и. - Неужели ни одна не обморозилась? - горевал Тимошка. - Так это же хорошо! - воскликнул я. - Значит, все они живы-здоровы! И пусть наша лечебница подольше пустует. Знаешь, как было бы хорошо, ес- ли бы все больницы и поликлиники пустовали! Но его это, кажется, не очень утешило. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Помнишь, как ты вначале присылал мне письма в полторы строчки? А сейчас пишешь чаще, чем я. И это вовсе не удивительно. Ведь выполнять задания гораздо труднее, чем давать их, поэтому тебе есть о чем рассказать мне и о чем посоветоваться. Артамонов сидит со мной рядом и передает тебе привет. Я давно рассказала ему о нашей переписке. И он немного завидует: тоже хочет с кем-нибудь переписываться. Я часто думаю: почему он так переменился? Просто, наверно, девчонка, которая живет в Заполярье и о которой помнят на Урале, по его мнению, заслуживает уважения. И еще из-за рукавичной мастерской... Так я по крайней мере думаю. Конечно, хотелось бы, чтоб он и тех, о ком на Урале не заботятся, тоже уважал. Я ему как-нибудь скажу об этом. С нетерпением жду твоих писем. Скоро ты получишь мой заветный сюрприз. Если все доведешь до конца!.. Оля Коля пишет Оле Я, Оля, и правда стал перевыполнять задание нашей лагерной дружины: пишу тебе чаще, чем ты мне. Елена Станиславовна думает, что это я уроки стал так аккуратно готовить, и даже несколько раз поставила меня в пример Нельке: "Видишь, как Коля старается. Ему, может быть, учеба и нелегко дается, а он старается..." И откуда она взяла, что мне учеба трудно дается? Но, по правде сказать, я из-за этих писем иногда не успеваю приготовить уроки. Когда сажусь за письмо, то всегда думаю, что напишу коротко, а потом хочется рассказать тебе и про то, и про это, и мысли всякие высказать. Вот и получаются длинные письма. Нелька однажды спросила меня: - По какому это предмету ты так много пишешь? - По литературе, - ответил я ей. - Домашнее сочинение! - И что ж, вам так часто задают эти сочинения?.. - Да, так часто. Вот перейдешь из своего пятого класса в шестой, тогда узнаешь! В шестом классе нужно не просто арифметические задачки решать или что-нибудь там зубрить, а нужно уже самостоятельно мыслить, сочинять!.. Сейчас пишу тебе на уроке: не терпится сообщить одну новость. Вчера я поссорился с Нелькой... Из-за твоих писем. Я раньше всегда успевал вынимать их из ящика утром, до школы, вместе с газетами. А вчера я проспал, и Нелька сама полезла в почтовый ящик. Она мне целый день не отдавала твое письмо, а отдала только вечером, когда отца и Елены Станиславовны не было дома. Я спрашиваю у Нельки: - Ты почему его целый день с собой таскала? А она мне в ответ: - Думала, что тебе неудобно будет при взрослых. И такую при этом физиономию скорчила, что я не выдержал и спросил у нее: - Ты что себе вообразила, а? - Да так, - отвечает, - ничего особенного! Просто понимаю теперь, почему ты стал таким нервным... Села на свой круглый, вертящийся стул и стала потихоньку наигрывать арию герцога - "Сердце красавицы...". Я подошел и захлопнул крышку пианино. Сказал, что если мои птицы мешали ей играть, то она мешает мне делать уроки. - Опять будешь домашнее сочинение писать? - спросила Нелька. Я ей не стал объяснять, что нам с тобой поручили переписываться возле того старого дуба. Но и писать тебе письмо я тоже уже не мог, а начал нарочно громко учить английский язык... Прощай, меня вызывают к доске. Не поминай лихом! Коля Коля пишет Оле Вчера у Тимошки, мне кажется, сильно болела голова. Он ничего не сказал мне об этом. Очень терпеливый... Но я, как только пришел к нему, сразу заметил, что он бледный и грустный. А на столе лежало мокрое полотенце: наверно, он им голову обвязывал. Ты писала, что ему надо побольше гулять. И я сказал: - Пойдем еще разок поищем птицу!.. И мы пошли. Но как-то так получилось, что мы птицу почти и не искали, а разглядывали город, который носит придуманное тобой, Оля, имя: Крылатый!.. Мы разглядывали улицы, которых еще недавно не было, и новые высокие дома, которых не было и подавно, и корпуса нашего алюминиевого завода. А один корпус еще только начинает строиться. Он стоит как какой-нибудь металлический скелет и понемножку обрастает кирпичами... Когда я смотрю, как растут дома или корпуса заводов, я всегда думаю о людях, которые умеют эти здания строить. Я не знаю, как это у них так здорово получается, и они поэтому кажутся мне волшебниками. А когда я говорю об этом кому-нибудь, то в ответ часто смеются: "Подумаешь! Самая обыкновенная работа... Вот корабли запускать в космос-это другое дело!" Но я не согласен. И новые города тоже, мне кажется, строят волшебники. Только они очень скромные, простые и сами не знают, что они волшебники. Может