вместно тренировались Важдаев и Кочетов. Наконец Леонид почувствовал, что взял от своего нетерпеливого горячего учителя все, что тот мог дать. Теперь надо спокойно отшлифовать мастерство. И Кочетов добился разрешения покинуть тренировочный сбор, уехать в Ленинград. Он знал, - только Галузин способен помочь ему. * * * - Заболел? - всполошилась тетя Клава, когда Кочетов рано утром неожиданно появился в квартире. - Заболел! - засмеялся Леонид. - Баттерфляем заболел! Он подхватил тетушку на руки, закружил ее по комнате, но, взглянув на часы, заторопился и умчался в институт. Тетушка так и осталась в недоумении: что это за болезнь такая - баттерфляй? В институте тоже несказанно удивились неожиданному возвращению Кочетова. В чем дело? Приближается первенство СССР, а этот неугомонный мечется из города в город. Аня Ласточкина, первая увидев Леонида, испуганно прижала руки к груди. - Что случилось? - тихо спросила она. - Ничего не случилось, - засмеялся Леонид. - Летать буду... Бабочкой!.. Вечером Кочетов с Галузиным провели первую тренировку. В бассейне собралось много пловцов, тренеров, студентов института физкультуры. Все с любопытством ждали заплыва. Интересно, что нового узнал Кочетов на тренировочном сборе? Почему он так стремительно примчался в Ленинград? Заплыв разочаровал зрителей. Леонид не смог проплыть баттерфляем даже стометровку. Всего пятьдесят метров прошел он, выбрасывая руки из воды, а во второй половине дистанции перешел на обычный брасс. Да и эти жалкие пятьдесят метров он проплыл баттерфляем отнюдь не блестяще. Опытные зрители сразу увидели, что Кочетов еще не владеет этим способом плавания. Движения его были недостаточно согласованы и легки, мускулы слишком напряжены и скованы. Но самым неприятным были показания секундомеров. Леонид проплыл стометровку, чередуя баттерфляй и брасс, с худшим временем, чем он проплывал эту же дистанцию обычным брассом. Стоило ли огород городить?! Некоторые пловцы не на шутку разгорячились. Кочетову доверено защищать спортивную честь Ленинграда на первенстве страны. Он отлично плавает брассом и недавно поставил новый всесоюзный рекорд. Так пусть не мудрит и плывет тем стилем, который изучил в совершенстве. - Да и вообще - экспериментировать сейчас, когда первенство уже на носу - непростительное легкомыслие, - говорили многие пловцы и тренеры. - Знаем мы эти скороспелые новинки! - иронически добавляли они. - Много было таких лукавых "мудрецов": выдумают какой-нибудь новый стиль, взбаламутят всех, а через год сами убеждаются, что новинка выеденного яйца не стоит. Аня Ласточкина стояла тут же, взволнованно слушая споры пловцов. Она всей душой была за Кочетова, но высказать свое мнение не решалась. Неприлично ей, начинающей спортсменке, вмешиваться в разговор опытных мастеров-пловцов. Но все же она не выдержала. - А я думаю... - высоким, срывающимся голосом начала Ласточкина. Но кто-то из спорящих сердито перебил ее: - А нас не интересует, что вы думаете, барышня! Вы бы лучше на парашютную вышку пошли! Это был язвительный намек на новое увлечение Ласточкиной - прыжки с парашютом. Аня покраснела, осеклась и замолчала. Обычно спокойный, Кочетов, слушая эти разговоры, тоже разгорячился. Он вышел из воды и, даже не одевшись, стал с жаром рассказывать, как плавает Виктор Важдаев. - Если руки идут вперед под водой, как в брассе, - убеждал он, - они тормозят движение пловца. Ясно?! - Нам-то ясно! - насмешливо ответил ему Холмин. - Только вот секундомеру это не ясно: он почему-то упорно показывает, что ты брассом плывешь быстрее, чем баттерфляем! - А Важдаев? - возражал Леонид. - Он плавает баттерфляем быстро. - Важдаев нам не указ, - не согласился Холмин. - Может быть, это новый гений объявился? Может, он и брассом показал бы рекордное время! Спор разгорался. Пловцы и тренеры горячо отстаивали свою правоту. И все спорящие обращались не столько к своим противникам, сколько к сидящему тут же, на скамье у воды, Гаеву. Его слово всегда было решающим. Николай Александрович, сосредоточенно размышляя, внимательно слушал спорящих. Наконец он встал - и все сразу затихли. - Знаете, товарищи, - сказал Гаев, - я сейчас все время думал о Стаханове. Многие пловцы недоуменно переглянулись. При чем тут Стаханов? - Да, о Стаханове! - продолжал Гаев. - Ведь и у Стаханова, когда он впервые стал по-новому добывать уголь, не сразу все наладилось. Сначала-то дело не клеилось. И ему тоже говорили нытики и маловеры: "Брось мудрить! Рубай уголек обушком, как деды рубали!" Гаев помолчал. - Если Виктор Важдаев показывает отличное время баттерфляем, - спокойно продолжал Николай Александрович, - должны ли мы мешать Кочетову перенять его опыт? Конечно, овладеть новым стилем не просто. Но разве это значит, что нужно вовсе отказаться от него? Гаев взглянул на часы и заторопился. - Мне еще к конькобежцам надо заглянуть, - как бы извиняясь, сказал