает и тот, что идет следом. Знает и, конечно, не останется ждать на улице - устремится за ним в туннель. "Хорошо, - решил Аскер, - пусть идет!" Вот и дом - серая каменная громада. Только бы не оказалось людей у входа! Ворота, несколько вдвинутые в толщу стены, обозначились, когда до них осталось метров двенадцать. Они были свободны. Аскер заставил себя спокойно подойти к ним - и кинулся бежать. Скользнув в туннель, он отпрянул в сторону и затаился у стены, прикрывшись одной из створок ворот. Прошла секунда, другая, послышался шум шагов. На землю у входа легла короткая тень. Аскер затаил дыхание. Он бы и удары сердца приглушил, если б мог. Мгновение тень была неподвижна, потом двинулась. Из-за створки ворот появился профиль мужчины. Аскер отчетливо разглядел высокий красивый лоб, правильной формы нос, энергичный подбородок, пульсирующую на шее маленькую синюю жилку. В шею он и ударил - тем коротким сильным тычком, который долго тренировал и выучился производить безошибочно. Прежде чем Торп упал, Аскер подхватил его, прислонил к стене, снова ударил - на этот раз в подбородок - и опустил на землю обмякшее тело врага. Глубоко вздохнув, он вышел из ворот и неторопливо двинулся по улице. Машинально опущенная в карман рука наткнулась на рубчатую рукоять пистолета. Аскер вновь поставил его на предохранитель. Торп открыл глаза, оглядел сводчатый потолок, под которым лежал. Сильно болела голова. Он с трудом перевалился на живот, поднялся, цепляясь за стену. Подскочил прохожий. - Что случилось? О, у вас кровь! - Он указал на скулу Торпа, с которой падали тяжелые темные капли. - Позовите шуцмана, - с трудом проговорил штурмфюрер. Прохожий поспешил на перекресток и вскоре вернулся с полицейским. Возле Торпа стали собираться зеваки. Шуцман растолкал их, остановил проходивший автомобиль и усадил Торпа. Спустя полчаса штурмфюрер Торп, морщась от сильной боли в голове, сидел в своем служебном кабинете. Фельдшер бинтовал ему скулу и шею. Вошел Беккер. Его маленькие глазки гневно сверкали. Торп попытался встать. Беккер досадливо шевельнул плечом. - Сидите, сидите, - проскрипел он.- Вы можете вскочить при появлении начальника, щелкнуть каблуками, колесом выгнуть грудь, с собачьей преданностью глазеть на шефа. Но при всем этом вы остаетесь круглым идиотом! Фельдшер поспешил закончить работу и уйти. - Да, да, - продолжал бушевать Беккер, - вы идиот, Торп, идиот и тупица! Что вы наделали? Какой был приказ?.. Отвечать, когда спрашивает начальник! Торп пробормотал, что приказ гласил отправиться для наблюдения за домом обер-ефрейтора Герберта Ланге в сопровождении двух контрразведчиков. - Значит, втроем? - Да, господин штурмбанфюрер. - А вы? Что сделали вы? Отправились один, и вас провели, как ребенка. - Но кто мог подумать? - Торп заговорил торопливо, горячо: - Я увидел его, и сразу же возникли подозрения. Двинулся следом. Он ничем не показал, что заметил слежку. Я был спокоен - все идет, как надо, провожу его до логова, и тогда дело в шляпе. - "В шляпе"! - передразнил Беккер. - Если говорить о шляпе, то ею оказались вы, штурмфюрер Торп, с треском проваливший важнейшее поручение! - Но я не сказал всего... Итак, я шел следом. Я своевременно вспомнил, что мы приближаемся к дому с проходными дворами. Приготовился. Оказывается, об этом знал и он. Поставьте себя на мое место: до ворот дома десяток шагов, и преследуемый вдруг стремглав мчится к ним. Ведь, юркнув в ворота, он проскочит дворы, окажется на главной магистрали, а там - ищи его! Что бы вы предприняли? Накажи меня бог, если бы не кинулись вслед. Так поступил и я. А он сыграл на этом! На том, что ринусь за ним и вбегу в ворота. И - ждал меня... - Адольф Торп смолк, горестно наклонил голову. - Понимаете ли вы, Торп, что Ланге, у которого были найдены чужие документы, и тот, второй, посланы русскими? - Да, - прошептал Торп. - Они те самые парашютисты. - Наконец-то вы прозрели, Торп! Штурмфюрер застонал. - Вам, может