транспорт. Что тогда будут делать ваши премудрые железнодорожники? Пауза. Мэдж, конечно, слушает, но не вполне признавая за ним право вмешаться в разговор. Эрнест. И еще вот какая вещь: рабочий класс стоит сам за себя, так почему же средним классам не постоять самим за себя? Мэдж (холодно). Потому что средние классы давно уже "постояли за себя", как вы это называете. Эрнест. Ну, а вы как это называете? Как-нибудь по-латыни? Мэдж (с холодным нетерпением). Я говорю о том, что средние классы уже раньше постояли за себя, иначе они не были бы преуспевающими средними классами. Почему же надо набрасываться на рабочий класс, когда он наконец пытается отстоять свои права? Эрнест (цинично). Все яснее ясного! Существует только определенное количество земных благ, и если вы возьмете больше - я получу меньше. Мэдж (довольно резко). Простите меня, но это плохая экономика, а также плохая этика. Робин (выпаливает). Да ведь у нас была бы красная революция, как в России, если бы мы стали слушать этих смутьянов, вроде какого-нибудь Томаса. Хейзел (направляясь к выходу). По-моему, так все это глупости! Почему люди не могут сговориться? Эрнест (видя, что она уходит). О, мисс Конвей! Хейзел (с подчеркнутым, унижающим безразличием). Ах... да... до свидания! (Уходит.) Эрнест смотрит ей вслед с довольно жалким видом. Затем бросает взгляд на Робина и ловит на его лице усмешку. Мэдж (Робину). Я ведь сюда зачем-то пришла. Что это было? (Осматривается вокруг, глядя поверх Эрнеста, который ей неприятен.) Робин (на его лице все еще блуждает усмешка). Вот уж не могу тебе сказать. Мэдж уходит, игнорируя Эрнеста, не столько, впрочем, подчеркнуто, сколько рассеянно. Робин (со все еще насмешливым видом закуривает папиросу, небрежно). Вы служили в армии? Эрнест. Да. Два года. Робин. По какой части? Эрнест. В армейском казначействе. Робин (легким тоном, не очень грубо). Вот, наверно, лафа для вас! Эрнест готов сердито возразить, но в эту минуту вбегает Кэрол. Кэрол. Мистер Биверс! Когда он оборачивается с недовольным видом, Робин выходит из комнаты. Кэрол. О, у вас такой вид, как будто вы получили отставку. Эрнест (со злостью). Так оно примерно и есть. Получил отставку! Кэрол (всматриваясь в него). У вас, наверно, все так и кипит внутри? Правда? Эрнест (стараясь, насколько это в его силах, не придавать значения происшедшему). А может быть, просто разочарован. Что-то из двух? Кэрол. И то и другое, надо полагать. Так вот, мистер Биверс, не расстраивайтесь! Вы так мило отнеслись к нашей шараде и очень хорошо сыграли в ней, а ведь, наверно, никогда раньше не выступали? Эрнест. Нет. (Резко.) У меня дома такими вещами не занимались. Кэрол (изучающе оглядывает его). Да, я думаю, что вам слишком мало пришлось веселиться. В этом ваша беда, мистер Биверс. Вы должны опять к нам прийти играть в шарады. Эрнест (словно бы отделяя ее от остальных). Вы-то хорошая! Голос миссис Конвей. Так он ушел наконец или нет? Кэрол. Мы все хорошие! Помните это, мистер Биверс! Эрнест (которому она понравилась). Вы - занятная малютка. Кэрол (строго). Я не очень-то занятная и, уж во всяком случае, не малютка... Эрнест. О, простите! Кэрол (благодушно). На этот раз я вас прощаю. Входит миссис Конвей с Джеральдом. Она несколько удивлена тем, что Эрнест еще не ушел. Эрнест (замечает это; застенчиво). Я как раз ухожу, миссис Конвей. (Джеральду.) Вы идете? Миссис Конвей (не давая Джеральду ответить). Нет, мы с мистером Торнтоном должны еще несколько минут потолковать о делах. Эрнест. Понимаю. Ну, до свидания, миссис Конвей! Очень приятно было познакомиться с вами. Миссис Конвей (со снисходительной любезностью). До свидания, мистер Биверс! Кэрол, будь добра... Кэрол (с готовностью). Хорошо. (На манер героев вестернов обращаясь к несколько недоумевающему Эрнесту.) Я провожу вас с конем вашим до большой дороги, приятель! Кэрол и Эрнест уходят. Миссис Конвей и Джеральд следят за ними взглядом. Затем Джеральд оборачивается к миссис Конвей и смотрит, подняв брови. Миссис Конвей качает головой. Доносится стук захлопнувшейся двери. Миссис Конвей (с живостью). Мне очень жаль, если ваш приятель подумал, что его выставили. Но в самом деле, Джеральд, дети ни за что не простили бы мне, если