Вот почему, - проговорил полковник и протянул Лозовскому его часы. - Я был в той колонне, которую ты вывел под Джелалабадом по минному полю. Майором я тогда был, служил в разведуправлении Сороковой армии. Помнишь, что ты сказал, когда Ермаков вручал тебе эти часы? - Не помню. - А я помню. Вместо "Служу Советскому Союзу" ты сказал: "Да что вы, товарищ генерал-лейтенант, не за что". Теперь ты понял, почему я сказал, что тебе повезло, что попал на меня? Я твой должник, парень. Я просто отдаю тебе долг. - Вы не мой должник, полковник. Вы должник капитана Степанова - журналиста, которого ваши люди убили по вашему приказу. Я его спасал. Заодно спас себя. И вас. Этот долг неоплатный. Некому его отдавать. - Я не приказывал убивать Степанова! Это была самодеятельность, дурь. Эти мудаки пересрали, что их погонят с работы за то, что на промыслах появился чужой. И надумали решить проблему сами, втихую. - Зачем вы мне это говорите? Это вы скажете на Страшном суде. Эти двое подтвердят ваши слова? - Подтвердят. На Страшном суде. Они уже там, стоят в очереди. Поехали на точку на вездеходе, бак прохудился, солярка вытекла, вездеход заглох в тундре, а мороз был под сорок. Лозовский только головой покачал: - Умеете вы решать проблемы! - Не я их создаю. - Вам не кажется, что количество трупов увеличивается слишком быстро? Уже четыре. С Христичем - четыре с половиной. - А что Христич? - Полутруп. - Будут еще, - мрачно пообещал полковник. - Кричи. - Что кричать? - Что хочешь. Ори! - Не буду я орать. - Ну, связался я с мудаком! Полковник извлек из наплечной кобуры пистолет и стал бить в дверь ногой. Ручка двери повернулась. Полковник прижался спиной к стене. Ворвался телохранитель Кольцова с пистолетом в руке. - Какого хера... Ничего больше он сказать не успел - рухнул от удара пистолетной рукоятью по затылку. Полковник оттащил его от порога и запер дверь. - Вы его убили? - полюбопытствовал Лозовский. От разлившегося по всему телу наркотика он чувствовал себя зрителем на каком-то странном представлении. - Еще нет, - буркнул полковник. Он спрятал свой пистолет, взял пистолет Ленчика, обмотал ствол какой-то тряпкой и выстрелил в голову телохранителя. В пространстве комнаты из толстых бревен выстрел прозвучал глухо, ударил по ушам. - Вот теперь убил. - И что будет? - спросил Лозовский. - Не твоя забота! - гаркнул полковник. - Одевайся, мудила! Быстрей! Некогда умничать! Все так, как я сказал. Кроме одного. Ты услышал выстрел, по коридору забегали. Ты выглянул - никого, вышел к вездеходу. И вот что еще. Действия промедола хватит еще часа на четыре. Потом снова может скрутить. Видно, какой-то нерв зацепило. Держи! - протянул он небольшой шприц в целлофановой упаковке. - Заряжен. Ткнешь в любое место, внутримышечно. Тратить не спеши, только в крайнем случае, больше у меня нет. Одевайся, парень! Иначе будет еще один труп - твой. Лозовский послушно натянул штаны, влез в валенки, нахлобучил ушанку, стараясь не потревожить рану. Полковник провел его по пустому коридору к двери. - А где все? - спросил Лозовский. - Никого нет. Только участковый дрыхнет. Тревогу я подниму часа через два, ты будешь уже далеко. - Как вы все объясните? - Ты ничего не знаешь! Ты услышал выстрел, а больше знать ничего не знаешь. И не нужно тебе знать. С Богом, парень. Часть долга я все же отдал. Вездеход ГТС мягко урчал на холостых оборотах, гнала теплый воздух печка. Лозовский устроился на водительском месте, тронул рычаги. Они мягко подались. Он включил первую скорость и направил машину к реке. Крутить его стало не через четыре часа, а гораздо раньше - в будке дежурного по леспромхозовскому разъезду, где он ждал, пока сформируют состав с бревнами. Потом была бесконечно долгая езда в тесной кабине маленького, похожего на самовар, паровоза узкоколейки. В Сургут приехали на рассвете. Насос уже гнал по голове горячую ртуть, но напор еще был слабый, ртуть рассасывалась, не доходила до лобных пазух. Лозовский не помнил, как он добрался до аэропорта. В платном туалете сбросил грязный камуфляж, надел костюм и "аляску", умылся и только тут рассмотрел себя в зеркало. Увидел чужое, длинное, лошадиное лицо со стиснутыми от приступов боли зубами , серое, в белесой щетине, с распухшими воспаленными веками. Мелькнула мысль о спасительном шприце с промедолом, но он ее отогнал: рано, еще не крайний случай. Постарался расслабиться, к кассе подошел спокойно, молча протянул паспорт и деньги. - Куда? - спросила кассирша. - Гражданин, вы что, спите? Куда вам? "В Москву", - хотел сказать Лозовский, но вместо этого сказал: - В Тюмень. Он уже знал, что ему нужно делать. Ближайший рейс на Тюмень уходил в два часа дня. Лозовский