ы изучили самым тщательным образом. Четыре раза съездили на нашем "рафике" в тайгу, километров за сорок от Полярных Зорь, и на одном из озер поплавали в гидрокостюмах. Они оказались безо всякого электроподогрева, вода обжигала, и после каждого получасового заплыва приходилось отогреваться не меньше двух часов. Утешало лишь то, что при захвате станции мы будем в воде не больше шести минут, не успеем продрогнуть. Из всех нас опыт подводного плавания был лишь у Боцмана, еще с его службы в морской пехоте. Он и был поначалу нашим инструктором. Но очень быстро инициативу перехватил Док. Все у него получалось быстро и ловко. А когда он показал, как нужно обращаться с перепускным клапаном какой-то новой конструкции, о которой Боцман даже слыхом не слыхивал. Муха даже ахнул: -- Ты-то откуда об этом знаешь?! На что Док лишь пожал плечами: -- Случайно узнал. Просто я любознательный человек. А любое знание -- благо. Смотришь, когда-нибудь и пригодится. Вот и пригодилось, как видишь. В общем, все было нормально. Почти все. Но в самой этой нормальности было что-то не то. Полковник Голубков никаких новых "цэу" не давал, он тоже, вероятно, считал, что все идет как надо. А если и не считал, то не делился со мной своими соображениями. "Ничего сверх меры". Тоже мне, твою мать, дельфийский оракул! Я заглянул к ребятам. Муха был в номере Боцмана, они смотрели по НТВ какой-то боевик с Чаком Норрисом и хохотали, как резаные. И верно, смешно: после любого удара, которыми осыпал противников герой фильма, их отправляли в больницу. Или даже сразу на кладбище. А тут они вскакивают и снова бросаются в бой. Балет. Я машинально отметил, что изображение четкое, картинка не дергалась. Недаром, видно, на местной студии какие-то немногословные умельцы из Москвы почти неделю возились, модернизируя оборудование. Об этом говорил весь народ, местные сердобольные бабульки подкармливали их картофельными шанежками и приставали с расспросами, а как будет да что. Шанежки умельцы охотно ели, а на расспросы отвечали коротко: "Все будет в норме, мамаша. Как надо, так все и будет". Я немного полюбовался пируэтами непобедимого Норриса, порадовался, что ребята в форме, и пошел к Доку. Он стоял в своем номере у окна и смотрел, как городок затягивает туманная пелена, наползающая с озер. Типичная ленинградская белая ночь. Верней, петербургская. Но когда мне однажды пришлось увидеть ее, она была еще ленинградской. -- Артист где-то шляется, -- сказал я. Ну, просто для того, чтобы что-то сказать. -- Он у Люси, -- не оборачиваясь, ответил Док. Я насторожился: -- Вот как? Давно? -- Часа два уже. Если не больше. Я случайно увидел, как они вместе заходили в ее номер. -- Только этого нам не хватало! Генрих ему башку оторвет, когда узнает! -- Генрих уехал. -- Вернется и узнает. Ты видел, и другие могли увидеть! -- Не оторвет, -- с усмешкой возразил Док, закончив обозревать заоконный пейзаж и удостоив меня своим вниманием. -- Артист оторвет ему гораздо быстрей. Но ты прав. Он выбрал не лучшее время для кобеляжа. -- И место тоже не лучшее, -- добавил я. -- И объект не лучший. -- Ну почему? Объект-то как раз очень даже ничего... Знаешь, Сережа, что мне все это напоминает? -- спросил, помолчав. Док. -- Что все? -- уточнил я. -- Все, -- повторил он. -- Все, что происходит. Вокруг нас. И вообще. -- Ну что? -- Режим радиомолчания. Напомнить, когда он бывает? -- Перед атакой. Или перед штурмом. Вопрос только один: кто кого собирается атаковать? Мы? Или нас? -- Да, это очень интересный вопрос, -- согласился Док. -- Боюсь, что все-таки нас. -- Это у тебя общее ощущение? -- спросил я. -- Или есть что-то конкретное? -- Конкретного -- ничего. Почти. Кроме одной мелочи. -- Какой? -- Ну, как тебе сказать... -- Док, -- сказал я. -- У тебя в номере есть утюг? -- Какой? -- Электрический. Если есть, я его немедленно включу и начну прижигать тебе задницу. Иначе, чувствую, из тебя ничего не вытянешь. -- Ладно, скажу, -- помедлив еще часа три с половиной, проговорил Док. -- Мне очень не нравится маркировка на взрывателях. И на пусковом устройстве. Не знаю чем. Но не нравится она мне -- хоть ты что! -- Док! -- поразился я. -- С каких пор ты стал разбираться в радиовзрывателях?! Да еще в таких! Ты же хирург! -- Я же говорил, что я любознательный человек. -- Чем же тебе не нравится маркировка? -- Не знаю, -- сказал Док и повторил: -- Нет, не знаю. Знал бы -- сказал. Инициирующий сигнал на спутник ушел. Почему он не вернулся к взрывателям? -- Я передал отчет о результатах испытаний. -- Что ответили? -- Ничего. Приказали прекратить самодеятельность. Ситуация контролируется. -- Это хорошо, что она контролируется, -- заметил Док. -- Плохо -- что она контролируется не нами. Знаешь, Сережа, все это мне не очень нравится. -- Да? А я так в полном