Мелентьев. - Не с первого же дня? - Какая разница? - Ну все-таки... Плохо ли, хорошо ли, а почти три года вместе отработали. Это же все-таки срок, и немалый. Что молчишь? - А что говорить? - Или - неподходящее время для разговора я выбрал? - Пожалуй. Мелентьев помолчал и жестко сказал: - Может, и так, но когда-то мы еще увидимся... Хочется мне напоследок кое-что сказать тебе. - Говори. - Жаль, разговор в одни ворота будет... Ну, да ладно, и то хлеб. Так вот, Кайданов, если ты считаешь, что я ухожу потому, что в наших с тобой стычках твою правоту признал, то - ошибаешься. - Ничего я не считаю, - Дмитрий поморщился. - Да? Уже хорошо, хоть и не совсем верится. Ладно, спишем это и на мою мнительность. Так вот, правоты за тобой признать не могу по одной причине - нет ее у тебя. Пока, по видимости, последнее слово за тобой осталось, но это только видимость. Рано или поздно и ты придешь к тому же, что и я, или застрянешь где-то в середнячках, хотя, возможно, я не совсем понимаю тебя, и все твое благодушие и так называемая доброта - тоже одна только видимость. Мелентьев помолчал, видимо ожидая возражений. Но Дмитрий коротко сказал: - Я слушаю. - Слушать-то слушаешь... Тебе что, совсем неинтересно, что я говорю? - Откровенно говоря, не очень. - Да? Ну, я все-таки скажу. Видишь ли, я вовсе не против доброты как таковой. Я и сам не считаю себя злым. Одного только понять не могу: когда эта доброта расползается сопливой лужей и мажет все, что ни попадется. Когда доброта превращается в бесхарактерность, в безволие - а случается это сплошь и рядом, - это уже бедствие. На этом-то мы с тобой и разошлись. - Разве? - Ну а на чем же? Все твои выкрутасы с Шумиловым, с этими зелеными новичками - что же это, по-твоему? Или ты думаешь, что теперь я иначе смотрю на все? Ошибаешься. Я уже сказал, что твоей правоты в наших спорах с тобой не признаю. Правда, ты оказался не таким уж простым, как мне показалось сначала. Потому-то я и затеял этот разговор, что всего не понимаю в тебе. - Чего именно не понимаешь? - вяло спросил Дмитрий. - Да как-то нелогично действуешь ты... Сначала я думал, что вся эта возня с пацанами - от твоей слабости. Решил, что тебе захотелось на всякий случай популярность себе завоевать, так сказать, тылы обеспечить, чтобы дальше легче жилось. Ну а мне не нужно это, я никогда ни под кого не подлаживался. Я привык во всем на себя полагаться, и что твой либерализм мне не по вкусу пришелся - естественно. Я принимаю за аксиому, что люди делятся на умных и глупых, сильных и слабых, на талантливых и бездарных. Так было всегда, так есть и так будет. Это - биология, и никуда от нее не денешься. И каждый должен знать свое место и свои возможности. Нельзя допускать, чтобы глупые, слабые и бездарные пудовыми гирями висели на ногах умных, талантливых и сильных. Пользы от этого никому, в том числе и слабым, а вред - огромный. По-моему, это достаточно очевидно, Америки я не открыл. - Да, тезисы не из свеженьких, - согласился Дмитрий. - Надеюсь, обзывать меня ницшеанцем и суперменом ты не станешь? - с иронией осведомился Мелентьев. - Да нет, зачем же... - Уже хорошо. Так, как думаю я, думают многие, но высказываться не решаются, потому что это считается неприличным. И действовать в соответствии с этими принципами тоже отваживается далеко не каждый. Ну а я вот - не боюсь. - Потому что ты сильный, умный и талантливый, - без всякого выражения сказал Дмитрий. - Да, - серьезно сказал Мелентьев. - И я не хочу, свои силы и талант тратить на пустяки. И уверен, что и ты не хочешь, - потому что и ты из той же породы. И ты меня не убедишь, что тебе приятно расходовать себя по мелочам. Дмитрий покачал головой: - Не собираюсь ни в чем убеждать тебя. - А вот мне кое в чем хотелось бы тебя переубедить. - Это в чем же? - Ты - большой корабль, а плаваешь пока мелко. Вернее, не так глубоко, как мог бы. Сначала я думал, что все это из-за твоей мягкотелости, из нежелания трепать себе нервы, из-за стремления угодить и нашим и вашим. Но твое поведение во время эксперимента, откровенно говоря, удивило меня. - Почему? - Ты ведь очень многим рисковал. Вся твоя карьера могла к черту полететь. Чтобы решиться на такой риск, сила нужна немалая. Я попытался поставить себя на твое место и подумал: а я решился бы на это? Пожалуй, что и нет... Даже наверняка не решился бы, - признался Мелентьев. - И вот этакое... логическое несоответствие и удивляет меня в тебе. - А может, дело тут не в логике? - усмехнулся Дмитрий. - В чем тогда? - Ты хочешь, чтобы я тебе объяснил? - Да не мешало бы. Дмитрий помолчал и вздохнул: - Эх, Валерка, человек ты... Ничего я тебе не стану объяснять. Не сумею, да и вряд ли ты поймешь. - Вон как... - Это не в обиду тебе сказано... Просто мы люди разных миров. Ты моего мира не приемлешь, я - твоего, и объясниться нам трудно. - А ты