ядел зал, ряды столиков, посетителей. Один из них держал в руках номер "Остбургер цейтунг". - Тот, что с газетой? - спросил Шталекер. - Да... Одно к одному! Сидя в зале за пивом, Шталекер мысленно вновь прочитал тревожное сообщение Дитриха и решил повидать Шуберта. Но как отделаться от наблюдения?.. Ага, Вилли, кажется, сейчас в гараже! Шталекер имел в виду другого члена своей пятерки - шофера грузовика, который несколько недель назад впервые доставил Аскера к Шуберту. Покинув бар, Шталекер отправился на завод. Вышел и человек, читавший газету. Это был штурмфюрер Адольф Торп. Он "довел" механика до заводских ворот, убедился, что тот вошел в них, и остался ждать неподалеку. Торп знал, что Шталекер уже отработал и, следовательно, на заводе не задержится. Минут через двадцать из заводских ворот выехал большой грузовик. Машина прошла мимо Торпа, который окинул водителя безразличным взглядом. Отъехав на порядочное расстояние, шофер Вилли огляделся и негромко сказал: - Кажется, все в порядке. На полу кабины, скорчившись, сидел Шталекер. Он поднялся и занял место рядом с шофером. - Сейчас сойдешь? - Поезжай дальше. Скажу где. Грузовик миновал еще несколько улиц. - Здесь, - сказал Шталекер, когда они оказались на оживленной магистрали. Он сошел и затерялся в толпе. Вскоре Шталекер уже рассказывал Оскару Шуберту о звонке Дитриха, о встрече с ним в баре и полученной записке. Дитрих сообщал о беседе, которая состоялась сегодня утром между ним и его дружком - кладовщиком завода "Ганс Бемер" Кребсом. Оба были на войне, получили увечья, лежали в одном и том же госпитале, там и подружились. У Кребса нет более близкого человека, чем Дитрих, - кладовщик не имеет ни семьи, ни родственников. И Кребс под большим секретом поведал другу о своем разговоре с шофером Губе. - Ну и что же? - спросил Шуберт. - А то, что, как утверждает Кребс, сварочных аппаратов у него вообще не было! Шуберт поднял голову. - И аппаратов не было, - продолжал Шталекер, - и военные не приходили за ними. Вот ведь какая история! - Продолжайте, Отто. - Шуберт шевельнул плечом, будто ему стало холодно. - Кребс признался Дитриху в следующем. Не так давно его вызвали к директору завода. Он явился, но Кюмметца в кабинете не оказалось. Вместо него за столом сидел незнакомый человек. С полчаса опрашивал Кребса - кто он, откуда родом и все такое. Потом вынул и дал подписать бланк обязательства о неразглашении государственной тайны. Кребс пробовал было возражать, но ему показали удостоверение сотрудника гестапо. Собеседник сказал: "Может случиться, что кто-нибудь спросит, не приходилось ли вам выдавать два сварочных аппарата, ночью, по записке дежурного инженера. Так вот, если будет задан такой вопрос, ответить надо утвердительно. Вы скажете: да, выдавал, и получали их какие-то военные". Тревога Шуберта росла. Уже посвященный в задание, которое выполнял разведчик, он начинал догадываться, почему тот завел такой разговор с кладовщиком. Между тем Шталекер продолжал: - Кребсу приказали немедленно позвонить в гестапо, если появится человек, который будет интересоваться сварочными аппаратами, запомнить его и подробно описать. Вот и все. Как утверждает Дитрих, Кребс напуган, растерян. Поэтому и обратился к своему дружку, чтобы тот посоветовал, как ему быть. - Что же сказал Дитрих? - Что он волен поступать, как велит ему совесть. - Правильно. Ведь это может быть и провокацией. - Так подумал и Дитрих. - Но Кребс еще не звонил туда? - Нет. Сказал, что подумает денек. А впрочем, кто знает?.. - Кто знает... - задумчиво повторил Шуберт. Он помолчал. - А что он за человек, этот кладовщик? - Дитрих давно над ним работает. Отзывается хорошо. Говорит: честен, прям, ненавидит нацистов... Теперь еще одно. И Шталекер рассказал о человеке с газетой. - Да, новости, - поморщился Шуберт. Он встал. - Где Краузе? - Не знаю. - Надо его отыскать. - Сейчас? - Да. - Быть может, отложим до завтра? Глядите, уже вечер. - Нет, нет, сейчас же, - сказал Шуберт. - Положение очень серьезное. - Тогда я отправлюсь. - Шталекер тоже встал. - Идите и передайте ему все то, что сообщили мне. На всякий случай, на самый крайний случай скажите, что через два часа я буду на второй квартире. - У железнодорожного моста? - Да. Учтите: Краузе в большой опасности. Предупредите его - он ни в коем случае не должен встречаться со сварщиком Висбахом. Ни при каких обстоятельствах! - Ясно. Иду. - Погодите. - Шуберт взял товарища за рукав. - На все даю вам один час сроку. Сюда больше не приходить. Позвоните. Вы знаете как? Номер помните? - Да. - Телефон в этом доме... Мне передадут. Вам надо будет сказать: "Курт здоров", и я пойму, что все в порядке. Шталекер направился к выходу. Шуберт остановил его у двери. - Все-таки надо рискнуть, Отто. Повидайте Дитриха, и если он