дверь, вернулась. - Скоро освободишься? - Да уже, считай, и управилась. - Вкручиванием фитиля загасила лампу и предложила пройти во двор. Тускнел закат, и первые звёзды зажглись над рано отходящим ко сну хутором. Свежий ветерок со стороны утратившего былую шумливость лимана делал погоду нелётной для всё ещё многочисленных комаров. - Говоришь, дело ко мне? - напомнила Вера, сев на завалинку между ребятами. - Если точней, то просьба. Ты не будешь против, чтоб Тамара с брательником пожили пока у тебя? Покуда всё утихомирится, и мы... - Можешь причину не объяснять: я с удовольствием! - охотно согласилась она, недослушав. - И веселей будет, и помощь мне, и ночью не боязно. - А хочешь, сёдни переночую я? - предложил Борис. - Чтоб не так боязно. - Один раз как-нито обойдусь! - А если б не Тамара, как бы обходилась? - полюбопытствовал он. - Если б да кабы... там бы видно было! Клаву бы попросила, - нашлась она. - И ещё, - продолжил Ванько. - У вас, кажись, есть швейная машинка? - Есть. Мама хотела променять её на что-нибудь дорогое, чтоб попытаться выкупить папу из концлагеря. Да токо ничего не вышло... - А ты умеешь на ней шить? - Так там и уметь нечего. Меня мама и кроить научила, да вот не из чего. А тебе что-то пошить надо? Борис смекнул, куда клонится разговор: ребята об этом уже как-то толковали. - А ты хотела б иметь шёлковое платье? - задал он вопрос, показавшийся ей неуместным. - Охота тебе языком ляскать! - отмахнулась она. - Я сурьёзно спрашиваю. - Поиздеваться захотелось!.. - Ты ведь знаешь, как я тебя уважаю! И издеваться никогда не позволю, - не отставал Борис. - Вот и подари, если уважаешь. У меня шёлкового сроду не было. - Готового платья, конешно, нет. Но ты сама сошьешь не хуже, чем... - Отстань! Нашёл, морда, чем шутить!.. - явно обиделась Вера. - Да нет, он говорит правду, - вступился Ванько. - Я почему и начал об этом разговор. У нас действительно имеется большой кусок шёлка. Целый парашют. Хватит обшить и пацанов, и тебе на платье, и ещё останется. - Ой, так это Борька не трепится?! - переспросила она обрадованно. - Вот бы мама удивилась и обрадовалась! Наши голопузики совсем обносились. - И у Тамары платье - сама видела... - У неё же в этом месяце день рождения! Пятнадцать стукнет. Мы ей первой и сошьем - вот будет подарочек! - словно дитя малое радовалась Вера. - Ну, значит, договорились, - подвёл итог Ванько. - Иди отдыхай. Ты и вправду не боишься одна? - А кого? Вора - так у нас красть нечего. Кроме того, на дверях крючки, а ставни на прогонычах. - Тогда - счастливо оставаться! Д в е р ь заперта не была, и Ванько зашёл в хату с уверенностью, что здесь уже легли. Но ошибся: из спальни матери через щёлку неплотно прикрытой двери пробивался слабый свет и слышался говор. Проходя к себе, несколько задержался, увидев обеих сидящими на неразобранной кровати. Тамара судорожно, по-детски всхлипывала, а мать, обняв её за плечи и пригорнув, говорила, задумчиво и проникновенно: - На веку, дочка, всего доводится хлебнуть. А в жизни, к сожалению, больше горя, чем радости. И всё нужно перебороть, пересилить... Тебя вот рано постигло несчастье, но разве тебя одну? Скольким людям принёс горя проклятый германец!.. Слава богу, хоть вы с братиком в живых остались. - Богу? - гневно вскинула она глаза. - Мама тоже всё ему молилась, а он... Нет никакого бога! Ваш Ваня - вот кому за это спасибо. - Ну хорошо, пусть будет Ваня... не плачь. Его-то бог вам и послал. - Нет! - решительно отвергла Тамара вмешательство бога. - Нет так нет... Успокойся, детка... Не дослушав, прошёл к себе, разделся и лег. Последнее время перед сном думалось о Варе. Скоро сорок дней, как её не стало, - вспомнилось и в этот раз. Старые люди, которые верят ещё и в бога, и в загробную жизнь, в этот день поминают покойников. Считается, будто их души прилетают, чтобы проститься с теми, кого любили и с кем расстались. Чушь, конешно. Суеверие. А вот хотелось бы, чтоб её душа прилетела... Повидаться бы, поговорить ещё хотя бы разок, пусть и во сне. От Вари мысли перекинулись на Тамару. Представил, что творилось в её душе, когда узнала страшную весть... Верно подметил Федя: не позавидуешь. Хотя он, возможно, имел в виду не столько её, сколько того, кто должен будет сказать ей об этом. Но куда ж денешься!.. И у неё боль постепенно утихнет. После самой ненастной ночи обязательно ведь приходит день. На таких вот мыслях и поборол его сон. Утром проснулся от прикосновения к лицу и расслышал шёпот: - Потрепай дядю за ушко, ему пора вставать. Заметив, что он проснулся, Тамара выпрямилась - на руках у неё был Валера -, говоря извинительно: - Там тебя Федя спрашивает. У него какое-то важное дело. Хочет, чтоб ты вышел во двор. - Да? Ну, я щас. Токо оденусь. Со словами "идём ещё посмотрим, какие у кошечки красивые