, которое не чистилось со времен появления человечества. Капитан, старый морской волк, молча направил суденышко в открытое море, и его песчаное дно уже через несколько метров предстало перед нами во всей своей красе. Песок, чистый песок под перламутровой синевой морской воды. Ничего, кроме песка. Примерно полчаса мы курсировали над неизменной песчаной картиной. Еще никогда в жизни не видел я столь безукоризненного, столь одинаково однообразного, столь ровного, столь безжизненного, куда ни глянь, песка. Под постоянные восклики восторга канадский миллионер снимал это на камеру. Внезапно мы услышали резкий вскрик миллионерши. - Смотрите! - кричала она в крайнем возбуждении и указывала дрожащим пальцем вниз. - Вон там! Мы все с замиранием сердца посмотрели в указанном направлении; внизу, на морском дне, в колеблющихся, блистающих лучах света виднелось нечто круглое, черное, наполовину заросшее фукусами. Никаких сомнений, что там, скрытая в глубине, в безмолвной, величественной тишине покоилась изношенная автомобильная покрышка. Мы продолжали наше путешествие. Иногда слышался шепот и хихиканье влюбленной парочки; канадский миллионер констатировал, что за свои многочисленные кругосветные путешествия он видел много желтых холмов, но никогда столь желтых, и миллионерша восхищенно поддакнула. Среди этих холмов можно было увидеть множество арабских сокровищ из тысячи и одной ночи: лежали брошенные бутылки всех размеров, целые и разбитые, стройные и пузатые, бутылки на любой вкус. Совершенно неожиданно там, внизу что-то пошевелилось. - Рыба! - непроизвольно вырвалось у меня. - Рыба! Старый морской волк выключил мотор, чтобы мы смогли полностью насладиться увиденным. Прямо под нашими ногами, сверкая серебристой чешуей, проплывала стая из трех сардинок. Но этого было недостаточно: - Господа, - услышали мы голос старого морского волка. - Мы находимся над обломками корабля, затонувшего во время Войны за независимость. Но как мы не наклонялись, как ни напрягали глаза, мы не увидели на дне ничего; однако, через некоторое время наши глаза привыкли к напряжению и мы отчетливо разглядели, что там ничего и не было. - Песок с годами покрыл все, - пояснил капитан, и в его голосе появилось историческое воодушевление. Перед нашим мысленным взором предстала вся глубина трагедии, которая, говоря в нескольких словах, разыгралась в морской битве античного размаха и соответствующих последствий. Женская часть влюбленной парочки начала всхлипывать и продолжала это вплоть до высадки на берег. - Здорово, - заключил миллионер, - но Кент я должен увидеть еще раз. Капитан изменил курс, повернул оверштаг, или как это там называется, и на всех парах пустился в открытое море. После бешеной гонки в течение не менее одной минуты мы остановились. Миллионер повалился животом на стеклянное дно. - Кент! - восторженно возликовал он. - Кент! Действительно: на вершине кораллового рифа висела открытая белая коробка из-под сигарет "Кент" с еще читаемой надписью, только "нт" уже немного стерлось. И после того, как миллионер отснял все доступные уголки дна, мы снова снялись с якоря. На следующий деь я уехал. Больших впечатлений, чем эта поездка на лодке, Эйлат мне не мог предложить. Завтрак в отеле - Официант! Шеф! - Слушаю, господин Штернберг! - Завтрак на двоих, пожалуйста. - Слушаюсь. Два раза завтрак. Сей момент. Только хотел вас быстренько спросить, господин Штернберг. Вы и есть тот самый писатель Штернберг, о котором сейчас трубят все газеты? - Меня зовут Джон Стейнбек. - Ага. Я только вчера видел ваше фото в газете. Только, сдается мне, там у вас борода была побольше. И там еще была статья, что вы хотите здесь пробыть месяц, что вы тут инкогнито, чтобы никто не надоедал. А это ваша жена? - Да, это госпожа Стейнбек. - А выглядит гораздо моложе вас. - Вообще-то я завтрак заказывал. - Сей момент, господин Стейнберг. Вам, должно быть, известно, что в этом отеле всякие писатели останавливаются. Только что на прошлой неделе был один, который "Исход" написал. Вы читали "Исход"? - Нет. - Я тоже нет. Такая толстенная книга! А вот "Алексис Зорбас" я читал. Вы когда написали "Алексис Зорбас"? - Я "Алексис Зорбас" не писал. - А мне так нравится этот фильм! В некоторых местах так и лопнул бы от смеха. Помните, там, где... - Я к завтраку еще и кофе хотел бы. И чай для жены. - Вы "Зорбас" не писали? - Нет, я вам уже это говорил. - А за что же вам Нобелевскую премию дали7 - За "Гроздья гнева". - Значит, кофе и чай, правильно? - Правильно. - Скажите, господин Стейнберг, а сколько дают за эту премию? Наверное, миллион долларов? - Мы не могли бы этот разговор продолжить после завтрака? - Нет, к сожалению, у меня не будет времени. А вы к нам, собственно, зачем, господин Стейнберг? - Меня зовут Стейнбек. - А вы, наверное, не