РЬЯ СЕРГЕЕВНА (ласково). Ириночка Павловна, деточка! Последние дни вы что-то встревожены. Что с вами? ИРИНА. Трудно объяснить -- личное. Не обращайте внимания. Вы мне хотели дать поручение? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Никаких поручений! Просто собралась поговорить. ИРИНА. По поводу практики? Вам ведь мне характеристику писать. Как вы меня оцените? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Я была на вашем уроке. У вас чувствуется любовь к предмету, кругозор, эмоциональность! Что касается дисциплины -- при мне ребята сидят, а без меня шум. Но... то -- другой разговор. ИРИНА. А этот -- о чем? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. У вас недавно мать умерла, я знаю. Могу я поговорить откровенно, как мать с дочерью? Я вот думала не о работе вашей, а о счастье... ИРИНА. Моем? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (подходит к Ирине, обнимает, усаживает рядом на диван). Учителя и родители обратили мое внимание, я сама не знала! Дети на уроках шушукаются. Восьмой "Б" просто с рельсов сошел! ИРИНА. Из-за чего? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Не понимаешь? Тогда спрошу прямо. Что у тебя с Олегом Андреичем? ИРИНА. Вот вы о чем? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Да, об этом. ИРИНА (с печальной улыбкой). Дети решили? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Дети. ИРИНА. Им виднее. А я не знаю! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Так! Не знаю -- и точка! Правильно, девочка! Я тоже самолюбивая и все понимаю. Все-таки двух дочерей замуж выдала, а растила без мужа. (Пауза. Доносится шум перемены.) Не для осуждения хочу с тобой с глазу на глаз пошептаться, а подсказать. Я так думаю: не все советы на свете только вредные. ИРИНА. Вы -- о сплетне? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Шут с ней, со сплетней. Поговорят, да перестанут. Особенно, если дело серьезное. Сама-то как думаешь? Серьезное? ИРИНА (глухо). Не знаю... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вот видишь! Сейчас столько легкомыслия вокруг, что не грех молодой женщине и поостеречься. Вы знакомы -- и месяца нету. А я с Аликом учебный год вместе. И по-хорошему, и конфликты бывают. Он значительный человек, ничего не возразишь. Таким можно увлечься. Но ведь он одержим своей наукой. Для таких все вокруг -- выжженная земля. Сегодня для него не существует, он рвется вперед. Ты -- девушка, тонко чувствуешь, а он сухарь. Если один из двоих должен себя приносить в жертву, разве это любовь? Или решила, как мотылек, сгореть на огне? Нет, он тебе не пара!.. Молчишь? Значит, я права! ИРИНА (холодно). Спасибо. Я подумаю. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (начиная сердиться). Зря обижаешься. Ты еще слишком молода, даже не самостоятельна -- еще учишься! ИРИНА. Я уже давно самостоятельна. Мне скоро двадцать лет! Пойдет третий десяток! И если бы был человек, который... которого я... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Профессии еще нет, институт не окончен! А он-то, он! По-моему, стал таким же легкомысленным мальчишкой, как его ученики! ИРИНА. Не волнуйтесь, Марья Сергеевна! Все не так остро, как вам показалось. Мы с ним просто друзья... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Так я и думала... Как говорится, каков вопрос -- таков ответ... ИРИНА (вдруг). Можно вас спросить? Правда, что вы ребят стрижете? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Я?! ИРИНА. Мне ребята рассказывали, что у вас... у нас в школе волосы мальчишкам стричь обязательно до челочки. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (смеясь). Раз в неделю я захожу в класс и говорю: "А ну, мальчишки, кто не подстрижен, с портфелем ко мне в кабинет". Портфель оставляют и дуют в парикмахерскую. У кого нет денег -- даю свои. Пострижешься -- бери сумку и шагай на здоровье домой. При чем тут стрижка? ИРИНА (испуганно). Ведь это же вмешательство в личное! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вон что! (Сердясь.) Да в их же интересах! И в школе, согласитесь, должен быть порядок... Эдак можно... ИРИНА (встает с дивана). Извините, но если можно это, то можно и другое. Можно указывать, кто кому не должен нравиться. Выходит, Наташе Ростовой можно, а учительница такого права лишена? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (выведена из равновесия, но еще держится в рамках задуманного разговора). Ты меня не поняла, деточка. Вон как обрушилась, не даешь сказать. Старшеклассники у меня такие же ежистые!.. Я ведь не ханжа. Ты вот в брюках в школу ходишь -- я молчу. Нет, горе и радость мне не безразличны. И любовь тоже. ИРИНА. Любовь -- разве это не личное? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Нет! Любовь -- дело общее. Потому что семья -- частица общества. ИРИНА. Но разве общество может помочь любить? По-моему, может только помешать! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Смотря как! Помогать с пользой -- разве плохо? ИРИНА. С пользой -- для кого? (Повторяет с усилием.) Для кого? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Ну вот, и глаза на мокром месте. Дочки мои такие: чуть что -- в слезы. А я за жизнь свою несладкую научилась не плакать. Слезы из меня не выдавишь. Поверь, девочка, я людей знаю. Ты хороша собой, у тебя впереди жизнь целая! И поклонников будет тыща! Не бери его близко к сердцу! ИРИНА. Марья Сергеевна, а... Олега вы позвали... на ту же тему? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (срываясь). И об этом знаешь? Успел уже тебя предупредить? ИРИНА. Сама его спросила... Я могу быть свободна? Простите, я, кажется, резко говорила... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (успокаиваясь). Да что уж! Понимаю. Разговор-то неприятный. Но подумать есть о чем! ИРИНА. Спасибо за науку, Марья Сергеевна. На практике, как ни странно, не столько я учу, сколько меня. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Почему же странно? У нас полнокровный здоровый коллектив. Не я даю советы -- он. Так что его и благодари. Идите, деточка! ИРИНА устало выходит из кабинета в вестибюль. ОЛЕГ АНДРЕИЧ вернулся и ее поджидает. ИРИНА шарахается от него в сторону. Он пытается остановить ее. ИРИНА убегает. ОЛЕГ АНДРЕИЧ стремительно направляется в кабинет. Он возбужден. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА тоже не столь спокойна, как в разговоре с ИРИНОЙ. ОЛЕГ АНДРЕИЧ (опершись кулаками о стол, с вызовом). Что здесь произошло, Марья Сергеевна? Ирина вышла -- комок нервов. Я хотел сказать -- Ирина Павловна. В чем дело? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Успокойтесь, Олег Андреич. И спрячьте ваши кулаки -- они меня не вдохновляют... Женщины посекретничали -- неужели это вам интересно? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Я закурю, разрешите? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. И дайте мне сигаретку!.. Говорят, вдвоем покурить -- разговор заменяет... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ненужный разговор -- заменяет... А у вас какой? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Что с вашим классом, Олег Андреич? Будто подменили... Весна? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Не замечаю. Работают! Если кто-то может больше, я требую еще больше, так что меру между хорошо и плохо установить трудно. Отметки я бы вообще не ставил -- я и без них знаю, кто есть кто. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. А двойка Хоботкову? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Так это -- за тупость! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (саркастически). За это, конечно, можно. А чем бы вы заменили оценки остальным -- пряниками? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Оставил бы одну чистую радость познания. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. А если у детей не будет радости познания? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Учителя надо гнать в три шеи! Дети ни при чем! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Ладно, тогда конкретный пример. Вот на литературе у них нет радости. Значит?.. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Знаете -- сдвиг есть. Что-то в них зашевелилось. Честное слово! Сам сидел у Ирины на уроках... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вы? А говорили, литературу не любите... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Говорил! А теперь засомневался. Я ведь на французский с десятым классом "А" весь год ходил. Мне второй язык во как нужен! (Проводит пальцем поперек горла.) МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Директор узнает последним. Почему это Тамара Генриховна мне не рассказала? (Решившись.) Олег Андреич, я хочу вас спросить не о французском. Вы мужчина, с вами я могу говорить прямее, чем с Ириной Павловной. Она -- девушка юная, студентка, и ваши отношения на глазах школы... Вы считаете, в порядке вещей? ОЛЕГ АНДРЕИЧ (с улыбкой). А вы что -- против? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Видите ли... Так не скажу. Это, как мы, математики, говорим, некорректно. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Согласен! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Но на ребятах отражается. Не рано ли им вникать в подробности отношений взрослых? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Разве дома и на улице они изолированы от этих отношений? Скрывать? До какого возраста? Они все равно видят больше, чем мы. Так, может, наоборот? Показывать, что хорошо и что плохо? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Показывать?! Вы уверены, что ваш пример положителен? За знания роно с нас строго спросит. А любить... любить жизнь научит получше нас. Правда ли, что на уроке анатомии у вас был спор с ребятами: сколько процентов физиологии в любви? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Правда. Мне кажется, пятнадцатилетние, которые скоро получат паспорта, о некоторых вещах обязаны говорить с врачом... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вы -- прежде всего педагог! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Пусть так! Не для того я пришел в школу, чтобы объяснять старшеклассникам, что детей приносят аисты и подкладывают в капусту! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Согласна! Но отношения ваши в школе... Это... тоже наука? ОЛЕГ АНДРЕИЧ (нахмурившись). Неужели вы серьезно просили Ирину и меня прийти из-за этого? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Сперва думала с классом переговорить. Объяснить, успокоить. Но что -- объяснить? Да и нетактично, минуя вас... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (с остервенением гасит сигарету, отчеканивает слова). Марья Сергеевна! Я с уважением отношусь к вашему опыту, умению справиться с семьюстами ребятами и сорока учителями, включая меня самого. Я в школе почти что год, многому уже не удивляюсь. Но кое-что... Вы позволите?.. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Разумеется! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. В школе кое-что удивляет. Например, учителя, преподающие по-старинке. Истины, подающиеся в разжеванном виде, бесспорно. Так учили меня десять лет назад, но в спецшколе в наше напряженное время так нельзя. Ребята не умеют использовать знания на смежных предметах, не умеют читать ни по-французски, ни по-английски. Проходят сказочки для пятилетних в адаптированном переводе. Назовите мне школу, в которой учат латынь? В медицине без нее пропадешь! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Разговор-то -- о личном, о вас, а вы вон куда! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Если бы ваша позиция отражалась только на мне и Ирине, я бы стерпел. Но косность отражается на детях! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. У меня косность? То, о чем вы говорили, -- трудно осуществить. Перегрузка! Разве я ее ввела? А что вы предлагаете? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Думать! Творить! В журналах, по телевизору, по радио ребята узнают больше, чем на уроках. А на уроках скука! Вот и... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (перебивая). Это трудные проблемы. Можете не сомневаться: я за новое, за молодежь, учителям старой закваски справиться с новым поколением все тяжелей. Вы недовольны вмешательством в личное. Допустим... А девочки восьмого "Б" сегодня в брюках в школу идут -- видели? А завтра что же, в трико? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Занимайтесь, Марья Сергеевна, главным делом! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. У директора, милый Алик, нет главных и второстепенных дел: все важно. Только на все времени не хватает. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Почему же тогда хватает на сплетни? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (кричит). Я запрещаю... (Продолжает, сдержавшись.) Я прошу вас не говорить со мной в таком тоне... Вдруг оказалось, что нам трудно понять друг друга. Теперь вам ясно, почему я против того, чтобы в школе работали "не педагоги"? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Вы сами однажды сказали: воспитатель -- не профессия -- призвание. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Поймали меня на слове? Чего это меня сегодня все учат? Считайте это косностью, но вот что я вам скажу. Пока я директор, моя обязанность предупредить: если ваши с Ириной Павловной "дела" будут влиять на детей, я буду вынуждена вынести вопрос на педсовет. Что же мне остается? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Вам остается -- поумнеть! МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Чт-о-о?! (ОЛЕГ АНДРЕИЧ резко поворачивается и выходит из кабинета.) Ну, знаете ли... (Вдруг обиженно.) Хочешь сделать как лучше, тактичнее, хочешь помочь,-- и ты же виновата! Моя бы воля, неженатых учителей в школу не брала! Теперь высвечивается вестибюль. У окна тихо плачет ИРИНА. ОЛЕГ АНДРЕИЧ подходит к ней. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Эй! Разве вам не говорили в институте, что учителя плакать не должны! ИРИНА. Сейчас перестану. (Вытирает глаза.) Я не понимаю что происходит. В чем я виновата? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ты? Ни в чем! ИРИНА. Сперва класс был против, а теперь и учителя, и родители, и даже Марья Сергеевна! Школа сошла с ума, а причина -- я! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Не ты, а я! Это ведь я... Я хочу сказать, ты мне... ИРИНА (вдруг найдясь). Нет, нет! Прошу тебя! Это тебе просто показалось. Я должна тебе признаться, что ничего нет. Просто я поиграла... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Как поиграла? ИРИНА. Ну, как кошка с мышкой. Имеет право девушка пококетничать? Или в спецшколе это запрещено? Тогда прости, я больше не буду... Человек, который всем мешает, должен... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Глупости! ИРИНА. Нет, не глупости, уважаемый Олег Андреич, это жизнь! Незаметно появляется СТЕПАН, прячется. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Что ты надумала? ИРИНА. Простая логика: осталось заполнить классный журнал, и я ухожу. Попрошусь на практику в более среднюю школу. То есть в более нормальную... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Уходишь?! А я? ИРИНА (улыбаясь). И тебе будет лучше. А знаешь, я научилась решительности у тебя! ИРИНА выходит в учительскую. ОЛЕГ АНДРЕИЧ растерян. Шел, было, за ней, но резко поворачивается, исчезает. СТЕПАН вылезает из укрытия. Появляются ЛЮСЯ и КОСТЯ. За ними вываливается ватага одноклассников. СТЕПАН. Поняли? ЛЮСЯ. Чего? СТЕПАН. Здорово я отцу хвост накрутил. Немного фантазии -- и порядок! Победа! Полная и безоговорочная! Ирочка уходит из школы -- это раз! КОСТЯ. Не уходит, а удирает. Позорно провалилась. ЛЮСЯ. И старик свободен. Он остался один -- это два! КОСТЯ. Не один, а с нами -- принципиальная разница. СТЕПАН. Придет Клавдия Игнатьевна -- на литературе устроим мертвый час! ВСЕ. Ура! Бесшумно пляшут победный танец дикарей. СТЕПАН. Вот так-то. А вы боялись! ЛЮСЯ (оглядывается). Тс-с-с... Между прочим, она девчонкам разрешила в школу в брюках ходить. Ей за это наверняка от директрисы влетело! (Вдруг тихо.) Я подумала, что если она его все-таки?.. Тогда ее жаль... КОСТЯ. Почему жаль? ЛЮСЯ. Потому что ты -- дурак! Хохочут. СТЕПАН. Тс-с! Атас! Сматываем удочки! Все убегают. Медленно входит ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Снова подходит к дверям учительской, колеблется, войти ли. В вестибюль энергично врывается ПЕТРЯНОВ. Заметив ОЛЕГА, замирает, крадется вдоль стены. Вынув из кармана пистолет, подкрадывается к учителю сзади. ПЕТРЯНОВ. Ни с места! Поднимите руки вверх. Не оглядываться! Предупреждаю: одно лишнее движение -- и я стреляю! ОЛЕГ АНДРЕИЧ подчиняется. Откуда-то возникает звук -- биение сердца. Ритм убыстряется, будто человек бежит. Звук становится все громче, нарастает и вдруг резко обрывается. Занавес.  * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *  Картина четвертая В школьном вестибюле с поднятыми вверх руками стоит ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Позади него продолжает стоять ПЕТРЯНОВ, нацелив ему в спину пистолет. ПЕТРЯНОВ. Подойдите к стене и не оглядывайтесь! Повторяю: иначе буду стрелять! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Стреляй, мне теперь все равно! ПЕТРЯНОВ. Захотел скрыться, замел следы! Но от меня не уйдешь! У меня нюх, как у немецкой овчарки... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (договаривая) ...с профессорским дипломом. Я тебя сразу узнал, Петрянов. От тебя действительно не скроешься! ПЕТРЯНОВ. То-то же! Так и быть, можешь повернуться. Еле нашел вход в эту кретинскую школу. Дверей много, а какая открыта, не поймешь... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Открыто всегда со двора. ПЕТРЯНОВ. А парадное? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Парадное для почетных гостей. За год парадный вход два раза открывался: для африканского принца и для делегации из Польши. ПЕТРЯНОВ. Ясно... (Возмущенно.) Ты что -- днем и ночью в этой школе? Сколько ни звонил -- дома тебя нет. Когда будет, родная мать не знает. Почему я вынужден гоняться за собственным аспирантом по всей Москве? Почему вместо того, чтобы ехать на банкет с французскими врачами, я ищу какую-то спецшколу с уклоном неизвестно в какую сторону... Не перебивай меня, а то буду выражаться более энергично! ОЛЕГ АНДРЕИЧ (посмотрев в сторону учительской). Более энергично -- не надо, прошу тебя! ПЕТРЯНОВ (вздохнув). Ладно, благодари бога, что мне некогда. Приступим к делу. Ты все еще на меня дуешься? ОЛЕГ АНДРЕИЧ (принужденно смеясь). Нисколько! А что? ПЕТРЯНОВ. Нисколько! Я же вижу. Так вот, я приехал извиниться, Алик. Простишь? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Разумеется, прощу. Но разве это что-то меняет? ПЕТРЯНОВ. Очень многое -- и кардинально! В тогдашнем нашем споре я оказался слишком осторожным, а твой метод подтвердился. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Постой, Петрянов! Неужели?.. Я победил! И можно... (Сникнув.) Я подумал, что ты заехал просто по-приятельски... Оказывается, я тебе понадобился. ПЕТРЯНОВ. Наконец-то до него дошло! Остальное -- лирика. Защита твоей диссертации уже назначена. Забираю тебя обратно в клинику и даю на доделки ровно месяц. Еще чуть-чуть -- и можно твой метод внедрять в клиники! Я приглашен на конгресс в Лондон -- там сделаю сообщение о твоей работе. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Вот что!.. За меня меня женили? ПЕТРЯНОВ. Твоя женитьба меня не касается... А это -- наука! Что -- силенок не хватит? ОЛЕГ АНДРЕИЧ (уязвленно). У меня?! ПЕТРЯНОВ. В таком случае -- поехали! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. А школа? ПЕТРЯНОВ. Чепуха! Не намерен даже вникать в эту детскую проблему. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Извини, но я учитель... За это получаю зарплату. ПЕТРЯНОВ (с иронией). Нашел себя?.. Тебя, конечно, здесь ценят, уважают, любят? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Я в школе белая ворона, экзотика. Им со мной интересно. Ввожу их не в учебник, а в живую науку, понимаешь? (Вдруг спустившись на землю.) Так мне, по крайней мере, казалось. ПЕТРЯНОВ. Протрезвел? ОЛЕГ АНДРЕИЧ (сухо). Поубавилось розового тумана... ПЕТРЯНОВ. То-то же! А меня даже испугало твое равнодушие. Чего это он, думаю, эгоистично твердит о себе и даже не спросит о новых данных, которые непосредственно касаются его работы? Поспешил записаться в неудачники... Ты ученый! Между прочим, у нас новое электронное оборудование. Увидишь -- пальчики оближешь! Остальное -- глупости, поверь! Тебе не до школы -- надо закончить диссертацию, и я гарантирую... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (нетвердо). Понимаешь, скоро экзамены... Давай, после них, а? ПЕТРЯНОВ. Ждать месяц?!. (После паузы, неожиданно.) Да, кстати! Что с твоим собственным сердцем? Забыл, как напугал меня? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Сейчас вроде все нормально. По-моему, я абсолютно здоров. ПЕТРЯНОВ. Коллега! Это школа научила тебя измерять состояние такими обывательскими формулами: "вроде", "по-моему", "абсолютно"? Да студенты-медики на первом курсе знают, что абсолютно здоровых людей вообще не бывает. Если надо -- всегда можно что-нибудь найти и лечить. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Надо -- кому? ПЕТРЯНОВ (со значением). Тому -- кому надо! (Возбуждается.) Я кардиолог, черт возьми, и твой лечащий врач. Ты обещал явиться на проверку через полгода? Ждешь, пока шкрабы доведут тебя до инфаркта? (Раскрывает футляр, которым изображал пистолет.) ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Что я вижу? ПЕТРЯНОВ. Фонендоскоп, невежа!.. Раздевайся! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Здесь?.. Неудобно! ПЕТРЯНОВ. Предрассудки! Немедленно! И учти, студентом я был чемпионом Москвы по классической борьбе. В полутяжелом весе. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ты хорошо сохранился! ПЕТРЯНОВ (откланивается, энергично кладет руки на шею Олегу). Сейчас проверим... (Из учительской выходит ИРИНА. ПЕТРЯНОВ ее не замечает.) Раздевайся!.. ОЛЕГ АНДРЕИЧ (снимая пиджак). Послушай, здесь... ПЕТРЯНОВ (оглядывается, удивлен). Пардон! Бонжур, мадемуазель!.. ИРИНА. Здравствуйте! Я думала -- это кричат дети... ПЕТРЯНОВ. Почти... Ради бога, извините. Не могу ли я попросить вас ненадолго исчезнуть туда, откуда вы появились? Молодой человек вас стесняется. Ему необходимо обнажить свой могучий торс. (Указывает Ирине на дверь.) ИРИНА. Вот как! Извините, что помешала. (Снова уходит в учительскую.) ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Профессор, хотя ты и чемпион по борьбе, почему ты так груб? Учительницу выгнал. Она обиделась, только виду не подала. Я... я вызову тебя на дуэль! ПЕТРЯНОВ (смеясь). В самом деле, старина? (Хлопает его по плечу. Смеется.) Как ее зовут? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ирина... Павловна... ПЕТРЯНОВ. Намек понял. У тебя есть вкус! Я бы и сам... Но... Она тебе нравится? Молчишь? Значит, дело еще серьезней, да?.. Я не сомневался, что ты джентльмен. Но дело есть дело! Я жду!.. ОЛЕГ АНДРЕИЧ (снимая галстук, рубашку). Тогда быстрее действуй! ПЕТРЯНОВ (вставляет в уши фонендоскоп). Ах, Алик, Алик!.. (Прослушивает.) Так... Так... Да!.. А теперь... Дыши. Так... Еще... (Качает головой.) Все это мне не нравится... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Дай, я послушаю! ПЕТРЯНОВ. Ты что -- мне не доверяешь? Повернись спиной!.. Не дыши... Еще... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Сейчас войдет директор -- вот будет картина! ПЕТРЯНОВ. Директор школы? Ты что -- девушка? Дело есть дело! (Из учительской доносится тихая грустная музыка.) Итак, я забираю тебя в клинику. Без разговоров! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Шутка? ПЕТРЯНОВ. Я абсолютно серьезен. Поехали! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Зачем? ПЕТРЯНОВ. Обследуем, тогда решим. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Сразу?.. Веселенькая музыка!.. ПЕТРЯНОВ (прислушиваясь). Индивидуальное восприятие. (Складывает фонендоскоп. Подходит к учительской, открывает дверь. Музыка обрывается.) Ирина... э... Павловна! Разрешите откланяться? Будьте любезны передать директору, что я на некоторое время посажу этого приятного молодого человека в клинику под замок. Школа плохо заботится о его сердце. Учениками он будет руководить на расстоянии. Телепатически. Примите уверения в совершенном к вам почтении. Оревуар! (Подхватывает пиджак и рубашку Олега.) ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Петрянов! Отдай одежду! ПЕТРЯНОВ. Получишь ее в машине. (Стремительно уходит, по дороге роняет галстук.) ИРИНА встает в учительской из-за пианино, выходит в вестибюль. ИРИНА (поднимая, холодно). Твой галстук... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (берет ее за руки). Умоляю, сходи забери мою одежду! Вечно у этого Петрянова нелепые шутки! ИРИНА. Он тебя уговорил? Уходишь? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Да он террорист, насильник. Вот ведь приспичило: немедленно, сейчас, здесь! Из кабинета вышла МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Увидела полураздетого ОЛЕГА АНДРЕИЧА, держащего за руки ИРИНУ. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА пятится. ОЛЕГ АНДРЕИЧ поспешно надевает галстук на голое тело. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Видите ли... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Что ж у меня -- глаз нет? ИРИНА. Марья Сергеевна, я вам все расскажу. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Ах, еще и расскажете! ОЛЕГ АНДРЕИЧ убегает за ПЕТРЯНОВЫМ. Женщины смотрят ему вслед. ИРИНА. Вы были правы: он -- одержимый! Таким, как я, здесь делать нечего! (Убегает.) МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Погоди! Куда же ты?! (ИРИНА замедляет шаги.) Одного уводят, другая убегает... Куда? Зайди ко мне! Обе женщины входят в кабинет. ИРИНА. Я решила уйти, Марья Сергеевна. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Вот так -- бросив все? Тебе ведь для института характеристика нужна... Молчишь?.. Да ты не обижайся, деточка! Может, я тогда перехлестнула, сказала лишнее, отрицать не стану. Но согласись -- не для себя. Сейчас, видишь -- оказалась права!.. Куда он? ИРИНА. В клинику... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Как думаешь, надолго? (ИРИНА пожимает плечами.) Понятно! Поманили, пообещали диссертацию -- и класс бросил... А мы? А дети? Я вот думаю: что делать? Видишь ли, у Клавдии Игнатьевны маленький ребенок. Она просит еще месяц -- за свой счет. Как не дать? А тут еще Олег! Класс и так с ума сходит, теперь вообще остается без руля и без ветрил. Боюсь, как бы пуще того не распустились. Не согласишься выручить школу? Я имею в виду классное руководство... ИРИНА (недоверчиво). Я -- после всего, что было, -- классным руководителем? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Что же тут особенного? Ребят знаешь!.. ИРИНА. Знаю... (В ужасе.) Один на один с классом?! Нет! Ни за что!.. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. В нашем педагогическом ремесле и не то бывает! Твой, можно сказать, родной класс! И нам помощь, и тебе для окончания практики. ИРИНА (после паузы, колеблясь). Я в затруднении: что ответить? МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Понимаю -- смущает. Недолюбливали тебя. Но дети отходчивы. Успокоились. Иди в класс!.. ИРИНА. В классе так силен авторитет Олега Андреича, что... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. Думаю, без Олега тебе даже легче будет найти с ними контакт: конкуренции-то нет! Смелей! Тем более, что ненадолго! ИРИНА. Видите ли, я сказала Олегу Андреичу, что ухожу из школы... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (пристально смотрит на Ирину). Вот как? Понимаю и это! Гордость в нашем женском деле -- не на последнем месте. Ну, увлекся симпатичной девушкой. Поухаживал и прошло. Для него диссертация важнее и тебя, и детей. О себе уж не говорю... Все же я не поверю, что ты нас в трудную минуту бросишь. Грех на учениках вымещать свои невзгоды! В конце концов, личное -- личным, а работа -- работой, так ведь? (ИРИНА кивает.) Мы-то с тобой без него обойдемся, а вот школа?.. Экзамены без него -- как же?.. (С едва заметной хитрецой.) Я бы тебя еще попросила съездить с утра к Олегу Андреичу... ИРИНА. Меня?!. МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА. А что такого? Ты его замещаешь. Ты -- классный руководитель. Должна ты знать, когда учитель вернется? ИРИНА. Но я... МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА (гладит ИРИНУ по голове, как маленькую). Мы же договорились: школьные дела выше личных, так? Поговори с ним, выясни планы. Чисто официально, конечно! Не от себя -- от моего имени! Договорились? Вот и чудненько! Держи нос сарделькой! Похлопав ИРИНУ по плечу, МАРЬЯ СЕРГЕЕВНА уходит. Оставшись одна, ИРИНА готова одуматься, взять свое согласие назад. ИРИНА (идет, останавливается, говорит, ни к кому не обращаясь). Господи, ну почему ты не сделал меня сильным мужчиной, решительным, уверенным в себе? Или ладно, пусть женщиной, но на полметра выше и с грозным басом? Почему? Затемнение Картина пятая Палата в клинике, которой командует Петрянов. Утро. Стены, увешанные диаграммами, залиты солнцем. Большое окно со шторами, кровать, ширма. На тумбочке транзистор -- звучит нечто джазовое. ОЛЕГ АНДРЕИЧ в пижаме самозабвенно работает на пишущей машинке. Осторожно входят ДВОЕ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ -- санитары. Один из них высокий, второй маленький, оба крепыши. Несут чай, бутерброды, ставят перед ОЛЕГОМ. Большой проводит носовым платком по плинтусу, качает головой. Второй вносит пылесос, включает, тщательно вылизывает пыль. Уходят. ОЛЕГ АНДРЕИЧ (потягиваясь, идет вслед за ними). Эй, ребята! Скажите Петрянову, что я не верблюд! Сам же говорит, что я болен! А развлечения для больного! (Машет рукой, возвращается.) Пауза. В дверь неуверенно входит ИРИНА. Она взволнована. Чувствуется, ей стоило большого напряжения прийти. ИРИНА. Олег Андреич, вот вы где?! Еле уговорила, чтобы меня к вам пропустили. У входа церберы... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Здравствуйте, Ирина Павловна! Вы меня не забыли? ИРИНА (удивленно). Простите, что помешала... Как здоровье? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Спасибо... Обследуют вот. Но времени даром я не теряю. Работать в таких условиях -- чистое наслаждение! ИРИНА. Я, собственно, по поручению... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ах вот что! Ну, конечно, не от себя, а от общественности. ИРИНА. Марья Сергеевна послала, Олег Андреич. Дело в том, что она попросила меня поработать в вашем классе до конца года, если... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (включает музыку). Что -- если? ИРИНА. Если вы не вернетесь... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. А вы, Ирина Павловна, хотите, чтобы я вернулся?.. ИРИНА. Марья Сергеевна очень хочет! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. А вы? ИРИНА (подумав). И я тоже! (ОЛЕГ АНДРЕИЧ идет к ней, намереваясь обнять. ИРИНА, отстраняя его, холодно.) Ты меня не понял, Олег. Я имею в виду школу. Вернешься -- я смогу уйти. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Что с тобой? ИРИНА (уклоняясь от ответа). Так... Ничего особенного. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ах да, я забыл: как кошка с мышкой... ИРИНА. Да при чем тут кошка... Ну, сказала глупость! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Твой голос доносится из другой галактики. ИРИНА. Другой галактики?.. А ты -- на земле? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ты о детях? Неужели обиделась? (ИРИНА отрицательно качает головой.) Тогда о Марье Сергеевне? ИРИНА. Нет, Алик, и не о Марье Сергеевне. О тебе! ОЛЕГ АНДРЕИЧ (после паузы). Обо мне?.. (Закуривает.) ИРИНА. Ты куришь? Не знала... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (с улыбкой). Когда говорят обо мне -- курю... Слушаю -- о себе. Это так расширяет кругозор! ИРИНА. Я не хотела говорить, но ты сам напросился! Только, чур, не обижаться! В твоем классе практики! Надо дело делать, некогда слюни размазывать. Один хороший естественник стоит легиона гуманитариев. Но это уже было! Было сто лет назад. А у них-то откуда? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. И поняла? ИРИНА. Поняла! Это -- ты! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Я? ИРИНА. В каждом из них сидишь ты. Они -- твои тени. Костя Седых -- юный циник. Надо всем готов издеваться. Он -- твое второе "я"! Бесцеремонный Степа Хоботков -- тоже ты. Я объясняю самое несложное, поверхностное, поскольку глубина им пока что вообще недоступна. Да они читают, что написано, и ничего не видят между строк! Вся поэзия мира делится у них на "задано" и "не задано". А у тебя -- надо для диссертации или не надо! А самоуверенность? Что за люди -- эти твои таланты и гении, если даже не хотят понять чувств незнакомого человека? Где уж уважать мысли! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Нам просто некогда, Ира! ИРИНА. Горите и сжигаете других? Эффектно. Но хотят ли другие, чтобы их сжигали? Ведь рационалы личностями считают только себе подобных. Если кто-то думает иначе -- значит, он уже неполноценный! И твой Петрянов -- это тоже ты! Решил -- делай и мнения другого не выясняй. Я прав потому, что я прав всегда! Вот какая логика! Но ведь раз так, можно и сплетню, и примитивную подлость "с пользой для дела". Да, самую настоящую подлость! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Неужели ты этому веришь? А говорила... ИРИНА (перебивает). Представь себе, верю. Не словам, нет! Поступкам! Принципам таким! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ну, повторили чью-то глупость. Пошутили... ИРИНА. В шутку влезть в чужую душу, наследить! За такую шутку люди на дуэли стрелялись. Сегодня -- маленькое свинство. А если завтра им понадобится для самоутверждения большее -- и на него пойдут! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Что ты! Они еще дети! ИРИНА. Биодети! Думаешь, дашь им биологию, а людьми станут сами собой? Биолюдьми! Все подонки тоже вышли из детей. Их научили ненавидеть, им объяснили физиологию любви. Но не научили любить! ОЛЕГ АНДРЕИЧ (машет руками). Это все художественная литература! ИРИНА. Это жизнь! Помнишь, ты сказал: в современной науке результат ученому часто не виден? Умей делать свое дело, иди к цели, хотя ее не увидишь. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Допустим, я это говорил... ИРИНА. Так вот: если не понимаешь, если руки холодные, -- страшно! Я так не могу. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ирина Павловна... Мадемуазель Практикантка! Я же не хотел... ИРИНА (вдруг абсолютно спокойно). И при всем при том, знаешь, я им благодарна. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Да? ИРИНА. Они помогли мне понять тебя. Да, да! Если бы я была их учительницей, а не временно исполняющей обязанности!.. Я пытаюсь открыть им глаза. Им! Но тебе? Нет на свете глупее той женщины, которая всерьез хочет образумить мужчину... ИРИНА не оглядываясь идет к выходу. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ира! ИРИНА. Что мне сказать Марье Сергеевне, Олег Андреич? Вы вернетесь в школу? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. После всего, что услышал?! Нет уж! Завтра начну оперировать морских свинок. Они, по крайней мере, не подложат свиньи. ИРИНА. Тогда прощайте, Олег Андреич... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ира, погоди! ИРИНА не оглядываясь уходит. ОЛЕГ АНДРЕИЧ садится за стол, вскакивает, в остервенении захлопывает книгу, включает и выключает транзистор. Не найдя себе места, выходит из палаты, хлопнув дверью. В окне появляется ЛЮСЯ. Она прыгает внутрь. ЛЮСЯ. Здрасте! (Растерянно оглядывается.) Из окна высовываются головы КОСТИ и СТЕПАНА. Ребята влезают на подоконник, прыгают в палату. КОСТЯ. Где Олан? ЛЮСЯ. Да тише вы, слоны! Услышат -- в два счета выгонят! СТЕПАН. Ну и день сегодня. Стоило сматываться с урока, чтобы его даже не увидеть! КОСТЯ. Стоило! СТЕПАН. Что делать-то будем? ЛЮСЯ. Ждать. Чего же еще! КОСТЯ. Да я не об этом! Радовались: она уходит. Олег снова наш. А в результате -- наоборот. Олега нет, а Ирина -- классный руководитель. Допрыгались! СТЕПАН (Люсе). О чем она с тобой вчера говорила? ЛЮСЯ. Спрашивала, понимаю ли я, почему ушел Олан. Само собой, говорю. Чего ж тут не понять? Клиническое обследование. Сделают кардиограмму, может, зонд введут в вену по блату... КОСТЯ. А Ирина -- что? ЛЮСЯ. Она на меня посмотрела внимательно и вздохнула. Думаю, говорит, что это только повод. Он ушел из школы потому, что вашу позицию понял как предательство. КОСТЯ. Брешешь!.. ЛЮСЯ. Крест на пузо! Могу вас еще обрадовать, говорит. Как только Марья Сергеевна найдет вам нового учителя биологии и классного руководителя, я тоже сразу уйду. СТЕПАН. Скатертью дорожка! А то гайки затягивает. Хоботков, спрашивает, когда твой отец дома бывает? Хочу зайти, познакомиться. А может, я не хочу?! КОСТЯ. Погоди! Придет на место Олана какая-нибудь мымра... (Изображает.) Дети! Дисциплина -- залог всех ваших успехов!.. Запоете!.. Олан -- человек! СТЕПАН. Незаменимых людей нет! КОСТЯ. Эта формула для таких роботов, как ты, Хобот. Олан -- незаменим! Уж лучше пускай влюбляется. Недостатки гения масса обязана терпеть, а то гений обидится и уйдет. ЛЮСЯ. Что и произошло! А выход? КОСТЯ. Может, вернуть его? ЛЮСЯ. Вернуть? Легко сказать!.. А приктически? Степочка, у тебя природный дар к махинациям. Чего молчишь? СТЕПАН. Я не трясогузка, как некоторые. У меня принципы. За дверью слышен шум передвигаемой мебели. ЛЮСЯ (выглядывая в дверь). Тревога!.. КОСТЯ. Олег? ЛЮСЯ. Делегация из мебельного магазина. Ребята мечутся по палате. КОСТЯ забирается под кровать. СТЕПАН прячется за штору. ЛЮСЯ, опоздав, укрывается за дверь. Входят ДВОЕ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ. Вносят оборудование, приборы, рулоны бумаги. За ними появляется ПЕТРЯНОВ. Он в белоснежном халате и шапочке. ПЕТРЯНОВ. Ставьте к окну, боком, вот так. Это слева, чтобы не загораживало свет. Кровать передвинем, чтобы не мешала. Пусть работает! (ДВОЕ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ берутся за