быть, мне все это кажется потому, что я сам еще ничего не умею - ни строить домов, ни запускать кораблей. Может быть... Но когда буду уметь, я все равно буду так думать. Я уверен! Ты сейчас улыбаешься и думаешь: "Размечтался! Тоже еще философ!" Да?.. Я и правда, Оля, часто мечтаю. Вот вчера мы с Тимошкой увидели, как везли в огромном "МАЗе" алюминиевые чушки - серебристые, переливающиеся на солнце. И на каждой было написано: "Крылатый". Я сразу подумал, что ты очень здорово подобрала это название: ведь серебристые чушки скоро взлетят в воздух, потому что из алюминия делают разные воздушные корабли. Слово "Крылатый" уже не будет видно, оно расплавится, но оно не пропадет: оно будет где-то там, внутри самолетов и кораблей... - А знаешь, как много понастроили таких же вот новых городов, как наш! - сказал я Тимошке. - И как интересно было бы переписываться с кем-нибудь из другого нового города! Который, например, где-нибудь в Заполярье... - И давай переписываться! - подхватил Тимошка. - Ну, для этого нужно, чтобы там жил какой-нибудь близкий нам человек. - А некоторые и с незнакомыми переписываются. Я читал в "Пионерке"! - Но это совсем не то... Не так интересно. А вот если бы далеко-далеко в Заполярье жил какой-нибудь наш с тобой друг! Или подруга... Я уже не первый раз объяснял Тимошке, как это великолепно иметь друзей в Заполярье и переписываться с ними. А ты, Оля, заметила, что на Зеленой улице, где Тимошка живет, нет никакой зелени и ни одного деревца? Другая улица называется Театральной, а театра на ней нету. Я думаю, это потому, что им такие люди придумывали имена, которые уже видят наши улицы красивыми и зелеными. И театр видят, и стадион, и Дворец культуры... По радио, в передаче для родителей, говорили, что все дети Тимошкиного возраста - это обязательно "маленькие почемучки" и что они очень любят задавать разные вопросы. Но Тимошка никаких вопросов о нашем городе не задавал. Мы просто ходили и молчали. А иногда разговаривали о нашем городе. И о тебе, Оля, тоже... Я сказал Тимошке, что, может быть, через много-много лет на том месте, где сейчас еще стоят деревянные бараки строителей, будет широкая улица, вся в деревьях, может быть, даже в соснах. Ведь растет же вокруг нас сосновый бор! И этой улице, может быть, дадут твое имя. За то, что ты придумала название нашему городу. И будет написано: "Улица Оли Воронец". На длинной белой табличке... Когда я сказал об этом Тимошке, то он со мной вполне согласился, и по его голосу я почувствовал, что он даже не стал бы ждать, а прямо сегодня, не задумываясь, присвоил какой-нибудь улице твое имя. - А где же твоя "Операция МИО"? - спросил вдруг Тимошка. - Ты ведь обещал найти Олю!.. Помнишь? В этот миг мне в голову пришел гениальный план! Я схватил Тимошку за руку, закатил глаза и воскликнул: - Погоди, Тимофей! Погоди!.. Ни слова!.. Пришла пора начать нашу операцию. Я чувствую на расстоянии, что тебя ждет встреча с Олиным посланцем. Или с "посланкой"! Потому что это женщина. Или, точнее сказать, девчонка!.. - Какая девчонка? - Не знаю. Но видишь, я начинаю искать Олю как бы... через тебя: ведь эта "посланка" хочет с тобой встретиться! - А где она? - всполошился Тимошка. - Пока еще не знаю. Но через несколько дней я напрягусь и отгадаю это на расстоянии. Так я сказал Тимошке, потому что мне нужно время, чтобы выполнить свой замечательный план. То есть он будет замечательным, если из него что-нибудь выйдет. Коля Коля пишет Оле А дальше, Оля, было так. Я изложил Белке свой план и сказал ей: - Ты снова должна помочь мне. Ты должна разыграть роль... как бы это сказать... Олиного посланца. Или, вернее, "посланки"... Хотя такого слова, кажется, нету. Я решил, что обстановка, в которой мы с Тимошкой встретимся с твоей, Оля, "посланкой", должна быть очень необычной. Я сказал Белке, что мы встретим ее на берегу реки, там, где за городом сразу же начинается лес. Я сказал, что она должна выйти к нам прямо из вечернего леса... Белка предлагала другие необычные места: нашу центральную площадь, вестибюль школы, клуб. Я чувствовал, что она просто боится выходить из леса или, вернее сказать, боится входить туда, чтобы потом выходить обратно. И тогда я сказал: - Боишься, да? Опять боишься! А ты преодолей свою трусость. Думаешь, мне легко выполнять Олины задания? Но я же выполняю! Борюсь сам с собой. И выполняю. Вот и ты поборись! - Хорошо. Я выйду из леса точно в назначенный час. Только напиши об этом Оле, ладно? И вот я пишу. Белка действительно преодолела свой страх, и, когда мы с Тимошкой, перейдя через мост, спустились на берег реки, она вдруг показалась меж сосен... Белка показалась очень быстро, потому что боялась стоять в зимнем лесу одна. Я попросил