- а оно вдруг по какой-то случайности выгорает! Правда, Чмо, отмечая удачу, тут же опять так начудит и так намудрит, что уничтожает всю полученную выгоду. Чмо оно и есть Чмо. Было. 5. ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Тут следовало бы дать мощный и гармонический аккорд во славу одного из самых уникальных типов нашего времени, сохранившегося каким-то чудом в среде, совершенно для этого неприспособленной. Я изумлялся этому и почти не верил - до тех пор, пока не вычитал где-то, что даже внутри железа обитают микробы, т.е. - живые существа. И они, будто бы, даже при плавлении этого самого железа не гибнут! Значит - беспредельна мощь и фантазия природы. Поэтому, если вам, далeкие потомки, этот тип известен, то нечего и рассусоливать, а если он окончательно исчез, то вы всe равно не поймeте, что это такое... Ш. ШУШЕРА (всякая) - Ты у Петровых был? - Был. - А Сидоровы там были? - Нет. - А Ивановы? - Нет. - А кто ж был-то? - Да всякая шушера. - А-а-а... Такой разговор я услышал однажды - и задумался. В самом деле, что это за шушера такая? - безымянная, но не требующая пояснений. И в процессе размышлений облик шушеры стал проясняться. Шушера - единственный коллективный тип. Все остальные имеют своих представителей, которых можно вычленить, о которых можно рассказать. У шушеры представителей нет. Никто по отдельности не может быть назван шушерой, это - количественное понятие. При этом смотрите какая странность бывает: соберутся, например, трое, но никто не говорит: шушера. А подошeл четвeртый - и тут же всякий опытный в жизни человек безошибочно скажет: шушера собралась! Значит, этот самый четвeртый и есть тот, кто делает троих шушерой, на нeм, значит, вся ответственность? Но вглядишься в него - нет никаких особенных примет и признаков, он абсолютно не отличим от прочих! Тут какой-то процесс, похожий на химический: когда одна крупинка, добавленная в жидкость, вдруг делает всю еe кристаллической. Впрочем, сравнение неудачное. Шушера - это нечто мягкое, пыльное, серое. Шелестящее. Шуршащее. Шу-шу-шу. Непонятно, почему к слову "шушера" почти всегда добавляют: "всякая". По моим наблюдениям она как раз не всякая, она - единообразная. Шушера водится абсолютно везде, безмолвно возникая (хотя это безмолвие с виду может быть шумным) и безмолвно исчезая, как только пахнет жареным. Кстати о жареном. Когда люди людей жгли на кострах, шушера обязательно присутствовала. Она стояла и глазела, переживая непостижимое, сугубо шушерское чувство удовлетворения, которое можно выразить словами: "Не нас жгут!". Одного этого шушере достаточно для счастья. В защиту еe можно сказать, что хвороста в костeр она, как правило, не подбрасывала. Зачем светиться? Она расступалась перед теми, кто нeс хворост, но сама руки не марала. Но это было давно. Во второй половине 20-го века, в России, шушера была в периоде наибольшего благоденствия. До этого и ей доставалось лихо: слишком частой была гребeнка, которой прочeсывали народ. А годов примерно с шестидесятых она обрела покой и уверенность в завтрашнем дне, который, впрочем, шушеру не интересует. Шушере интересно шушерствовать сегодня, сейчас, здесь. Нет, я не тех имею в виду, кто был во всeм послушлив, тих и незаметен. Незаметность, если вдуматься, тоже рано или поздно бросается в глаза. Шушера, в сущности, - невидима. Как это получается, я не знаю. Вижу: толпа. Несколько знакомых лиц, а остальное, естественно, шушера. Бегу быстрей, чтобы вглядеться хоть в одно лицо, запомнить, чтобы узнавать потом. Прибегаю - нет шушеры. Старик с бородой, женщина с сумкой, подросток с прыщами. И никого из них шушерой назвать не позволяет совесть и чувство справедливости. Отойдeшь, обернeшься: что за оказия, - шушера стоит! - и много! Опять приблизишься - опять еe нет! Я отчаялся разрешить эту загадку. Предлагаю другим поломать над ней голову. А поломать надо, потому что именно от неe, от шушеры, как начинаю я понимать, зависит в общем и целом, что с нами будет. Да, конечно, принимает решения кто-то там, у кого и фамилия есть, и должность. Но от кого он принимает-то, вот вопрос? Я искал, искал (мысленно) - и не нашeл. И подумал: значит, от шушеры, больше не от кого. Вот смотрю в телевизор. Крупным планом показывают народных чаятелей. И лицо каждого, в общем-то, заслуживает уважения. Пусть тот явно дурковат, а этот явно злобен, а этот явно озабочен чем-то личным, но вот, смотришь, лицо приятно-задумчивое, а вот вообще умное и человеколюбивое. Тут камера взяла общий план - и всe во мне холодеет, я узнаю еe: шушера! Шушера шевелится, шуршит бумагами, шушукается, шепчет - и, кажется, ничего не делает! Огонь не разводит, дровишек не подбрасывает, - но горим ведь, братцы, горим синим пламенем! ...