купил телефонную карту и набрал номер своего старого мобильника - благо, он его хорошо помнил. - Эдуард Рыжов, собственный корреспондент "Российского курьера", - раздался в трубке бодрый голос. - Слушаю. Кто это? - Лозовский. - Владимир Иванович, вы?! Вас все обыскались! Вы где? - В Сургуте. Кто меня обыскался? - Павел Петрович Тюрин. Каждый час звонит! - Ничего ему не говори, понял? - Да знает он, что вы улетели в Нижневартовск! Вычислил. - Все равно не говори. Я вылетаю двухчасовым рейсом в Тюмень. Найми какого-нибудь частника, встретишь. - Я у отца машину возьму. Старый "Москвич", сойдет? - Нормально. - Владимир Иванович, вы в порядке? - В полном, - стискивая зубы от прихлынувшей боли, ответил Лозовский. Эдуард Рыжов встретил его у входа в зал прилета. Вид у него был встревоженный. - Вы ранены? - еще больше встревожился он, увидев марлевую повязку, вылезающую из-под шапки Лозовского. - Не смертельно. В редакции компьютер с Интернетом есть? - Есть. Но вам нельзя в редакцию. Вас ищут. - Менты? - Нет. Какие-то в штатском. Заходили в редакцию, спрашивали, не звонили ли вы. - У тебя дома компьютер есть? - Есть, без Интернета. - Ничего. Сбросим материал на дискету, потом из редакции отправишь. В комнате Эдуарда в деревянном доме на окраине Тюмени Лозовский, не раздеваясь, прилег на продавленный диван, сжимая в кармане спасительный, греющий своей близкой доступностью шприц с промедолом. - Включай компьютер. Пиши. Название: "Смертельный пиар", - сквозь зубы продиктовал он. - "Или Как это делается в России"... Через два часа статья была закончена. - Господи Боже! - сказал Эдик. - Вот это сенсация! Этот материал перепечатают все газеты мира! - Может быть, может быть, - пробормотал Лозовский, поспешно извлекая шприц из целлофана и закатывая рукав на левой руке. Эдуард с ужасом посмотрел на него: - Владимир Иванович, вы... - Немножко вмажусь, - подмигнул ему Лозовский. - Для поднятия настроения. Он всадил иглу в руку, выжал до конца поршень шприца и посидел, ожидая, когда по телу разольются прохладные эфирные волны. - Ну вот, я в норме. Скинь статью на дискету, сделай копию. Отправишь на е-мейл Тюрину. Дождавшись, когда Эдик закончит копирование, Лозовский сунул дискету в карман и поднялся. - Поехали. - Куда? - К Кольцову. - Начало восьмого, - напомнил Эдуард. - Вряд ли он на работе. - А мне почему-то кажется, что на работе, - весело возразил Лозовский. - И будет рад меня увидеть. Он подпрыгнет от радости до потолка!.. III Тюрин ошибся, предположив, что поспешность действий Кольцова вызвана тем, что Лозовский не поверит в версию тюменской милиции и начнет собственное расследование. Ошиблась и Регина, объяснив ее политическими причинами. Действовать лихорадочно быстро заставил Кольцова звонок из станицы Должанской. Охранник, приставленный к Христичу помогать его жене по хозяйству, а в действительности пресекать его контакты с журналистами, сообщил, что к Христичу приехал какой-то человек, как сказала Наина Евгеньевна - ее племянник из Армавира. Но охранник усомнился - вид у этого человека был московский, нахальный. Кольцов приказал референту, сообщившему ему о звонке, соединить его с охранником. Тот рассказал: высокий, белобрысый, глаза сонные, в фирменной "аляске", хозяйка называла его Володей. Кольцов понял: Лозовский. Сотрудник, посланный к вдове Степанова якобы для того, чтобы узнать, каким она хочет видеть памятник на могиле мужа, расспросил ее об отношениях, которые связывали Степанова с Лозовским. Его сообщение заставило Кольцова стиснуть зубы. Степанов и Лозовский были не просто коллегами, Лозовский спас Степанова от смерти в Афганистане. Кольцов понял: Лозовский не пропустит в печать очерка Степанова, пока не докопается до причин гибели друга. В Нюде Степанов расспрашивал о Христиче. Он наверняка узнал, что тот уже два года как уехал из Нюды. Теперь об этом узнал и Лозовский. Это ставило под угрозу срыва всю комбинацию с "Нюда-нефтью", которую Кольцов готовил долго и тщательно и в которую уже вложил больше десяти миллионов долларов. Идея комбинации родилась у него не сразу. Предлагая Христичу возглавить компанию "Нюда-нефть", он знал, что его имя само по себе дорогого стоит, но все же надеялся, что Христич, один из самых опытных нефтяников России, сумеет поставить на ноги компанию, пришедшую за время пребывания в госсобственности в полное убожество. Его надежды оправдались лишь отчасти. Христич быстро навел порядок, разогнал бездельников, поставил мастерами и бригадирами умелых промысловиков, которых знал еще по работе начальником управления в Нижневартовске. Это сразу дало эффект, производительность скважин поднялась, прекратились мелкие аварии. Но