холоднее трупа мужчины. Но скороспелых заключений Княжицкий никогда не делал. Серафимова и не требовала этого. У всех своя работа и свои приемы, Княжицкий -- человек опытный, доверие ему -- абсолютное. На шее жертвы видна странгуляционная борозда шириной 0,6 -- 0,7 миллиметра. На теле кровоподтеки, которые дознаватели сразу не обнаружили. Ссадины и ушибы. Переломов и трещин кости, на первый взгляд, нет. В квартиру вошел мужчина лет сорока пяти, высокого роста, крупного телосложения, похожий на выбившегося в люди рэкетира. На нем было дорогое фланелевое пальто синего цвета, небрежно перехваченное поясом, начищенные до блеска ботинки. Тряхнув светло-русым коротким чубом, он засунул руки в карманы. Братченко и Устинов, встречавшие его, провели его в ванную. Там все в той же позе, но уже прикрытая белым махровым халатом, еще находилась его убитая жена. -- Узнаете, Виктор Степанович? -- немилосердно спросила из-за его спины подошедшая с сигаретой в зубах Серафимова. -- Ваш труп? Мужчина, обернувшись, молча пожал руку следователю, потом подошел к убитой, протянул лапищу к ее белокурым волосам, отогнул ее голову назад и небрежно отбросил обратно. Серафимовой стало стыдно за ту разновидность людей, к которой, по всем внешним данным, относилась и она, -- за женщин. Закусив губу, Виктор Степанович набрал номер мобильного. Когда ему ответили, он тоном, требующим беспрекословного подчинения, стараясь не сбиваться на блатной жаргон, на котором в последние годы стало модно изъясняться и в высших эшелонах власти, и в творческих организациях, проговорил: -- Я в районе Солянки. Потом перезвонишь, узнаешь, как доехать. Берешь ребят, приезжаешь и упаковываешь эту сучку... Да, ее. Потом действуешь, как сочтешь нужным... Мне все равно... Так, я сказал. Больше меня по этому вопросу не беспокоить. Да, тут оперативники. Согласуй с ними все вопросы. Деньги оставляю у них. -- Труп вашей супруги мы отправим в морг на экспертизу... -- начала Серафимова, но Похвалов перебил ее, рявкнул: мол, ему это неинтересно. -- Вы понимаете, что ведете себя неразумно? -- спросила Серафимова. -- Ваше ожесточение наводит... -- У меня алиби, -- снова рявкнул Похвалов, -- а эта картина... меня и мое ожесточение, кажется, оправдывают! -- Да, да, -- Серафимова кивнула. -- Скажите, у вас есть предположения насчет убийства вашей жены и Адольфа Зиновьевича Финка? -- Нет. -- Как провела сегодняшний день ваша жена? Похвалов ухмыльнулся: -- Как видите. Серафимова поняла, что Похвалов в шоке, просто этот шок выражался довольно своеобразно. "Вы свободны", -- сказала она и предложила ему завтра прибыть к ней для дачи показаний. Он оставил пачку денег на тумбочке, в спальне, лишь мельком взглянув на труп Финка. Того как раз в это время укладывали на носилки, и расчувствовавшаяся Евдокия Григорьевна, которую позвали опознать хозяина, склонилась над бездыханным телом, глотая слезы. -- Простите, что приходится заставлять вас смотреть на это ужасное зрелище, -- тихо произнесла Серафимова. -- Э, милая. Разве в этом дело? Мне во время войны в таких операциях приходилось ассистировать, тебе и не снилось. Хотя и вам достается. Жалко человека. И откуда только такие звери берутся?! Виктор Степанович, пропустив носилки вперед, вышел из квартиры. -- Железный мужик, -- выдохнул Братченко, -- как премьер-министр какой... -- Как ты его нашел? -- спросила Нонна Богдановна. -- Через справочную МВД. Знаете, кто он? -- Братченко выдержал паузу и самозабвенно, многозначительно воскликнул: -- Депутат Госдумы! Когда Серафимова, разбитая своей нелегкой мужской работой, поручив Братченко и Княжицкому самостоятельно сдать дежурство, закончить с протоколами и опечатать квартиру, спустилась на первый этаж, прошла прокуренный мрачный вестибюль по направлению к выходу, дверь подъезда неожиданно открылась, и следователя ослепила яркая вспышка. Психика ее выдержала, чтобы не дать очередной отбой всему организму, но мозг мгновенно, еще в то время, когда резко распахивалась дверь, обработавший информацию как "Опасность", скомандовал: "Ложись". Серафимова быстро пригнулась, но, подняв голову, увидела перед собой сначала силуэт, а затем, когда глаза пришли в норму, -- и самого мохнатого переростка в джинсовке с фотоаппаратом в руках. Она, вдруг ставшая сухонькой, скривленной в дугу старушен-цией, с белым каменным лицом подошла к корреспонденту, по-шапоклячьи вывернув голову, и, глядя куда-то в нагрудный карман на его куртке, скомкала эту куртку в своем кулачке и сказала следующее: -- Если ты сейчас, жук навозный, не унесешь свою вонючую задницу с места оперативных действий, я завтра пришлю в твою мухобойную газету на исправление человек двадцать пятнадцатисуточников. Они тебя исправлять будут, -- уже миролюбиво добавила она. -- А че?! Че я сделал-то? Я здесь живу! Я журналист