попробуй, - прищурился Мелентьев. - Да что пробовать... Жалко мне тебя. - Жа-алко? - с нескрываемым удивлением протянул Мелентьев, - Вот дожил... Впервые слышу такое. - И плохо, что никому не приходило в голову пожалеть тебя, посочувствовать. - А мне это и не нужно. - А что же тебе нужно? - Многое. И прежде всего - чтобы мне не мешали работать, дали возможность полностью проявить себя. Я думаю, что способен на многое... И многое сделаю. - Возможно, - неохотно согласился Дмитрий. - Талантом тебя бог не обидел. Сделаешь... - Тогда с чего это тебе жалко меня стало? - Мелентьев зло усмехнулся. - А с того, что, видно, не так уж сладко тебе... в этой пустыне жить. - В какой пустыне? - Да в такой... из которой ты пытаешься бежать сейчас. - Куда это я пытаюсь бежать? - Куда - не знаю, а откуда - вижу. - Интересно... И что же ты видишь? - Да то, что вот уходишь ты - и ничего после тебя не останется здесь. Кроме работы, конечно. - Мало этого? - Этого, как видно, даже для тебя мало. - На Жанну намекаешь? - Не только. Уедешь - и ведь вряд ли найдется хоть один человек, который пожалеет об этом. - Далась тебе эта жалость, - с досадой сказал Мелентьев. - Жил до сих пор без нее - и ничего, обходился. И дальше проживу. - Да живи, кто тебе не дает. И так явно прозвучало в словах Дмитрия желание поскорее закончить разговор, что Мелентьев, пристально поглядев на него, поднялся. - Ну что ж, погутарили - и хватит. Видно, и в самом деле неудачное время я выбрал... Ты бы полечился, а то выглядишь неважно. Дмитрий молча поднялся, протянул ему руку: - Ну, счастливо. - Может, когда еще увидимся... - Конечно... Заявление отдашь секретарю Торопова, она все сделает. - Знаю. Дня через три Ольф спросил: - Куда это Валерка запропастился? - Наверно, уехал, - сказал Дмитрий. - В отпуск? - Да нет, он же уволился. - К-как уволился? - Да так. Написал заявление, я подписал. - Когда? - Три дня назад. Ольф долго молча смотрел на него и неуверенно осведомился: - А ты, это самое... не загибаешь? - Чего ради? - А что же сразу ничего не сказал? - Я думал, он сам скажет. - Сам, сам... А у тебя что, язык отвалился бы? Дмитрий промолчал, а Ольф огорченно сказал: - Черт, как нехорошо получилось... Столько работали вместе, а расстались - как случайные попутчики на вокзале. Дмитрий с отсутствующим видом смотрел перед собой в стол и явно ждал, когда Ольф уйдет. Но Ольф не уходил. Он вспомнил, как Дмитрий при его появлении торопливо прикрыл газетой исписанные листки, и решил спросить напрямик: - Послушай, что ты сейчас делаешь? - Сижу. - Это я вижу, - серьезно сказал Ольф. - Работаешь над чем? - Ищу математическое доказательство существования господа бога, - медленно сказал Дмитрий. - А также всех его боженят, ангелят, чертенят и прочей нечисти. - Ясно, - сказал Ольф, поднимаясь. - Когда прикажешь лететь в Новосибирск? - Когда хочешь. Только сначала сдай работу. - Тогда в понедельник и подамся. Что не успею сам - Жанна закончит. - Мне все равно, - безучастно сказал Дмитрий. 61 В Новосибирске Ольф пробыл чуть меньше месяца. С первых же дней затосковал по Светлане, по сыну, через неделю уже ругал себя, что выдумал эту поездку, и, стремясь до предела сократить срок командировки, работал с утра до ночи. Одно хорошо было в этой затее - Светлана присылала ему письма, каких не писала никогда. Приходили они почти ежедневно, и Ольф, бережно вытягивая конверт со знакомым почерком из пачки писем на столике дежурной, улыбался, шел к себе в номер и запирался на ключ, хотя помешать ему никто не мог - против обыкновения, знакомыми он почему-то не обзавелся, и приходить к нему в номер было некому. Сначала он быстро проглядывал письмо, чтобы узнать новости, потом удобно усаживался в кресло и читал медленно, и улыбался ласковым словам Светланы, а вечером, лежа в постели, перечитывал письмо еще раз. И на следующий день, не дожидаясь лифта, торопливо поднимался на пятый этаж и шел к столику дежурной. Она как-то пошутила, качая старой седой головой: - Видно, какая-то крепко присушила тебя, парень. Зазнобушка, что ли? - Жена. - Жена? - удивилась дежурная. - Видать, недавно поженились? - Сыну уже почти три года, - с гордостью сказал Ольф. - Да ну? - поразилась дежурная. - Видать, дал вам бог счастья... - Спасибо. Домой Ольф приехал в субботу поздно вечером. Отметил, что свет в окнах Дмитрия и Жанны горит, - значит, в отпуск еще не уехали, - легко взбежал по лестнице, держа наготове ключи. На площадке мимоходом прислушался к тишине в квартире Дмитрия, решил: "Сегодня никуда не пойду". И, не успев еще открыть дверь, услышал легкие быстрые шаги Светланы, выронил из рук чемоданчик и обнял ее. За ужином он спросил: - Как Димыч с Асей? Радостный блеск в глазах Светланы погас, и она с тревогой сказала: - Ой, Ольф, я даже не знаю. Диму встречаю редко, он ни разу не заходил ко мне, разговаривать