И помещаю я этот непреходящий тип в энциклопедию типов уходящих с одной лишь целью: может, кто-то из коллективного, говоря математически, многочлена шушеры захочет вычлениться и рассказать о шушере всю тайную правду, пусть даже анонимно, объяснить наконец, в чeм еe сила?! Пока же всe хожу бесплодно по шушерским сборищам. Вглядываюсь, вдумываюсь. Недавно стою с краешку. Слушаю. Вдруг сзади - скрипучий презрительный голос. Повернулся. Человек полусредних лет, вроде меня, и даже наружностью похожий, высокомерно цедит: - Шушера всякая! - глядя прямо мне в глаза... Щ. ЩИПАЧ Этот очерк будет, как и предыдущий, кратким, потому что у автора личная неприязнь к шипящим звукам, объясняемая особенностями его дикции, а также к тем типам, которые попались на буквы Ш и Щ. Щипач, к тому же, в сущности, - из шушеры. Он невидим и неуловим. Всем, я думаю, известно, что слово это - из воровского жаргона, обозначает оно ловкого карманника, сумочника и т.п. Не любя этого жаргона, я вынужден им пользоваться (иначе современники меня просто не поймут). И даже, как видите, назвал жаргонным словом тип, который гораздо шире, чем название воровской профессии. Хотя начнeм всe-таки с криминальной иллюстрации. Один мой знакомый, богатей, мелкий промышленник и крупный финансист, не раз попадал в неприятности. И прогорал на крупные суммы, и в карты деньги проигрывал, и даже его квартиру один раз ограбили какие-то дикие гастролeры, не признающие авторитетов. Но все эти убытки он принимал стоически и даже смеялся, рассказывая о них. И вот встречаю его - и не узнаю. Губы дрожат, как у обиженного мальчика, в глазах аж слeзы! Рассказывает: поехал в воскресный день на рынок за продуктами для семьи. И стянули у него в рыночной толчее деньги. Главное, он бумажник в руках держал! А сунулся внутрь - там пустота, рука насквозь проходит, потому что какой-то искусный щипач прорезал бумажничек и тихо-смирно всe оттуда вынул. - Не то обидно, что денег жаль! Деньги-то маленькие, ну, миллиона два, может! (Дело было в 97-м году.) Обидно - как с трупа снял, понимаешь? Противно, понимаешь? То есть - ну, я не знаю... - путался мой знакомый, не умея выразить словами, что же именно его так оскорбило и обидело. Но я понял его. Есть, действительно, что-то гадкое, омерзительное в таинстве щипаческого ремесла - не для щипача, конечно, а для "клиента". Приятно ли чувствовать, что с тобой обошлись как с бесчувственным бревном и, в самом деле, чуть ли не трупом, жертвой, даже не почуявшей, что ты - жертва? Щипач с большой буквы, Щипач настоящий - он не какой-нибудь карманник, хоть и действовал всегда по тем же принципам и с той же ловкостью. Его не денежная мелочь интересовала, а кое-что посущественней. Вот, помню: детство. Происшествие: на зелeной стене мальчиковой уборной кто-то слово написал. Маленькое слово, но большими буквами. И нас таскают по очереди в комнату, где сидят дяди и тeти. Пришла моя очередь. - Ты, конечно, этого слова не писал? - спросили ласково. - Нет... - А может, всe-таки писал? Мы ведь экспертизу проведeм! Мне становится страшно. Нет, писал не я, но - экспертиза! Необычное слово, из детектива какого-то! Мало ли что она там покажет! Горло перехватывает, я молча отрицательно трясу головой. - Но ведь ты знаешь, кто писал? - спрашивают утвердительно. И мне опять страшно, потому что я действительно знаю, кто. И не только я, человек десять вместе со мной наблюдали, как долговязый Витька Шпиндель (это - кличка) старательно выводил слово огрызком кирпича. Я опять трясу головой. - Пойми, - говорят мне. - Это не просто хулиганство, это, можно сказать, политический акт. Ведь комиссия приезжала вчера и увидела! Я трясу головой, на этот раз утвердительно. Да, акт, согласен. Да, ходили какие-то в костюмах. Я ещe удивился: в такую жару! Но дяди и тeти моe киванье по-своему поняли. - Значит, ты всe-таки знаешь? - Нет!!! - Пойми, нам ведь уже сказали, кто это. Мы просто хотим проверить, ты честный пионер или нет. Я был честный пионер. - Это ведь Витя Шпиндюгин? Да? Я плачу. - Конечно, это он! Все говорят! - слышу я как сквозь вату чей-то голос. И меня отпускают. И долго, очень долго потом я чувствую себя обворованным: будто кто-то, лишив меня воли и сознания, залез ко мне в душу и отщипнул кусок, - и вот болит недетской болью. Но - кто? Вожатая наша Люся - хороший человек. И Илья Сергеевич - хороший человек. И Марина Витальевна, хоть и любит поворчать, тоже ничего себе. Кто? Кто тот щипач был, - думаю я теперь, - кто с таким искусством всe это сделал?... Или вот я в юности. Меня принимают в комсомол. Опять - комната, тeти и дяди. Молодые - и взгляды их стройны и упруги, как борзые собаки. - С одной стороны, ты показал себя разбирающимся в Уставе, - говорят мне. - С другой стороны, выбор тобой на школьном литературном вечере полгода назад сомнительного стихотворения писателя-эмигранта, хоть и покойного, Бунина