. Уайт спокойно выдержал этот взгляд, потом неторопливо отвернулся и вперил в пространство свои черные, узкие, как щелки, глаза. - Я воздерживаюсь, - произнес он мягко и певуче. - Воздерживаешься? - яростно протянул Маклеод, все еще не опуская руки; его серые маленькие глазки метнули молнию. - Напоминаю вам, - решительно заявил Парсел, - вы не имеете права оказывать давление на собрание и, следовательно, на Уайта, равно как на Ханта и Джонсона. - Никакого я давления не оказываю, - не сдержавшись, крикнул Маклеод. Хотя Уайт воздержался, все равно победа осталась за ним, Маклеодом. У него четыре голоса. У Парсела - три. Но тем не менее заявление Уайта насторожило - шотландца. Значит, не так - то уж надежно его войско... Он опустил руку, но по-прежнему глядел на Уайта. - Я с тобой не согласен, - проговорил, почти пропел Уайт. Лицо его было безмятежно - спокойно, руки скромно сложены на груди, говорил он вежливо, с какой - то непоколебимой кротостью. - В таком случае вы должны голосовать со мной, - произнес Парсел. Уайт не ответил. Он уже сказал то, что думал. И больше ему нечего было сказать. - Вот так сюрприз! - шепнул Бэкер, нагнувшись к Парселу. - Не такой уж неожиданный, - в тон ему ответил Парсел. - Четыре против, - объявил Маклеод. - Один воздержался. Предложение Парсела отклоняется. Но по поведению Маклеода чувствовалось, что поступок Уайта лишил его прежнего апломба. - Парсел, - буркнул он, - передайте треуголку Джонсу. Пора браться за дело, если мы не собираемся здесь ночевать. Джонс сначала стал на колени, потом сел на корточки я поставил треуголку на голую ляжку. Только он один из всех англичан носил парео, и, откровенно говоря, только его нагота могла выдержать сравнение с наготой таитян, которым он уступал лишь в росте. На "Блоссоме" он был самым молоденьким после Джимми - ему только что исполнилось семнадцать лет, - и на стройном, атлетическом, гибком теле гордо сидела голова с коротко остриженными белокурыми волосами. Нос у него был вздернутый, короткий, весь в веснушках, а подбородок, не знавший бритвы, круто выступал вперед, словно все еще продолжал расти. Синие, фарфорово - синие глаза, похожие на глаза покойного юнги, пристально смотрели на собеседника. Но он был мужественнее и напористее, чем Джимми. Прекрасно сознавая свою силу, он то и дело напруживал мускулы груди, стремясь придать себе более внушительный вид, а возможно, просто из мальчишеского кокетства. - Ну, долго ты еще будешь копаться? - крикнул Маклеод. Джонс прижал левой рукой треуголку к боку, а правой стал перебирать бумажки. Он волновался, не решаясь приступить к жеребьевке. Боялся, что первый же британец, чье имя он назовет, потребует себе его Амурею. Когда мятежный "Блоссом" пристал к Таити, Джонс впервые познал любовь в ее объятиях. Ей только что минуло шестнадцать. Ни на Таити, ни на борту "Блоссома" Джонс не хранил ей верности, но, когда новизна побед приелась, вернулся к своей первой любви. И со времени высадки островитянам повсюду попадалась эта парочка - Джонс держал Амурею за руку, оба торжественные и очень наивные. - Чего же вы ждете? - обратился к нему вполголоса Парсел. - По правде говоря, боюсь, - признался Джонс. - Чертовски боюсь. А вдруг они уведут у меня Амурею! - Да полноте, - улыбнулся Парсел, - ставлю шиллинг, что она достанется вам. Порывшись в кармане, он вытащил шиллинг с пробитой дыркой и швырнул его наземь к ногам Джонса. Юноша как завороженный смотрел на монету. - Ну, начинай, - сказал Бэкер, сидевший по другую сторону Парсела, и, упершись ладонью о траву, нагнулся, чтобы лучше видеть своего шурина. Джонс вытащил бумажку, развернул ее, наклонился поближе к факелу и прочел сначала про себя написанное имя. Потом громко проглотил слюну, широко открыл рот и только после этого крикнул: - Джонс! И оглянулся с таким ошалело - наивным видом - вытащить первым собственное имя! - что все присутствующие, за исключением Ханта, так и покатились со смеху. Джонс расправил плечи, давая понять, что не потерпит насмешек. Но, несмотря на свою воинственную осанку, он весь как - то внутренне обмяк и был так взволнован, что не мог выговорить ни слова. - Ну?! - буркнул Маклеод. - И это все на сегодняшний вечер? Заметь, сынок, ты первый можешь выбрать среди двенадцати женщин. Только постарайся побыстрее взвесить все за и против. - Амурею! - выдохнул Джонс. И, сведя брови над вздернутым носом, он боязливо оглядел сидевших кружком матросов, стараясь угадать по выражению лица того, кто из них посмеет оспаривать его выбор. - Возражений нет? - спросил Маклеод, потрясая, как дубинкой, концом веревки. Затем закинул ее за спину, подождал несколько секунд и с размаху ударил веревкой по земле у самых своих ног. - Принято! - Амурея! - с трудом выдавил из себя Джонс и оглянулся. Амурея тотчас же появилась