быть, плохо? - издевался Беккер. - А то самое время закатить истерику. - Вы обозвали меня идиотом, но вы еще снисходительны ко мне. Я хуже, гораздо глупее и безнадежнее! Беккер сел, зажег сигарету. - Вы, Торп, - сказал он, - собственными руками швырнули кошке под хвост Железный крест, чин оберштурмфюрера, а может быть, и еще кое-что в придачу. Торп согласно наклонил голову. - Надо поймать парашютиста, - сказал Беккер, выставив кулаки. - Поймать, чего бы это ни стоило! Торп поднял руку, будто произнося присягу: - Клянусь, он не уйдет от меня! - Полагаю, - сухо проговорил Беккер, - что главную ставку следует делать на "Зеленого". Это подсказывает шеф, и он прав. Итак, все внимание "Зеленому". Тот, за которым мы охотимся, обязательно попытается с ним связаться. В заключение Беккер и Торп разработали план посещения вдовы Герберта Ланге. Как этот план был выполнен, читатель уже знает. Глава двенадцатая Супруги Шталекер вернулись домой часам к восьми. Аскер видел в окно, как они неторопливо шли по улице. Отто бережно вел под руку жену, он же нес и сумку фрау Берты. Не дожидаясь звонка, Аскер отпер дверь. Шталекер едва заметно кивнул. Пообедали молча. Потом фрау Берта ушла к себе, и мужчины остались одни. Шталекер встал, раскрыл стоявшую на диване сумку, извлек рацию. - Спасибо! - Аскер стиснул механику руку. Шталекер унес аппарат и через несколько минут вернулся. - Запомните на всякий случай: передатчик спрятан у сарая для угля. Там, возле сарая, собачья конура. В конуре он и лежит, под соломой. - И собака там? - Да, презлющая собака. - Что ж, - Аскер улыбнулся. - Это, пожалуй, остроумно. - Ну, а что будем дальше делать? - спросил хозяин дома. - Каковы ваши планы? Аскер не ответил. Помолчав, рассказал о том, что с ним произошло на улице. Шталекер задумался. - Трудное у вас положение. - В таких обстоятельствах легких не бывает... - Во всяком случае, - решительно сказал Шталекер, - вам где-то нужно выждать. Скажем, неделю. - Это было бы хорошо. Но - где? - Вы, как я понимаю, совершенно одиноки? Аскер промолчал. - Одиноки, - повторил Шталекер. - Следовательно, решение может быть одно. Придется остаться здесь. - Вы пойдете на такой риск? - негромко спросил Аскер. - Но у вас нет другого убежища! Аскер вновь промолчал. - Оставайтесь, - продолжал механик, - а потом посмотрим, как быть. - Нельзя, товарищ Шталекер. Слишком опасно, особенно для вас и супруги. Уже сейчас, конечно, вся служба безопасности поднята на ноги, чтобы найти меня и схватить. Ну-ка давайте поглядим на все глазами гестапо и абвера. Представим себе, как они могут рассуждать. Прежде всего скажут: тот, другой, прибыл вместе с Гербертом Ланге, остановился у него, то есть у Ланге - почему? Вероятно, потому, что не имеет в Остбурге квартиры. - Согласен, - кивнул Шталекер. - Дальше. Герберт Ланге, прибывший с чужими документами, мертв. Гость ушел из его дома, был выслежен, сумел ускользнуть. Значит, он в городе (надо учесть, что сейчас все выезды из Остбурга надежно перекрыты). Знает, что его ищут. Конечно, прячется. Но где? Скорее всего, у своих друзей или у друзей Ланге. - Словом, могут нагрянуть с обыском? - Все может быть, товарищ Шталекер. И тогда вам с фрау Бертой несдобровать. Тем более, что с точки зрения нацистов, прошлое ее небезупречно. - О себе вы не говорите, - проворчал механик. Аскер не ответил. Шталекер задумался. Он сидел, опустив голову на грудь, барабаня пальцами по столу. - Ладно, - сказал он, выпрямившись и поправляя галстук. - Решим так. Вы окончательно превращаетесь в штатского, а это, - он указал на мундир Аскера, - все это немедленно сжигает в печке фрау Берта. - Но... - О ней можете не беспокоиться. Берта прошла отличную школу ненависти к наци - концентрационный лагерь. И потом, черт возьми, она моя жена!" Словом, Берта знает о вас все. - Шталекер поправился: - То есть все то, что знаю я... - И о передатчике? - А вы думаете, я сам вылавливал его из помойного ведра? Это сделала она, - гордо