бы я предложила ему еще остаться. Джеральд. Боюсь, что Биверс не имел большого успеха. Миссис Конвей. Ну, в конце концов... все-таки... Вы не находите? Джеральд. Я ведь вас предупреждал. Он в самом деле так страстно жаждал познакомиться с знаменитым семейством Конвей. Миссис Конвей. С Хейзел, вы хотите сказать. Джеральд. С Хейзел в особенности, но он стремился узнать всю семью. Миссис Конвей. Что ж, я думаю, дети составляют очаровательную компанию. Джеральд. Затмеваемую лишь их очаровательной мамашей. Миссис Конвей (восхищенная). Джеральд! Вы, кажется, собираетесь флиртовать со мной! Джеральд (который вовсе не собирался). Ну разумеется! Между прочим, вы ведь не хотели говорить со мной ни о каких делах, не правда ли? Миссис Конвей. Пожалуй, что и нет. Но, я думаю, вам следовало бы знать, что мне опять предлагали огромную сумму за этот дом. Разумеется, не может быть и речи о том, чтобы продать его, но так приятно сознавать, что он так много стоит. Ах да, молодой Джордж Фарроу очень хочет, чтобы я продала ему свой пакет акций, и говорит, что готов сделать предложение, которое меня поразит. Джеральд. Я уверен, что это будет весьма недурное предложение. Но, разумеется, нет никакого смысла продавать, когда они выплачивают пятнадцать процентов дивиденда. А когда мы наконец выйдем из этой атмосферы военного времени и будут сняты правительственные ограничения, начнется грандиозный подъем. Миссис Конвей. Ну разве это не чудесно? Все дети опять дома, и у нас вполне достаточно денег, чтобы помочь им устроиться. И знаете, Джеральд, я ничуть не буду удивлена, если Робин очень скоро добьется необыкновенных успехов в каком-нибудь деловом предприятии... по части продажи, например... Люди находят его таким очаровательным. Милый Робин! (Пауза. Затем другим тоном, с большей глубиной и чувством.) Джеральд, еще совсем недавно я считала себя несчастнейшей женщиной на свете. Если бы не дети, у меня не было бы желания жить. А теперь - хотя, конечно, без него никогда не будет прежней жизни - я вдруг почувствовала себя счастливейшей женщиной в мире. Все дети со мной, наконец-то в полной безопасности, счастливы. Голос Робина (он кричит). Играем в прятки по всему дому! Миссис Конвей. Что он сказал? "По всему дому"? Джеральд. Да. Миссис Конвей (кричит). Пожалуйста, только не в моей комнате, Робин! Голос Робина (он кричит). Кроме маминой комнаты! Голос Джоан (еще дальше). А кто будет водить? Голос Робин а. Я буду! Мама, идем! Где Джеральд? Миссис Конвей (собираясь уходить). Только слышать его голос в доме - вы не понимаете, Джеральд, что это для меня значит! И никогда не поймете. Оба уходят. Проходя мимо выключателя, миссис Конвей может погасить половину ламп, оставив, скажем, правую сторону неосвещенной и слева - только один торшер. Голос Робина (громко). Я пойду в платяной шкаф и буду считать до пятидесяти. Ну, теперь расходитесь! Несколько секунд спустя входит Джоан, счастливая и запыхавшаяся, и, оглядевшись вокруг, ищет место, где бы спрятаться - за креслом, книжным шкафом, диваном или за портьерой. Прячется. Тут же входит Алан и направляется в ее сторону. Джоан (выглядывает и видит его; умоляющим шепотом). О, Алан, прячьтесь, но не здесь! Алан (смиренно). Я нарочно пришел. Видел, как вы вошли. Джоан. Не надо, пожалуйста! Идите в другое место! Алан (с чувством). Вы сегодня такая очаровательная, Джоан! Джоан. Правда? Это мило с вашей стороны, Алан. Алан. Могу я теперь остаться? Джоан. Нет, пожалуйста! Будет гораздо веселее, если вы пойдете в другое место. Не портите, Алан! Алан. Что - не портить? Джоан (очень быстро). Игру, конечно! Ну же, Алан, будьте хорошим мальчиком! Нет, нет, вы теперь - не можете отсюда выйти. Вам придется вылезти в окно и пройти кругом. Идите! Алан. Ну, хорошо. (Вылезает в окно, затем пристально смотрит на нее; мягко.) Прощайте, Джоан! Джоан (шепотом, изумленная). Почему вы это говорите? Алан (очень грустно). Потому что я чувствую, что это прощание. Слышится голос Робина, который что-то напевает вдали. Алан скрывается за окном. Робин, напевая вполголоса популярную песенку того времени, медленно входит в комнату. Он доходит до края освещенной половины и осматривается вокруг. Наконец поворачивается и собирается