со мной почему-то не хочет, а Ася... - Светлана запнулась и тихо закончила: - Я ее вообще ни разу не видела. - Как это не видела? - насторожился Ольф. - Так... С тех пор как ты уехал, не видела. По-моему, она больше не приезжала сюда. - Не может быть... - Не знаю, - потерянно сказала Светлана. - Я хотела спросить у Димы, но он такой странный стал. Встретимся на лестнице, а он идет - и как будто не видит меня. Поздороваюсь, он ответит - и сразу мимо. Я так и не решилась спросить, где Ася. Ольф закурил, подумал немного - и встал. - Ты к нему? - спросила Светлана. - Да. Ложись, я скоро. Ольф решил не звонить, негромко постучал условным стуком, принятым у них еще в студенческие времена. Никто не отозвался. Ольф нерешительно потоптался на площадке, достал ключ и открыл дверь. Дмитрий лежал на диване, заложив руки под голову, небритый, в мятой рубашке, и смотрел на него. - Привет, - растерянно сказал Ольф. - Привет, Рудольф Тихоныч, - спокойно сказал Дмитрий и сел, упираясь кулаками в диван. - Давно приехал? - Минут двадцать. - Быстро ты, - сказал Дмитрий, и непонятно было, к чему это относится - к командировке или к приходу Ольфа к нему. - Садись, чего стоишь. - А где Ася? - Нету. Рассказывай, как дела. - Где Ася, Димыч? - Я же сказал - нету, - посмотрел на него Дмитрий спокойными темными глазами. - Давай рассказывай. Все успел сделать или еще придется ехать? - Все. Ольф торопливо стал рассказывать о поездке, но Дмитрий поморщился и тут же остановил его: - Куда тебя несет. Поподробнее, не в бирюльки же ты там играл. И Ольф, чертыхнувшись про себя, должен был подробно рассказывать о тех многочисленных делах, которыми пришлось заниматься ему в Новосибирске. Дмитрий слушал внимательно, задавал вопросы, и Ольф успокоился, решив, что с Асей все в порядке, - наверно, ненадолго уехала в командировку или к родным. Когда он закончил, Дмитрий задумчиво сказал: - Ну что ж, отлично... Ты неплохо поработал... Теперь что, в отпуск поедете? - Наверно... А все-таки - где Ася? - Уехала. - Куда? - В Каир. - Брось шутить, - упавшим голосом сказал Ольф. - Ну, какие тут шутки. - Надолго? - На три года. - Да как же она могла... - с яростью начал Ольф, но Дмитрий с непонятной рассудительностью прервал его: - Почему же не могла? Она человек взрослый, самостоятельный. - И что она там будет делать? - Преподавать. - А как же ты? - А никак. Она сама по себе, я сам по себе. - Ничего не понимаю... - А что тут понимать, - спокойно сказал Дмитрий. - Это она в Каир на три года уехала, а от меня... совсем ушла. Такие вот мандаринчики. Ольф молча смотрел на него, и Дмитрий с досадой сказал: - Да не гляди ты на меня как на утопленника... Иди, Светлана ведь ждет. - Подожди, дай очухаться. - Ну, чухайся, - Дмитрий улыбнулся. Ольф встал, прошелся по комнате. - Димыч... - Ну? - поднял голову Дмитрий. - Это что же... конец? - С ней - да. - Но почему? - Ты бы меня о чем-нибудь попроще спросил, - устало сказал Дмитрий. - А может быть, все еще наладится? - Нет... Знаешь что, иди-ка ты к себе, а? - попросил Дмитрий. - Не хочу я об этом говорить. Случилось - ну и-случилось, и нечего тут... Правда, иди, Ольф. - Пойду, что ты меня гонишь, ночевать не останусь. На работу едешь завтра? - Да. Помолчали, и Ольф направился к двери: - Ну ладно, пойду. - Дверь захлопни. - Хорошо. И не успел Ольф закрыть дверь, как услышал скрип дивана, - Дмитрий, видимо, снова лег. Ольф постоял на площадке, подумал немного - и пошел к Жанне. Она безмерно обрадовалась, увидев его. - Наконец-то хоть ты приехал. - А ты принца Савойского ждала? - буркнул Ольф. - Ох, Ольф, давай без шуточек... Идем. Ольф прошел в ее комнату и сразу спросил: - Ты знаешь, что Ася уехала? - Да. - А почему мне не написала? - Не злись, я сама недавно узнала. - Когда она уехала? - Недели три назад. - И он ничего не говорил тебе? - Нет. - Как же это случилось? - Она даже не попрощалась с ним. Приехала, когда он был на работе, взяла кое-какие вещи, оставила ему письмо - и все. Он сразу же поехал в Москву, но она уже улетела. Оказывается, документы на оформление она еще в феврале подала. Вот и все, что я знаю. - Да, дела. - Ольф покрутил головой. - Как в плохом детективе. И как он? - Плохо, Ольф. Совсем плохо. Жанна даже руками за голову схватилась, и Ольф с досадой посмотрел на нее: - Ну вот... Да что плохо, говори толком. - Понимаешь, он почти не разговаривает. Ни с кем. Запирается у себя в кабинете и иногда даже на телефонные звонки не отвечает. И взгляд у него бывает... Ох, Ольф, - простонала Жанна, - если бы ты видел, как он иногда смотрит. Мне плакать хочется... - Жанна и в самом деле заплакала. - Боюсь я за него. Алексей Станиславович говорит, что ему в больницу надо ложиться, а он не хочет. И как ему помочь, просто не знаю. Я каждый день захожу к нему, но и со мной он не разговаривает. Молчит и ждет, когда