на его зов, смело вошла в освещенный факелами круг, с улыбкой опустилась на колени рядом со своим суженым и взяла его за руку, тоненькая, хорошенькая. В лице ее было что - то ребячески наивное, роднившее ее с будущим танэ. Джонс расслабил мускулы и шумно, даже с присвистом, выдохнул воздух. Он весь как - то поник, втянул грудь и искоса восхищенно посмотрел на Амурею. Она была здесь! Она была его! От счастья он, казалось, вот - вот взлетит в воздух. Перед ними обоими впереди целая жизнь, и не было и не будет ей конца. - Если ты не отпустишь лапку твоей индианки, - с издевкой крикнул Смэдж, - то жребий тянуть придется кому - нибудь другому. Джонс вынул из треуголки бумажку. - Хант! - звонко проговорил он. Хант прекратил неумолчное мурлыканье, что - то буркнул, поднял голову и удивленно уставился бледно - голубыми глазами сначала на Джонса, потом на треуголку, на бумажку, зажатую в крепких пальцах, после чего тревожно посмотрел на Маклеода, как бы призывая его на помощь. - Теперь твой черед выбирать себе жену, - пояснил шотландец. - Какую жену? - спросил Хант. - Ну, твою жену, Омаату. Казалось, Хант молча о чем - то размышлял. - А зачем мне ее выбирать? - вдруг осведомился он. - Затем, чтобы она была твоя. - Она и сейчас моя, - возразил Хант, выставив вперед свою мохнатую физиономию и сжимая на коленях огромные кулачища. - Конечно, она твоя. Ты только скажи: "Омаата", и она сядет рядом с тобой. Хант подозрительно взглянул на Маклеода. - А почему ты говоришь "выбирай?" - Здесь одиннадцать женщин. Ты должен выбрать себе одну из одиннадцати. - Плевал я на этих одиннадцать! - рявкнул Хант, взмахивая рукой, как бы сметая их со своего пути. - У меня есть Омаата. - Ну, ладно, тогда скажи: "Я хочу Омаату", и Омаата будет твоя. - А разве она сейчас не моя? - грозно взглянул на Маклеода Хант. - Ясно, твоя. Да послушай же ты меня. Сделай так, как тебе говорят. Скажи: "Омаата". Она сядет рядом с тобой, и конец. - А почему я должен говорить; "Омаата"? - Господи! - простонал Маклеод, хватаясь за голову. - Объясните мне, пожалуйста, Маклеод, как вы добиваетесь того, чтобы Хант голосовал на вашей стороне. Очевидно, это отнимает у вас уйму времени, - ядовито заметил Парсел. Маклеод кинул на говорившего злобный взгляд, но промолчал. - Хватит! - прерывающимся от волнения голосом крикнул Бэкер. - Пусть Парсел скажет Омаате, чтобы она села рядом с Хантом, и будем считать вопрос исчерпанным. Маклеод кивнул головой, и Парсел перевел Омаате слова Бэкера. Сразу из темноты возникла гигантская фигура Омааты. Парсел удивленно оглянулся. Он думал, что она по-прежнему сидит в кругу таитян. Отсюда, снизу, Омаата показалась ему еще более массивной, чем обычно, и, когда она прошла между ним и Бэкером, он невольно удивился объему ее бедер. Ослепленная ярким светом, Омаата на мгновение остановилась, потом оглянулась, ища своего Жоно. Тенью своей она закрыла Парсела, к которому она стояла спиной, и при свете факелов резче вырисовывался ее гигантский силуэт, отблески пламени играли на ее плечах, и казалось, что это не живая плоть, а отполированный до блеска черный мрамор. Опустившись рядом с Жоно, она басовито заворковала на понятном лишь им двоим языке, оглушая своего верного богатыря целым потоком слов. Хант нежно бормотал что - то в ответ. "Мурлычет", - усмехнулся Джонс. Парсел улыбнулся, но с тонкого смуглого лица Бэкера по - прежнему не сходило озабоченное выражение. Глаза его глубже запали в орбиты, нижняя губа судо- рожно подергивалась. Среди всеобщего молчания Маклеод и Смэдж снова завели вполголоса разговор, и, казалось, спор их, начавшийся еще до жеребьевки, разгорелся с новой силой. Джонс ждал, когда они кончат, чтобы вытянуть жребий в третий раз. По телу Парсела пробежала дрожь. Все присутствующие, за исключением Маклеода, пришли на собрание без фуфаек, а тут с моря подул резкий ветер. Свет факелов вдруг померк. Это на небосвод поднялась тропическая луна, такая огромная, такая яркая, что свободно могла поспорить с утренней зарей. Лужайку залил лунный свет, и за спиной Маклеода обозначился лабиринт зеленых аллей, образуемых ветвями баньяна, весь в пятнах света и тени, терявшийся где - то в таинственной глубине среди мощных древесных колонн Парсел оглянулся и, улыбнувшись Ивоа, обвел взглядом ее подруг. Залитые мягким сиянием, они терпеливо ждали своей очереди, и под черной шапкой волос поблескивали лишь белки глаз да зубы. Парсела поразило выражение силы на этих кротких лицах без всякого, впрочем, оттенка вызова, поразили округлые, как чаши, формы, вся стать носительниц будущей жизни. Пусть перитани сколько им угодно потрясают оружием, размахивают веревкой, спорят и "выбирают". Какое праздное тщеславие! Что такое остров без женщин? Тюрьма. "А мы, - думал Парсел, - что останется от нас через десяток