Копытов. -- Прикуси язык! -- Понял, Нонна Богдановна. Не дурак. Только, Нонна Богдановна, я живу тут... -- Слушай, не держи меня за идиотку. -- А я и не держу, -- спошлил журналист, -- я вообще вас ни за что не держу. -- Прочь с дороги, нечисть. -- Только, Нонна Богдановна... Там еще две машины с телевидения. Они все ваши звонки в оперативную часть по рации перехватывают. Вот и прознали. -- Эти хоть по рации, а ты точно -- на запах летишь, папарацци! -- Серафимова сплюнула и через черный ход вышла во двор дома. Ей удалось незаметно в темноте пробраться к машине, и та с победным скрежетом рванула мимо ожидающих телерепортеров. -- Заказное? -- спросил Володя, водитель, весело управляясь с автомобилем, словно это была лодка, а под ними -- не Разгуляй, а упругие волны горной речки. -- Вряд ли, на деловые разборки, слава Богу, теперь с топориком не приходят, -- Серафимовой нравилось, что Володя хочет быть в курсе всех событий, чтобы в случае чего оказаться полезным. -- А с другой стороны, на месть обманутого мужа тоже не похоже. -- Эти бродяги сказали, что много украдено. Может, просто ограбление? Богато жил приватизатор? Серафимова, задумавшись, нахмурилась, словно ее лишили самостоятельности: так легко было, оказывается, испортить ей настроение! Она не любила трепотни, особенно журналистской, и специально, в шутку ответила простофиле Володечке, что из квартиры вынесена практически вся касса взаимопомощи Комитета по управлению имуществом Российской Федерации. -- Да ну? А это сколько же? -- ахнул водитель. -- Сто тысяч. -- Старыми или новыми? -- уточнил Володя. -- Вечными. Он, как всегда, проводил ее до дверей квартиры, поднявшись для этого за ней пешком на пятый этаж. Нонна Богдановна взяла из его рук сумку с продуктами, купленными по пути, поблагодарила и закрыла за собой дверь. Рабочий день следователя Серафимовой закончился. ДАНИЛОВ Отряд быстрого реагирования на трассе Одинцовской таможни совместно с органами ГИБДД вели эти фургоны уже пятый час. Груз в виде двенадцати фур, одиннадцать из которых везли бренди, а двенадцатая -- сигареты, был не совсем правильно оформлен на границе. Точнее, совсем неправильно. Оформление заключалось в следующем. Поскольку вскрыть товар для проверки качества не представлялось возможным, на границе должен был быть заплачен залог, равный таможенным платежам по официальной оценке, и тогда груз пропускался в место назначения, каковой была Московская таможня. В Москве груз должен был пройти таможенную очистку, тогда залог возвращался собственнику. Но на границе в Белгороде груз не был оформлен достаточным образом, в документах лишь стоял направляющий штамп в Москву. В Белгороде уже начали расследование по делу о нарушении таможенных правил. Фуры катились к Москве, посверкивая на солнце серебряными боками, хвост в хвост, одна повторяя движение другой. Веселые гибедедешники, руководимые обаятельным хозяином этой трассы, а проще -- начальником 10-го спецбатальона ГИБДД Василием Николаевичем Лещевым, провожали красивую колонну предвещающими добрый путь взглядами. По правилам сам перевозчик, то есть транспортная фирма, может отвечать за доставку такого груза, а может и таможенная бригада вести груз на место растаможки, если есть основания осуществлять контроль за его доставкой. Юрий Алексеевич Данилов перешел в Одинцовскую таможню недавно. Это была его предпоследняя не слишком пыльная полуначальственная должность перед хорошим постом, но... в Чечне. А вообще-то он бывший работник разведки, человек, знающий множество языков, проработавший полжизни в ведущих европейских странах. И кто знает, для чего он согласился на шутку судьбы, именуемой таможня? Может быть, из-за ощущения собственной ненужности и невостребованности? Пораженческие настроения начались, когда жена с дочерью не вернулись из-за рубежа. Потом геройски на границе погиб сын. Осталась старенькая мать и ощущение полного одиночества. Работа, работа, работа. Да еще, как досуг -- бесконечный ремонт приобретенного по случаю подержанного "опеля". Юрий Алексеевич и сам не знал, для чего он каждое воскресенье возился во дворе дома с этой непрестижной машиной. Его сущность жаждала деятельности, а он знал только оперативную работу... Разбирая и собирая машину, он жалел только, что это не "крайслер". Ремонт подходил к концу, а впереди еще половина воскресного дня, который надо было чем-то убить. Данилов не пил, телевизор не смотрел. ...