ду собой обязанности: одна группа резала ветки пандануса, другая - очищала от листьев, а третья - сплетала их, скрепляя полосками, вырезанными из древесной коры. - А ты не знаешь, кто собирается взять меня в жены? - спросила Ваа. - Нет, не знаю, - ответил Парсел. - А меня? - спросила Тумата. - Тоже не знаю. - А меня? - спросила Раха. - Нет, нет, не знаю. Ничего не знаю... Продолжая болтать, женщины ни на минуту не прерывали работы. Пока что они жили все вместе под обширным навесом, сколоченным из мачт "Блоссома", и переселение их задерживалось из-за того, что не все хижины были готовы. На Таити, а потом на корабле пришлось жить вперемешку, в беспорядке, что в конце концов всем надоело, и, прибыв на остров, британцы открыто заявили, что каждый выберет себе законную жену, как только окончится стройка. - Ну, я иду, - сказал Парсел, кивнув женщинам на прощание. Итиа выпрямилась. - А ты скоро вернешься? - У меня дома дела есть. - Можно я приду к тебе? - Моя маленькая сестричка Итиа всегда будет у нас желанной гостьей, - сказал Парсел. Ваине выслушали этот диалог в полном молчании, но, едва Парсел отошел, до его слуха долетели взрывы смеха и быстрый оживленный говор. У калитки Парсела поджидал старик Джонсон. - Лейтенант, - вполголоса начал он, бросая вокруг боязли- вые взгляды, - не одолжите ли вы мне топорик? У меня в саду торчит пень, вот я и решил его выкорчевать. Парсел взял топор, стоявший у стены под кухонным навесом, и протянул его Джонсону. Старик зажал топор в опущенной правой, тощей, как у скелета, руке и стал левой ладонью растирать себе подбородок. Он явно не собирался уходить. - Господин лейтенант, - проговорил он наконец, все так же боязливо поглядывая вокруг, - мне говорили, что у вас в доме получился славненький навес. - Как? - удивился Парсел. - Разве вы еще не видели? Ведь он уже давно построен, и я думал... Джонсон не шелохнулся, его голубые выцветшие слезящиеся глазки бессмысленно перебегали с предмета на предмет. Лоб у него был в буграх, на кончике длинного носа здоровенная шишка, а коричнево-бурое лицо, и особенно щеки, усеивали алые прыщи, проступавшие даже сквозь седую щетину бороды. - Значит, можно посмотреть? - спросил он, помолчав и глядя куда-то в сторону. - Ну, конечно, - отозвался Парсел. Он повел гостя в сад за хижину, догадавшись, что Джонсон не хочет, чтобы с Восточного проспекта их видели вместе. - У вас здесь хорошо, господин лейтенант, - проговорил Джонсон, - настоящее жилье получилось. А кругом только лес да горы. Молча глядя на гостя, Парсел ждал продолжения. - Господин лейтенант, - промямлил Джонсон, - мне хотелось вас кое о чем спросить. - Слушаю. - Господин лейтенант, - продолжал Джонсон надтреснутым голосом, - не хочется мне быть невежливым с вами, особенно когда вы после смерти Джимми... Он запнулся, взглянул на вершину горы и выпалил скороговоркой, видимо, заранее приготовленную фразу: - Господин лейтенант, разрешите мне больше не называть вас лейтенантом? Парсел рассмеялся. Так вот, оказывается, в чем дело! - А как же вы хотите меня называть? - спросил он со смехом. - Да нет, я тут ни при чем, - сказал Джонсон и даже топор к груди прижал, как бы защищаясь от несправедливых обвинений. - Мне бы и в голову никогда не пришло! Просто мы собрались сконфуженно пробормотал он, - потом проголосовали и решили больше не называть вас лейтенантом, а мистера Мэсона - капитаном. - Проголосовали?.. - удивленно протянул Парсел. - Но где же? - Да под баньяном, господин лейтенант. Вчера после обеда. Значит, выходит, что вы с мистером Мэсоном теперь уже не наши начальники. Все за это проголосовали. - И вы тоже, Джонсон? - с деланным равнодушием спросил Парсел. Джонсон потупился. - И я тоже. Парсел молчал. Джонсон провел своей широкой красной рукой по лезвию топора и добавил надтреснутым голосом: - Вы поймите меня по - человечески. Не смею я против них идти. Я старик, сил осталось немного, а здесь все равно, что на "Блоссоме". Меня только - только терпят. Парсел вскинул голову. Униженный тон Джонсона неприятно его поразил. - В конце концов, - проговорил он, - почему матросы обязаны и здесь считать нас начальством? Мы ведь не выполняем командирских обязанностей. Джонсон выпучил глаза. - Вот и Маклеод тоже так сказал, слово в слово, - вполголоса пробормотал он, видимо потрясенный тем, что лицо заинтересованное, то есть Парсел, повторяет доводы противника. И добавил: - А я думал, что вы это так легко не примете, господин лейтенант. - Парсел. - Чего? - переспросил Джонсон. - Парсел. Не лейтенант, а просто Парсел. - Хорошо, господин лейтенант, - покорно повторил Джонсон. Парсел рассмеялся, и Джонсон из вежливости невесело хохотнул. - Спасибо за топор, - сказал он, направляясь к калитке. Парсел поглядел ему вслед. Джонсон ковылял, волоча