лет? Кости да прах". - Адамо! - лукаво проговорила Ивоа, выразительным жестом прижимая к груди обе руки. - Ты уверен, что выберешь именно меня? - Уверен, - улыбнулся Парсел. - Именно тебя. Только тебя. Тебя одну. - Ты что, заснул, сынок? - послышался тягучий голос Маклеода. Парсел обернулся и успел заметить, как Джонс с виноватым видом вырвал свою руку из рук Амуреи и сунул пальцы в треуголку. - Мэсон! - звонко прокричал он. Парсел поднял руку. - У меня есть от него письмо. Он вынул письмо из кармана и поднес его поближе к факелу. Письмо было запечатано восковой печатью с инициалами Мэсона. и адрес, выведенный мелким аккуратным почерком с нажимом с положенных местах, был составлен по всей форме: "Лейтенанту Адаму Бритону Парселу, первому помощнику капитана "Блоссома". 130ь24' западной долготы и 25ь2' южной широты". Парсел сорвал печать, развернул листок и громко прочел: "Мистер Парсел, прошу вас проследить за тем, чтобы мне выделили женщину, которая могла бы готовить и следить за моим бельем. Капитан Ричард Хеслей Мэсон, командир "Блоссома". Парсел удивленно разглядывал записку. Просто не верилось что Мэсон после всего происшедшего потребует себе женщину! Вдруг ему вспомнился Масон в каюте "Блоссома" в день их отплытия с Таити. Весь багровый, руки воздеты к небесам. С ка- ким негодованием он отказывался тогда взять на борт трех лишних женщин! "И так, мистер Парсел, у нас слишком много жен- щин. Меня они ни с какой стороны не интересуют! Если бы речь шла даже о моих личных удобствах, я не взял бы на корабль ни одной". А теперь "речь зашла о его" личных удобствах", и он требует себе одну! И сразу же раздался голос Маклеода: - Старику жена не нужна, ему прислугу подавай! Слова эти были встречены дружным смехом, посыпались шутливые предположения насчет холодности Мэсона к женскому полу. Эта тема всем пришлась по душе, и добрых пять минут матросы изощрялись в остротах. - Я малый сговорчивый, - произнес наконец Маклеод и поднял руку, призывая к серьезности. - Пусть старик хотел меня подстрелить, никто меня не упрекнет, что ему по моей вине придется самому полоскать свое бельишко. Он обвел глазами присутствующих, его острый нос навис над тонкогубым ртом. - Ишь ты какой великодушный на даровщинку! - вполголоса заметил Бэкер. - Если нет других желающих, - продолжал Маклеод, делая вид, что не расслышал слов Бэкера, - предлагаю дать ему Ваа. Никто не шелохнулся. Маклеод ударил концом веревки о землю и попросил Парсела перевести его слова. Ваа, ширококостная, некрасивая женщина, поднялась с места. Она вошла в центр круга, тяжело, по - деревенски переставляя свои крепкие ноги. Она даже слегка поджала пальцы ног, будто боялась, что ее сдвинут с места, хотя се широкие ступни, казалось, вросли в землю. Заложив сильные руки за спину, она вежливо сказала, что для нее великая честь иметь своим танэ начальника большой пироги... Таитянки прыснули, а Итиа крикнула: "Э, Ваа, э! Он чересчур холодный, твой танэ!" Широкое крестьянское лицо Ваа тронула улыбка. "Ничего, я его разогрею!" - пообещала - она. И, повернувшись, пошла в сторону поселка, видимо намереваясь поскорее привести свой замысел в исполнение. Джонс развернул следующую бумажку и громко выкрикнул: - Джонсон! Джонсон вздрогнул, скосил глаза на шишку, украшавшую кончик его толстого носа, и потер подбородок ладонью. Потом он расправил скрещенные ноги, оперся одним коленом о землю и под- нялся с легкостью, неожиданной для его возраста; так он и стоял, переминаясь с ноги на ногу, исподлобья поглядывая на матросов и не переставая энергично растирать ладонью подбородок. Странно было видеть при такой худобе округлое твердое брюшко, начинавшееся сразу же под ложечкой, словно природа пожелала вознаградить Джонсона за унылую впадину грудной клетки и украсила этот согбенный многолетней работой стан. Джонсону приходилось вытягивать вперед шею, дабы удержаться в вертикальном положении. Но руки его уже давно отказались от бесполезной попытки оставаться в той же плоскости, что и плечи. Они болтались где - то впереди тела, эти худые руки, напоминавшие перекрученный пеньковый трос, усеянные мелкими черными точечками и обвитые сетью вздутых синих вен. Старик недоверчиво и боязливо оглядывал присутствующих. будто старался решить, уж не таит ли всеобщее молчание, которым было встречено его имя, какого - нибудь подвоха. В глубине души он уже давно наметил себе супругу, но не решался назвать ее имя: не последует ли возражений со стороны матросов а если и не последует, не откажет ли ему сама нареченная. Его боязливый взгляд перебежало Маклеода на Парсела, словно стараясь найти поддержку; - неважно, у большинства или у мень- шинства, - украдкой скользнул по группе женщин, после чего Джонсон часто захлопал морщинистыми воспаленными веками, очевидно не