я уйду. - А Дубровин что предлагает? - Со мной он об этом не говорил. - Ладно, не реви, придумаем что-нибудь. - А я и не реву... Дай сигарету. Они закурили, помолчали, и Жанна спросила: - Ты-то как съездил? - Я-то нормально, - угрюмо сказал Ольф. - А ты все сделала? - Да. Статью отдала Алексею Станиславовичу, он сам отвез ее в Москву. Говорит, сразу в набор пойдет. - Доклад на Ученом совете был? - Да. - Дима делал? - Нет, я. Он наотрез отказался, даже не пришел на заседание. - Н-да... А ребята как? - Нет никого, все в отпуске. - А ты когда пойдешь? - До отпуска ли сейчас, - махнула рукой Жанна. - Знаешь, Ольф, по-моему, он хочет уехать куда-то. - Говорил, что ли? - Нет. Но купил рюкзак, туристические ботинки. Я случайно увидела. - Ася писала ему из Каира, не знаешь? - Не знаю. - Ну ладно, пойду. На следующий день они вместе поехали в институт, и при ярком свете солнечного дня Ольф заметил, что Дмитрий сильно изменился за этот месяц - похудел так, что выпирали скулы, под глазами густо залегли синие тени и взгляд действительно был такой, что Ольфу стало не по себе. Всю дорогу он промолчал, отвернувшись к окну. Ольф сразу направился к Дубровину, но Дмитрий остановил его: - Ты куда? - Скоро приду. - Подожди, поговорить надо. Что с отпуском решил? - спросил Дмитрий. - Еще ничего. - Тогда не торопись пока. - А что? - В общем, - заговорил Дмитрий, глядя куда-то в сторону, - тебе придется занять мое место. - Как прикажешь это понимать? - А так, что я уезжаю. - Куда? - Еще не знаю. - Ну и что? Ты же вернешься. - Нет. - Ты бредишь. - Нет, Ольф. Если я и вернусь, то не скоро. - А именно? - Может быть, через год или два. - Димка, выкинь это из головы. - Ольф старался говорить спокойно, как о деле само собой разумеющемся. - Некуда и незачем тебе ехать. То есть поезжай, пожалуйста, куда угодно, но совсем... нет, это невозможно. - Ольф, я не собираюсь с тобой спорить, - тихо сказал Дмитрий. - И я не прошу тебя, а просто сообщаю. Все равно тебе придется стать руководителем сектора. - А как на это Дубровин смотрит? - Я еще не говорил с ним. Ждал твоего приезда. - Дмитрий встал и, избегая взгляда Ольфа, сказал: - Я сейчас пойду к нему, а ты пока здесь побудь - может, понадобишься. - Пойдем вместе. - Нет, я один. И пожалуйста, пока не говори никому, что я уезжаю. Даже Жанне. Дмитрий ушел к Дубровину, а Ольф сел за стол и в бессильной ярости сжал кулаки. Только сейчас он понял, почему Жанна была так расстроена вчера. 62 Дмитрий пришел к Дубровину и, щурясь от яркого света, бившего в окно, сказал: - Алексей Станиславович, я решил просить Торопова освободить меня от обязанностей руководителя сектора. И хочу, чтобы вы поддержали меня. Дубровин как будто не удивился его словам, помолчал немного и спросил: - Так все скверно? - Да. Дубровин встал, прошел к двери и спустил защелку, замка. Мельком взглянув на Дмитрия, задернул штору на окне. - Садись поближе, будем думать. - Что тут думать... - сказал Дмитрий, но стул все-таки пододвинул. - Что собираешься делать? - Поеду куда-нибудь. - Куда? - Не знаю. Куда-нибудь, где потише, людей поменьше. Дубровин помолчал и негромко заговорил: - Дима, я был в этой больнице... Подожди, я ведь не настаиваю, а только рассказываю. Очень тихое и спокойное место на окраине Москвы. И никаких общих палат. Тебе дадут отдельную комнату в маленьком деревянном флигеле. Тебе ни с кем не нужно будет говорить, если не захочешь сам. Там превосходные врачи. И ты сможешь там работать. - В общем, филиал рая на земле, - усмехнулся Дмитрий. - Нет. Но это то, что тебе нужно сейчас. - Мне лучше знать, что сейчас нужно. - Дима, друг мой, я прошу тебя сделать это. - Нет, Алексей Станиславович... - Тебе опасно ехать в таком состоянии. Немного побудешь там и, если не захочешь остаться, поедешь. - Нет, - покачал головой Дмитрий. - Я сейчас поеду. - Ну хорошо, давай сейчас не будем решать этот вопрос. - А когда? - Завтра. - А что изменится до завтра? - Я сегодня же увижу Грибова и поговорю с ним. - О чем вы будете с ним говорить? Все равно я уеду. - Но день-то ты можешь подождать? - День могу. - А теперь вот что. О том, чтобы совсем освободить тебя от руководства сектором, не может быть и речи. - Придется. - Нет. Если уж все-таки решишь уехать - поезжай, но когда вернешься... - Вы не поняли меня, Алексей Станиславович, - перебил его Дмитрий. - Я ведь не говорил, что собираюсь возвращаться. По крайней мере, скоро. Дубровин с тревогой посмотрел на него: - Вот как... А что же ты намерен делать? - Еще не знаю. Но даже если я и вернусь - а вряд ли это произойдет раньше чем через год или два... я не собираюсь снова становиться руководителем. - Почему? - Не хочу. И не смогу. - Это тебе сейчас так кажется. - Нет, Алексей Станиславович, - твердо сказал Дмитрий. - Сейчас я не могу вам этого объяснить. Разве что самыми общими