не будет возражать, пусть скажет Кребсу, чтобы тот покуда помалкивал о своем разговоре с шофером Губе. Повторяю, это риск, но на него надо пойти. - Я тоже так думаю. - Значит, условились. - Шуберт взглянул на часы. - Сейчас восемь без нескольких минут. В девять жду звонка. В девять, не позже. Если не найдете Краузе, не звоните. Шталекер ушел. Шуберт взволнованно заходил по комнате. Он понимал, что после беседы с Кребсом разведчик мог рискнуть и на встречу с Висбахом, А тот сейчас выглядит весьма подозрительно. В самом деле, если гестаповцы не приезжали на завод за сварочными аппаратами, а кладовщик этих аппаратов не выдавал, то ими, естественно, не мог работать и Макс Висбах там, в тайном хранилище. Как же быть с его рассказом Георгу Хоманну?.. Только бы успел Шталекер, только бы успел! А время шло. Час, который был дан Шталекеру на розыски разведчика, истекал. Тревога Шуберта росла. Не давала покоя мысль: быть может, в эти минуты Краузе разговаривает со сварщиком Висбахом. Или - разговор уже состоялся, и Висбах, если он предатель, уже докладывает обо всем своим хозяевам. Из ворот здания гестапо выезжают машины - в них люди, которые должны схватить Краузе... Бум! - гулко пробили часы в углу, будто ударили по нервам. - Бум!.. Бум!.. Девять ударов. А звонка нет. Где же Шталекер? Вдруг и с ним несчастье? Вдруг перехватили по дороге?.. Шуберт все так же ходил по комнате. Сейчас, в минуты томительного ожидания, вспомнилась почему-то вся жизнь. Он видел себя за школьной партой в Гамбурге, где прошло его детство, потом в далеком Веймаре - там, в университете, молодой Шуберт слушал курс естественных наук. Вот он в окружении студентов жарко спорит в одной из пивных города. Тема - только что купленная газета с телеграммой об убийстве в Сараево эрцгерцога Фердинанда. Будет война или нет? А если будет, то чем кончится? Победит ли народ? Сбросит ли наконец ярмо угнетения и рабства?.. И - война. Как в хронике, мелькают кадры. В еще не обмятой, пахнущей нафталином шинели шагает он в строю солдат, а по сторонам беснуется толпа - их забрасывают цветами, лентами... Так для него началась война. Совсем иначе закончилась. С русского фронта он вернулся в вагоне с решетками - за братание с солдатами противника, за агитацию против войны он осужден. Был приговорен к расстрелу, но меру наказания смягчили - он кавалер двух орденов за храбрость. Шуберту предстояло отсидеть десять лет в тюрьме. Там-то он и связал окончательно свою судьбу с судьбой рабочего класса Германии. Да, по-настоящему все началось там... Шуберт вспоминает день, когда был амнистирован и вышел на свободу. У тюрьмы ждала Эмми. Она была с ним всюду - и на войне, хотя их разделяли тысячи километров, и в тюрьме... И вот Эмми ласково улыбается, протягивает руки. У нее такие же, как и прежде, золотистые волосы, а глаза - с ними не сравнится никакая небесная синь!.. В этот день они стали мужем и женой. "Эмми..." - шепчет Шуберт, и к горлу подступает ком. Ее нет. Никогда не будет. Она подарила ему дочь, такую же голубоглазую, как и сама. Но у Шуберта нет и дочери. Он вспоминает: зима, ночь; та ночь, когда взяли и его и их; уже шла вторая мировая война, уже было страшное поражение армий Гитлера под Москвой, на Волге. К ним ворвались в тот час, когда Шуберт заканчивал статью в подпольную газету партии. И - десять месяцев в лагере под Прагой. Десять месяцев, каждый день, каждый час которых - пытка, медленное умирание. Эмми и малютка не могли выдержать. А он - бежал. Он бы хотел умереть подле них. Но он не принадлежал себе. И - бежал с группой людей, которые смогли сберечь свою волю, силы. То было год с небольшим назад. Тогда-то и повстречал он впервые этого человека - светловолосого, ясноглазого, действовавшего под именем оберштурмфюрера Краузе... Встретил и полюбил. Ведь бывает же так - поговоришь с человеком час, а запомнится на всю жизнь!.. Смелый человек. Смелый и многое умеет. Он, Шуберт, знает толк в этих делах... Бум! - снова бьют часы. Половина десятого. Шталекер не дает о себе знать. Что же делать? Ясно одно: ждать больше нельзя! И Шуберт решился. Погасив свет, поднял с окна маскировочную штору. Темно. Небо затянуто тучами. Накрапывает дождь. Погода подходящая. Он опустил штору, вновь включил свет. Надел плащ, шляпу, переложил в боковой карман пистолет. Вышел в коридор. Сказал несколько слов хозяйке. Потом хлопнула входная дверь. Шуберт отправился на поиски Аскера. Он не мог оставить его в беде. Глава семнадцатая 1 В девять часов вечера штандартенфюрер Больм вошел в кабинет генерала Упица и доложил, что вернулся штурмфюрер Торп, ездивший по заданию в концлагерь. - Позовите его, - распорядился Упиц. Торп явился. - Вы прямо оттуда? - спросил Упиц. - Да, господин генерал, только что. День выдался напряженный, и я едва успел обернуться в оба конца. Всего доставлено семьсот человек. В пути от Аушвица до Остбурга происшествий не было. Всю партию разместили в отделении лагеря, близ завода. Для этого очистили несколько бараков. - Но там было переполнено, - сказал Больм. - Куда же девали тех, что содержались прежде? - То была категория "зондербехандлунг". К тому же в бараках вспыхнула эпидемия дизентерии. Словом, больше они ни на что не годились. Группенфюрер Упиц понимающе кивнул. - Продолжайте, - сказал он. - Кто этот человек? - Один из вновь прибывших. Обычный пленный. - Что побудило его доносить на своих товарищей? Вы разобрались в этом, Торп? - Весьма веская причина, господин Группенфюрер. Он надеется на лучшую участь. Он хочет жить. Упиц поднял свою тяжелую голову, долго разглядывал Торпа, будто видел его впервые. - Значит, - медленно проговорил он, постукивая карандашом по столу, - значит, Торп, если я правильно понял вас, тысячи пленных, которых тщетно вербуют в национальные легионы вермахта, в формирования ост-полиции, в осведомители гестапо и абвера, - все они жить не хотят и только о том и мечтают, чтобы подохнуть? Упиц говорил негромко, спокойно произнося слова. Однако Торп нервно переступил с ноги на ногу. Он, как и другие контрразведчики, успел за недолгий срок пребывания в Остбурге Упица изучить его характер. И Торп знал, как легко подвержен Группенфюрер приступам безудержной ярости. - Я неправильно выразился, - пробормотал Торп, - я хотел... - Так говорите, черт вас побери, ясно, коротко, четко! Кто этот человек? Что собой представляет? Поймите: я должен знать, можно ли ему верить! - Он в плену почти два года, господин группенфюрер. На хорошем счету. За дисциплинированность был назначен помощником капо1, сортировал одежду ликвидированных. Утверждает, что у себя на родине был репрессирован. Что-то уголовное... кажется, воровство изделий на заводе. 1 Капо - заключенные, занимавшие должность в гитлеровских тюрьмах и лагерях. Доложив это, Торп смолк, нерешительно поглядел на шефа. - Дальше, - сказал Упиц. - Говорите дальше. Почувствовав, что генерал остыл, Торп облегченно перевел дыхание, приободрился. - Быть может, вы пожелаете сами допросить этого человека, господин Группенфюрер? - спросил он. - Вы привезли его? - Упиц удивленно откинулся в кресле. - Зачем вы это сделали? - Я рассудил, что это нелишне, - пробормотал контрразведчик. - Человек меня заинтересовал, и я подумал: господину группенфюреру будет любопытно на него взглянуть, быть может, возникнут дополнительные вопросы... - В самом деле, не вызвать ли его сюда? - вставил штандартенфюрер Больм. - Где он? - спросил Упиц. - Внизу, господин группенфюрер. - Ладно, давайте его. Торп вышел и вскоре вернулся. Следом шел пленный, конвоируемый автоматчиком. Оставив узника у порога, солдат вышел. Упиц оглядел лагерника. Это был худой, высокий человек с длинным лицом, одетый в полосатую робу. - Говори, - приказал Упиц по-русски. - Я знаю по-немецки, - поспешно сказал пленный, угодливо улыбнувшись. При этом его тощее, костистое тело резко согнулось, будто переломилось в пояснице. Упиц кивнул. Пленный продолжал. Он рад, что может оказать услугу германским властям. Он всей душой ненавидит страну, в которой имел несчастье родиться. И сделает все, чтобы доказать свою преданность великой Германии, ибо его давнишняя мечта - заслужить право навсегда в ней остаться. - Короче, - пробурчал Упиц. - Повтори свои показания. Лагерник закивал, шагнул вперед. - Я из Аушвица, господин генерал, прибыл с партией пленных, отобранных, чтобы... - Известно. Говори дальше. - В Аушвице мне довелось хорошо узнать... Я давно подозревал этого человека, господин генерал... Я только не мог... Я хотел... - Короче! - Это случилось ночью. Я не спал, молча лежал в чуть освещенном бараке. Не мог заснуть: разболелся зуб. Вдруг - голоса. Прислушался: беседуют двое на соседних нарах. - Кто такие? - Одного не опознал - было темно, господин генерал. Другой оказался моим соседом по нарам. - Звать? - Андрей. - Фамилия? - Все называют его просто Андрей. У него есть, конечно, и фамилия, но я ее не знаю. Вообще в лагере только номера... - А как зовут тебя? - Станислав Цюпа, господин генерал. - Продолжай, Цюпа. - Слушаюсь, господин генерал. - Пленный, облизнув губы, сделал еще шаг. - Так вот, чую разговор. Тихо говорят. Этот самый Андрей взволнованно рассказывает: "Поднял голову - и обомлел: он!" - "Да не может быть такого!" - отвечает другой. - "Он, он самый!" - "Командир?" - "Да. Командиром моим был, гвардии старшим лейтенантом". Они перешли на шепот, - продолжал Цюпа, - и я долго не мог ничего разобрать. Но было понятно: Андрей убеждает в чем-то того, другого. А этот сомневается, не верит. "Ладно, - сказал Андрей, - я тебе докажу!" Он слез с нар, исчез. Через