говорит о том, что у тебя есть серьeзные недоработки в вопросе работы над собственным морально-идейным обликом. Ты согласен? Я киваю. - Он, я думаю, наверстает! - Другой голос. - С его способностями! Мы можем оказать ему доверие, и он оправдает его. Ведь оправдаешь? Я киваю. Мне плохо. Все уже в комсомоле, все уже прошли этот страшный кабинет, а я из-за болезни припозднился. Неужели не примут? Неужели я хуже всех? Что-то ещe говорят. Я не вникаю в смысл. Я вижу только, что мне протягивают руку и красную книжицу. Я подхожу ватными ногами. Кругом улыбки. Я счастлив. Я выхожу. Весенний тeплый ветер высушивает мокрое моe лицо. И вдруг я понимаю, что опять кто-то залез ко мне в душу, опять отщипнул кусок, я чувствую опять себя обворованным, униженным и оплeванным, со мною поступили, как с куклой, как с куском дерева, как с трупом! И много, много было таких случаев. Только уворачивайся - невидимые руки невидимых щипачей шустрили со всех сторон. Потом я повзрослел и, имея уже изрядно общипанную душу, начал различать сквозь обычные лица физиономии тех щипачей. И совсем уже разгадал - но тут кончилось их время. И стал я радостно лечить душу, подпитываясь воздухом свободы. Но вдруг выяснилось, что не только свободой душа жива. Есть и другие глупые вещи, навроде хрестоматийных веры там, надежды там и, извините за выражение, любви. А раз есть это, то есть и Щипачи. То щипач из-за хамящего плеча новейшего чиновника высунется - и хвать! - а ты и не почуешь, а чиновник вроде и не при чeм, он ведь на предмет государственной пользы хамит, а не просто так. То из родимого телевизора - родимая же рука. Главное, ты думаешь, что тебе всего-навсего лапшу на уши вешают: дело привычное, сидишь, обираешь. А опомнился: опять от души отщипнули! Или - девушке милой простодушно и бескорыстно улыбнeшься, а пропитый мужской голос сбоку тебе в ухо: "Сто за час, товар свежий!". Двинешь его локтем с досадой, отойдeшь - и чувствуешь, что легче стал. Не в хорошем смысле слова. Опять, значит... Обернeшься: щипача след простыл. Да что говорить... Не хочу больше об этом говорить... Противно. Утешает лишь, что щипачи всe более легализируются. Прямиком подходят и говорят: "Ну-ка, ты, держи карман шире, а душу нараспашку. Щас чистить будем". Тоже, конечно, неприятно, но хоть без лицемерия, открыто, можно сказать, - честно. Ъ. ШТУЧНЫЕ ОРИГИНАЛЫ. I Подобно тому, как есть буква Ъ, но нет звука, ею обозначаемого, существуют среди людей оригиналы, которых не типизируешь, не назовeшь каким-то общим словом - это, можно сказать, нетипичные типы или - штучные оригиналы. И, пользуясь тем, что в алфавите русском есть три буквы, с которых не начинается ни одно слово, я хочу рассказать хотя бы о трeх таких оригиналах - о трeх из великого множества. И начну с того, кто заставил меня нарушить обещание, данное читателям и самому себе: не трогать женщин. Эту женщину я не могу обойти, не могу не рассказать о ней, потому что, может быть, оригинальней еe никого не встречал. Зовут еe, допустим, Нина Котова. (Это единственное изменение в абсолютно реальной истории, на пересказ которой, кстати, я получил от героини разрешение.) Она всегда была - сгусток энергии. Работала в газете в одном из небольших городов Саратовской области. Основала музей какого-то именитого земляка. Организовала народный театр. Писала стихи и рассказы. Взяла себе в мужья лучшего мужчину, которого можно было найти в городе. Но всe ей было мало, неукротимая энергия требовала ещe какого-то выхода. Однажды она купила на лотке и прочла книгу из тех, что называют криминально-эротическим чтивом. И воскликнула: "Да я сама таких сто напишу!". И написала одну книгу для пробы. Там были море крови и море любви, но была там и ничем не прикрытая, голая правда жизни, которую Нина хорошо знала: журналистка всe-таки. С рукописью она поехала в Саратов и стала предлагать издательствам. Ей, как человеку неизвестному, незнакомому, сказали: пожалуйста, издадим, но за ваш счeт. И назвали, какой этот счeт. Нина вернулась в свой город и за два дня собрала половину суммы у друзей и знакомых, а вторую половину получила у городских властей, убедив их, что стыдно им будет, если они не помогут подняться на ноги местному таланту, - патриоты вы или нет?! Книгу издали. В мягкой обложке, тощенькая, однако - книга! Но надо же и продать. Сколько-то купили те же городские власти - не в убыток себе, не только для внутреннего чтения и для подарков официальным гостям: книгу по безналичной оплате распределили городским библиотекам, учреждениям и предприятиям, школам и детским садам. Сколько-то Нина сама разнесла по книжным магазинам и киоскам "Роспечати". И стала даже некоторую прибыль получать. Тогда она купила билет в Турцию: поездом и теплоходом. Но не для отдыха. А зачем? В самом деле, зачем? Известно, в