словами... - Слушаю. - Чтобы руководить другими, надо самому быть уверенным в том, что идешь по верному пути и что есть какие-то хотя бы минимальные шансы на успех. А то, чем я занимался в последнее время... и над чем собираюсь работать дальше... - Дмитрий встретил настороженный взгляд Дубровина и торопливо закончил: - В общем, тут ни уверенности, ни шансов. На ближайшие годы, по крайней мере. - Что же это за работа? - Сейчас я не могу вам объяснить. Поверьте на слово, что так оно и есть, и это вовсе не следствие моего болезненного состояния. Скорее наоборот. Возможно, я просто замахнулся на проблему, которая не по силам ни мне, ни другим. И все-таки я не собираюсь отступаться от нее. Разумеется, до тех пор, пока не буду убежден, что использовал все возможности. Но на это понадобится много времени. Наверняка не один год. - Ты не можешь поподробнее? - Хорошо, попытаюсь, - не сразу сказал Дмитрий. - Если кто и сможет меня сейчас понять, то только вы... В один из дней - это было еще до нашего эксперимента - мне пришло в голову, что теория элементарных частиц зашла в тупик, из которого выхода нет и не может быть, пока мы идем по этому пути, который представляется мне безнадежно порочным. Мы ищем просто не там, где нужно. Я уверен, что когда-то - и наверняка довольно давно - поиски пошли в принципиально неверном направлении. И что продолжать их просто бессмысленно - это ни к чему не приведет. И мы напрасно возлагаем надежды на новые сверхмощные ускорители. В лучшем случае мы обнаружим еще несколько десятков новых частиц - а что толку? Еще больше запутаемся - и все. Наверняка должно быть какое-то другое, совершенно иное решение... Вот я и пытаюсь его найти. Вы-то, надеюсь, понимаете меня? - Да, - мягко сказал Дубровин. - Не тебе одному приходила в голову эта идея. - Я знаю, - нетерпеливо сказал Дмитрий. - Вы имеете в виду Гейзенберга и Фейнмана. - Да. И еще кое-кого. - Их идеи мне кажутся также бесперспективными. Это всего лишь полумеры, которые наверняка ни к чему не приведут. Гейзенберг и Фейнман пытаются сделать шаг в сторону - и только. А я хочу вернуться назад, к самым истокам, и попытаться нащупать другой путь. Возможно, это безнадежная затея, на которую может решиться только сумасшедший. Пусть так, но от этой идеи я не откажусь - пока, по крайней мере. Ни о чем другом я думать все равно не способен. Не знаю, надолго ли меня хватит, но уж несколько лет это наверняка займет. Вот почему я не смогу дальше руководить сектором. Тянуть в эту пучину других - увольте. Да никто и не согласится идти за мной - и правильно сделают. Пусть ребята займутся тем, что им по силам. Я думаю, Ольф великолепно справится с ними. - Ольф? - Да. Вас это не устраивает? - Ты забываешь о том, что эти ребята - твои ученики. Что группа создана тобой по существу из ничего. Ты для них - самый большой и, в практическом смысле, единственный авторитет. И всю дальнейшую работу они прочно связывают только с тобой. - Вы преувеличиваете. - Нет, я ведь знаю их отношение к тебе... На том празднестве, - Дубровин улыбнулся, - это очень хорошо было видно. И Ольфу, несмотря на все его превосходные качества, будет нелегко с ними. - Ну, а что делать? Вы же сами понимаете, что я не могу втягивать их в свои сумасшедшие идеи. А быть формальным руководителем - абсурдно. Дубровин помолчал. - Вот что, Дима... Нет необходимости решать этот вопрос сейчас. - Есть такая необходимость, Алексей Станиславович. Во-первых, я должен чувствовать себя совершенно свободным, ничем не связанным. Во-вторых, они должны сразу узнать, что я не буду работать с ними, и соответствующим образом настроиться и взяться за новую задачу. Зачем им терять время? Тем более что выбирать им есть из чего - пусть сразу и берутся за работу. Сейчас, после этой удачи, им кажется, что они могут горы своротить. И на здоровье, пусть ворочают. - Хорошо, я подумаю об этом, - сказал Дубровин таким тоном, что Дмитрий понял - сказано для того, чтобы прекратить спор. - А теперь и тебе придется подумать и, по возможности, увязать свои планы с тем, что я сейчас сообщу. Во-первых, на Ученом совете принято решение - пока еще не официальное, но это уже детали - по результатам вашей работы присвоить Алексеевой кандидата, а тебя рекомендовать к докторской. - И все? - Мало тебе? - улыбнулся Дубровин. - Я не о том. Доктора - только мне? - Да. Но и это еще не все. На сентябрь намечен твой доклад на сессии Академии наук. - Ольф сделает. - Ну, там видно будет. Лучше, конечно, если бы ты сделал... Ты хочешь что-то сказать? - Да. Если давать доктора, то не только мне. - Кому же еще? - Мелентьеву. Дубровин нахмурился: - Милый мой, а тебе не кажется, что ты... недооцениваешь способности членов Ученого совета? И мои в том числе? - Нет. Но мне лучше, чем кому-либо, известно, кто что делал в этой работе. - Но идея была твоя. И главные