М, негодующе: Скандал! Какая неприятность! А, продолжает: Полная антипатия. (Пауза. Очень спокойно) Почему вы довольно? Вы скажете или нет? М, спокойно и отчетливо, забирая у Б бидон: Все очень просто, если она не скажет, я пойду и куплю бензина. (Сам себе) С этим бензином я заведу автомобиль, а затем поеду в... (он подбирает слово, затем его находит) в Ливерпуль. А, обращаясь к Б: Слышите его? Если вы не скажете, он смоется в Ливерпуль (Она хнычет) Мы здесь останемся одни (она показывает на сцену), одни, одни, как ДВЕ ОДИНОКИЕ ЖЕНЩИНЫ... Б, умоляюще: Ньет Ливерпуль! Ньет Ливерпуль! М: Да, в Ливерпуль. Стоит вам только сделать усилие... Он показывает себе на лоб. А: Верно, стоит вам только сделать усилие... нет, ну что же это такое? (С королевским спокойствием) Посмотрите на нас, разве мы довольны? М: И даже если это так, мы ведь не превращаем это в какое-то кино. Б, в сильном волнении: Юми объяснинос! А, удовлетворенно: Вот, сейчас она нам объяснит. М: Браво! Они подходят к Б, которая долго размышляет. Б, наконец, объясняет в трех словах: Судрина юми натаган... Б бросает взгляд на бидон. Мужчина заслоняет его собой. Б опечалена. А, негодующе: Знаете, что она говорит?? М: Нет. А, все так же одним махом: Что все причины, которые у нее были, чтобы быть недовольной по-французски, превратились в причины, чтобы быть недовольной по-шагански, и что раз уже вовсе не обязательно, что нечто не существовавшее раньше не начнет в один прекрасный день существовать, нет никаких причин, чтобы это прекратилось. Несколько секунд неподвижности, необходимых, чтобы проглотить эту лишенную смысла фразу. М идет к бидону: Ну что ж, я понял! А тут же идет в другую сторону, симметрично мужчине: Я тоже. (Подойдя к тому месту, где мог бы находиться воображаемый бидон, А обнаруживает, что никакого бидона нет. Это должно произвести эффект разорвавшейся бомбы. Совсем тихо): А где МОЙ БИДОН? Б, плача, протестует: Ньет, ньет Ливерпуль! Ньет Ливерпуль! Они безучастны к страданиям Б. М оборачивается: Что она говорит? А, подходя к М: Не могу понять. Но... (конфиденциально) она уже не такая довольная. Она печальная, печальная. М: Ну что ж, очень хорошо... тогда сделаем так, словно... А: Хорошо. М, скороговоркой: Ну быстрее же, скажите что-нибудь, быстрее, быстрее... А подыскивает слова: Сейчас, сейчас... Они поворачиваются к Б и смотрят на нее, натянуто улыбаясь. Та, успокоившись, принимается напевать, направляясь к ним. Ей нужен бидон. И передает его ей, напевая. Б выходит на середину сцены и играет с бидоном. А, громко, словно издалека: Там, где вы сейчас, красиво? На протяжении всей последующей сцены Б играет с бидоном. Б, с олимпийским спокойствием: Ханабо Ханабо. А, обращаясь к М, рассудительно, нормальным голосом: Красиво. (Обращаясь к Б) Если мы правильно поняли, дует душистый ветер, не так ли? Б, восхищенно: Шанаме, шанаме. А, обращаясь к М, так же: Да, душистый. (Обращаясь к Б). Это, конечно, южный ветер? Тихо покачиваются пальмы? Б подражает ветру, мягко: У-у-у-у-у-уу. М, он восхищен тем, что понял: Они качаются. А, обращаясь к М: Да, да, они качаются. (Обращаясь к Б) На вас жасминовое ожерелье? Б делает вид, что чувствует приятный запах: Ясмина окоа. А, обращаясь к М: Да, жасминовое. М, подает знак А: А она? Где она находится? А, обращаясь к Б: А где вы там? Б, делает круговое движение руками: Коралина кора коралина. А, обращаясь к М, с негодованием: Она ГОЛАЯ НА КОРАЛЛОВОМ ОСТРОВЕ!!! Б, мурлычет от блаженства: Юми не ньет. А, обращаясь к М, так же: Она говорит, что у нее все прекрасно, о-ля-ля! М и А огорчены. М, сурово: На самом деле, она просто жеманится. А, подхватывает: На самом деле, да. (Обращаясь к Б). Вас прекрасно известно, что вы делаете. Почему же вы при этом торчите голая на коралловом острове? Чтобы целыми днями мяукать: "Мой муж кончено-кончено"? Жесты и гримасы. М, кокетливо: Да, почему, почему? Б протягивает им бидон: Натаган окоа. (Не понимаю, почему у этого бидона две затычки). М: Что происходит? А: Все усложняется. М: А? А: Она говорит, что это шаганцы. М: Как? А: "Это было ужасной глубокой ночью". М: Ну! А: Шаганцы изнасиловали меня, разорвали на мне платье и выбросили голую на коралловый остров". М: О, о... А: "Но если непосредственно после описываемых событий такое обращение глубоко меня удивило, то сейчас я уверена, что оно пребывало в полном соответствии с моей природой, которая, по сути своей, не знаю, как вам объяснить, но вы понимаете." Короткое молчание. Все размышляют. М, в раздумье: Меня это не слишком убедило. А: Меня тоже! (Обращаясь к Б, агрессивно): Признайтесь все же, что вы нимфоманка, и на самом деле только и ждете, чтобы какой-нибудь шаганец решился. "Если с твоим мужем кончено...кончено..." Б играет с затычками от бидона, безразличная и безмолвная. Они смотрят на нее. М: Что она говорит? А: Что вы говорите? (Полное молчание Б) Она говорит, что ничего не говорит. М, насмешливо: А где при всем при этом ваш муж? А: Ну, а муж, спрашивают вас? Б молчит. А отвечает вместо Б: На сафари. М, обращаясь к А: А дети? А: У Людовика Великого. Короткое молчание. Размышление. М, в раздумье: Что-то в ее случае мне никак не понять. У М возникает мысль о вопросах. Быстрая, очень ритмичная сцена, сконцентрированная на А, которая задает вопросы (словно издалека) и переводит (словно рядом). М, продолжает: Там есть солнце? Б, восхищенная, отвечает, разглядывая бидон: Окоа манос. А: Сколько угодно. М: Какая температура? Б делает жест руками. А: Двадцать пять градусов. М: Бывает дождь? Б: Якао. А, обращаясь к М: Ночью. М: Политический режим. Б: Стага моа. А: Китайского типа. М: Оппозиция? А: Позиция? Б: Ньет. А, обращаясь к М: Никакой. (Обращаясь к Б) Работа? Б: Стакано стакано. А, обращаясь к М: Кое у кого. М: Комфорт? А: ...форт? Б: Ноа. А: Никакого. Б, швыряет бидон, который неожиданно ей надоедает: Батана. (Ну, хватит). Остановка. Все трое смеются. А, восхищенно, обращаясь к М: В конечном счете, она хорошо устроилась. (Обращаясь к Б) Я говорю, что в конечном счете вы хорошо устроились. М, довольный: Неплохо, неплохо... А собирается с силами, чтобы опять выглядеть злой: Она могла бы проснуться и на СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ. НA АЙСБЕРГЕ. М, протестующе: Зачем ей об этом говорить... Б тут же начинает всхлипывать. А продолжает: На айсберге! Совершенно одна! Голая! И вокруг никого. Никого. Испуганная Б всхлипывает с новой силой. М, ему неприятна мысль, что кто-то несчастен: Ну зачем, зачем вы ей это говорите? А: От злости! Б: Их, их, их, их, их. М, обращаясь к Б, нежно: Не обращайте внимания. Я вот считаю вас очень даже приспособленной. Я нахожу, что вы пронизаны гармонией... спокойствием... удовлетворенностью... полнотой чувств... внутренним покоем... умиротворенностью ВСЕГО... (Жест: всего). Б сразу же переходит к радости. Б, внезапно крайне довольная: Юми ме ноа. М: Что она говорит? А, сухо: Юми ме ноа. М, сухо: Вот как. Неминуемый финал сцены. А: Юми ме ноа, юми ме ноа... (Под влиянием внезапно возникшей идеи она оборачивается и идет к А, которая пугается и не знает, куда броситься) Судрина натаган уна ноа, ноа, ноа. Она сладострастно растягивается на земле и приглашает А последовать ее примеру. А произносит речь: Нет, нет, нет, нет, моя дорогая. Нужна специальная подготовка. Когда на вас сваливается шага, нужно уметь ухватить ее, удержать!.. Нужен подход! На это способен не каждый! Мне кажется, я смогу удержаться на... на... Она подыскивает слово. М: На чем? А, кричит: НА БОРТУ! Она хватается за руками за воображаемые релинги. Б, растягиваясь на земле: О, о, о, о, о, о, о. А, очень резко: Нет! нет! я не хочу спать, не хочу! не спать! не спать! (6 раз) И потом... по правде говоря... шага, шаганская коралинская программа... нет... нет... нет... Я, видите ли... нет... нет... (вопит) Нет, мне нужны смертельные враги! иначе... я взорвусь! Да. Вы видите, я ненавижу! вы любите, а я ненавижу! Я никогда не бываю довольна, ни ночью, ни днем, никогда, вот мой способ существования! Пускай хорошая погода, вы, вы говорите: "Хорошая погода". А у меня это вызывает отвращение! (Спокойно, светским тоном). Чувства... да, конечно, чувства, что нужно, то нужно, но для чего это изнасилование? эта неслыханная роскошь... Нет, что касается меня, я, йа отказываюсь. Молчание. А остается в прежней позе, подобно статуе. Б напевает. М пристально смотрит на П. Приближается к ней и внезапно спрашивает: М: Что с вами? А, сухо: У меня... (она подыскивает слово) исчезновение внутренней жизни... (словно речь идет о гриппе), М, не удивляясь: Вот как? А: Да. (Пауза) А с вами? М: У меня наоборот. Ее слишком много. Сверх-сверх. Настоящий шарю Я даже СГИБАЮСЬ. А с ней? Б жестом показывает: миллиметр. А повторяет жест Б: Никак не закрывается. Остается самая малость. Она, она говорит, совсем чуть-чуть, совсем-совсем, но... все-таки... (Неожиданно): А птица? М: Птица?.. вопрос в словах, которые в нее ПОПАЛИ. Б, вдохновенно, но очень быстро: Алло, алло, это йа. Йа. Йа. М: Да... НОЧЬЮ. Пока она спала. Б: Это йа. Йа... М: Да. Они ВЕРНУЛИСЬ в птицу, а затем ОСТАЛИСЬ в ней. (Пауза) И когда на следующее утро маленькая птичка проснулась, эти слова уже сидели в ее глотке (жест), там, где миндалины. А, понимая по-своему: Вот оно что... и она поспешила ОТРЫГНУТЬ их? М: Именно так! Общее согласие. Они прекрасно понимают друг друга. М заключает: А что, по-вашему, ей оставалось делать? А: Верно... (Она разъясняет Б) Алло-алло-это-йа - это когда звонят по телефону. Б, в приступе радости: Гастон что за звон телефон! А и М подходят к Б и строго смотрят на нее. У Б все такой же виноватый вид. Укоризненное молчание. А, обращаясь к Б: Ну, а когда не звонят? (Б понимает, что тогда это серьезно) Хоть в гроб ложись: никого. А? Что тогда делают с этими словами? А? Лишенные смысла, они внезапно приобретают его. Вы не чувствуете? А начинает усиленно принюхиваться. М и Б тут же следуют ее примеру. Они пытаются учуять возможные смыслы слов. А продолжает: Вы не чувствуете, как смыслы нахлынули со всех сторон? Не ощущаете их тайного действия? Напора бессмысленных смыслов? Смыслов запущенных? Готовых при первом же удобном случае вылезти на свет божий? Вы ничтожество, да? Тяжелое молчание. М: Нет, нет... я чувству, как... А: Настоятельное внушение, полагаю? М: Да! Б: Алло, алло, это йа! (Три раза, очень быстро) М перебивает словно в озарении. I, обращаясь к Б: Еще никто и никогда не слыхал об этой птице. Вы первые. М, со смехом: Попи? А: Почему? М: Потому что я никогда о ней не рассказывал. А, без выражения: А. Короткое молчание. А: А она длинная, эта история про птицу? М, его механизм сейчас, похоже, в полном порядке: Дело в том, что... существует несколько версий. Которую вы бы желали услышать? А, безапелляционно: Самую короткую. Б: О... (Очень жаль). Они удаляются от него, расходятся по разным сторонам сцены и готовятся слушать историю птицы. Мужчина углубляется в эту историю. Он не хочет упустить эту возможность: рассказать историю, которая ему стоила потери свободы. Историю расплывчатую, идиотскую, идущую от сердца и состоящую большей частью из оговорок. М: Эта птица прилетела ко мне однажды утром... Остановка. Он не в состоянии продолжать. Он смотрит на А, взгляд которой обращен в другую сторону. Затем на Б, которая смотрит на него. Он делает еще одно усилие, один посреди сцены. М: Эта птица прилетела ко мне однажды утром... Опять остановка. А по-прежнему где-то в другом месте. Б медленно идет к М и дотрагивается до него. Б: Ойо ойо ойо ойо (и все на сегодня?) Б "физически" остается рядом с М. Это позволяет ему продолжить свой рассказ. Один бы он не смог. Два безумия, соединившись, расскажут эту историю. А - словами. Б - жестами и гримасами будет выражать свои чувства, свои сомнения - за исключением тех случаев, когда ей будет что-либо непонятно. В основном, она поймет лишь то, что будет понятно и нам. Роль А будет состоять в том, чтобы "душить" поэзию, которую, подобно миазму, могла бы источать эта история. М, продолжает: Я спокойно спал, и вот вдруг слышу: "Алло, алло, это йа". Я в ужасе кричу. Я спрашиваю: "Кто это, я?" и слышу в ответ: "Йа, йа". Я открываю глаза и вижу ее в двадцати пяти сантиметрах от собственного носа. Она смотри на меня? Б: Как она залетела? М: Через окно. А: Потому что вы спите с распахнутым окном? М, сбитый с толку: Да. А: А я - нет. Раньше считалось, что это полезно для здоровья, теперь господствует другое мнение. М: А. Рассказ возобновляется. М, продолжает: И что же я делаю? А что бы сделали вы? А: Конечно, ничего, а что бы вы хотели? В таких случаях остается только терпеть. Б: Нудрина окностра? М, он понял: Нет, она бы не улетела... можно было видеть, как она выглядела... преисполненная решимости... окончательно... бесповоротно... А, безапелляционно: Если птица решилась принадлежать, это ужасно, нет ничего более принадлежащего, чем птицы. М: Верно. Б, звучно: В САМОМ ДЕЛЕ. М: И потом, должен признаться, меня это заинтересовало. (Обращаясь к Б, тихо) Много чего со мной случалось, но что-либо подобное - никогда, никогда... А: Как вы это приняли, плохо, хорошо? М: Я принял это ВО ВНИМАНИЕ. Всеобщее согласие по поводу этого слова, вот уже многие десятилетия, с низвержением буржуазной литературы, ничего более не означающего. А: Какая у нее была голова? М: Голубая, голубая. Она была голубая. (Пауза) Она осталась. Почему? Полная тайна. Она осталась со мной. Короткое молчание. Б: Йа, йа. А: И тогда? М: тогда я сказал себе: "Одна из двух, либо это мне кажется, либо она и взаправду разговаривает". И я пригласил людей, чтобы они послушали птицу. Они слушают. Результат? Одни не слышат ничего, абсолютно ничего, другие - слышат, но что-то совсем другое. Б: Заройдос, заройдос. А: Ну, а птица? Что слышала она? М в замечшательстве. М: Ничего. Птица не слышала ничего. (Пауза) Одни утверждали, что эта птица ничего не говорила, другие - что она говорила не то, что я слышал. Моя жена, например, слышала: "Алло, алло, тону я". (Смешки Б и А), а вовсе не "алло, алло, это я" (Опять смешки) Понимаете? Б понимает: Юми попи. А: Ну, а какая разница, "Алло, алло, это я" или "Алло, алло, тону я"? М в замешательстве. М: Никакой. Если не считать, что "Алло, алло, это йа" никто не слышал, кроме меня. А: Я понимаю, но не могу понять, почему я понимаю. Я понимаю, что вы говорите, но то, что вы хотите сказать, говоря то, что вы говорите - этого я не понимаю. М в полном смятении. М: Я говорю о птице. Вы разве не понимаете, что я говорю о птице? А: Ну, и куда же мы идем? М: Куда... Б: Ойо, ойо. К М возвращается смелость. М: Нет, птица не должна была бы говорить. Если обратиться к началам начал, птица не должна была бы говорить. Во всей истории ее вида не было ни единого случая, чтобы его представитель заговорил. Так что она первой переступила порог. М: О... А: Напрасно вы так хотите добраться до цели, все это ни о чем не говорит. М, сбитый с толку: В каком смысле ни о чем не говорит? А: Ни в каком. Б: Ойо (хватит). М вновь набирается смелости. М: Она всегда говорила одно и то же, но с такой настойчивостью, такой настойчивостью... я уже был в нерешительности... (Галлюцинируя) Никто не слышал то, что слышал я, но это ничему не мешало, я слышал: "Алло, алло, это йа". Но сам по себе слышать "Алло, алло, это йа" было бы совершеннейшим пустяком, не так ли, важно, что я начал замечать, предвидеть, проникать, теряться... А: В чем? Но М уже несгибаем. М, очень буднично, словно это само собой разумелось: Что ж... Во тьме. А: И не меньше! Короткое молчание. М, после паузы: Мне стало страшно. А: Смотри-ка... Б: Ох ох ох (мне тоже). М: Сначала совсем чуть-чуть, затем все больше и больше, затем, в конце концов, настолько, что я прекратил всяческие отношения с птицей... да... не поверите, до чего я дошел. Я стал тем, кто ничем не интересуется, кто ничего не слышит. (Пауза) Напрасно продолжала она: "Алло, алло, это йа". Я был непроницаем. Б, испуганная и взволнованная: О... птица натаган? А, сухо: Она спрашивает, заметила ли это птица? М, после паузы: Нет. Б, успокоившись: А... А, холодно: Она очень любит животных (обращаясь к Б), да? Б, восхeuенно: Попопопо. Но М уже увлечен своей историей. М: Что это за йа? Йа, которая весила двадцать пять грамм и была величиной с яйцо, в то время как йа, выходившее из нее, было величиной... величиной... величиной... Взмахивает руками. А: Ну? Пауза. М: С БОЛЬШУЮ ПТИЦУ. Оно раздавалось в доме... затем наступала тишина... Я был в полной растерянности... в полной... А: А ваша жена? М: Моя жена - нет. М умолкает. А "будит" его. А: И что же? М: Ничего. Затем М продолжает, словно возвращаясь откуда-то издалека. М: Птица, которая говорит йа, сама основа "я". А, бесцеремонно-буднично: Вот как, я думала, тут дело в другом. М, опять в замешательстве: Да? В чем же? А, смеется: Не скажу. Короткие смешки А и Б, которая ничего не понимает. М, совершенно бессвязно: Птица, которая горланит свлово "йа"... так вот... я вовсе не хочу этим казать, поймите правильно, что птица лишена... нет, нет, вовсе нет, расизм всегда был мне неведом... нет, но понятие... понятие... мы привыкли связывать его с понятием... (жест) килограммов... определенных форм. Когда мы, мы говорим: йа...йа... Но чтобы птица... мы ведь не привыкли, не так ли... считается, что "йа" птицы такое же миниатюрное, как и сама птица... нет, не то, чтобы считалось, что она не ощущает собственого йа... я путаюсь, да, я хочу сказать, что у нас (жест) считается, что... не так ли... имеется тенденция полагать, что она ощущает его очень слабо в переломные моменты своей жизни, когда ей страшно или когда она умирает. (Довольно длинная пауза) Что я только что сказал? (Он ошеломлен) Только что я сказал что-то ужасное, что-то решающее. Б, очень взволнованная: Ох судрина, ох судрина. А: Вы не сказали ничего решающего, вы ВООБЩЕ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛИ. М: Вы полагаете? А: Уверена. Пауза. М, обескураженный: Тем хуже. Может быть, мне так и не удастся добраться до конца этой истории. А: Потому что она началась? М: А вы не заметили? Б, опечаленно: Окоа, да, да. А: Нет. Когда она началась? М: Когда птица появилась в моей комнате. Пауза. А: Вот как. Молчание. Общая пауза. М: Больше не знаю, как вам объяснить... Б: Тенедамос, натаган едос... М: Что она говорит? Б, дотрагиваясь до его груди: ВЫ, НЕ ПТИЦА. А: Она просит рассказать, что сделали ВЫ, ВЫ. М: Да, я могу рассказать ОБ ЭТОМ. Я, Я научил птицу еще одной фразе: "Здрассьте-до свидания, дамы-господа". А: Всей целиком? М: Да. Она запомнила: "Здрассьте-до свидания, дамы-господа". Тогда я научил ее еще кое-чему, затем еще и еще. Она запомнила все. А понемногу заинтересовывается. С ее стороны - нечто вроде допроса: Б, счастливая: О... А: ПОЧЕМУ вы учили ее? М: ПОТОМУ ЧТО ОНА ЗАПОМИНАЛА. А: А затем вы перестали ее учить? М: Да. А: ПОЧЕМУ вы перестали ее учить? М: Чтобы она все-таки ОСТАЛАСЬ ПТИЦЕЙ. Всеобщее согласие. А: И как теперь? М: Половина от моего уровня. Б, счастливая: Ойо. Жест, она показывает ее рост. А: КАК она пользуется тем, чему вы ее научили? М: Кстати и некстати. И как придется. Б: Тсс тсс тсс. Б удручена. И А тоже. А: Очень жаль. М: Да. С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КОЛИЧЕСТВЕННОЙ, ОНА РАСПОЛАГАЕТ ОТНОСИТЕЛЬНО ЗНАЧИТЕЛЬНЫМ СЛОВАРНЫМ ЗАПАСОМ, НО С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ КАЧЕСТВЕННОЙ - ПОЛНЫЙ НОЛЬ. ЭТО - ВСЕ, ЧТО УГОДНО, В ПОРЯДКЕ И БЕСПОРЯДКЕ. И потом, надо это знать... А: Что? М: Что она говорит! Потому что иначе это можно принять за какой-то полицейский пост... Откуда у нее этот акцент? (Пауза, затем сам с собой) Я никогда не узнаю... прошлое для нее... (Жест: это не в nчет). Б: Птица натаган? М: (Отметим, что он понимает шагу, когда его это "устраивает") Дура. (Фразы, все время фразы) Вы спрашиваете, какая она, и я вам отвечаю: дура. Вы спросите меня, исключительная ли это птица, и я вам отвечу: да, исключительная дура... Слушайте хорошенько, что я вам скажу: в один прекрасный день эта птица будет съедена кошкой. В один прекрасный день я умру: эта птица будет съедена кошкой. Б, ошеломленно: Ойо. А, весело: Она опечалена, потому что птица БУДЕТ СЪЕДЕНА кошкой. М: Понимаю. Но эта птица не в состоянии понять, что какая-то кошка вот уже три года ждет ее за углом. И вот... Я говорю ей: "Кошка, кошка, берегись кошки". И что же делает она, Повторяет это перед самым кошкиным носом: "Кошка, кошка, берегись кошки". Все очень серьезны. Молчание, которым заканчиваются все беседы. Б нарушает его первой. Б, обращаясь к А: Птица дукса? А, обращаясь к Б: Да, можно подумать, что у него на нее зуб. М, он услышал: Я больше не люблю эту птицу. Я говорил с ней, но больше не люблю ее. Мы были вежливы друг с другом. Мы виделись за полдником. По вечерам она дрыхнет, из нее не вытянуть ни слова, но днем она в полной форме. Б: Каламай каламай. М, он понял: Да, конечно, это относительно, и в то же время не относительно. В целом, конечно, должно быть, происходило нечто вроде... мы не понимаем друг друга в одном и том же месте, предположим, я понимаю здесь (жест), а она не понимает там (жест, женщины следят взглядом), и тем не менее, В ЦЕЛОМ, иногда, должно быть, происходило нечто вроде... А, очень нетвердо: Нечто вроде РАЗГОВОРА? Разумеется, такого, как у них. М: Да. А: Эта птица знает, что она разговаривает? М: Нет, но поскольку это знаю я, в общем, это не проблема. Молчание. И вот Б открывается хрупкая, но суровая истина. В одиночестве, ни к кому не обращаясь, она сообщает ее. Появляется выход из тоннеля. Б, очень нежно: Ойи нима нима манук ойо. А, так же: Она говорит, что птицы питаются маленькими, маленькими зернышками, почти не видимыми, СТИШКАМИ, МУХАМИ, она говорит, что ЗНАЕТ... как это ЗАБАВНО, когда они раскусывают их. Б раскусывает воображаемую муху. Свежесть садов, в которых совершаются преступления, Зелень. Наконец, воздух. М отступает, удаляется от низ. Б: Ойи нима кха. А: Она говорит, что они направляются в САДЫ, на ДОРОГИ, но всегда - туда, где бывают кошки... (Обращаясь к М) Не так ли? М в ужасе отступает. М: Откуда... Откуда вы знаете о птицах все это? А: Оттуда. Оттуда же, откуда и все... (Она подходит к Б) Откуда и... она. Б, обращаясь к М: Натаган судрина ноа манук? М: Нет, никто этого не знает. (Пауза) Никто и не может этого знать... потому что никто не понимает ни слова из того, о чем говорит птица. А: Вы уверена? М, глубокомысленно: Да. (Пауза) Это опасная, слишком опасная для меня история. Вам можно и не говорить, что я крайне осторожен. (Пауза, обращаясь к Б) Если я вам ее и рассказываю, то лишь потому, что вы застряли в шаге. Ведь если вы попробуете ее пересказать, никто не поймет, не так ли, Б, мягко: Ноа. А: Ну, а почему мне? М: Потому что вы ее НЕ СЛЫШИТЕ. А, твердо: Верно. Мне НАПЛЕВАТЬ НА ПТИЧЬE ИСТОРИИ. Они расходятся в разные стороны, сбитые с толку, блуждают по сцене, не