уходить, но в это время Джоан тихонько начинает подпевать ему из своего убежища. Робин (удовлетворенно). Ага! (Быстро задергивает портьеры.) Но в тот момент, когда он отвернулся, Джоан протягивает руку и поворачивает выключатель торшера в своем углу. Комната погружается почти в полную темноту. Робин. Хорошо, хорошо, Джоан Хелфорд! Где вы? Слышен ее смех. Робин. Вам не уйти, Джоан Хелфорд, вам не уйти! Нет, нет, нет, нет! Не уйти маленькой Джоан! Не уйти! Они бегают по комнате, затем она идет к окну и становится на кушетку. Он стягивает ее вниз, на фоне лунного света видно, как они обнимаются и целуются. Джоан (по-настоящему взволнованная). Ах, Робин! Робин (насмешливо, но с теплотой). Ах, Джоан! Джоан (робко). Вы, наверно... делали то же... с десятками девушек? Робин (наигранно). Да, Джоан, с десятками. Джоан (вглядываясь в него). Я так и думала. Робин (не совсем твердо). Делал, Джоан! Только не так! (Целует ее с большей страстностью.) Джоан (глубоко взволнованная и все еще робея). Робин, вы - чудный! Робин (после паузы). Вы знаете, Джоан, хотя я вас не так давно видел в последний раз, сегодня же прямо глазам своим не поверил - такой у вас был сногсшибательный вид. Джоан. Это потому, что я мечтала о вашем возвращении, Робин. Робин (притворяясь). Не верю. Джоан (искренне). Правда... честное слово! А вы, наверное, ни разу и не подумали обо мне? Робин (говоря неправду). Нет, думал. Сотни раз. Джоан. Я тоже - о вас. Робин (целуя ее). Джоан, ты душка! Джоан (после паузы, шепотом). Ты помнишь то утро, когда ты так рано уехал... в прошлом году? Робин. Да. Но тебя тогда не было. Только мама, и Хейзел, и Кей. Джоан. Я тоже была, но никто из вас меня не видал. Робин (искренне удивленный). Ты встала в такой ранний час только за тем, чтобы проводить меня? Джоан (просто). Да, конечно. О, это было так ужасно - прятаться и стараться не плакать! Робин (все еще удивленный и тронутый). Но, Джоан, я не имел ни малейшего понятия... Джоан (очень робко). Я не собиралась выдавать себя. Робин (обнимая ее). Но, Джоан, вот здорово! Это же замечательно! Джоан. Ты не любишь меня? Робин (уверенный теперь, что любит). Ну конечно, люблю! Черт, это здорово! Джоан, ну и заживем же мы на славу! Джоан (торжественно). Да, Робин! Но только, знаешь, это страшно серьезно. Робин. О да! Не думай, что я этого не чувствую. Но ведь это не помешает нам веселиться, верно? Джоан. Нет, нет, нет! Пусть наше счастье никогда, никогда не кончается! Они пылко обнимаются, выделяясь на фоне освещенного луной окна. Внезапно портьеры раскрываются и показывается Кэрол, которая видит их и кричит, обращаясь к находящимся позади нее. Кэрол (в ее тоне слышится что-то вроде веселого негодования). Я так и думала! Они здесь - обнимаются! Я знала, что эти прятки затеяны неспроста. Робин и Джоан отскакивают друг от друга, продолжая держаться за руки, когда Кэрол зажигает все лампы и входит в комнату в сопровождении Мэдж и Джеральда. Мэдж кажется возбужденной и несколько растрепанной, словно бы она пряталась в каком-то труднодоступном месте. Робин (ухмыляясь). Прошу прощения! Может быть, начнем сначала? Мэдж (идет к окну). Нет, спасибо, Робин! Кэрол. Вы уж лучше объяснитесь с мамой! Я пойду приготовлю чай. (Уходит.) Робин и Джоан смотрят друг на друга, затем уходят. Джеральд наблюдает за Мэдж, которая закрывает портьеры и потом оборачивается к нему. Джеральд. Что ж, Мэдж, все это звучит очень хорошо. И я знаю, что лорд Роберт Сесиль - превосходный парень. Но я не совсем понимаю, какое это имеет отношение ко мне. Мэдж. Через несколько недель здесь, в Ньюлингхеме, откроется отделение Союза Лиги наций. Мне нет смысла много заниматься этим делом, поскольку предстоит уехать, но я вступлю в него. Вы, Джеральд, могли бы стать ответственным секретарем или что-нибудь в этом роде. Джеральд. Не знаю, много ли я мог бы принести пользы. Мэдж. Вы были бы идеальны. Вы деловой человек. Вы умеете обращаться с людьми. Вы могли бы стать превосходным оратором. Ах, Джеральд, вы просто с ума меня сведете! Джеральд (улыбаясь, не без чувства). Почему, Мэдж? В чем я провинился? Мэдж. Мы друзья, не правда ли? Джеральд. Я считаю вас одним из самых лучших моих друзей, Мэдж, и надеюсь, что не