он и крепко пожал руку Леониду: - Желаю успеха! Гаев сделал несколько шагов к выходу, остановился и прибавил: - И уверен в успехе! * * * И снова начались тренировки. Снова грузный Галузин каждый день сотни раз вслед за пловцом неутомимо пробегал вдоль всего бассейна. Вновь появился веселый бaлaгур - массажист Федя. Для Леонида опять был установлен строжайший режим и особое питание. Но тренироваться теперь стало гораздо труднее, чем раньше, когда они готовились побить рекорд. Галузин еще никогда не обучал пловцов, плывущих баттерфляем. А главное - не хватало времени. Обычно требовалось для освоения нового стиля самое меньшее полгода, а у них было немногим больше месяца. И все же они не унывали. Леонид тренировался с увлечением. Гаев помог Галузину на три недели освободиться от преподавания в институте, и они с Кочетовым смогли всецело отдаться своему делу. Каждое утро и каждый вечер Леонид неуклонно увеличивал дистанцию. Он прибавлял понемногу - по два, три, пять метров - но обязательно прибавлял. И одновременно под руководством тренера он тщательно отшлифовывал технику нового стиля. Скованность движений постепенно исчезала. Кочетов научился после каждого гребка расслаблять мышцы, давать им короткий отдых. Это было непременным условием победы. На четырнадцатый день после Приезда в Ленинград Леонид впервые полностью проплыл стометровку баттерфляем и показал время лучшее, чем на этой же дистанции старым стилем. Скептики замолчали. Радостный и уверенный в своих силах, вернулся он в этот день домой. Неожиданно поздно ночью пронзительно зазвонил телефон и "сирена" на кухне. Тетя Клава и Леонид - каждый в своей комнате - одновременно соскочили с постелей. - Вызывает Москва! - сказала телефонистка. Тетя Клава, спросонок недовольно ворча и вздыхая, снова улеглась в постель. А Леонид через несколько минут услыхал громкий бодрый бас. - Как жизнь, Фома? - весело гудел Виктор. - Почему изволишь быть дома? Я думал, ты и ночью тренируешься! - Ночью я сплю, если мне не мешают! - улыбаясь ответил Леонид. - Днем успеваю тренироваться. Держись! Приеду - побью! - Давай, давай! - бодро кричал Виктор. - Главное руками двигай быстрей. Не платочки вышиваешь! Да! Послушай! - перестав смеяться, серьезно сказал он. Чуть не забыл самое главное! Ты руки пошире разводи. Это мы с Михаилом Петровичем после твоего отъезда сообразили. Шире тебе надо нести руки! Поговорив с Важдаевым, Леонид, улыбаясь, улегся в кровать, но долго не мог заснуть. "Отличный парень! - думал он. - А руки я и так уже шире несу. Сам догадался!" Тренировки шли хорошо. Каждый день теперь приносил хоть небольшие, но все новые и новые успехи. Леонид отрабатывал две дистанции - сто и двести метров. В этих дистанциях он будет выступать на первенстве СССР, так же как и Важдаев. Особенно упорно Леонид тренировал стометровку - коронную дистанцию Виктора. С каждым днем стрелки, секундомера проходили все более, короткий путь: 1 минута 12 секунд, 1 минута 11,7 секунды... 11,5 секунды... 11,4 секунды... Но Важдаев все еще был недосягаем. Каждая следующая секунда, казалось, была гораздо длиннее предыдущей: сбросить последнюю секунду никак не удавалось. Он сбрасывал ее по частям: сперва одну десятую долю, потом еще одну десятую... Когда до первенства оставалось всего пятнадцать дней, из Москвы пришла телеграмма. Виктор сообщал, что первенство откладывается на две недели. Леонид так обрадовался, что сначала даже не поверил телеграмме. Отсрочка пришлась как нельзя более кстати. Тетя Клава в своей комнате удивленно прислушивалась: через стену доносился громкий голос и какой-то шум. "Ведь он один в комнате! С кем же говорит?" - испуганно думала тетушка. Она открыла дверь в комнату племянника и увидела Леонида: он прыгал по комнате, как мальчишка, размахивал руками и кричал: - Теперь держись, Виктор! Обойду! * * * Если бы Кочетова спросили, как проходило первенство СССР, он не смог бы вразумительно рассказать. Он помнил только гудящие, заполненные до отказа трибуны, десятки судей в белых костюмах и непрерывное щелканье фотоаппаратов. По совету Галузина, который подробно проинструктировал своего ученика, Леонид пришел в бассейн всего за полчаса до заплыва и до самого вызова на старт, вытянувшись во весь рост, лежал на скамейке в раздевалке. Он не видел, как выступают другие пловцы, и только время от времени слышал далекие приглушенные крики и раскаты аплодисментов над головой. Раздевалка находилась внизу, под самым бассейном. И Кочетову казалось, что он чувствует, как над ним быстро проносятся пловцы. Леониду нельзя было волноваться, болея за товарищей. Слушать разговоры зрителей ему тоже не хотелось. Среди них уже распространились слухи о блестящем киевском пловце, Важдаеве. И, как всегда бывает в таких случаях, большинство болельщиков сразу загорелось сочувствием к новому неизвестному таланту. Болельщики