еврей? - Нет. - Я так и подумал. Американские евреи никогда не дают чаевых. Жаль, что вы именно сейчас приехали, когда льют дожди. Сейчас тут нечего смотреть. Или вы, может быть, в Израиле чем-то особым интересуетесь? - Я интересуюсь яйцом всмятку. - Трехминутным? - Да. - Сей момент. Я знаю, господин Стейнберг, в Америке не принято столь непринужденно разговаривать с официантом. У нас в Израиле все по-другому. У нас особая атмосфера. Между прочим, я не всегда был официантом. Я изучал ортопедию, два года. К сожалению, без связей не пробьешься. - Пожалуйста, принесите нам завтрак с одним яйцом всмятку. - Три минуты, господин Стейнберг, я помню. Но вот этот "Зорбас" - это фильм! Хотя к концу вы немного переборщили. Наш повар сказал, что у вас есть еще пьесы и фильмы. Это правда? - Да. - Например, какие? - Например, " --> По ту сторону рая ". - О, я видел! Честное слово, видел! Смешно до коликов! Особенно та сцена, где они пытаются вывозить деревья из леса... - Это из "Алексис Зорбас". - Да, точно. Вы правы. А что вы еще написали? - "О мышах и людях". - Микки Маус? - Если я сейчас же не получу свой завтрак, я умру с голода, мой друг. - Сей момент. Только одну секунду. Мыши, вы сказали. Не та ли это история, где Батя Ланцет хочет переспать с этим идиотом? - Как, как? - Ну, с тем толстяком, таким идиотом, хотя на самом деле он не такой толстый, но ему набили подушки под одежду, так что он выглядел толстым, а тот друг, что был с ним, он тощий, и этот толстый парень хотел ловить мышей и... Разве вы этого не знаете? - Я знаю содержание своих пьес. - Конечно. Раз вы так считаете. В любом случае, с этим толстым идиотом надо быть постоянно начеку, чтобы он не бил людей, но ведь он сын босса и с Батей Ланцет ведет себя нагло, подкрадывается тихонько и идет за ней, и... - Я могу поговорить с директором ресторана? - Не нужно, господин Стейнберг. Сейчас все будет. Но эти мыши мне действительно понравились. Только конец истории, - извините, конечно, - меня разочаровал. Я от вас ожидал большего. Зачем вам надо было убивать этого толстяка? Только потому что он немного слаб на голову? Но за это не убивают, должен вам заявить. - Хорошо, я перепишу сценарий. А теперь принесите мне, наконец... - Нет, если хотите, я прочту его еще раз и скажу вам все, что там не так. Вам это ничего не будет стоить, господин Стейнберг, не пугайтесь. Ну, может быть придется съездить разок в Америку, чтобы встретиться с вами. У меня есть много, о чем вам рассказать. Наедине, разумеется. Но сейчас не получится. У меня дел полно. Если бы вы только знали, как я все переживаю. Вот взять "Алексис Зорбас"... - Я получу свое яйцо или нет? - Сожалею, но в шабат мы яиц не подаем. Но если бы я вам рассказал о своей жизни, господин Стейнберг, вы заработали бы целое состояние. Я мог бы ее сам описать, мне все так и говорят, мол, я дурак, что не пишу роман, оперу или что-нибудь еще. Но разве я им всем не говорю, чтобы оставили меня в покое, я это отдам Стейнбергу. Что вы на это скажете? - Завтрак, или... - Например, два года назад. Летом. Уже к концу лета, когда я с женой отправился в Содом. Вдруг, знаете ли, машина останавливается, шофер выходит, поднимает капот и - вы знаете, что он сказал? - Любезнейший, оставьте мою бороду в покое! Оставьте ее! - Он сказал: "Карбюратор накрылся". Вы представляете?! На полпути к Содому у него там карбюратор накрылся. Видно, он полагает, я его ему найду. Это же полная чепуха. Кабюратор накрылся. Целую ночь мы просидели в машине. А это была холодная ночь, очень холодная. Вы должны так и написать, господин Стейнберг. Вы должны из этого сделать настоящий бестселлер. Я вам говорю: то была такая ночь, что никакой Алексис Зорбас... Эй, куда же вы? Я еще не закончил, господин Стейнберг! У меня для вас целая куча историй! Как долго вы еще здесь пробудете? - Я улетаю ближайшим самолетом! - Господин Стейнберг! Да подождите же, господин Стейнберг... Ну, вот, сначала говорит, что хочет пробыть тут целый месяц. Ты смотри... Где находится улица Церковиц В Израиле турист может найти все на свете легче, чем нужную улицу. Мы - воюющий народ, у которого нет времени карабкаться по пожарным лестницам и рассматривать дорожные указатели. Как предупреждение потенциальному приезжему я позволю себе рассказать следующую историю. Как-то шатались мы с моим пресловутым другом Йоселе по бульвару Ротшильда. Темы для разговора были уже исчерпаны, а новый начинать нам не хотелось. Вдруг я увидел, как Йоселе вытягивается и прислушивается, как кто-то бормочет неподалеку непонятное слово "Церковиц". Сразу же вслед за этим он пристает к первому же безобидному прохожему: "Простите, вы не скажете, где здесь находится улица Церковиц?" - Какой дом вам нужен? - спрашивает безобидный прохожий. - Номер 67. Третий