желая, чтобы присутствующие по выражению глаз догадались об одолевавших его сомнениях, и уставился в одну точку с испуганно - похотливым видом. Он напоминал мальчишку, который, стянув пенни и зажав его в кулак, томится перед витриной кондитерской, хотя уже давно облюбовал себе пирожок, но не решается ни войти в магазин, ни оторваться от соблазнительного зрелища. - Ну? - резко окликнул его Маклеод. Джонсон робко посмотрел на него, перестал тереть бороду и, не глядя ни на кого, произнес: - Таиата. В выборе проявилась его непритязательность: Таиата была самая некрасивая и самая немолодая среди таитянок. - Есть возражения? - спросил Маклеод, подымая над головой веревку. И, не дожидаясь ответа, ударил концом веревки о землю. Джонсон поднял голову и дрожащим голосом позвал: - Таиата! Женщины зашушукались, но никто не поднялся с места, никто не вышел на зов. Губы Джонсона жалобно дрогнули. Он сцепил руки, захватил пятерней большой палец правой руки и стал потирать его медленным непроизвольным движением. "Сейчас расплачется", - подумал Парсел. - Таиата! - громко повторил Маклеод. Женщины разом замолчали, потом снова послышалось шушуканье. Таиата поднялась. Приземистая, коренастая, она не торопясь, слегка ковыляя на ходу, вступила в освещенный круг, и тут стало заметно, что ноги у нее чуть кривые. Под набрякшими веками не было видно глаз, лицо ее в свете факелов казалось особенно угрюмым и замкнутым. Джонсон негромко хихикнул, торжественно выступил вперед, взял свою нареченную за руку и вдруг засеменил на месте, словно исполняя фигуру кадрили; зрелище было такое нелепое и такое жалкое, что никто даже не подумал рассмеяться. Затем он уселся, но, как только Таиата опустилась с ним рядом, она резким движением высвободила свою руку и оглядела будущего супруга холодным взглядом черных глаз, прятавшихся под вспухшими веками. - Бедняга Джонсон, - вполголоса произнес Парсел. Никто ему не ответил. Джонс любовался своей Амуреей, а Бэкер, бледный, сжав губы, пристально смотрел прямо перед собой. - Джонс! - сурово окликнул юношу Маклеод. Он тоже, казалось, утратил обычное спокойствие, весь внутренне напрягся. Джонс выпустил руки Амуреи, поспешно схва- тил треуголку и вытащил бумажку. - Уайт! - выкрикнул он таким оглушительным голосом, будто метис находился на дальнем конце поляны. Уайт не шелохнулся, лицо его не выразило ничего. И заговорил он не сразу. Сидел он, поджав под себя ноги, скромно положив ладони на раздвинутые колени, и только задумчиво похлопывал по панталонам двумя пальцами правой руки. Остальные пальцы, короткие, как сосиски, и утолщавшиеся к концам, были приподняты даже с каким - то изяществом, словно готовились пройтись по струнам арфы. Несколько секунд протекло в молчании. - Итиа, - проговорил Уайт своим нежным голосом. Среди женщин вдруг началось лихорадочное волнение, шепот стал громче, возбужденнее. Парсел оглянулся. Итиа стояла на коленях, опустив глаза, сжав губы и покачивала головой, как бы говоря: "Нет". Сидевшая от нее справа Итиота положила ей на плечо руку. Слева сидели Раха и Тумата. "Соглашайся. Он не злой. Он тебя бить не будет", - шептала Итиота. - "Нет, нет", - твердила Итиа. - Итиа! - прогремел Маклеод. Итиа поднялась, вошла в освещенный круг и встала лицом к Маклеоду, между Амуреей и Джонсоном. Глаза ее сверкали. - Слушай, Скелет перитани, - сказала она, уничтожающе глядя на Маклеода. - Как ты не стыдишься поступать так, как поступаешь? Какой смысл выбирать женщину, которая не выбрала тебя? Говорила она так, будто ее выбрал сам Маклеод, а не Уайт. И помолчав, добавила: - Разве ты не знаешь, что бывает с мужчиной, когда он выбирает себе женщину, которая его не выбрала: он становится рогоносцем. Таитянки приглушенно фыркнули, им вторил громкий смех таитян. Будь благословен Эатуа! Плохие манеры Итии сослужили ей добрую службу! Маклеод выпрямился. - Что она болтает? - Она спрашивает, - равнодушным тоном пояснил Парсел, - угодно ли вам, чтобы вас обманывала жена, или нет. - И добавил: - Вопрос, конечно, чисто риторический. Она не имеет в виду лично вас. В глазах Маклеода зажегся гнев, но он сдержал себя. - Скажите ей, пусть придержит язычок, - спокойно произнес он, - и пускай немедленно сядет рядом с Уайтом. Парсел перевел Итиа эти слова. - Я вовсе не ненавижу желтого человека, - сказала Итиа, стараясь говорить как можно вежливее. - У него руки не полны ледяной кровью, * *[Он не эгоист - - по - таитянски.] как у Скелета. Желтый человек - человек любезный. Тихий такой, как тень... Она выпрямилась, все ее хрупкое тело напряглось. - Но я не хочу его себе в танэ. Себе в танэ я хочу Меани. Меани поднялся. Выбор пал на него. И раз он поднялся, значит, он дает свое согласие. Меани любил равно всех женщин. Но с Итией он дружил. Взгляд Маклеода скользнул по фигурке Итии, потом