спинку кровати, приподнимают. Виден распластавшийся на полу КОСТЯ.) Впрочем, нет, кровать пускай остается на месте... Диаграммы повесьте на стены: сюда и вот... (Наталкивается на ЛЮСЮ.) Простите... (Спохватывается.) Это что за банда? ЛЮСЯ. А вы кто, завхоз? ДВОЕ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ беззвучно смеются. ПЕТРЯНОВ. Завхоз?! (Двоим в белых халатах.) Не тратьте времени -- несите остальное! Ах да, простите, я не представился: профессор Петрянов. А вы -- из какого детского сада? ЛЮСЯ. Мы? То есть я... Я не из сада -- из школы... ПЕТРЯНОВ. Здесь клиника! Понимаете? Кли-ни-ка!.. Почему тут гуляют дети, как на Бродвее? ЛЮСЯ. Между прочим, на Бродвее дети не гуляют. Там взрослые. И я -- не дети. ПЕТРЯНОВ. Что?! Мне делают замечания, я не ослышался? Кто тут хозяин, позвольте выяснить: я или эта тростиночка? ЛЮСЯ. Я не тростиночка. Я Людмила Нечаева. ПЕТРЯНОВ. Как вы сюда проникли? Через трубу? ЛЮСЯ. Что вы! Через окно. ПЕТРЯНОВ. Ах, через окно! Завтра же прикажу все окна первого этажа закрыть решетками. Надеюсь, вы не будете лазить через второй этаж? ЛЮСЯ. А мы и лазим через второй -- по пожарной лестнице. ПЕТРЯНОВ. Так... Кто вам работающий здесь человек? Брат? Дядя? Тетя? ЛЮСЯ. Наш учитель! ПЕТРЯНОВ. Вот что, Людмила Нечаева. Если бы вы были одна, это я бы пережил. Но завтра в палату ворвутся таких, как вы, человек тридцать... ЛЮСЯ. Тридцать два... ПЕТРЯНОВ. Счастье, что у него было тридцать два ученика, а не триста два! Разнесли бы клинику. Марш отсюда, чтобы я вас больше никогда не видел! И весь ваш класс тоже... ЛЮСЯ. Хорошо. (Идет к выходу. Оборачивается.) Вы сказали, "было"... Он... не вернется? ПЕТРЯНОВ (кричит). Во-первых, он больной. Мы его обследуем. Во-вторых, для вашей школы он не только больной, -- его просто не существует. Летальный исход! ЛЮСЯ. Летальный -- это не страшно. Нельзя летать, будет ездить поездом! ПЕТРЯНОВ. У вас там в спецшколе все такие эрудиты? Летальный -- значит смерть! Он испарился! Улетел на Марс! Ясно?! (Успокоившись.) Пускай школа на него не рассчитывает! Так и передайте! Проживете!.. ЛЮСЯ. Можно мне дождаться Олега Андреича? Я только попрощаться... ПЕТРЯНОВ (подумав, махнул рукой). Так и быть. С условием больше не появляться никогда! (Уходит.) КОСТЯ начинает выползать из-под кровати. ЛЮСЯ отчаянно машет ему руками, и он прячется снова. Входят ДВОЕ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ, вносят две гигантские стопы книг. ДВОЕ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ выходят. Из-за шторы появляется СТЕПАН. КОСТЯ выбирается из-под кровати, разминается. КОСТЯ. Хорошая клиника: под кроватью ни пылинки. А то бы расчихался, как пить дать! Энергичной походкой в палату входит ОЛЕГ АНДРЕИЧ. ОЛЕГ АНДРЕИЧ (сдержанно). А, это вы? (Пожимает всем руки. СТЕПАН сует первым, но ОЛЕГ АНДРЕИЧ сперва здоровается с ЛЮСЕЙ. ЛЮСЯ показывает СТЕПАНУ язык.) Как там в школе? КОСТЯ. Да как вам сказать? С одной стороны, конечно, в целом, можно считать, в некотором роде... Однако имеются, в частности, кое-какие... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (перебивая). Умение, не краснея, нести вздор -- негативная сторона образования. Этому все научились. ЛЮСЯ. В школе все нормально! (Спохватившись.) То есть просто ужасно, из рук вон! ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Вы почему не на уроке? КОСТЯ. Смылись. Ради вас. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Ну, это вы бросьте! ЛЮСЯ. Распустились цветочки. А впереди ягодки. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Что скажете, цветочки? Какие ко мне претензии? ЛЮСЯ. Как всегда: где мы, там и претензии... Без вас скучно... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (сердясь). Чего это вас вдруг сентиментальность одолела? За что боролись -- то и получили. ЛЮСЯ. Глупо все! Олег Андреич! Ирине без вас очень трудно. ОЛЕГ АНДРЕИЧ (иронически). И вы о ней -- в заботе? Скажите пожалуйста! ЛЮСЯ. Возвращайтесь, а?.. СТЕПАН (мрачно). Не вернетесь, ей ребята урок сорвут... ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Что?! СТЕПАН. Точно! Погорит ее практика! КОСТЯ. Вы же нас знаете! Мы -- не сахар. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Я-то вас знаю! ЛЮСЯ. Без вас мы еще хуже. Совсем распустились... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (смотрит на часы, нервно ходит по палате). А расписание у вас сегодня какое? СТЕПАН. Сейчас география, потом литература... ОЛЕГ АНДРЕИЧ (вспомнив). Проклятое обследование! Сидишь, как в тюрьме! КОСТЯ. По-моему, этот ваш Петрянов что-то темнит!.. ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Уже познакомились? Петрянов -- деловой человек. Если задумал -- сделает. Говорю: "Покажи мою историю болезни!" Отвечает: "Больным читать не полагается". Все равно, говорю, выпрошу! У меня полклиники -- друзья. ЛЮСЯ. А он? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Попробуй, говорит. Каждого, кто нарушит дисциплину в клинике, немедленно уволю. ЛЮСЯ. Он -- говорит об этике. А сам! Скажите, где... история болезни? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Через дверь отсюда, в шкафу. Но там всегда дежурят санитары. Так что... ЛЮСЯ. Так что... Халат у вас есть? ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Халат? Конечно! (Вынимает из тумбочки.) Однако нормальному человеку это не... ЛЮСЯ (надевает халат). А я не нормальный человек. (Гордо.) Я -- девчонка! (Исчезает.) ОЛЕГ АНДРЕИЧ. Что сейчас будет!.. КОСТЯ. Ну чо! Профессор будет м