узнавая друг друга. Затем А возобновляет беседу. Й Ойо ойо, я тоже, ойи я однажды обзавелась животным... ойо ойи... у меня и без того уже было множество преимуществ... (в ходе последующего монолога все понятия равнозначны) дом, муж, дети, личность, автомобиль, положение, возраст, имя, два автомобиля, репутация, собака, образование, страна, родина, начальник, небо, жизнь, каштановые глаза, такие же волосы, красивое манто, религия, тридцать лет... тридцать один год одно манто... тридцать два года, тридцать три года, тридцать четыре года два манто, тридцать пять лет четыре любовника, два каракуля, тридцать шесть лет... тридцать семь лет... в тридцать семь лет я сказал себе: Лев. Вот что мне нужно... живой лев. Нормальный. Можете посмотреть на меня... Лев. Я им обзавелась. Он ничего не говорил. Только рычал. Сто пятьдесят семь килограмм. Шесть килограмм мяса в день. Конечно, нужны определенные средства. Я располагала ими. (Пауза) Так вот, нет... Он превратился в жалкую тряпку. Нас разлучили. (Пауза) И с тех порт, что бы там ни было, пусть даже этого льва ничто и не заменило, Я ГОВОРЮ НЕТ. Это был всего лишь лев. И нет конца, нет конца, нет конца. М: Но птица - совсем не то... А, убежденно: НЕТ, Я ГОВОРЮ НЕТ. Все это - всего лишь животные, мсье, и ничто иное. (Пауза). Это можно прочесть в их глазах. (Пауза) Их глаза ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВЫРАЗИТЕЛЬНЫ. (Пауза) И когда они кричат, это тоже ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВЫРАЗИТЕЛЬНО. Произнесение этих двух слов доставляет ей видимое удовольствие. Б кричит как зверь, пронзительно, дико. А: Крики животных - это ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВЫРАЗИТЕЛЬНО. Молчание. Б, очень мягко: Ойо ойе натаган манук, ойо ойо. Жест руки, словно она сжимает в ней воображаемую птицу, затем она разжимает пальцы, "выпуская мертвую птицу". М, он в страхе отшатывается: Что она говорит? А, обыденным тоном: Она говорит, что птица - создание весьма хрупкое. Стоит лишь сжать ее чуть сильнее, и... Б улыбается, ее улыбка внушает определенную тревогу. Мы еще не видели ее столь кроткой. Эта нежная особа - безумная преступница. Б: Дукса ксита акара. А, переводит: В то время как с кошками, по ее словам, УЖЕ труднее... Возрастающее беспокойство М, который продолжает пятиться. Б: Срау, срау манук. Она опять требует историю про птицу. М: Нет! Он больше не хочет говорить с Б о птице. Б: Агула иту? (Почему?) М: Потому что она осталась дома, когда у меня произошла эта авария с машиной. Довольно долгое молчание. А: А что вы сказали, когда пришли они? М: Я отрицал: "Я? Птица? Какая птица? Я не знаю никакой птицы..." (Пауза). Все было бесполезно. А: А я вот со львом не могла ничего отрицать. Уж слишком он был большой. Б: Пер катан хан манук. А: И все же нужно ВСЕГДА ОТРИЦАТЬ, да! Б: ОТРИЦАТЬ. ОТРИЦАТЬ. (По-шагански). Всеобщий порыв. Они кричат: "Всегда отрицать, всегда отрицать, отрицать, отрицать"" Возвращается спокойствие. А: Вы, конечно, преувеличили? М: Да. А: Я тоже. Они сказали мне, что лев - это была капля воды, переполнившая чашу. Б: Каламй иту. А; она показывает на Б: Она тоже, тоже преувеличила, но только в отношении самой себя, без привлечения какого-либо животного. М: Я понял, да. (Пауза) Я попросил разрешения взять птицу с собой. Они отказали. А: И про льва они тоже не захотели ничего слышать. Б: Юми манук птица, натаган. А: Она говорит, что теперь вспоминает. М: О чем? А: О том, что тоже была однажды животным. Б: дикса каламай. А, улыбается: Да, бедняжка. Короткое молчание. М: Я не дал ей никакого имени, зову просто птицей. А, решительно: Если этого можно избежать, лучше всего животных не называть никак. К тому же птица звучит лучше, чем что бы то ни было. (Пауза). Лев тоже. М: Прежде всего, это она переусердствовала. Не