левую ногу, топор оттягивал его тощую руку. Сутулый, запуганный, изможденный. Зачем только он ввязался в эту авантюру? - Джонсон, - негромко окликнул его Парсел. Джонсон повернулся. Он ждал. Стоял чуть ли не навытяжку. - Если я правильно понял, - сказал Парсел, подходя к нему, - ваши товарищи на корабле отравляли вам жизнь? - Оно и понятно, - отозвался Джонсон, не подымая глаз. - Я старый, прыщи у меня на лице, да силы не больше, чем у цыпленка. Вот они и пользовались этим. - В таком случае, - Парсел удивленно поднял брови, - какого дьявола вы последовали за ними, а не остались на Таити? Вы ведь не принимали участия в мятеже! И ничем не рисковали. Джонсон ответил не сразу. Он поднес свободную руку к подбородку и потер редкую седую щетину. Потом, скосив слезящиеся глаза, посмотрел себе на кончик носа. - Так вот, - начал он, вскидывая голову, запальчивым, чуть ли не вызывающим тоном. - А может, я вовсе не желаю возвращаться в Англию! Ведь каждый может в молодые годы совершить ошибку, так или нет? - Стало быть, вы совершили ошибку? - По молодости совершил, - ответил Джонсон, снова искоса поглядывая на кончик своего носа. - Господин лейтенант, - про- должал он неожиданно громким голосом, - я хочу вот что знать. Если я, скажем, совершил ошибку, неужто мне до конца дней за нее, проклятую, расплачиваться? - Это зависит от обстоятельств, - сказал Парсел, - зависит от того, причинили ли вы вред другому человеку и какой именно. Джонсон задумался. - Себе прежде всего вред причинил, и немалый, - пробормотал он. Глаза его вдруг приняли отсутствующее выражение, словно все минувшее, нахлынув разом, оттеснило сегодняшний день. Он побагровел, жилы на лбу и висках угрожающе вздулись, и, казалось, под напором воспоминаний череп его вот - вот расколется на части. - Нет, господин лейтенант, никакого вреда я другому не причинил, - даже с каким - то негодованием произнес он. - Нет и нет! Не причинил, да и все тут, - продолжал он, помахивая пальцем перед своим длинным носом. - А тот, другой, он тоже не смеет так говорить. И будь хоть суд, но суда - то не было! Так вот, пусть покарает и помилует меня господь бог, как Иова на гноище. Даже на суде я сказал бы, что никому вреда не делал. Но это я так, к слову говорю. Если бы был суд, я знаю, что го- ворили бы соседи, спаси их Христос, они были бы свидетели bonafide, * * [искренне, лояльно (лат.)] как выражался наш сквайр, а не какие - нибудь вруны проклятые, хотя я на своем веку повидал немало врунов. Скорее тот, другой, пользу от меня имел, вот она где сущая правда, лейтенант, и если есть у этого другого крыша над головой и может он позволить себе промочить глотку в воскресенье после обедни кружкой пива, то обязан он этим, черт побери, только мне; а если я вру, пусть господь бог возьмет его к себе в ад, а это, господин лейтенант, так же верно и bonafide, как то, что меня зовут Джонсон. Сейчас я вам скажу, господин лейтенант, что я такое натворил: я женился. Воцарилось молчание, потом, не удержавшись, Парсел произнес: - Если уж вы оказали мне такое доверие, рассказывайте до конца. Я ровно ничего не понял. Какое отношение имеет ваш брак к "другому"? Кто этот "другой"? - Миссис Джонсон, господин лейтенант. - Ах, вот оно в чем дело! - сказал Парсел. Джонсон вскинул на него глаза. - Вы, может, скажете, что женитьба не такой уж большой грех... Эх, господин лейтенант, не говорите так, - с упреком воскликнул он, как будто Парсел возражал ему, - выходит наобо- рот, большой грех, раз я теперь проклят на всю жизнь. Джонсон взглянул на Парсела, как бы ожидая его одобрения, но тот молчал, и он гордо добавил: - Я ведь бедняком не был, господин лейтенант. Будь я сейчас дома, я бы считался у нас в приходе не из последних. Был у меня, господин лейтенант, маленький домик, садочек, кролички, курочки. И, как видите, решил все бросить и нанялся на "Блоссом". Это в мои - то годы, господин лейтенант! - Должно быть, вы попались в руки Барта, так же, как я: не могли же вы знать, что он за человек. - А вот и знал. Я уже служил у него. Парсел вскинул на говорившего удивленный взгляд. - И даже зная, предпочли... - Предпочел, - смущенно подтвердил Джонсон. Оба замолчали, потом Парсел сказал: - И по этой же причине вы отправились с нами? - Да, господин лейтенант. - По - моему, это уж чересчур. В конце концов вы могли бы скрыться от миссис Джонсон, не покидая Англии. - Нет, лейтенант, - вздохнул Джонсон. И добавил тоном глубочайшей уверенности: - Она бы меня все равно отыскала. Он остановился, взмахнул рукой, как бы отгоняя назойливые воспоминания, и продолжал: - Сейчас - то мне хорошо, лейтенант. Я не жалуюсь. - И добавил смиренно: - Может, хоть здесь удастся спокойно дотянуть до конца своих дней. В эту минуту возле дома послышались торопливые шаги, чей-то