Месяцем раньше, в отделе по борьбе с таможенными правонарушениями Московской автогрузовой, он занимался расследованием таможенных правонарушений. В марте, как раз перед его переводом, было возбуждено дело о нарушении таможенных правил в отношении одиннадцати фур с бренди. Машины были арестованы и препровождены на таможенный склад, но вскоре некий господин Еропкин, действующий по доверенности отправителя, приехал за товаром с распиской и постановлением о прекращении дела на законных основаниях, выданным Таможенным комитетом России. В объяснительной части говорилось, что Белгород-ская таможня поздно получила указание об оформлении таможенного отношения, поэтому груз был неправильно оформлен. В резолютивной части постановлялось оформить груз в таможенном отношении и выдать грузополучателю. Вот так-то. Это было последней каплей. Тогда-то Юрий Алексеевич и подал рапорт о переводе, не выдержав давления. Груз отдали получателю, а тот перевез его в Можайск, на другой таможенный склад. Спрашивается, если товару обеспечена зеленая улица, то какой смысл перевозить его на соседний, тоже таможенный склад и оставлять там на несколько недель? Данилову разрешили перевод, но при условии, что это произойдет только после того, как он доведет дело до конца и избавится от груза. А груз в это время начинают партиями отправлять грузоотправителю, обратно в Болгарию. Болгарский товар был. Получатель в Москве якобы отказался от товара по причине задержки. Этот Еропкин начинает организовывать вывоз товара партиями обратно в Белгород на границу. Но по оперативным данным стало известно, что груз повезли не к границе, а по направлению к Москве. Одиннадцать фур путешествовали по трассе, как "летучие голландцы", и таможенники не могли ничего сделать. Двенадцатую фуру вообще потеряли. Василий Николаевич Лещев взгрел своих, но толку-то? На ночном перегоне недосчитались. Оперативники, не обнаруживая себя, проехали вдоль колонны трижды: нет двенадцатой фуры. Как это могло произойти, когда машины и полдня не проехали от Можайска, остановились на ночлег, а всю дорогу за ними пригляд был, неизвестно. Огромная фура сгинула. Болгарские сигареты были маркированные. Что это значит на языке оперативников? А значит это, что вместо травки под названием "табак" в сигаретках везли совсем другую травку, и каждая пачка, чтоб не перепутать, внутри на склейке картонной коробочки промаркирована красным кружочком размером с конфетти. С марихуаной сигаретки, а везли их так, чтобы при передаче арестовать получателей. Ведь доставщик, а точнее простой водила, шофер транспортной организации -- он может ни сном ни духом не ведать, что за товар везет. Он выполняет свою работу. Проморгали фуру одинцовские таможенники. Теперь начальство и само поторапливало Данилова перебраться в Одинцово, помочь коллегам. Юрий Алексеевич теперь подошел к этому делу с другой стороны. Как оформлена передача на складе? Кто получал, кто выдавал? Вызвал Юрия Алексеевича заместитель начальника по оперативной работе. Велел не тратить рабочее время на дело, которое уже прекратили. А какая последующая работа бывает лучше предыдущей? Не бывает такого, так же как с женами. Тут наступила пора войны компроматов в российской прессе. Кто только на кого грязь не лил через информационные каналы! Четвертая власть стала походить на мусоропровод. Произошло какое-то шевеление в Таможенном комитете, это почувствовали все. Началась суета. Перестановки на среднем уровне. Вызвали и Данилова в управление Комитета по борьбе с таможенными правонарушениями, в Москву на Пречистенку. В светлом, богато отремонтированном кабинете Юрия Алексеевича принял заместитель начальника управления, бывший военный контрразведчик. Со светлым пушком на лысеющей голове, сам квадратный и одновременно крепкий, как штангист, он ласково улыбнулся Данилову, протягивая руку: -- Ну что там у вас происходит? Данилов боком втиснулся между столом и спинкой стула, пожал плечами: -- Что вас интересует? -- Ты извини, что тебя сдернули, полномочия сдавать пришлось? -- Ладно... -- Тебе нужно принять участие в задержании нескольких фур. Блуждают, понимаешь, по области, надоели. Товар контрабандный, а мы только выхлопные газы от этих фур нюхаем, мистика просто. Нужно возглавить задержание. -- Откуда они? Какой товар? -- Товар контрабандный, сигареты болгарские. Данилов исподлобья взглянул на начальника. Напряженно спросил: -- Маркированные? -- Маркированные. -- Где они сейчас? -- уточнил Данилов. -- Похоже, едут из Белгорода, но вторично, так сказать, обманный маневр. Помнишь, у тебя в Московской автотранспортной таможне было дело о двенадцати фурах? Кротов из Комитета его прекратил... -- А как же. -- Так это они и есть, теперь ясно? Данилов почесал подбородок. -- Ты фамилию Еропкин помнишь? -- Еропкин? В деле была такая фамилия, но я тогда непосредственного участия не принимал. Читал потом. -- Вот этот самый Еропкин везет груз обратно. Это неточные данные, но похоже. Данилов получил от начальства задание найти и арестовать фуры. В его подчинение передали отряд быстрого реагирования, три экипажа, службу наружного наблюдения ФСБ, а в качестве подстраховки -- аналогичную службу управления по борьбе с организованной