ее одеться для этого случая как-нибудь необычно, и она нацепила на голову мамину шляпу, а перед собой выставила нераскрытый мамин зонтик, будто тонкую шпагу. Ее таинственный вид, однако, ничуть не подействовал на Тимошку, хотя он, как ты писала, очень впечатлительный ребенок. Он сразу весело заорал: - Это же Олина Белка! Я ее знаю!.. - Сейчас она не Белка... - прошептал я ему в самое ухо. - И если ты будешь орать, мы ничего от нее не узнаем. "Посланка" остановилась чуть-чуть в отдалении от нас и голосом, совсем непохожим на свой собственный, спросила: - Кто из вас Тимофей? Это я научил ее называть Тимошку полным взрослым именем. - Да что ты, Белка? Ты же меня знаешь!.. - не удержался Тимошка. - Вот именно! - шепнул я ему. -Тебя знает Белка. А сейчас перед нами фактически другой человек. Запомни это! И не задавай ей лишних вопросов. А только слушай и запоминай! - Слушай и запоминай! - вслед за мной повторила Белка. - В день своего рождения ты, Тимофей, найдешь самую неожиданную находку. Это будет Олин подарок! - Где найду? - не удержался Тимошка. - Там, куда слетаются вести со всех концов света! - А куда они слетаются? - Сами догадайтесь! Я исчезаю... С этими словами твоя "посланка", Оля, дрожа от страха (хоть этого, конечно, не было видно), скрылась в лесу. - Давай догоним ее, а? - торопливо предложил Тимошка. -И заставим сказать, где сейчас Оля! Ведь она должна знать, если она от Оли пришла... - Как это "заставим"? Пытать ты ее будешь, что ли? - Я девчонок не бью, - ответил Тимошка. И тут же вновь оживился: - А давай проследим, куда она пойдет, а? Будем тайком идти по ее следу... Давай! Может, она прямо отсюда к Оле отправится? А мы - за ней! - Следить? Подглядывать? Как тебе не стыдно, Тимофей! Я просто не узнаю тебя!.. Он махнул рукой и мрачно направился к мосту... Но когда мы были уже на середине моста, вдруг весело сказал: - Сколько у меня будет подарков ко дню рождения! И от Оли... И двухколесный велосипед! Я прямо остановился как вкопанный. Значит, он не забыл о моем обещании. И зачем я брякнул тогда, в первый день нашего знакомства, насчет этого велосипеда? Зачем?! Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Я еще не поняла, в чем именно заключается твой замечательный план. Буду с нетерпением ждать писем. А двухколесный велосипед ты должен подарить Тимошке обязательно. Он не забудет про твое обещание, не надейся на это. Обманывать его нельзя, иначе он ни в чем не будет тебе верить. Я уже писала об этом, но хочу еще раз напомнить. Оля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Послушай, что было дальше. Я еще в тот самый первый день знакомства с Тимошкой заметил, что он довольно-таки скрытный парень. Вот, например, старается мне не показать, что как-нибудь особенно сильно по тебе скучает, сдерживается, а у него то и дело эта самая тоска наружу прорывается. На следующий день после встречи с твоей "посланкой" я пришел к Тимошке и вижу, что учебники у него раскрыты и тетрадки тоже, но он в них не смотрит. А лицо грустное-грустное. Он на меня так пристально взглянул и вдруг спрашивает: - А может быть, вы меня обманываете? - Как это обманываем, Тимофей! В чем? - Может быть, Оля вовсе никуда не уехала? Может быть, она просто не хочет больше дружить со мной, а сама преспокойно сидит дома? - Ну, ты, Тимофей, просто того... перезанимался немного. Я сам был бы рад, если бы она никуда не уехала. И другие ребята были бы рады. Но она уехала... - А как же она тогда свой подарок передаст? И где Белка ее видела? Может быть, она все-таки никуда не уезжала, а? Ну, скажи мне, Коля! Очень прошу тебя! И смотрит на меня так внимательно. И отворачивается, чтобы согнутым указательным пальцем под очки слазить, словно у него глаза чешутся. Я стал утешать его: - Не расстраивайся, Тимофей! Насчет "посланки" я тебе точно сказать не могу. Но Оля уехала... Это я точно знаю. - Нет, не верю, не верю. - Ну ладно! - не выдержал я. - Идем тогда прямо к ней домой. Вернее сказать, туда, где раньше был ее дом. И там все проверим. Ты знаешь, где Оля жила? - Нет, не знаю. А то бы я уже давно проверил! Она сама всегда ко мне приходила. И в школе у меня часто бывала. Мне ребята наши даже завидовали... - А вот я знаю, где она жила. В моем подъезде. На первом этаже, как и вы с Феликсом... Идем туда! Мы пошли. В вестибюле нашего дома я подвел Тимошку к списку жильцов и сказал: - Во-он, смотри! В самом верху написано: "Воронец Н. К." Видишь? "Н. К." - это как раз Олин папа. Запомнил номер квартиры? Ну, вот и идем. Проверим. Сейчас убедишься! Мы подошли к твоей бывшей квартире, я совсем забыл, что Белка предупреждала меня нажимать на кнопку два раза, если я хочу, чтобы Еремкины открыли. Я нажал один раз, а они все