восторге. -- Давай еще раз. Почему сигнал не вернулся со спутника? -- Не та частота, -- предположил я. -- Возможно, -- кивнул Док. -- Еще почему? -- Спутник был в мертвой зоне. Перепутали время. -- И это возможно. Еще? -- Не знаю. Больше вроде бы не может быть никаких причин. -- Может, -- возразил Док. -- Если это не тот спутник. Нужно немедленно связаться с Москвой. -- Мы сможем это сделать только со станции. По Интернету. -- Может быть поздно. Я только рукой махнул: -- Все может быть. А чему быть, того не миновать. -- А вот и я! -- объявил Артист, появившись в номере Дока без малейшего намека на стук в дверь. -- Ну что, можно понемногу собираться? Как раз и стемнеет. Мы с Доком внимательно на него посмотрели. Артист не напоминал человека, который только что вылез из постели любовницы. Нет, не напоминал. Именно эту мысль и высказал Док, обращаясь ко мне: -- Он не похож на мартовского кота. -- Не похож, -- согласился я. -- А почему я должен быть на него похож? -- огрызнулся Артист. -- Март давно прошел. Сейчас, между прочим, апрель. -- Он больше похож на ротного, который два часа просидел на оперативной пятиминутке у начальника штаба полка, -- поделился я своими впечатлениями. -- При этом все два часа его возили мордой по столу за дела, в которых он не виноват ни ухом, ни рылом. -- Тонкое наблюдение, -- оценил Док. -- У людей, которые бросили курить, почему-то очень обостряется обоняние, -- продолжал он. -- У таких, как я. И что же? Табачный дым чувствую -- от сигарет "Мо", которые курят дамы. Алкоголь? Нет, не ощущаю. Духи "Шанель номер пять"? Весьма и весьма слабо. Более чем слабо. Я человек любознательный, но не любопытный. Не слишком любопытный. Но сейчас очень бы мне хотелось узнать, чем вы, сеньор де Бержерак, занимались в номере мадам Люси Жермен, коварно воспользовавшись временным отсутствием ее, скажем так, гражданского мужа? -- Телевизор смотрели, -- довольно агрессивно ответил Артист. -- Программу НТВ. Устраивает? -- И что показывали? -- спросил я. -- "Куклы". -- Хорошая передача, -- кивнул Док. -- Местами даже смешная, -- подтвердил я. Ввалились Боцман и Муха. -- Время, Пастух, -- напомнил Боцман. Я взглянул на свою "Сейку" и кивнул: -- Да, пора. Все ко мне в номер. В коридоре Артист придержал меня за рукав. -- Есть разговор, -- негромко сказал он. -- Не здесь, -- прервал его я. -- Ребята не должны этого знать. Пока. -- Почему? -- Потому. Им работать. -- Говори. Только коротко. -- Этот Генрих не имеет никакого отношения ни к компании "Шеврон", ни к Каспийскому консорциуму. Его настоящее имя -- Карлос Перейра Гомес. В горячей десятке Интерпола он стоит на первом месте. Международный террорист номер один. Кличка -- Пилигрим. Он же -- Взрывник. -- Это тебе сказала Люси? -- Да. -- Почему тебе? Артист усмехнулся: -- Потому что я обаятельный человек. И к тому же еврей. -- При чем тут еврей? -- При том, что она тоже еврейка. -- Так кто же она такая? Артист немного помолчал и ответил: -- Лейтенант армии обороны Израиля. Специальный агент Моссада. Заявка! Но у меня уже не было времени для расспросов. III На исходный рубеж мы прибыли точно в срок, хотя потеряли шестнадцать минут, пока завозили Люси на турбазу "Лапландия". Но Боцман, сидевший за рулем нашего "рафика", сумел их наверстать. Когда мы, распределив оружие и проверив "уоки-токи", вышли из моего номера, Люси уже ждала нас возле машины. Она была с непокрытой головой, в той же царственно запахнутой собольей шубке, в белых сапожках на высоких каблуках. Но былого выпендрежа не было и в помине. Она молча залезла в кузов и устроилась на жестком боковом сиденье между мной и Артистом. Минут через сорок Боцман хотел свернуть с шоссе на турбазу, редкие огни в окнах которой светились метрах в пятистах от дороги, но Люси остановила его: -- Тормозните здесь. Я дойду. Не прощаюсь, мальчики, мы еще встретимся. Артист открыл заднюю дверцу фургона и подал руку Люси, помогая ей спуститься на землю. Я спрыгнул следом. Не прячась от меня. Артист протянул ей доставшийся ему при распределении стволов пистолет ПСМ. Она молча взглянула на него и убрала во внутренний карман шубки. -- У меня тоже есть для вас кое-что, -- сказал я. -- Нашлась ваша зажигалка. Не уверен, правда, что находка вас обрадует. Потому что блок питания вынут. Люси взяла из моих рук зажигалку, быстро осмотрела ее: -- Где она была? -- В номере Генриха. В тайнике за ванной. -- Кто вынул блок? -- Не я. И не уборщица. Его вынул Генрих. Это значит, что вы сгорели. Вы это понимаете? -- Да. -- Так какого же черта вы лезете в этот гадюшник?! Люси обаятельно улыбнулась: -- Но ведь он не знает, что я это знаю. -- Немедленно возвращайтесь в Полярные Зори, -- приказал я. -- На любой попутке. В телецентре потребуете встречи с полковником Голубковым. И будете