стратегом Христич оказался никаким. Как и все генералы "нефтянки" советских времен, он привык, что ему мгновенно давали все, что он требовал. Он не умел считать деньги и не хотел учиться. Для реализации его проектов были нужны десятки миллионов долларов, а отдачу они обещали только в перспективе. Кольцов не мог позволить себе таких расходов. Дело только разворачивалось, концы с концами удавалось сводить с трудом, огромные деньги уходили на взятки московским и местным чиновникам, видевшим в "Союзе" Кольцова дойную корову. Все попытки объяснить это Христичу встречали полное непонимание и нежелание понимать. Христича возмущало, что Кольцов отказывается выложить двадцать миллионов долларов за десять новейших американских установок "газлифт", которые позволят извлекать из пластов до 95 процентов нефти. То, что эта нефть станет товаром только через пять лет, его нисколько не убеждало. Каждый разговор кончался вспышками взаимного раздражения, при этом Кольцов сдерживался, а Христич ругался так, что в кабинет испуганно заглядывала секретарша. Уже через полгода стало ясно, что с Христичем придется расстаться. Но что-то удерживало Кольцова от этого шага. И когда после очередного скандала Христич в припадке раздражения швырнул заявление об увольнении, Кольцов приложил все усилия, чтобы уговорить его остаться генеральным директором "Нюды" хотя бы формально. Толчком для кристаллизации идеи с продажей "Нюда-нефти" послужила Кольцову информация о том, что известный нефтепромышленник Зия Бажаев, возглавлявший тогда компанию "Сиданко", продал корпорации "Бритиш Петролеум" десять процентов акций "Сиданко" за 590 миллионов долларов, а затем провел эмиссию и превратил эти десять процентов в 1,2 процента. Англичане так и не поняли, как это получилось, причем - законно, по российским законам. Они подали в суд, процесс затянулся на годы и не прекратился даже когда Бажаев погиб в авиакатастрофе вместе с журналистом Артемом Боровиком, а его группу "Альянс" унаследовал его младший брат, который до этого вел рассеянный образ жизни на Лазурном берегу Средиземного моря и проводил время в казино Монте-Карло. Отсудить англичанам не удалось почти ничего, они больше потеряли от того, что курс акций "Бритиш Петролеум" после этой истории сильно понизился. С тех пор англичане зареклись выступать в роли компаньонов с минорным пакетом акций, а взяли курс на приобретение российских нефтяных компаний как минимум с блокирующим пакетом, а лучше - с контрольным. На это и сделал ставку Кольцов. Его предложение продать "Бритиш Петролеум" контрольный пакет акций "Нюда-нефти" вызвало в Лондоне настороженный интерес. Кольцов не торопил. Он регулярно представлял для информации данные о росте производительности скважин "Нюда-нефти", подкрепленные отчетами о налоговых отчислениях в российский бюджет. Цифрам законопослушные британцы привыкли верить. Настороженность постепенно исчезла, был подписан протокол о намерениях. Англичане дали понять, что их больше устроил бы не контрольный пакет, а 75 процентов плюс одна акция - квалифицированное большинство. Хорошая идея всегда таит в себе дополнительные возможности. Способ дешево заполучить практически весь пакет акций "Нюда-нефти" придумался как бы сам собой - словно он давно уже был придуман и просто вспомнился, когда в нем появилась необходимость. И вот теперь, когда комбинация близка к завершению, возникает этот наглый журналюга Лозовский. При всей рациональности и математической логичности своего мышления, Кольцов обладал и качествами "хаос-пилота", как на бизнес-сленге называют менеджеров, которые умеют принимать решения, не обладая всей информацией, действуют не так, как диктует анализ ситуации, а по наитию - так, как подсказывает интуиция. Он чувствовал, что комбинация с "Нюда- нефтью" вот-вот начнет перестаиваться. Схема была слишком сложной, на нее влияло слишком много факторов. Такие схемы всегда неустойчивы, имеют тенденцию к саморазрушению. Появление в деле Лозовского было первым предупреждающим сигналом. Вторым сигналом стал звонок из Москвы. Капитан Сахно, ведающий вопросами безопасности в московском представительстве "Союза", доложил, что на него вышел журналист Шинкарев, через которого был сделан первый пиар-ход с интервью генерала Морозова, и потребовал сто тысяч долларов, угрожая разоблачением. Кольцов приказал выдать ему тридцать тысяч и вывести из игры. Шинкарев не знал, что капитан Сахно работает на "Союз", так что серьезной опасности он не представлял. Но случай этот Кольцов воспринял очень болезненно - как симптом надвигающегося неблагополучия. Он понял, что нужно действовать быстро. Кольцов вылетел в Москву. В Москве все прошло