равно открыли дверь. Точнее сказать, он сам открыл - Еремкин. На один звонок! Представляешь себе? На один! Но сейчас ты еще больше удивишься: Еремкин мне обрадовался, будто давно уже ждал меня в гости. - Навестить нас решил? Очень приятно. Да вас двое? Заходите, пожалуйста! Мы зашли... И вот тут ты, Оля, так удивишься, что даже не поверишь мне! На диване у Еремкиных я увидел двойняшек Анны Ильиничны, которые уже не баюкали шепотом своих кукол, а прямо ногами, в ботиночках, прыгали по дивану. И Еремкиным это, представь себе, очень нравилось! - В них столько энергии! Столько энергии! - восклицали они. Я подумал, что, если в двойняшках и дальше будет столько энергии, Еремкиным скоро придется покупать новый диван. Я так был поражен всем этим, что забыл даже, для чего пришел. Но Еремкина сама мне напомнила. - Детям простор нужен, - сказала она. - Да ты сам знаешь, раз у тебя младший братишка есть, - и указала на Тимофея. Еремкины стали хвастаться, что девочки знают наизусть очень много стихотворений. Двойняшки стали читать сразу в два голоса, а Еремкины шевелили губами, беззвучно повторяя те же самые строчки, словно боялись, что девочки забудут, запнутся. Но они не запинались. И я вспомнил, что так же вот беззвучно, очень волнуясь, мама подсказывала мне стихи, когда я однажды выступал на утреннике у нее в детском саду. Потом уже я никогда больше на утренниках не выступал... Двойняшки еще и пели разные песенки тоже. А Еремкины на всякий случай беззвучно им подпевали. Только уходя, уже в дверях, я подмигнул Тимошке и громко сказал: - А Оля, значит, уехала? - Да, уехала! - ответил Еремкин. - И такую нам, знаете, приятную замену вместо себя оставила... Я поскорее простился, потому что боялся, как бы Тимошка не спросил, куда именно уехала Оля. На следующий день, в школе, я заговорил с Анной Ильиничной о Еремкиных. И она мне сказала: - Сама даже не заметила, как это случилось: полюбили они моих девочек. А что ж, дети могут любому сердце смягчить. Это она верно сказала: я чувствую, как Тимошка тоже немного меня смягчает. Но не в этом дело... С Анной Ильиничной-то я уже на другой день говорил. А сразу после этого, как мы ушли от Еремкиных, случились еще очень важные события. Я о них в следующем письме расскажу. Коля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Я должен рассказать тебе, что еще случилось, когда мы вышли от Еремкиных. На улице я взглянул на Тимошку, который от смущения не проронил у Еремкиных ни одного слова (и очень хорошо, что не проронил), и говорю ему: - Что, убедился? Он печально кивнул головой. И тут нас сзади догнал противный, шепелявый голос Рудика Горлова: - Ну как. Свистун, не скучаешь ли по Вороне? Ты ведь птиц любишь! Помню, как она тут перед тобой на коленках стояла... - Какая ворона? - тихо спросил меня Тимошка. Но Рудик услышал его вопрос. - А ты, дитя неразумное, не знал Ворону? Была у нас такая, Оля Воронец... Все справедливую из себя строила! А потом каркнула, крыльями взмахнула и улетела... Рудик собирался еще что-то сказать - наверно, про нашу с тобой переписку. Но Тимошка вдруг стянул с носа свои очки и сунул их мне: - Подержи, Коля, одну минуточку. А то разобьются... И я еще даже ничего не успел сообразить, как он, маленький и худенький, подошел к долговязому Рудику, приподнялся на цыпочки и влепил ему звонкую затрещину. Рудик в драку не полез: или стыдно было отвечать Тимошке, который еле доставал ему до плеча, или меня боялся. Он стоял на месте, без толку размахивал руками и кричал: - А ну еще попробуй! Еще хоть один разок!.. Тимошка вновь деловито приподнялся на носках и еще раз звонко стукнул Рудика. Тот продолжал вопить: - А ну еще попробуй!.. Но Тимошка больше пробовать не стал. Он, на оглядываясь, ушел со двора. Я догнал его и пошел рядом. Мы до самого Тимошкиного дома не разговаривали. Потому что оба были очень растерянны. И я до самого дома так и держал в руках его очки... В Тимошкином дворе мы стали прощаться. Тимошка натянул на нос свои очки, И тут вдруг что-то камушком упало с дерева., Мы увидели в снегу маленький, взъерошенный комочек сероватого цвета. - Воробушек, - сказал я. - Замерзнет... Тимошка, словно "скорая помощь", бросился к маленькой птичке. Он бережно положил ее на ладонь, будто на носилки, осторожно прикрыл другой ладошкой. Воробушек еле дышал... Тогда Тимошка опустил его в свою меховую рукавицу. Воробушек там вполне уместился. Я смотрел на доброго, ласкового Тимошку, и мне как-то не верилось, что это он пятнадцать минут назад зло и решительно ударил два раза Рудика Горлова. Как-то даже не верилось... Вот и снова начнет работать птичья лечебница! Но главным врачом теперь будет Тимошка, а я - вроде бы "научным консультантом". Коля