котятки" они удалились. Вчерашней угнетённости видно не было; в обращении к брату Ванько отметил нежность и спокойную ласковость. Федя поджидал на лавочке. - Привет. Что случилось? - обеспокоенно спросил Ванько. - Важная новость! Только что полицайша жутко голосила, дёргала на себе волосы. И с какой-то тёткой подалась в станицу. О причине догадываешься? - Тут и гадать нечего! - не удивился приятель. - Насмерть или только ранен? - Если б был ещё живой, она бы так не убивалась. Аж до нас было слышно. Но я о другом: теперь она вернётся к себе в станицу и может прихватить с собой и Жданку!.. - Ну уж это - дудки! - Вот и я про то же! - Федя заметно горячился. Они прошли и сели перед скирдёшкой, где и вчера, на куль кукурузной бодылки. - Её нужно вернуть обратно. Если не в обед, то обязательно вечером перехватить по дороге домой и спрятать. - Ты - как Миша: с ходу, - охладил его пыл Ванько. - Так нельзя. - Почему? - А если Пантелей всего лишь ранен? Подлечится, вернётся и начнёт докапываться: куда, мол, делась? С ним шутки плохи. - Об этом я как-то не подумал, - согласился Федя. - Поэтому подождем точных известий. А перехватить - пара пустяков. Хотя и тут надо обойтись без свидетелей... - Борис заикался, что будет пасти за Веру, - вспомнил Федя и стал прикидывать, когда очередь дойдёт до Шапориных. - Точно: послезавтра припадает им. - Тем лучше, обойдёмся без лишних глаз. - Только вот что с нею станем делать? Не резать же её на мясо! - Тут ты прав. Надо что-то придумать... А что, если... - Он умолк, в то время как собеседник смотрел ему в рот. - Сделаем вот что: отведём бурёнку к тёте и обменяем на хлеб. - Не понял: у неё что, много хлеба? Да и корова вроде есть. - Тут такое дело. Когда, перед отступлением, наши взорвали элеватор, многие живущие поблизости от него крепко поднажились. Натаскали домой и кукурузы, и пшеницы - вобщем, всякого зерна. Думаю, тётя поможет найти на Жданку выгодного покупателя. Точнее - менялу, и мы возьмём за неё натуроплатой. - Не мешало бы! Тем более, что полтора едока у нас добавилось. П р о ш л о й осенью Мише - как, впрочем, и остальным ребятам - едва ли не ежедневно приходилось ходить в степь за топливом. И уже в сентябре им стали попадаться на глаза странные стёжки-дорожки. Их становилось всё больше, они в разных направлениях пересекали степные заросли. При внимательном разглядывании выходило, что это - работа зай-цев: стебли бурьяна срезаны у самой земли, словно ножницами. А расплодилось зайца, надо сказать, немало: выскакивали из лёжек едва ли не через каждые сто-двести метров. Ещё тогда пришла Мише догадка, что на этих стёжках можно добывать дармовое мясо. Достаточно лишь изготовить из проволоки петли и установить их при помощи деревянных колышков на пути косого. Они наверняка шастают ночами по этим своим магистралям! Следует сказать, что натолкнул Мишу на эту мысль поэт Некрасов. Когда в классе проходили "Деда Мазая", он спросил у учительницы, как следует понимать: "Если б силками его не давили"? Та объяснила: силки -это петли. Волосяные, если для ловли птиц, а на зверя, в том числе и на зайца, - проволочные. Тогда он ходил в школу, притом - в четвёртый класс, а это, как известно, безбожно большие домашние задания. Пока их приготовишь, пока сходишь за солодарём для топки - не до зайцев. Да и проволока - где её взять? И вот недавно, когда он случайно увидел сгоревшую автопокрышку, его осенило: в ободах проволока - как раз то, что надо, отличная миллиметровка! К сожалению, та оказалась пережжённой и ржавой. А вот если самому обжечь, аккуратно, - будет годняк! Этим делом он сегодня и занялся. Разложив в огороде небольшой костерок, обжигал на нём обод, с немалым трудом вырезанный из покрышки, некогда стибренной в МТС. Уже во многих местах по окружности обода виднелась свёрнутая в кольцо проволочная лента, когда кто-то, незаметно подкравшись, закрыл ему ладонями глаза. Обычная, в общем-то, ребячья шутка, и когда стоишь, то достаточно попытаться расстегнуть неизвестному штаны, как тот оставляет затею. Но Миша сидел на пятках да к тому же руки - по локоть в саже. - Борис, ты? - попробовал он угадать шутника. - Хветь, не мешай, видишь, я занят. - В ответ - молчок. - Убери лапы, не то изгваздаю - не отмоешься! После столь категоричного предупреждения неизвестный убрал наконец руки, и взору предстал... дружески улыбающийся Рудик. Недавний сосед и старый приятель. - А, это ты, - с подчёркнутой прохладцей сказал Миша. - Каким ветром? - Ну, во-первых, здравствуй, - пришлось тому пригасить улыбку. - Привет. Ежли не шутишь. - А ветром - с твоего подворья, - стал пояснять Рудик. - Иду по-над двором, вижу дым чёрный и палёным сластит, вроде как резиной. Чем это, думаю, Патронка занимается? - Между прочим, клички у нас уже из моды выходят... Так что