преступностью УВД Белгородской области -- двух старших оперативников, идущих на своей машине за фурами и только изредка выходящих на связь. Ну и Лещева, конечно, хозяйство с его ребятами. Номер машины оперов в данный момент был неизвестен, он все время менялся, они сами должны были выйти на Данилова уже в Московской области. Тяжеловато было этим операм -- на одной и той же машине "пасти" контрабандный груз, да еще и с наркотиками от самой границы -- бешеный риск. Физиономии свои засветить очень легко, да и машину не будешь красить после каждого перегона. Но важно было, очень важно было узнать покупателя. Группа, возглавляемая Даниловым, подъехала в район деревни Чулково в среду, в полдень. В двадцати метрах от леса -- пост БДД. День солнечный, весна на сносях, того гляди хлынет все, прорвет плотины зимние -- польется тепло, взорвутся почки зеленью, возликуют птицы, зашумят весело реки. Юрий Алексеевич в минуты душевного покоя был романтиком. Теперь же он отложил на соседнее сиденье журнал знакомств, вышел из машины, потянулся и, вдохнув всей грудью прохладный солнечный воздух, ощутил такую знакомую щекотку в солнечном сплетении, словно через минуту должен выходить на сцену. Никакого покоя. "Покой нам только снится". И, увы, сквозь кровь и пыль... Свои машины оперативники задвинули дальше в лес, благо грунтовая дорога сразу за постом БДД поворачивала за деревья. На всякий случай оставили на стоянке за постом одну машину -- Ярового, заместителя начальника 8-го отдела управления экономической контрразведки ФСБ. Его дело -- садиться в седло, сразу после таможенной проверки груза, ехать за фурами, "пасти-выпасывать" дальше. Только пока ждал Юрий Алексеевич свои фуры, Яровой со своей наружкой исчез куда-то, а через два часа появился у поста, но уже вдребадан пьяный. Юрию Алексеевичу тогда померещилось, что опьянение Ярового было отчаянным, намеренным что ли, показным, чтобы он понял: вся ответственность на нем, на Данилове. А фурами на горизонте и не пахло. У Ярового, следившего за дорогой трезвым краем глаза, хмель начинал выветриваться, его сотрудники храпели в машине, а фуры и не думали показываться на пустой широченной трассе. Начинало темнеть. СЕРАФИМОВА Жила Нонна Богдановна одна в небольшой однокомнатной квартире на Чистых прудах, за "Современником". Все в ее доме говорило о любви к одиночеству и творческой натуре хозяйки. Она своими силами отремонтировала и оклеила комнату и кухню, придумав композиционное решение с обоями двух разных орнаментов, украсила коридор глиняными куклами на веревочках, а кухню -- луковичными гирляндами и несколькими лентами живых традесканций. Она сварила себе кофе -- без кофе она не засыпала -- и пошла искать сегодняшнюю утреннюю газету, где, как она помнила, была статья о грозящих приватизаторам неприятностях. Включив телевизор, у которого не было звука, она удобно устроилась в кресле и еще раз пробежала глазами статью. Та называлась "Приватизация на мушке". В ней сообщалось, что некая инициативная группа объявила о намерении создать общественную организацию под названием "Трибунал", целью которой станет наказание гадов-приватизаторов за распродажу и разграбление народной собственности. "Развитие демократического правового государства и гражданского общества в нашей стране, -- писала журналистка, -- не может происходить без применения исключительных мер к нечестным чиновникам и банкирам. И пока парламент спит, за наведение порядка решили взяться простые болеющие за свою страну граждане". Серафимова отбросила газету, не испытав от полу-ченной информации каких-либо импульсов к построению дополнительной версии. Выключила немой телевизор, в котором тоже ничего интересного не обнаружила. Ложась в постель, она уже не могла четко мыслить, кости ее болели, во всем теле чувствовалось напряжение. "Что там говорил Княжицкий об очередном убийстве девушки маньяком-"лифтером"?.." -- только-то и успела подумать Нонна Богдановна перед тем, как сон взял ее за руку и дернул на себя, словно ведущий танго партнер. И закружилась Серафимова, попав в какую-то черную трубу, оказавшуюся кабиной падающего лифта. Она не почувствовала страха, но ей захотелось вырваться из кабины, остановить ее, а лифт не останавливался, разве что на каком-то этаже распахнулась дверь и вошел человек. Серафиме не дано было увидеть его лица, но она знала, что это серийный убийца, "лифтер", по паспорту Алексей Запоев, которого она "разрабатывала" уже четвертый месяц. Единственное, что удалось выяснить, что он поэт, член Союза писателей, но ни там, ни в многочисленных установленных местах жительства его обнаружить не смогли. Оперативники называли, правда, адрес его подружки с Таганки, тоже поэтессочки, бывшей адвокатессы. Серафимова на миг проснулась, записала на приколотом тут же на случай к тумбочке листе