Оцените этот текст:


     В. А. Сперантовой

     ---------------------------------
     Алексин А.Г. Избранное: В 2-х т.
     М.: Мол.гвардия, 1989.
     Том 2, с. 282-286.
     OCR: sad369 (г. Омск)
     ---------------------------------

     Я  ждал  ее  у служебного  театрального входа.  Актеры,  не  до  конца,
второпях    разгримированные,   выбегали   на   улицу   и   с   поспешностью
учеников-выскочек  задирали  вверх  руку,  надеясь  остановить  какую-нибудь
машину. А убедившись в бесполезности этих надежд, устремлялись в метро.
     Она вышла не торопясь. Маленькая, закутанная в платок.
     -- Простите... Я хочу вам сказать... Вы... волшебная актриса!
     -- Я?! Почему?
     -- Потому что  сегодня вы были моей бабушкой. Вы продлили ее жизнь. Для
меня... Понимаете? Последний раз я был в вашем театре именно с ней. Давно...
Еще до войны.
     -- И тоже под Новый год?
     -- Поверьте мне: тоже! Я хотел бы вам рассказать...
     -- Знаете, -- перебила она, -- это хорошо, что вы оказались под  рукой.
В буквальном смысле!  На улице гололед, а я вечно падаю.  Поддержите-ка свою
бабушку. Если вы не торопитесь. А заодно и расскажите!