по Меани. Он и без перевода понял, что сказала Итиа. Он сжал губы, потрясая концом веревки, потом яростно крикнул: - Скажите ей, пусть немедленно сядет рядом с Уайтом, а то придется ее наказать. - Вашей угрозы я не переведу, - возразил Парсел. - Это просто опасно. Меани уже считает ее своей женой. Если вы ее хоть пальцем тронете, он вас убьет. - На то есть закон, - отозвался Маклеод. - Его повесят. - Если только вам это удастся, - проговорил Парсел, пристально глядя на Маклеода. Шотландец вскинул костлявый подбородок и опустил ресницы. Если и впрямь начнется резня, против него будет Парсел, Джонс, Бэкер, шестеро таитян, а возможно, и все женщины. Он горько пожалел, что не захватил с собой ружья. Он оглянулся на Уайта. - Уайт, подымись и сам приведи себе жену. Фактически это было замаскированное отступление: Маклеод предоставлял действовать самому Уайту. Но Уайт вовсе не собирался нападать на Итию врасплох. Он медленно поднялся и с достоинством направился к ней. Итиа отпрыгнула, резко повернулась и почти с неестественной быстротой пересекла поляну, только длинные волосы взметнулись за ее спиной. Она неслась прямо на запад, к джунглям. - Стой, Меани! - крикнул Парсел. Меани, бросившийся было за ней следом, застыл на месте, выставив вперед одну ногу, атлетический его торс был повернут к присутствующим боком, голова вскинута, а ноздри трепетали, как у гончей, которую окрик охотника остановил на бегу. - Если ты последуешь за ней, - сказал по - таитянски Парсел, - они будут гнаться за тобой с ружьем в руках. Оставайся здесь. Возвращайся с нами в поселок. - И добавил: - Впереди еще вся ночь... Меани уселся, не спуская с Парсела глаз. Уайт не шелохнулся. Он смотрел, как Итиа в лунном сиянии мчится к зарослям. Бежать за ней значило унизить себя. Когда фигурка девушки исчезла в роще, он неторопливо вернулся в круг и уселся на прежнее место. С тех пор как Уайт назвал имя Итии, он не произнес ни слова. - Найдется, - проворчал Маклеод, - пить, есть захочет и придет. Воцарилось молчание. Прищурив глаза, Парсел произнес равнодушным тоном: - Я предлагаю, чтобы Уайт выбрал себе другую женщин; Хотя бы Итиоту. Итиота охотно согласится. Уайт открыл было рот, но Маклеод вмешался в разговор. - Хорошо, мистер, - ядовито проговорил он, - непременно, мистер. Весьма великодушно с вашей стороны, мистер. Итиота достанется Уайту, а Итиа достанется Меани. Ловко задумано, Парсел, но пусть меня черти изжарят, если выйдет по - вашему. Разрешите вам напомнить, что здесь у нас ассамблея. И не будут здесь черные устанавливать свои законы, будь они хоть трижды ваши дружки. А что касается Итии, Парсел, то и тут не бывать по - вашему, не беспокойтесь, ее отыщут. - Заросли тянутся на пять километров и опоясывают весь остров, - холодно возразил Парсел. - На горе есть источник. А у нее самой семнадцать соучастников. - Найдут, - пообещал Маклеод, махнув рукой Джонсу, чтобы тот продолжал. Джонс запустил руку в треуголку. - Бэкер, - чуть ли не шепотом произнес он и с виноватым видом поглядел на зятя. С тех пор как Амурея села с ним рядом, он только раз, да и то мельком вспомнил об опасениях Бэкера. Бэкер поднял загорелое лицо и внятно проговорил: - Авапуи. Никто не произнес ни слова. Все взгляды устремились на Маклеода. Шотландец ждал этой минуты. Вот она и пришла. И все-таки застала его врасплох. Протекло несколько секунд. Не шевелясь, не подымая с земли веревки, валявшейся у его ног, потупив глаза, Маклеод вытянул жилистую шею и высоко вскинул свое похожее на череп лицо. "Колеблется, - сказал себе Парсел, - бегство Итии заставило его призадуматься. А если бы не остальные..." - Возражаю, - вдруг сказал Маклеод и, подняв глаза, посмотрел, прямо на Бэкера. Бэкер молча выдержал его взгляд. Оттолкнувшись рукой от земли, Маклеод поднялся и прислонился спиной к корню баньяна. Он ждал, что Бэкер бросится на него, и предпочитал встретить атаку стоя. - Уважаемые, - сказал он не спеша и обвел взглядом своих соратников, - если я требую себе Авапуи, то вовсе не потому, что хочу повредить Бэкеру... - Ясно, - крикнул Бэкер, но голос его сорвался. - Однако необходим порядок, - продолжал Маклеод, словно и не слыша крика Бэкера. - Не можем же мы терпеть, чтобы на нашем острове женщины переходили из рук в руки. Кто жил на Таити с Авапуи? Папа Маклеод! А кто жил с нею на "Блоссоме"? Собственный сын огородной матушки. А вы сами знаете, какие тут бабенки! Стоило нам высадиться на остров, как моя индианочка сразу начала вертеться вокруг Бэкера. Из чистого каприза, сынки! И не по чему - либо другому? Черные дамочки славятся своим капризным нравом! А я вот вам что скажу, - добавил он, повышая голос, - ежели мы их не приструним, тогда всему конец! Ни тебе порядка! Ни тебе семейного очага! Какие же тогда из нас хозяева! А что из этого