голос взволнованно крикнул: - Парсел! Парсел! - Я здесь, - отозвался Парсел. Он обогнул домик, Джонсон поплелся за ним. У калитки стоял Уайт. Он задыхался, глаза его выкатились из орбит, губы Дрожали. Он проговорил, заикаясь на каждом слоге: - Все собрались на утесе. С ружьями. Я пришел за вами. - Он отдышался, громко проглотил слюну. - В море парус. Парселу показалось, что его ударили кулаком прямо в лицо. - Далеко? - спросил он беззвучным голосом. - И направляется сюда? Уайт молча пожал плечами, повернулся и убежал. - Пойдемте, Джонсон, - сказал Парсел, еле сдерживая желание броситься вслед за Уайтом. - Да нет, - раздраженно добавил он. - Оставьте топор, сейчас он вам ни к чему. Вместо того чтобы идти дальней дорогой по Западному проспекту, он нырнул в чащу, а Джонсон заковылял следом. - Экая напасть, лейтенант! - бормотал старик. - Да. Боюсь, что вы выбрали малоподходящий уголок для спокойной жизни, - процедил Парсел сквозь зубы. Пересекая Блоссом - сквер, они наткнулись на группу женщин. Таитянки молча поглядели им вслед. Они уже знали. Должно быть, им запретили даже подходить к утесу. И они стояли теперь у своего навеса. Работы прекратились сами собой. Когда Парсел добрался до прогалины в пальмовых зарослях, откуда можно было взобраться на северный утес, его окликнул Мэсон и посоветовал не показываться. Предосторожность, в сущности, излишняя, так как судно находилось еще очень далеко. И оттуда можно было различить лишь контуры острова. Мужчины - таитяне и британцы - держа ружья на коленях, сидели на опушке рощи под укрытием низеньких пальм, самая высокая из которых едва доходила взрослому человеку до пояса. Стоял один лишь Мэсон, приставив к глазу подзорную трубу. Все молчали. И все взгляды были прикованы к парусу. - Судно держит курс на восток, - сказал наконец Мэсон. - Направляется оно не к нам. Но заявление Мэсона никого не успокоило. Матросы и сами знали это. Остров - то ведь не нанесен на карту. И капитану вполне может прийти в голову мысль его обследовать. Мэсон переложил подзорную трубу в левую руку, а правой потер глаз. Жест этот был таким привычным и мирным, что Парсел удивился, как это Мэсон повторяет его в столь чрезвычайных обстоятельствах. Окончив массировать веко, Мэсон протянул трубу Парселу Это тоже входило в обычный ритуал. - Мистер Парсел, - спокойно произнес капитан, - вы различаете флаг? Ладони Парсела вспотели. Взяв трубу, он не сразу сумел на вести ее и в первую минуту не разобрал цвет флага. Но вдруг горло его сжалось, и он еле слышно пробормотал: - Судно идет под британским флагом. Это фрегат. - Трубу! - беззвучно бросил Мэсон. И вырвал подзорную трубу из рук помощника. Парсел на минуту прикрыл глаза ладонью и, когда отнял ее, увидел взволнованные лица матросов, обращенные не в сторону фрегата, а к Мэсону. - Совершенно верно, - подтвердил капитан. Напряжение достигло предела, молчание стало непереносимо тяжелым. - Лейтенант, - обратился Бэкер к Парселу, - как вы думаете, это нас он ищет? Парсел молча посмотрел на говорившего. Бронзовое правильное лицо Бэкера казалось невозмутимо спокойным. Только нижняя губа порой судорожно подергивалась. Парсел не нашелся, что ответить. Он с удивлением заметил, что у него самого трясутся ноги, и, напружив мускулы, старался побороть эту дрожь. - Плевать мне, ищет он нас или нет, - проговорил Маклеод в внезапном приступе ярости. Кадык его судорожно дернулся на жилистой шее, и он добавил: - Одно я знаю: он нас найдет! После этих слов снова воцарилось молчание. Фрегат! Разве они смогут сопротивляться фрегату? Парсел оглядел матросов. Лица их были бледны даже под загаром, но никто, кроме Смэджа, не выказывал своего страха. Глаза Смэджа совсем вылезли из орбит, нижняя челюсть отвисла, и он безотчетным движением непрерывно потирал руки. Парсел присел под низенькой пальмой. Он прибежал на берег, не успев одеться, и сейчас, в штанах и рубашке, чувствовал себя не особенно уютно. Дул сильный северный ветер, а джунгли здесь, с восточной стороны утеса, были такие густые, что не пропускали солнца. Засунув руки в карманы и съежившись, он напряг мускулы спины. В эту минуту он случайно посмотрел на собственные ноги. Дрожь не унималась. Он проглотил слюну и огляделся. Все взоры были устремлены сейчас на море. Парсел вздохнул поглубже, оперся рукой о землю, и пальцы его нащупали сталь ружья. На острове ружей было вдвое больше, чем людей, и Мэсон распорядился разложить весь их арсенал на стволе поваленной пальмы, чтобы оружие не за - ржавело от соприкосновения с сырой землей. - Осторожно, - сказал Бэкер, заметив движение Парсела, - ружья заряжены. Парсел пожал плечами. Что за безумие! Ружья против фрегата! Лично он ни за какие блага мира не согласится выстрелить в человека, кто бы он ни был. Он взял ружье, первое, на которое натолкнулась рука, положил его к себе на колени и стал рассматривать с внезапным чувством любопытства. Какая жалость, что оружие предназначено для варварских целей... На славу сделанная вещь! Приклад был массивный, полированный, выточенный из прекрасного дерева, металлический ствол матово и как-то успокаивающе поблескивал. Парсел ласково провел рукой по прикладу и с удовольствием ощутил тяжесть ружья на коленях. - "Я понимаю, что можно любить ружье, - подумал он, - ружье изящно, оно создано для мужской руки. Люди, которые изобрели эту адскую штуку, сумели ее облагородить". Он снова погладил приклад, снова почувствовал на коленях его теплую дружелюбную тяжесть. Дрожь в ногах прекратилась. Мэсон опустил трубу, обвел глазами матросов и глухо произнес : - Он держит курс на остров. В течение нескольких секунд все молчали, потом Маклеод вполголоса произнес: - Теперь нам каюк! Все взгляды обратились к нему. А он сделал правой рукой жест, как будто надел на шею петлю, потом весь вытянулся, словно повис на воображаемой веревке, уронил голову на плечо, высунул язык и выкатил глаза. Маклеод и без того походил на труп, поэтому мимическая сценка произвела на присутствующих немалое впечатление. Матросы отвернулись. Мэсон побагровел, заморгал, угрожающе нагнул голову и, ни на кого не глядя, про- изнес с такой силой, что каждое слово будто взрывалось в воздухе: - Меня-то они живьем не возьмут! И вскинул голову. В глазах матросов он прочел одобрение. "Я их вождь, - с гордостью подумал он, - и они ждут от меня спасения". - Капитан, - проговорил Парсел, - не дадите ли вы мне подзорную трубу? Мэсон отдал ему трубу и, тут только заметив ружье на коленях лейтенанта, подумал: "Уж если такой ягненок, как Парсел..." Волна гордости подхватила его. Ему вдруг почудилось, что остров - это корабль, а сам он - командир корабля; сейчас он прикажет экипажу напасть на фрегат, и от вражеского судна останутся лишь обломки... Никогда еще жизнь его не была столь полна... "Уничтожить фрегат! - яростно подумал он. - Пусть меня убьют. Уничтожить! Важно лишь одно - уничтожить его!" - Капитан! - произнес Уайт. Метис славился своей молчаливостью, и все с удивлением оглянулись на голос. Да и сам он, видимо, удивился, растерянно обвел глазами матросов и замолчал в нерешительности. Парсел отметил про себя, что Уайт, как и таитяне, от волнения не бледнеет, а становится серым. - Капитан, - собрался с духом Уайт, - вот что я подумал. Море здесь глубокое, да еще сильный накат, возможно, фрегат не решится послать шлюпку неверную гибель. - Не решился бы, не будь здесь "Блоссома", - заметил Мэсон. И правда, никто не вспомнил о "Блоссоме". А "Блоссом" выдавал их с головой. Лишенный мачт, оснастки, просто голый остов бывшего судна, "Блоссом" торчал у берега как раз там, где можно было причалить, и видно его было издалека. - Капитан! - начал Бэкер. Но тут Маклеод вдруг издал такое злобное рычание, что Бэкер осекся. После удачно разыгранной мимической сцены повешения Маклеод сидел с равнодушным видом, как бы желая показать, что его ничуть не интересует ни грозящая им опасность, ни споры товарищей. Он растянулся на спине, закинув руки за голову, полузакрыв глаза, а ружье положил рядом с собой. - Что ты сказал? - недружелюбно спросил Бэкер, кинув на Маклеода взгляд блестящих карих глаз. - Сказал, что есть парни, которые назавтра забывают, что сами постановили вчера, - презрительно бросил Маклеод. Бэкер покраснел под бронзовым загаром. Он действительно назвал Масона "капитаном", но ведь сегодня все его так называли, а Маклеод привязался почему - то к нему одному. Он пристально поглядел на Маклеода. Он ненавидел Маклеода, прези- рал себя и не знал, что ответить. - Что вы хотели сказать, Бэкер? - нетерпеливо спросил Мэсон. - А нет ли другого способа защититься, кроме того, чтобы стрелять в парней, которые высадятся на остров? Лицо Мэсона сразу стало суровым, и он отрывисто бросил: - То есть? - Вот что я хочу сказать, - смущенно пробормотал Бэкер, - стрелять без предупреждения в людей, которые ничего не подозревают... - Или они тебя, или ты их, - процедил сквозь зубы Смэдж. Помертвевши от страха, он сидел скрючившись, нижняя губа отвисла, а из - под серых прядей волос, падавших на лоб, тревожно поблескивали бегающие крысиные глазки. - Вам ответил Смэдж, - произнес Мэсон. - Это как сказать! - заметил Маклеод, приоткрыв глаза. - Ответил и не ответил. Подняв с земли ружье, он встал, медленно выпрямился во весь рост, потянулся, небрежно оперся на ружье и обвел матросов взглядом. Узкие штаны обтягивали его сухопарый зад, и под белой засаленной фуфайкой - он один из всех островитян ходил в фуфайке - четко вырисовывались ребра. Так он стоял, презрительно щурясь, расставив для устойчивости