сказал Шталекер. - Пока, я сидел возле покойника, успокаивая бедняжку Лизель и следя за обстановкой в доме, Берта действовала на кухне. Когда она вошла, без кровинки в лице, но спокойная, я понял, что дело сделано... Теперь скажу следующее. Чтобы вам было легче. Знайте: в моем доме уже возникали ситуации, подобные нынешней. Вы, словом, у нас не первый... Аскер с облегчением вздохнул. Наконец-то Шталекер заговорил в открытую. - Но мы отвлеклись от темы, - продолжал механик. - Таким образом, решено: ваше обмундирование сжигают, вы, одетый в штатское, сидите дома. А я отправлюсь потолковать о том, что с вами делать дальше. Но - условие: обещайте, что ни в коем случае не покинете дом, чтобы проверять, не стану ли я звонить в гестапо! Несмотря на всю серьезность минуты, Аскер не мог не улыбнуться. - Обещаю, - сказал он. - Итак, - проговорил Шталекер, не глядя на собеседника, - я представляю вас как немецкого коммуниста? Аскер кивнул. - Ну что ж, немецкого так немецкого. - Механик вздохнул. - Как будто договорились обо всем. - Он встал. - Я ухожу. Сидеть здесь, вести себя прилично и ждать. - Слушаюсь, - снова улыбнулся Аскер. Шталекер отворил дверь в соседнюю комнату. - Берта, - крикнул он, - мою шляпу и зонт! 2 Отто Шталекер пересек городской центр, затем довольно долго шел по нешироким улочкам северной окраины Остбурга. Несколько раз он заходил во встречавшиеся по пути магазины, купил пару носовых платков, отдал ремонтировать зонтик. И из каждого магазина, улучив секунду, он внимательно оглядывал улицу, редких прохожих... Шталекер шел к руководителю местной подпольной организации антифашистов и должен был соблюдать сугубую осторожность. Убедившись в том, что все спокойно, он неторопливо свернул в переулок, оказался перед большим мрачноватым домом и вошел в подъезд. Лифт поднял его на четвертый этаж. На площадку выходили три двери. Механик подошел к крайней справа, постучал. Отворилась соседняя дверь, находившаяся в центре площадки. Из нее выглянула женщина. - Нет их, - сказала она. - Уехали, и неизвестно, когда будут. - Очень жаль. - Шталекер вынул из левого кармана платок, вытер лоб, спрятал платок в правый карман. - Очень жаль, я так давно не видел фрау Юлию. Женщина посторонилась. Шталекер вошел в ее квартиру. За столом писал худощавый человек средних лет. Черная шелковая шапочка, закрывавшая лоб почти до бровей, придавала ему вид ученого. Он встал, протянул Шталекеру руку. - Что случилось, Отто? - Важное дело, - сказал Шталекер, кладя шляпу на краешек стола. - Понимаю, что важное, если вы пришли. - У меня прячется человек, которого я имею основания считать русским разведчиком. Собеседник, собиравшийся переложить на столе бумаги, задержал руку. - Быть может, я плохо понял. Беглый пленный? - Да нет же. - Шталекер сделал нетерпеливое движение. - Настоящий разведчик. Хотя, конечно, помалкивает на этот счет. Впрочем, он в таком положении, что молчание носит скорее символический характер. И Шталекер вкратце пересказал события истекших двух суток. Человек в шапочке сказал: - Кое-что уже знаю. Позавчера на рассвете в лесу, близ вокзала, были найдены три парашюта. Далее мне известно о происшествии у дома с проходными дворами. - Это был он! Я переодел его, но он не хочет оставаться у меня... Вам надо встретиться. - Он сам просил об этом? - быстро спросил собеседник. - Что вы! О вас он и не подозревает. Это - мое мнение. - Так... Какой он из себя, Отто? Опишите его. - Ему что-то около тридцати. Высок, светловолос, четкий профиль, светлые глаза. Широкоплеч и строен, чувствуется много энергии и силы. Еще: разговаривая, глядит прямо в глаза. - Он, я вижу, понравился вам? - Да, не могу этого скрыть. Между прочим, по облику настоящий немец. - Но вы говорите - русский? - Быть может, из эмигрантов. Кстати, назвался германским коммунистом. - Любопытно. - Знаете, мы как-то сразу стали понимать друг друга. - Любопытно, - повторил человек в шапочке. - Встречу нельзя