получится, сынки, я вам сейчас объясню: напяливай, братец, юбку и валяй мыть посуду. Смэдж и Джонсон рассмеялись, но как - то вяло. Горящие глаза Бэкера не оставляли сомнения в его намерениях, и оба сторонника Маклеода не без основания опасались, что если начнется свалка, то вряд ли можно будет рассчитывать на вмеша- тельство силача Ханта. Очутившись в материнских объятиях Омааты, он перестал интересоваться жеребьевкой и только в упоении мурлыкал, как сытый кот. - Ладно, - начал Маклеод, - пойдем дальше. Когда Авапуи меня бросила, я ведь ничего не сказал. Я тихий малый. Не хотел драться с Бэкером... - Тебе, конечно, предпочтительней голосовать, чем драться, - кинул Бэкер таким спокойным и вместе с тем оскорбительным тоном, что Маклеод побелел. Парсел украдкой взглянул на Бэкера. Он сидел поджав под себя ноги и засунув обе руки в карманы. Лицо его было совершенно спокойно, только нижняя губа временами нервно подергивалась. Черные, лихорадочно блестевшие глаза смотрели на Маклеода с выражением глубочайшей ненависти. - Не намерен отвечать на дерзости, - проговорил Маклеод, овладев собой. - Если ты, Бэкер, ищешь ссоры, должен тебя разочаровать - ссоры не получится. У нас есть закон, и я придерживаюсь закона. - А кто этот закон установил? Разве не ты сам? - медленно произнес Бэкер. - А теперь ты прячешься под охраной закона. потому что драться боишься. Когда надо болтать - сколько угодно. Когда ты говоришь - черт тебе не брат. Но что-то я ни- когда не видел тебя в первых рядах дерущихся. Когда Барт велел тебе кинуть в воду тело Джимми, ты разве возражал? Ты и твой дружок Смэдж, вы оба хвост поджали. И здесь то же самое ты, мол, повинуешься закону... Бэкер с такой силой выговаривал каждое слово, что, казалось швыряет их одно за другим прямо в лицо шотландца. - Я не намерен отвечать на твои дерзости, - повторил Маклеод и даже не шелохнулся (не человек - скала). - То, что я сказал, относится к Авапуи. Теперь говори ты. А когда кончишь поставим вопрос на голосование. - Не терпится перейти к голосованию, а, Маклеод, скажи? - все так же медленно и жестко проговорил Бэкер. - Ведь голосовать - то легко. Не труднее, чем воткнуть нож в грудь парню, который не может защищаться, ну, например, в грудь Симону. Тут произошло нечто из ряда вон выходящее: таитяне одобрительно зашумели. Они никогда не слышали о существовании Симона, не поняли ни слова из того, что сказал Бэкер, но по его тону, по блеску его глаз они догадались, что он оскорбил Маклеода, и были довольны. Но шотландец даже головы не повернул. Он стоял с полузакрытыми глазами, прислонясь к корню баньяна, сложив за спиной руки, закинув голову. Подождав, когда стихнет ропот таитян, он взглянул на Бэкера. - Кончил? - Нет, не кончил, - холодно и вызывающе бросил Бэкер. - Я говорил о легких вещах, Маклеод. Например, чего легче повесить Мэсона, связав ему руки и ноги. Тут отваги не требуется! Только голосование. - Я никому препятствий не чиню, возьми да сколоти себе большинство, - огрызнулся Маклеод. - И насчет большинства - это тоже легко, - подхватил Бэкер все так же медленно и размеренно, но в каждом его слове чувствовалось огромное внутреннее напряжение. - Легко одурачить парня, который вообще - то ни бельмеса не понимает. Легко запугать несчастного старика, который и защищаться - то не может. Вот, полюбуйся! Он резко обернулся к Джонсону и впился в него горящими яростью глазами. Парсела потрясла сила или, вернее, неистовая свирепость этого взгляда. Джонсон открыл рот, словно у него перехватило дыхание, и весь сжался, как насекомое, на которое плеснули кипятком. Он судорожно обхватил колени руками, низко опустил голову и застыл в этой позе, скрюченный, сраженный ужасом. Бэкер пожал плечами с нескрываемым выражением жалости по- поглядел на Маклеода. - Есть вещи и полегче этого, - продолжал он, не в силах унять дрожь голоса, что придавало словам какую - то особую вы- разительность, - это бить женщину. Особенно такую беззащитную, как Авапуи. Поэтому - то ты и жалеешь, что с ней расстался. С Ороа не получится. Ороа сама тебя отколошматит. А тебе это не по вкусу. Колотить женщину - пожалуйста. Таскать ее за волосы - пожалуйста. Поддавать ей коленом под зад - пожалуйста. Но затевать драку - нет, уж увольте! Даже с Ороа. Нет и нет! К Ороа так легко не подступишься. Ороа, если ты ее пальцем тронешь, швырнет тебе в физиономию все что под руку попадется. Вчера вечером, например, попался твой молоток! - А я и не знал! - по - мальчишески фыркнул Джонс. Этот ребяческий, в сущности, безобидный смех положил конец разговорам и шушуканью. Слушая поношения Бэкера, Маклеод даже бровью не повел, но невинный хохот Джонса лишил его самообладания. Вдруг он ощутил, как саднят кожу бандерильи, которыми без передышки метал в него Бэкер. Глаза его потухли, помутнели