ноги, и еще больше, чем когда-либо, походил на скелет, на ухмыляющийся череп. Прежде чем заговорить, он выдержал эффектную паузу. Все взоры устремились к нему. Один лишь Мэсон демонстративно повернулся спиной к Маклеоду и приложил к глазу подзорную трубу. - Так вот, - начал Маклеод, - я сказал, что Смэдж не ответил, и могу это доказать. Он не ответил, потому что дал уклончивый ответ. Мне плевать, придется нам резать парней с фрегата и капитана в придачу или нет. Но, как я уже вам докладывал, не в этом дело, а дело вот в чем, уважаемые: фрегат спустит свою шлюпку, а в шлюпку усядется дюжина паршивцев. Пройдут они накат, причалят и тогда что? Начнем стрелять, уложим одного или двух молодчиков, столько же искалечим, остальные отчалят. А что будут делать на фрегате? Подымут якорь и уйдут в открытое море? На это вы, что ли, надеетесь? Значит, убьют двух матросов его величества, а фрегат, по - вашему, спокойно даст тягу? Господи Иисусе Христе! Значит, вы так себе это представляете? А на нем, на фрегате то есть, да было бы вам известно, есть пушечки, или вы их сослепу не заметили? - Он презрительно оглядел матросов. - Так вот, я вам сейчас, уважаемые, скажу, как дело пойдет. Капитан фрегата, значит, скажет: "Уложили мне двух сукиных сынов, видать, там что - то неладно. Не иначе там бандиты! Пираты! Может, даже французы! Поэтому сотру-ка я этот островочек в порошок, а когда сотру, водружу на нем флаг и окрещу его своим именем, и будет у его королевского величества одним островочком больше... Вот что он скажет, капитан! Тут он спустит на воду половину своих шлюпок, посадит на них половину своих парней и, прежде чем направить их сюда, начнет, шлюхино отродье, палить по острову из пятидесяти глоток, да не один час и не два, офицеришка проклятый! А то, что потом произойдет, уважаемые, это уж нас не интересует, потому что никого в живых не останется. Мэсон оглянулся через плечо и бросил на матросов испытующий взгляд. Было ясно, что шотландец заразил их своим красноречием и убедил своими доводами. Нарисованная им картина предстоящих событий была достаточно выразительна, а главное, столь правдоподобна, что никто не усомнился в правильности предсказаний Маклеода. Мэсон передал подзорную трубу Парселу, резко обернулся к Маклеоду и пристально на него посмотрел. - Так что же вы предлагаете? - спросил он дрожащим от злобы голосом. - Сдаться без боя? Сеять панику, Маклеод, это совсем нетрудно. Необходим план. - Никакой паники я не сею, - проговорил Маклеод, взбешенный тем, что после блистательного успеха его речи ему приходится переходить в оборону, - а говорю все как есть. А план, что ж, давайте обсудим план сообща. Время еще терпит. Фрегат будет здесь не раньше чем через час. - Обсудим! - яростно завопил Мэсон. - Обсудим! Здесь вам не парламент! Если мы будем обсуждать, мы не успеем приготовиться. - Послушайте, Мэсон... - начал Маклеод. - Как вы смеете меня так называть? - вскипел Мэсон, побагровев. - Я, черт возьми, не потерплю ваших дерзостей. - Однако придется потерпеть, Мэсон, - неторопливо продолжал Маклеод, - потому что звать вас иначе я не намерен. Здесь мы не на борту корабля. "Блоссом" - вон он - гниет себе на песочке и теперь нам ни к чему. И его капитан тоже нам ни к чему, как мне ни прискорбно вам это сообщать, Мэсон... Посудиной, не скрою, вы управлять умеете, это я, Мэсон, вам в похвалу говорю. Но на суше вы стоите не больше любого другого. Ваше право иметь свое мнение, пожалуйста, но не больше. А насчет парламента, разрешите заметить, тут вы промахнулись: здесь у нас есть свой маленький парламент, и не далее чем вчера он вынес решение, заметьте, единодушно вынес, и знаете какое? Не называть вас больше капитаном, а Парсела лейтенантом. Здесь, Мэсон, вы никто, придется к этому привыкать. Как я уже говорил, у вас не отнимают права иметь свое мнение, но не более. С минуту Мэсон стоял неподвижно, как громом пораженный, разинув рот, не находя слов для ответа. Потом овладел собой, выпрямился и строго оглядел матросов. - Уайт? - коротко спросил он. - Я того же мнения, что и Маклеод. - Бэкер? - Я ничего против вас не имею, - смущенно пробормотал Бэкер. - Но я дал согласие. Здесь мы не на "Блоссоме". - Джонс? - Согласен с Бэкером. - Джонсон? - То же самое, - ответил Джонсон, потупив глаза. - Хант? Хант прорычал в ответ что - то невнятное. - Смэдж? - А вы как полагаете, Мэсон? - затараторил Смэдж, дерзко выставив вперед свой длинный нос. - Что вам с Парселом будут здесь пятки лизать? Не надо нам офицерья! Хватит! По горло сыты... - Заткнись! - прервал его Бэкер. - Вовсе не обязательно дерзить. Мэсон обернулся к Парселу, который сидел прислонившись к пальмочке и с невозмутимым видом наблюдал за всей этой сценой. - Вы были в курсе дела, мистер Парсел? - подозрительно