бумаги: затребовать стихотворные вирши подружки злоумышленника, -- и стала досматривать сон... "Лифтер" приближался. Серафимова приготовилась к нападению, но на всякий случай сказала, что лифт падает, что его нельзя уже остановить и что он, лифт, приватизирован ею и является теперь ее собственностью, и чтобы он немедленно поэтому выметался к чертовой бабушке. Над головой ее белело свежее утреннее небо. И действительно, открыв глаза, она обнаружила, что настал новый день. ПРОБУЖДЕНИЕ В голове ее, словно только что вымытые хрустальные бокалы на полках, ярко и упорядоченно выстроились детали вчерашнего происшествия. Еще не встав с кровати -- широкой разложенной софы, заправленной розовым комплектным бельем, -- она составляла план на сегодняшний день, затягиваясь сладчайшей утренней сигаретой. Самозабвенно вдыхая дым, она, как всегда за последние пятнадцать лет, говорила себе: нужно бросать курить. А стала она курить во время развода. Серафимов, ее бывший муж, окрутил ее в два счета. Проходя свидетелем по делу об изнасиловании малолетней с причинением тяжких телес-ных повреждений, он сумел расположить к себе молодого следователя... Наступила романтическая история, закончившаяся через месяц после свадьбы. Серафимов оказался тем самым мерзавцем-преступником. Запуганная девчонка не только не хотела, но и физически не могла дать показания против него: у нее начались постоянные припадки, врачи кололи наркотики. Кто примет как доказательство такие показания? А он все дальше и дальше уводил следствие от истины. Нонна Богдановна тогда не видела ничего вокруг, кроме своего мужа. Так продолжалось, пока она не заметила его пристального внимания к своей маленькой племяннице, той самой, что учится сейчас в медицинском. Муж сам во всем сознался, но нагло потребовал, чтобы она нашла повод прекратить дело. Все -- и работа, и любовь, и ее собственная жизнь, -- стали для нее с тех пор обыденными, незначимыми явлениями. И ничто не могло встряхнуть ее и возвратить к жизни. Мир стал для Нонны черным, как похоронный "кадиллак". Мужа она посадила, вернее, передала посадить подруге из соседнего отдела, брак расторгла, и с тех пор ни одного мужчины не подпустила к себе, ни одному не дала повода превысить допустимые между коллегами отношения. Всю любовь она отдавала племяннице, а всю энергию -- работе. Она уже привыкла к такому образу жизни, только иногда было страшно оставаться дома одной, да вот еще телевизор починить было некому. От девичьей фамилии Зейналова она отвыкла быстро... Первым позвонил психиатр, ее лучший друг -- Михаил Иванович Буянов. -- Нонночка, что за ересь про тебя в утренних газетах? До чего омерзавились писаки! Она не уточнила, что именно пишут утренние газеты, но хмуро сказала: -- Вчера опять опозорилась, грохнулась, как институтка. -- А что, Нонночка, тяжелый случай? -- Рубленая рана. Черт, вспомнила сон. -- Что именно? -- Падающий лифт. -- Разбилась? -- Нет. Не помню. -- Значит, не разбилась. Тебе необходима помощь и поддержка, -- заключил психиатр. -- Можно подумать, Миша, что это только из сновидения можно вывести. Она мне всегда необходима. Вроде кажется, что лучше без помощников, когда все берешь сама в свои руки, лучше выходит... А порой думаю: да куда я без них, без ребят? -- Ты бы отпуск взяла, Нонночка, -- понимая бессмысленность предложения, сказал Михаил Иванович, и они распрощались. Они были знакомы уже пять лет. Познакомил их, конечно же, брат Вазген, вечно пытающийся пристроить сестренку, которой уже перевалило, пусть совсем пока еще ненамного, но уже за четвертый десяток. В его доме всегда собиралась веселая компания докторов, они, стараясь шокировать непосвященных дам, наперебой расска-зывали страшилки из врачебной практики, умело веселя слушателей своим пренебрежительным от--ноше-нием к человеческой жизни. Буянов предложил ей несколько сеансов психологической разгрузки, а по сути оказался духовным наставником Нонны Богдановны. Может быть, только один Михаил Иванович и знал, что порой творилось в душе женщины, избравшей себе профессией -- искать людей, погубивших человеческую жизнь. Нонна Богдановна надела тренировочный костюм и, перепрыгивая через ступени, сбежала вниз на улицу. Дорожки Чистопрудного бульвара уже подсохли, а еще оставшиеся кое-где совсем уж какие-то черные, похожие на куски угольной породы, наледи, казались навсегда закостеневшими, не поддающимися апрельскому солнцу. Лед на пруду давно растаял, а по бетонной кромке пруда вперевалочку ходили утки, поглядывая на гуляющих молодых мамаш и беременных. Она сделала два круга. "Вот, -- думала Серафимова, поворачивая на третий малый круг, -- вроде ничего не сказал человек такого, медицинского, что ли, а какое воздействие. Да, психиатром надо родиться". Ей не присущ был метод психологического расследования, когда бы следователь