любят, когда на их глазах рождаются чемпионы. На старте Кочетов и Важдаев оказались рядом. Леониду не повезло: ему выпала пятая дорожка, крайняя. Она тянется вдоль стенки бассейна. Все пловцы знают - плыть по крайней дорожке хуже, чем по средней. Bо-первых, можно случайно удариться рукой о стенку. А во-вторых, волны, поднимаемые пловцами, отскакивают от стенки и мешают плыть. В спорте учтено все. Спортсмены всегда поставлены в одинаковые условия, так что результаты можно сравнивать, хотя бы они были показаны в разных концах земли, в разное время. Где бы спортсмен ни толкал ядро, - вес ядра всегда строго определенный. На каком бы материке спортсмен ни поднимал штангу, - всюду он одинаково кладет руки на гриф и положенное время фиксирует штангу над головой. Даже одежда спортсменов и та везде одинакова. У пловцов, где бы они ни плыли, это трусики либо костюмы с проемом под мышками, с вырезами на груди и на спине. В спорте учтено все, и все-таки не все. Бегуны, например, знают - лучше всего бежать по первой дорожке, внутренней. Почему? Потому что, чем ближе к центру круга, тем длина окружности меньше. Бегущий по второй дорожке описывает круг чуть-чуть большего радиуса. Чтобы уравнять их пути, бегуна на второй дорожке ставят немного впереди бегущего по первой дорожке. А бегуна, которому выпала третья дорожка, выдвигают на старте еще дальше вперед. Пути всех бегунов равны. Но все же бежать по первой дорожке лучше: видишь своих противников, а они тебя не видят. Ты стремишься догнать их, а они бегут "вслепую", не знают, догоняешь ты их или по-прежнему находишься на таком же расстоянии позади, как на старте. Конькобежцы жалуются иногда на плохой лед. У лыжников бывает плохой снег, мокрый, липкий, по нему лыжи не так легко скользят. Леонид только покачал головой, когда ему досталась крайняя дорожка. "Ничего! - подумал он. - Придется прямо со старта вырваться вперед!" Это было правильное решение. Тогда волны от других пловцов не будут ему мешать - они разобьются о стенку бассейна позади него. Перед заплывом Кочетов очень волновался, но, став стартовую тумбочку, сразу успокоился. Его не взволновали даже три фальстарта, последовавшие один другим. Судьи сняли двух участников с заплыва; остались три пловца. Леонид и Виктор ни разу не сорвали старта. Они стояли рядом, напряженные и спокойные. Стартер четвертый раз крикнул: "Марш!" - и пловцы прыгнули в воду. Как он плыл, - Кочетов не знал. Но он твердо помнил: ни разу перед ним на соседних дорожках не мелькали руки пловцов. Значит, он все время шел впереди. И только когда главный судья объявил результат и трибуны загремели картечью аплодисментов, Леонид понял - он победил. Сто метров пройдены за 1 минуту 8,4 секунды! Такого времени даже он сам не ожидал. Важдаев пришел вторым: он отстал на целых две секунды. Трибуны бушевали. Кочетов установил новый всесоюзный рекорд. И какой! На самой короткой дистанции так резко оторвался от всех пловцов! Леонида обнимали и поздравляли. Он крепко пожимал все тянущие к нему руки, радость бурлила в нем, наполняла все его тело. Победа! Вот она, победа, к которой он так стремился! Но тут он увидел вдалеке Важдаева. Виктор растерянно разводил руками и что-то хмуро, словно оправдываясь, объяснял своему тренеру. Лицо его было мрачным и даже показалось Кочетову злым. Настроение у Леонида сразу переменилось. "Как нескладно все получилось! - расстроился он. - Учил меня Виктор, учил, и вдруг - я его обогнал!" Леониду стало искренне жаль Важдаева: "Ему, наверно, очень больно и обидно сейчас. С горячим гордым характером перенести такое поражение особенно тяжело. Тем более, что Виктор, конечно, не сомневался в победе. Как же быть?" Кочетов продолжал пожимать руки пловцов и болельщиков, но мысли его тревожно стремились к Важдаеву: "Неужели мы теперь рассоримся?" Он уже не радовался даже собственной победе: из-за нее теряет друга в тот момент, когда их дружба еще только зарождается и крепнет. - Что приуныл, чемпион? - спросил Леонида кто-то из пловцов. - Веселиться надо, а не вешать носа! Да, надо быть довольным и веселым, но Кочетов не мог. И вдруг он радостно встрепенулся. Протискиваясь сквозь толпу, к нему шел Важдаев. Раздвигая руками окружающих, Леонид быстро двинулся ему навстречу. - Привет чемпиону! - непривычно тихо сказал всегда шумный Виктор и крепко, до боли, сжал обеими своими могучими руками ладонь Леонида. - Поздравляю. .. Кочетов напряженно вглядывался в лицо друга. Важдаев хотел казаться веселым, но это ему плохо удавалось. Видно было, что он сильно огорчен своим поражением. "И все-таки пришел поздравить меня!" - взволнованно думал Леонид. - Спасибо, - искренне сказал он. - За все тебе спасибо, Виктор. Без твоей помощи не смог бы я сегодня... - он осекся. Не следовало напоминать Виктору о его поражении. - Впрочем, ты не очень-то задирай нос! - сказал Важдаев. - Завтра - двухсотка. Клянусь очками моего тренера, - быть тебе битым! Кочетов от всей души порадовался за Виктора. Крепкий парень - даже в такой момент может шутить. - Готовь новые очки для тренера! - ответил Леонид, и впервые за весь вечер они оба дружно рассмеялись. В гостиницу Леонид и Виктор возвращались вместе: они жили рядом, в соседних номерах. Уже в метро Важдаев вспомнил, что обещал сегодня быть у старшего брата. Тот устраивал небольшой семейный праздник в честь младшего брата-победителя. - Хоть я и не победитель, все же поеду, - заявил Виктор и двинулся к двери, собираясь выйти из вагона и пересесть в другой поезд. Леонид остановил его. - Поедем домой! - решительно сказал он. - Надо хорошенько выспаться. Завтра - двухсотка! Виктор подумал и, хлопнув Леонида по плечу, согласился. - Ладно! - смеясь, заявил он. - Надо выспаться. А то как же я тебя завтра буду бить?! И они поехали в гостиницу. Но и в двухсотметровке Важдаеву не удалось взять реванш. Он опять был вторым. Правда, на этот раз всю дистанцию Кочетов и Важдаев шли рядом. На последней, финишной двадцатипятиметровке они оба сделали стремительный рывок - "спурт". Но рывок сделали оба пловца, и поэтому ни одному не удалось вырваться вперед. И коснулись стенки они почти одновременно. Почти... но не совсем. Важдаев отстал от Кочетова. Правда, всего на 0,2 секунды, но все-таки отстал. И опять Леонид волновался, - не обиделся ли Виктор? И лишь когда они встретились в раздевалке и Важдаев - еще не остывший после схватки, сверкая своими черными, бешеными глазами, - все же поздравил его с победой. Кочетов радостно почувствовал: это настоящий друг. - Ты, товарищ чемпион, не вздумай задаваться! - погрозил Важдаев. - Впереди много состязаний. Мы еще поборемся! В гостинице Кочетову вручили сразу четыре телеграммы. Ленинградские друзья - Галузин, Гаев и Ласточкина - уже знали, что вчера он стал чемпионом страны в стометровке, и от души поздравляли его. Но особенно тронула Леонида четвертая телеграмма. Она была не по-телеграфному длинной и нескладной. Чувствовалось, что отправитель - а вернее, целая группа отправителей торопились, писали ее прямо на почте, перебивая и дополняя друг друга. В телеграмме были поздравления, пожелания дальнейших успехов, радость и гордость за Кочетова и снова поздравления и пожелания. Заканчивалась эта сумбурная телеграмма неожиданно длинной, деловито-официальной подписью: "По поручению физкультурников заводской плавательной секции староста Николай Грач". ГЛАВА ШЕСТАЯ. СЕМЬ:НОЛЬ Леонид сидел в институтском читальном зале за маленьким столиком, на котором стояла лампа с зеленым абажуром и чернильный прибор. Перед ним лежала газета и две стопки книг - учебники по педагогике.. Казалось, в этом зале нет стен. Вокруг от пола до потолка высились длинные полки с книгами. Здесь всегда стояла прочная, напряженная, даже немного торжественная тишина. И каждый входящий сюда сразу невольно умолкал или начинал говорить шепотом. Только изредка слышался мягкий шум шагов, скрадываемый ковровыми дорожками. Леонид пришел в читальный зал уже давно. Сначала он готовился к предстоящему завтра семинару по педагогике, а потом, отложив учебники, прочитал свежий номер газеты. Пора было отдохнуть. Он вышел из читального зала и стал прогуливаться по длинному коридору. Мысли его сразу обратились к тому самому главному, что целиком поглощало его уже много дней. Кочетов мечтал вступить в партию, но долго не решался подать заявление. Он часто думал: "В партию надо идти, когда ты на деле доказал, что можешь бороться за счастье людей, стал сознательным, закаленным бойцом. А я?" Леонид теперь гораздо строже, ответственнее относился к любому своему поступку. В каждом сложном случае думал: "А как поступил бы на моем месте Гаев?" Николай Александрович служил для Кочетова живым примером настоящего большевика - твердого, умного, решительного. ...Вернувшись в читальню, Леонид раскрыл учебник, стал сосредоточенно читать и конспектировать. Он работал долго, а когда оторвался от книги и взглянул на часы, - оказалось, уже без десяти минут восемь. Кочетов заторопился. На восемь часов было назначено заседание бюро комсомольского комитета вместе с пловцами и игроками в водное поло. "Горячий будет разговор!" - думал он, шагая по институтским коридорам. На повестке дня стоял только один вопрос: позорный проигрыш команды ватерполистов. "7:0! - вновь переживая этот позавчерашний матч, возмущенно думал Леонид. - И кому проиграли? Медикам - слабенькой команде, в которой нет ни одного пловца-перворазрядника, не говоря уже о мастерах!" А в команде института физкультуры - два мастера, четыре второразрядника и он, Леонид Кочетов, чемпион СССР. Леонид был капитаном команды и играл центра нападения. Кочетов понял причину поражения. Девять раз пасовал он мастеру Холмину. И девять раз Холмин терял мяч. И не потому, что не умел обводить