нет, - скомандовал Маклеод, повернувшись к Уайту. Там, где прошел Меоро, на скошенной траве алела в солнечных лучах полоска крови. Уайт сделал было несколько шагов, потом свернул в сторону от полоски и, описав по площадке широкий полукруг, приблизился к телу. Не доходя до трупа шага два, он присел на корточки, повернулся к Маклеоду и утвердительно кивнул головой. Потом медленно, не поднимая опущенных век, пошел обратно тем же обходным путем. Маклеод поставил ружье прикладом на землю и, опершись о дуло обеими руками, поднял свое костлявое лицо, еще более бледное, еще более осунувшееся, чем обычно. Бока его судорожно ходили, словно ему не хватало воздуха, а по ноге пробегала нервная дрожь, с которой он не мог совладать. Иной раз в объятиях Ороа он испытывал это чувство отрешенности, и это оно сейчас пеленой заволакивало ему глаза. Кокосовые пальмы, трава, хижина, коряги на пустыре - все каза- лось ему теперь призрачным. Взгляд его, скользнув по земле, обежал тело Кори. Затем Маклеод уставился на копье, лежавшее у ног убитого. Он, Маклеод, выиграл эту битву: ухлопал, черт по- бери, двух проклятых макак, а остальные разбежались как зайцы. Но победа не принесла ему удовлетворения. Он не чувствовал ничего. Только усталость. И опустошенность. Смэдж вскинул ружье на плечо, но Парсел остался стоять там, где стоял. Он потупил голову, и руки его бессильно свисали вдоль тела. Затем он вдруг задрожал, словно пробудившись ото сна, поднял глаза и встретился с глазами Маклеода. У Маклеода. был мутный, растерянный взгляд, словно он выпил лишнего. - Стало быть, вы не ушли с ними? - вяло осведомился он. Парсел молча кивнул головой, а Маклеод добавил вполголоса, видимо не подумав: - Жаль этих двух, они не самые худшие. Но тут же спохватился - похоже, что он извиняется. Он выпрямился во весь рост, сжал губы, вызывающе оглядел присутствующих и добавил хвастливо, твердым голосом, прозвучавшим фальшиво: - Зато остальные присмиреют. Давно пора показать пример. - Пример!.. - насмешливо повторил Парсел. Он тоже тяжело дышал, и, хотя было нежарко, пот струился по его щекам. - Не беспокойтесь, - горько добавил он, - вашему "примеру" последуют другие. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Не успел Парсел окончить утренний завтрак, как в дверь постучали. Это был Уайт. Желтое лицо его осунулось, глаза ввалились, словно он не спал всю ночь. - Через полчаса соберется ассамблея, - сказал он, еще не отдышавшись от бега. Парсел удивленно поднял брови. - Я вышел из ассамблеи. - Все равно, Маклеод просит вас зайти. Это очень важно. Таитяне ушли в джунгли вместе со своими женщинами. - А он только сейчас это заметил? А когда стрелял в них, думал, что они уйдут сидеть на месте и ждать? - Конечно, это можно было предвидеть, - печально проговорил Уайт, покачав головой. Парсел взглянул на него. Впервые метис вышел из роли безответного гонца и высказал свое личное мнение о происходящем. Со времени раздела женщин он осуждал поведение Маклеода, но не порывал с ним. - Уайт! Уайт был уже у порога. Он оглянулся. - Уайт, почему вы воздерживаетесь, а не голосуете против Маклеода? Метис с минуту молча смотрел на Парсела, как бы прикидывая в уме, имеет ли тот право задавать ему такие вопросы. Но, очевидно, решил, что имеет, и потому кратко ответил: - Я считаю, что Маклеод поступил нехорошо. Голос у него был нежный, певучий, и говорил он более правильным языком, чем остальные матросы. Все было безукоризненно - грамматика, словарь, произношение. Пьяница- поп, воспитавший ребенка, сумел хоть этому его выучить. Стремясь как можно точнее выразить свою мысль, Уайт на миг задумался, потом сказал: - Я считаю, что он нехорошо поступает с таитянами. Он не сказал "с черными". Как и Парсел, он говорил "таитяне". Только они двое из всех островитян-британцев соблюдали этот нюанс: - Но почему же вы не голосовали против него? - нетерпеливо вырвалось у Парсела. - При желании вы могли бы помешать совершиться преступлению. - Я не хотел голосовать против него. - Почему? Уайт снова подозрительно взглянул на Парсела. Очевидно, он решал про себя, не граничит ли эта настойчивость с презрением и посмел бы Парсел .