обманываюсь в этом. Мэдж (с теплотой). Конечно, нет! Джеральд (улыбаясь). Прекрасно! Итак? Мэдж. Вы недостаточно работаете, Джеральд. Джеральд (кротко). Я, знаете, занят немало. Мэдж. Да я вовсе не хочу сказать, что вы ленитесь - знаете, Джеральд, может быть, и это есть чуточку, - я хочу сказать лишь, что вы недостаточно работаете над собой. Вы не используете своих возможностей до конца. Я могла бы ужасно гордиться вами, Джеральд! Джеральд. Это... просто потрясающе - услышать такое от вас, Мэдж. Мэдж. Почему именно от меня? Джеральд. Потому что мне очень хорошо известно, что вы обладаете острым умом и что вы весьма критически мыслящая молодая женщина... несколько даже устрашающая. Мэдж (сейчас в ней больше женственности). Глупости. Вы вовсе не думаете этого. Я бы не хотела, чтобы вы так думали. Джеральд. Хорошо, не буду. На самом деле вы мне очень нравитесь, Мэдж, но я редко имею возможность доказать вам это. Мэдж (просветлев при этих словах). И вы мне всегда нравились, Джеральд, и вот почему я говорю, что могла бы ужасно гордиться вами. (Более увлеченно и горячо, с подлинным энтузиазмом.) Мы будем строить новый мир! Эта страшная война была очевидно, необходима, потому что она явилась великим костром, куда мы выбросили весь мусор старого мира. Век цивилизации может наконец начаться. Народ научился многому... Джеральд (с сомнением). Надеюсь. Мэдж. О, Джеральд, не будьте таким пессимистом, таким циником! Джеральд. Простите меня, но адвокату, даже молодому, приходится видеть немало людских типов в своей конторе. Перед ним проходит целая вереница людей, с их дрязгами и недовольствами. И порой я сомневаюсь, многому ли они способны научиться. Мэдж. Это потому, что вам приходится иметь дело с наиболее неразвитыми. Но народ во всем мире научился многому. Вы увидите! Не будет больше нескончаемых вооружений. Не будет больше войн. Не будет больше ненависти, нетерпимости и насилия. О, Джеральд, я уверена, что, когда мы оглянемся назад, через двадцать лет, мы будем поражены достигнутым прогрессом! Теперь ведь все совершается очень быстро... Джеральд. Вот это действительно верно! Мэдж. (начинает немножко ораторствовать, очень искренне). Верно и остальное. Мы создадим новое содружество всех наций - так, чтобы они жили друг с другом в мире. Империализм исчезнет. И в конце концов, конечно, исчезнет и капитализм. Не будет больше ни бумов, ни кризисов, ни паники, ни стачек, ни локаутов, потому что и политическая и экономическая власть будет в руках самого народа, возглавляемого лучшими умами каждой нации. Осуществится наконец социализм, и будет жить свободный, благоденствующий, счастливый народ, все будут пользоваться равными возможностями, жить в мире со всем миром. (Декламирует с большим жаром и искренностью.) Подайте лук мой золотой, Подайте мне желанья стрелы! На колеснице огневой, С копьем в руке помчусь я смело. Не отступлюсь я от борьбы, Не заржавеет меч тяжелый, Пока воздвигнем новый град В просторах Англии веселой... Джеральд (искренне взволнованный ее пылом). Мэдж, вы сегодня какая-то вдохновенная. Я... я не узнаю вас... Вы... Мэдж (с теплотой, счастливая). А я такая и есть. Ах, Джеральд! В этом новом мире, который мы начнем строить, мужчины и женщины не будут больше проводить время за глупенькой игрой в вопросы и ответы. Они пойдут вперед вместе... разделяя друг с другом все... Входят миссис Конвей и Хейзел. Мэдж умолкает; вид у нее довольно растрепанный. Джеральд, который действительно находился во власти ее слов, оглядывается, приходя в себя. Миссис Конвей (с раздражающей материнской хлопотливостью). Мэдж, что с тобой? Волосы в беспорядке, нос блестит, вся ужасно растрепанная, - уверена, опять витийствовала о социализме и нагнала скуку на бедного Джеральда. Возвышенного настроения как не бывало - Мэдж словно ударили по лицу. Она смотрит на свою мать, затем бросает быстрый взгляд на Джеральда, читает на его лице что-то похожее на отстранение от нее, отстранение, по-видимому, окончательное, и, не говоря ни слова, поворачивается и уходит из комнаты. Миссис Конвей (невинно, но зная, что произошло). Бедняжка Мэдж! Хейзел (с внезапным упреком). Мама! Миссис Конвей (изображая полнейшую непричастность). Что, Хейзел? Хейзел (многозначительна, указывая на Джеральда). Ты знаешь! Джеральд (растерявший половину своей мужественности). Я думаю... мне лучше уйти. Миссис Конвей. О нет, Джеральд, не уходите! Кей и Кэрол готовят чай, и мы все тут мило и уютно проведем время. Джеральд. По-моему, уже довольно поздно. (Смотрит на часы, пока Хейзел выскальзывает из комнаты.) Двенадцатый час. Я должен идти. У меня завтра утром назначено деловое свидание, а сегодня надо еще успеть просмотреть некоторые дела. Так что... (Слегка улыбается.) Входит Кей, неся в руках ножки от складного восточного столика. Она ставит их на пол и оборачивается к Джеральду; миссис Конвей раскладывает столик. Джеральд. До свидания, Кей! Благодарю вас за очень милый вечер. И надеюсь, что теперь, когда вы стали совсем взрослой, вы будете счастливы. Кей (с легкой улыбкой). Благодарю вас, Джеральд. Вы думаете, я буду счастлива? Джеральд (улыбка внезапно исчезает). Я не знаю, Кей. Право, не знаю. (Снова улыбается и прощается с ней за руку. Кивает и улыбается Хейзел, которая входит с чайным подносом.) Миссис Конвей. Нет, я провожу вас, Джеральд. Оба уходят. Хейзел и Кей во время разговора расставляют посуду. Хейзел. Я всегда думала, что гораздо веселее быть женщиной, чем мужчиной. Кей. Не уверена. Иногда кажется, что мужчины безнадежно тупы. Как деревяшки. А порой кажутся забавными. Хейзел (с несвойственной ей серьезностью). Кей, вот сейчас, в эту самую минуту, я хотела бы не быть девушкой. Хотела бы быть мужчиной, одним из этих мужчин, с красным лицом и громким голосом, которым совершенно все равно, что люди о них говорят. Кей (смеясь). Может быть, им все-таки не все равно. Хейзел. Я бы хотела быть одним из тех, кому все равно. Кей. К чему ты это? Хейзел качает головой. Входят Кэрол и Алан, неся чайные принадлежности. Кэрол. Алан говорит, что он хочет пойти спать. Кей. Ах нет, Алан! Не порти нам удовольствия! Алан. Каким образом? Кей. Тем, что ты пойдешь спать. Это мое рождение, и ты не смеешь уходить, пока я тебя не отпущу. Кэрол (строго). Совершенно правильно, Кей. (Идет к Алану.) Это потому, что мы очень-очень любим тебя, Алан, хоть ты и ужасный чурбан. И ты должен закурить свою трубку для уюта! (Ко всем.) Робин и Джоан милуются сейчас в столовой. Я предвижу, что они доставят нам массу хлопот. Кей (пока Хейзел и Кэрол усаживаются). Если бы вам случилось влюбиться в кого-нибудь, как бы вы предпочли - чтобы это было дома или где-нибудь в другом месте? Хейзел. В другом месте. Дома слишком обыкновенно. Где-нибудь на яхте, или на террасе в Монте-Карло, или на острове в Тихом океане. Чудесно! Кэрол. Слишком много захотела зараз. Жадина! Хейзел (холодно). Да, я жадная. Кэрол. Это уж точно. (Остальным.) Вчера утром она принимала ванну, читала "Зеленый плащ" и ела шоколад с орехами! Кей (которая сидела задумавшись). Нет, влюбиться здесь, дома, - совсем не обыкновенно. Я думаю, это было бы самое лучшее. Представь себе, что ты вдруг несчастлива. А быть влюбленной и несчастной где-то за сотни миль, в чужом доме, - вот это ужасно! (Внезапно умолкает, вздрагивает.) Кэрол. Кей, что с тобой? Кей. Ничего. Кэрол. Меня просто дрожь пробирает. Кей резко отворачивается от них и идет к окну. Хейзел смотрит на нее (остальные двое - тоже), затем, подняв брови, бросает взгляд на Кэрол, которая строго покачивает головой. Входит миссис Конвей и с удовольствием глядит на чайный стол. Миссис Конвей (весело). Ну, а теперь давайте пить чай, и нам будет хорошо всем вместе! Где Робин? Кэрол. Флиртует с Джоан в столовой. Миссис Конвей. О, разве Джоан еще не ушла? Я в самом деле думаю, что она могла бы оставить нас одних. В конце концов это ведь первый раз, что мы собрались все вместе здесь, в доме - за сколько времени? - по крайней мере за три года. Я разливаю. Иди, Кей! Что с тобой? Кэрол (многозначительным шепотом, серьезно). Шш! На нее нашло. Кей оборачивается. Вид у нее довольно измученный. Мать смотрит на нее с заботливой улыбкой. Кей удается улыбнуться в ответ. Миссис Конвей. Вот это лучше, дорогая. Ты у меня чудная, дитя мое, правда? Кей. Нисколько, мама. Где Мэдж? Алан. Она пошла наверх. Миссис Конвей. Поди, милый, к ней и скажи, что мы все здесь, собираемся пить чай, и попроси ее