и ты эти детские штучки бросай, понял? - назидательно и всё так же холодно заметил Миша - Какой ты стал сурьёзный - прям не узнать! - попытался разрядить обстановку Рудик. - А я, воще, такой и был, воще. К твоему сведению. - Слушай, ты чё? - не вытерпел отчуждённости старый приятель. - Никак дуешься на меня? - Разве заметно?.. Но и ты тоже гусь: смылся вдруг, не сказав ни слова даже ближайшему соседу. - Просто не было возможности. Потому как увезли ночью и неожиданно. - Кто, куда и почему, если не секрет? - Вобще-то секрет. - Рудик тоже перешёл на прохладный тон. - Я-асненько... А теперь, значит, привезли? - Тебе, надеюсь, известно, что Марта куда-то делась? - вопросом на вопрос ответил Рудик. - Ещё бы... И не токо она. - Так вот. Дедушка и до этого прибаливал, а после и совсем был слёг. Присматривать за ним стало некому, целыми днями один. Тётя и предложила нам вернуться домой. - Тётя, говоришь? 3начит, это она вас увезла, а потом захотела и привезла. С помощью фрицев. Пон-нятно... - Я тебе как другу объяснил, а ты всё с подковырками! - всерьёз обидевшись, выговорил Рудик. - Если что против меня имеешь - скажи начистоту, а нечего... - Что за спор, а драки нет? - Это незамеченным подошёл Борис. Положив охапку колышков, подал руку: - Привет, Рудя! Так ты, значитца, насовсем? - Да вроде. А ты откуда знаешь? - Шёл сичас мимо и видел тёть Эльзу. Я в вашей акации кольев вот нарубил, - пояснил он, присаживаясь. - А я зашёл к Патрон... к Мишке, а он чёй-то, как неродной. - Значит, имеются причины, - взял Мишину сторону Борис. - Можно узнать, какие? - А они, вобще, разные... У меня, например, претензий больше к твоей тётке, чем к тебе, - довольно неопределенно объяснил он. - Хотя и ты поступил по-свински. - Мне Мишка уже выговаривал... А что плохого сделала вам тётя? - Ну, если не считать того, что работает на фрицев... - Борис выдержал паузу и продолжил: - Так она ещё и трепло. Чуть Ванька не подкузьмила - пообещала освободить да и забыла. Хотя ты этого, конешно, можешь и не знать. - Я знаю больше, чем ты думаешь. Просто у неё в тот день не получилось. Не забывай, что она там на птичьих правах. Но утром разбилась бы в доску, а Ванька выручила бы. Это она велела вам передать. Миша, заинтересованный, перестал возиться с ободом. - А про Андрея с Мартой - никаких вестей дополнительных не принёс? - Я ж не знаю, что вам известно, а чего нет. - Известно токо то, что они пропали. А как, куда и почему? - Они попали в облаву, и их заграбастали вместе с другими пацанами из станицы. Зачем? Чтобы обезопасить от партизан эшелон с награбленным добром. - И что, увезли аж в Германию? - Очень даже может быть. - Ну и ну, воще! Вот так новость, воще... - Да, такие вот дела... Вам привет от дедушки, - перешёл он на другую тему. - Приглашал зайти в гости. - Обязательно! Вот управимся - и проведаем, - пообещал Борис. - Он как - жив-здоров? - Был совсем плохой, но теперь уже ходит. А зачем вам эти колья? - Хочем петли на зайцев поставить. Помнишь, в прошлом годе дорожки в степи были? Так вот, в этом уже новых наделали! Миш, два десятка хватит? - Для пробы хватит. - И он снова принялся энергично соскабливать ножом обуглившуюся, чадящую резину с проволочного вкладыша. - Ну, вы мудрите, а я пройду к Феде. Он дома, не знаешь? - А где ему быть? - Борис снял рубашку, готовясь заняться вторым ободом. - Не дома - так у Ванька. Е щ ё в сенях Федя учуял запах размолотой кукурузы и по шуму за дверью догадался, что Ванько вращает жёрнов своей незаурядной мельницы. Сработал её, эту мельницу-крупорушку, с год тому назад по его заказу Серафимыч, элеваторский кузнец, мастер золотые руки. Представляла она собой две увесистые дубовые колоды, поставленные одна на другую. В соприкасающиеся плоскости впрессованы были стальные, лучеобразно расходящиеся от середины пластинки для размалывания зерна. Федя с Борисом сдвоенными усилиями могли провернуть верхний жёрнов не более нескольких раз кряду, зато Ванько пуд кукурузы превращал в крупу и муку за каких-то полчаса. К приходу товарища дело уже близилось к концу. - Тебе помочь? - спросил на всякий случай Федя. - Бери ведро и будешь подсыпать в воронку. - Ванько стряхнул с рукава мучную пыль и вытер взмокший лоб. - И пришёл бы чуть раньше! - Я ж не знал, что у тебя работа. А кукуруза вроде как не нашенская. - Ага. Жёлтая какая-то. Элеваторская: вчера от тёти принёс. У Веры не стало из чего каши сварить пацанам, а которая на чердаке, та ещё в кочанах. - Пройдёт и жёлтая! Только носить далековато, привезти бы как-нибудь сюда. - У тёти надёжней, - возразил Ванько. - А принести - было бы чего! - Чудненько мы всё-таки обтяпали это дело со Жданкой, скажи? - Федя имел в виду обмен её на зерно. - Что за мы, спасибо нам! - согласился мельник шутя. Со двора донёсся лай, хриплый