противников. Наоборот, он отлично владел мячом. Но Холмин всегда стремился обязательно сам бить по воротам, бить во что бы то ни стало, из любого, даже невыгодного положения. Особенно обидный случай произошел на двенадцатой минуте матча. Леонид прорвался на поле противника. У ворот "Медика" находился всего один защитник. Кочетов точно передал мяч налево Холмину, тот по пояс выпрыгнул из воды и хорошо принял мяч. Вратарь "Медика" нервно заметался в воротах. Положение было ясным: Кочетов в центре, Холмин слева и Кусков справа насели на ворота "Медика", охраняемые лишь растерявшимся защитником да вратарем. Это был верный гол. - Отдай мяч Кускову! - крикнул Леонид, когда защитник "Медика" метнулся к Холмину, загородив от него ворота. Кусков был свободен. Его не прикрывал никто из медиков, которые увлеклись нападением и перебрались к воротам лесгафтовцев. Холмин слышал слова Кочетова. Он видел, что Кусков не прикрыт. И все-таки не отдал мяч, а сам ударил по воротам. "Аплодисментов захотел!" - гневно подумал Леонид. Защитник легко отбил мяч и передал его своему вратарю. Тот точно бросил его центру нападения, и не успел Леонид глазом моргнуть, как мяч уже трепыхался в сетке. Ничего не могло быть досаднее - лесгафтовцы должны были забить верный гол, а вместо этого вынули Мяч из своих ворот. Разозлившись на Холмина, Кусков тоже стал играть на свой страх и риск, издалека безуспешно, колотя по воротам. Вся игра расстроилась... В комитете комсомола уже собралось человек сорок: члены комитета, пловцы, игроки институтской команды. В углу, у самых дверей, сидела хмурая Аня Ласточкина. - Помоги, Леонид, - обратилась она к Кочетову, как только он вошел. - Ума не приложу... - Что случилось? - встревожился Кочетов. - Сегодня плыла стометровку - и, понимаешь, ерунда какая... Неожиданно для самой себя показала второй разряд! - Ну, беда не велика! - засмеялся Кочетов. - Хорошо плавать - не грех. Великий английский поэт Байрон отлично плавал, одним из первых переплыл из Европы в Азию через Геллеспонт. И Юлий Цезарь прекрасно плавал. А древние греки даже называли калекой человека, "неумеющего читать и плавать". Об этом еще Платон (4) в своих "Законах" писал. Вот ты сегодня и доказала, что ты не калека! - Все смеешься! - нахмурилась Ласточкина. - Мне Галузин советует теперь серьезно тренировать сто метров кролем. - Ну и тренируй! - Тренируй! А Козьмин не отпускает: ведь я по бегу тоже второй разряд имею! Он говорит: надо немного поднажать и первый получу! - Да, просто безвыходное положение! - улыбаясь, согласился Кочетов. В этот момент секретарь комитета постучал стеклянной пробкой по графину и пригласил Кочетова за председательский стол: Леонид был членом комсомольского бюро. - Итак, семь: ноль, - мрачно сказал секретарь комитета. - Прошу высказываться! Он внимательно оглядывал собравшихся. Секретарь комсомольского комитета имел очень подходящую к его работе фамилию, - Молодежников. Он часто шутил, что именно из-за этой фамилии студенты и выбирают его третий год подряд секретарем комитета. Как и ожидал Леонид, собрание сразу стадо бурным. Первым выступил Холмин. Он в прошлом году играл в сборной Ленинграда и считал себя авторитетом во всем, что касалось водного поло. - Надо усилить команду, - резко заявил Холмин. - Наши второразрядники робко играют, без инициативы... - С тобой проявишь инициативу! - крикнул кто-то. - Ты ребятам и подержать мяча не даешь, боишься из рук выпустить! Послышался смех. Секретарь комитета постучал стеклянной пробкой о стакан. Холмин спокойно подождал, пока наступит тишина, и даже, когда стало тихо, для авторитетности еще немного помолчал. - Без злости играют второразряднички, - невозмутимо продолжал он. - По-дамски! Им бы пинг-понгом заняться - шарик перекидывать по столу. Спокойно и хорошо! - Правильно! - раздался возглас, но его сразу же заглушили возмущенные крики. Холмин поправил галстук и неторопливо прошел на свое место в первом ряду. - Кто хочет выступить? - спросил секретарь. Все молчали. Многие чувствовали, что мастер Холмин не прав, но не знали, в чем же причина неудач. - Дай мне слово! - попросил Леонид. - Подожди! Ты как член бюро потом скажешь, остановил его Молодежников. - Кто желает выступить? В последнем ряду поднялась рука. - Говорите, товарищ Ласточкина! - предложил секретарь. - Я, правда, не играю в водное поло... - начала девушка, - но... - А ты попробуй! - крикнул Холмин. - Кажется, все уже перепробовала. Только водное поло и бокс еще остались! - и плотно сжал тонкие губы, довольный своей остротой. Он ожидал услышать общий смех, но засмеялись только два его друга, сидевшие рядом с ним. Остальные даже не улыбнулись. - Я не играю в водное поло, - спокойно повторила Аня. - Но я была на прошлом матче. И скажу прямо - мастер Холмин попросту "зажимает" второразрядников. А мастер Кусков следует его примеру. Холмин ведет себя как прима-балерина: закончит свою сольную партию и ждет оваций. Он бы, наверно, еще и кланяться стал, да в воде это трудновато. - Правильно! - крикнул кто-то. - Ерунда! - перебил другой голос. - Не хватает еще, чтобы всякие не то волейболистки, не то велосипедистки учили плавать опытных пловцов! Слово взял один из второразрядников. - Может быть, я и плохо играю, - сказал он.