задавать такие вопросы "чистокровному" британцу. Но так как Парсел спокойно выдержал его взгляд и терпеливо ждал ответа, Уайт успокоился. И торжественно провозгласил: - Маклеод сделал мне большое одолжение. - Какое же? - невозмутимо спросил Парсел. Он догадался, что Уайт колеблется, понял причину этого колебания и твердо решил довести свои расспросы до конца. - Поймите, - начал Уайт, - сначала на судне матросы надо мной издевались... - И быстро добавил: - Из-за моего имени. Как это в его духе! Уайт не сказал "из-за моей желтой кожи и раскосых глаз". А сказал "из-за моего имени", будто только в его имени и была причина всех зол. - Ну и что же? - Маклеод никогда надо мной не издевался. "Очевидно, сообразил, что это небезопасно, - подумал Парсел, - и вот из-за такого пустяка, из-за того, что Маклеод предпочел не участвовать в травле, из-за благодеяния, которое вовсе и не благодеяние даже, Уайт преисполнен глубочайшей к нему благодарности..." - Значит, после смерти Рассела вам помог именно Маклеод? - спросил Парсел, взглянув Уайту прямо в глаза. Расселом звали матроса, которого Уайт прикончил в драке ударом кинжала за то, что тот посмел над ним издеваться. - Вы это знали? - удивленно пробормотал Уайт. Парсел утвердительно кивнул головой, и Уайт, потупившись, пояснил: - Нет, Маклеод ничем особенно мне не помог. Не больше, чем другие. - И добавил: - А вы вот знали и ничего не говорили! С минуту он стоял молча, не подымая глаз. Потом посмотрел на Парсела и произнес без всякой связи с предыдущим разговором: - Я вас не любил. - Почему? - спросил Парсел. - Я ведь никогда над вами не смеялся. " - Нет, один раз посмеялись, - возразил Уайт, в упор глядя на Парсела своими раскосыми глазами. Но, будучи человеком щепетильным, пояснил: - По крайней мере мне так показалось. - Я смеялся? - удивленно воскликнул Парсел. - Помните, на "Блоссоме", когда мистер Мэсон сделался капитаном, я пришел к вам и сказал, что капитан ждет вас к завтраку. - Ну и что дальше? - Вы насмешливо подняли брови. - Я?! - озадаченно переспросил Парсел. И вдруг вспомнив, воскликнул: - Вовсе я не над вами смеялся. Мне стало смешно, что Мэсон присвоил себе титул, на который не имел никакого права! - Он добавил: - И вот из-за этого-то вы перешли в лагерь Маклеода! Вместо ответа Уайт кивнул головой. Да это же безумие! Все так нелепо, что хоть в голос кричи! Судьбу островитян решило ироническое движение бровей! Не будь этого, Уайт голосовал бы с ним, с Джонсом, с Бэкером: четыре голоса против четырех! Маклеод ничего бы не мог поделать... - Это же безумие! - вслух сказал он. На лице Уайта появилось жесткое выражение. - Ради бога, не вздумайте опять обижаться, - крикнул Парсел. - Я ведь не сказал: "Вы безумны!" - я сказал: "Это безумие!" - Возможно, я действительно слишком обидчив, - согласился Уайт. Лицо его потемнело. - Но ведь надо мной и в самом деле достаточно поиздевались. Какое-то странное противоречие чувствовалось между самыми обычными словами Уайта и выражением его лица. Долго же надо было терзать этого мирного, спокойного человека, чтобы он стал убийцей. "И только потому, - сказал себе Парсел, - только потому, что Маклеод не принимал участия в травле, только поэтому Уайт помогал ему притеснять таитян!" Просто с ума можно сойти. - Ну, мне