хорошенько, дорогой, - особенно от меня - спуститься к нам. Хейзел (скорее про себя). Держу пари, что она не придет. Алан уходит. Миссис Конвей (начинает разливать чай). Совсем как в прежние времена. Правда ведь? Кажется, что мы так долго дожидались этого. Мне надо бы снова погадать сегодня. Хейзел (с жаром). О да, мама, пожалуйста! Кей (довольно резко). Нет! Миссис Конвей. Кей! В самом деле! Ты, может быть, чересчур взволнованна сегодня! Кей. Нет, не думаю. Прости, мама, мне как-то очень неприятно показалось, что ты сегодня будешь возиться с картами. Я никогда особенно этого не любила. Кэрол (торжественно). Я верю, что исполняется только плохое. Миссис Конвей. Нисколько! Вы помните, как я предсказала Мэдж гертонский диплом? Я ведь говорила, что она его получит, правда? И я всегда уверяла, что Робин и Алан вернутся домой. Я ясно видела это по картам. Входят Джоан и Робин. Джоан. Я... я думаю, мне пора идти, миссис Конвей. (Порывисто, Кей.) Большое тебе спасибо, Кей! Это был самый замечательный день в моей жизни. (Внезапно целует ее с большим чувством, затем торжественно смотрит на миссис Конвей, которая обдумывает создавшееся положение.) Я действительно чудесно провела время, миссис Конвей. (Стоит совсем рядом с ней.) Миссис Конвей испытующе смотрит на нее. Джоан храбро, хотя и с некоторым смятением, выдерживает ее взгляд. Робин. Ну, мама? Миссис Конвей смотрит на него, затем - на Джоан и неожиданно улыбается. Джоан улыбается ей в ответ. Миссис Конвей. Так вы это серьезно, дети? Робин (пылко). Да ну, конечно же! Миссис Конвей. Джоан? Джоан (очень торжественно, волнуясь). Да. Мисс Конвей (с видом побежденной). Я думаю, ты выпьешь с нами чашку чая, не правда ли? Джоан (порывисто обнимает и целует миссис Конвей). Я очень счастлива! Кэрол (громко, весело). Чай! Чай! Чай! Передают друг другу чашки и т.п. Входит Алан. Алан. Мэдж говорит, что слишком устала, мама. (Усаживается рядом с Кей.) Миссис Конвей. Ну, я думаю, мы мило проведем время и без Мэдж. Кей могла бы прочесть нам что-нибудь из нового романа, который пишет... Одобрительные восклицания со стороны Джоан и Робина, недовольна лишь Хейзел. Кей (в ужасе). Нет, нет, не могу, мама! Миссис Конвей. Не понимаю - почему? Когда касается меня, то ты считаешь, что я должна петь для вас всегда, когда вам хочется. Кей. Это другое дело. Миссис Конвей (обращаясь главным образом к Робину и Джоан). Кей всегда окружает такой торжественностью и таинственностью свое писание... как будто она стыдится его. Кей (храбро). Я и стыжусь... в известном смысле... Я знаю, что оно еще недостаточно хорошо пока. По большей части оно глупо, глупо, глупо! Кэрол (с негодованием). Это неправда, Кей! Кей. Нет, правда, мой ангел! Но оно не всегда будет таким. Оно должно стать лучше, если я только буду продолжать. И тогда вы увидите... Джоан. Так ты этим и хочешь заняться, Кей, - только писать романы и всякие такие вещи? Кей. Да. Но просто писать - это еще ничего не значит. Суть в том, чтобы писать хорошо - уметь чувствовать и быть искренней. Почти никто не обладает тем и другим одновременно, в особенности женщины-писательницы. Но я попытаюсь и стану такой. И что бы ни случилось, я никогда, никогда не буду писать иначе, как только то, что я хочу писать, что я чувствую как подлинно свое, глубокое. Я не буду писать только затем, чтобы угодить глупым людям, или ради денег. Я буду..." (Внезапно умолкает.) Остальные выжидающе смотрят. Алан (подбадривая ее). Продолжай, Кей! Кей (смущенно, растерянно). Нет... Алан... я кончила... Или если я собиралась еще что-то сказать, то забыла - что... Ничего особенного... Миссис Конвей (не слишком озабоченно). Ты уверена, что не переутомилась, Кей? Кей (торопливо). Нет, мама. Правда! Миссис Конвей. Я вот думаю, что будет с тобой, Хейзел, когда Кей станет знаменитой писательницей? Может быть, один из твоих майоров или капитанов явится за тобой. Хейзел (спокойно). И совершенно напрасно! Искренне я предпочла бы, чтобы никто из них не являлся. Робин (поддразнивая). Она думает, что может сделать гораздо лучшую партию. Хейзел (спокойно). Я знаю, что могу. Я выйду замуж за высокого, довольно красивого мужчину, лет на пять или на шесть старше меня, у которого будет