сидеть там до конца операции. -- Спасибо за заботу. Ковбой. Но у вас свое дело, а у меня свое. И вы не вправе отдавать мне приказы. Люси коротким движением швырнула зажигалку в темную воду озера, подступавшего к невысокой дамбе, отсыпанной для дороги, и пошла к турбазе, грациозно перепрыгивая через колдобины и подмерзшие лужицы. Мы с Артистом молча смотрели ей вслед. -- График, вашу мать! -- напомнил из-за руля Боцман. Не успели мы проехать от поворота к "Лапландии" и пяти километров, как справа послышался характерный, с присвистыванием, гул вертолетного двигателя. "Ми-8" включил посадочные огни и опустился на площадку рядом с турбазой. Еще через некоторое время, когда мы свернули в сопки, со стороны Мурманска к Полярным Зорям прошел еще один тяжелый вертолет, темной тенью на фоне низких облаков, подбеленных рассеянным светом белой ночи. Потом еще два, севернее, далеко в стороне от турбазы. -- Чего это они разлетались? -- пробурчал Боцман и на всякий случай выключил ближний свет и подфарники. Дорога с темным ельником по обочинам была хорошо видна и без света: полоска плотного снежного наста, схваченного вечерним морозцем. Она должна была привести нас к началу протоки, соединявшей верхние озера с озером, окружавшим АЭС. Она и привела. "Рафик" пришлось оставить за сопкой, чтобы его случайно не заметила охрана станции, и последние полтора километра мы перли все снаряжение на себе. На заранее расчищенной площадке в прибрежном березняке Боцман сбросил рюкзак, взглянул на часы и с удовлетворением констатировал: -- Тютелька в тютельку. Как в аптеке. Три минуты -- накинуть белую светонепроницаемую палатку на загодя вбитые колья. Пять с половиной минут -- упаковать одежду, обувь, оружие и рации в герметичные прорезиненные мешки. Одежду не нашу, а камуфляж, в каком ходила охрана. Разница была только в том, что куртки и штаны ВОХРы были на синтепоне, а наши -- тонкие, чтобы не стеснять движений и не потеть в них потом внутри станции. Еще один вертолет прохрюкал двигателем почти над нашей палаткой. Ребят это нервировало, а меня радовало. Это значило, что утечка информации о проверочном захвате станции дошла до адресата, и в Полярные Зори стягивается местный спецназ. Я еще раз предупредил ребят, что в наших магазинах боевые патроны. Так что если придется стрелять, то только поверх голов или под ноги. Предупреждение было излишним, все маты в адрес Генриха, не сумевшего достать холостые патроны, были высказаны еще в моем номере в гостинице энергетиков. Семь минут -- раздеться, натянуть поверх шерстяных треников гидрокостюмы, подвесить за плечи баллоны со сжатым воздухом, надеть ласты и маски. Проверить подачу воздуха, работу клапанов, герметичность загубников. Тут командовал Док. -- Порядок, -- кивнул он и выключил фонарь. -- Пошли! Гуськом, как пингвины, держась за узелки на пятнадцатиметровом лине, мы прошлепали по хрустящему насту к протоке и спинами, как научил нас Док, соскользнули с ледяного берега в черную воду. Первым шел Док, я -- последним. Вода обжала гидрокостюмы, но поролон костюмов еще удерживал тепло тела. Мы плыли посередине протоки на глубине около полутора метров. Вода была вовсе не черной, мы были словно бы в густом тумане. Перед моим носом мелькали ласты Боцмана, вверху белел отсвет северной ночи, а впереди время от времени возникала мутная точка света и тут же гасла: Док на секунду-другую включал фонарь, проверяя ориентиры. Какие тут могут быть ориентиры, я понятия не имел. Но он, видно, имел. Скорость течения в протоке была четыре метра в минуту, а от места спуска до ограждающей сетки станции было около двухсот метров, так что нам приходилось энергично работать ластами, если мы не хотели провести в этой купели около часа. А мы очень этого не хотели. Время будто остановилось. До чего же пакостное ощущение. Наконец по линю передавался рывок, мы пошли вниз. Значит, сетка. И значит, всего еще тридцать метров. Еще рывок, дымными столбами проплыли по сторонам сваи лодочного сарая. Рывок вверх. Неужели все? Все. Док первым выбрался на настил, сбросил баллоны, выбирал линь и выдергивал нас из воды, как огромных черных сомов, пойманных на перемет. Семь минут -- сбросить гидрокостюмы, спрятать их в углу сарая под старыми сетями, переодеться, разобрать оружие и рации, натянуть шерстяные черные маски типа "ночь" с вырезами для глаз и рта. Закрывать лица пока не было никакой нужды, так что "ночки" выглядели просто черными вязаными шапочками, какие сейчас носят и стар и млад. Разумеется, в сочетании с камуфляжем и "узи" они выглядели не слишком обыденно. 