Турцию едут наши "челноки" - туда с деньгами, оттуда с дешeвым по цене и качеству товаром. Нина Котова была, может, единственная, кто повeз в Турцию товар - и какой! - книги. Четыре чемодана книг повезла она, пятьсот штук. Первый чемодан она распродала ещe в поезде после того, как начальник поездной бригады объявил по радио, что в таком-то вагоне в таком-то купе едет известная писательница Нина Котова и продаeт свои книги с автографами. Поезд следовал к морю через Крым, то есть через таможню. Таможенник однозначно посмотрел на чемоданы Нины. Она очаровательно улыбнулась, достала книгу, расписалась - и вручила ему. Таможеннику было лестно: милая женщина, писательница, автограф дала! - и он сообщил своим товарищам. Скоро у купе Нины выстроилась очередь таможенников. - Халява кончилась! - объявила им Нина. - Книги с автографом - но за деньги! И таможенники достали свои (!) деньги (!) и отдали их (!) Нине за счастье читать книгу с подписью автора. На теплоходе Нина увидела, что большинство пассажиров - толстые мужики с толстыми кошельками и толстыми золотыми цепями на грудях. - Я ночь не спала, - рассказывала она мне. - Меня досада взяла: 200 богатых козлов едет, а у меня - книги. Кому ж покупать, как не им, даже если они не все буквы знают?! Наутро она поднялась на капитанский мостик. Капитан, свято помня, что женщина на мостике - плохая примета, хотел шугнуть еe, невзирая на миловидность. Но не успел. - Привет, мореман! - сказала она ему. - Как тебя там? - Владислав Сергеевич. - Привет, Владик, а я Нина Котова, известная русская писательница, вот книга, полюбуйся. У тебя шампанское есть? - Есть, - растерянно сказал капитан. - Откупоривай - и выпьем! У меня день рождения сегодня! И он достал шампанское - и выпил с женщиной, которая беспрерывно хохотала, била его по плечу, сверкала жемчужными зубами и толкала его мягким плечиком. Он выпил, а во время ужина вышел к пассажирам с глупой улыбкой (какой никто из команды никогда не видел у него) и сказал: - Господа! Нам повезло! На нашем борту находится писательница Нина Котова. У неe сегодня день рождения. Ура! Под возгласы и крики Нина вышла на возвышение: маленькая, живенькая, беленькая, - и сказала: - Разрешаю себя поздравить, но с условием: каждый у меня книжку купит. - И потрясла книжкой в воздухе. - Книжка - блеск, останетесь довольны! И всего два доллара! И все - все! - 200 (двести) новейших бизнесменов, из которых и впрямь не все хорошо грамотой владели, купили по книге, за это получив возможность поздравить Нину, пожать ей руку, а некоторые даже норовили в щeку поцеловать. Нина смеялась. Помимо денег за книгу она получила в подарок: две золотые цепочки, серeжки с топазами, браслет серебряный, но антикварный - а кроме этого, восемь прямых и косвенных предложений относительно проведения грядущей ночи. Приняв подарки, от всех предложений она отказалась так мило, так обаятельно, что никто не обиделся, не убил еe на месте и даже не ударил (что, может, самое удивительное в этой истории). И вот - Турция. А у Нины ещe полтора чемодана. Она притащила их на рынок, где было полным-полно русских челноков, скупщиков и перекупщиков. - Небось с ума тут сходите от бескультурья! - сказала она им. - Ни газет русских свежих, ничего! А вот - книга, не оторвeтесь! Три доллара всего! И у неe брали книгу. И даже по две, и по три брали. А последние пятьдесят она всучила какому-то торговцу из турков. На пальцах она объяснила ему, что любой русский гость за книгу тут же шесть долларов отвалит. Она же отдаст ему оптом - за четыре. Поторговавшись, сошлись на трeх с половиной. Отдыхая и попивая кофе, Нина обратила внимание на высокого красивого молодого человека, который обслуживал небольшую туристическую группу. Он поразил еe тем, что, насколько сумела понять Нина, говорил на турецком, английском, русском и французском языках, легко переходя с одного на другой. Нина подошла, взяла его за руку и отвела в сторонку для разговора. Выяснилось, что парень из Болгарии, только что окончил университет и подрабатывает здесь переводчиком и гидом, чтобы продолжить образование в одном из престижных учебных заведений Англии. - Ты мальчик с будущим, - сказала Нина. - Уж я-то вижу. Но тебе нужен жизненный опыт во всех сферах. Пошли со мной. - У меня клиенты! - сказал болгарин. - Подождут, - сказала Нина. Три дня болгарин водил еe по турецким издательствам, где Нина предлагала для перевода и издания свою книгу. Два издательства вежливо отклонили, хозяин третьего, классический пожилой турок с масляными глазами, сказал, что издаст не одну, а пять книг Нины, если она сейчас уединится с ним в прохладный полумрак. Болгарин, переводя, вспыхнул, но Нина не дала ему вступиться. - Скажи ему, - велела она, - что сейчас я позову с рынка моих мальчиков и они живьeм закопают