откладывать. - Хорошо. - Собеседник Шталекера задумался. - Адрес, которым вы пользовались прошлый раз, помните? - Домик у железнодорожного моста? - Да. Там, где мы прятали польского профессора. Время явки, сигнал - все, как и прежде. - Итак, сегодня? - Да. 3 Наступил вечер. Огни в домике Шталекера были погашены. Фрау Берта стояла у раскрытого окна, придерживая за ошейник собаку, которую незадолго до этого перевели из конуры в дом. Висевшие над камином старинные часы зашипели, раздалось десять ударов. - Время, - прошептала, фрау Берта. - О всемогущий господи, помоги моему мужу и его другу в их святом помысле, не оставь своими заботами и милостями! Прошло еще несколько минут. Потом за окном, где-то вдали, раздались короткие автомобильные гудки, послышался рокот мотора. Овчарка глухо зарычала. - Тихо, Дик. - Женщина пригладила шерсть на загривке собаки. - Тихо, нельзя шуметь! Сигналы услышали и мужчины. - Скорее, Краузе, - прошептал Шталекер. - Скорее, ему нельзя останавливаться! Шталекер и Аскер отворили дверь, поспешили к калитке. По обеим сторонам дорожки росли цветы, и сейчас, в ночную пору, от них шел сильный, пьянящий аромат. Шум мотора стал слышнее. Аскер, поглядел в сторону, откуда он доносился, увидел смутно вырисовывавшийся в темноте грузовик. Машина приближалась. Шталекер нагнулся, пошарил в цветах и извлек передатчик, который заблаговременно перетащил сюда. Затем он отодвинул щеколду калитки. Когда грузовик поравнялся с домом, шофер распахнул дверцу. Шталекер и Аскер выбежали на тротуар и на ходу вскочили в кабину. Дверца захлопнулась. Машина увеличила скорость. Где-то в центральной части города перед автомобилем замаячил патруль. Шофер грузовика, молодой парень с темной повязкой на левом глазу, сказал: - Если остановят, все мы - рабочие с "Ганса Бемера". Везем песок. Застряли у реки из-за неисправности мотора. Пропуска на всех троих в порядке. Машина неторопливо проследовала мимо поста. Два солдата и полицейский равнодушным взглядом проводили тяжело осевшую под грузом песка восьмитонку. Спустя полчаса грузовик оказался на противоположной окраине Остбурга. Домики, окруженные крохотными садиками, стояли здесь далеко друг от друга. Впереди маячила громада железнодорожного моста. - Подъезжаем, - сказал Шталекер, взявшись за ручку дверцы. - Вон тот дом, среди деревьев, с двумя окнами, закрытыми ставнями. Видите, Краузе? - Да, - кивнул Аскер. Грузовик принял вправо, сбавил скорость. Дверца распахнулась. Шталекер и Аскер выпрыгнули из кабины. Автомобиль дал газ и уехал. - Даже не поблагодарили его, - пробормотал Аскер. - Бог даст, еще встретитесь! Шталекер приблизился к окну, постучал в ставень - дважды и немного погодя третий раз. Из-за ставня раздался ответный удар. - Идемте, - сказал Шталекер. Они миновали парадную дверь, на которой висел тяжелый замок, обошли дом. В задней стене Аскер увидел вторую дверь, поменьше. Шталекер толкнул ее, пропустил Аскера, вошел сам и затворил дверь, повернув ключ в замке. Щелкнул выключатель. Стало светло. Из комнаты вышел мужчина, с которым Шталекер встретился несколькими часами раньше. Секунда, и, вскрикнув, он кинулся к Аскеру. Шталекер был ошеломлен. На его глазах руководитель остбургского подполья Шуберт и незнакомый ему человек тискали друг друга в объятиях, выкрикивали какие-то слова, целовались... Оскар Шуберт! Аскер мгновенно вспомнил лето минувшего года, город на северо-западе Силезии. Ценой больших усилий он был заброшен в этот важный район нацистской Германии, чтобы установить местонахождение тщательно законспирированной школы по подготовке агентуры противника, выявить шпионов, обучаемых для действий в тылах советских войск. Трудная задача удалась. И вот он едет в лес, где скрывается группа беглецов из немецкого концентрационного лагеря - Аскер должен предупредить антифашистов о том, что убежище их обнаружено, гестапо и полиция безопасности готовят операцию... Там, в лесу, он впервые встретился с Шубертом. У