минуты две вернулся. "Гляди, говорит, внимательно гляди!" Я незаметно приподнялся, передвинулся к краю нар. И увидел в руках Андрея кинжал. Запомнил: ручка винтом, блестящая. - Кому доложили? - спросил Упиц. - Не мог, господин генерал. - Предатель весь подался вперед, затряс головой. - Никак не мог, вот как перед богом! Это же ночью происходило. Разве выйдешь? Высунешь голову за дверь - пуля. А наутро нас построили, разделили на группы. Одну, в которую попал и я, погрузили в вагоны и отправили сюда. Здесь только и смог... - Как же ты узнал Андрея, видел кинжал, но не опознал второго? - Тот, второй, спиной ко мне был, затылком. А по затылку разве определишь? Мы же все... обросшие, да и халаты одинаковые. Уши только запомнил - уши у него большие и торчат... - Уши, - проворчал Упиц. Он заглянул в лежащие на столе бумаги. - Это было?.. - В ночь на девятнадцатое число, господин генерал. - И тот, Андрей, он что - утверждал, будто видел своего командира накануне? - Да. - Восемнадцатого? - Выходит так, господин генерал. - Тогда и кинжал получил? - Именно! - И в тот день лагерника Андрея за черту блока не выводили? Точно помнишь? - Не ходил он в тот день никуда. - Чем же он занимался? - А возле бараков работал. Утром поверка была, осмотр одежды. Потом половину отправили на Унион, остальные в лагере были. Он площадь обходил, камни подбирал, траншею рыл. - Хорошо. - Упиц обернулся к Торпу: - Проследите, чтобы в бараках ни о чем не догадались. - Генерал вновь взглянул на предателя. -Учти, Цюпа, ты должен видеть все, слышать все, докладывать все. Будешь полезен - будешь жить, и жить хорошо. Иди! Лагерника увели. Упиц обратился к штандартенфюреру: - Теперь слушаю вас, Больм. - Справки навел, господин группенфюрер. Восемнадцатого числа в блоке русских, точнее, близ блока посторонних не было всю первую половину дня. Имеются в виду люди, которых лагерник, по кличке Андрей, не мог видеть раньше. Во второй половине дня этот блок посетили помощник коменданта Аушвица гауптштурмфюрер Вернер Кранц, его шофер шарфюрер Фиттерман и с ними - директор завода "Ганс Бемер" Артур Кюмметц с шофером Генрихом Губе. - Кого же из четверых подозреваете? - Упиц скривил губы. - Уж не помощника ли коменданта лагеря Аушвиц? - Разумеется, не его. Кранц и Фиттерман работают в Аушвице со дня основания лагеря, пять лет. Оба - на самом лучшем счету. - Тогда остается мой друг директор Кюмметц, с которым мы вместе росли и учились, вместе вступали в НСДАП и воевали против врагов фюрера и нации. Видимо, Артур Кюмметц и есть тот самый неуловимый советский разведчик, за которым вы так безуспешно охотитесь! - Имеется еще шофер господина Кюмметца - Генрих Губе, - сказал Больм. Упиц пожал плечами. - Что ж, проверьте его. Проверьте шофера, это не так уж трудно. Но, сдается мне, дело в ином. Там были и другие посетители, штандартенфюрер Больм! - Но, господин группенфюрер... - Вы не знаете о них, Больм? - Врачи из Аненэрбе?1 - услужливо подсказал Торп. 1 Аненэрбе - преступная организация, зашифрованная как "Институт по изучению наследственности", находившаяся в ведении Гиммлера, где проводились садистские опыты над заключенными. - Они самые. - Какие же это посторонние? Они находятся в Аушвице более двух недель! - Больм с сомнением покачал головой. - А в блоке русских появились впервые. Причем именно в тот день. Именно восемнадцатого числа, Больм, Цель? Выполняли предписание руководителя института штандартенфюрера Вольфрама Зиверса - отобрать для опытов по стерилизации около сотни молодых русских. Вот среди этих-то врачей и надо пошарить как следует. Вы понимаете меня? - Да, господин группенфюрер. - Звоните в Берлин, распорядитесь от моего имени, чтобы вплотную занялись Аушвицем. Не забудьте Андрея. 2 В начале одиннадцатого часа ночи от здания гестапо отошла большая закрытая машина. В ней находились штандартенфюрер Больм и штурмбанфюрер Беккер. Автомобиль пересек почти весь город и остановился на восточной окраине Остбурга, метрах в двухстах от небольшого двухэтажного коттеджа. В этом обособленном домике, скрытом от посторонних глаз густо разросшимся садом, была одна из конспиративных квартир местной контрразведки, где принимались и инструктировались наиболее тщательно засекреченные агенты. Здесь сегодня должна была состояться встреча Больма и Беккера с агентом по кличке "Зеленый". Высадив офицеров, шофер тотчас отъехал за угол и приготовился к длительному ожиданию. Контрразведчики направились к домику, пересекли сад, поднялись на крыльцо. Беккер отпер входную дверь, пропустил начальника, вошел сам. Десятью минутами позже у домика появился мужчина в плаще с поднятым воротником и надвинутой на лоб кепке. Дверь была не заперта. Он отворил ее и вошел. Гейнц Больм и Бруно Беккер сидели в небольшой гостиной, курили, лениво