этаж. - Церковиц... Церковиц... Видите вон ту широкую поперечную улицу? Да? Ну, вот, улица Церковиц будет на ней, первый поворот налево. - Не второй? - спрашивает Йоселе. - А почему она должна быть второй? - Я думаю, что она будет второй. Наш прохожий начинает проявлять первые признаки нетерпения: - Если бы она была второй, я бы вам так и сказал, что вторая. Но она первая. - Откуда вы это знаете? - Что вы имеете в виду - откуда я это знаю? - Я имею в виду: может быть, вы на этой улице живете? - Один мой друг там живет. - Бобби Гроссман? - Нет, один инженер. - А кто вам сказал, что Бобби Гроссман - не инженер? - Извините, но я вообще не знаю никакого господина Гроссмана. - Конечно, вы его не знаете. Первая улица налево - это бульвар Бирнбаума, а не улица Церковиц. - Да, верно... Гм. Но какая же тогда улица Церковиц? Если у Йоселе что-то спросить, он редко затрудняется с ответом. Так и сейчас: - Церковиц... Церковиц... погодите-ка. Идите прямо, повернете в первую улицу направо, и там будет третья улица слева. - Большое спасибо, - говорит безобидный прохожий, который больше уже не знает, что делать. - Извините за беспокойство. - Ничего страшного. Мы расходимся. Безобидный идет прямо, сворачивает направо и устремляется на улицу Церковиц. Вероятно, там он вскарабкается на третий этаж дома No 67, прежде, чем до него дойдет, что он там ничего не потерял. Йоселе и я садимся на ближайшую скамейку. - Самое смешное, - говорит Йоселе через некоторое время, - что улицы Церковиц вообще не существует. Безнравственный отель Как-то одним незабываемым летом я решил провести летний отпуск с женой в Израиле. Наш выбор пал на широко рекламируемый отель на прохладном Севере, тихое и скромное здание вдали от шума больших городов. К тому же там не было ни рока, ни ролла. И там не нужно было пить неразбавленный виски, чтобы быть причисленным к " --> smart set ". Я заказал телефонный разговор и заказал для нас с женой номер. - Будет исполнено, уважаемый господин, - в голосе портье слышалось служебное рвение. - Вы прибываете вместе? - Само собой, - ответил я. - Что за глупый вопрос? После того, как мы совместно прибыли, я внес пару гениально исполненных подписей в карточку регистрации. И что же? Портье вручил нам каждому по ключу. - У господина номер 17, дама занимает номер 203. - Секундочку, - сказал я. - Я же заказал номер на двоих. - Вы хотите в общий номер? - Само собой. Это моя жена. Искусными шажками портье подошел к нашему багажу, чтобы удостоверить на них ярлыки с нашими именами. В это мгновение меня озарило, словно слабой молнией: на этих ярлыках стояли не совсем наши имена. Точнее, не все. Моя жена принесла два чемодана от своей матери, и ярлыки на этих чемоданах несли, понятным делом, имя Эрны Шпиц. Портье, не глядя на нас, сунул руку в стойку регистрации и вручил моей жене ключ: - Это ключ от вашей общей комнаты, госпожа Кишон. - Два последних слова он неподражаемо вытянул. - Может быть вы хотите... если вы, возможно... - пробормотал я. - Может быть, вы хотите проверить наши паспорта? - Это необязательно. Мы такие вещи не контролируем. Это ваше дело. Нам не доставило никакого удовольствия идти по удивительно длинному коридору отеля. Жадные пары глаз следили за нами, жадные рты саркастически ухмылялись, хотя и с одобрением. До меня внезапно дошло, что моя маленькая жена, самая лучшая из всех жен, одета в ярко-красную одежду, что и без того всегда производило шумиху. К тому же и каблуки у нее были слишком высокими - еще одно проклятие. Толстый бритоголовый мужик, вон там, - вероятно, из экспортно-импортной отрасли, - показал на нас пальцем и прошептал что-то на ухо привлекательной блондинке, сидевшей рядом с ним на софе. Омерзительно. И как только такая юная особа не стесняется появляться в обществе с таким старым развратником. Как будто во всей стране нет симпатичных молодых парней, как я, например. - Привет, Эфраим! Я обернулся. Старший из братьев Шлейснер, бегло со мной знакомый, привалившись к углу, махал мне и делал жесты, означавшие "Берегись!". Это ему следовало поостеречься. Конечно, моя жена может и не обратить внимания, но все равно - "берегись"? И что на него такое нашло? Ужин в большом ресторане был сплошным кошмаром. Проходя между столами, мы слышали долетавшие со всех сторон обрывки разговоров: "Он оставил дома жену с младенцем... Немного полновата, но ведь всем же известно, что он... Поселились в одном номере, как будто они... Я его жену уже давно знаю. Чудесное создание. А он связался с такой...". Шлейснер, когда мы приблизились к его столику, вскочил и повернулся спиной к своей спутнице, чей средний палец был чопорно украшен обручальным кольцом. Он представил ее нам как свою сестру. Какая безвкусица. Просто безвкусица. Я познакомил их обоих со своей женой. Шлейснер