23.08. Каким-то образом мы умудрились опередить график на целых четыре минуты. Оставалось ждать. Минут через тридцать пять -- сорок должна смениться охрана. Вот тут и начнется наша работа. Лодочный сарай был обшит плоскими шиферными листами, кое-где шифер откололся, сквозь дыры проникал свет от галогеновых ламп, которыми была освещена площадка перед входом в административный корпус, примыкавший к первому энергоблоку. Мы приникли к дырам, прикидывая, что к чему. Обычно у входа дежурили двое вохровцев с "калашами". А сейчас их толпилось шестеро. Стояли себе, закинув автоматы за плечи, курили, переговаривались в предвкушении близкой смены. В стороне, у въезда на территорию станции, я заметил Блейка, Гринблата и третьего, который назвался Стэнли Крамером. Рядом с ними в белом халате, в каких ходили все ИТР АЭС, стоял главный инженер Юрий Борисович, что-то показывал. На камере Гарри Гринблата виднелся красный огонек, он снимал. Вид у Блейка был явно скучающий. Он не понимал, за каким дьяволом его вытащили в эту глушь, где никакой сенсации никогда не было и быть не может. Неожиданно все охранники, как по команде, задрали головы. Начал всматриваться вверх и главный инженер, а за ним и все трое корреспондентов. Через полминуты и все мы сделали попытку через свои амбразуры посмотреть вверх, откуда нарастал рокот вертолетного двигателя. По площадке полетели пыль, сухой снег и мусор, а еще через три минуты рядом с первым энергоблоком, метрах в сорока от нас, завис "Ми-8" и аккуратно сел на асфальтовый пятачок. Гул двигателя стих, лопасти по инерции повертелись и опали, как крылья у стрекозы. Охранники защелкали затворами своих "калашей" и кинулись к вертолету. Туда же побежал и Юрий Борисович. Один из вохровцев загрохотал прикладом по металлической обшивке. Из кабины высунулся пилот. -- Твою мать! Ты куда сел?! -- заорал вохровец. -- Ты же в запретку, твою мать, сел! -- Здесь могут садиться только вертолеты Министерства по чрезвычайным ситуациям! -- козлиным тенорком подтвердил главный инженер. Дверь открылась, механик спустил на землю металлический трап, а в проеме двери показалась Люси Жермен собственной персоной. -- Мужики, а это и есть чрезвычайная ситуация! -- весело объявила она. -- Гуманитарная помощь. Подарки вашим женам и детям к Первомаю! Что, часто это бывает? Помогите-ка выгрузить! От неожиданности никто даже не шевельнулся. -- Да вы что? -- удивилась Люси. -- Хотите меня разорить? Час аренды этой "вертушки" стоит мне восемьсот баксов! Юрочка, скажи своим охломонам, а то они не врубаются! Юрий Борисович явно растерялся. -- А что за подарки? -- поинтересовался один из вохровцев. -- Много чего! Одежда, обувь, игрушки, продукты, соки! -- А как насчет чего покрепче? -- спросил второй. -- Только пиво, мужики. Но пиво хорошее. "Хайнекен". Каждому -- по две упаковки. Но только после разгрузки! Принимайте и тащите в кабинет главного инженера. Можно, Юрочка? -- Ну отчего же нельзя! -- растерянно согласился главный инженер. Последние остатки сомнений исчезли. Вохра забросила свои "калаши" за спины и дружно принялась за работу. Ящики и коробки, подаваемые из вертолетного чрева кем-то из экипажа, появлялись один за другим, их подхватывали по двое или по одиночке, вносили в административный корпус и рысцой возвращались к вертолету. Люси заметила людей с камерой и помахала рукой: -- Эй, пресса, вашу мать! Снимайте: Люси Жермен в роли Санта Клауса! Пока она, снизойдя на землю, позировала Гарри, из вертолета вышел Генрих со спортивной сумкой в руках и прошел в корпус. Сумка была явно не из легких, и мне это почему-то очень не понравилось. -- Последний! -- сообщил механик, выталкивая ящик на спину вохровца. -- Все, мадам? -- Счастливо! -- махнула Люси и вслед за вохровцем в сопровождении Юрия Борисовича и всех трех корреспондентов скрылась за дверью. Вертолет начал раскручивать лопасти. На площадке не осталось ни одного человека. Смена должна была появиться через восемнадцать минут. И это будут уже не такие лохи. Решение родилось мгновенно. -- Док, Муха! Перекрыть подход! -- приказал я. -- Если появится смена, задержать. Стрелять только под ноги! Боцман, Артист, за мной! Сейчас они начнут выходить. С пивом. Отключать и обезоруживать без излишеств. Приготовить браслетки. -- Не хватит браслеток, у нас всего семь, -- напомнил Боцман. -- Стреноживать по двое и к решетке! Начали! Последнюю команду мне пришлось выкрикнуть в полный голос, чтобы перекрыть гул вертолетного двигателя. "Ми-8" приподнялся, повисел над землей и ушел в сторону Мурманска. Мы заняли исходные позиции. Риск был, конечно, очень большой. Если смена появится хоть на пять минут раньше времени, вохровцы услышат стрельбу и забаррикадируются в корпусе. Но и выигрыш мог быть тоже очень большим. Первый вохровец появился через четыре минуты. Он был обвешан пивными банками, как моджахед гранатами. И прямо на пороге остановился, выливая в себя остатки "Хайнекена". По-моему, он даже не сообразил, что с ним случилось и