Коля пишет Оле Здравствуй, Оля! Просто не знаю, что делать с этим двухколесным велосипедом! И зачем я пообещал купить его? Если бы еще был трехколесный, я бы целый месяц не ходил в кино, не завтракал бы в школе и скопил Деньги, а на двухколесный мне не скопить. Странно даже: два колеса стоят почему-то дороже, чем три! У отца я просить деньги на велосипед не хочу: он ведь только недавно купил мне два аквариума, чтобы я больше не занимался птицами. И потом, он стал чаще задыхаться по ночам, и врачи посоветовали ему поехать в санаторий на целых два месяца. Отец сказал, что на месяц ему дадут бесплатную путевку. А на второй? И еще дорога туда и обратно... Я очень волнуюсь, Оля. И не хочу сейчас ничего просить у отца... Тимошка сейчас возится со своей птичьей лечебницей. А в день рождения он получит от твоего имени подарок, которого больше всего ждет... Скоро ты узнаешь, что это за подарок. Может быть, он на радостях и забудет об этом велосипеде, а? Как ты думаешь? Может, отменить этот велосипед? Коля ТЕЛЕГРАММА Коле Незлобину (лично). Ничего не отменяй. Деньги высылаю. Оля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Сегодня я выслала тебе по почте деньги. На двухколесный велосипед вполне хватит. Забрала их из "пионерской копилки". Ничего, поеду в Ленинград как-нибудь в другой раз... Ведь это я втянула тебя во все свои "задания". Значит, я и должна прийти тебе сейчас на помощь. В письмах я все больше узнаю тебя, Коля! А раньше я тебя совсем не знала. И не ценила. Ты всегда был таким молчаливым... Теперь мне кажется, что ты сберегал слова для своих писем. Я их часто перечитываю, и передо мной встает совсем другой Колька, которого никак не назовешь Колькой Свистуном, а которого я хочу назвать совсем по-другому: Колькой-другом. Но хватит об этом. Я уверена, что когда расскажу нашим ребятам, почему передумала ехать в Ленинград, они меня поймут. А мой сосед Артамонов уже понял (я ему показала твои последние письма). Он передает тебе привет и говорит, что, если бы ты жил у нас в Заполярье, он бы с тобой дружил! Расскажи, как Тимошка первый раз сядет на свой собственный двухколесный велосипед. И что за подарок вы ему готовите от моего имени? Жду писем! Оля Коля пишет Оле Дорогая Оля! Я получил все, что ты мне послала! Спасибо! С твоим денежным переводом сперва получилась целая история. Почтальонша не хотела выдавать мне деньги, потому что у меня нет никаких документов, "удостоверяющих личность получателя". Я принес ей свой школьный дневник, а она говорит: - Это не документ. Здесь нет карточки и печати!.. Я ей говорю: - Хотите, все соседи подтвердят, что я и есть Коля Незлобии? А она мне отвечает: - Я их подтверждение к бланку не приколю. Тут номер паспорта нужно проставить и отделение милиции, где получали! Я ей говорю: - Но я его еще вообще не получал... Нет у меня паспорта! Тогда она вдруг спрашивает: - А к кому вы вписаны? И оказалось, представь себе, что каждый из нас вписан к кому-нибудь в паспорт: к отцу или к матери. Я этого раньше не знал. Я теперь, значит, вписан к отцу. А раньше, наверно, был у мамы... Я позвал отца, и он доказал, что я действительно вписан. Я даже заглянул к нему в паспорт, и оказалось, что я умещаюсь там, внутри, всего на одной строчке. Но зато уж и отец, и Елена Станиславовна, и даже Нелька успели заглянуть в твой перевод. И все трое очень удивились. Взрослые удивились молча, про себя, а Нелька сразу же вслух: - Тебе гонорар за какой-нибудь рассказ прислали? - Да, прислали... Представь себе! - ответил я. - Ближе, чем в Заполярье, его напечатать не могли? - Ты, Неля, нехорошо говоришь, - остановила ее Елена Станиславовна. - Ведь он уважает твое творческое призвание... Я спорить не стал: пусть думают, что уважаю. Но я чувствовал, что Елена Станиславовна не зря вдруг стала меня защищать, что она хочет подступиться ко мне с каким-то вопросом. В комнате она тихо, чтобы Нелька не слышала, спросила: - От кого эти деньги, Коля? - Там написано, - ответил я. - От одного друга! - Для чего они тебе? И на что ты собираешься их тратить? - Это мое дело! Тут вмешался отец: - Как ты смог убедиться сегодня, Николай, ты еще не вполне самостоятелен. Ты вписан в мой паспорт, и я, стало быть, отвечаю за твои поступки. - Тебе не придется за них отвечать. Я ничего плохого делать не собираюсь. - Почему же ты не можешь нам прямо сказать? Отец волновался. И, как всегда в таких случаях, у него начался кашель. И стал он сразу каким-то беспомощным: полез искать в карманах платок, не нашел его и прикрыл рот рукой, словно извиняясь за свой кашель. Мне показалось, что это я виноват в том, что бронхиальная астма стала душить отца. И я, чтобы он больше не волновался, сказал все, как есть на самом деле: - Я должен купить подарок одному маленькому мальчику. Честное слово! Можете проверить. - Мы не собираемся тебя проверять! Мы тебе верим... - сказала вдруг Елена Станиславовна. Может быть, она сказала это для того, чтобы успокоить отца. Или в самом деле поверила... Прости, Оля, что из-за меня не сможешь поехать в Ленинград. Передай привет Артамонову, раз он хотел бы со мной дружить, если бы я жил в Заполярье. Спасибо, Оля. Коля Коля пишет Оле Дорогая Оля! Сегодня день рождения Тимошки. В газетах часто попадаются такие фразы: "В день шестидесятилетия... В день восьмидесятилетия..." Но о мальчишках так никогда не пишут и не говорят. А я свое обращение к Тимошке так прямо и начал: - В день твоего девятилетия ты, Тимофей, вполне заслужил два сюрприза, которые в общем-то нельзя назвать сюрпризами, потому что ты их очень давно ждал!.. Еще за неделю до этого я спросил у Тимошки: - Ты к кому вписан: к маме или к папе? - Как это - вписан? - не понял Тимошка. Ну, я ему тоже объяснил, что каждый из нас обязательно к кому-нибудь вписан. И потребовал, чтобы он в воскресенье, когда приедут родители, выяснил этот вопрос. И еще, чтобы он попросил на одну недельку оставить дома тот паспорт, в который при рождении его вписали. - Они не оставят, - сказал Тимошка. - Тогда надо что-нибудь присочинить. В этом не будет ничего страшного, потому что потом ты расскажешь родителям и Феликсу всю правду. - Какую правду? Я сам ничего не знаю. - Не торопись. В день своего девятилетия все узнаешь! - Мне паспорт не оставят, - упрямо твердил в тот день, неделю назад, Тимошка. - А ты скажи, что в школе хотят устроить проверку: кто к кому вписан. Понятно? Для этого и нужен паспорт. А мы потом все объясним. Когда Тимошка стал в воскресенье все это растолковывать своим родителям, в комнату неожиданно вошел Феликс. Он-то прекрасно знал, что в школах ничего такого не проверяют. Но промолчал. И только на следующий день, когда родители уехали к себе на рудник, сказал Тимошке: - Ну-ка, расскажи мне, что ты затеял. Для чего тебе нужен был мамин паспорт? - Я тебе в день рождения расскажу, -пообещал Тимошка. - Тут мне хотят какие-то подарки сделать... - Что, подарки уже стали по паспортам выдавать? Хорошо, договорились. Подожду до двадцать девятого. Только смотри не потеряй! - А куда мы понесем мамин паспорт? - спросил меня Тимошка в то утро, когда я поздравил его с девятилетием. - Туда, куда слетаются вести с разных концов света... Помнишь, что сказала Олина "посланка"? - А куда они слетаются? - Это я сейчас должен угадать на расстоянии! Раз неожиданная находка ждет тебя, дай мне руку!.. Это будет самое трудное отгадывание за всю мою жизнь. Учти и не дыши! Тимошка затаил дыхание, а я закатил глаза так сильно, как еще никогда не закатывал, и говорю: - Так! Все ясно... Скорей на главную почту! Именно туда слетаются вести с разных концов света: письма, газеты, телеграммы! Тимошка оглядывал улицы, будто хотел запомнить дорогу, по которой мы бежали. - А что там будет? Какой подарок? - спрашивал он меня на бегу. - Не знаю. Этого я не отгадывал... Наконец мы добрались до главной почты. Подошли к стеклянному окошку, где выдают письма до востребования. И я сказал Тимошке: - Давай мамин паспорт! Он протянул его мне, а я - девушке, сидевшей за стеклом. - Вот здесь, видите, написано: "Тимофей. Сын..." Ему письмо должно быть, этому "сыну Тимофею". Девушка стала быстро-быстро перебирать пальцами толстую пачку писем, открыток и извещений. Вытащила одно письмо и стала перебирать дальше. - Дальше не ищите, - посоветовал я. - Ему пока только одно письмо прислали... - Откуда вы знаете? - пожала плечами девушка. И перебрала пальцами всю пачку до конца. А потом протянула мне письмо и паспорт Тимошкиной мамы. Я думал, что девушка высунется из окошка, оглядит "сына Тимофея", удивится, что он уже получает письма до востребования, но она не удивилась и не стала выглядывать: ко всему уже привыкла. Я торжественно вручил письмо Тимошке: - На, возьми. Это первый подарок ко дню рождения. Ты его заслужил! - Прочти... - сказал оробевший Тимошка. - Нет, ты уж сам читай. На конверте же написано: "Тимофею". Значит, ты сам должен вскрыть и прочитать. Тимошка осторожно, чтобы не задеть лежавшее внутри письмо, надорвал конверт. И вытащил белый листок, на котором был написан твой, Оля, адрес. Всего полторы строчки... Но Тимошка очень долго изучал белый листок. Это письмо до востребования я послал три дня назад. Конечно, я мог бы просто сказать Тимошке, где ты сейчас живешь. Но мне показалось, что так интересней: Тимошка в день рождения получает письмо и твой долгожданный адрес прямо по почте, из стеклянного окошка, откуда еще никогда в жизни писем не получал! - "Операция