поцеловал ей руку и провокаторски фыркнул понимающим смешком. Потом он отвел меня в сторону. - Дома все в порядке? - спросил он. - Как дела у жены? - Ты же только что с ней говорил! - Ну, хорошо, хорошо. - Он заговорщически схватил меня за руку и потащил в бар, где тут же заказал мне двойную водку. Мне нужно избавиться от этих старомодных пережитков, покровительственно поучал он меня. И вообще, что это значит - "изменять"? Лето, жара, мы все устали и нуждаемся в отдыхе, так что маленькие проказы только помогают досужим мужьям забывать о проблемах, создаваемых их женами, все это понимают, все так поступают, ну и что в этом такого. И он убежден, что моя жена, даже если об этом и узнает, простит меня. - Но я же тут как раз со своей женой! - простенал я. - Да кого ты стесняешься, парень? Вообще, никаких проблем... Все было бесполезно. Я вернулся к жене, а он к своей "сестре". Медленно и нерешительно разбредались мужские бестии, окружившие за это время столик моей жены. К своему огорчению, я заметил, что она находит удовольствие в подобном окружении. Она была неестественно оживлена, и ее глаза предательски поблескивали. Один из мужчин, как она мне рассказала, - между прочим, такой симпатяга, - откровенно приглашал ее "оставить этого смешного карлика и переехать к нему в номер". - Разумеется, я ему отказала, - добавила он успокаивающе. - Я бы никогда не согласилась разделить с ним номер. У него слишком уж большие уши. - А что ты за мной замужем, не играет никакой роли? - Ах, да, конечно, - рассудила моя супруга. - Я уже совсем запуталась. Чуть позже к нам подошел бритоголовый из экспортно-импортной отрасли и представил нам свое белокурое чудо. "Разрешите представить - моя дочь", - сказал он. Я испытывал искушение врезать кулаком в его сальное лицо. Моя дочь! Какое бесстыдство! Она на него вообще не похожа. И у нее нет его лысины. Однако постепенно я стал понимать, что это глупо. - Позвольте представить - моя подруга, - и я элегантно указал на свою жену. - Барышню зовут Эрна Шпиц. Это был первый шаг к фундаментальной переоценке наших семейных отношений. Моя жена менялась с удивительной скоростью. Хотел ли я на людях взять ее под руку или поцеловать в щеку, - у нее вырывалось замечание, что я должен ждать ее разрешения. Однажды за ужином она даже нанесла мне болезненную пощечину. - Ты что, сошел с ума? - прошипела она - Что люди подумают? Не забывай, что ты женат. Они и так о нас достаточно сплетничают. И она была права. Между прочим, до нас дошел слух, что мы в полнолуние купались голыми в море. Другая сплетня сообщала, что мы оба потребляем наркотики. Шлейснеровская "сестра" узнала, что мы приехали сюда потому, что супруг моей спутницы выследил наше предыдущее любовное гнездышко в Сафеде, и только побег спас нас. - Это так? - спрашивала Шлейснеровская сестра. - Я никому не скажу. - Это не совсем так, - охотно разъяснил я. - Вообще-то супруг моей подруги был в Сафеде, но с горничной. И любовник горничной - между прочим, счастливо женатый и отец троих детей - их там выследил и снова отбил у него девушку. И из-за этого муж решил выместить все на нас. С тех пор эта сумасшедшая охота никак не закончится! Сестра снова поклялась быть немой, как могила, и попрощалась, чтобы об поговорить этом случае с другими постояльцами. Через четверть часа нас пригласили в дирекцию отеля, где порекомендовали расселиться по отдельным номерам. Для проформы. Я был тверд. Только смерть разлучит нас, сказал я. Положение становилось все более и более непрочным - между прочим, совсем по иной причине, чем можно было ожидать. Моя маленькая жена, самая лучшая из всех жен, взяла за правило выбирать теперь самые дорогие блюда и заказывать в качестве напитка исключительно французское шампанское. Да еще в маленьком серебряном ведерке со льдом. Спустя неделю пришлось раскошелиться на откровенное требование мехов и драгоценностей. В таких случаях это общепринято, утверждала она. Но своевременно последовал поворот событий. Как-то утром объявился журналист из Хайфы, этакий тертый репортер, который с каждым на "ты" и знает все на свете. - Какой забытый Б-гом уголок вы тут выбрали, - ворчал он уже через несколько часов после приезда. - Ни за что не поверю, что такая, как здесь, смертельная скука может быть где-нибудь еще. Шлейснер приехал со своей сестрой, ты со своей женой, а этот бритоголовый судья не нашел взять с собой ничего лучше, как свою дочь. Она учительница музыки. Нет, ты только скажи: как ты смог так долго выдержать такую тощищу? На следующий день мы покинули отель. Покой вернулся в наше супружество. Только время от времени супруга упрекает меня, что я ей изменял, хотя и с ней самой. --> Bon voyage Никакой категории людей в Израиле так не завидуют, как "шлишим", эмиссарам. Каждый понедельник и четверг отправляются они к неким легендарным берегам, чтобы собирать там пожертвования для нашей нищей страны либо склонять тамошних евреев к эмиграции в наш рай земной. Вдобавок они разъезжаются по различным международным конференциям, где представляют лучшие, и притом безграничные возможности нашей страны. Перед началом своей миссии эмиссары должны пройти интенсивный тест и иссушить мозги вопросами типа "К какой партии вы принадлежите?", "С какого года?", "Какой номер у вашей членского билета?" и "Были ли вы заняты в последних выборах?". Только выдержав все эти экзамены, эмиссар может быть посвящен во все трудности и коварство международного протокола. Происходит это примерно так: - Накануне вашего отъезда в... Когресс в... позвольте мне поздравить вас от имени партии и правительства. Мы убеждены, что что сделали правильный выбор, и считаем вас вполне достойным того, чтобы представлять нашу страну перед этим весьма уважаемым международным собранием. Пользуясь случаем, я хотел бы сообщить вам, сколь важное и почетное задание вам поручено, и дать единственное небольшое указание, которое вам, возможно, будет полезно знать при выполнении вашей трудной миссии. Мы, само собой разумеется, совершенно уверены в том, что вам не требуется никаких советов. Но несмотря на это, мы просим уделить ваше благосклонное внимание нашим инструкциям. Довольно часто кажущиеся мелкими факторы оказывают решающее значение на суждение о человеке. Потому я хотел бы вам посоветовать к делегатам, с которыми вы познакомитесь, не обращаться уже через пять минут по имени. Весьма неразумным будет и рассказывать старые еврейские анекдоты, поскольку их соль при переводе с иврита на язык иностранного делегата все равно потеряется. Точно так же, ни в коем случае не раздавайте делегатам израильские сигареты; мы сегодня, к большому нашему удовлетворению, уже дошли до того, что израильская продукция для других народов является не чем иным, как чудом импровизации. Наконец, - хотя этот совет будет, вероятно, излишним, - я позволю себе напомнить вам о том, что вы находитесь в положении, при котором не обязательно все подряд трогать руками. Также вам следует обеспечить как можно меньшее применение своим рукам, когда рядом с вашей тарелкой находятся столовые приборы. Что касается этики поведения за столом, я уверен, что она вам, глубокоуважаемый господин эмиссар, присуща при любой ситуации. Тем не менее, в вихре событий может забыться, что не каждое блюдо подходит для того, чтобы впасть в соблазн потыкать его вилкой, и изюминки не для того запечены в пирог, чтобы их оттуда выковыривать. Предполагаю, что вы не обидетесь на маленький совет, что вы, по возможности, не должны есть суп в тот момент, когда оркестр играет военный марш. То же касается и естественных намерений по окончании приема пищи удалять остатки еды путем гортанной отрыжки и ковыряния в зубах. Без сомнения, вы захотите использовать свое пребывание в различных городах мира для осмотра достопримечательностей. В таких случаях ведите себя естественно, но не слишком. В театре не бросайте шоколадную обертку и тому подобные вещи с балкона, а в музее - на пол. Не прерывайте рассказ экскурсовода замечаниями, что у нас в Ашкелоне тоже такие же старые штуки находили. В отеле давайте чаевые персоналу, а не хозяину. Ну, и совсем общие замечания. Учитывайте, пожалуйста, различие в умственных способностях делегатов, которые в некоторых областях совершенно невежественны. Например, если тот или иной из них будет недостаточно информирован о внутрипартийной структуре нашей страны или выказывать неверное понимание ваших саркастических выражений о нелюбимых вами партиях. Попытка обучить иностранных делегатов языку Библии имеет очень небольшие шансы на успех. Ведите дебаты по вопросам культуры с помощью дипломатического молчания. На большинство делегатов не произведет никакого особого впечатления, если вы им расскажете, что живете в Израиле уже тридцать пять лет. Большинство делегатов живет в странах, которые они представляют, со дня своего рождения. На банкете, который местная еврейская община устроит в вашу честь, не нападайте яростно на тех евреев, которые не посещают каждое сионистское мероприятие, поскольку вам больше не за что будет нападать на тех, кто посещал. Не принуждайте каждого вашего собеседника к немедленной эмиграции в Израиль. Дайте ему хоть немного времени на упаковку чемоданов. В завершение я хотел бы предупредить вас, чтобы во время выступления других делегатов вы не шуршали газетами, которые читаете. Также вам надо постараться, даже если это потребует сверхчеловеческого напряжения, не заснуть во время обсуждения основного доклада. Эта столь у нас привычная практика еще не привилась за рубежом. Кроме этого... я повторяю: кроме того... и я прошу вас послушать мое наставление еще пару минут... я действительно вынужден вас просить... да проснитесь же... ну, что это такое... Залман, проснись... Испания Как будет "ол" на иврите? В Испании бой быков - это национальное учреждение, вроде того, как в Техасе поедание стейков. И хотя есть некое подобие между обоими исходными материалами, но испанцы предпочитают стейку копыта. Быки и бой быков относятся, если можно так сказать, к ежедневному хлебу насущному. Без боя быков нет Испании. Без Испании нет боя быков. Вследствие этого, сразу же после приземления в Барселоне я спросил первого же пограничника: - Могу я видеть корриду? - --> Si , - звучал ответ. - Последнюю в этом году. Вам повезло. Как выяснилось, быкам с началом холодного времени года предоставляется передышка. Я приехал прямо перед закрытием арен. На следующий день мне снова пришлось услышать от пылких сынов Каталонии, какой я счастливчик. И как особо торжественное событие они добавили: "Мигель будет биться!". Это звучало обещающе и волнующе. Принимающий меня хозяин, один из известнейших адвокатов Барселоны, приобрел в предварительной продаже два очень хороших места, как раз под богато украшенной ложей почетного президента, который взмахом платка должен был дать Мигелю сигнал к убийству. Примерно 60000 любителей спорта и мяса заполнили огромный стадион. Половину из них составляли американские туристы, и одного - заблудившийся израильтянин. Воздух потрескивал, наэлектризованный страстями. Каждый знал, что вот-вот произойдет неизбежное столкновение Мигеля с быком. Черноволосые сеньориты, охлаждаясь, небрежно обмахивались веерами. В их темных глазах сверкала жажда убийства. Я, со своей стороны, довольствовался пережевыванием жевательной резинки. Внезапно меня толкнул мой взволнованный друг. - Внимание! Идет Мигель! На арене появилась легковооруженная кавалерийская бригада, следующая за личным адъютантом матадора. Следом шел и он сам, немного худощавый, в вышитой драгоценностями униформе из светлого шелка. Он поклонился ложе президента, при этом он вынужден был бросить взгляд в моем направлении, и я ответил на его приветствие, опустив большой палец вниз. Мой хозяин этого, к счастью, не видел. Он как раз углубился в чтение программы и изучал список участвующих быков: имя, размер, вес, социальное положение, судимости. - Исключительно опасные экземпляры, - бормотал он. - И Мигель должен их всех восьмерых победить. Я спросил его, боится ли он быков. Нет, ответил он после короткого раздумья, он их не боится, он опасается только их коварного нападения на тореро. Я снова спросил, что происходит с быком, который не хочет сражаться, и узнал, что он сразу же теряет все гражданские права; на арену доставляется симпатичная корова, которая и выманивает незадачливого пацифиста. Потом он вынужден месяцами ждать, не предоставят ли ему новый шанс, чтобы его растерзали. К счастью наш бык был из иного, крепкого материала. Он резво выскочил на арену и сразу же стал бросаться на красные полотенца, которыми старательно размахивали пикадоры - или как их там называют. И чем яростнее он атаковал, тем хладнокровнее действовали герои, отскакивая и элегантно прячась за парапетом, чтобы избежать грозных рогов. Над стадионом разнеслась буря протеста. Мужчины подпрыгивали и потрясали кулаками в сторону кровожадной бестии, женщины посылали изящные воздушные поцелуи безвинно преследуемым пикадорам. - Не бегай по кругу, как идиот! - это кричал мой хозяин, посылая свои слова быку. - Ты что о себе возомнил, ты кто такой?! Бык испуганно остановился и, моргая, уставился на нас. - Чего ты тут стоишь и пучишься? - орал мой приятель. - Нападай уже, наконец, черт тебя подери! Бык опустил рога и бросился на одетого в униформу билетера. - Остановите его! - голос адвоката пресекся. - Остановите этого убийцу! И действительно: это было не очень приятное зрелище - видеть быка, давшего волю своей ненависти к людям, которые наносили ему удары маленькими острогами, парой копий и крючками и втыкали ему в мясо стальные палки с национальными флагами. Зрители полыхали ненавистью и жаждой мести. Не оставалось сомнения: если они не будут достаточно дисциплинированными, быка попросту линчуют. На арену было брошено подкрепление, два танковых батальона с автоматическим оружием. В воздухе закружил первый вертолет, чтобы в случае чего атаковать ракетами. Бык остановился у парапета и тяжело дышал. Гневно взвился на него мой приятель: - Ты, трус! Это что - искусство, как ты хочешь сражаться? Усталый взгляд быка немо говорил: - А кто тут хочет сражаться? Мой неиствующий друг обратился теперь к вооруженным людям на арене: - Кончайте этого ублюдка! Убейте его! Скорее! Иначе - клянусь святой девой из Гвадалахары - я сам спущусь и покажу вам это! Он попытался спрыгнуть вниз, но