- Но, честно говоря, я сам этого не знаю!.. Не знаю, - под смех присутствующих повторил он. - Откуда мне знать, если за всю прошлую игру мяч всего-то раз пять побывал у меня в руках?! Спор разгорался. У Холмина нашлись защитники. Они указывали, что Холмин опытный ватерполист, блестяще владеет мячом и молодежи надо бы поучиться у него, а не критиковать. Слово взял Леонид. - Представьте, какая получится какофония, если все музыканты в оркестре захотят щегольнуть своим мастерством, - сказал он. - Флейта станет заливаться, не слушая скрипки; скрипка будет петь, не оглядываясь на арфу, а барабан и литавры начнут греметь, заглушая все другие инструменты. К счастью, этого не бывает. Музыканты слушаются дирижера и играют согласованно. - Холмин напоминает мне взбесившийся барабан, - сказал Леонид, и все заулыбались. - Гремит! Хочет обязательно один всю команду заменить. Не понимает, что, как бы хорошо он ни владел мячом, - один в поле не воин. Маяковский хлестко высмеял такого единоличника: "Единица! Кому она нужна?! Голос единицы тоньше писка. Кто ее услышит? Разве жена! И то, если... близко". - Я, может быть, неточно процитировал Маяковского, - сказал Леонид под общий смех, - но мысль у него именно такая. А в другом стихотворении Маяковский говорил: "Народа - рота целая, Сто или двести, Чего один не сделает - Сделаем вместе". Почему победили медики? Слаженностью, дисциплинированностью, сплоченностью своей они нас побили. Ведь каждый их игрок в отдельности уступает нашему игроку - и плавают медики хуже нас, и мячом владеют хуже. Но дружно играют - и победили, заслуженно победили! - Тут не детский сад! Слышали мы эти разговоры! - с места крикнул Холмин. - А что ты конкретно предлагаешь? - Предлагаю решительно покончить с индивидуальной игрой некоторых наших мастеров. - Тебе хорошо говорить! - крикнул Холмин. Ты - центр нападения! Все мячи к тебе идут! - А мне это не важно, - ответил Кочетов. - Я не для себя - для общего дела стараюсь. И если команда считает нужным, я завтра же готов играть не центр нападения, а кого угодно, хоть защитника. - Да ну? - вызывающе крикнул Холмин. Леонид ничего не ответил, но так взглянул на Холмина, что все поняли - он не хвастает. - Ладно! - крикнул Холмин. - Я могу не играть в следующей встрече. Посмотрим, как вы без меня победите! - А за такие речи можно и вообще из команды попросить! - сказал кто-то. - Скатертью дорожка! В комнате сразу наступила тишина. Холмин побагровел, медленно встал и не спеша направился к выходу. Он, очевидно, ожидал, что его окликнут, задержат, не дадут уйти из команды. Но все молчали. Хлопнув дверью, разъяренный, он ушел. Сразу поднялся шум. Все были возмущены поведением Холмина. Решение приняли быстро: Холмину объявить выговор, из команды его исключить. Играть дружно и, как сказал секретарь комитета, - "хоть кровь из носу, а следующий матч выиграть". * * * В огромном спортивном зале было непривычно пусто и тихо. Только в дальнем конце упорно повторял одно и то же упражнение на кольцах высокий юноша в синих тренировочных брюках. В противоположном углу зала, возле рояля, сидели на низкой гимнастической скамье Аня Ласточкина и Кочетов в трусах и майках. На коленях у них лежали раскрытые учебники английского языка. Леонид читал, Аня слушала. Обычно они занимались по вечерам у Ани. Но сегодня у них были билеты в Филармонию. После занятий гимнастической секция ехать домой уже не имело смысла. А в институтской читальне неудобно: нельзя ни читать вслух, ни говорить. - Знаешь, Леонид, - сказала Аня, когда Кочетов старательно, но неуклюже выговаривая слова, закончил читать юмористический рассказ Марка Твена и, тяжело отдуваясь, замолчал. - Тебе надо больше читать, а главное - больше говорить по-английски. - У меня язык непослушный, - смущенно улыбаясь, ответил Кочетов. - Туго движется. - Нет, серьезно, Леонид! - сказала девушка. - Надо что-то придумать. Идея! - вдруг обрадовалась она. - Решено: отныне мы с тобой говорим только по-английски. - Все время по-английски? - испугался Леонид. - И в столовой, и на собраниях, и в бассейне? - И в столовой, и в бассейне, - решительно подтвердила Аня. - Тогда мне придется стать великим молчальником, - объявил Леонид. - Не выйдет, - засмеялась Аня. -Я тебя буду спрашивать, а ты не такой невежа, чтоб не отвечать. - Это невозможно, Ласточка, - обеспокоенно возразил Леонид, но девушка строго перебила его: - Speak English! What did you say? (5) - Nothing! (6) - хмуро ответил Кочетов. Однако