без сучка, без задоринки, как по маслу. В тот же день его принял мэр Лужков - после звонка одного из вице-премьеров российского правительства, с которым Кольцов был в хороших отношениях еще со времен их совместной работы в Государственной топливной компании. Согласие продать акции "Российского курьера" мэр дал охотно и даже словно бы с облегчением - само упоминание о "Курьере", в который московские власти вложили немало денег без всякой пользы, было ему неприятно. Быстро решился вопрос и с покупкой типографии в Красногорске. Попов, воодушевленный перспективой получить в доверительное управление контрольный пакет акций "Курьера", показал подготовленный им к печати очерк Степанова "Формула успеха" и заверил, что материал выйдет в ближайшем номере. По сравнению с первым вариантом очерк потускнел, но свою функцию он выполнял. Кольцов завизировал очерк. В Лондон он прилетел, чувствуя себя человеком, паруса которого наполнились ветром удачи. Успешный человек всегда распространяет вокруг себя флюиды. В Лондоне это как бы почувствовали. Кольцова принял один из высших руководителей корпорации "Бритиш Петролеум". Цена, за которую Кольцов выразил согласие продать 97 процентов акций компании "Нюда- нефть" - четыреста миллионов долларов - показалась ему несколько завышенной. Кольцов проинформировал его, что в самое ближайшие время биржевая котировка акций "Нюда-нефти" увеличится и превысит не менее чем на 15 процентов цену, которая была до наезда на компанию налоговой полиции. Если это действительно произойдет, руководство "Бритиш Петролеум" со всей серьезностью рассмотрит предложение господина Кольцова, заверил топ-менеджер. - Я не могу допустить, чтобы меня обвинили, что я поступаю непатриотично, продавая перспективную российскую нефтяную компанию иностранцам, - предупредил Кольцов. - Поэтому "Нюда-нефть" будет выставлена на торги. - Мы непременно подадим заявку на участие в тендере. Четыреста миллионов - ваша окончательная цена? - Не буду возражать, если мне предложат больше, - любезно ответил Кольцов. В аэропорту "Шереметьево-2" его встретил телохранитель Леонид. С ним был капитан Сахно. Он доложил, что на тридцать тысяч долларов журналист Шинкарев согласился, будет молчать. В Тюмень Кольцов вернулся с ощущением, что все наладилось, дело идет к успешному завершению, и уже ничто не может этому помешать. До выхода "Российского курьера" с очерком Степанова оставалось четыре дня. На всякий случай Кольцов позвонил в Москву. Попов подтвердил: очерк заверстан, номер выйдет по графику. На вопрос, объявился ли Лозовский, ответил: нет, его нет в редакции пять дней. Кольцов знал, что из Должанки Лозовский уже уехал. Выпадение Лозовского из поля зрения насторожило Кольцова. Но он решил, что от постоянного напряжения, в котором он находился последнее время, у него всего лишь немного сдали нервы, и он видит опасность там, где ее нет и быть не может. За два дня до выхода "Курьера" поздно вечером в кабинет Кольцова, засиживавшегося на работе до полуночи, как всегда - без предупреждения и даже без стука, вошел начальник службы безопасности "Союза", бывший военный, дослужившийся в Афганистане до полковника и подавший в отставку после вывода из Афгана ограниченного контингента советских войск. Роста он был под метр восемьдесят, крупного телосложения, с грубым, темным от афганского загара лицом, в кожу которого будто бы въелась пороховая пыль, с короткими седыми волосами. Кольцов недолюбливал слишком крупных и высоких людей. В них было что-то избыточное, ничем не оправданная щедрость природы - какая-то изначальная несправедливость. Они смотрели свысока и, как всегда казалось Кольцову, пренебрежительно на всех, кто не вышел ростом. В детстве он их боялся, в юности опасался и завидовал. С годами это прошло, но неприязнь осталась. Кольцов не взял бы Полковника, как называли его все в фирме на работу, если бы его не порекомендовал как отменного профессионала знакомый генерал из ГРУ. Профессионализм в людях Кольцов ценил превыше всего. Полковник оказался человеком неприятным в общении - немногословным, чаще всего хмурым. От него постоянно исходило ощущение опасности. Он сразу предупредил: - Вы не лезете в мои дела, я в ваши. Вы ставите задачу, я ее решаю. Как - вас не касается. Приказы моим людям отдаю только я. Кольцову не понравилась такая категоричность, но со временем он понял, что Полковник прав. При разрешении возникающих по ходу дела проблем его службе иногда приходилось выходить далеко за рамки закона - было выгоднее об этом не знать. В конце каждой недели Полковник являлся к Кольцову с докладом. Появление его в неурочное время всегда предвещало какую-нибудь неприятность. Так