спросил он. - Вы знали об этом... голосовании? - Только что узнал, - ответил Парсел. Он сердито выпрямился. И сразу пропало сочувствие Мэсону именно из - за этой дурацкой его подозрительности. Наступило молчание, затем Мэсон произнес враждебным тоном: - Ну так что же? Что вы об этом думаете? Ответил Парсел не сразу. Ему хотелось дать понять Мэсону, что он с ним не согласен, однако так, чтобы не опозорить его перед матросами. - Ну так что ж? - повторил Мэсон. - Что касается меня, - равнодушно проговорил Парсел, - то я по-прежнему из чувства уважения буду называть вас капитаном, но если матросам угодно называть меня просто Парселом мне от этого ни тепло, ни холодно. - Ни тепло, ни холодно? - негодующе переспросил Мэсон. - Да, капитан. - Значит, вы... - начал было с презрением Мэсон. Он хотел сказать: "Значит, вы можете терпеть эту мерзость!", но так и застыл с открытым ртом. Он чуть не забыл священного правила: офицеры ни в коем случае не должны ссориться между собой в присутствии экипажа. Губы его плотно сжались, как створки раковины, он всем телом повернулся к Мак- леоду и яростно прошипел: - Теперь понятно, что все это подстроили вы, Маклеод! Вы бунтовщик! Вы отвращаете людей от их прямых обязанностей. - Никакой я не бунтовщик, - возразил Маклеод, с достоинством выпрямляясь, - и ничего я не подстраивал. Я имею право высказать свое мнение - и высказал. А раз уж вы заговорили Мэсон, о долге и обязанностях, так разрешите напомнить: не по моему совету вы укокошили нашего капитана и взбунтовали экипаж... Мэсон побагровел еще больше, рука его судорожно сжала ружье, и Парселу показалось, что сейчас он выстрелит в шотландца. Очевидно, Маклеод подумал то же самое, потому что быстро схватил ружье и, положив палец на курок, направил дуло на ноги Мэсона. После нескольких секунд напряженного ожидания Мэсон спокойным движением перекинул ружье через плечо, и все облегченно вздохнули. - Матросы, - произнес он твердым голосом, но ни на кого не глядя, - если вы считаете, что можете обойтись без вашего капитана, что ж, прекрасно! С минуту он постоял в нерешительности, потом, вдруг заметив, что левая его рука дрожит, поспешно заложил ее за спину и повторил, тщетно стараясь придать своим словам оттенок иронии: - Что ж, прекрасно! И замолк. Ему хотелось сказать на прощание какое - нибудь веское и прочувствованное слово, слово командира. Но в голове стоял туман. Нужные слова не шли на ум. Матросы ждали не шевелясь. Даже сам Маклеод молчал. Все понимали, что Мэсон ищет прощальных слов и не находит, но его напрасные усилия не вызывали у них насмешки, напротив, им стало неловко за капитана. - Матросы, - начал, напрягшись и моргая, Мэсон, весь багровый, судорожно сжимая за спиной левую руку, - я... Он снова замолк. Смэдж хихикнул, но Бэкер тут же ударил его локтем в тощую грудь. - Что ж, прекрасно! - повторил Мэсон, все так же безуспешно пытаясь вложить в свои слова убийственную иронию. Потом он расправил плечи, сделал полуоборот и зашагал к поселку. - Никто не нарушил молчания, потом все взгляды обратились к морю и к фрегату. Он увеличивался с каждой минутой, и каждый квадратный фут его палубы нес им смерть. - Ну, каков твой план? - спросил Смэдж, дерзко выставив вперед свой длинный нос. - Мой план? - мрачно переспросил Маклеод. - Надо же что - то делать, - пояснил Смэдж. Страх перед фрегатом придал ему смелости, и он отважился противоречить даже самому Маклеоду. - Ссадил с корабля капитана, так сам бе- рись за руль. Матросы одобрительно зашумели. Маклеод лихо подпер костлявое бедро рукой и обвел присутствующих презрительным взглядом. - Уважаемые! - медленно процедил он, язвительно улыбнувшись. - Вы лишились вашего капитана. Но не рассчитывайте что я его вам заменю. Не любитель я всяких галунов и нашивок. И сейчас я вам вот что скажу. Если здешним парням требуется папочка, чтобы учить их уму - разуму, то просьба ко мне за советами не обращаться. Зарубите это себе на носу, уважаемые: я вам не папаша, ничей я не папаша. И нет у меня никаких планов. - Он замолк, вызывающе взглянул на матросов и продолжал: - А план мы должны выработать сообща. Молчание, воцарившееся после этих слов, нарушил Парсел. - У меня есть одно предложение, - вежливо проговорил он. Все обернулись к нему. Парсел сидел так тихо под низенькой пальмой с ружьем на коленях, глядя в подзорную трубу на фрегат, что матросы совсем забыли о его существовании. И сейчас сочли его присутствие неуместным. По их мнению, было бы куда естественнее, если бы он последовал за Мэсоном. Об этом красноречиво свидетельствовало настороженное молчание, с каким были встречены его слова. Но Парсел твердо проговорил: - Само собой разумеется, если вы не хотите выслушать мое предложение, я готов уйти. - Парсел, - важно произнес Маклеод