его в землю за попытку изнасилования российской гражданки и писательницы! Турок, несмотря на то, что земли для закапывания на четырнадцатом этаже, где находился его офис, не было, страшно испугался, взял книгу Нины и тут же выплатил ей аванс. - То-то же! - сказала Нина. - Но про пять книг не забудь, сам пообещал, я тебя за язык не тянула! Турок кивал. На четвeртый день юный болгарин сказал, что просит у Нины руки и сердца, а если она откажется, он за себя не ручается. - Вообще-то я замужем, - сказала Нина, - но дело не в этом. Мне тебя жалко, пропадeшь ты со мной. Я женщина роковая, непостоянная, брошу тебя в России, и затопчут тебя, как курeнка, больно ты нежный, мальчишечка ты мой. И, поцеловав его в лоб, отплыла к родимым берегам: вся в золоте, с деньгами, одевшись в лучшее из того худшего, что турецкий базар мог предложить еe изысканному вкусу. Прошло три года. Она живeт уже в Саратове и подумывает перебраться в Москву. Она издала уже шесть книг своих и три книги сборников молодых авторов, которых нашла и окружила заботой. Ей интересен процесс, это вот коловращение, она вечно горит жаждой устроить, как она выражается, "культурный скандал в рамках приличия, но в форме весeлого безобразия". Вот и всe пока о Нине Котовой. Может показаться, что я изменил ещe одному принципу: описывать в своей энциклопедии людей, каких больше уже не будет, типы уходящие, - показав вдруг образец человека, за которым, скорее всего, будущее. Но человек этот - женщина, а женщина уходящим типом быть - не может. Ы. ШТУЧНЫЕ ОРИГИНАЛЫ. II Есть люди, с которыми встречаешься постоянно, хотя они не родственники, не соседи, не друзья и не знакомые. То есть знакомые, но шапочно, как Х., с которым мы оказались двадцать лет назад за одним столом на чьей-то свадьбе. Я был родственник со стороны жениха (или невесты, или не родственник, а так, приглашeнный), а он со стороны противоположной. Сидя рядом, мы перебросились парой фраз и с тех пор при встрече узнавали друг друга, кивали и даже осведомлялись, как дела, причeм оба начисто забыли имена друг друга, поэтому я и назвал его Х. И встречи эти происходили с регулярностью почти странной, учитывая, что живeм мы с ним в разных районах. Раз от разу я всe пристальнее вглядывался в него, и во мне крепло убеждение, что человек он весьма своеобразный. Помнится, вскоре после этой самой свадьбы я встретил его зимой. Из-под шапки виднелся белый бинт. - Что-то случилось? - спросил я. - Сосулька на голову с крыши грохнулась, - сказал он рассеянно, думая о чeм-то другом. - Кошмар какой! И сильно? - Да порядочно. Сотрясение, и кость, говорят, треснула. - Так вам в больницу надо! - Только что оттуда. Некогда мне лежать, мне синизан нужен. - Что? - Синизан. Подкормка для фагуппио! - посмотрел на меня Х. как на величайшего чудака в мире, не знающего элементарных вещей. Меня мучает всe непонятное, и я попросил объяснений. Х. снисходительно объяснил. Он разводит рыб в аквариуме. В частности, красивых маленьких фагуппио. А для них нужна подкормка - синизан. А синизан должны вот сейчас, после обеда, привезти в магазин "Природа". А разбирают его за два часа, поэтому нужно успеть: синизан раз в месяц привозят. - Сдохнут, что ли, ваши эти... фагуппио без этого вашего синизана? - Ещe чего! Синизан им для печени. А ещe без синизана у них верхнее пeрышко хвоста желтеет, а оно по породе должно такое бледненькое быть. - Да вы сам бледненький! Голова кружится? - Голова? Да, немного. Ладно, побегу: в магазине перерыв кончается! Ясно, подумал я. Человек одного увлечения. Маньяк своего хобби. Энтузиаст. (См. очерк "Энтузиаст".) Но всe оказалось не так просто. Года через полтора опять встречаю его. Интересуюсь: как эти самые? Фигуппио, кажется. - Какие фигуппио? - Ну, рыбки! - Рыбки? - Аквариумные! Вы же разводите их! - А-а... Когда это было! - еле вспомнил Х. - Нет, давно уже не развожу. Некогда. - А голова как? - Что голова? - Ну, сосулькой же попало вам по голове! Всe зажило? - Зажило. Трепанацию, правда, делали, гематома, сказали, какая-то разрослась. Х. была явно неинтересна тема разговора. Он нетерпеливо спросил, уклонившись от дальнейших вопросов: - Вы на Сенном рынке не были случайно? - Нет, а что? - Почeм там розы белые, интересно? - Не знаю. - Я в Крытом рынке был, там рубль штука. На Северном - рубль двадцать. В Волжском вообще рубль двадцать пять. Хочу теперь на Сенной съездить, может, там хоть девяносто копеек! - А вам много надо? - Пять штук, - заулыбался Х. - Я ведь женился пять месяцев назад. И пообещал, что каждый месяц буду жене белые розы дарить. Сколько месяцев, столько роз. А они дорогие, собаки, хоть и лето на дворе! На дворе было, действительно, лето. И мы стояли рядом с трамвайной остановкой, а поблизости был базарчик, и уйма старушек обреталась там, торгуя цветами, выращенными