было и на этот раз. Полковник доложил: - Позвонили из Нюды. Там появился какой-то журналист из Москвы. Донес Назарян. Журналист сказал ему, что его сыну дадут не год условно, а пять лет строгого режима. Кольцов насторожился: - Какой журналист? - Не назвался. В контору не заходил. - Как он попал в Нюду? Я же приказал: без разрешения никого в вертолеты не брать! - Бортов не было. Скорее всего, по зимнику. - Внешность? - На вид лет около сорока, высокий, белобрысый. В себе уверен, участкового послал на ... - Это Лозовский! Вы знаете, полковник, что делать. - А если не он? - Летите в Нюду. Возьмите Леонида, он знает его в лицо. Если не он: кто, на кого работает. Если он... - Понял. Около полудня следующего дня Полковник сообщил: - Он. Сейчас в камере в опорном пункте милиции. Задержан участковым за появление в поселке без разрешения. - Действуйте. - Слушаюсь. Весь день Кольцов не мог сосредоточиться на работе - ждал звонка из Нюды. Несколько раз сам порывался позвонить, но клал трубку. Можно было нарваться - Полковник мог и обматерить. Раз не звонит - значит, не о чем доложить. Звонок раздался поздно вечером. Полковник доложил: - У нас ЧП. Это было немыслимо: Лозовский сбежал. Сбежал из Нюды, от которой сто километров до райцентра по бездорожью и сто восемьдесят до Нижневартовска. Угнал вездеход. Едет по зимнику в Нижневартовск. Кольцов приказал: - Пошлите своих людей на посты ГИБДД на въезде в город! - Уже послал. - И в аэропорт. Он может объехать посты. - Послал. Утром буду там сам. - Он не должен вернуться в Москву, вы меня поняли? - Не повторяйтесь, - буркнул Полковник и ушел со связи. Что Лозовский узнал в Нюде? С кем, кроме Назаряна, он успел поговорить? Кольцов не знал, какую угрозу несет возвращение Лозовского в Москву. Но чуял нутром: опасно, очень опасно. Лозовский неуправляем. Это Кольцов уже давно понял. Он непредсказуем. Это понял только теперь. Он не должен вернуться в Москву. И это как раз тот случай, когда необходимо идти даже на самые крайние меры. Кольцов позвонил капитану Сахно и приказал взять под наблюдение Шереметьево, редакцию и квартиру Лозовского. Если будет возможность - перехватить. Любым способом. В Нижневартовске Лозовский не появился. Среди пассажиров, прилетевших в Москву, Лозовского не было. В редакции его не было. На звонки домой жена отвечала, что он работает над срочной статьей на даче. Ситуация становилась все более угрожающий. Вошел дежурный референт: - Геннадий Сергеевич, звонят с вахты. Какой-то человек хочет вас видеть. Говорит, что вы будете ему очень рады. - Кто? - Журналист Лозовский. IV Референт вышел встретить Лозовского на вахту, в фойе особняка принял "аляску" и шапку и по знакомой уже Лозовскому мраморной лестнице с красным ковром проводил его в кабинет президента ОАО "Союз". Кольцов встретил его стоя у стола и опираясь на него костяшками пальцев. - Вы ранены? - спросил он, увидев грязную марлевую повязку на голове гостя. - И довольно глубоко. - Вам нужно в больницу, сделать перевязку и зашить рану. - Ни в коем случае, - возразил Лозовский. - Мне нужно довезти эту рану до Москвы. Это не рана, это вещественное доказательство. - Вещественное доказательство чего? - Того, что у вас крупные неприятности, господин Кольцов. Настолько крупные, что я даже не уверен, можно ли назвать их неприятностями. - Объясните. - Охотно. Особенно если вы предложите мне сесть. По правде сказать, у меня был не очень легкий день, я чувствую себя несколько утомленным. - Разумеется. Садитесь, пожалуйста, господин Лозовский. - Спасибо. Так вот, о неприятностях, - продолжал Лозовский, с удовольствием погружаясь в глубокое кресло и вытягивая ноги. - Как вы наверняка знаете, каждое оружие оставляет в ране свои, только ему присущие следы. Не является исключением и такое экзотическое по нынешним временам оружие, как кастет. Вы понимаете, о чем я говорю? - Нет. - Сейчас поймете. В Москве судмедэксперты обследуют мою рану. И сравнят ее с раной на голове одного молодого московского журналиста. Со смертельной раной. И без особого труда обнаружат идентичность оружия. Это оружие - кастет вашего телохранителя Ленчика. - Про какого журналиста вы говорите? - Про Стаса Шинкарева, через которого вы слили информацию о "Нюда-нефти" генералу Морозову. - Шинкарев убит? - Только не говорите, что вы ничего об этом не знали. Не ответив, Кольцов обошел стол и опустился в свое кресло. Его малоподвижное серое лицо словно бы окаменело. - У меня такое ощущение, что вы действительно ничего об этом не знали, - заметил Лозовский. - Не знал. Я приказал заплатить ему тридцать тысяч долларов. Он согласился и обещал молчать. - Об этом вам доложил капитан