     Дома, в котором жила бабушка, уже  нет. За его счет расширили улицу.  Я
думаю, бабушка была бы этому рада. Вообще характер у нее был удивительный...
К примеру, ей нравилось, что ее старинный балкон выходил не в тихий двор,  а
как бы нависал над тротуаром, не умолкавшим ни ночью, ни днем.
     -- Есть на что свалить свою старческую бессонницу! -- говорила бабушка.
     У нее было четверо дочерей.  Но только моя мама  жила в одном городе  с
бабушкой. И  не просто в одном  городе, а  за углом,  в  трех шагах.  Точнее
сказать,  в  двадцати  семи...  Я  подсчитал  однажды  количество  шагов  от
бабушкиного дома до нашего.
     --  Хорошо, что  мы  не  живем вместе,  в одной  квартире, --  говорила
бабушка.  --  С  детства  люблю  ходить  в  гости.  Встречают,  провожают...
Ухаживают!
     В гости она любила не только  ходить, но и ездить. Она часто вспоминала
о  том, как ездила много лет подряд на лето в  деревню  к  своему  брату  --
учителю. Брат  был двоюродный. Но,  судя по  рассказам бабушки, встречал ее,
как родной. А после войны она к брату уже не ездила... Потому что он погиб.
     -- Он  был самым добрым  в  нашей семье,  -- говорила бабушка.  -- И не
потому, что погиб... Я и раньше о нем так говорила.
     Под Новый год бабушка всегда почему-то ждала, что дочери, жившие в двух
городах,  позовут ее к себе.  Она  даже присматривала в  магазинах  игрушки,
которые повезет своим внукам.
     Дочери присылали  поздравительные  открытки. Они  сообщали,  что  очень
скучают. Они любили ее. И наверное, просто не догадывались... Конечно, я мог
бы  им  обо всем  написать.  И  однажды совсем  уж  собрался...  Но  бабушка
остановила меня.
     -- За подсказки, я слышала, ставят двойки?
     -- Ставят, -- ответил я.
     В канун того далекого года, о котором я сейчас  вспомнил, шестые классы
нашей школы отправились в культпоход. И хотя путь  лежал в детский  театр, у
нас,  как и во всяком походе,  были свои командиры: мамаша  из родительского
совета и две классные руководительницы.
     Дня за три до этого выяснилось, что шестому "Б", то есть мне, достались
билеты  в партер, а шестому  "А" -- в бельэтаж, хотя он был ничуть  не  хуже
нашего класса. Мне даже казалось, что он был лучше, потому что в нем училась
Галя Козлова.
     Она была старостой изокружка. И хоть я рисовать не умел, но записался в
этот кружок. За все  шесть лет  моей  школьной жизни она  обратилась ко  мне
всего один раз. Составляя список  юных художников школы, она спросила:  "Где
ты живешь?" И я забыл название нашей улицы... Вот до чего дошло!
     Вскоре я покинул  изокружок, так как понял:  нельзя  быть  последним на
глазах любимого  существа.  А хуже меня  в кружке  не рисовал, к  сожалению,
никто...
     На спектакль детского театра я купил два  билета.  "Подойду к Гале,  --
думал я,  -- и как бы между прочим скажу: "У  меня  оказался лишний билет. В
партере  сидеть  лучше, чем  в  бельэтаже.  Возьми, если  хочешь..."  И весь
спектакль буду  сидеть рядом с ней! Так  закончится год...  И я буду считать
его самым счастливым во всей своей жизни!"
     На уроках  и  даже  по  ночам  я  мысленно репетировал:  "Пройду  мимо,
поздороваюсь... Вспомню о чем-то, вернусь... А там, в партере, я предложу ей
свою программку. Она прочитает  ее, подержит в руках. А потом  я  спрячу эту
программку. И каждый раз перед Новым годом буду вынимать  ее,  разглядывать,
вспоминать"
     В конце декабря, словно  сговорившись, пришли  открытки от всех маминых
сестер Они поздравляли бабушку, маму с папой и даже  меня. Опять писали, что
очень скучают и никак не дождутся встречи!
     -- В ожидании тоже есть  прелесть: все еще впереди...  --  тихо сказала
бабушка.
     Мама и  папа стали  объяснять,  что им  очень не хочется  идти завтра в
какую-то компанию, но не пойти они просто не могут.  И я в  тон им с грустью
сказал:
     -- А мне завтра придется  пойти в театр.  Бабушка стала поспешно искать
что-то в сумке. Тогда я вдруг... неожиданно для самого себя произнес:
     -- Пойдем  со мной,  бабушка. У меня есть лишний билет!  Родители очень
обрадовались. Оказалось, что они и сами отправились бы со мной, потому что в
детском  театре   взрослым  гораздо  интересней,   чем   детям.  Они  бы   с
удовольствием поменялись с бабушкой, если бы она могла вместо них пойти в ту
компанию.  А бабушка еще  ниже  склонилась  над своей сумкой. Она продолжала
что-то искать в ней. Но теперь уже, мне казалось, от радости.
     -- Надо будет сделать прическу,  -- сказала она -- Но  в парикмахерскую
завтра не попадешь! Я надену свое  черное платье. А? Как вы считаете? Оно не
будет выглядеть траурным?
     -- Черный цвет -- это цвет торжества! -- радостно возразил папа.
     И бабушкин театральный бинокль тоже был торжественно-черного цвета.
     -- Хочешь посмотреть? -- спросила она еще до начала спектакля.
     Я взял бинокль... И навел его на Галю Козлову, сидевшую в бельэтаже.
     "Как здорово!  -- думал  я. -- Как здорово... Я от нее далеко, а она --
рядом  со  мной,  совсем  близко.  Но  этого  не  замечает!   Я  могу  тайно
разглядывать ее подбородок..."
     В это время бабушка обратилась  к  моему  соседу по парте,  который и в
театре оказался нашим соседом:
     -- Дай-ка мне на минуту твои очки. Я думаю, оправа для тебя неудобна...
Велика! Совсем не видно лица.  И стекла плохо протерты. При такой люстре это
сразу заметно! Протирать нужно вот так...
     По профессии бабушка была глазным врачом. Если рядом  с ней оказывались
люди в  очках,  она обязательно  проверяла,  хороша ли  оправа,  годятся  ли
стекла. Мечтая поехать к своим дочерям, она говорила:
     -- Посмотрю там... какое у внуков зрение!
     Ей хотелось, чтобы все на свете хорошо видели.
     "Вот  если бы у  Гали  Козловой слегка заболели  глаза... --  мечтал  я
тогда. -- Чуть-чуть заболели бы и всего на несколько дней... я отвел бы ее к
своей бабушке!"
     Огромная, словно добела раскаленная люстра начала остывать, остывать...
Медленно, как бы нехотя  раздвинулся занавес. И на сцене появился мальчишка.
Он шел, останавливался,  думал. И  снова  шел... И я верил, что  он  идет  к
старой  женщине,  которая  полвека  была  учительницей,  а  потом  заболела,
покинула школу.  А  жить  без ребят не могла.  И мальчишка решил победить ее
одиночество...
     Когда огромная  люстра под потолком  стала  вновь раскаляться,  бабушка
ткнула  пальцем  в  программку, ту самую, которую  я собирался  хранить  всю
жизнь, и сказала:
     -- Она... волшебная актриса!
     -- Которая играет мальчишку?
     -- Да... -- Бабушка помолчала. И добавила: -- Потому что она -- это ты.
Сегодня, по крайней мере...
     -- Ну что ты?! -- скромно возразил я.
     --  Пойдем  в  буфет, --  предложила  бабушка. --  Я обожаю толкаться в
театральных буфетах!
     Мы вышли в  фойе. Я думал, что  ребята будут молча посмеиваться, увидев
меня с бабушкой. Но никто не посмеивался.
     В буфете на нас налетела мамаша из родительского совета и воскликнула:
     -- Это замечательно, что ты пришел с бабушкой. Не постеснялся!
     -- Бабушка, идем скорей. Вон какая очередь! -- сказал я.
     -- Ну,  нет!  --  возразила  она.  -- Старуху  в детском театре  должны
пропустить вне очереди.
     Ее  пропустили...  Уже  добравшись   до  самой   буфетной  стойки,  она
обернулась и крикнула мне.
     -- Ты любишь яблочные пирожные?
     --  Люблю,  -- неискренне ответил я.  Поскольку понял,  что  бабушка их
очень любит.
     Сейчас, через  много лет, я думаю: "Как жаль, что бабушку  не  видели в
тот вечер ее дочери, жившие  в  других  городах... Они бы поняли, как  легко
было сделать ее счастливой!"

     -- Теперь уже мой сын ходит в школу...
     -- А я стала бабушкой!
     -- На сцене...
     -- И в жизни, -- сказала она, опираясь на мою руку. -- Как скользко...
     -- Мы  живем  в  другом городе...  Я  приехал  в  командировку. Вечером
подошел к театру. Вижу: все -- как раньше! Классная руководительница привела
на спектакль шестой класс. Один мальчишка  у  нее заболел,  и она предложила
билет. -- Помолчав, я добавил: -- Спасибо вам...
     -- За что, в самом деле?
     -- Вы продлили для меня ее жизнь! Вы заставили меня вспомнить... А ей в
тот  далекий  вечер  вы  помогли...  ясней  разглядеть  меня.  И  она  стала
счастливее. Разве это не чудо?
     Актриса крепче оперлась на мою руку, хотя льда  в тот  момент у нас под
ногами не было.

     1975 г.


Last-modified: Thu, 01 Jul 2004 04:40:25 GMT
Оцените этот текст: