только светом этой звезды, бесчисленные мольбы, которые ты увидишь вокруг себя, летят в Зал Богов. Вздохи будут разноситься над твоим судном по всему морю Слез. Ты минуешь острова смеха и страны песен, находящиеся далеко в море, и все они будут пропитаны слезами, разбросанными по камням морскими волнами, полными вздохов. Но наконец ты прибудешь вместе с мольбами людей в великий Зал Богов, где кресла Богов, вырезанные из оникса, рассставлены вокруг золотого трона старейшего из Богов. И там, о Король, не надейся встретить Богов, ибо ты увидишь раскинувшуюся на золотом троне, облаченную в плащ его владельца фигуру Времени с окровавленными руками и свободно свисающим из его пальцев мечом; и забрызганные кровью, но пустые будут стоять ониксовые кресла. Там оно сидит на троне господина, праздно играя с мечом или безжалостно рассекая им молитвы людей, которые лежат большой кровавой кучей у его ног. Когда-то, о Король, Боги пытались решить загадки Времени, на какой-то срок Они сделали его рабом, и Время улыбалось и повиновалось своим хозяевам. Некоторое время, о Король, некоторое время. Оно, не оставившее ничего, не оставило Богов, не оставит оно и тебя". Тогда Король печально изрек в Королевском Зале: "Могу ли я в самом конце не встретить Богов, и может ли быть, что я не посмотрю им в лицо в последний раз, чтобы увидеть, будут ли Они добры? Тех, которые отправили меня в путешествие по земле, я приветствовал бы по возвращении, если не как Король, вновь возвратившийся в собственный город, то как тот, кто повиновался данному некогда приказу и повиновением заслужил кое-что от тех, ради кого он трудился. Я взглянул бы в Их лица, о пророк, и спросил бы Их о многих вещах и узнал бы причины множества событий. Я надеялся, о пророк, что те Боги, которые улыбались моему детству, голоса которых вечерами звучали в садах, когда я был молод, эти Боги еще сохранят свою власть, когда наконец я приду, чтобы встретиться с Ними. O пророк, если этого не случится, устрой великие похороны Богам моего детства со звоном серебряных колоколов и, развесив их среди таких деревьев, которые росли в саду моего детства, пропой свои молитвы в сумерках: пой их тогда, когда мошкара носится вверх и вниз и летучая мышь в первый раз совершает вылазку из своего обиталища, пой их, когда появляются белые туманы, восставая над рекой, когда дым бледен и сер, когда цветы все еще закрываются, пока голоса еще молчат, пой их, когда все вокруг оплакивает день, и когда великие небесные огни возносятся, сверкая, и ночь с ее сиянием занимает место дня. Ибо, если старые Боги умрут, позволь нам оплакать Их, а если когда-нибудь явится новое знание, пусть в это время мир будет еще рыдать о великой утрате. Ибо в самом конце, о пророк, что же останется? Только мертвые Боги моего детства и только Время, шагающее в одиночестве по бескрайнему космосу, пугая луну, и угашая свет звезд, и рассеивая над землей из своих рук пыль забвения над полями героев и разрушенными храмами Древних Богов". Но когда другие пророки услышали, какие печальные слова изрек в Зале Король, они все выкрикнули: "Все не так, как сказал Ульф, а так, как сказал я - я - я!" Тогда Король надолго умолк, погрузившись в размышления. Но внизу в городе, на улице между домами собрались вместе все те, кто хотел танцевать перед Королем, и те, кто приносил ему вино в драгоценных кубках. Долго они оставались в городе, надеясь, что Король может смягчиться и еще раз встретит их с радостью на лице, требуя вина и песен. Следующим утром они должны были отправиться на поиски какого-то нового королевства, и они прошли между зданиями по длинной серой улице, чтобы увидеть в последний раз дворец Короля Ибалона; и Падающая Листва, балерина, крикнула: "Нет, не будем мы больше никогда кружить по каменной зале, танцуя перед Королем. Он, созерцающий ныне волшебство своих пророков, не взглянет впредь на чудеса танцев, и среди древних пергаментов, странных и мудрых, он забудет водоворот прозрачных покрывал, рождающийся, когда мы раскачиваемся в Танце Бесчисленных Шагов". И с ней были Серебряный Фонтан, и Летняя Молния, и Морская Греза, и все они плакали о том, что они больше не смогут танцевать, радуя взор Короля. И Интан, который в течение пятидесяти лет носил на пирах кубок Короля, увенчанный четырьмя сапфирами такого же размера, как глаза, сказал, протянув руки к дворцу и сделав прощальный жест: "Все волшебство пророчеств, вся мощь предвидения, все богатство впечатлений не смогут сравниться с властью вина. Через маленькую дверь в Королевском Зале можно пройти по сотне ступеней и множеству внутренних коридоров в прохладные недра земли, где находится пещера более обширная, чем Зал. Там, завешанные пауками, покоятся бочки с вином, которые давно уже радуют сердца Королей Зарканду. На далеких восточных островах виноградная лоза, из сердца которой давным-давно выжато это вино, взобралась вверх, цепляясь за скалы множеством побегов, и созерцала море, и корабли старого времени, и давно умерших людей, и сама она опустилась в землю и скрылась среди сорняков. И зеленые от влаги многих лет, лежат там три бочонка, которых город