решения в этой работе принимал ты. За это тебя и представляют к докторской степени. - Но и Мелентьев сделал много. Очень много, - подчеркнул Дмитрий. - Кроме того, у него и других работ немало - и более значительных, чем прежние мои работы. Я настаиваю на том, чтобы вы рассмотрели его кандидатуру. - Хорошо, - отрывисто сказал Дубровин. - Я сделаю такое предложение в Ученом совете, но и только. Поддерживать его кандидатуру я не буду. А тебе придется составить докладную и отметить то, что он сделал. - Это несложно, сегодня же сделаю. - Ты так торопишься уехать? - Дубровин помолчал и невесело сказал: - Ладно, иди. - Завтра когда к вам прийти? - Я сам позвоню. Ольф встретил его мрачным вопрошающим взглядом. - Не рычи, Тихоныч, - мирно сказал Дмитрий. - Подожди до завтра. - Ну-ну. - Я домой поеду, голова что-то разболелась. - Поезжай, что ты мне докладываешься, - отвернулся Ольф. На следующий день, не дождавшись звонка Дубровина, Дмитрий сам пошел к нему. Дубровин, взглянув на часы, сумрачно проговорил: - Явился - не запылился... Рано, я же сказал - сам позвоню. - Говорили с Грибовым? - Говорил. - Ну и что? - Не нравится ему твоя затея. - Можно было предполагать... И что вы все-таки решили? Дубровин, как-то жалко глядя на него, тихо попросил: - Дима, послушай ты меня, старого лысого дурака, - не езди, а? Дмитрий отвел взгляд от его лица. - Что-то рано вы в старики записались. - С такими, как ты, постареешь, - вздохнул Дубровин. - И много у вас таких? - натянуто улыбнулся Дмитрий. - Да вот один нашелся на мою голову... Может, не поедешь? - Не могу, Алексей Станиславович. - Ну, поезжай, что делать, - печально сказал Дубровин. - А все-таки зря ты это затеял. - Может, и зря, - согласился Дмитрий, - но другого выхода не вижу. Вот заявление, отдайте Торопову сами, объясните ему... - Какое заявление? - Об увольнении, какое же еще? - Ну, знаешь ли... - рассердился Дубровин и брезгливо, одним пальцем, отодвинул заявление. - Как-нибудь без него обойдемся. - Как? - Это уже не твоя забота. Иди, я позвоню. Дубровин позвонил в четыре и, когда Дмитрий пришел, сразу заговорил: - В общем, так... Месяц у тебя законного отпуска, еще три - творческий отпуск. С сохранением зарплаты, разумеется. - Это еще зачем? - Послушай, - Дубровин гневно сдвинул брови, - ты хочешь уехать? Ну, так и поезжай, никто тебя не держит. А эти дурацкие "зачем" и "почему" оставь при себе. Тебе не милостыню подают, а то, что полагается. И не тебе первому, кстати. - Через четыре месяца я не вернусь. - И прекрасно, - отрезал Дубровин. - Продлим еще или дадим административный. - До бесконечности? - Не твое дело. Садись, пиши заявление. Дубровин сам продиктовал ему заявление и, когда Дмитрий расписался, почти выхватил его из рук и спрятал в стол. - Все. Можешь убираться. - Кто вместо меня будет? - Ольф. - Как? - Врио, разумеется. Иди, некогда мне. - До свиданья. Дмитрий направился к двери, но колючий вопрос Дубровина остановил его: - Когда ехать думаешь? - Дней через пять. - Попрощаться не забудешь? Дмитрий молча смотрел на него, и Дубровин отвернулся к окну, буркнул: - Ладно, иди. 63 Через два дня Дмитрий с утра уехал в Москву. "За билетом", - догадался Ольф и к вечеру прочно обосновался в квартире Дмитрия. "С этого параноика все станется... Соберет вещички - и смоется потихоньку. И Жанка еще психует... С ним ехать хочет, что ли?" Дмитрий приехал поздно и, кивнув на приветствие Ольфа, молча прошел на кухню, поставил чайник и почему-то долго не выходил оттуда. Ольф сам пошел к нему. Дмитрий стоял посреди кухни и оглядывал полки раскрытых шкафов. - Взял билет? - спросил Ольф. - Да. - Когда? - Послезавтра, в десять вечера. - И куда? - Пока до Иркутска. - Самолетом? - Нет, поездом. - И что ты собираешься там делать? - Посмотрю Байкал, а там видно будет. - Пришли гранки, - сказал Ольф. - Будешь читать? - Зачем? Сам вычитаешь. - Уже. Там твоя подпись требуется. - Ладно, пошли отсюда. Дмитрий расписался и выложил из папки несколько листков. - Вот тебе все мое хозяйство... на будущее. Немного, конечно, но больше пока и вряд ли нужно. Чем конкретно будете заниматься - решайте сами. Посоветуйтесь с Дубровиным. - А что ребятам сказать? - Наилучшие пожелания и больших творческих успехов. - Я серьезно, Димыч. - Я тоже. - Как им объяснить твое отсутствие? - Что значит "как"? Говори то, что есть. Что я уехал, и теперь ты будешь руководителем. Вообще - сразу поставь все точки над "и". Еще можешь сказать, Что мне было очень приятно работать с ними. - Стоит ли так? - Как так? - Ставить точки. - Почему же нет? Это же правда. Только так и нужно. Ольф промолчал, и Дмитрий, взглянув на него, твердо сказал: - Не вздумай отделываться туманными обещаниями вроде того, что я еще вернусь. Я не вернусь, и надо, чтобы они сразу узнали об этом и увидели в тебе руководителя. Не временного, а постоянного. Так будет лучше и для них, и для тебя. Ну а как вести себя с ними - тебе лучше знать. - Димка, неужели ты вот так и уедешь? - Именно вот так. Сяду в поезд и уеду. - А как же мы? - Кто это вы? - Я. Жанна. И ребята. Дмитрий вздохнул и тоскливо посмотрел на него: - Ольф, опять все сначала? Я же тебе объяснил, почему еду... - Объяснить-то объяснил... - Ну и чего ты еще хочешь от меня? У него задергалось веко, Дмитрий прижал его пальцем, и Ольф торопливо сказал: - Ладно, старик, все, успокойся. Поезжай, но помни, что тебя здесь ждут. И что без тебя плохо будет всем нам. Да и тебе без нас... - Ну, хватит, бога ради... - Дмитрий в раздражении вскочил и отошел к окну, повернулся к Ольфу спиной. Ольф обескураженно молчал, не зная, нужно ли сейчас разговаривать с ним. Дмитрий, глядя в заоконную темноту, заговорил сам: - За квартиру уплачено до конца года, если не вернусь к тому времени - заплатишь сам. Все письма, кроме Асиных, вскрывайте и, если нужно кому-нибудь ответить, - отвечайте. - А с Асиными письмами что делать? - Пусть лежат. Если от меня писем не будет - паники не разводить. - Ты что, не собираешься нам писать? - Я сказал "если". - Дмитрий повернулся и со злостью посмотрел на него. - Вряд ли у меня будет шибко писучее настроение. - Хотя бы открытки присылай, чтобы мы знали, где ты. Дмитрий промолчал, и Ольф, выждав немного, спросил: - Завтра соберемся? - Можно, - с видимой неохотой согласился Дмитрий. - Но только ты и Жанна, больше никого. - Хорошо. С утра Ольф поехал в институт и со злостью обнаружил, что явился один. Даже Жанны не было. Атаман без шайки, невесело усмехнулся Ольф, разглядывая косые солнечные столбы пыли, протянувшиеся из окон. Он потолкался час по институту и поехал домой, но и там никого не застал. Ольф посидел в квартире Дмитрия, послушал музыку, повалялся на диване, сходил за почтой, проверил и ящик Дмитрия - там было увесистое письмо от Аси. Ольф повертел его в руках, зачем-то понюхал и положил на столик. В два часа пришла Жанна. Ольф заулыбался, но Жанна на проявление его радости ответила довольно прохладно, молча принялась освобождать сумку. - Ты что такая невеселая? - спросил Ольф. - А тебе очень весело? - Мне-то? Жуть как радостно. - Оно и видно. - Где Димыч, не знаешь? - Наверно, в библиотеке. - Говорил, что пойдет туда? - Да. Увидев, что Жанна вытаскивает из сумки коньяк, Ольф предложил: - Давай тяпнем по рюмашке. - Успеешь. - Ну давай, а? - Пей один, если не терпится. - Одному неинтересно, - Ольф уныло посмотрел на нее. - Я не буду. - Ну символически, а, Жан? - Ох и зануда ты!.. - рассердилась Жанна. - Прилипнет как смола. - Ты не ругайся, душа моя. Лучше выпей - сразу тонус повысится, и мир засияет всеми цветами радуги. Крохотулечку, вот такую. - Ольф отмерил на мизинце "крохотулечку" и скорчил такую жалобную физиономию, что Жанна невольно улыбнулась: - Ладно, черт с тобой, наливай. - Вот это другой разговор, - сразу повеселел Ольф. Выпили "крохотулечку", и Жанна сказала: - А теперь исчезни, я убираться буду. - Да куда я пойду? - взмолился Ольф. - Не гони ты меня, ради Христа... Дай я лучше помогу тебе. - Не надо мне помощников... Не хочешь уходить - сиди на кухне и не высовывайся. - Слушаюсь... Жанна убралась и принялась готовить, ожесточенно гремя посудой, велела Ольфу начистить картошки. Жанна молчала, и Ольф, не подумав, сказал со вздохом: - Даже не верится, что придешь сюда, а Димки нет. Жанна швырнула нож и с яростью накинулась на него: - Слушай, ты... За язык тебя тянут, что ли? Минуту помолчать не можешь? И так тошно, а ты еще... На глазах у нее выступили слезы, она шмыгнула носом и выбежала из кухни, хлопнув дверью. Ольф тщательно вымыл картошку, вытер руки и пошел за ней. Жанна, комкая занавеску, стояла у окна. Ольф тронул ее за локоть: - Прости, пожалуйста. Жанна передернула плечами. - Ты что, хочешь с ним ехать? Жанна промолчала. Ольф осторожно сказал: - Это было бы просто здорово, если бы ты поехала с ним. - Поехала бы, да он не хочет, - сказала Жанна, не оборачиваясь. - Иди ставь картошку... А впрочем, не нужно, рано еще. Кто знает, когда он придет. Ольф послонялся по квартире, Жанна опять рассердилась на него за то, что он мешает ей, - и он ушел за Игорьком. И, промаявшись еще с полчаса дома, снова собрался к Дмитрию. - Мне приходить? - спросила Светлана. - Не стоит. - Ольф виновато посмотрел на нее. - Он предупредил, чтобы, кроме меня и Жанны, никого не было. Ты уж не сердись на него. - Ну что ты, милый, я понимаю. Иди. А Дмитрия все еще не было. Пришел он только в девять, с внушительной связкой книг и журналов. Ольф и Жанна, измученные ожиданием, набросились на него с упреками. - Господи, ну где ты ходишь? - говорила Жанна чуть не плача. - Хоть бы предупредил, когда вернешься. - Свинтус ты порядочный, Кайданов, - поддержал ее Ольф. - Форменный