вычислял преступника по психологии самого преступления, по характеру, скажем, убийства и так далее. Она не умела предугадывать следующие ходы серийного убийцы, такого как "лифтер". Он творческий человек, но стихи надо бы почитать не его, а подружки. Женщина обычно растворяется в любимом, его топорик моет, стихи под впечатлением его фортелей пишет. Серафимова улыбнулась, она бесспорно понимала, что обладала мощной интуицией, но никогда об этом не упоминала. Раскрывшая на своем веку сотни убийств, она боялась, что ее обвинят в непрофессионализме. Словом, ей показалось, будто она похожа на чемодан, который могут забыть... Купив в киоске пачку газет, она взбежала к себе на этаж, на ходу читая заголовки. Влетев в квартиру, разъяренно швырнула всю пачку в воздух, так что газеты на лету развернулись и, шурша, усыпали пол. Ноздри ее раздувались, веки напряженно щурились. Негодованию ее не было предела. -- Ах, мерзавец! -- Это она про шофера, которого вчера разыграла. -- Тебе мало платят, что ты еще этим сукиным котам продаешься. Пустая башка! Это ж надо: "Ограблена касса взаимопомощи Госкомимущества!" Я тебе покажу взаимопомощь! А этот жук-навозник -- Копытов вчера, видимо, все квартиры обошел, все дерьмо из них вынес: "Смертельная эякуляция!" Я тебе устрою эякуляцию, забудешь, с какой стороны к любовнице подходить! Она собрала и свернула газеты, швырнула их на стол и пошла варить кофе. Он ее успокаивал. Потом закурила и, захватив с кухни турку и чашку, уселась в кресло. Газеты лежали перед ней, она, словно девочка, решившая помириться с обидчиком, но еще обиженно косясь и надувая губы, перебирала малиновым длинным ногтем уголки сложенных газет. Перед тем как любопытство в Нонне Богдановне победило, она набрала домашний номер Княжицкого. -- Коля, у меня к тебе просьба. Возьми моего Володю, заберите Устинова и, если нет ничего срочного, подъезжайте ко мне... Нет, домой. И попроси водителя подняться. Так. А Братченко должен поехать к Виктору Степановичу Похвалову и попросить его никуда не уезжать, затем пусть поставит двух людей возле дома. А потом пусть тоже едет сюда. Мы вместе поедем в прокуратуру. Правда, здесь быстрее дойти, чем доехать. Она положила трубку и, повеселев, развернула верхнюю газету. "Смертельная эякуляция", -- прочитала она, шевеля губами, и, словно на что-то решившись, рванулась к книжной полке, зацепив при этом провод телефона, отчего последний грохнулся на пол. Серафимова поставила его на стол, полезла в орфографический словарь. Можно простить ее невежество в некоторых вопросах пола: такого слова, кажется, не знал и С.И.Ожегов. Нонне Богдановне пришлось прочитать статью. В ней подробно излагалось, что некий гражданин в доме на Разгуляе был обнаружен работницей в момент занятия онанизмом в собственной спальне. При виде косматой старушки, входившей по старинке со свечой в руке в спальню, чтобы приготовить вещи хозяина на утро, гражданин, между прочим, большого ранга чиновник, судорожно сжал кулак под одеялом, очевидно, случился спазм, нарушилось кровообращение и чиновник отдал концы в прямом и переносном смысле. Вывод был сделан философский: мужчины -- наиболее беззащитны, так уж устроен их оргазм, очевидно, наборщик пропустил целый слог, но в целом, как показала судебно-медицинская экспертиза, с эякуляцией у невинно убиенного было все в норме. Нонна Богдановна несколько минут думала, почему человек, автор этой статьи, ее написал. Ведь явно, достоверная информация у него была. Даже адрес. Наверняка и соседей опросил. Но не могли же престарелые жители Разгуляя придумать всю эту сексопатологическую галиматью! Значит, это сделано намеренно. Почему? Потому что эта отупляющая информация, помещенная в газете, так привлекающей внимание молодого поколения, будет способствовать полному разрушению мозгов или причина другая? Да чей же это сценарий за-пу-щен в ход? И не с намерением ли запутать след-ст-вие? Вот ведь -- другие-то обходятся с инфор-ма-цией бережно, ответственно: удалось же журналисту из "Нового дня" составить небольшую заметку в колонку "Чрезвычайные происшествия", и название милое: "Правительственные чиновники, связанные с приватизацией, плохо кончают". "Вчера вечером, -- сообщалось в заметке, -- самостоятельно кончил, не дождавшись, пока партнерша выйдет из душа, начальник управления приватизации предприятий торговли и общественного питания Финк. На этом и был застигнут партнершей, в ярости разрубившей чиновника на две неравные половинки. После чего неудовлетворенная женщина в раскаянии повесилась в злополучном душе на собственных чулках". Чуть ниже красовалась реклама колготно-чулочной фирмы. Нонна Богдановна покраснела еще больше и, не осознавая, что она в этот момент делает, погрозила кому-то пальцем. Потом она глотнула остывшего, как всегда, пересоленного кофе и