Сахно? - Да. - Какой интересный поворот темы! Так-так-так. Нужно будет посоветовать подполковнику Саше Муравьеву, это оперативник из убойного отдела МУРа, - объяснил Лозовский, - провести обыск на квартире Шинкарева. Впрочем, его уже наверняка провели. И у меня почему-то такое чувство, что тридцати тысяч долларов там не нашли. А вы как думаете? Готов спорить на бутылку, что не нашли. У меня в связи с этим только один вопрос: эти тридцать штук вернулись к вам или их по-братски разделили между собой капитан Сахно и ваш Ленчик? - Вы за кого меня принимаете? - Это я и пытаюсь понять. За кого мне вас принимать. Так вот, информация о том, что телохранитель нефтебарона Кольцова убил московского журналиста произведет определенное впечатление в определенных кругах. И ваш Ленчик сдаст вас без секундного колебания. Даже если вы не отдавали приказа убить Шинкарева, он все равно будет валить на вас. Капитана Сахно пристегнуть к этому делу будет немного трудней. Но я уверен, что подполковник Муравьев с этим справится. - Мой телохранитель ничего не будет валить на меня. - Вы так уверены в его преданности? - Он был мне предан. Он служил в спецназе в Чечне. После контузии его комиссовали с нищенской пенсией. Я вытащил его из грязи. Я говорю "был", потому что Леонид убит. - Да что вы?! - постарался как можно более искренне поразиться Лозовский. - А еще вчера утром он был довольно живым. Кто же его убил? - Как вам удалось сбежать из Нюды? Вы сидели в камере в опорном пункте милиции. - Сам удивляюсь. Сначала услышал удары по двери из соседней камеры, потом выстрел, потом в коридоре забегали. Я выглянул, дверь оказалась открыта, никого. Я вышел во двор. У крыльца стоял вездеход. С моей стороны глупо было не воспользоваться таким благоприятным стечением обстоятельств. - Куда вы дели вездеход? - Оставил на берегу возле соседнего леспромхоза. По узкоколейке доехал до Сургута. Из Сургута на самолете - сюда. Так кто же убил вашего верного телохранителя? - Заключенный Вартан Назарян. - Вот как? - теперь уже вполне искренне поразился Лозовский. - Он начал стучать в дверь камеры, Леонид заглянул узнать, в чем дело. Назарян оглушил его, завладел его пистолетом и застрелил. Это и был выстрел, который вы слышали. Он попытался бежать, забаррикадировался в бесхозном балке, отстреливался. В перестрелке его убили. - Вартана Назаряна убили? - Да. - В таких случаях мой друг Паша Тюрин говорит: Бог не фраер. А я скажу по-другому: отец отдал сына на заклание. И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет. Шекспир отдыхает. И это в наше-то прозаическое время! Впрочем, нет. Время, когда в центре Москвы террористы захватывают концертные залы, прозаическим не назовешь. - Теперь вы понимаете, почему Леонид не может меня сдать? - Понимаю. - Я вижу, мое сообщение испортило вам настроение? - Господин Кольцов, это ненадолго, - заверил Лозовский. - Еще часа полтора мое настроение будет довольно приличным. А вот потом испортится. Поэтому чем быстрее мы перейдем к делу, тем лучше. - О каком деле вы говорите? - О вашей афере с "Нюда-нефтью". И не делайте вид, что не понимаете. Все вы понимаете. - Что вы об этом знаете? - Вы пытаетесь впарить "Бритиш Петролеум" за четыреста миллионов долларов компанию, которая стоит не больше пятидесяти миллионов. Это - главное. Остальное частности. Их я не знаю. - Вы в этом уверены? - Я был не очень в этом уверен. До тех пор, пока не получил по затылку кастетом. - Рисковый вы человек, Лозовский. Не боитесь, что не выйдете из этого дома? - поинтересовался Кольцов. - Не боюсь. Есть люди, которые знают, где меня искать. И куда вы денете мой труп? - Определенно вы принимаете меня за какого-то монстра. Какой труп? О чем вы говорите? Вы просто проведете два дня в комфортабельной комнате, с телевизором, с хорошей едой и даже с коньяком "Хеннесси", который вам так понравился. В тот момент, когда я открою свежий номер "Курьера" с очерком Степанова, вы немедленно окажетесь на свободе. - Вы не откроете "Курьер" с очерком Степанова через два дня. - Попов уверил меня, что очерк стоит в номере. - Стоит. Но номер не выйдет. - Почему? - Сбой в компьютерной системе. Такой же, какой был в вашем банке "Союз-кредит". Вирус, господин Кольцов. Slammer. Жуткая штука. Киберджихад. Всю базу данных как языком слизывает. А чтобы восстановить ее, понадобится время. Неделя, две, три - столько, сколько нужно. - Кому? - Мне. - Вы блефуете. - Проверьте. Рискнете? Думаю, нет. Вы не в том положении, чтобы рисковать. Слишком большая ставка в игре - триста пятьдесят миллионов долларов. Или все же рискнете? - Нет. Давайте к делу. Я повторяю вопрос, который уже задавал: при каких условиях вы воспримите