переговариваясь. Беккер первый услышал, как скрипнула, отворяясь, дверь. - Он,- сказал Беккер. Больм кивнул. В передней раздались шаги. В комнату вошел человек. Он откинул воротник плаща, снял кепку. Это был сварщик Макс Висбах. Висбах стал секретным сотрудником контрразведки лет двадцать назад. Он был хитер, ловок, действовал изобретательно и потому весьма высоко ценился местным руководством, а также группенфюрером Упицем, который лично знал "Зеленого" и не раз прибегал к его услугам. Висбах, работавший одно время в Мюнхене, первый разнюхал о том, что в окружении начальника штурмовых отрядов Рема назревает недовольство, произносятся крамольные речи. И, быть может, доклад "Зеленого" и положил начало закату карьеры этого ближайшего сподвижника Гитлера. Затем Висбах помог гестапо отыскать и выловить двух работников Компартии Германии, за которыми охранка безуспешно охотилась несколько лет. Он же, собственно, и подсказал идею операции "Гиммлер" - провокацию с польскими военными мундирами, документами и оружием, благодаря которой нацисты получили возможность поднять шум по поводу мнимой польской агрессии и ввести в действие "План вейс" - то есть напасть на Польшу. Минувшей весной, когда Упиц ломал голову над тем, как отвести внимание советской разведки от тайного хранилища архивов, он вдруг вспомнил о Висбахе. Агент был срочно вызван в Берлин. Упиц обрисовал ему обстановку: сейчас, в сорок четвертом году, русская разведка настолько же окрепла и улучшила работу, насколько стала слабее германская разведка и контрразведка. За примерами ходить недалеко. Известно, что в районе одного тайного хранилища архивов секретной службы действуют советские разведчики, однако, несмотря на все усилия, ликвидировать их пока не удалось. Ценнейшие документы находятся под угрозой того, что ими завладеет противник. Как обезопасить архивы? Висбах пожал плечами и посоветовал вывезти архивы и запрятать их в новом месте, более тщательно. Упиц ответил, что это невозможно. И пояснил: архивы слишком громоздки, чтобы их можно было вывезти тайно. А раз так, операция теряет смысл. Кроме того, ресурсы страны на пределе, может просто не хватить сил и средств на то, чтобы в короткое время оборудовать другое такое хранилище. "Где расположен тайник?" - спросил Висбах. Упиц уклонился от ответа. "Но не в Остбурге?" "Да, не в Остбурге", - сказал Упиц. Висбах попросил время, чтобы подумать. Через несколько дней он явился и представил план. Сущность его заключалась в том, чтобы сбить с толку русскую разведку, пустить по ложному следу, устроить на этом пути засаду, перехватить и уничтожить разведчиков. Архивы окажутся в безопасности. Гестапо, таким образом, убьет двух зайцев. Упиц молча слушал, не отвергая и не одобряя высказанной Висбахом идеи. Развивая ее, агент сказал: "Все будет зависеть от того, сумеем ли мы убедить русскую разведку в том, что архивы не там, где они находятся, а в другом месте, скажем, в Остбурге". "Как же этого добиться?" "Трудно, но возможно. - Висбах помедлил. - Придется, быть может, пожертвовать двумя-тремя людьми". Он изложил свой план. Надо подобрать преданного агента, заслать к русским. Там агент инсценирует провал, раскаяние на допросе и дает показание: ему-де известно о тайном хранилище архивов в районе Остбурга. Причем агент должен во всех деталях описать истинное хранилище - его расположение, внутреннее устройство, характер упаковки документации. Это нужно для того, чтобы русские, если они уже имеют о тайнике некоторые сведения, не усомнились в показании, поверили "раскаявшемуся". Тогда они переключатся на Остбург. А здесь их будут ждать... "Не годится, - сказал Упиц. - Вполне надежных и преданных агентов не бывает". "Но..." "Вы приятное исключение, дорогой Висбах, - усмехнулся группенфюрер. - Однако посылать будем не вас - другого. А тот, другой, возьмет да и раскроется перед русскими. Нет, тут следует действовать иначе. Во-первых, агента нельзя посвящать в подготавливаемую операцию. Об архивах он должен узнать как бы случайно для себя, абсолютно должен быть убежден в том, что хранилище находится в Остбурге, а не в каком-либо ином месте. Во-вторых, агента следует провалить так, чтобы он и не подозревал, что его подставили. В-третьих, следует подобрать не очень стойкого человека, который обязательно бы покаялся на допросе и выложил советской контрразведке то, что "узнал" об архивах. Тогда он будет держаться этих показаний, что бы с ним ни делали, видя в них свой самый главный шанс остаться в живых! Вы уловили мою мысль?" "Она великолепна, господин группенфюрер! - воскликнул Висбах.