МИО" завершена! - торжественно воскликнул я. - Мы нашли Олю. - Она долго будет там? - спросил Тимошка. - Много лет... Но это же замечательно! Мы ведь мечтали, чтобы в Заполярье жил какой-нибудь наш знакомый. И чтобы мы с ним переписывались! - Мы будем с ней переписываться? - обрадовался он. В общем, Тимошка нашел, как и обещала ему "посланка", самую дорогую для него находку: тебя, Оля! Хороший подарок ко дню рождения, правда? И он, мне кажется, не огорчился, что ты живешь сейчас в Заполярье. Не веришь, да? Но, честное слово, он не огорчился! Даже радостно так сказал: - Теперь я буду получать письма из Заполярья! У нас в классе никто не получает, Оля будет писать мне!.. Он не сказал, что будет посылать тебе письма в ответ, потому что, наверно, как и я до минувшей осени, никому еще писем не посылал. - Дай мне адрес, а то потеряешь, - предложил я. - Нет, - коротко ответил Тимошка. И засунул письмо глубоко под пальто, в какой-то свой заветный карман. И мы пошли в магазин покупать двухколесный велосипед. Ребята всегда очень долго выбирают себе подарки, а Тимошка прямо ткнул пальцем в первый попавшийся велосипед и сказал: - Этот! - Может быть, взять другого цвета? - спросил я. - А какая разница? - по-взрослому, деловито ответил Тимошка. Когда велосипед был куплен, я сказал: - Это второй подарок от Оли! - От Оли?! - не понял Тимошка. - Она прислала деньги. Вот и все, - объяснил я. И мне показалось, что подарок стал для Тимошки гораздо дороже. Он сам вынес его на улицу... Но рассказать тебе, Оля, как Тимошка впервые сел и поехал на велосипеде, я не смогу, потому что он еще не поехал. В магазине негде было кататься, и на заснеженной улице тоже. Это было немного странно: мы несли по зимнему городу велосипед. Должно быть, люди так же удивленно оборачивались бы на нас, если б мы летом, в жаркий день, несли по улице зимние санки. Кажется, просьбу твою, Оля, я тоже выполнил. Я не занял твое место в Тимошкиной жизни. А просто там хватило места для двоих - и для тебя, и для меня. Коля Оля пишет Коле Дорогой Коля! Теперь ты можешь открыть мою посылку. Я, конечно, хорошо знаю, что именно там находится, но ты все-таки подробно опиши мне, как ты открыл ее, что там нашел и какое у тебя было в тот момент настроение. Мне это очень интересно узнать. Посылка укажет тебе путь к сюрпризу, который ты заслужил! Оля Ты пишешь, что Тимошка совсем не огорчился, когда узнал, что я уехала в Заполярье. Я думаю, что ты просто не заметил, не разглядел. Он ведь очень скрытный мальчишка. Не может быть, чтобы он совсем не огорчился... Коля пишет Оле Дорогая Оля! Только что я открыл маленький ящичек, который ты мне прислала. Я его раньше запрятал подальше, чтобы как-нибудь случайно не открыть раньше времени. Мне все эти месяцы очень не терпелось узнать, что там, внутри! И вот я узнал... Я очень осторожно взял в руки красный треугольный вымпел, который лежал сверху. На нем вышито золотом всего три слова: "Справедливость. Честность. Смелость". А на дне ящичка я нашел твою записку. И в ней написано, что я должен взять вымпел и отправиться с ним к Феликсу. И вот я иду к нему. Коля Коля пишет Оле Пишу тебе, Оля, сегодня второе письмо, потому что должен сразу, сейчас же рассказать о том, что случилось. Я даже телеграмму хотел послать, но подумал, что в трех словах ничего не объяснишь. Меня выбрали командиром "Отряда Справедливых"! Я отказывался, говорил, что еще никогда никем не командовал. Но Феликс сказал, что раз я пришел к нему с красным вымпелом, значит, "лучшей кандидатуры не подберешь". Почему он так сказал? Честное слово, он так прямо всем ребятам и заявил: "Не подберешь!" И все подняли руки. Объясни мне, что это значит. Коля Оля пишет Коле А это значит, Коля, что все сбылось: моя посылка указала тебе путь в штаб дружинников, к Феликсу, а там тебя ждал сюрприз! Хоть ты, кажется, ему и не очень рад... Ты просишь меня все объяснить. Сейчас я постараюсь. Перед моим отъездом Феликс сказал, чтоб я выбрала из наших ребят нового командира "Отряда Справедливых". Вместо самой себя, понимаешь? Он сказал, что я организовала этот отряд и поэтому заслужила право выбрать себе замену. Но выбрать мне было очень трудно. Я смотрела на каждого из наших ребят так пристально, что Лева Звонцов даже сказал мне: "Ты хочешь на прощание запомнить все наши лица? Чтобы сохранить их в памяти на всю жизнь, да? Может быть, дать тебе фотографию всего нашего класса? Есть у меня такая: мы однажды для стенгазеты снимали". Я взяла фотографию и стала дома еще пристальнее разглядывать всех своих товарищей, вспоминать их заслуги и всякие проступки тоже. Я даже вспоминала, кто из них как выступал на собраниях ^-справедливо или несправедливо, и какие писал заметки в