справедливо подумал о достоинстве своего положения и остался на месте. Зазвучали фанфары. На бронированной боевой колеснице выехал рыцарь в сверкающей аммуниции. - Мигель? - спросил я. - Еще нет, - пояснили сидящие вокруг. - Бык только еще начал уставать. - И они принялись осыпать его новыми ругательствами: - Давай, позорная корова! Мы хотим видеть, на что ты способен! Быку не нужно было повторять дважды. Он разогнался и ударил лошадь снизу так, что рыцарь свалился с нее. Вопль вырвался из толпы: - Полиция! Национальная гвардия! Свяжите эту преступную бестию! Это снова был мой друг, адвокат, он попал своим возгласом в десятку. - Как, атаковать невинную лошадь?! Горе тебе, подонок! Бык даже не обернулся; очевидно, он не выносил адвокатов. К тому же ему стоило большого труда удержаться на ногах. Я оценил его ситуацию со своей точки зрения и нашел ее удручающей: на чужом поле, окруженный враждебной, численно превосходящей толпой, - что ему оставалось делать? Пока я так философствовал, женщины вокруг внезапно вошли в экстаз. Сопровождаемый громом оркестра, на арену вступил Мигель с огромным мечом в руке и златотканой накидкой на плечах. Само его появление дышало силой, спокойствием и хладнокровием. При помощи своего красного плаща он для начала принял ряд классических балетных поз, которые были приняты публикой со стонами наслаждения. Впрочем, он вообще был занят тем, чтобы увернуться от быка, и вскрикивал всякий раз, когда рог вспарывал пустоту: - Ол! Тем временем, он дразнил своего противника коварными колкостями примерно в следующих выражениях: - Ну, иди же, мой бычок, иди к дяде Мигелю, он ждет тебя... Хоп, бык-бычок... Да что же ты... Только не наглей, иначе пущу тебя на фарш, ол! Из нежных женских ручек на него сыпался дождь из цветов. Он уже поднял меч для ритуального удара. - Он должен проткнуть ему язык, сердце, печень и все прочие потроха, - проинформировал мой задыхающийся от волнения друг. - Одим единственным, виртуозно исполненным ударом! Мигель встал на цыпочки и ударил. Однако, ему, очевидно, попались не все цели, потому что бык никоим образом не рухнул. Наоборот, он выглядел так, как будто он даже немного отдохнул. - Что с тобой? - горланил мой адвокат, имея в виду быка. - Ты не хочешь умирать? Бык отрицательно потряс головой и галопом помчался к президентской ложе. - Сеньор! - крикнул он сидящему вверху. - Избавьте меня от этого идиота, или я больше не играю! Президент покачал головой. - Я с быками не разговариваю. Убейте же его! Снова Мигель поднял во всю богатырскую длину свой меч и дал своим адъютантам знак оказать ему последнюю помощь. Примерно 20 человек высыпали на арену и обработали быка длинными пиками, отравлеными стрелами и слезоточивым газом. Ибо трудно стать победителем кровожадного монстра, пока он еще стоит на четырех ногах. - Конец! - глубоко выдохнул рядом со мной адвокат. - Сейчас он получит все, что ему причитается! Если у тореро получится обеспечить своему противнику особенно красивый, изящный конец, то президент подарит ему ухо быка. Совершив убийство с несравненным, еще небывалым изяществом, он получит еще и хвост. И эти редкие события казались уже готовыми. - Смотри внимательно! - шепнул мне мой друг. - Это что-то неповторимое. Мигель встанет на колени и прикончит быка так называемым приемом "Вероника". В самый последний момент он отклонится в сторону и вонзит взбешенной бестии, мчащейся навстречу смерти, сталь в сердце... Залихватский марш, грянувший из оркестра, перешел на прерывистую барабанную дробь. Мигель встал на колени, бык, как и было запланированно, ринулся навстречу своей смерти, Мигель немного выгнулся в сторону, но и бык изменил направление своего бега - и в следующую секунду Мигель взлетел в воздух, плюхнулся на живот и остался недвижим на горячем песке. Вокруг воцарилась гробовая тишина, которая то тут, то там прерывалась слабыми криками, призывавшими врача. Бык повернулся, тяжело ступил на неподвижно лежащего Мигеля, понюхал его, осторожно перевернул его, опустил рога и снова подбросил Мигеля в воздух. Теперь уже я не мог болше сдерживаться. - Ол! - воскликнул я и восторженно подпрыгнул. - Хоп, бык-бычок! Покажи ему! Браво! - и даже полные ненависти взгляды адвоката не могли остановить мои ликующие возгласы. - Ол и еще раз ол!! Когда Мигель в третий раз взлетел в воздух, мой энтузиазм вышел из всяких границ. Я посылал быку воздушные поцелуи, бросил ему свой галстук, разорвал программку в мелкие клочки, разбросав их вокруг, и даже начал петь соответствующую мелодию из "Кармен", которая, однако, внезапно прервалась шумом. Шум частично происходил от танковой колонны, которая выкатилась на арену и открыла огонь, частично - от разъяренной толпы, противостоящей мне. Не долго думая, я обратился в бегство. Когда