- Главное в ней то, что агент не изменит показаний, даже если его будут распиливать на кусочки. Он-то ведь убежден, что говорит чистую правду и что в этой правде - его спасение!" "Именно так, Висбах. Но пойдем дальше. Мы не гарантированы от случайностей. Агента могут подстрелить при переброске через линию фронта. При аресте он вдруг окажет сопротивление и будет убит. Он, черт возьми, может заболеть и умереть! Ничто не исключено. Ведь, кроме всего прочего, может случиться так, что он возьмет да и не раскроется на допросе". "Или ему не поверят!" "Ваша правда, Висбах, ему могут и не поверить. Русские знают свое дело, провести их не так-то легко... Короче говоря, вывод: одного агента недостаточно. Нужен еще и другой. Как говорится, для страховки". "Второй агент с такими же показаниями?" - Висбах поморщился, поджал губы. "Не обязательно агент". "Погодите! - Висбах приподнялся с кресла. - А что, если это будет перебежчик?" "Которого подготовят по такому же принципу?" - задумчиво проговорил Упиц. "В точности по такому. И забросят так, что он и подозревать не будет о том, что заброшен. Господин группенфюрер, если сделать все, как надо, этот человек будет глядеть на следователя честными глазами, уверенный в том, что оказывает русским неоценимую услугу". "Уф, - сказал Упиц, откидываясь в кресле и вытирая влажный лоб. - Именно так, Висбах. Это то, что требовалось. Черт возьми, будто гора с плеч! Мы с вами преодолели главную трудность. Остальное - техника". Висбах задумался, поднял на генерала заблестевшие глаза. "Кажется, я нашел подходящего кандидата на роль перебежчика. - Он усмехнулся. - Мой дружок. Коммунист, один из тех, кого мы не трогали, чтобы прослеживать связи и вылавливать других. В лепешку разобьется, лишь бы помочь русским!.." Так были разработаны основные черты операции. Висбах написал Хоманну. Когда контрразведка убедилась в том, что адресат письмо получил, был проведен следующий этап операции - с пожаром в продовольственном складе, который охранял ничего не подозревавший Хоманн, и с предоставлением последнему отпуска для поездки в Остбург, где Хоманна поджидал Макс Висбах. В тот же период Упиц подобрал и другого участника операции - агента. Как уже известно, им оказался Лисс - Щуко. Итак, Висбах вошел в комнату, где его ждали Больм и Беккер, снял кепку и плащ, уселся. Он был возбужден, нервно потирал руки. Закурив, Висбах сказал: - Полтора часа назад я засек Шуберта. - Оскара Шуберта? - Больм встал. - Его самого. Видел, как вот сейчас вижу вас. И знаете, с кем был Шуберт? - Висбах помедлил. - С Отто Шталекером! Больм прошелся по комнате. Отыскать Шуберта, след которого контрразведка давно утеряла, было большой удачей. А то, что Шуберт замечен вместе с Шталекером, делало удачу гестапо еще более значительной. Можно было предположить, что именно через Шталекера держит связь Шуберт с неуловимым парашютистом. - Докладывайте, Висбах, как было дело, - приказал Больм. - Но я еще не сказал всего. Шуберт и Шталекер знают Генриха Губе - шофера завода "Ганс Бемер". Шофер Генрих Губе! Штандартенфюрер Больм вспомнил свой сегодняшний разговор с Упицем и допрос пленного Цюпы. Теперь было ясно, кто оставил кинжал лагернику Андрею. - Но и это не все. - Висбах придвинулся к собеседникам. - Полчаса назад я установил, что в Остбург прибыл Георг Хоманн! - Перебежчик Хоманн?! - в один голос воскликнули Больм и Беккер. - Он разговаривал со мной по телефону. - Висбах усмехнулся, любуясь произведенным эффектом, выпустил струйку дыма. - Мы условились о встрече. Звоните, чтобы подготовили людей. Надо сделать так, чтобы завтра с утра, когда я выйду на свидание, с меня не спускали глаз. Больм потянулся к телефону, снял трубку и постучал по рычагу. - О, черт! Не работает телефон. - Телефон выключен, - негромко сказали у двери. Все обернулись. На пороге стоял Аскер. - Не двигаться, - скомандовал он. - Поднять руки! Беккер резко присел, сунул руку в карман. Аскер нажал спуск. Хлопнул выстрел. Беккер выронил оружие, тяжело рухнул на пол. Остальные медленно подняли руки. Наступила тишина. В воздухе вяло расплывалась струйка дыма от сигареты Висбаха, которую тот все еще держал в пальцах. - Руки за голову - приказал Аскер. - На колени. Вот так. Теперь ложитесь лицом вниз. Ну! - повысил он голос, видя, что гитлеровцы медлят. Штандартенфюрер Больм, держа руки на затылке, неуклюже повалился на ковер, которым был устлан пол комнаты. - Вы! - Аскер посмотрел на Висбаха. Тот последовал примеру Больма. Не сводя с них глаз. Аскер прошел к окну, побарабанил по стеклу пальцами. В комнату вошли Шуберт и Шталекер. 