пора; - сказал Уайт. Парсел протянул ему руку. Уайт не сразу взял ее, потом агатовые глазки его сверкнули, и он улыбнулся. Парсел ответил ему улыбкой и почувствовал горячее пожатие сухой, аккуратной, небольшой руки. - Ну, - мне пора, - повторил Уайт, не подымая глаз. Парсел присел на порог хижины и стал растирать себе шею. Он тоже плохо спал нынче ночью. И проснулся с тяжелой головой, с болью в затылке, с горечью во рту. Но главное - это тоска... Боже мой, конца этому не будет. Все отравлено, все погибло! Теперь мы обречены жить неразлучно со страхом. Даже ночью, за запертой дверью... "А почему? Почему? - подумал он, с силой сжав голову обеими руками. - Потому что Маклеоду хочется иметь не один акр земли, а два!" Он поднялся и стал шагать взад и вперед по дорожке, судорожно глотая скопившуюся во рту слюну. Тревога, а быть может, дурное предчувствие жгло его. Две смерти, уже две смерти! А сколько завтра? Быть может, он и в самом деле зря помешал Бэкеру?.. Быть может, стоило купить мир ценою смерти одного. "Нет, нет, - почти вслух произнес Парсел, - нельзя так рассуждать. Это значит - дать волю злу". При этой мысли он вдруг почувствовал себя более уверенным, он снова становился собою. И вдруг его пронзила новая мысль, и он застыл на месте. Почему идея ценности любой человеческой жизни казалась ему важнее идеи ценности многих человеческих жизней, которые он мог бы спасти, отказавшись от своей идеи? Какой-то свет блеснул во тьме. Парсел старался ни о чем не думать. Поднял голову и уставился на косые лучи, пробивавшиеся меж пальмовых листьев. По крайней мере хоть этого, пока он жив, никто у него не отнимет. Какая отрада! Мглистая завеса слоями подымалась вверх, уступая место кроткому утреннему свету. В воздухе пахло мокрой травой и дымком - хозяйки разжигали очаг, собираясь готовить завтрак. В роще, по ту сторону Уэст-авеню, пламенели чашечки цветов почти вызывающей яркости, но не все еще слали свой обычный аромат. Вот когда припечет солнце, откроет свои венчики плумерия, и в полдень ее упоительно-сладкое благоухание заглушит все остальные запахи. Он снова присел на порог. А через минуту показалась Ивоа. Она опустилась с ним рядом, положила голову ему на плечо... Теперь, когда близился срок родов, она как-то ушла в себя, и все события островной жизни доходили до нее как бы откуда-то издалека. Несколько минут прошло в молчании, потом Ивоа глубоко вздохнула, раздвинула колени, откинулась назад и оперлась затылком о дверной наличник. Парсел взглянул на Ивоа и осторожно провел ладонью по ее животу, выступавшему поверх юбочки, сплетенной из полосок коры. "В каком страшном мире родится наше дитя!" - вдруг подумалось ему. Он поднялся и стал шагать взад и вперед перед домом. Каждый нерв в нем был напряжен. Ходьба успокоила его, и он снова взглянул на Ивоа. Она сидела в прежней позе, вся округлая, широкая, с туго натя- нутой кожей на светящемся здоровьем лице, устремив куда-то вдаль благодушный, неподвижный взгляд. "Какое спокойствие! - с завистью подумал он. - Какое безмятежное спокойствие!" В эту секунду Ивоа улыбнулась ему. - Пойду лягу, - ласково проговорила она. - Везде мне неловко. И сидя и стоя. - Она вздохнула. - Даже лежать трудно. Она тяжело поднялась и вошла в дом. Через несколько минут на Уэст-авеню показался Джонсон с ружьем через плечо, сутулый, седенький; торчащее вперед брюшко, казалось, обременяло его, как груз. Он еще издали мах- нул Парселу рукой и продолжал свой путь, с трудом волоча ноги по камням и вытянув вперед шею, словно старался помочь себе при ходьбе. Левое плечо оттягивал ремень ружья, и, должно быть, из-за этой тяжести, Джонсона все время кренило влево, так что ему никак не удавалось держаться середины