и поглядел на матросов, как бы призывая их в свидетели, - я уже говорил Мэсону, что каждый из нас имеет право высказывать свое мнение, и вы в том числе. - Так вот, - начал Парсел, - норд-вест, по-моему, крепчает, море разгулялось, и я считаю, что фрегат не рискнет бросить якорь в нашей бухте и спустить шлюпки на воду. Все взгляды, как по команде, обратились в сторону океана, по которому гуляла крупная волна. Потом Джонсон покачал головой и проговорил своим надтреснутым голосом: - Не страшнее, чем в день нашей высадки. Послышались возражения, но какие - то робкие: никто не смел надеяться, каждый боялся выразить вслух свои надежды, опасаясь разгневать судьбу. - Что касается ружей, - продолжал Парсел, - Маклеод прав. Прибегать к ним равносильно самоубийству. Вот что я вам предлагаю. Если люди с фрегата высадятся, надо, чтобы на вершине утеса показались таитяне, пусть они испускают воинственные крики и, в случае надобности, швыряют камни. Тогда на фрегате решат, что придется иметь дело только с туземцами. Матросы молчали, и лишь Смэдж злобно прошипел: - Не вижу никакой разницы между этим планом и планом Масона. - И я тоже, - подхватил Уайт, него угольно - черные глаза неприязненно глянули на Парсела из - под нависших век. Маклеод молчал, покусывая нижнюю губу. - Нет, разница есть, - сказал Парсел. - Когда мы покидали Лондон, нам вручили приказ адмиралтейства, запрещающий высаживаться в Океании на тех островах, где жители ведут себя враждебно в отношении британцев. - И вы сами читали эту инструкцию, Парсел? - медленно проговорил Маклеод. - Да, читал, - отозвался Парсел. Он тоже не спускал с Маклеода своих синих прозрачных глаз и мужественно выдержал его взгляд, думая про себя: "Да простит мне господь бог эту ложь". - Тогда я за, - сказал Бэкер. - И я за, - подхватил Джонс. Остальные молчали. Парсел посмотрел на матросов. Хант уставился куда - то вдаль своими крошечными светло - голубыми глазками. Он ни слова не понял из, того, что говорилось вокруг, и только поворачивался к Маклеоду, как бы призывая его на помощь. Джонсон одобрительно качал головой, но украдкой ко- сился на Маклеода, и Парсел догадался, что старик не смеет вы - сказать своего мнения, прежде чем не заговорит шотландец. Уайт и Смэдж колебались. Оба так враждебно относились к Парселу, что не желали одобрять его предложение. И ждали, когда выскажется Маклеод. "Если у нас здесь парламент, - вдруг озарило Парсела, - то в парламенте этом верховодит Маклеод". - Что ж, - медленно проговорил Маклеод, - ваш план. Парсел, был бы неплох, не валяйся здесь на песке этот проклятый "Блоссом", и, хотя его порядком поразобрали, надпись на корме еще осталась, и через двадцать минут команда фрегата запросто разберет ее в подзорную трубу. А когда этот сукин сын капитан увидит надпись, уж поверьте мне, он тут же и призадумается. А вдруг ему в башку придет, что черномазые с острова взяли да перерезали парней с "Блоссома". Тут уж я не удивлюсь, если он решит нас проведать, пускай черномазые хоть целые глыбы на них валят. - Ну и что тогда? - спросил Смэдж. - Тогда, - ответил Маклеод, - вот мое мнение: сначала надо поступить так, как советует Парсел, но если парни с фрегата к нам все - таки пожалуют, придется нам удирать через джунгли на гору с женщинами, провиантом и ружьями. Он остановился, понюхал воздух и посмотрел на море. Верно ли норд-вест крепчает, или это только так кажется? - Почему на гору ? - спросил Смэдж. - Там вода. - А какого черта нам лезть в джунгли? - Чтобы их обмануть, - презрительно бросил Маклеод. Потом он вдруг побагровел, склонил к Смэджу свой длинный торс и бешено крикнул: - Господи Иисусе! Ты что ж, значит, так ничего и не понял? Что у тебя в башке? Пусто? Кто же тебе оттуда все мозги вытряхнул? Может, у тебя раковина вместо головы? Неужто ты не соображаешь, что нам нельзя драться с этими гадами, потому что, если мы начнем драться, всем нам каюк! - Тогда зачем же ружья? - спросил Смэдж. Маклеод выпрямился и продолжал язвительным тоном: - Наши обожаемые соотечественники народ дотошный. Кто знает, может, захотят нас преследовать. Может, голодом решат заморить. А может, даже подожгут джунгли, чтобы нас оттуда выкурить. - Ну, а тогда что? - спросил Уайт. - Тогда мы выйдем и дорого продадим свою шкуру. Среди всеобщего молчания Уайт поднял руку и проговорит пронзительно - певучим голосом: - Я - за. Остальные последовали его примеру, все, кроме Ханта. Поднятые руки приходились на уровне его подбородка, и он беспокойно моргал своими маленькими поросячьими глазками. - Ты что, голосовать не хочешь? - спросил Смэдж, ткну его локтем в бок. Хант поднял руку. - Парсел, - заговорил Маклеод, - не откажется сказать черным, чтобы они собрали весь провиант, который только есть в поселке, и были готовы