3 Вот как случилось, что они оказались на конспиративной квартире гестапо. Выполняя поручение Шуберта, Шталекер обегал весь город, побывал в доме, где жил Аскер, на заводе, не забыл и коттедж директора - быть может, Кюмметц вызвал машину и Краузе со своим автомобилем поджидает шефа у крыльца его дома. Поиски оказались тщетными. Тогда Отто отправился в бар. Произошла короткая беседа с Дитрихом. Шталекер убедил его рискнуть и поговорить с Кребсом. Потом он заглянул в зал. Краузе не было и там. Где же он? Шталекер вышел на улицу. Что предпринять? А вдруг Краузе уже у Висбаха? Следует ли идти туда и попытаться под каким-нибудь предлогом увести Краузе? Но как это сделать? И имеет ли он право так поступить? Не совершит ли непростительной ошибки? В выполняемое Керимовым задание был посвящен только Оскар Шуберт. Он один знал и о рассказе Висбаха перебежчику Хоманну о тайном хранилище архивов. Шталекер же мог лишь строить предположения и догадки. Он видел: существует тесная связь между беседой Краузе с кладовщиком и тревогой Шуберта, когда тот узнал о признании, сделанном Кребсом Дитриху. Но какая связь? И при чем здесь Висбах? Почему Шуберт так опасается, что Краузе встретится с этим человеком? Висбах - сварщик. Эсэсовец, вызывавший кладовщика, говорил о сварочных аппаратах. О них завел речь и Краузе в беседе с Кребсом... И Шталекер вдруг почувствовал, что в нем поднимается волна злобы, ярости против Висбаха. Нет, появляться у него нельзя. Кто знает, что это за птица. Шталекер решил вновь зайти на квартиру к Аскеру: быть может, тот вернулся? Он вошел в какое-то парадное, чиркнул спичкой, взглянул на часы. Стрелка перевалила за десять. Как, наверное, волнуется Шуберт! Вот и знакомый переулок. Шталекер толкнул входную дверь дома, где снимал комнату Аскер, взбежал по лестнице. Отперла хозяйка. - Пришел? - Да. Но он не один... У Аскера был Шуберт. Когда Шталекер вошел, он заканчивал свой рассказ. - Полагаете, Висбах провокатор? - сказал Аскер. - Выходит, что так. Вы были правы в своих подозрениях! Аскер покачал головой. - Я не подозревал его. Только изучал... Но надо окончательно убедиться. Попробуем проверить. Субботние вечера Висбах проводит в том самом баре, где я так мило беседовал с кладовщиком. - Он невесело усмехнулся. - А сегодня суббота. Он, наверное, уже там. - Аскер посмотрел на Шталекера. - Вы поможете мне? - Конечно. - Предлагаю такой план. Я иду в бар. Через несколько минут входите и вы. Убедившись, что Висбах там и я разговариваю с ним, удаляетесь. Минут через тридцать звоните туда... Вы, Отто, помните слесаря Георга Хоманна? - неожиданно спросил Аскер. - Хоманна? - удивленно сказал механик. - Разумеется, помню, но ведь он... Аскер взял его руку. - Все объясню позже. Сейчас у нас нет времени. Вам придется сыграть роль Хоманна. Нет, нет - это всего лишь минутный разговор по телефону. Тем более, что ваши голоса похожи - только у Хоманна, помнится, он чуть ниже. Шталекер кивнул. - Так вот, - продолжал Аскер, - вы прибыли в Остбург, должны повидать Висбаха, чтобы сообщить нечто важное. Звонили на завод, там его нет. Тогда позвонили в бар, где он бывает... Назначьте ему свидание. На утро. Товарищ Отто, запомните: вы должны говорить торопливо, нервно, как будто чего-то опасаетесь. Висбаха называйте по имени, сокращенно: Мак. Ему надо сказать: "Встретимся у трех наших вязов". Это, учтите, очень важно - так было условленно у Хоманна с Висбахом... Вам могут задавать различные вопросы. На них не отвечать. Скажете только, что прибыли не один. И дайте понять, что не можете говорить - возле вас посторонние... Вот, кажется, все. - Понял. - Повторите, пожалуйста! Выслушав Шталекера, Аскер удовлетворенно кивнул. - Поговорив, вернитесь к бару, держитесь неподалеку. Может случиться, что вынуждены будем заняться Висбахом уже сегодня. Это - если наши подозрения подтвердятся. Гардеробщик в баре все тот же? Шталекер кивнул. - Очень хорошо. Он поможет. Я был в баре только раз. Помнится, телефон не в будке? - На широких перилах возле гардероба, - сказал Шталекер. Аскер встал. - Со Шталекером буду я, - вдруг сказал Шуберт. Аскер вопросительно поглядел на него. - В бар не войду, - пояснил Шуберт. - А помощь моя, возможно, потребуется. Аскер задумался. - Хорошо, - сказал он. - Дело слишком серьезное, чтобы можно было отказаться. Только - это риск для вас. - На улице темно, хоть глаз выколи. - Темно, - подтвердил Шталекер. - Луна взойдет много позже. Все встали. - Выходим по одному, - сказал Аскер. - Сначала я, минуты через три - Отто, затем вы, товарищ Оскар... Кстати, имеется ли оружие? Шуберт кивнул, Шталекер развел руками. - Не ношу, - сказал он. - Слишком опасно. - У меня только один пистолет, - нерешительно проговорил Аскер. Шуберт обернулся к механику. - Придется, Отто, зайти за пистолетом и вам. Знаете куда? - Понятно, - сказал механик. - Но это далековато. Что, если выйду отсюда первым? - Хорошо. - Аскер тронул его за плечо. - Отправляйтесь, товарищ Отто. Шталекер вышел. Попав из ярко освещенной комнаты на темную ночную улицу, он будто ослеп, шаркая подошвами, осторожно сошел с крыльца на тротуар, нащупал рукой стену и двинулся