и с пугающей неподвижностью уставились в одну точку. Опустив плечи, он засунул правую руку в карман. В то же мгновение Бэкер приподнялся и оперся правым коленом о землю в позе бегуна, готовящегося к старту. Он совсем забыл, что отдал нож Парселу, и, охваченный холодным бешенством, сотрясавшим все его сбитое, мускулистое тело, готов был броситься на Маклеода. Тяжело дыша, напружив каждую мышцу, он не спускал с шотландца опьяненного яростью взгляда, в котором ясно читалось, что сейчас начнется кровавая расправа. Маклеод открыл в кармане нож, по его лбу катились капли пота, он делал отчаянные усилия, чтобы побороть искушение и не броситься на Бэкера. "Драться из-за какой - то негритянки, - вдруг с насмешкой подумал он. - Непростительная глупость! Ведь ничего не стоило без всякого риска заполучить Авапуи с помощью простого голосования. Как глупо, ведь это ему только на руку", - с презрением подумал он. И в тот же миг как заводной, сделал шаг вперед, судорожно сжимая пальцами нож. - Маклеод! - крикнул Парсел. Шотландец вздрогнул, как человек, которого внезапно разбудили от сна, уставился на Парсела, тяжело перевел дух и медленно вытащил из кармана руку. Не спуская глаз с Бэкера, он отступил на несколько шагов и остановился, почувствовав за спиной вертикальный корень баньяна. Инцидент был исчерпан. Парсел заметил, как ходят под белой фуфайкой тощие бока Маклеода, тяжело переводившего дух. - Если никто больше не просит слова, - проговорил Маклеод, - предлагаю перейти к голосованию. Бэкер снова рванулся с места, но Парсел схватил его за руку. "Зачем вы меня удержали, - яростно прошипел Бэкер, - я бы его убил". Парсел, не отвечая, сжал ему руку еще сильнее. Бэкер опустился на землю и прикрыл глаза. Казалось, он сразу обессилел. Маклеод уселся под деревом, взял в руку веревку и произнес тусклым голосом: - Голосуется предложение отдать Авапуи мне. Он поднял руку, за ним тотчас же подняли руки Хант, Смэдж и Уайт, а секунды через три к ним присоединился и Джонсон. - Пять голосов из восьми, - объявил Маклеод все тем же безразличным и вялым тоном. - Предложение принято. Он победил, но победа не принесла ему радости. Среди множества замыслов, теснившихся в деятельном мозгу шотландца, самым заманчивым было разлучить Бэкера с Авапуи путем законного голосования. И вот сейчас, когда Авапуи по праву перешла к нему, он чувствует себя побежденным. - Авапуи! - позвал он. Бэкер быстро поднял правую руку, женщины засуетились, и Парселу с трудом удалось подавить желание оглянуться в их сто- рону. - Минуточку! - проговорил Бэкер, делая вид, что он поднял руку, прося слова. - Надеюсь, я имею право выбрать себе другую женщину? - Еще бы, матросик, - отозвался Маклеод, стараясь говорить как можно веселее, - еще бы! Да разве я позволю парню с "Блоссома" сохнуть в одиночестве без подружки! Это не в моем характере! Даже Мэсон и тот получил себе индианочку! Выбирай, матросик, не стесняйся! Новея эта веселость была явно наигранной. Даже голос звучал фальшиво. Чувствовалось, что Маклеод устал, разочарован. Взглянув ему прямо в глаза, Бэкер отчеканил: - О-ро-а. Маклеод вздрогнул. "Неужели он дорожит Ороа? - подумал Парсел. - А зачем же тогда ему Авапуи? Чтобы одержать верх? Чтобы унизить Бэкера?" Маклеод машинально повторил: - Ороа? - Д разве ты и ее тоже хочешь забрать себе? - ядовито осведомился Бэкер. Наступило молчание. Маклеод прикрыл один глаз и вскинул подбородок. - Есть возражения? - спросил он невыразительным беззвучным тоном. Взмахнув веревкой, он, не дожидаясь ответа, ударил ею о землю. - Принято! - Ороа! - крикнул Бэкер. Ороа поднялась с земли гибким и сильным движением спины, как лошадь, выходящая из реки, и тут же очутилась в освещенном кругу. Она встала перед Маклеодом и с горящими глазами, угрожающе подняв палец, начала пылкую речь, сопровождая ее широкими движениями рук - метр семьдесят семь сантиметров изящества и силы. Произнося свои обличения, Ороа ни минуты не стояла на месте, она будто гарцевала без передышки, то вправо, то влево, и казалось, ей не терпится ринуться вперед. Гордо выгибая шею, длинноногая, пышногрудая, мускулистая, она то и дело резко вскидывала голову, строптиво взмахивая темной гривой, а ноздри ее трепетали. Поощряемая смехом таитян и ритмическими рукоплесканиями, Ороа говорила добрых пять минут все так же пылко, не переводя дыхания, не запинаясь и легко находя слова: казалось, она фыр- кает и ржет, как горячая кобылица, которая вот - вот сорвется с места и помчится куда - то вдаль, в иные, благословенные края. Вдруг она кончила говорить так же внезапно, как и начала, и, хотя грудь ее еще вздымалась от волнения, села рядом с Бэкером, обхватила его голову обеими руками и прижала свои крупные губы к его губам. - Перевод! - сказал Маклеод. Парсел незаметно улыбнулся и