Аскера оказались весьма важные данные. Их необходимо было немедленно переслать руководителям советской разведки. Но Аскер не имел средств связи. Как быть? Шуберт посоветовал ему перейти линию фронта, а сам с товарищами взялся уничтожить агентурную школу - теперь, располагая новыми материалами, можно было надеяться, что это удастся... Позже Аскер узнал, что Оскар Шуберт сдержал слово. Но было известно и другое - почти все участники операции погибли. И вот сейчас Шуберт, живой и невредимый, стоит перед Аскером, широко улыбается, щурит свои большие светлые глаза!.. - Да, - говорит он, откидывая назад сильно поседевшие волосы, - там было жарко, я уж думал - не выбраться... Но - жив! Уцелел всем чертям назло, чтобы встретить вас на этом свете! Шталекер наконец обрел дар речи, взял руку Аскера, крепко пожал. - Простите меня, приятель, - сказал он, - теперь верю, что вы - немецкий коммунист! - Ну, а я могу теперь сказать, что вы ошибаетесь. Шталекер растерянно посмотрел на Шуберта. - Возвращайтесь домой, Отто, - сказал Шуберт. - Вам пора, уже ночь... - Да, Оскар. - Шталекер обернулся к разведчику: - Доброй ночи, товарищ! - Он протянул Аскеру руку, улыбнулся: - А ведь у меня чутье на хорошего человека! - И у меня! - Аскер хитро прищурил глаз. - Я тоже не ошибся, не так ли? Шталекер ушел. Шуберт взял Аскера под руку, провел в соседнюю комнату, усадил на диван. - Рассказывайте. - Прежде всего несколько вопросов. В Остбурге действует организация антифашистов? - Да. - И во главе ее - вы? - Так решили... - И давно вы здесь? - Без малого год. После ликвидации школы из наших только трое уцелели. Мы перебрались в Польшу, пробыли там что-то около месяца. Затем было решено направить меня сюда. - Понятно. - Аскер помолчал. - Товарищ Шуберт, вам знакомо такое имя: Макс Висбах? - Сварщик с завода "Ганс Бемер"? - Он самый. Мне надо установить, что это за человек. - О нем хорошо отзываются. - Я бы хотел поближе приглядеться к Висбаху. Да и вообще, можно устроить так, чтобы за ним понаблюдали? - Полагаю, да. - Должен сказать, что Висбах сейчас главное для меня. - Лично хотите им заняться? - Это было бы лучше всего. Видимо, придется пожить в вашем городе. Шуберту было непонятно, почему вдруг советский разведчик интересуется каким-то сварщиком. Но он, сам опытный подпольщик и конспиратор, вопросов не задавал. - Пожить в городе, - повторил Шуберт. - Тогда придется где-то работать. Нужна легальность. - Да. - Аскер встал, прошелся по комнате. - У меня хорошие документы. Очень хорошие. Не страшна никакая проверка. - А свидетельство шофера есть? - вдруг спросил Шуберт. - Ведь вы неплохо водите машину. Помню, как петляли на своем "штеере" там, в лесу. - Шоферское удостоверение в порядке. Но прежде хотелось бы изменить внешность. Шуберт вопросительно поглядел на собеседника. - Не думайте обо мне слишком плохо, - сказал Аскер. - Никаких накладных бород или повязок на глазу. Просто обрею голову, чуть отпущу усы. И - очки. Обычные. Скажем, со стеклами плюс один, простенькие... - Это будет. - Затем костюм. Что-нибудь типичное шоферское - фуражка с лаковым козырьком, куртка поскромнее, бриджи, высокие башмаки на шнуровке. - Для этого потребуется время... - Что ж, подожду. Все равно надо, чтобы отросли усы, - усмехнулся Аскер. - Иначе слишком опасно. Тот, с кем я столкнулся у дома с проходными дворами, хоть мельком, но все же видел меня. - Есть еще вдова Герберта Ланге. Вначале у меня мелькнула мысль предупредить ее, чтобы помалкивала. Но, подумав, понял, что делать этого нельзя. - Ни в коем случае! Она в таком состоянии... - Аскер опустил голову. - Бедняга Герберт... Как все нелепо получилось! Представляю, как Лизель убивается. И конечно, считает меня мародером, вором, словом, самым большим мерзавцем. - Ничего, будем надеяться, что все обойдется, - ободряюще сказал Шуберт. - Ведь фотографии вашей они не имеют... А вот со мною посложнее. О, меня знают великолепно! Каждый шпик может