снаружи, уже под колоннадой, победный пьяный рев достиг моих ушей, я понял, что он означает кончину бесстрашного быка. Но зрелище машины скорой помощи, увозщей легендарного Мигеля, несколько утешило меня. Еще более утешительной была уверенность, что мой сын Амир никогда не станет тореадором. Ну, хотя бы потому, что у него рыжие волосы. Бронирование номера Из своего номера отеля в Барселоне я позвонил портье, и разговор - он шел на английском, с которым, однако, мой собеседник обходился весьма произвольно, - принял следующее направление: - Я завтра лечу в Мадрид, - начал я. - Пожалуйста, закажите мне там номер с ванной. - Вы ждать, я объявляй, господин, - ответил портье и повесил трубку. Через некоторое время он перезвонил: - Моя жалько, господин. У нас нет свободный номер. Вы попытаетесь на следующей неделе. - После чего он трубку не столько положил, сколько уложил. Я сделал новую попытку: - Вы меня плохо поняли. Мне нужен номер в Мадриде, а не здесь. - Мне жалько, господин, что вы трудитесь и звоните еще раз из Мадрид. У нас нет номеров. Вы попытаетесь пожалуйста на следующей неделе. - Уно моменто! - крикнул я на самом лучшем своем испанском, прежде, чем он смог положить трубку. - Я не в Мадриде. Я хочу получить номер в Мадриде. - Понятно, господин. Но этот отель не в Мадриде. Этот отель в Барселоне. - Я знаю. - Откуда? - Потому что я тут живу. - Вы живете? - Да. Здесь. У вас. - И с вашим номером вы несчастливы? - Я очень счастлив с этим номером, но завтра я должен лететь в Мадрид. - Вы хотите, я снести вниз ваш багаж? - Да, завтра. Не сегодня. - Будет исполнено, господин. Доброй ночи, господин. Снова он повесил трубку, и снова позвонил я: - Это опять я. Человек, который завтра летит в Мадрид. Я прошу вас забронировать мне номер с ванной. - Вы ждать, я объявляй, господин, - пауза снова повторилась: - Я объявлял. Моя жалькая, господин. Наши все комнаты покрыты. Вы попытаетесь следующая... - Мне не нужен номер в этом отеле! У меня уже есть один. Я живу в номере 206! - 206? Момент, господин... Нет, моя жалькая. Номер 206 занят. - Конечно, он занят. Мной. - И вы хотите другой номер? - Нет! Я лечу завтра в Мадрид и хотел, чтобы вы мне забронировали номер. - На завтра? - Да. - Вы ждать, я объявляй... С ванной? - Да. - У вас счастье, господин. Я для вас номер имею для завтра. - Слава Б-гу! - Номер 206 завтра будет свободен. - Спасибо. - Пожалуйста, господин. Еще что-нибудь, господин? - Стакан водки. - Уже несу, господин. 36 Конформист - человек, пассивно принимающий существующий порядок, приспособленец Кокни - жаргон лондонского "дна". Татры - горы в Венгрии, Словакии и Польше, северные отроги Карпат (Э.Кишон родился в Будапеште и в 1952 г. эмигрировал в Израиль). Королева чардаша (венг., нем.) У Кишона использован термин Schickse, что с немецкого переводится как "шлюха", но в вульгарном идише означает также "нееврейская девушка" (прим.пер.). От французского "nouveaux-riche" - "новоиспеченный богач" (прим.пер.). Олимпиада в Мехико состоялась в 1986 году (при.пер.). Игра слов: по-немецки Фляйшман означает мясник, специалист по мясным блюдам. Ипокризия - ханжество, лицемерие; катарсис - душевная разрядка Центральный концерный зал Амстердама Вероятно, речь идет о книге "На восток от Эдема" (прим.пер.) Здесь: "высший свет" (англ.) Счастливого пути! (франц.). Да (исп.) Италия Увидеть Рим... В этот раз полет был просто великолепен. Правда, когда мы уже приближались к твердой земле, моторы вдруг сбавили обороты и зазвучали с каким-то дребезжанием, и как-то даже лихорадочно. И только после приземления, после исключительно гладкой, мягкой посадки, я совершенно отчетливо ощутил, как с меня постепенно спадает нервозность, столь свойственная всему нашему роду. Радостно насвистывая, я отправился на поиски своего чемодана, не обращая внимания на изнуряющую жару и отсутствие каких-либо указателей, которые по идее должны вывести бедолагу-путешественника к месту выдачи багажа. Я спросил о наиболее предпочтительном направлении у представительного блюстителя порядка, инспектировавшего мой паспорт, и получил в ответ нечто большее, чем арию Верди: " --> Ritorna vincitor ", - так прозвучало мне в ответ: " --> E dal mio labor uscii l'empri parola !". - Сори, - сказал я на беглом английском. - Ноу италиен. Нон парламо итальяно. --> Ле италкит . --> Гарникс . - --> Va bene , - ответил генерал-майор. - --> Gloria mundi . - Или что-то в этом роде. Вслед за этим я направился - следуя общей итальянской традиции - налево, и после нескольких окольных кругов достиг-таки зала выдачи багажа. По двенадцати овальным движущимся лентам транспортеров из ниоткуда выползала процессия чемоданов, тяжело делала круг и снова исчезала в никуда. К сожалению, не было никаких признаков, по которым можно было бы опре