много денег, он будет любить путешествовать. И мы с ним объездим весь мир, но у нас будет свой дом в Лондоне. Миссис Конвей. А как же бедный Ньюлингхем? Хейзел. Мама, я ни за что не соглашусь провести всю жизнь здесь. Я лучше умру. Но ты будешь приезжать и гостить у нас в Лондоне, и мы будем давать вечера, чтобы люди могли приходить и любоваться на мою сестру Кей Конвей, знаменитую писательницу. Робин (дурачась). А насчет вашего братца Робина, знаменитого - ну, знаменитого такого или сякого, - тоже будьте уверены. Джоан (слегка поддразнивая). Ты ведь еще не знаешь, что ты будешь делать, Робин! Робин (хвастливо). Ну, дайте мне только срок! Я всего двенадцать часов, как освободился от армии. Но я, черт возьми, чего-нибудь да добьюсь! И никаких разговоров о том, чтобы "начинать с нижней ступеньки лестницы", и всякой такой чепухе! Сейчас такое время, когда молодым людям предоставляются все возможности, и я уж своего не упущу. Вот увидите! Миссис Кенией (с комической тревогой, хотя, по существу, не без серьезности). Уж не вздумаешь ли и ты бежать из Ньюлингхема? Робин (хвастливо). О... насчет этого я пока ничего сказать не могу. Начать можно и здесь: в этом городишке стараниями милейших подлецов спекулянтов завелись кое-какие деньги, а нас тут, слава богу, знают, так что это могло бы помочь... Но я не гарантирую, что пущу корни в Ньюлингхеме, не бойся! Ты не удивляйся, Хейзел, если я окажусь в Лондоне раньше тебя. И также раньше тебя, Кей. И буду делать большие деньги. (Хейзел.) Может быть, больше, чем этот твой высокий, красивый парень. Кэрол (резко, подчеркнуто). У Хейзел всегда будет много денег. Миссис Конвей (забавляясь). Откуда ты знаешь, Кэрол? Кэрол. Просто знаю. На меня это вдруг снизошло. Миссис Конвей (все еще забавляясь). Вот так раз! Я думала, что пророчица в этом семействе - я. Пожалуй, будет не совсем благородно, если я отправлю мою соперницу спать. Кэрол. Еще бы! Но я вам скажу другую вещь. (Внезапно указывает на Алана.) Алан - вот счастливец. Робин. Старина Алан? Алан. Я... знаешь, Кэрол... я думаю... ты ошибаешься. Кэрол. Я не ошибаюсь. Я знаю. Миссис Конвей. Ну, это уж слишком! Мне принадлежит право знать в этом доме. Подождите минутку! (Закрывает глаза, затем полушутливо-полусерьезно.) Слушайте. Я вижу Робина - он носится повсюду, зарабатывает массу денег, становится очень важным и даже помогает некоторым из вас. С ним - верная молодая жена. И Хейзел, конечно, - она очень важная. У нее муж - высокий и очень красивый, почти такой, каким она его представляет. Кажется, он получает титул. Робин. О честолюбие! Миссис Конвей. Я не вижу, чтобы Мэдж вышла замуж, но зато она очень скоро станет начальницей большой школы и одной из тех женщин, которые заседают во всяких комитетах и ездят в Лондон давать показания, - она этим очень счастлива и все такое. Робин. Бьюсь об заклад, что так и будет с нашей славной Мэдж! Миссис Конвей (весело). Я буду приезжать к ней в гости - очень важно, мамаша начальницы, - и другие учительницы будут приходить обедать и будут очень почтительно слушать, как я рассказываю о моих детях... Джоан (счастливая, восхищенно). О, миссис Конвей! Я так и вижу все это. Вы будете чудесно проводить время. Миссис Конвей (в том же настроении). Потом - Кэрол. Ну, разумеется, Кэрол пробудет со мной еще много лет... Кэрол (возбужденно). Я не уверена в этом. Я еще точно не решила, что я буду делать. Есть столько всяких возможностей. Джоан. О, Кэрол, я думаю, ты могла бы пойти на сцену! Кэрол (с возрастающим возбуждением). Да, я могла бы, конечно, и я часто думала об этом. Но я не хотела бы полностью отдаться сцене. В промежутках между выступлениями я хотела бы писать картины - просто так, для себя, мазала бы как сумасшедшая, изводила бы массу, массу самых ярких красок, тюбик за тюбиком, киноварь, и королевскую синюю, и изумрудно-зеленую, и желтую, и кобальт, и китайскую белую. А потом хорошо бы мастерить себе всякие удивительные платья. И пурпурные плащи. И черные крепдешиновые рубашки, вышитые оранжевыми драконами. А готовить! Да, разные соусы, и пряники, и блины. А сидеть на вершинах гор и спускаться по рекам в лодках! Дружить со всевозможными людьми! Я поселилась бы вместе с Кей в Лондоне, в