и сердитый. Ребята насторожились. Но Туман тут же и успокоился. - Не пойму: начал вроде как на чужого... Выглянь, кого там принесло. Федя вышел в сенцы и лоб в лоб столкнулся с Рудиком. - Угадай, кто к нам припожаловал! - воскликнул он обрадованно. - О, Рудяшка! Привет, дружище, - обрадовался и Ванько. Подавая руку, тот предупредил: - Только ты не очень жми, а то я тебя знаю!.. А Туман - не забыл, псина! Сразу был обурился, но тут же и хвостом завилял, не успел я и обозваться к нему. - Пройдёмте на свежий воздух, - предложил хозяин. Уселись на лавочку под алычой. - Ты где ж это столько времени пропадал? - Где был, там уже нет. Теперь обратно в своей хате, с мамой и дедушкой. Вам от него привет и приглашение в гости. - Спасибо. Про Андрея с Мартой новостей не привёз? И Рудик рассказал то, что ему было известно на этот счёт. При этом оказалось, что знает он и о побеге из кутузки. - Для тёти так и осталось неясно, как же тебе и ещё какой-то девчонке и пацану удалось оттуда улизнуть? - спросил в свою очередь Рудик. - В то, что вас выпустила охрана, она не верит. - И правильно делает, - заметил Ванько, пояснив, как было на самом деле. - Тётя не говорила, почему фрицы повесили только одного? - поинтересовался Федя. - Упоминала и про второго полицая. Он оказался с проломленным черепом и в бессознательном состоянии. Его пристрелили. - Теперь всё прояснилось. - Они переглянулись с Ваньком. - А про взрыв у виселицы разговора не было? - Вы и про это знаете? Как же! Кто-то бросил гранату прямо из гущи станичан. Взрывом убило двух полицаев и нескольких ранило. Досталось и одному из фашистов: он и до этого был одноглазый, а тут и последнего лишился! Ну, а у вас тут как, а то всё я да я. Много новостей? - У нас тоже много чего произошло, - вздохнул Федя. - И всё больше плохого... - Тётя интересовалась, как тут андрюшкина мама. Я хотел зайти, но не осмелился: порадовать-то нечем, токо расстрою ещё больше. - Теперь уже не расстроишь: недавно похоронили, - сообщил Федя печальную весть. - Про Варьку и тёть Шуру тоже знаешь? - Обскажи пока наши новости, а я отнесу девочкам дерть. - Ванько поднялся уходить. - Да, Рудик: у нас завтра намечается что-то вроде небольшого торжества. Приглашаем и тебя. - Иди, я объясню, - сказал Федя. К Рудику: - Хотим отметить День рождения одной девочки. Между прочим, которая убежала тогда с ним из казаматки. Это её родителей казнили на стадионе. - Что ты говоришь?! - Ну... И мы решили сделать для неё маленькую радость. Чтоб видела, что не одинока и её окружают настоящие друзья. Всё легче будет перенести горе. - У кого собираетесь? - У Веры. Она осталась с пацанами одна. Мать ушла аж в Майкоп, там в концлагере дядя Митя. А Тамара - так звать именинницу - живёт с брательником пока у неё. Так что приходи и ты. - Обязательно! - И ещё. Просьба. Собирались завтра с утра выкопать погреб у Шапориных. Не погреб, а наподобие блиндажа, где-нибудь в сторонке от хаты. Зачем? Чтоб было куда спрятать запасы - картошку и всё такое. Да и детвору, если вдруг что-нибудь непредвиденное. Многие так делают. Будешь незанят - приходи помогать. - Конешно, о чём речь! - А то Мишка с Борисом собирались сегодня ставить петли на зайцев, а утром пойдут проверять. Поймается что или нет, а до обеда прошляются, это точно. - Слышь, Хветь... - Рудик помедлил в нерешительности. - А Нюська будет? Она ведь там рядом живёт. - Пока не знаю... А что? - Можно, я и её приглашу? - Ох, Рудой!.. - поморщился Федя. - Опять хочешь с нею спутаться? Или, может, ты её всё-таки любишь? - Да ну! Не хватало. У неё же не все дома! - Тогда зачем она тебе? - Будто не знаешь! Федя, конечно, знал. Первым - это было в начале лета - с Нюськой "задружил" Андрей. Об этом в нашем повествовании вкратце уже упоминалось. Как и о том, что дружба не состоялась. Из-за её легкомысленности и несерьёзности. С нею было "не о чём говорить". Притом она в первый же вечер "полезла целоваться". Не понравилось Андрею и то, что у неё на уме "токо это самое" (что именно - пусть читатель догадается). У Рудика это обстоятельство отвращения не вызвало. Он как раз пребывал в расстроенных чувствах (о причинах, возможно, будет сказано несколько позже), и первой мишенью для отмщения стала Нюська, позже прозванная "косой". "Путался" он с нею около месяца - до самого отъезда из хутора. - Не знаю, как посмотрят на это остальные, - покрутил головой Федя. - А кому какое дело? У нас давние отношения, - пытался обосновать свои намерения бывший ухажор. - Вот именно: давние. Сейчас многое изменилось. - Не пойму: ты против её присутствия на именинах или - чтоб я с нею попутался ещё какое-то время? - не мог взять в толк охотник поразвлекаться с похотливой особой. - Да нет, места хватит и для неё... А насчёт "попутаться" против буду, пожалуй, не только