тропки: чем больше он старался идти как положено, тем сильнее его заносило, будто. лодку без рулевого, которая рыскает от одного берега к другому. - Что-то я слишком рано вышел из дома, - пробормотал он, поравнявшись с Парселом. - Уайт говорил, что у Маклеода начнут через полчаса. - Пожалуй, - согласился Парсел. - Заходите, давайте посидим, подождем. Джонсон негромко вздохнул раз-другой, снял с плеча ружье и прислонил его к двери, после чего опустился на порог. - Оно у вас заряжено? - спросил Парсел, садясь рядом с гостем. Джонсон утвердительно кивнул головой. - В таком случае лучше положите ружье на землю, - посоветовал Парсел. Джонсон повиновался. - Зачем мне эта штуковина? Что я с ней буду делать? - начал он дребезжащим голосом, не глядя на Парсела. - Допустим, выскочит из рощи черномазый, а я даже не знаю, сумею ли выстрелить. Я лично никому зла не желаю, - добавил он, растирая ладонью бороду. Парсел молчал, и Джонсон искоса посмотрел на него. - Одного я хочу - спокойствия... Вы мне скажете, - продолжал он, кладя руки на колени, и как-то жалостно поглядел вдаль, - что я выбрал себе неподходящую для этого жену. Господи, боже мой, - произнес он, и в голосе его прозвучала чуть ли не ярость, - в иные дни взял бы ружье и пустил бы ей в пасть пулю! Лишь бы только замолчала! Господи, лишь бы только замолчала! Гнев его утих, и он поднял на Парсела глаза. - Но почему я должен стрелять в черных, никак непойму. Они, черные-то, что мне худого сделали? Ровно ничего. - К сожалению, о вас они не могут сказать того же, - заметил Парсел. - Обо мне? Обо мне? - испуганно залопотал Джонсон. - А я-то им что сделал? Разве я, по-вашему, худо с ними поступил? - Вы голосовали вместе с Маклеодом. - Ах, это! - протянул Джонсон. - Так это же пустяки... - Значит, по-вашему, ваше решение лишить их земли - пустяки? - сухо заметил Парсел. - По-вашему, держать их на прицеле, как вчера, - пустяки? - Но ведь это же Маклеод велел! - крикнул Джонсон. - Ах ты, горе какое! - добавил он, тревожно покачивая головой и искоса поглядывая на Парсела. - Значит, черные на меня рассердились? - Вполне вероятно, - ответил Парсел. - Ах ты, горе какое, вот уж не думал! - ошалело бормотал Джонсон с самым простодушным видом, жмуря свои маленькие красные глазки. - Потому что, видите ли, я, - добавил он, перестав тереть бороду, и многозначительно помахал пальцем перед своим носом, - потому что я очень люблю черных... Парсел молчал; Он начал понимать, почему Джонсон вышел из дома "слишком рано". - Я вам вот что скажу, - старик придвинулся к Парселу и заговорщически улыбнулся, - когда вы встретите черных, - пусть даже они в джунгли забились, не может быть, чтобы вы их хоть случайно не встретили, раз вы их дружок, - и он хитро прищурился, - так вот, скажите им, черным то есть: "Старик Джонсон, мол, вам зла не желает. Никогда он не станет в вас стрелять из ружья, никогда!" Прямо так и скажите, господин лейтенант. Старик Джонсон, мол, ходит с ружьем потому, что так велел Маклеод, но чтобы стрелять в таитян, никогда! Я у вас, господин лейтенант, ни разу ничего не просил, - добавил он горделиво, словно имел право чего-то требовать от Парсела, и ставил себе в заслугу, что не воспользовался своим законным правом, - но сегодня - дело другое, дело-то ведь о моей шкуре идет, а больше я у вас ничего просить не собираюсь. "Старик Джонсон, - так прямо и скажите им, - старик Джонсон, мол, вам зла не желает!" И вовсе не потому, что я боюсь за себя, чего мне бояться, я человек старый, все тело у меня болит, на лице прыщи, и вторая жена еще почище первой оказалась, не хочет быть мне женой, да и все тут. А на что мне такая жена, - с негодованием заключил он, - почему это я должен ее терпеть, раз