в собственных садах. Были там и белые розы и стоили они, это я точно знал, полтинник за штуку, при этом ничуть не хуже рыночных. Я сказал об этом Х. - Что вы! - ответил он. - Леночка узнает, что я у старух брал и на цветах, извините за выражение, жмотился, - обидится! - Да откуда она узнает-то? - Я сам скажу. То есть она спросит, где купил, она всегда интересуется. И я должен честно сказать. - Но ведь вы всe равно ищете, где дешевле, всe равно жмотитесь! - Почему? - обиделся Х. - Я экономлю, это Леночка одобрит и похвалит. Жмотиться - одно, а экономить - другое. И он убежал, а я стоял, растерянный, не зная, что подумать об этом человеке, а заодно и его неведомой Леночке. Вместо умных мыслей колобродил в голове один только глупый вопрос: сколько роз ему придeтся покупать к серебряной, например, свадьбе. По моим подсчeтам вышло: ровно 300 штук! Но встретил я его гораздо раньше серебряной его свадьбы. Лет через пять или шесть. Выглядел он плохо. - Извините, не болели ли? - Хуже. В тюрьме сидел. - За что? - поразился я. Ни тюрьма, ни какое-либо злодеяние никак не шли к его облику мягчайшего и деликатнейшего человека. - Как вам сказать... В приговоре значилось: покушение на убийство. - Убийство? Кого ж вы, извините, хотели? - Леночку. - Леночку?! Жену? Которой вы розы раз в месяц? - Я не хотел. Просто она суп всe время пересаливала. Я ей говорю: ты хочешь отравить мой организм. А она смеeтся: ничего твоему организму не сделается. Ну, я решил тоже. В суп ей насыпал крысиной отравы, как раз из санэпидстанции ходили по квартирам, раздавали, я и взял. Она суп съела и говорит: что-то мне нехорошо. А я ей: а мне, думаешь, хорошо после твоей соли? Я ведь еe просил, я ведь не со зла. Но если человек не понимает? - уставился на меня Х. невинными вопросительными глазами. Я не нашeлся, что ответить. Я понял, что никогда не пойму этого человека. Это меня бесило, и я стыдился своего глупого бешенства, и ушeл от него. Потом мы довольно долго не виделись и встретились вновь в один исторически знаменательный день, когда произошло то, что теперь называют "путчем". Вся страна сидела у телевизоров и радиоприeмников, все ждали, чем кончится заваруха. Я же вынужден был выйти, чтобы выгулять любимую собаку свою. Она ведь человеческих дуростей не знает, у неe свои заботы. И вот иду с собакой, а навстречу Х. - с сумкой, из которой веник торчит. - Вы в баню, что ли? - спросил я его. - Да. Я в этот день всегда в баню на Садовой хожу. Там замечательная баня. Парная очень хорошая. - А что вы думаете насчeт происходящего? - Какая разница, что я думаю, извините? Разве от этого что-то зависит? - Убеждeн, извините! - рассердился я. - Потому что мысль - материальна! Я это жизнью понял! И от того, что мы думаем, всего лишь думаем! - многое зависит на свете! - Согласен, - ответил Х. - Но я ведь знаю, чем всe кончится, поэтому и не думаю. - А чем кончится? И Х. кратко и ясно изложил мне, что будет в ближайшие дни и месяцы. И все его прогнозы в точности подтвердились. А я испытал облегчение. Всe ясно, думал я. Х. - провидец. Ванга, Лонго, Кашпировский - и вот он ещe. Только неизвестен никому и денег из этого не делает. Но теперь ясно, откуда на лице у него такая безмятежность. Получая сосулькой по голове, он знает, что выздоровеет, отравляя жену, знает, что хоть и сядет в тюрьму, но выйдет. Вот и всe. Некоторые частности, правда, не сходились: ведь можно было, например, если ты провидец, избежать той же самой сосульки. Но он, наверное, не только провидец, но и фаталист. Чему быть, того не миновать. Сегодня убежишь от сосульки, она тебя завтра настигнет. Так лучше уж сегодня - и даже встать под неe! Ирония помогает избавиться от недоумений ума. Но загадочный Х. настиг меня! - и навсегда теперь мне суждено терзаться загадкой этого характера. Прошлым летом я встретил его. Он шeл странной походкой. Поздоровались. Остановились. Кое о чeм поговорили. И расстались уж было. И мне бы выдержать, утерпеть, но я не смог. Я окликнул Х. и спросил, что у него с ногой. - С ногой? Всe в порядке! - усмехнулся Х. - и, задрав штанину, показал протез. - До паха почти! - похвастался он. - Как же это вас? - поморщился я. - Да глупая история. Сын связался с нехорошими людьми. - У вас есть сын? - Да. - От кого, извините? - Странный вопрос. От жены. - От какой? - Всe от той же. От Леночки. - Да, конечно... И что сын? - Сын-то? Да дурачок. Прихожу домой однажды, жена в слезах, на столе записка: "Уехал, не ищите". Я, само собой, искать. Выяснил, что он хотел нам помочь, хотел проявить самостоятельность и тайком мелкой коммерцией занялся. Залез в долги, а отдать не смог. Долг растeт. Он в ужасе. Решил с собой покончить. Но не успел, я его в тот же вечер на чердаке нашeл. - Чутьe привело? - Пожалуй. Говорить с ним начал, а он в истерике: всe равно меня убьют, я до двенадцати ночи долг отдать должен, меня в двенадцать в одном месте ждут! Я его успокоил, узнал, что за место, отвeл домой и велел спокойно сидеть. А сам пошeл туда. - С бандитами встречаться? - Какие они бандиты? Пацаны. Но главный у них взрослый дядька. Приехали на трeх машинах десять человек, дядька этот мне: ты кто? Я говорю: отец. Он говорит: мне всe равно, гони долг с процентами. Я говорю: сейчас такой возможности не имею. Он вытаскивает пистолет. И тут такая стрельба началась! - Какая стрельба? Откуда? - Ну, я по пути зашeл к одному человеку. Я же сам сидел, людей разных знаю. Он мне про этого дядьку всe сказал: кто его враг, кто друг. Я позвонил его врагу, сказал, что есть возможность одним махом всю шайку конкурентов уничтожить. Короче, они друг друг почти все перестреляли. - А почему вы не в милицию? - А что милиция? Ну, съехались ребята поговорить, какой состав преступления? Ну, найдут оружие, потом всe равно отпустят. Мне важно было их уничтожить. - Зато с милицией безопасно, а тут вас зацепило. - Нет, это потом. Тот, который враг был, он жив остался - и ещe двое его парней. И он мне говорит: чем за кровь платить будешь? Я говорю: я вам ничего не обещал. Он рассердился. Говорит: жена есть? Я говорю: есть. Он говорит: тогда мы вместо платы твою жену по кругу пустим. Ну, я и не выдержал. - В каком смысле? - Он же Леночку оскорбил. Я ему пощeчину дал. Ну, он стрелять начал. Два раза в грудь, два раза в ноги. Но мне повезло. Три пули навылет. Только одна чашечку коленную раздробила. Потом гангрена, отрезать пришлось. Но всe равно, легко отделался. - Да... - сказал я. Совершенно фантастический человек стоял передо мной. Редко такое бывало: чтобы мне, как в книжках пишут, хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, в реальности ли я нахожусь. Нет, подумал я, это всe неправда. Он всe врeт. И для проверки спросил напроследок: - А Леночке своей цветы всe дарите? Каждый месяц? - Конечно. Позавчера двести тридцать две штуки подарил. - А деньги? Деньги на них вы откуда берeте? - закричал я. - А бандит, который в меня стрелял, даeт. Он теперь каждый месяц мне даeт, когда узнал, что я жене дарю. - А раньше, раньше, раньше где брали?! - Мало ли... Зарабатывал. Врeт, с облегчением подумал я. Всe врeт! - Почему? - с удивлением спросил Х. Я открыл в изумлении рот, но тут же захлопнул его, словно боясь, что это облегчит Х. доступ к моим мыслям... Ь. ШТУЧНЫЕ ОРИГИНАЛЫ. III История, которую я хочу рассказать, похожа на один из рассказов О. Генри, да и вообще как-то литературна, невероятна, и если бы она пришла мне в голову в виде фантазии или, как говорят об этом настоящие писатели, вдохновения, то я бы, пожалуй, с недоумением отмахнулся: надо же, какая несуразица примечталась! Но она реальна, она из жизни, которой до литературы дела нет (хотя лично для меня это сомнительное утверждение). И она, к тому же, напоминает мне другую, тоже жизненную достоверную историю, не столь оригинальную, зато близкую для меня, поэтому-то, может, мне и хочется еe рассказать. Начало очень простое: жил на свете, в городе Саратове, человек по имени Саша Колесников, и он учился в школе. В одном классе с Сашей училась Ирина Сыркина, и он в неe влюбился. Он осознал, что любит еe, а не просто увлeкся, в шестом классе. Три с половиной года он молча наблюдал за ней, а в десятом, последнем классе, признался. Ирине Сыркиной не впервой было слышать такие признания: она была красавица. А Саша Колесников красавцем не был. Он был небольшого роста. Но он ни на что и не претендовал, он просто попросил разрешения приходить иногда к ней в гости. Она разрешила. Ирина жила с мамой, мама часто ездила в какие-то командировки, поэтому у Ирины по вечерам было шумно и весело. Пили понемногу вино, танцевали, играли в бутылочку. Саше даже два раза довелось поцеловать Ирину, и он прикосновение губ еe запомнил на всю жизнь. Он теперь только о двух этих поцелуях и думал, он в своeм воображении повторял и повторял их и дошeл до такого бредового состояния, что стоило в любой момент закрыть глаза - и он ясно чувствовал и ощущал, как целуется с Ириной, и мог длить этот поцелуй столько, сколько ему хотелось. Школа близилась к концу. Однажды Саша подошeл к Ирине и сказал, что пора бы прояснить их отношения. - А какие отношения? - удивилась она. - Ты маленький мальчик, живи себе дальше, а я женщина уже взрослая, у меня своя жизнь. Кто ты вообще - и кто я? В этих словах было много! И Саша больше не заговаривал с Ириной. Он говорил теперь только с еe подругой и соседкой, веснушчатой Галей, которая была старше, уже закончила школу и уже работала каким-то там оператором на ламповом заводе. Именно Гале он пересказал разговор с Ириной. - Ишь какая фифа! - сказала Галя. - Нет, она права! - сказал Саша. - Но