я. М е с т о для погреба-укрытия выбрали в саду под невысокой, но старой, развесистой грушей, ветви которой шатром свисали почти до земли. Поскольку имелось в виду использовать его и как убежище, а семья у Шапориных дай бог, то яму решено было отрыть достаточно большую. Крышу предполагалось замаскировать дёрном, что сделает её незаметной со стороны даже зимой, когда дерево оголится. А пока что листва, уже тронутая осенней проседью, была густа и столь надёжно укрывала работающих, что резвившаяся неподалёку малышня смогла обнаружить их, когда с трёх сторон ямы высились уже внушительных размеров кучи чернозёма, а глубина доходила землекопам до пояса. С появлением малышей работа замедлилась: кидать землю пришлось на одну сторону, поскольку те заходились строить хатки. Тут же оказалась и курица, норовившая выискивать добычу именно в свежевыброшенных комьях, и надо было следить, чтоб не задеть и её. Пеструха была совершенно ручной и смело брала дождевиков из рук детей. - Валела, не малай станиски, - сделал замечание Колек, когда сверстник, угостив курицу обрубком червя, вытер пальцы об одёжку. - Они зе класивые! Штанишки у него и впрямь были красивы: из чёрного блестящего шёлка, с накладным кармашком, с помочами крест-накрест и прорезью сзади (дабы садиться на горшок не снимая). В таких же, только коричневого цвета, щеголял и другой; рубашки, тоже шёлковые, у обоих были одинаковые - светложёлтые. - Может, сделаем перекур? - предложил Федя. - Часа два уже трудимся без передыху. - Давайте, если заморились, - откликнулся Ванько. - Лично я токо разохотился. - А у меня уже две водянки на ладонях, - сообщил Рудик, втыкая штыковку. - Ну-ка, покажь, - засомневался Федя. - Э, да ты белоручка! У наших девчонок и то руки помозолистей. - У каких это ваших? - Ну, у Веры, у Клавы Лисицкой. Да и у твоей сестры Марты, когда была здесь с нами. Уселись, свесив ноги, на ветку - толстую, шероховатую, отходившую от ствола почти под прямым углом. Малыши тут же по ступенькам спустились в яму, взялись за лопаты, подражая взрослым. Обследовав комья наверху, к ним спрыгнула и курица. - Скоро дойдём до глины, - сказал Федя, с метровой высоты оглядывая сделанное. - Землю придется вывезти, чтоб не было бугром, - поделился соображениями Ванько. - А на вскрышу, под дёрн, пойдёт глина - не так будет промокать. - Пол и бока надо бы чем-то утеплить. - Свяжем маты из камыша или куги. Будет годнецкий блиндажик! Рудик участия в обсуждении предстоящего обустройства не принимал. - А ты чё, никак нас стесняешься? - посмотрел ему в глаза Федя, ухмыльнувшись. - Не по-онял... - А чё тут понимать? Закуривай. Пока ухи не попухли. - С чего ты взял, что я курю? - попытался было отвести подозрения тот, но при этом "ухи" предательски порозовели, как у нашкодившего шалуна. Чтобы не конфузить ещё больше, Федя отвёл взгляд, пояснив: - Вчера в сенях от тебя несло никотином, как от козла. Рудик не нашёлся, что сказать. Ванько делал вид, словно ничего особенного не произошло. - Кури, -сказал, - если хочешь. - А что, и закурю! - с вызовом воскликнул разоблаченный. Достал из кармана штанов небольшой, ручной работы, алюминиевый портсигар, нажатием кнопки откинул крышку. Здесь приготовлено было на несколько закруток аккуратно нарезанного листового табаку, несколько бумажек и дощечка-спичечница в виде гребёнки. Свернув цигарку, прикурил от отломленной красноголовой спички, чиркнув ею о тёрку, нанесённую с двух сторон внизу. - Дай-ка глянуть, - взял у него диковинку Федя. - Первый раз такие вижу. Где взял? - У тёти. Фрицевские. Стырила несколько штук, а я у неё. - И давно куришь? - С неделю. - Что за нужда заставила? - Да никакой нужды... Просто ребята курили, ну, и я. Надоело выглядеть умником. - Да, не зря говорится: с кем поведешься, от того и наберёшься... - В замечании угадывалось сожаление пополам с осуждением. - А что в этом такого? Многие пацаны курят. - Это ж где? Про хуторских, не говоря уже про нас, я бы этого не сказал. - В Ивановке, например... Ничего страшного не вижу! - Ну и дурак. Вань, а ты чего молчишь? - не стерпел Федя. - Одобряешь, что ли? - Он, Хветь, теперь всё равно не бросит, одобряй не одобряй. Даже если б снова захотел выглядеть умником. - Ты так думаешь? Захочу - и брошу! - заявил бывший "умник". - Зарекалась свинья дерьмо жрать, да никто не верил... А вообще -твоё личное дело! - Ванько спрыгнул. - Схожу за возком, а то земля уже обратно в яму скатывается. Эй, клопики, кто со мной на тележке покататься? - Забрав малышат, ушёл. - А я б советовал бросить, - опять взялся за Рудика Федя. - Хотя бы из-за спичек: такое добро переводишь зря! У людей по утрам нечем печку разжечь. Рудик затянулся дважды кряду, закашлялся, на глазах выступили слёзы. Развернул цигарку и высыпал содержимое. - Сильно