не коснулся, пока все его защитники не погибли и пока его здания не рухнули; и тогда к букету этого вина добавилось больше огня, чем за множество протекших лет. И я гордился этим в старые времена: идти туда перед банкетом и, возвращаясь, приносить в сапфировом кубке огонь древних Королей и наблюдать, как загораются глаза Короля и как его лицо становится все более благородным и похожим на лица его предков, когда он пьет сверкающее вино. И теперь Король ищет мудрость у своих пророков, в то время как вся слава прошлого и весь гремящий блеск настоящего стареют глубоко внизу, забытые у его ног". И когда он замолчал, виночерпии и женщины, которые танцевали, долго смотрели на дворец в тишине. Тогда один за другим все они сделали прощальный жест прежде, чем отвернуться и уйти прочь, и когда они прощались, герольд, невидимый в темноте, мчался к ним. После долгого молчания Король изрек: "Пророки моего Королевства", сказал он, "Вы пророчили разное, и слова каждого пророка опровергали слова его собратьев, так что мудрость нельзя обрести среди пророков. Но я приказываю, чтобы никто в моем королевстве не сомневался, что самый первый Король Зарканду запас вино под этим дворцом еще перед созданием города и даже до завершения дворца; и я тотчас же отдам приказ устроить в этом Зале пиршество, чтобы вы ощутили, что власть моего вина сильнее всех ваших заклинаний, и танцы более удивительны, чем пророчества". Танцовщицы и виночерпии были призваны назад, и когда настала ночь, началось пиршество, на которое были приглашены все пророки: Саман, Йнат, Монит, Йнар, Тун, Пророк Путешествий, Зорнаду, Йамен, Пахарн, Илана, Ульф, и тот, который не говорил и не назвал своего имени, кто носил плащ пророка, скрывая свое лицо. И пророки пировали, как им было приказано, и говорили, как говорят обычные люди - все, кроме того, чье лицо было скрыто; он не ел и не говорил. Только раз он вытянул руку из-под плаща и коснулся букета цветов на столе, и букет упал. И Падающая Листва вошла и танцевала снова, и Король улыбнулся, и Падающая Листва была счастлива, хотя и не было у нее мудрости пророков. И шаг за шагом, шаг за шагом, шаг за шагом среди колонн Зала в лабиринте танца скользила Летняя Молния. И Серебряный Фонтан склонилась перед Королем и танцевала, и танцевала, и поклонилась снова, и старый Интан шествовал туда и сюда от пещеры к Королю, церемонно проходя среди танцовщиц и в глазах тая улыбку; и когда Король выпил немало старого вина древних Королей, он призвал Морскую Грезу и потребовал, чтобы она пела. И Морская Греза прошла под арками и воспела построенные волшебством из жемчуга острова, которые находятся в рубиновом море и простираются далеко на юг, охраняемые зубчатыми рифами там, где все скорби мира были уничтожены и никогда не достигали островов. И там низкий закат всегда окрашивал в красный цвет море и освещал волшебные острова и никогда не сменялся ночью, и кто-то вечно пел и без конца соблазнял душу Короля, который мог бы по волшебству миновать сторожевые рифы, чтобы обрести покой на жемчужном острове и не больше не испытывать волнений, а только созерцать печали на внешнем рифе, разбитом и уничтоженном. Тогда встала Душа Юга и пропела песню фонтана, который всегда стремился достичь неба и был навеки обречен падать на землю - до самого конца... Тогда, было ли это искусством Падающей Листвы или волшебством песни Морской Грезы, или было ли это пожаром вина древних Королей, Ибалон любезно распростился с пророками, когда утро гасило звезды. Тогда по залитым светом факелов коридорам Король прошел в свои палаты, и закрыв дверь в пустой комнате, внезапно разглядел фигуру, облаченную в плащ пророка; и Король догадался, что перед ним именно тот, чье лицо было скрыто на пиршестве, тот, кто не назвал своего имени. И Король спросил: "И ты тоже пророк?" И фигура ответила: "Я - пророк". И Король спросил: "Что же ведаешь ты о странствии Короля?" И фигура ответила: "Я знаю, но никогда не скажу". И Король спросил: "Кто же ты, знающий столь много и не говорящий этого?" И последовал ответ: "Я - КОНЕЦ". Тогда облаченная в плащ фигура направилась прочь от дворца; и Король, незримый для стражей, сопровождал ее в этом путешествии. КОНЕЦ Примечание переводчика Тексты Дансени, имеющиеся в моем распоряжении, почти все переведены. Осталась только трилогия о Янне и сборник "Пять пьес" (не оставляю надежды сделать полный перевод всей книги). Некоторые разрозненные рассказы появились на моей страничке на Самиздате, другие появятся вскоре. А Дансени до 1923 года известен нашим читателям практически ВЕСЬ (исключая публицистическую книжку "В наши дни", которой я так и не обнаружил). Моя простая задача - знакомство с текстами великого писателя - мало-помалу исполняется. Время двигаться дальше. Кстати, фрагмент рассказа "В Земле Времени" включен Йейтсом в сборник "Из произведений лорда Дансени" (1912) под названием "Замок Времени". Не обольщайтесь, это одно и то же. А вообще "Время и Боги", хоть "Богам Пеганы" и уступает, все одно книга замечательная. И большая - не как жизнь, а как вселенная, мифологию которой 18-й лорд Дансени прекрасно разработал.