квартире или в маленьком домике, и Алан приезжал бы к нам гостить и курил бы свою трубку, и мы говорили бы о книгах и высмеивали смешных людей, а потом поехали бы за границу... Робин (кричит). Стоп, стоп, тише! Миссис Конвей (забавляясь, любовно). Как только удастся тебе все это, милая моя дурочка! Кэрол (возбужденно). Я уж как-нибудь совмещу. Главное - это жить. Не нужно мне ни денег, ни положения, ни титулованных мужей, ни всякой там дребедени - только жить. Миссис Конвей (заразившись общим настроением). Хорошо, дорогая! Но, где бы вы ни были, вы все, и чем бы вы ни занимались, вы будете сюда иногда возвращаться. Правда ведь? Я буду приезжать и навещать вас, но вы все тоже будете приезжать и навещать меня, все вместе, может быть, с женами и мужьями и вашими собственными милыми детишками, не богатые, или знаменитые, или еще какие, но просто вы сами, вот как сейчас, радуясь нашим старым, глупым шуткам, порой играя в те же старые, глупые игры, - одна большая, счастливая семья. Я вижу, как мы все снова здесь... Кей (с ужасным криком). Не надо! (Стоит, глубоко взволнованная.) Остальные смотрят на нее в немом изумлении. Миссис Конвей. Кей, что с тобой? Кей, все еще взволнованная, начинает плакать. Остальные обмениваются недоуменными взглядами. Кэрол (спешит к ней, полная нежности, и обнимает ее одной рукой; с торжественностью ребенка). Я не хочу заниматься всеми этими вещами, Кей, право, не стану. Я буду с тобой и буду заботиться о тебе, где бы ты ни была. Если ты не захочешь, я никогда тебя не покину. Я буду заботиться о тебе, дорогая. Кей перестает плакать и смотрит на Кэрол недоумевающим, задумчивым взглядом. Кэрол возвращается на свое место рядом с матерью. Миссис Конвей (с упреком, но нежно). В самом деле, Кей, - что случилось? Кей (качает головой, затем очень серьезно смотрит на Алана; стараясь овладеть какой-то мыслью). Алан... пожалуйста, скажи мне... я не могу этого вынести... а есть что-то... что-то... что ты мог бы сказать мне... Алан (пораженный, взволнованный). Прости меня, Кей! Я не понимаю. Что это? Кей. Что-то, что ты знаешь... что изменило бы все... дало бы возможность перенести. Или ты еще не знаешь? Алан (заикаясь). Нет... я... не понимаю... Кей. Ах, Алан, поспеши, поспеши! А потом скажи мне... утешь меня! Там было... что-то из Блейка... (Смотрит на него, затем с усилием вспоминает, отрывисто.) "Боль... и радость, чередой Ткут покров... души людской..." Я тоже знала эти стихи. Как они кончались? (Снова вспоминая.) "Верный... в жизни... путь найдем... Если это... мы поймем - Верный в жизни путь найдем". (Снова готова расплакаться, но овладевает собой.) Миссис Конвей (почти шепотом). Чрезмерное возбуждение! Я должна была это знать. (Кей, решительно, весело.) Кей, дорогая моя, ты слишком переволновалась сегодня. Тебе лучше лечь теперь, дорогая, а Кэрол принесет теплого молока. Может быть, дать аспирину, а? Кей, несколько придя в себя, качает головой. Миссис Конвей. У тебя все прошло теперь, не правда ли, дорогая? Кей (приглушенно). Да, мама, прошло. (Отворачивается, идет к окну и, раздвинув портьеры, смотрит наружу.) Миссис Конвей. Я знаю лекарство, оно уже раз помогало. Робин, пойдем со мной! Джоан (беспомощно). Мне наверное, следует уйти? Миссис Конвей. Нет, Джоан, останься еще на минутку. Робин! (Уходит с Робином.) Кэрол (шепотом, направляясь к дверям). Она будет петь, и я знаю что. (Выключает свет и садится рядом с Хейзел и Джоан.) Три девушки образуют группу, освещенную неярким, но теплым светом, проникающим из холла. Очень тихо доносятся начальные аккорды "Колыбельной песни" Брамса. Алан присоединяется к Кей у окна, его лицо, как и ее, освещено лунным светом. Алан (спокойно, под музыку). Кей! Кей (спокойно). Да, Алан? Алан. Придет время... и я сумею... сказать тебе... Я постараюсь... я обещаю. Лунный свет через окна освещает Алана, который смотрит на Кей серьезным взглядом. Когда песня начинает звучать яснее и громче, Кей в ответ улыбается ему. Затем огни меркнут, и очень скоро три девушки - не более как призраки, вся комната погружается в темноту, в лунном свете видны лица только Кей и Алана. Наконец остается едва заметное мерцание. Конвеев нет, занавес опустился, пьеса окончена.