почему он вдруг оказался в наручниках, пропущенных через крепкую решетку, которой были забраны все окна административного корпуса. И пошла у нас работа, только успевай поворачиваться! Охранники выходили по двое, ширина двери не позволяла вываливаться толпой. Тут же одного отключал я, другого -- Артист, а Боцман довершал дело, цепляя их попарно к решетке. -- Одиннадцать, -- сказал он. - Двенадцатого нет. Из-за угла появились, пятясь спинами. Муха и Док. -- Смена, -- сказал Док. -- Через пять минут будут здесь. Как у вас? -- Нет двенадцатого, -- сказал я. -- Все внутрь! А тут появился и двенадцатый. Боцман приковал последней парой браслеток к решетке и откинул ногой его "калаш" в сторону. Мы нырнули в корпус. -- Засовы! -- скомандовал я. -- Аварийный щит! Мог бы и не говорить, все знали, что делать. Щелкнули замки стальных дверей, сверху опустилась бронированная плита аварийной защиты. И вовремя. Снаружи ударила автоматная очередь, тут же вторая. Дверная сталь загудела от ударов пуль. -- Что за черт? -- удивился Муха. -- Боевыми же лупят! -- Не отвлекаться! -- прикрикнул я. -- Сейчас появятся еще шестеро -- внутренняя охрана. Артист, Боцман, на перехват! Эти шестеро появились без пива, с "Макаровыми" и ТТ в руках. Их пришлось упаковать и уложить в небольшой комнате, примыкавшей к вахте. -- В кабинет главного инженера! -- скомандовал я. -- Бегом! Натянуть "ночки"! Артист и Муха -- на коммутатор. Отключить внешнюю связь! Док и Боцман, за мной! Очень вовремя мы появились в кабинете Юрия Борисовича, заставленном ящиками и коробками гуманитарной помощи. Сам главный инженер, а с ним Генрих, Люси и корреспонденты стояли у окон, пытаясь понять, что происходит во дворе, отчего стрельба и почему воет сирена общей тревоги. Но кабинет был на третьем этаже, окна его не мыли со времен, наверное, пуска энергоблока, поэтому разглядеть что-нибудь вряд ли кому удалось. А тут еще какой-то мудила из старой смены или из новоприбывших полоснул автоматной очередью по освещенным окнам. Даже из коридора я услышал, как брызнули стекла. Я распахнул дверь и приказал, для убедительности передернув затвор "узи": -- Всем сохранять спокойствие. Оставаться на местах, никаких лишних движений. Станция захвачена. -- Какой шарман! -- сказала Люси. Гарри включил камеру и завопил: -- Еще раз, парни! Сделайте это! Всего раз! Это же супер! Прайм-тайм! Ну, чего не сделаешь для хорошего человека. Мы вышли, затем снова ворвались, я повторил приказ. Гарри не отрывался от объектива, а Крамер без остановки сверкал фотовспышкой. -- А теперь очередь, в потолок! -- попросил Гарри. -- Хоть одну! За каждый выстрел ставлю бутылку водки! Смирновской! Генрих незаметно кивнул мне. Я не заставил себя упрашивать. Полоснул по потолку двумя короткими очередями, дал знак Гарри прекратить съемку, после чего стянул "ночку" и обратился к Юрию Борисовичу: -- Прошу извинить. Осуществляется проверка системы охраны станции. Проверка завершена. Первый энергоблок захвачен. Где у вас громкая связь с персоналом первого блока? -- Фи! -- разочарованно протянула Люси. -- А я-то думала, что и вправду захват! Ну что за страна?! Куда ни ткнись -- везде сплошная туфта! Однако. Нервы у нее были прямо-таки воловьи. -- Тут рядом, в кабинете директора, -- ответил мне главный инженер. -- Есть еще у дежурного диспетчера. Мы прошли через пустую приемную в директорский кабинет, Юрий Борисович взял микрофон, щелкнул тумблером и вопросительно посмотрел на меня: -- Что говорить? Я подсказал: -- Говорит главный инженер станции. Прошу всех соблюдать спокойствие. Тревога учебная. Он повторил мои слова. -- Что еще? Я взял у него микрофон: -- Дамы и господа! Производится проверка охраны станции. Говорит командир группы захвата. Первый энергоблок захвачен и изолирован от внешнего мира. Весь персонал, непосредственно не занятый обслуживанием систем энергоблока, должен перейти в комнату отдыха. Остальным оставаться на своих рабочих местах. Все приказы членов группы захвата прошу выполнять немедленно. Операция проводится в интересах обеспечения безопасности стратегических объектов. Прошу извинить за причиненные неудобства. Я выключил микрофон. Из небольшой комнаты, примыкавшей к кабинету директора, выглянул белобрысый компьютерщик Володя. -- Что происходит? -- спросил он. -- Объявление по громкой связи слышал? -- Ну. -- Это и происходит. Первый энергоблок захвачен. -- А-а! -- протянул он и скрылся за дверью. Я знал, что через минуту эта информация будет в Москве. -- А мне что теперь делать? -- спросил Юрий Борисович. -- Понятия не имею. Ждать. -- Чего? -- Пока не знаю, -- честно ответил я. -- Откровенно говоря, ни разу в жизни не захватывал атомные электростанции. -- Эту, однако, захватили за полчаса. -- Обижаете, Юрий Борисович. Всего за двенадцать