она мне и не жена вовсе. От волнения и досады он потерял нить своих мыслей и тупо молчал с минуту, водя указательным пальцем перед носом. - О чем это я бишь говорил? - спросил он наконец, яростно растирая алые прыщи на подбородке. - О том, что вы за себя не боитесь, - напомнил Парсел. - Может, вас это и удивляет, но это так. Поверьте слову, господин лейтенант! Какая мне от жизни радость? Желудок не ва- рит, ноги ломит, колени ноют, да еще собственная жена - не жена. Нет, нет, господин лейтенант, не смерти я боюсь, а совсем другого. И он нерешительно добавил: - А правду говорят, господин лейтенант, что черные убьют врага, а потом ему голову отрубят? - Правда. - Ах, ведь горе какое, не нравится мне это, - прошептал Джонсон дрожащим голосом. - Вы мне скажете, на черта тебе твоя голова, коли ты помер? А все-таки... Старик сокрушенно покачал головой. - Вот проклятые дикари! - заговорил он, очевидно забыв, что за минуту до этого клялся в любви к таитянам. - На любое эти гады способны! Ох, нет, - он провел рукой по шее, - не нравится мне это. Не хочу, чтобы меня хоронили в одном месте, а голову в другом. Как же, по-вашему, я отыщу свою голову в день страшного суда? Вы ведь в таких вещах разбираетесь, господин лейтенант, вы ведь у нас знаток библии. Несколько мгновений он испуганно смотрел в пространство, потом снова нагнулся к Парселу и многозначительно шепнул: - Значит, скажете им, что старик Джонсон, мол, зла им не желает. Парсел пристально взглянул на старика. - Послушайте, Джонсон, - сурово проговорил он, - сейчас я вам скажу, чего вам хочется: вам хочется заключить с таитянами мир для себя самого, так сказать мир на особицу, и остаться одновременно в лагере Маклеода. К несчастью, это невозможно. Боюсь, что таитяне не поймут таких тонкостей. - Что же мне делать? - испуганно крикнул Джонсон. И так как Парсел не ответил, он искоса взглянул на него и лукаво спросил: - Что же мне тогда - стрелять в них, что ли? Предположим, встречу я вашего дружка Меани, значит, мне в него стрелять надо? Так, по-вашему, господин лейтенант? От удивления Парсел не нашелся что сказать. Самый настоящий, неприкрытый шантаж. Возможно, старик Джонсон не так уж простодушен. Он неудачник, и поэтому ему приписывают все добродетели. Он бесхарактерен, и поэтому люди закрывают глаза на его пороки. Но стоит ли вечно искать оправдания людям? Рано или поздно трусость себя проявит. И весьма неприглядно. Парсел поднялся. Отвращение, разочарование переполнили его. - Делайте, как найдете нужным, - холодно сказал он. - Вам решать. - Ладно, я не буду стрелять, - испуганно буркнул Джонсон. - Так и скажите им, черным... Парсел ничего не ответил. На Уэст-авеню показались Хант и Джонс. Он помахал им рукой. - Ну, я ухожу - внезапно заявил Джонсон. - А то, чего доброго, еще опоздаю. Взяв ружье, он кивнул Парселу и ушел. Парсел даже не ответил на его поклон. Он смотрел на Джонса, шагавшего по Уэст-авеню. Рядом с великаном Хантом он казался мальчиком, который бежит чуть не вприпрыжку, стараясь не отстать от отца. - Увидел нас и убежал? - крикнул издали Джонс. Юноша шел с пустыми руками, зато Хант, как и Джонсон нес ружье. Очевидно, Уайт и ему, как представителю "большинства", тоже передал приказ Маклеода не выходить из дома невооруженным. - Напугали старика? - крикнул, смеясь, Джонс. Парсел поглядел на него. Завидная, чисто детская способность все забывать! Накануне, узнав о смерти Меоро и Кори Джонс плакал навзрыд. А сегодня он уже утешился. Для этого юнца с горячей кровью, с крепкими мускулами, со здоровыми нервами все было удовольствием, все было игрой. - Где Бэкер? - осведомился Парсел. - Пошел с утра рыбу удить. - Один? - На него хандра напала. Хант стоял немного в