отнести его в заросли в надежное место. Парсел перевел его слова, и таитяне повиновались с невозмутимым видом. С тех пор как Мэсон роздал им ружья, они молча сидели в стороне и не проронили ни слова. - Хотел бы я знать, что думают эти птички, - произнес Маклеод, потирая пальцем нос. - Только бы они нас не предали, когда мы заберемся в джунгли. - Не предадут, - сухо заметил Парсел. Он поднес к глазам трубу, но не тотчас обнаружил фрегат. На сей раз ошибки быть не могло: море разгулялось, и высокие валы временами совсем закрывали корму судна. Он протянул трубу Маклеоду, и тот немедленно начал чертыхаться, потому что не сразу отыскал фрегат. Потом он застыл в неподвижности. На его тощей, вдруг покрасневшей шее резко выступили жилы, матросы во все глаза глядели на море, но легкая дымка окутала остров, и никому не удавалось рассмотреть как следует паруса и по ним определить курс. - Он улепетывает, бури испугался, - завопил Маклеод, посмотрите, Парсел! Улепетывает! Парсел взял трубу, и, пока наводил ее на фрегат, кругом слышалось прерывистое дыхание матросов. Маклеод не ошибся, фрегат снова взял путь на восток. Он убрал часть парусов, ветер дул ему в левый борт, и судно неуклюже танцевало на волнах. Теперь уже было ясно, что, когда фрегат обогнет остров, он возьмет курс на юго - восток, стремясь избежать качки. Море бушевало все сильнее. Парсел опустил трубу и глубоко вздохнул. Ему показалось, будто до этой минуты его легкие были наглухо сжаты и лишь теперь вновь открылись для доступа воздуха. - Фрегату сейчас не до того, чтобы приставать к берегу, - радостно проговорил он. - Через час он скроется из виду. Каждому хотелось посмотреть в трубу и убедиться, действительно ли судно изменило курс. Опасность была еще тут, рядом. И они старались не говорить о ней вслух, боясь, как бы она не вернулась. Поэтому они стали преувеличенно громко восхищаться достоинствами подзорной трубы. Когда очередь дошла до Джонсона, он с гордостью заявил, что тысячи раз видел, как Барт глядел в эту штуковину, но ему и в голову не приходило, что в один прекрасный день он сам приложит ее к глазу. И это была сущая правда: подзорная труба принадлежала Барту. А теперь перешла в их собственность: Барт умер, Мэсон - никто, они свободны. Маклеод с ружьем через плечо смотрел на горизонт, опершись рукой на верхушку низкорослой пальмы. Когда Джонсон вернул трубу Парселу, Маклеод выпрямился во весь рост и проговорил: - Предлагаю вот что: давайте спалим к чертям этот "Блоссом", и немедленно. Никто не отозвался, только Бэкер сердито спросил: - И все дерево тоже? Этот довод возымел свое действие. Матросы взглянули на Маклеода и тут же отвели глаза. Перечить ему они не осмеливались, но сжечь "Блоссом" - на это они не согласны. Это ведь их собственный "Блоссом". Один лишь каркас и тот - неоценимое богатство для разных поделок. Настоящий умелец смастерит тысячу полезных вещей из всего этого дерева и железа, что находится там внутри. Маклеод обвел их высокомерным взглядом. - Господи Иисусе, - протянул он скрипучим голосом, - гроза только - только миновала, и никто уже ни о чем не думает. Вот они, матросы!.. Безмозглые сардинки. Может, дядюшка Бэкер и не прочь вырезать себе трубочку из киля "Блоссома", только я, уважаемые, не намерен рисковать своей драгоценной шеей ради удовольствия Бэкера. Теперь, когда нас обнаружили, "Блоссом" нам ни к чему, понятно или нет? Он на нашем острове словно визитная карточка: "Здесь проживают мятежники с "Блоссома". Добро пожаловать, фрегаты его королевского величества!" И визитная карточка к тому же чересчур приметная, шутка ли, за тысячу миль ее видать! Стоит в окрестности появиться кораблю, "Блоссом" к себе любое судно, как муху на сахар, притянет. Надо понимать! Капитаны, как завидят судно на мели, сразу же с ума сходят. Чуть только приметят обломки корабля, и, как бы они ни торопились, тотчас поворачивают и готовы на рожон лезть, лишь бы разгадать тайну. Уж поверьте мне, уважаемые, любой самый захудалый капитан во всем Тихом океане будет рваться к берегу, только дай ему обнюхать каркас "Блоссома". Парсел взглянул на матросов. И на сей раз доводы шотландца подействовали. - Маклеод, - проговорил он. - Если будет голосование, думаю, что мистер Мэсон должен тоже принять в нем участие. - Это его право, - сказал Маклеод. И добавил, пожав плечами: - Но готов держать пари на один пенни, что он не пожелает прийти. Уайт, сбегай-ка за... Он чуть было не сказал "за капитаном". Но спохватился. - Сбегай-ка за Мэсоном. Уайт повиновался. Капитана у них больше нет. Но он сам, Уайт, Как был вестовым, так им и остался. Его посылали из одного конца поселка в другой с различными поручениями. Все находили это вполне естественным, и сам Уайт в первую очередь. Через несколько минут Уайт в