минут. Я оставил его за столом директорского кабинета и вышел в приемную. Там меня поджидал Генрих. -- Прекрасно, Серж, -- одобрительно проговорил он. -- Вы заработали вторую половину гонорара. -- Можем получить? -- Чуть позже. Операция еще не закончена. -- Раз вы уже здесь, можно не подавать условленного сигнала? -- спросил я. -- Напротив. Дайте мне передатчик. Я протянул ему коробочку рации. Он включил и сказал в микрофон только два слова: -- Подход открыт. После чего выключил рацию и бросил ее в мусорную корзину. -- Больше она не понадобится. -- Пастух, я Артист! -- ожило у меня в кармане "уоки-токи". -- Внешняя связь отключена. Работает только прямой телефон в кабинете директора. Как понял? -- Понял тебя. Идите в комнату отдыха, успокойте людей. До связи. Я заглянул в директорский кабинет. Юрий Борисович сидел с трубкой в руках и судорожно набирал какой-то номер. От волнения пальцы у него срывались с диска, и приходилось начинать все сначала. -- Положите трубку, -- проговорил я, -- и пройдите в комнату отдыха. И вам будет спокойнее, и всем вашим людям. -- Это приказ? -- Да, приказ. -- Вынужден подчиниться. Из кабинета главного инженера высунулся Гарри и тут же нацелил на нас телекамеру. Генрих закрылся рукой и приказал: -- Выключите! Когда и что снимать, я сам вам скажу. -- А будет еще что-нибудь для прайм-тайма? -- Будет, -- пообещал Генрих. -- Прямо сейчас. Пойдемте. Вслед за ним мы вошли в кабинет главного инженера. -- Пойди погуляй, -- кивнул Генрих Люси. Но она лишь повела плечом: -- Вот еще! Мне тоже интересно! Генрих помедлил, но решил, видно, что спорить не стоит. Он отпер сейф Юрия Борисовича, извлек из него небольшую картонную коробку из-под принтера и перенес на стол. В этой коробке был не принтер. В этой коробке были радиовзрыватели и детонаторы. Те самые, испытание которых мы проводили несколько дней назад и маркировка на которых так не нравилась Доку. -- Можете снимать, -- разрешил Генрих, выкладывая на стол содержимое коробки. -- Здесь набор современного террориста. Этот небольшой блок с пусковым кодом и кнопкой так называемое инициирующее устройство. Эти четыре коробочки -- радиовзрыватели, настроенные на одну частоту. А это -- детонаторы. В данном случае они начинены не тротилом, а обыкновенным детским пластилином, но для наглядности мы сейчас их отделим... вот так. Отложим подальше в сторону и произведем пробу. Сейчас я наберу шифр, открывающий доступ к пусковой схеме... Гарри, если вы еще раз шевельнете объективом камеры, я разобью ее и вы останетесь без сенсации. Снимайте только мои руки и приборы. Вам ясно? -- Ну, ясно, ясно! -- недовольно согласился Гринблат. -- Продолжайте, Генрих, -- попросил Блейк. -- Если это будет неинтересно, при монтаже вырежем. -- Это будет интересно, -- успокоил его Генрих. -- Итак, я набрал код, а теперь нажимаю пусковую кнопку. Обратите внимание: на пульте загорелся зеленый светодиод. Это значит, что инициирующий сигнал послан на спутник связи. Через тридцать секунд он вернется к взрывателям. Засекайте время. Я нажал секундомер своей "Сейки". Ровно через тридцать секунд вспыхнули красные светодиоды всех четырех взрывателей, в тот же миг с легким треском между электродами пробежали искры электрического разряда. Мы с Доком переглянулись. -- Вот так, господа, -- подвел итог Генрих. -- А если спутник связи будет в мертвой зоне, на другой стороне земли? -- поинтересовался англичанин. Генрих усмехнулся: -- Современные террористы -- народ очень предусмотрительный. Теракт практически невозможно точно спланировать по времени. Поэтому используется не один спутник, а три или даже четыре. Все они работают на одной частоте, и один из них всегда находится в активной зоне. Так что взрывной сигнал может быть подан в любой момент и практически из любой точки земного шара. Это интересно, мистер Блейк? -- Да. Пожалуй, да. -- Дальше будет еще интересней, -- пообещал Генрих, убирая взрыватели и детонаторы в коробку, а коробку запирая в сейф. -- Следующий этап -- минирование наиболее уязвимых узлов станции. Укладка взрывчатки и установка радиовзрывателей. Но эту операцию мы проведем чуть позже. -- У вас есть и взрывчатка? -- поразился Грин-блат. -- Да, шестьсот килограммов тола. Они находятся в этих вот ящиках. Серж, продемонстрируйте господам журналистам содержимое ящиков. Я открыл один из ящиков, похожих на те, в каких транспортируются геодезические приборы. Но здесь были не приборы, а плотно уложенные толовые шашки. -- Тринитротолуол, -- объяснил Генрих, -- или попросту тол. И в тех двух ящиках тоже. Но мы не будем его использовать. Важен факт, что террористы смогли доставить его на станцию. И ваша пленка это подтвердит. А для имитации минирования мы используем эту вот обыкновенную оконную замазку. Она очень напоминает