заприметить. Поэтому днем не выхожу, в ночное время - лишь в случае крайней необходимости. Как, например, сегодня. А в общем, рискую ничуть не больше любого солдата, который под пулями идет в атаку... - Он помолчал. - Да, тяжело. Тяжело, но нам не надо другой жизни, пока не кончится война и Германия не вздохнет свободно. Подумать только, что они сделали с людьми, как искалечили их души! - Шуберт встал, взволнованно заходил по комнате. - Иной раз спрашиваю себя: неужели это тот самый народ, что дал миру Гете и Эйнштейна, Бетховена и Баха?.. Нет, нет! - воскликнул он, видя, что Аскер сделал протестующий жест. - Хотите сказать: это не народ - кучка предателей и прохвостов? Знаю, все знаю. Но почему они взяли верх именно в моей стране! Он смолк. Молчал и Аскер. Так прошло несколько минут, Шуберт снова сел, нервно постучал пальцем по столу. - Я знаю: они сгинут. Ни тени сомнения! Но сколько предстоит сделать, чтобы нация снова обрела себя, вновь налилась силой!.. Вы понимаете, какую именно силу я имею в виду? Аскер кивнул, взял его руку. - То-то же, - Шуберт вдруг широко, по-детски улыбнулся. - Но давайте о вас поговорим... Желаете вы на тот завод, где работает Висбах? - Это было бы подходяще. Но я не знаю, какие у вас возможности... - Кое-какие имеются. На заводе работает наш человек. - Шталекер? - Есть еще и другой... Словом, попробуем. Не выйдет - попытаемся на соседний, а там будет видно. - Оскар, - проговорил Керимов, положив ладонь на руку немца. - Год назад вы рассказывали о своей жене и дочери. Ведь они остались в лагере. И... никаких сведений? Шуберт не ответил. Глава тринадцатая 1 Восьмого ноября 1923 года город Мюнхен был взбудоражен. Во всю ширину мостовых двигалась пестрая толпа. Мелькали береты и тирольские шляпы с перышком, штатские пиджаки и военные кителя без погон, ботинки и высокие лаковые сапоги. Но больше всего было каскеток и коричневых рубах, заправленных в такого же цвета бриджи. Демонстранты, основательно подогретые пивом и водкой, самозабвенно орали нацистские песни. Почти каждый размахивал резиновой дубинкой, хлыстом, стальным прутом. Из баров а кабачков выбегали новые группы бюргеров, мелких лавочников, студентов, дельцов, раскрасневшихся от спиртного, с бутылками и палками в руках. Они вливались в толпу, которая все росла. Вскоре шествие запрудило улицы. В реве демонстрантов тонули свистки полицейских и гудки автомобилей, тщетно пытавшихся проложить себе дорогу. Толпу вели двое. Один был почти старик - неторопливый, чопорный, важный, с отличной выправкой, свидетельствовавшей о том, что это бывший военный. Другой - лет тридцати, остроносый, тонкогубый, с жидкой челкой над лихорадочно блестевшими темными глазами. Первый был генерал Эрих Людендорф, второй - Адольф Шикльгрубер, Гитлер. Так начался "пивной путч" мюнхенских нацистов, целью которого был государственный переворот. В толпе путчистов можно было заметить малого лет двадцати пяти, рыжеволосого, кряжистого и сутулого, с толстым багровым затылком. Он имел привычку выставлять вперед подбородок и щурить маленькие, узко посаженные глаза, а при ходьбе - сильно размахивать руками, такими тяжелыми и длинными, что они, казалось, доставали до колен. Всем этим парень сильно напоминал гориллу, на которую почему-то напялили штаны и высокие башмаки на шнуровке. Он горланил громче других и первым швырнул булыжник в окно еврейского магазина, когда путчисты подходили к Фельдхеррнхалле1. Звали парня Гейнц Упиц. 1 Фельдхеррнхалле - здание-памятник германским полководцам в Мюнхене. В том году "пивной путч" с треском провалился. Гитлера и некоторых нацистов даже засадили в тюрьму, в которой "бесноватый Адольф", кстати, и написал свою гнусную книжонку "Майн кампф2". 