вдоль нее. Послышались шаги. Обгоняя его, прошел человек. Глаза Шталекера все еще не освоились с темнотой. Прохожий же видел хорошо. Это был сварщик Висбах. Погруженный в задумчивость, он едва обратил внимание на вышедшего из дома человека. Но, сделав десяток шагов, Висбах вдруг с острой отчетливостью почувствовал, что знает его. Висбаху было известно о подозрениях, питаемых в гестапо к дружку Герберта Ланге. Что делает механик Шталекер в ночную пору так далеко от своего дома? Вдали, на противоположной стороне улицы, неясно вырисовывалась громада разрушенного бомбой дома, Сварщик ускорил шаг, перешел улицу и затаился за грудой битого кирпича. Вскоре Шталекер прошел мимо него. Куда он идет? И что это за дом, из которого он вышел? Как бы в ответ на эти мысли, в конце улицы, у того самого дома, на тротуар легло световое пятно. Легло и погасло. Висбах понял: отворилась дверь, кто-то вошел в дом или вышел из него. Да, вышел - Висбах увидел силуэт человека на тротуаре. Агент вновь пересек улицу, выбрал удобное для наблюдения местечко - в подъезде какого-то здания, возле которого часть тротуара была освещена синим светом маскировочного фонаря. Шаги приближались. Мимо прошел шофер Губе! Значит, он и механик Шталекер были в одном доме. Быть может, они знакомы? Стоп! Ведь Губе здесь и живет - Висбах видел как-то, что он выходил отсюда ранним утром, направляясь на завод. Странно, очень странно. Висбах уже хотел было покинуть свой наблюдательный пункт, но задержался: вновь послышались шаги. Мимо проследовал высокий пожилой человек в шляпе, низко надвинутой на лоб. Агент чуть не задохнулся от волнения. "Вот так попалась птичка", - прошептал он, прижавшись к холодной стене подъезда. Теперь он не сомневался, что эти три человека связаны между собой. Озадачило, что в их числе - шофер директора завода. "Оказывается, и ты с ними заодно, - злорадно подумал агент. - А прикидывался таким тихоней!" Прохожий удалялся. Вот смолкли его шаги. Висбах нервничал. Он последовал было за ним, но, передумав, отстал. Нельзя рисковать. Его могут заметить, и тогда все потеряно. Главное достигнуто: он, именно он обнаружил самого Шуберта и установил его связи. Следить же за ними - дело других. И Висбах медленно побрел по тротуару. Надо было успокоиться, собраться с мыслями. На память пришли слова штандартенфюрера Больма, сказанные при одной из встреч: "Висбах, дайте мне подпольщиков, орудующих в городе, и я ничего для вас не пожалею. Обещаю крест, чин штурмфюрера, коттедж в горах". Что ж, часа через полтора у него свидание с Больмом и Беккером. Вот он и преподнесет им сюрприз! Висбах разволновался. Он уже видел себя в мундире - значит, можно будет наконец покончить со страшной двойной жизнью, которую он ведет столько лет. Видел уютный домик в лесу, на берегу озера, свой собственный дом! И он заторопился в бар - удача была так велика, что ее следовало отметить. Вот и бар. Висбах вошел, оставил в гардеробе плащ и кепку, отыскал в зале свободный столик. Принесли пива. Он с удовольствием отхлебнул из кружки. Потом оглянулся - и удивленно наморщил лоб. За соседним столиком сидел шофер Генрих Губе. Аскер, перехватив взгляд сварщика, приветливо приподнял кружку. - Ваше здоровье, господин Висбах! Агент, овладев собой, улыбнулся. - Спасибо, - ответил он. - Как там ваш автомобиль? - В порядке... Пересаживайтесь ко мне. Здесь удобнее, лучше виден зал. Что ж, Висбах не прочь был поболтать с Губе. Сейчас это было даже любопытно. Он кивнул, подхватил свою кружку и перебрался к соседу. Зал бара быстро заполнялся. Многим простым немцам давно надоели газеты и радио, в которых нудно варьировалась одна и та же тема - несуществующие победы германского оружия на Восточном фронте, набили оскомину фильмы, повторявшие радио и газеты. И свободное время они предпочитали проводить, в барах и кабачках, где можно было получить кружку суррогатного пива, встретить приятеля и посудачить вполголоса о новостях. Аскер и Висбах мирно беседовали. Разговор вертелся вокруг работы сварщика и шоферских дел Губе. В благодарность за ремонт машины Аскер угощал, Висбах охотно пил, охотно рассказывал о себе, создавая обстановку, в которой должен был разоткровенничаться и собеседник. Аскер отвечал той же монетой, добросовестно пересказывая все то, что соответствовало его нынешнему облику, документам и профессии. Затем разговор зашел о поездке Кюмметца и Аскера в Освенцим. - Как вела себя машина? - поинтересовался сварщик. - Надеюсь, все обстояло благополучно? - В порядке! Вначале я, признаться, побаивался за раму, но обошлось. Она сейчас крепче, чем новая. Вы действительно большой мастер, господин Висбах. - Ну-ну! - Сварщик казался смущенным. - Оставьте комплименты, я не девушка. - Нет, я серьезно. Все в один голос твердят: такого специалис