оглоед. - Не шумите, братцы, - мирно сказал Дмитрий. - Дела. - А если дела, так на нас совсем можно наплевать? - срывающимся от обиды голосом спросила Жанна, и Ольф подумал: "Однако, как ее Димкин отъезд скрутил..." Дмитрий молча взял руку Жанны и погладил ее ладонь, и Жанна сразу притихла, наклонила голову и, коснувшись лбом груди Дмитрия, улыбнулась. - Ну ладно, иди мой руки, садиться будем... Увидев письмо Аси, Дмитрий взял его, подержал на ладони, словно взвешивая, и, не распечатав, заложил в книгу. Невеселое это было прощание... Выпили с коротким шаблонным тостом "счастливо тебе ехать", молча принялись за еду. Жанна наклонила голову над тарелкой, старательно пряча глаза, два раза без всякой нужды - так казалось Ольфу - уходила на кухню. - Когда трогаешься отсюда? - спросил Ольф. - В пять тридцать четыре. - Утра? - удивился Ольф. - Да. - Тю, совсем сдурел... Зачем в такую рань? - Похожу по Москве. - Да куда там... - начал было Ольф и осекся, догадавшись, почему Дмитрий едет так рано: не хочет, чтобы знакомые видели. - Ладно, мы все равно проводим тебя. - Нет. - Ну, батя, это ты лишнее... - Ничего не лишнее, - решительно сказал Дмитрий. И снова надолго замолчали. И вдруг Дмитрий, окинув их сумрачным взглядом, спросил: - Слушайте, а куда вы пришли? - Как это куда? - опешил Ольф. - Меня провожать, что ли? - спросил Дмитрий. Он был так спокоен, что Ольфу показалось: затея с его отъездом - всего лишь шутка, и сейчас Дмитрий скажет об этом, и они вместе посмеются. Видимо, и Жанна решила так же - с такой надеждой взглянула она на Дмитрия. - Ну а куда же? - сказал Ольф, пристально глядя на него. - А вы, случаем, не ошиблись? - сказал Дмитрий, и глаза его сузились в злом прищуре. - Действительно меня провожать? Или на поминки? - Он повысил голос. - Что вы меня как на смерть провожаете? Глядеть тошно на ваши похоронные физиономии. Я же... Он взглянул на Жанну и сразу замолчал. Медленно встал из-за стола, подошел к ней сзади и положил руки на плечи. - Простите меня... Не надо плакать, Жанна. Жанна судорожно схватила его руку и прижала к своему лицу. - Дима, - давясь слезами, прошептала она, - скажи, что ты вернешься... - Я вернусь, - тихо сказал Дмитрии. - Конечно, вернусь. Куда же я без вас? Но прошу вас, будьте повеселее. Ведь ничего не случилось. Просто мне надо уехать. Надо, понимаете? Ольф, сходи за гитарой. Когда Ольф вернулся с гитарой, Жанна уже успокоилась, она сидела на диване рядом с Дмитрием и сбоку глядела на его низко склоненную голову. Прихода Ольфа она словно и не заметила. Дмитрий поднял голову, улыбнулся: - Наливай, выпьем еще, а потом выдай что-нибудь... И Ольф выдал. Он обрушил на их головы каскады бравурных аккордов, спел все самое веселое, что знал. Но веселья не получилось. Жанна ни разу не улыбнулась - да слышала ли она вообще что-нибудь? Дмитрий слышал, даже подпевал, потом надолго замолчал и, оборвав Ольфа на полуслове, поднялся: - Ну, хватит, ребятишки. Давайте-ка будем прощаться. - Как-кой шустрый молодой человек. - Ольф покачал головой. - Нет уж, дорогой, прощаться завтра будем. Не хочешь, чтобы в Москву с тобой ехали, - дело твое, но уж в электричку мы тебя посадим. Правда, Жаннета? Вот видишь, нас двое, а ты один. Мы - коллектив, а ты - кустарь-одиночка. Коллектив, как известно, - пятьдесят один процент акций наличного состава, а нас, как нетрудно посчитать, даже больше - шестьдесят шесть целых и шестьдесят семь сотых, грубо округляя. Пойдем, Жанна, пусть этот хмырь побудет в гордом одиночестве. Ольф пришел к нему без четверти пять. Жанна была уже там, стояла у окна, смотрела на тяжелые багровые облака, освещенные низким холодным солнцем. - Те же двое и Рудольф Тихоныч, - сказал Ольф, останавливаясь в дверях. - Приветствую бессонную компанию. Путешественник наготове, его багаж - такожде, скудный комплект провожающих в сборе... Граждане провожающие, проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих... Гражданка Алексеева, а не сообразите ли вы для нас закусь? Гражданка Алексеева безмолвствует... Тогда и гражданин Добрин умолкает... Но Ольф и не думал умолкать. Он говорил за троих, молол всякий вздор, походя спел несколько песенок, выдал три анекдота, припасенных "на пожарный случай", - и развеселил-таки их. Во всяком случае, когда пили прощальную, Ольф одобрительно сказал: - Состояние отъезжающих и провожающих удовлетворительное, можно приступать к минуте молчания. А ну, сели, по обычаю древнерусскому! Присели, помолчали - и Ольф скомандовал: - Подъем. Дмитрий закрыл дверь, подбросил на ладони ключи и отдал их Жанне. Молча пошли мимо тихих спящих домов, несколько минут постояли на чистой серой платформе, и, когда быстро выкатилась из-за поворота электричка, Ольф протянул Дмитрию руку, бодро сказал: - Экипаж подан - в путь, человек Кайданов... Ни пуха тебе, ни пера: - К черту, - пр