пластит. Он открыл "молнию" своей серой сумки, извлек из нее кубик в промасленной бумаге и предложил желающим посмотреть и даже потрогать. Гринблат опасливо отодвинулся, а Док взял кубик в руки, отщипнул немного, потер между пальцами и даже понюхал. -- Что скажете. Док? -- спросил Генрих. -- А что я могу сказать? Замазка и замазка. Я не сапер, я хирург. -- А по-вашему, Серж, будет это выглядеть на пленке достаточно убедительно? Я пожал плечами: -- Понятия не имею. Для меня -- будет. Для специалиста -- не знаю. Эта замазка меня сейчас меньше всего интересовала. Меня интересовало совсем другое. В ящике с толом, сбоку, между шашками, я заметил краешек целлофановой упаковки. Я сразу узнал эту упаковку. Это был аэрозольный набор "Экспрей", исчезнувший из тайника за ванной в номере Генриха. А это могло означать только одно: если люди Голубкова подменили тол, лежавший в кладовой на турбазе, Генрих определит это за две минуты. Или уже определил. А перед нами просто ваньку валяет. Генрих взглянул на часы и объявил: -- А теперь, господа журналисты, попрошу пройти со мной. Вы, Серж, и вы, Док, тоже. Он двинулся к выходу, не сомневаясь, что все последуют его приглашению. -- А я буду здесь торчать? Я тоже пойду! -- заявила Люси. Воспользовавшись толкучкой в дверях, Крамер обернулся ко мне и негромко спросил: -- Где дубликаты ключей от сейфа? Нужно отдать мне должное, в условиях форс-мажора я соображаю довольно быстро. И если человек знает о существовании дубликатов... -- У Артиста, -- таким же быстрым полушепотом ответил я. -- Вызовите его. И отвлеките Генриха. Хотя бы на пять минут. Я сунул ему "уоки-токи" и поспешил за Генрихом, Люси и корреспондентами. Закрывая за собой дверь, услышал голос Крамера: -- Артист! Немедленно в кабинет главного инженера! В коридоре меня поджидал Док. Мы перешли на легкую рысь, подтягиваясь к группе, шествующей под предводительством Генриха. -- Это не замазка, -- сообщил мне Док на ходу. -- А что? -- Похоже на пластит. -- Пластит не такой, -- возразил я. -- Даже по цвету. -- Это может быть аналог пластита. Чешского производства. Секвит или что-то в этом роде, точно не помню. Сила взрыва даже больше, чем у пластита. Есть у меня подозрения... -- Потом, Док. -- По-твоему, это неважно? -- удивился он. -- Очень важно. Но сейчас есть кое-что поважней. Я нагнал Генриха и придержал его за рукав: -- Нужно поговорить. -- Не сейчас. -- Нет, сейчас, -- твердо сказал я. Мы как раз миновали душевые. Я завел Генриха в предбанник и плотно прикрыл за собой дверь. Генрих прошел по кабинкам, убеждаясь, что никого нет. -- Говорите, -- приказал он. -- Только быстро. -- Я не спрашиваю, почему в нашем оружии оказались боевые патроны. -- Мне некогда было искать холостые. -- Я так и понял. Я спрашиваю о другом: почему боевыми лупит охрана? Мы договаривались, что вы организуете утечку информации о проверочном захвате станции. Вы это сделали? -- Да. Для этого я специально летал в Москву. -- Так в чем же дело? -- Понятия не имею. Возможно, произошла накладка. Сейчас это уже не имеет значения. -- А если они предпримут штурм? Прикажете нам стрелять в воздух? А они будут -- по нам? Мы сделали свое дело, Генрих. Станция захвачена. А теперь мы выходим из игры. -- Каким образом? -- Очень просто. Бросаем оружие, разблокируем вход и поднимаем руки. А объясняться с властями придется вам самому. -- Вы этого не сделаете, Серж. И я вам скажу почему. Вы помните газетную шумиху после убийства корреспондента "Совершенно секретно"? -- Да. Вы решили свои проблемы. Только я не понял, с каких пор такие методы считаются цивилизованными. -- Я не убивал корреспондента К. Это сделали вы, Серж. -- Да ну? -- Вот именно. Если со мной что-нибудь случится, в моей квартире произведут обыск. И найдут револьвер "Кобальт" с единственным истраченным патроном. Эксперты без труда установят, что корреспондент был убит именно из этого ствола. А отпечатки пальцев на этом стволе -- ваши, Серж. Напомнить, как они там появились? В вашем доме в Затопине. Когда вы меня обезоружили. К этому времени корреспондент был уже мертв. А последним брали в руки "Кобальт" вы. Но это еще не все. На полу в салоне "Нивы" осталась лежать стодолларовая купюра. Ваш дом обыщут. И найдут сто тысяч долларов. Из тех, что вы получили в качестве аванса. Серия и номер банкноты, обнаруженной в "Ниве", как раз из этого выпуска. Вы получите лет пятнадцать. И никакого алиби у вас нет, хотя ваша жена будет утверждать, что вы провели ночь дома. Убийство совершено в третьем часу ночи. Вы дождались, когда жена уснет, поехали на Московскую кольцевую дорогу, убили и ограбили корреспондента, встречу с которым назначили накануне, и вернулись домой, когда она еще спала. Ну, сука! Мне даже напрягаться не пришлось, чтобы изобразить свои чувства. -- И