крепкий, гад... - сказал с придыханием. - Самардак называется. Один курит - кхе, кхе! - двое в обморок падают. - Смотри сам не свались, куряка!.. - Помолчав осуждающе, поинтересовался: - Чем в Ивановке прикуривал, тоже спички переводил? - Откуда? Тоже кресалом огонь добывал. Кресала прочно вошли в быт на хуторе. Ребята научились делать их сами. Надломленный в тисах сегмент от сенокосилки в домашних условиях нагревался докрасна, окунался в холодную воду - и вся недолга. Закалённая, пластинка высекала искры из особого вида кремня (находили в гравии железнодорожного полотна), называемого "мыльным" - по цветовому сходству с хозяйственным мылом. От искр легко затлевалась ватка, заготовленная из подсолнуховых корзинок. - Ты что на кремень ложил? - поинтересовался Федя. - Одно время пользовался ватой, смоченной в крутом растворе марганцовки. Но марганец большая редкость. Кто-то додумался прокипятить вату в подсолнуховой золе - это более доступно. - И что, вата хорошо загорается? - Это для него была новость. - А то! Как кресь, так и есть! - Проверю, такой золы у нас навалом. А ты кончай вредительством заниматься - не трать больше спичек на курево. Если, конешно, есть. - Несколько коробков есть. Тоже у тёти разжились. Могу пару штук уделить. - Мы-то обходимся и без спичек. А вот у Веры, говорила, кончаются. Из экономии к соседям за угольком бегает. - Отдай ей пока эти, - вернул он красноголовую гребёнку. - Потом ещё принесу. А я постараюсь завязать. - Правильно! Пока не втянулся. Иначе поздно будет. - А вы чем огня добываете? - Есть и кресала, но пока - при помощи зажигательной пули. Как? Ванько как-то раздобыл две обоймы немецких винтовочных патронов, а Мишка обратил внимание на цветные метки. Предположил, что пули либо разрывные, либо трассирующие. А когда надпилил у одной кончик, оказалось - зажигательная. Оболочка начинена каким-то веществом, которое на воздухе слабо горит. Окисляется. Ну, мы это дело... Досказать мысль помешало появление Володьки. - Идите на зайцев смотреть! - крикнул он возбужденно и тут же убежал. Ребята спрыгнули наземь и тоже заспешили во двор. Здесь, окруженные зрителями, горделиво позировали охотники. У Бориса через плечо, схваченные за лапы брючным ремнем, висело два здоровенных русака. У ног лежала рыжая, с длинным пушистым хвостом, лисица. Не спешил освобождаться от ноши и Михаил: его, усталого и взмокшего, отягощали три таких же зайца. Затем добыча была представлена на разглядывание и ощупывание детворе, а сами добытчики стали отвечать на многочисленные вопросы. По их рассказам выходило, что из двадцати петель, установленных вчера между кладбищем и лиманом, только шесть оказались "нестронутыми". В такое же количество попались куцехвостые, причём, один был ещё живой. Он, или только-только попался, или оказался поумней других: не стал толочь бурьян вокруг колышка, как это сделали другие, и рваться из петли. Когда к нему подошли, сидел, прижав уши. Немного покричал, пока его освобождали, будто просил помиловать; пожалев, его отпустили на волю: живи! В одну из петель угодила лиса и хоть считается зверем хитрым, задушилась. Хотели не брать, но Борис передумал: если вычинить шкуру, то будет классный воротник для "пальта" - разумеется, Вере-Мегере. От одной петли осталось "токо кружало" - унесена вместе с колышком. Остальные просто сбиты в сторону. Такой удачи не ожидали даже сами добытчики: в пяти "зайчуганах"-матёрых, тяжеленных - было около пуда, если не больше (взвесить возможности не имелось). А поскольку привалила она именно сегодня, в день томкиных именин, то и решили всё принести сюда. Исчерпав богатый запас впечатлений, охотники принялись за обработку улова. Борис, которому приходилось иметь дело с кроликами, взял на себя свежевание. Миша готовил для шкурок рогатки-пяльцы. Вера, Клава и Тамара потрошили, мыли, смалили и резали на части тушки. Тем временем землекопы вывезли из-под груши чернозём. Только за полдень, управившись, разошлись ребята до вечера по домам, обещав не опаздывать к торжеству. И ещё - не наедаться, потому как, обещали девчата, "предстоит чудненькое жаркое". Забежав на несколько минут домой - показаться матери на глаза, Борис снова явился к Мише готовить снасти на завтра. Первый успех - да ещё какой! - зайчатников, что называется, окрылил. Слыханное ли дело, радовались они: без ружья, без особых трудов, можно сказать - играючи раздобыть столько классного мяса! Какового они уже и не помнят, когда едали вволю. А ведь их, зайцев, ловить не переловить, только не ленись! Правда, с проволокой небогато: десятка на три-четыре ещё, может, хватит, а там... Покрышки - они ведь штука редкая. Удастся ли найти ещё хотя бы одну? Петли, в которых побывал косой, становятся ненадёжными: гнутые, с заворотами. Удержит такая ещё хотя бы одного? И с