стороне, массивный, рыжий, и с высоты своего роста смотрел на говоривших маленькими бесцветными глазками. Ружье он небрежно зажал в пятерне. В его огромной лапище оно казалось не толще дирижерской палочки. - Почему я должен таскать это с собой? - вдруг прорычал он, сердито взмахнув ружьем. Дуло чуть не уперлось в грудь Джонсу, и тот поспешил пригнуть его к земле. - Эй, поаккуратнее! - крикнул он. - Я еще не собираюсь умирать! Взглянув на Ханта, Парсел медленно проговорил: - Потому что вам велел его носить Маклеод. Хант повернулся к нему всем телом, словно шея его была наглухо привинчена к позвоночнику. - А почему Маклеод велел? - Потому что таитяне ушли в джунгли. Конечно, Уайт сообщил эту новость Ханту, но она, видно, не произвела на гиганта ни малейшего впечатления. Пусть даже черные ушли, при чем здесь приказ постоянно носить при себе оружие? - Сегодня ружье, - жалобно бурчал он, сердито рассматривая ружье. - Вчера ружье... Вечно с ружьем. А зачем? И так как Парсел не ответил, он продолжал: - Вчера Маклеод сказал: "Зарядишь ружье и придешь". Жоно, он пришел, - добавил Хант, хлопнув себя по груди, обросшей густой рыжей шерстью. - Он пришел с ружьем, да только с незаряженным. И сегодня тоже. Приставив дуло к груди Джонса, он нажал курок. Собачка щелкнула. - Ну и напугал ты меня, - заметил Джонс. - Зачем заряжать ружье? - продолжал Хант, приставив дуло к груди Джонса. - Спроси своего хозяина, - ответил юноша, отводя дуло. - Не я велел тебе таскать эту штуковину. Вот надоел, - добавил он вполголоса, взглянув на Парсела. - От самого дома пристает - почему да почему. А когда я ему объясняю, не слушает. - Ничего я не знаю, ровно ничего, - буркнул Хант, как бы отвечая на реплику Джонса, адресованную Парселу. - Да и как я узнаю, - добавил он, горестно покачав головой, - раз мне нико- гда ничего не говорят. Он поднес ко рту огромный кулак и стал его покусывать, жалобно и протяжно ворча. Сейчас Хант особенно напоминал мате- рого медведя, который занозил лапу и тщетно старается вытащить колючку. С кряхтением, похожим на стон, он вгрызался себе в руку, поглядывая то на Парсела, то на Джонса, как бы моля их раз и навсегда объяснить ему, Ханту, что же такое делается в этом затуманенном загадками мире, где волей-неволей приходится жить. - Маклеод сам вам все скажет, - заметил Парсел. - Ведь вы с ним голосуете, а не с нами. - Голосую? - как эхо повторил Хант. - Ну, подымаете руку. Хант послушно поднял руку, ту самую, которую кусал. - Вот это значит голосовать? - Вот это. Он опустил руку, пожал плечами и все так же жалобно повторил: - Ничего я не знаю. Ничего мне никогда не говорят. Потом, не дожидаясь своих спутников, поспешно зашагал по направлению к Уэст-авеню. Ружье, которое он нес в гигантскою лапе, казалось игрушечным. Когда Парсел переступил порог хижины Маклеода, его поразило воцарившееся вдруг молчание. В полутемной комнате он в первое мгновение с трудом разглядел лишь какие-то неясные фигуры и торчащие вверх дула. Он сделал шаг вперед и застыл от неожиданности. При галстуке и в ботинках, застегнутый на все пуговицы, столь же величественный, как если бы он восседал в кают-компании "Блоссома", в центре стола сидел Мэсон собствен- ной персоной, имея по правую руку Маклеода. На мгновение Парсел лишился голоса. Маклеод тоже молчал. Он улыбался. - Добрый день, капитан, - проговорил наконец Парсел. - Хм! - хмыкнул в ответ Мэсон, выпрямившись, и его сероголубые глаза неодобрительно уставились на акулий зуб, свисавший с уха Парсела. Маклеод улыбнулся во весь рот. И сразу же на его худом лице проступили под кожей мускулы - четко и ясно, как на рисунке в анатомическом атласе. - Садитесь, Парсел, - предложил он, и голос его дрогнул от ядовитой