вы надеетесь, что это сойдет вам с рук? -- спросил я. -- Не сомневаюсь. И поможете мне в этом вы. У вас просто нет другого выхода. Только один: не противодействовать мне ни в чем. И когда я говорю "ни в чем", это следует понимать буквально. Могу успокоить вас: никакого штурма не будет. И если вы или ваши люди сдуру в горячке не ухлопаете кого-нибудь из охраны, никаких осложнений с властями у вас не возникнет. По заказу службы безопасности Каспийского трубопроводного консорциума вы производили проверочный захват станции. И вы это сделали. Остальное вас не касается. А теперь хватит болтать. У нас еще много дел. Он вышел из душевой и возглавил шествие. Мне ничего не оставалось, как двинуться следом. Судя по всему, Генрих изучил топографию АЭС не хуже нас, а возможно, и лучше. Он уверенно миновал машинный зал с ревущими турбогенераторами, поднялся по служебному ходу на пульт управления. Здесь нас нагнали Крамер и Артист с кофром Крамера на плече, словно бы он подрядился быть его ассистентом. Крамер незаметно сунул мне в руку "уоки-токи", одновременно я почувствовал, как в карман моей камуфляжки скользнули ключи от сейфа. На мой быстрый вопросительный взгляд Крамер негромко сказал, глядя в сторону: -- Приказ прежний: "Никакой самодеятельности". Дежурные операторы главного щита управления, в белых халатах и белых докторских шапочках, провожали нашу процессию хмурыми взглядами. Я чуть поотстал и включил "уоки-токи": -- Муха, я -- Пастух. Как слышишь? -- Слышу тебя. -- Ты где? -- В комнате отдыха. Десять мужиков и четырнадцать женщин. -- Обстановка? -- Нормальная. Смотрят по "Тринитрону" попсу. Женщины говорят, что хотят пить и есть. -- Возьми пару мужиков и принесите из кабинета главного инженера. Там должна быть еда, сыр, соки. -- Понял тебя. Я вызвал Боцмана, приказал: -- Спустись вниз. Проверь вход. И тех шестерых, ВОХРу. И будь там, присматривай. -- Ясно, Пастух. Что происходит? -- Пока не знаю. Конец связи. Еще несколько переходов и железных лестничных маршей, и мы оказались на крыше энергоблока, как раз над машинным залом. Плоская площадка была залита асфальтом, огорожена металлическими перильцами и по периметру обозначена желтыми натриевыми фонарями. Метрах в пятидесяти от площадки, над реакторным блоком, уходили в белесое небо две белые, с широкими красными полосами вентиляционные трубы. На верхушке каждой из них горели красные предупреждающие огни. Сверху открывался обширный обзор. Сопки и черные промоины озерных проток на фоне снежного наста на севере, плотная кучка уютных огней на юге -- поселок Полярные Зори мирно доживал свой воскресный вечер. На окраине поселка прожекторами была подсвечена ажурная вышка местного телецентра и ретранслятора, наверху горел красный фонарь, предупреждая летчиков об опасности. Я подошел к перильцам ограждения, осторожно глянул вниз и ахнул: все подъезды к энергоблоку были заставлены милицейскими "Жигулями" с мигалками, армейскими грузовиками, а со стороны мурманской дороги подтягивалась пара бронетранспортеров. Гарри Гринблат последовал моему примеру, сказал вполне по-русски: "Еж твою мать!" -- плюхнулся животом на асфальтовую площадку и нацелился вниз объективом камеры. Грохнула автоматная очередь, трассирующие пули прошли в метре от козырька крыши. Гарри чуть высунулся и продолжал съемку. Выплюнул очередь тяжелый пулемет, тоже трассирующими. -- Уберите этого идиота! -- закричал Генрих , сам подскочил к Гарри и оттащил за ноги от края площадки. Гарри остервенело лягался, матерился и продолжал снимать. На помощь Генриху поспешил Блейк. Воспользовавшись суматохой, я негромко приказал Доку: -- Спустись в кабинет главного инженера. В ящике с толом, между шашками, набор аэрозолей "Экспрей". Проверь эту чертову замазку. Этим "Экспреем" пользоваться очень просто... -- Я умею, -- перебил меня Док. -- Вот как? -- поразился я. -- Ладно, как-нибудь расскажешь мне, где ты проходил стажировку и чему тебя там учили. А сейчас -- быстро. И сразу возвращайся назад. Док исчез в темном дверном проеме. Генриху и Блейку удалось наконец оттащить Гринблата от опасного места. Тут он спокойно поднялся на ноги, перезарядил кассету, а отснятую отдал Блейку: -- Такого еще никто не снимал! Эти кадры обойдут весь мир! Генрих извлек из кармана австрийский "глок" и приставил ствол ко лбу Гарри: -- Если вы, мистер Гринблат, еще хоть раз включите камеру без моего приказа, я буду вынужден вас пристрелить. -- Да пошел ты! -- отмахнулся Гринблат. -- Меня и не такие расстреливали! -- Он больше не будет снимать без вашего разрешения, -- пришел на выручку напарнику осторожный Блейк. -- Всем отойти к стене реакторного зала! -- приказал Генрих. -- Освободить площадку! Со стороны Мурманска послышался рокот вертолетного двигателя. "Ми-1" приблизился к станци