взяла третью, вполне солидную газету, где и обнаружила еще одну статейку об ограблении кассы взаимопомощи Госкомимущества и убийстве любимца коллектива Адольфа Зиновьевича Финка. В статье странным образом прозвучала не та сумма, о которой пошутила вчера в машине Серафимова, а две тысячи, о которых заявила Евдокия Григорьевна только ей и Братченко. Старый разбитый телефонный аппарат крякнул, прочищая горло, но в результате дал-таки петуха. Его хриплый клекот окончательно возвестил Серафимовой, что кто-то желает сказать ей нечто важное. Она нетерпеливо схватила трубку, но услышала лишь треск, словно ей звонил робот, у которого сели батарейки. Нонна Богдановна положила трубку на место и, тряся аппаратом в воздухе, как спичечным коробком, подумала, что день начинается, в сущности, прескверно. В аппарате обособленно брякала какая-то оторванная деталь, и, как всегда в такие минуты, она ощутила беспредельную женскую беспомощность, говоря юридическим языком -- недееспособность. Не успела она поставить телефон на стол, как он вновь зазвонил в ее руках. Одновременно позвонили и в дверь. Она отбросила аппарат на диван, подобравшись, метнулась в прихожую, открыла дверь, забыв посмотреть в глазок, проскакала в одном тапочке к телефону, схватила трубку и выдохнула: -- Раздевайся. -- Я вам помешал, Нонна Богдановна? -- спросил в трубку прокурор. -- Через сколько минут перезвонить? -- Да нет, я одна, -- с перепугу выпалила Серафимова, -- это Коля Княжицкий. -- Княжицкий? -- удивился прокурор. -- И Устинов. -- Понятно. -- Слушай, Паша, что за пошлые инсинуации? -- вдруг спохватилась Серафимова. -- Мне не до этого сейчас. Вчера ночью -- послали на двойное, "лифтер" где-то по городу мотается, еще эти газеты всякую муру пишут, но я им отомщу. -- Уже придумала как? -- Да. -- Только "лифтера" на них не спускай. Кстати, о "лифтере". Круг замкнулся после вчерашнего. Твои орлы его вычислили, осталось только вести наблюдение. Любовница его уже известна. Даша Ату. А для чего тебе ее творчество? Дешевка уровня... Но процитирую, чтоб не увлеклась: Дорога поднимается в рассвет, Как разводная половина ставни. Давай тебе я сделаю минет, А ты потом отдашься без суда мне... -- Впечатляет, -- проговорила Серафимова. -- Она еще помощник депутата, так что -- полный наборчик. Депутат небось уверен, что она и есть настоящая интеллигенция. Кстати... раз уж все здесь ясно, я с тебя "лифтера" снимаю, ты рада? Нонна Богдановна чуть не заплакала. -- Ребята, "лифтера" отбирают, -- не выдержала она, -- Александр Львович, Володя, Коленька, что же это? -- Ну, не наигралась еще в эту игру? -- успокоил прокурор. -- Как собираешься строить расследование по двойному? -- А что, следствие по двойному буду строить я? -- Ну, а кто же, я? -- передразнил прокурор и добавил: -- Да что ты мне голову морочишь, ты уже след взяла небось. -- Я не ищейка, -- огрызнулась Серафимова. -- А кто же? Прокурор, довольный душевной беседой со старейшим следователем прокуратуры, положил трубку. Но перед этим в пакет с пометкой "срочно", предназначенный для Серафимовой, где содержались стихи сожительницы "лифтера", доложил еще один листок с весьма забавной информацией. Нонна Богдановна тяжело посмотрела на Володю, взяла со стола газету, дала прочесть Княжицкому. Тот воспринял статью про кассу взаимопомощи Госкомимущества как анекдот и долго смеялся, радуясь остроумию газетчиков. Серафимова же скрежетала зубами. -- Это я ему вчера в машине сказала. Дословно. Пошутила. Лицо Володи вытянулось, он опустил голову. Все посмотрели на него. -- Уволите? -- тихо спросил водитель. -- А куда тебя, нечестивец, уволить. У тебя жена беременная, кто ее кормить будет? Тебе что, мало платят? -- Нет. -- А что тебя заставило? -- Приятель позвонил, я ему рассказал. Я не знал, что он снова печатается. -- Иди с глаз, -- Нонна Богдановна указала на дверь, -- жди у конторы. Она предложила оставшимся гостям кофе. Оба попросили минералки, зная, что у Серафимы на кухне всегда стоят ящики с нарзаном. Пока они пили и читали рекомендованные им хозяйкой статьи в газетах, та набрала номер первой редакции. -- Здравствуйте. Адвокат Сепиашвили, -- представилась она, -- могу я услышать автора статьи "Смертельная эякуляция" господина Копытова?.. Здравствуйте, господин Копытов. С вами говорит адвокат Адольфа Зиновьевича Финка... Нет, не покойного, а ныне здравствующего, спазм отпустил. Спешу вас расстроить, против вас возбуждается уголовное дело по факту оскорбления чести и достоинства, а также заведомо ложной мерзопакостной клеветы. Устинов и Княжицкий ошалело смотрели на суровую Серафимову. -- Я уже ходатайствовала перед прокурором о взятии вас под стражу. Вот, только что от него. Кажется, они уже поехали к вам...