мы ещe посмотрим! И он подробно изложил Гале свой план. Он заканчивает школу. Он добивается в жизни больших успехов. Он возвращется к Ирине высоким, красивым, известным человеком - и тогда посмотрим, кто он, а кто она! Галя план одобрила. Саша закончил школу с золотой медалью (он вообще учился блестяще, но для Ирины это был не аргумент) и поехал поступать не куда-нибудь, а в МВТУ имени Баумана, знаменитейшее в ту пору заведение, собиравшее юный цвет физико-математической мысли со всей страны; оно было тем ещe знаменито, что, по слухам, туда можно без блата поступить, но конкурс при этом двенадцать человек на место, и все двенадцать - медалисты! Саша поступил. Регулярно он писал письма Гале, рассказывая о своей студенческой жизни. Она отвечала, информируя большей частью о жизни Ирины, ну, и кое-что о себе писала - заодно. Через год Саша намеревался приехать на каникулы, потому что он с ума уже сходил, ему хотелось на Ирину хотя бы издали глянуть. Но отца его, военного, перевели в это время в Забайкалье, и Саша поехал в Забайкалье, считая это судьбой. Что ж, зато он вернeтся не в промежуточном каком-то состоянии, а в том, какое для себя наметил. Он продолжил учeбу. Продолжилась и переписка. Галя написала ему, что Ирина вышла замуж. Саша не придал этому большого значения. Галя написала, что Ирина родила дочь. Саша не придал этому никакого значения. Галя написала, что Ирина развелась, потому что муж оказался бездельник и пьяница. Саша лишь усмехнулся, будто знал, что так и будет, и поехал, закончив учeбу, не куда-нибудь, а на космодром Байконур. Там он нашeл себе женщину из столовой, но не женился на ней, а так. Галя одобрила, написав, что мужчине, конечно, всe-таки без женщины нельзя. И вообще человеку одному нельзя. Она вот тоже осенью выходит замуж. Мужчина старше еe и не Бог весть что, но не хуже других, а даже лучше. И вот Саше стало двадцать шесть лет, и он решил, что - пора. Он был кандидат наук. Он вырос, он похорошел. Женщина из столовой оказалась талантливой в интимном смысле, и Саша ощущал себя умельцем и победителем, хотя, кроме неe, никого не победил. Но знал, что, если надо, победит. В это время Галя прислала письмо, где сообщила, что Ирина вышла замуж вторично. Муж - военный лeтчик. Саша уважал военных лeтчиков, у него даже друзья были военные лeтчики - из отряда космонавтов. И он отложил своe появление. Галя написала, что Ирина беременна от лeтчика. Потом написала, что беременность кончилась выкидышем. Потом написала, что лeтчик, как выяснилось, изменяет Ирине и она хочет от него уйти. Саша чуть было не начал собирать чемоданы, но подумал, что это будет подло. Ирина может ухватиться за него, как за палочку-выручалочку, ему же надобно совсем иное. Переписка продолжалась, он был постоянно в курсе событий. К тридцати годам Ирина ушла-таки от лeтчика. У Гали же подрастал сын, а муж попался хворый: давление да сердце, каждый год вместо отпуска - больница. В тридцать два года Ирина вышла замуж в третий раз - за доктора наук. Саша и сам к тому времени получил докторскую степень и представил, как было бы смешно, если б он приехал и сказал Ирине: здравствуй, я доктор наук. А она: здравствуй, а у меня муж тоже доктор наук. К тридцати пяти годам Ирина родила вторую дочь. Галя растила одного своего единственного любимого сына и беспрестанно лечила мужа. Потом на Ирину посыпались несчастья: сначала мама умерла, потом появились проблемы с выросшей старшей дочерью, потом вдруг мужа обвинили в партийной коррумпированности (это уже демократические времена настали), отняли заведование кафедрой, того с расстройства шарахнул инсульт. У Гали пока всe то же: сын растeт, муж болеет. Муж Ирины вышел на пенсию по инвалидности, старшая дочь уехала за границу, но не за иностранца замуж выйдя, а зарабатывать, и, кажется, трудом не самым почтенным. У младшей же врачи нашли порок сердца. Ирина при этом держится молодцом, писала Галя, такая же, как и была, - красавица. У Гали же сын школу заканчивает, ничего парень. Муж всe болеет. Ничего, жизнь идeт. Конечно, Саша не мог приехать тогда, когда на Ирину сваливались все эти несчастья. Он мог бы ей помочь, но именно поэтому и не приезжал. А потом жизнь Ирины как-то наладилась: муж умер, старшая дочь приезжала из-за границы и, оказалось, несмотря на свой труд, ничуть не испортилась, красивая, умная молодая женщина, удачно вышла там замуж, живeт очень прилично, привезла матери и деньги, и вещи. Уезжая назад, забрала сестру для лечения и лучшей жизни. Ничего, жизнь идeт. Но у самого Саши в это время началась полоса неудач. Несмотря на заслуги, он вдруг остался не у дел. Научные разработки, которыми он занимался, объявили бесперспективными и намекнули, что на его месте не ждали б у моря погоды, а поискали бы себе место преподавателя в каком-нибудь из у