от Ани не так-то просто было отделаться. Она упорно продолжала говорить по-английски, а когда Кочетов произносил русские слова, качала головой, будто не понимает. Высокий юноша в синих тренировочных брюках спрыгнул с колец и подошел к роялю. Это был однокурсник Виктор Малинин. - Тренируетесь? - улыбаясь, спросил он, указывая на английские книги. - Yes, we are, (7) - сердито ответила Аня. - Will you join us? (8) - Нет, нет! - испуганно поднял руки вверх Малинин и быстро убежал к кольцам. Леонид и Аня занимались еще долго. Только в семь часов Аня объявила, что урок окончен. В восемь часов в Филармонии начинался концерт. Надо было спешить. Кочетов, одевшись, вышел на институтский двор и у подъезда подождал Аню. Вместе они направились к трамвайной остановке. - Опоздаем! - сказал Леонид. - We shall be late (9), - строго поправила девушка. Кочетов махнул рукой, засмеялся, и они еще быстрее зашагали к остановке. К счастью, трамвая не пришлось долго ждать. Леонид, задумавшись, протянул деньги кондуктору и вдруг неожиданно для себя сказал: - Please, give me two. (10) Кондукторша удивленно посмотрела на "иностранца". - Куда надо-то? Петроградский сторона? - коверкая слова, вероятно думая, что так будет понятнее чужеземцу, участливо спросила она. Аня, смеясь, перевела кондукторше просьбу Кочетова. Трамвай, звеня, помчался по улице Декабристов к Казанскому собору. Запинаясь, с трудом подбирая слова, Кочетов стал рассказывать девушке, как тяжело ему учиться. Не хватает времени. Другим студентам хорошо - весь день свободен. Сиди себе и занимайся. А у него вечные тренировки и состязания. Недаром Галузин часто повторяет: - Удержать звание чемпиона гораздо труднее, чем выиграть его! Леонид теперь хорошо понимал, как глубоко прав тренер. Трудно быть чемпионом. Надо все время тренироваться, непрерывно улучшать показатели. Чемпион - это своего рода мишень для пловцов. Все они стремятся "догнать" его и обойти. Времени для учебы остается мало. А тут еще занятия с заводскими пловцами, работа в комитете комсомола, руководство кружком агитаторов-пропагандистов. Вдобавок комитет еще поручил ему, как капитану команды, добиться решительного перелома в игре институтских ватерполистов. Тренера команды вызвали в Москву, и Кочетов должен заменить его. - Да что говорить! - с досадой махнул рукой Леонид, переходя на русский язык. - Speak English, - напомнила Аня. - Ну, Ласточка, дай хоть три минуты по-человечески поговорить, - взмолился Леонид. Аня разрешила. И тут изумленные пассажиры услыхали, как "иностранец" вдруг бойко и совершенно чисто заговорил по-русски. * * * На первой же тренировке команды ватерполистов Кочетов заявил, что хочет перейти из нападения в защиту. Леонид считал, что он должен так поступить. Надо доказать, что на совещании в комитете комсомола он не хвастал. Но все игроки дружно запротестовали. - Ты же отличный центр нападения! - заявил один из защитников. - Не равняй себя с Холминым. - Это в тебе, Леонид, ложная гордость заговорила, - сказал другой защитник. И Кочетов понял, что товарищи правы. Он остался центром нападения и стал готовить игроков к будущим матчам. Через месяц предстояла встреча с "Зенитом", и ее надо было выиграть во что бы то ни стало. Леонид резко изменил систему тренировки - он стал обращать главное внимание на сплоченность, сыгранность команды. Добиться этого было не так-то просто. Всем известно, что водное поло, как и футбол, - игра коллективная, и побеждает та команда, которая играет дружнее. Но вот попробуй, находясь у ворот противника, удержаться от соблазна и не ударить, а передать мяч соседу, только потому, что тот находится в более выгодном положении. Ох, как это нелегко! Ведь каждому хочется самому забить гол, стать героем дня. Трудности усугублялись еще и тем; что вместо Холмина в команде появился новый игрок - Решетников. Все игроки уже привыкли друг к другу, и Решетникову надо было быстро сыграться, слиться с командой. Дважды Кочетов провел тренировочные игры с командами "Торпедо" и "Крылья Советов". Сколько раз в этих матчах Леонидом, овладевало искушение самому прорваться к воротам противника и забить гол! Но он сдерживал себя. Леонид знал, - такая тактика, вероятно, привела бы к выигрышу в матчах со слабыми командами "Торпедо" и "Крылья Советов", но она не могла обеспечить победу против сильного противника. Умная и сильная команда сразу увидела бы, что игра лесгафтовцев строится на одном Кочетове. Противник "прикрепил" бы к нему одного из своих игроков, который ни на мгновение не терял бы его из виду и парализовал его игру, а вместе тем и игру всей команды лесгафтовцев. Нет, индивидуальная тактика не годится! И Кочетов, сдерживая себя, передавал мяч своим более слабым товарищам. Правда, они еще недостаточно хорошо владеют мячом, не умеют точно и сильно бить по воротам, направляя мяч в верхний угол, куда трудно