каждым днём запас их будет убывать. - Не рано ли ты заунывал? - заметил Борис. - Обшарим территорию МТС, поищем на станции, на элеваторе - неужели ни одной покрышки не найдём! - Что-то они мне на глаза не попадались. - Найдем, быть того не может! И давай уже заканчивать, скоро начнёт смеркаться. - И правда. А то нагорит от твоей Мегеры. Вера и в самом деле уже вышла было их выглядывать. Встретила у плетня выговором: - Попозже явиться не могли? Я ведь просила не опаздывать! - А вы, гражданочка, хто такие будете? Мы вас чтой-то не припоминаем, - смерил Борис её пристальным взглядом. Одетая в коричневое, с иголочки, ладно сидящее платье, надетое впервые, она и впрямь была неузнаваема. - Миш, неужели это наш Верчик-Мегерчик? Ты токо глянь, какая она красивая в этом платье! Подбоченясь, красавица обернулась вокруг, хвастаясь обновкой и довольная похвалой. - А без него, выходит, была уродина? - На радостях допустила она некоторую оплошность. - Почему ж? Без платья выглядишь ещё красивше! - не замедлил воспользоваться ею острый на язычок ухажер. - Случалось видеть на ерике. - Бол-тун ты, Борька!.. А где ж Рудик? - Разве его ещё нет? Он ушёл из дому раньше нас. - Ну, морда, воще! - Не иначе махнул к своей бывшей полюбовнице, - догадался Миша. В хате, на ребячьей половине, удивительно пахло вкусным. Аромат источала большая глиняная миска, доверху наполненная обглоданными заячьими костомашками, - детвора уже поужинала. Приученная, вообще-то, ложиться одновременно с курами, она в этот раз ещё бодрствовала: пищала, визжала и кувыркалась на просторном матрасе под присмотром Володьки; для них горела лампа без стекла. В соседней комнате, освещенной поярче, стоял продолговатый, застланный подержанной клеёнкой стол, посередине которого, в двухлитровом графине вместо вазы, красовалось с пяток по-весеннему свежих, нежных роз, явно от деда Мичурина. Подстать им выглядели и Тамара с Клавой, сидевшие напротив более дисциплинированных Феди и Ванька. Особенно бросалась в глаза виновница торжества: в шёлковой, золотистого цвета кофточке (сшитой искусно и со знанием дела, отчего не просто смотрелась, но поистине украшала владелицу), она являла собой - ни дать ни взять - сказочную королеву. Так, по крайней мере, показалось Борису. - Ну-ка, ну-ка... поднимись-ка, позволь наглядеться, радость, на тебя! - сказал он едва ли с поддельным восхищением. Та, смущаясь, поднялась, поправляя коричневую и тоже шёлковую юбку-клёш. - Не Араматик, а прям принцессочка! - Ну тебя, скажешь тоже... - совсем застеснялась именинница. - Нет, я сурьёзно... Скажи, Миш? И мы поздравляем тебя с днём рождения и пятнадцатилетием. Дай-ка сюда щёчку! А теперь другую, я поцелую за Мишку, чтоб ему не обходить стол. - Вы бы лучше не опаздывали! - упрекнула Клава. - Проштрафились, а теперь подлизываешься. - А куда спешить? Впереди цельная длинная ночь. - Так ведь всё остывает! Мы старались, старались - и всё насмарку. - Готов нести самое суровое наказание! - Вот и принеси кастрюлю с узваром, - сказала Вера. - Она в кадушке возле колодезя. И будем начинать. - Надо бы подождать немножко новенького, - предложила Тамара, когда все трое вышли на кухню подготовить всё необходимое. - Рудика? Он такой же новенький, как я старенькая, - ворчливо возразила Вера. - Нехай не прогневается!.. Семеро одного не ждут. - Ты так говоришь, будто очень на него сердитая. - Сердитая не сердитая, токо он мне противный. - Ой, я его тоже презираю, как не знаю кого! - поддержала её Клава. - Посуды у нас не хватит... Говорила ж, давай сбегаю принесу из дому. Она накладывала в блюдца, тарелки и миски наготовленные угощения - "чудное жаркое", душистые картофельные оладьи, румяные кукурузные лепёшки. - Мальчикам хватит, а мы как-нито перебьёмся. - Мы с Ваней уже из одной посуды ели, так что... - А я с Федей ещё нет, но он меня гербовать не станет, - предположила и Клава. - Не хвастайтесь, мой Борька тоже посчитает за честь! - не отстала и Вера. - Вы с ним уже давно встречаетесь? - поинтересовалась Тамара. - Ничё не встречаемся. Просто он ухаживает за мной и всё. - Но он же тебе нравится? - Конешно! Я его очень люблю. Токо это - между нами. Ему я и виду не показываю, скорее наоборот. - А чем вам Рудик не нравится? - вернулась Тамара к началу разговора. - Мальчик как мальчик, красивый. - Он, Томочка, бессовестный, нахальный и хитрый! - пояснила свою неприязнь Клава. - Летом на ерике ужасно нахамил Иринке - это мы с Федей у неё разжились для тебя роз; у неё, бедненькой, тоже несчастье: умер недавно дедушка... Так вот: нахамил, а после совести хватило написать любовное письмо и даже предлагать дружбу!.. - Она правильно сделала, что не согласилась с ним дружить, - одобрила Вера. - Рудик, может, и красивый, но это токо наружно. А вобще - очень нехороший! - Чем