Нет-нет, не на работу. Домой, с обыском. Вы должны знать, что вы также подозреваетесь в получении взяток за дезинформацию. Скажи, Копытов, у тебя дети есть?.. Они твою сраную газетенку тоже читают?.. -- И Серафимова, довольная собой, яростно бросила трубку. Позвонив во вторую редакцию, она проделала то же самое, поделившись с автором материала радостным сообщением о том, что у героев заметки все состоялось, и у них не было повода так сильно обижаться друг на друга, как описано в газете, но пообещала, что журналистка пойдет по статье с отягчающими обстоятельствами: преступный сговор и многократность. Исполнив коварный замысел, она подсела к своим. -- Мужчины мои дорогие. У меня к вам одно серьезное поручение. Могу доверить только вам, Александр Львович, и вам, Коленька. Мужчины насторожились, подняли подбородки и верноподданнически устремили глаза на свою Серафиму. -- Еще раз повторяю, -- сказала она, -- если там, в конторе, вы можете в чем-то незначительном схалтурить, то здесь я прошу вас подойти со всею ответственностью... -- Все сделаем, -- поспешил объявить Устинов. -- Говорите, Нонна Богдановна, не подведем. Серафимовой только это и нужно было. Она вдруг помягчела и, канюча, пропела: -- Александр Львович, миленький, почините телевизор, Коленька, умоляю, телефон распоясался. Боюсь, выброшу в окно сгоряча -- попаду в кого-нибудь. Они рассмеялись, поняв, что снова попались на удочку этой взбалмошной особы. Александр Львович укоризненно покачал головой, и они принялись за дело, впрочем, сознавая, что эти минуты им не грозят полным молчанием. ДАША Пакет, полученный от прокурора, Серафимова вскрывала без энтузиазма. На стихи не обратила внимания, листок прочитала и отложила. Задумалась о круге общения "лифтера" по принципу: скажи мне, кто твой друг... Из оперативно-розыскного дела: Дарья Петровна Ату, член Союза писателей, выкормыш проф. Иволгина, член секции поэтов-нигилистов (любит раздеваться или страдает желудком -- возможно, глисты). Член общества нудистов (нудная). Состоит на учете в отделе в"--3-ОРН в качестве нештатного осведомителя по линии Писинститута, куда поступила, согласившись сотрудничать с отделом. Тест Блейера не прошла: мстительная. В стихах изображает себя аристократкой, иногда императрицей Екатериной, дедушкой русского секса. Озабочена. В прошлом году в июне на почве неразделенного влечения к одному маркизу обещала покончить с собой, однако слова своего не сдержала. Разработчик Павиан Круглановский РАБОТА День за окном разгорался солнечный; словно вымытое после долгой зимы окно, небо сияло и казалось прозрачным, праздничным. Нонна Богдановна вернулась из ванной, где сменила спортивный костюм на недавно приобретенный элегантный деловой брючный, нацепила на себя любимое кольцо, серьги и цепочку, села на убранную софу и с умилением несколько минут наблюдала, как работают мужчины. Она безмятежно курила и казалась вполне довольной жизнью. Давно не возникало в ней этого чувства окрыленности и готовности ощущать полноту жизни. То ли весна так действует, то ли кто-то из близких ей людей нашел способ отогреть ее ледяное сердце -- она и сама не знала. -- Итак, господа, что мы имеем? Во-первых, мы имеем дело о двойном убийстве в квартире приватизатора торговли Финка -- убийстве его самого и его вероятной любовницы. Поздравляю от всей души. Дело получает кодовое название "Раскольников". Но, в сущности, Адольфа Зиновьевича с натяжкой можно назвать процентщиком. Исходя из того, что сообщила соседка, убийство произошло между половиной седьмого и половиной восьмого. -- Откуда такая точность? -- спросил Устинов, отставляя на стул заднюю крышку телевизора. -- Когда она услышала, что Финк вернулся с работы, начался сериал "Роковое наследство" -- в 18.15 -- 18.20. Через десять минут он ей позвонил и сказал, что можно прийти за деньгами. Значит, был еще жив. -- Несомненно, -- сказал Устинов. -- Продолжаю. В полвосьмого бабушка пошла к Финку и обнаружила его труп. В двадцать ровно -- на место приехала дежурная группа Авокадова. В половине девятого -- мы. Итак, бабушка попала в квартиру в половине восьмого и позвонила в милицию тоже из квартиры Финка, труп которого был зафиксирован ее зорким глазом. Похоже, что Финк убит в период от половины седьмого до половины восьмого. А убийца не успел выйти из квартиры, когда бабуля пришла за получкой. Но нам неизвестно время смерти Похваловой, ждем ваших комментариев, Коленька. Дальше. Орудие убийства Финка не найдено. Есть отпечатки, Александр Львович? -- Только на бокале с губной помадой. Наверное, принадлежит убитой. -- На шее женщины следов пальцев нет? Нет. Ладно. Нужно будет еще раз обойти весь дом, соседние дома, может быть, кто-то видел человека со свертком. Велика вероятность, что преступник, которого спугнула, а то и насмерть перепугала гражданка Эмина из тридцать восьмой квартиры со свечкой в руке... шучу... возможно, что он, вы