мою проблему как свою? Мне нужно, чтобы очерк Степанова появился в ближайшем номере "Курьера" и чтобы номер вышел в срок. Только не начинайте снова о том, что вы хотите видеть убийц журналиста Степанова в могиле или в тюрьме. - Не буду. Знаете, в чем ваша ошибка? Вы считаете, что чем больше вы платите человеку, тем лучше он работает. Нет. Тем больше он боится потерять работу. Вряд ли мы договоримся, господин Кольцов. "Российский курьер" - издание независимое. Это единственное, что позволяет нам держаться на плаву. Если мы поможем вам реализовать вашу аферу, наш рейтинг невозвратимо рухнет. - Про какую аферу вы все время говорите? - раздраженно перебил Кольцов. - Вы путаете понятия "стоимость" и "цена". Да, я хочу продать "Нюду-нефть" англичанам за четыреста миллионов. И компания стоит этих денег. Это ее подлинная стоимость. А если "Бритиш Петролеум" вложит еще миллионов двести и реализует проекты Христича, она будет стоить и миллиард. Цена в России мало зависит от стоимости. Ее во многом определяют факторы коррупционные. Китайцы предлагали за "Славнефть" четыре миллиарда долларов. За сколько ее продали? За миллиард восемьсот. Кому продали? Своим! - И все же, и все же. В глазах серьезных предпринимателей, а мы ориентированы на серьезных предпринимателей, это афера. Очень масштабная, очень остроумная, если не принимать во внимание, что ваш путь к успеху выстлан трупами. Ваш авторитет очень возрастет, если вы сумеете довести дело до успешного конца. Но ваш авторитет - это ваш авторитет. А авторитет "Российского курьера" - это мой авторитет и авторитет моих друзей-журналистов. Мы не договоримся. - Я выслушал ваши аргументы. Теперь послушайте мои, - проговорил Кольцов. - Миллион долларов. Наличными. Вам. - Три миллиона триста тысяч, - невозмутимо поправил Лозовский. - Сколько?! - изумился Кольцов. - Да за эти деньги я куплю "Российский курьер" со всеми потрохами! - Это я вам и предлагаю сделать. - Так. Очень интересно. Объясните, для чего мне "Российский курьер"? - Странно, что вы, опытный бизнесмен, этого не понимаете. Сколько вы тратите на взятки губернаторам и их командам? - Много, - буркнул Кольцов. - Не много, а очень много, - уточнил Лозовский. - Это ваш единственный рычаг. Между тем есть другой рычаг, гораздо более дешевый и более мощный. Губернатор - должность выборная. Раз в четыре года они становятся уязвимыми, как черепаха без панциря. Сейчас они не боятся прессы, потому что все местные издания подмяли под себя. А что если в каждом регионе появится независимое издание? Региональные выпуски "Российского курьера". Этим рычагом вы сможете сковырнуть с места любого губернатора. И они будут это знать. Кольцов быстро соображал. Он встал и прошел по кабинету. - Три миллиона триста тысяч. Из чего складывается эта цифра? - За триста тысяч вы выкупите в банке заложенные акции журналистского коллектива. Два миллиона инвестируете в издание. И миллион мне. - Для региональных изданий нужны опытные журналисты. - Без проблем. Основа - наши нештатные собкоры на местах. Мы получим самых сильных местных журналистов. К нам пойдут все, кому надоело прогибаться. А надоело всем. К нам понесут самые острые материалы, которые не проходят в прикормленной прессе. - Вы большой сукин сын, Лозовский. Но вы мне начинаете нравиться. - А вы мне пока не очень. - Это и есть цель вашего прихода ко мне? - Да. - Почему вы просто не пришли ко мне с этим предложением, а затеяли поездку в Нюду? - А вы сами подумайте. Вот я пришел к вам с этим предложением. Что вы скажете? Очень интересно, обдумаю. - То же самое я скажу вам сейчас. - Нет, господин Кольцов. Вы никак не врубитесь в ситуацию. Это не я пришел к вам с предложением. Это вы попросили меня подсказать решение. И я вам его подсказал. Вы можете, конечно, подумать. Минут десять. А вот это поможет вам принять правильное решение. Лозовский извлек из кармана дискету со статьей "Смертельный пиар" и бросил на стол Кольцова: - Посмотрите. Вас заинтересует. Статья стилистически не отшлифована, у меня на это не было времени. Но по материалу - самое то. Кольцов включил компьютер, загрузил программу и открыл файл. По мере того, как он читал с монитора текст, лицо его становилось темнее и темнее. Дочитав, перевел на Лозовского бешеный взгляд. - Попов никогда не опубликует эту статью! - При чем здесь Попов? Найдется немало изданий, которые захотят ее опубликовать. С руками оторвут. - Если кто-то осмелится опубликовать этот пасквиль, я подам в суд и разорю редакцию! У вас нет ни одного документа, подтверждающего факты! - В этом вы правы, - согласился Лозовский. - Есть два решения. Я уберу названия и фамилии, оставлю только: город Т., президент