хотелось ее обвинять, но это она. А: Ну, а со львом не так. Это я. М: С утра до вечера, из комнаты в комнату, речи, речи, речи. МОЯ ЖЕНА СХОДИЛА С УМА. Б, хлопает в ладоши, ее радует, что люди сходят с ума: Каламай, каламай! А: В конце концов, мы остались вдвоем, лев и я. Все остальные ушли. Молчание. А, грубо: А дом был большой? М, сентиментально: Очень большой. А, с отвращением: У меня тоже: слишком большой. Б: Срау натаго. А, переводит: У нее тоже СЛИШКОМ большой. (Пауза. Обращаясь к М) А вы знаете, что с ним стало? М: Не знаю, нет. а с ВАШИМ? А: Тоже не знаю. Молчание. Затем Б внезапно начинает топать ногами. А смотрит на ее ногги. А, обращаясь к М, сухо: Она плачет. М: Вы полагаете? А: Сами послушайте. Говоря это, она показывает на ноги Б, свидетельствующие о том, что она плачет. М смотрит на ноги Б, и это его убеждает. М, сухо: Верно. А почему, вы знаете? А: Нет. (Обращаясь к Б) Почему вы плачете? Б, топая, кричит: Дукса ксита акаба! А: Убейте кошку! - говорит она. Долгое молчание. Все размышляют. Затем А отстраняется от М и вплотную подходит к Б, уже успокоившейся. А, обращаясь к Б: Если он начнет с упразднения жизни кошки, на чем он остановится, а? Б, весело: Дукса ноа! А: Она говорит, он не остановится. М: Совсем?? Б, еще веселее, с ликованием: Ноа. А: СОВСЕМ. Молчание. Все размышляют. А, обращаясь к Б: Но что это даст, если потом ВСЕ начнется сначала? М: Что? А, размашисто: ЖИЗНЬ! Б: Макси натаган дукса дукса дукса. А, внезапно понимает: Ей бы это доставило удовольствие. (Пауза. Она повторяет жест Б, удушающей птиц, а затем разжимающей пальцы и смотрящей, как падает мертвая птица) ПОНИМАЕТЕ? М, он понял: О да, да... Молчание. И вот мания убийства Б, которая хочет, чтобы в мире все вновь началось с нуля, перекидывается на А: А, она приходит к этому издалека: Заметьте... заметьте... У меня бы это вовсе не вызвало неприятия... (Со сладостной кровожадностью) ЕСЛИ БЫ КАЖДЫЙ БЫЛ ЛЬВОМ, ДЕЛО ПОШЛО БЫСТРЕЕ. Они, львы, может быть, не слишком много говорят... никаких сантиментов... но... это достойное создание... (Пауза) ОНИ МНЕ НИСКОЛЬКО НЕ МЕШАЮТ... А вам?.. Немедленная поддержка остальных. Б: Юми нимао! (Нисколько) М: Мне тоже! А, все более возбужденно, но сдерживаясь: Они мне нравятся... А вам? Б: Хати нья сенанг! (Меня они воодушевляют). М, возбужденно: А я их обожаю! Внезапно женщины начинают краснеть, выпускать когти, готовые броситься. Мужчина подхватывает бидон и удирает. ПЕРВЫЙ ФИНАЛ Женщины застывают в позе льва и смотрят друг на друга. Затем, медленно и плавно, пьеса начинается сначала, с этих поз женщин. Б: Хамба шенанг. А: Как дела? Б: Хамба шенанг. А: Хорошая погода. Б: Шенанг. А: Просто смех, но я не поним аю, что вы говорите. Б: Менанбах шагано. А: Ах, это вы говорите на шаге... ВТОРОЙ ФИНАЛ Женщины застывают в позе льва. Мужчина тоже, в стороне, с бидоном в руке. Затем, внезапно, напряжение спадает. Они начинают шевелиться, словно занавес забыли опустить. Затем А усаживается посреди сцены, в то время как остальные двое прогуливаются, не замечая ее. А поет: Зузу, малыш Зузу Малышка Это ты, Зузу, малыш Зузу Зузу мойа. Они слушают ее с легким неодобрением. Молчание. А сопротивляется: А мне наплевать. Я жду. Б тут же соглашается, что ей тоже надо ждать. Б спешит к А и садится рядом с ней: Срау срау нимао. А: Она тоже ждет. М все еще в нерешительности, стоит ли к ней присоединиться. В конце концов, он тоже садится. М: В сущности... (садится). Короткое молчание. А: Я просто зверски устала. А вы. М, с жестом: Я тоже. Б, жест: Юми нимао. А: Она тоже зверски устала. А смотрит по сторонам. Остальные тоже, но со страхом. А: Если этому не будет конца, я смываюсь. М: Чему? А: Не знаю. Общее согласие: они не знают. А, обращаясь к Б: Дела нишево? Б, смеется: Нишево. М, смеется: Нишево. Они смеются.