2 "Моя борьба" Несмотря на неудачу, нацисты не отчаялись. И среди тех, кого Гитлер запомнил в тот день, был обезьяноподобный Упиц. Вторично Гейнц Упиц был отмечен фюрером в февральские и мартовские дни тридцать третьего года, когда гитлеровцы устроили провокационный поджог рейхстага, а вслед за тем - избиение коммунистов и всех прогрессивно настроенных людей. В ту пору Упиц действовал не покладая рук. Он был одним из тех, кто выследил и схватил Эрнста Тельмана. В третий раз об Упице вспомнили в канун июньских событий тридцать четвертого года. В эти дни Гитлер заканчивал подготовку к новой Варфоломеевской ночи - расправе над сотнями видных членов своей партии, ставших неугодными ему и Герингу. Гейнц Упиц был вызван, обласкан и назначен на ответственный участок операции. После завершения "ночи длинных ножей", или, как еще назвали ту ночь сторонники Гитлера, "чистки Рема", об Упице с похвалой отозвался сам Герман Геринг. С тех пор Гейнц Упиц пошел в гору. Некоторое время он работал в АПА3, затем был назначен в одно из управлений гитлеровской тайной политической полиции, которое занималось контрразведывательной работой на территории своей страны, а с началом войны - и в оккупированных Германией государствах. 3 АПА - внешнеполитический отдел гитлеровской партии, один из центров нацистского шпионажа. Гейнц Упиц проявил недюжинные способности, воспитывая кадры провокаторов и шпионов. Он, например, отличился при подготовке пресловутого "Плана вейс"4. Он был одним из немногих особо доверенных лиц, которых посвятили в строжайшую тайну, зашифрованную как операция "Гиммлер". Больше того, Улицу и еще одному человеку, речь о котором будет ниже, собственно, и принадлежала сама идея операции. Сущность ее заключалась в том, что в 1939 году гестапо раздобыло некоторое количество польских военных мундиров, оружия и удостоверений личности военнослужащих польской армии, снабдило всем этим группу немецких агентов, которая затем напала на радиостанцию в пограничном с Польшей городе Глейвице. Провокация удалась - все видели трупы "подлых поляков", то есть немцев-лагерников, на которых парни из гестапо напялили польскую одежду с соответствующими документами в карманах, расстреляли и оставили там, где происходили "стычки". 4 "План вейс" - "Белый план" - нацистский план нападения на Польшу. Печать Третьей империи, Японии и Италии хором завопила о "польских агрессорах". Повод, для того чтобы ввести в действие "План вейс", был налицо. И Польша запылала в огне войны. За участие в этой операции Гейнц Упиц получил рыцарский Железный крест с мечами, очередной чин, а также личную награду Генриха Гиммлера - золотое кольцо и кинжал дивизии СС "Тотен копф". С тех пор прошло немало времени. Гейнц Упиц орудовал в Германии, во Франции и Норвегии, в Югославии и Чехословакии, действовал весьма энергично, как говорится, не за страх, а за совесть. Руководство ценило его, не обходило наградами и чинами. И теперь, к середине 1944 года, группенфюрер1 Упиц был одним из видных деятелей фашистской контрразведки. 1 Группенфюрер - чин в организациях и учреждениях СС, соответствует генерал-лейтенанту. В тот вечер, когда Аскер Керимов встретился с Шубертом, Гейнц Упиц покинул свой уютный особняк в Берлине, сел за руль большого открытого "мерседеса", вывел машину за город и погнал по широкой бетонной дороге на северо-запад. Группенфюрер Упиц любил быструю езду. Это позволяло отключать сознание от обычных забот и дел. А нервы генерала очень нуждались в отдыхе: почти каждый день с фронтов приходили вести, одна неприятнее другой. С некоторых пор опытный полицейский Гейнц Упиц почуял новую грозную опасность. Впрочем, опасность была не так уж нова, о ней давно знали, ибо возникла она в тот самый момент, когда нацисты пришли к власти. Этой опасностью был народ. Но прежде на народ можно было плевать; схватив за глотку, его держали в страхе и повиновении, дурачили безудержной демагогией и спекуляцией на национальных чувствах и чаяниях немцев. Да, прежде это было возможно. Теперь же, когда вся страна из конца в конец покрылась солдатскими кладбищами, когда армии Советов штурмовали подступы к восточным границам Германии, а над фатерландом день и ночь висе