ОАО "С" господин К. Вы будете доказывать в суде, что это вас я имел в виду? Вы станете посмешищем, господин Кольцов. Вы станете посмешищем сразу после выхода статьи, а суд превратится во второй акт комедии. Решение второе: я не буду публиковать статью. Я всего лишь отнесу ее в московское представительство "Бритиш Петролеум". На консультацию. Какое решение вам больше по вкусу? - Вы ошиблись в выборе профессии, Лозовский. Почему вы стали журналистом? - Да ни к чему другому я не способен. - Ошибаетесь. У вас есть хватка. Бизнесом не пробовали заняться? - В сущности, я всю жизнь занимаюсь бизнесом. Правда, называю это по-другому: я борюсь за свою свободу. - Успешно боретесь. Миллион долларов - это много свободы. - Этот миллион будет резервным фондом редакции. - Но распоряжаться им будете вы? - Разумеется, я. Значит ли это, что вы обдумали мое предложение и ваш ответ "да"? - А у меня есть выбор? - Нет. - Тогда зачем спрашиваете? Ваши условия? К ответу на этот вопрос Лозовский был готов. - Первое. Вы передаете контрольный пакет акций "Российского курьера" в доверительное управление мне сроком на пять лет. Второе. По истечение пяти лет вы или ваши наследники обязуются предоставить мне первоочередное право покупки акций по цене, которую заплатили вы. Третье. Вы обязуетесь печатать в Красногорской типографии "Российский курьер" и региональные издания в течение пяти лет по себестоимости . Вот, собственно, и все. Если вы принимаете эти условия, будем считать, что мы договорились. - Не опасаетесь, что я вас кину? Сейчас скажу "да", а после выхода "Курьера" с очерком Степанова скажу: "я передумал"? - Не опасаюсь, господин Кольцов. По двум причинам. Если в этом бизнесе вы дожили до сорока лет, вы умеете держать слово. Иначе бы не дожили. Второе: статья "Смертельный пиар" потеряет свою силу только после того, как вы продадите "Нюду- нефть" англичанам. А к тому времени юридическое оформление нашей сделки будет завершено. Кстати, вы уверены, что "Нюду- нефть" купят англичане? До нее найдется немало охотников и у нас. - Наши не выложат четыреста миллионов. Самое большое, что они предложат - миллионов двести. - Еще вопрос. Перед покупкой проводится детальная экспертиза компании. Как вы намерены решить эту проблему? - Давайте, Лозовский, договоримся сразу. Я не вмешиваюсь в редакционную политику, вы не вмешиваетесь в мои дела. - Согласен, - кивнул Лозовский. Насос в затылке включился и постепенно набирал обороты. - Должен сказать, что я удовлетворен нашими переговорами, - сообщил Кольцов. - Хотя ваш метод убеждения партнера совершенно бандитский. - И это говорите мне вы? - вскинулся Лозовский. - Да, я, - с некоторым удивлением подтвердил Кольцов. - Хотите, чтобы я прилетел в Москву и представил вас коллективу в качестве главного редактора? - Ни в коем случае. Главным редактором останется Попов. - Что это за странное решение? - Ничего странного. Попов профессиональный редактор. Вы представляете, сколько работы навалится, когда мы займемся региональными изданиями? Я не потяну. Попов потянет. Вы даже не говорите ему, что контрольный пакет акций передаете мне. Я сам скажу, когда придет время. А теперь позвоните в Москву. Мобильный Попова у вас есть? - Есть. Что я должен сказать? - Прежде всего: снять очерк Степанова из очередного номера. Кольцов нахмурился: - Почему? - В таком виде он не прозвучит. У меня есть кое-какие идеи, как сделать ваш пиар максимально эффективным. - Что еще? - Скажите Попову, что все мои указания для него закон. - Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? - Пока еще нормально, - ответил Лозовский. - Будет хуже. Звоните. Кольцов набрал номер: - Альберт Николаевич?.. Кольцов. Слушайте внимательно. Первое. Очерк Степанова из номера снять... Альберт Николаевич, запомните, пожалуйста, на будущее. Ваше дело - выполнять мои указания, а не обсуждать их!.. Второе. Лозовский действует от моего имени. То, что он говорит, говорю я... Последний раз я отвечаю на вопрос "почему". Потому что я так решил! - раздраженно бросил Кольцов и отключил связь. Вбежал встревоженный референт: - Шеф, к вам люди из Москвы. Полковник из налоговой полиции. - Что вы так всполошились? - удивился Кольцов. - Просите. В кабинете появился средних лет человек в штатском. Вместе с ним вошел Тюрин. - Полковник Андреев, старший следователь по особо важным делам Федеральной службы налоговой полиции. Со мной группа следователей. У меня предписание генерала Морозова произвести полную проверку компании "Нюда-нефть". Ознакомьтесь, пожалуйста. Кольцов вернулся в свое кресло, взял предписание и стал его внимательно изучать. Тюрин подошел к Лозовскому. - Ну, Володя, заставил ты нас