же именно? - Вот ты, - повернулась к ней Вера и посмотрела в глаза, - как бы относилась, когда б знала, что с девчонкой встречается он не по любви, а только чтобы... ну, вобщем, ради пошлого интереса. - Неужели ж такое может быть?! - догадавшись, что та имеет в виду, удивилась Тамара. - Представь себе - может! Ты думаешь, его почему до сих пор нет? У неё находится. - Хороша же после этого и она, если позволяет такое!.. - Я с нею поэтому и не дружу, хоть мы и соседи. Из-за таких вот... Распахнулась дверь, и Борис внёс со двора ведёрную кастрюлю с взваром, выставленную для охлаждения. - Ставь вот сюда, - пододвинула Вера небольшую деревянную колоду. - Вы с Мишкой не забудьте помыть руки, а то вилок не имеется. Даём вам на это три минуты! Праздество началось без обычных в таких случаях тостов. Вина при желании достать было можно (виноградные беседки имелись у многих), но мысли о выпивке никому и в голову не пришло. Да и задумывалось всё не как веселье - до того ли, когда кругом горе, смертя и неизвестность! - а всего лишь - чтобы, как объяснил Рудику Федя, "легче перенеслось горе" Обилие мяса (часть даже присолили на завтра) избавило стряпух от необходимости разнообразить блюда: что может быть вкуснее жаркого! Зато приготовили его так, по оценке того же Бориса, что можно подумать, будто все трое - "жутко талантливые кулинарши". Условие "не наедаться" блюли и сами "кулинарши", поэтому на угощение все набросились дружно и с аппетитом, прекратив всякие разговоры. В самый неподходящий момент снаружи послышался стук в ставню: три частых удара и два пореже. - Заявился!.. - узнал Миша почерк соседа и добавил презрительно: - М-морда непутёвая... Вера, накинувшая двери на крючок, поднялась из-за стола - впустить задержавшегося. Рудик, однако, "заявился" не один. Следом порог переступила толстушка - пониже ростом, светловолосая, на вид лет семнадцати (хотя в действительности Нюське было неполных пятнадцать: видели её переводной табель за третий класс, и там указан был год рождения). Взрослили её, если позволительно так выразиться, весьма развитые формы. Лицо, довольно привлекательное, но излишне загорелое, свежестью не отличалось. При взгляде на широко поставленные зеленоватые глаза нельзя было не заметить, что один, левый, косит вниз, как бы любуясь на курносый кончик носа. Непредвиденную гостью встретили без особой радости, а Миша громко проворчал: "Явление коровы в балахоне!.." Возможно, потому, что одета в платье, тесное в грудях и рясное ниже талии, которое, на его взгляд, "никак ей не личит". - Самолёт взлетал, колёса тёрлися, вы не ждали нас, а мы припёрлися! - пропел Рудик частушку, будучи уже слегка навеселе, и, подойдя к столу, театральным жестом поставил пузатый, ёмкостью не менее литра, бутылек, заткнутый кукурузной кочерыжкой. - И мы пришли поздравить именинницу, выпить за её... с нею домашнего винца. Верок, тащи бокалы! - Откуда? У нас их и не было никогда. - Тогда - стаканы. - Имеется всего три и те вон заняты с узваром. - Ну, не из горлышка ж... Заикнись он о своём намерении привести бойкотируемую соседку, Вера вряд ли согласилась бы на её присутствие. Да и нашла бы поддержку у остальных - по крайней мере, девчонок. Но раз уж так вышло, делать нечего. С видимой неохотой забрала она со стола стаканы с узваром и вышла освободить. - Да! Познакомьтесь же сперва! - Рудик подвёл гостью к виновнице торжества. - Нюся, - первой назвалась та, подавая руку. - Тамара. Очень рада... - Поздравляю тя с днём ангела! И вот те от миня на память. - Она приколола на кофточку безделушку вроде майского жука. - Настоящая сиребряная! - Ой, спасибо, Нюся! - искренне поблагодарила Тамара. - Красивенькая букашечка! - Не-е, так не поздравляют!.. Надо чокнуться и выпить. - Рудик взял бутылек, зубами извлек обломок кочерыжки, а Вера как раз подоспела со стаканами. - Ты и так чокнутый! - заметила холодно, подошла к Клаве, и они удалились на кухню. Набулькав по неполному стакану, самозванный тамада протянул один имениннице, которая, прежде чем принять, посмотрела на ребят; поощренная кивком Бориса, взяла. За вторым охотно потянулась гостья. - За тебя! Всего самого-самого! И - до дна, - чокнувшись, пожелал Рудик. - Красивого ухажера! - добавила от себя Нюся. Тамара медленно, без желания, выцедила содержимое стакана, передёрнувшись. - Так, молодец! Кто следующий? Поддержать компанию согласились Борис с Ваньком. Вернулась из кухни обслуга: Вера с миской жаркого, Клава - с тазиком и ковшом с водой. - Ополосните руки, а то у нас без вилок, - предложила новичкам. Те без возражений подставили ладони, вымыли и вытерли полотенцем. - Закусывайте из одной, - пододвинула к ним ещё горячую зайчатину Вера. И все снова принялись за прерванный ужин. - Как вкусно! - похвалила Нюся. - Это у вас что за мясо?