стенгазету - справедливые, честные или не очень. Я собиралась порекомендовать и свою Белку, и Любу Янкевич, которая серьезней всех в нашем классе. И еще кое-кого из ребят... А потом я решила назвать твое имя. Знаешь, когда я это решила? В тот день, когда встретила тебя во дворе, возле зеленого холмика. Ты рассказал мне о своей умершей птице, о своей птичьей лечебнице, показал свою самодельную клетку, которая вроде и не клетка, потому что в ней очень просторно. И тогда я впервые хорошенько разглядела твои глаза. И увидела, что они очень добрые. А командир "Отряда Справедливых" обязательно должен быть добрым человеком. И ты всегда будь таким: добрым и справедливым. Ребята, конечно, очень удивились, когда я назвала твое имя. Потому что они не знали тебя таким, какой ты есть на самом деле. Ты ведь молчал о себе. А мы с тобой ни разу и заговорить-то по-настоящему не пытались. Ничего никогда не поручали: не доверяли почему-то... Ну, и ты нам поэтому не доверял. Ни мыслей своих не доверял, ни поступков, ни даже добрых слов. - Видишь, ребята против, - сказал мне Феликс. - А ведь им голосовать! - Давай поспорим, что Колька докажет, на что он способен! - крикнула я. - И что вы все за него проголосуете!.. Феликс протянул мне руку: должно быть, тоже не верил в тебя. И мы поспорили! Еще раньше Феликс просил меня придумать девиз нашего "Отряда Справедливых" и вышить его золотом на красной материи. Я не успела этого сделать. И сказала, что пришлю вымпел с девизом из Заполярья. - Передай его, как эстафету, тому, кого выберешь в командиры, - сказал Феликс. И вот, Коля, я прислала вымпел тебе. У тебя теперь очень высокая должность: ты должен быть самым справедливым из справедливых! Оля Оля пишет не Коле Дорогой Феликс! Я победила в нашем споре! Колька доказал, "на что он способен". Я не только могу поручиться за него, но могу твердо сказать, что он подходит для командира гораздо больше, чем я: он находчивее меня, и упорнее, и смелее! Обо всей моей теперешней жизни вы знаете от Коли. Правда, Белка пишет, что ребята обижаются на него за то, что мало обо мне рассказывает. Но разве он виноват, что я в своих письмах все больше не о себе писала, а об этих самых заданиях, которые он выполнял. Теперь я чаще буду рассказывать вам о школе, в которой учусь, и о ребятах, к которым понемножку уже привыкаю. И о нашем Заполярье, которое, видишь, уже стала называть "нашим". Привет всем ребятам. И поцелуй Тимошку. Пусть он меня не забывает. Оля Оле пишет не Коля Дорогая Оля! Я очень рад, что проиграл пари. Спасибо, что помогла Коле доказать, "на что он способен". Для этого я и спорил! Феликс Оля пишет не Коле Уважаемая Елена Станиславовна и отец Коли (не знаем, к сожалению, вашего имени-отчества)! Даже сюда, до самого Заполярья, докатились слухи о вашем замечательном сыне Коле Незлобине! Мы гордимся Колей и хотим подражать ему, потому что он очень способный, находчивый и смелый. Но главное - очень способный! Нам стало известно, что его выбрали командиром "Отряда Справедливых", хотя он по скромности может вам об этом даже и не рассказать. Его решили выбрать за то, что он образцово выполнил важные и ответственные задания. И поэтому мы считаем его очень способным! Мы уже писали об этом, но хотим подчеркнуть еще раз. Он ведь и рассказы хорошо пишет, и стихи. Только он вам их не показывает, потому что он очень скромный. Мы дружим с уральскими ребятами и знаем, что они тоже гордятся или, по крайней мере, скоро будут гордиться вашим сыном Колей Незлобиным. Мы хотим, чтобы и вы им гордились! Конечно, в душе... А виду можно особенно и не подавать. И, уж конечно, не говорите ему об этом нашем письме, потому что он очень рассердится, расстроится, а ему сейчас нужны крепкие нервы, чтобы командовать "Отрядом Справедливых". Если вы не поверите, что письмо это и правда пришло из Заполярья, посмотрите на почтовый штемпель - и сразу убедитесь! Завидуем, что у вас такой замечательный сын! От имени заполярных пионеров Ольга Воронец Владимир Артамонов. Коля пишет Оле Дорогая Оля! Вчера Елена Станиславовна сама накормила моих рыб. В обоих аквариумах... Когда я вошел в комнату, отец держал в руках тарелку с хлебными крошками, а она сыпала крошки в воду и при этом почему-то приговаривала: "Цып-цып-цып..." Как будто в аквариумах плавали цыплята. Наверно, она кормила рыб первый раз в жизни. Я до того удивился, что даже не поблагодарил их. А Елена Станиславовна сказала, что "рацион у рыб должен быть разнообразнее", что она возьмет у одного инженера в их проектной конторе книгу Брема и узнает точно, чем "следует кормить". Что с ними обоими случилось - и с отцом и с нею? Не могу понять! А сегодня на большой перемене Лева Звонцов устроил беседу со мной, и