дотянуться вратарю, но пусть учатся. Зато потом их дружная, слаженная игра обеспечит победу над любым, даже очень сильным противником. Лесгафтовцы потерпели два поражения в тренировочных матчах. Но - странное дело! - настроение команды не упало. Наоборот, с каждым днем у ватерполистов росла уверенность в своих силах, уверенность в победе. Игроки чувствовали - они на правильном пути. А между тем эти проигрыши вызвали много толков пересудов в институте. Мастер Холмин и его друзья Ходили гордые. "Наша хата с краю! - как будто говорили их довольные физиономии. - Разогнали хороших игроков - теперь сами отдувайтесь!" Секретарь комитета комсомола вызвал Кочетова к себе и долго расспрашивал о тренировке команды. Леонид успокаивал его, говорил, что все идет нормально и результаты скоро скажутся. Но Молодежникова это, очевидно, не успокоило. Вскоре он вместе с Гаевым появился в бассейне. Чтобы не смущать тренирующихся игроков, они сели в самом верхнем ряду трибуны. Кочетов играл и взволнованно думал: "Поймут ли они необходимость и полезность этих проигрышей? Не собьют ли их с толку первые неудачи?" Когда тренировка кончилась, Молодежников и Гаев спустились с трибуны. - Так держать! - кратко сказал Николай Александрович. И все-таки свой следующий ответственный матч на первенство города с одной из сильнейших ленинградских команд - "Зенитом" - лесгафтовцы проиграли. Проигрыш был обидный и глупый. Перед матчем неожиданно выбыл из строя один из защитников, у которого произошло растяжение связок на ноге. Пришлось срочно заменить его запасным. Несмотря на это, всю игру лесгафтовцы вели дружно и напористо. За минуту до конца матча счет был 6:6. Судья уже поглядывал на секундомер и поднес к губам свисток, как вдруг один из зенитовцев. прямо с центра поля послал мяч в ворота противника. Удар был на авось, но вратарь лесгафтовцев, видимо, уже собирался кончать игру и пропустил этот неожиданный, но совсем легкий мяч. Через несколько секунд раздался серебристый звук судейского свистка. Со счетом 7:6 окончился этот матч. Институтская команда не сдержала своего обещания. Первое выступление в обновленном составе окончилось неудачей. Первенство города оспаривало семь команд. Теперь, чтобы вырваться вперед и занять призовое место, лесгафтовцам надо было обязательно выиграть все оставшиеся четыре матча. - Играй сам, - советовали Кочетову встревоженные друзья и болельщики. - Ну ее по боку, эту коллективную игру. Так недолго и на последнем месте очутиться! Но Леонид твердо решил не менять тактики. Секретарь комсомольского комитета снова позвал его к себе. Молодежников был в растерянности. С одной стороны, тренировки идут как будто правильно, но, с другой стороны - в таблице появился новый ноль. Секретарь сам был не ватерполистом, а боксером, и не решался давать какие-либо советы. Но ему хотелось еще раз проверить, не легкомысленно ли поступает Кочетов. - Ты понимаешь, что происходит? - тревожно спрашивал Молодежников. - Спортивная честь нашего института висит на волоске. - Понимаю! - И уверен, что прав? - Уверен! Так, ни до чего не договорившись, они расстались. Перед следующим матчем Леонид волновался даже больше, чем перед первенством СССР, когда боролся с Важдаевым за звание чемпиона. Противником на этот раз был "Спартак", который провел уже три встречи и все три выиграл. Лесгафтовцев, с их двумя поражениями, большинство болельщиков не считало серьезными соперниками "Спартаку". Но этот матч институтская команда выиграла. И выиграла так легко, что многие удивились. Все объяснялось очень просто. Спартаковцы большинство мячей посылали правому краю, который славился своими пушечными ударами по воротам. Но лесгафтовцы быстро раскусили эту примитивную тактику и "привязали" к правому краю спартаковцев своего лучшего защитника. Правый край был скован, и нападение "Спартака" сразу выдохлось. А лесгафтовцы играли с подъемом, с первых минут захватили инициативу и без особого труда закончили матч со счетом 8:3 в свою пользу. Наконец-то упорные тренировки принесли плоды! Но радость команды была кратковременной. На следующий день Кочетов получил сразу две телеграммы. В первой - Всесоюзный комитет по делам физкультуры и спорта предлагал ему срочно выехать в Севастополь на соревнования, в которых примут участие лучшие пловцы. Вторая телеграмма была от Важдаева. Она состояла всего из трех слов: "Мы еще поборемся!" Члены институтской команды очень огорчились. Теперь, когда дела наладились, отъезд лучшего игрока был особенно обидным. Один лишь Кочетов не унывал. Он был уверен, что и без него нынешняя сплоченная, дружная команда института добьется победы. "Как хорошо, что мы подготовили сильных запасных игроков!" - радовался Леонид. Он без колебаний поставил вместо себя Бирюкова, хорошего нападающего из запаса, и уехал. * * * По морю прыгали тысячи веселых солнечных зайчиков. Вода переливал