поднял брови. - Дословный? - Нет, в общих чертах, - поспешно вставил Маклеод. - В общих чертах она устроила вам сцену ревности за то, что вы предпочли Авапуи. Парсел с любопытством взглянул на Маклеода и подметил на его похожем на череп лице тень удовольствия. Он продолжал: - В заключение Ороа сказала, что Бэкер гораздо приятнее вас и что она в восторге, что ее танэ оказался именно он. Думаю, - великодушно добавил Парсел, - она сказала это с досады. - С досады, нет ли, мне все равно, - буркнул Маклеод, и лицо его застыло, как маска. Он подождал с минуту и позвал: - Авапуи! Все молчали, женщины сидели не шевелясь. Маклеод громко повторил: - Авапуи! И так как никто не отозвался, Маклеод встал с земли. Лица женщин повернулись к нему, и он по очереди оглядел их всех. - Итиота, - сурово спросил он, - где Авапуи? Итиота послушно, как школьница, поднялась с места. - Ушла, - певуче ответила она по - английски и указала пальцем на запад. - Можешь сесть, - спокойно проговорил Маклеод. Он вернулся на место и тоже сел. Лицо его ничего не выражало. "А он здорово держится", - восхищенно шепнул Джонс, Парсел в знак согласия кивнул головой. - Ее найдут, - сказал Маклеод, не повышая голоса. Он взглянул на Джонса и поспешно скомандовал: - Продолжай! Джонс запустил руку в треуголку, вытащил бумажку, развернул ее и прочел: - Маклеод. - Мой выбор сделан, - хладнокровно отозвался Маклеод. - Продолжай. Джонс вытащил новую бумажку и звонко произнес: - Парсел. Парсел улыбнулся. Смешно все - таки выбирать свою собственную жену. Он негромко сказал: - Ивоа. Ивоа уже стояла сзади него. Она уселась справа, прижалась к его плечу, не спуская с него своих великолепных голубых глаз. - Возражаю! - вдруг громко провозгласил Смэдж. Возглас достиг слуха Парсела, но он не осознал его смысла Только по внезапно воцарившейся тишине он понял наконец, что произошло. Он не успел поднять головы, склоненной к плечу Ивоа, не перестал улыбаться ей. Еще несколько секунд после оглушительного выкрика Смэджа улыбка играла на его губах. Потом она медленно потухла, и обычно невозмутимо спокойное лице Парсела выразило глубочайшее удивление. Широко раскрытые глаза, он повернул голову, уставился на Смэджа, как бы не веря своим ушам, потом обвел взглядом собрание. Казалось, он сомне- вается в реальности сцены, которая разыгралась на его глазах. Парсел сидел с видом такого глубокого недоумения, что Смэдж поспешил злобно повторить: - Возражаю. Широко открытыми глазами Парсел уставился на Смэджа Он глядел без гнева, как бы сомневаясь в самом его существовании. - Не хотите ли вы сказать, - произнес он, медленно выговаривая каждое слово, - что требуете себе Ивоа? - Ясно, требую, - подтвердил Смэдж. Наступило молчание. Парсел не мог оторвать глаз от лица Смэджа. Он глядел на него с таким выражением, словно пытало? разгадать какую - то сложную загадку. - Это неслыханно! - проговорил он про себя, по - прежнему не отрывая глаз от Смэджа, как бы надеясь прочесть на его лице разгадку тайны. Потом произнес вполголоса: - Но ведь мы женаты! - все с тем же выражением глубочайшего недоверия, как бы отказываясь понимать столь очевидную нелепость. - А мне наплевать! - огрызнулся Смэдж. Смэдж лежал на земле, подперев голову рукой. Крикнув: "Возражаю!" - он даже не пошевелился. Подбородок у него был срезанный, линия лба уходила назад, и поэтому его толстый нос выдавался вперед даже с каким - то бесстыдством, а щеки были стянуты к носу, так что лицо Смэджа походило на морду животного. На Парсела он даже не оглянулся. Его маленькие, как пуговицы, блестящие черные глазки, глубоко запавшие в орбиты, шарили по лицам присутствующих с беспокойно свирепым выражением. Хотя он не трогался с места, лицо его подергивала мелкая дрожь, с которой он не мог совладать, и нос угрожающе клевал воздух - такими движениями свинья роется своим пятачком в корыте с кормом. Так как Парсел по - прежнему молчал, Маклеод повернулся к Смэджу и строго, как судья, сказал: - Если ты возражаешь, потрудись объяснить почему. - И объясню, - отозвался Смэдж, и так как говорил он с характерным лондонским произношением, слова его звучали особенно дерзко. - Да и объяснять - то нечего. А вас, матросы, я призываю в свидетели. Нам сказали, что будут делить женщин, да или нет? А раз сказали, пускай-ка и Парсел откажется от своей, и пускай ее вместе со всеми разыгрывают по жребию. Парсел, конечно, скажет, что его индианка уже три месяца от него не отходит. Но, по - моему, никаких преимуществ это ему не дает. Совсем напротив! Почему он да он? Почему не кто - нибудь другой для разнообразия? Почему не я? Ивоа, на мой взгляд, здесь, может быть, и не самый лакомый кусок, зато в ней чувствуется высокий класс. Манеры! Манеры, как у самой настоящей леди! Гордая и все такое прочее. Мне она с самого нача