йся жизни. Все  отпущенные  ему  голоса  умирающий  молодым  слышит
разом, и  тогда,  надо думать,  это  действительно  сладчайший миг.  И  если
отвлечься  от романтической  подосновы,  можно,  пожалуй,  согласиться,  что
умирающий  до  времени  имеет  свою определенную компенсацию:  как-никак  он
слышит все свои голоса и с ними же уходит, не растеряв их, и держа при себе,
и  уж, во всяком  случае, зная, зачем  и с  чем он  приходил на землю. Голос
требует  импровизации, притом  мгновенной.  Но где  же  ее  взять,  если  ты
человек, обкатанный бытом и возрастом,  а не летящий по небу и без передышки
поющий  ангел  и если импровизация -- это  не заранее  и втихую  накопленный
запас слов, которые ты можешь вынуть из кармана, а можешь и не вынуть.