насмешки. - А то, не дай бог, в землю врастете. Для представителей "меньшинства" были оставлены три свободные табуретки, как раз напротив Маклеода. Парсел, усевшись, вдруг с удивлением ощутил себя голым среди этих вооруженных людей. Огромным усилием воли он постарался скрыть свое изумление, но понимал, что его с головой выдает растерянный взгляд и самое его молчание. Мэсон согласился заседать вместе с матросами! Бок о бок с людьми, которые сожгли его судно, отвергли его авторитет, чуть было не повесили его самого!.. - Капитан, - начал Маклеод. - Бэкер сейчас ловит в бухте рыбу. Возможно, он вернется только к полудню. И поскольку, кроме него, собрались все, я предлагаю начинать, а вы расскажите ребятам, о чем идет речь. И он тоже умерил свой пыл! Величает Мэсона "капитаном", тушуется перед ним! - Матросы, - проговорил Мэсон, - прошлое есть прошлое, и я не буду к нему возвращаться. Если начинается буря, поздно допытываться, кто плохо закрепил парус. Сейчас, когда в джунглях бродят четверо чернокожих, замышляющих человекоубийство, не время спорить или бранить рулевого за то, что он взял не тот курс. Матросы, мы попали в скверный переплет, и, если судно разобьется о прибрежные рифы, мы все, все до единого, пойдем ко дну. Он выдержал паузу и обвел экипаж блекло-серыми глазами. Правой рукой он поддерживал ружье, которое, садясь, поставил между колен. Но прежде чем снова заговорить, он перехватил ружье левой рукой, а правую положил себе на колено, как бы же- лая придать своим словам больше веса. - Маклеод мне сообщил, что у вас уже вошло в обычай решать спорные вопросы голосованием и что вы желаете придерживаться этого порядка. Ну что ж, по-моему, все эти голосования до сих пор не очень шли вам на пользу, но, как я уже сказал, прошлое есть прошлое, и я пришел сюда не критиковать ваши действия, а решить вместе с вами, что нам следует делать дальше. - Хорошо сказано! Очень хорошо, - подхватил Маклеод любезным тоном, словно одобрял оратора в палате общин. - Черные, - твердо продолжал Мэсон, - могут причинить нам вред, лишь застигнув нас врасплох и нападая вдвоем или втроем на одного. Следовательно, нам необходимо носить с собой оружие и держаться, если возможно, группами. Возьмем, к примеру, рыбную ловлю. Предположим, что из соображений безопасности мы отведем для этой цели Роп Бич. Трое или четверо человек спускаются на берег, а другие тем временем стоят на страже у веревки. То же самое и при походах за водой. Всякий раз будем выделять несколько вооруженных мужчин для охраны женщин. И плантации, разумеется, придется обрабатывать всем сообща. - Только временно, - уточнил Маклеод. - Это само собой очевидно. Но пока нужно создать две команды. Первая работает, вторая с оружием в руках охраняет первую. - Если я вас правильно понял, - заметил Парсел, - мы возвращаемся к первоначальным методам. Я имею в виду совместную обработку полей и рыбную ловлю. - Точно, - сердито буркнул Маклеод. - В таком случае весьма печально, что для этого потребовалась война. Ибо, если бы мы придерживались этих методов, никакой войны вообще не было бы. - Я уже сказал, мистер Парсел, что прошлое - это прошлое, - нетерпеливо оборвал его Мэсон. - И теперь не время его вспоминать. Возможно, я лично, более чем кто-либо другой, имею право предъявлять претензии, однако я молчу, - добавил он, по- качав головой. - У меня хватает выдержки молчать. И я считаю, что в данных обстоятельствах каждый обязан забыть свои личные обиды. - К тому же, когда война кончится, мы снова поделим земли, ведь верно я говорю, капитан? - поспешил заметить Маклеод. - Кончится! - иронически протянул Парсел. И добавил: - Я хотел бы знать, как вы рассчитываете кончить эту "войну"? Маклеод и Мэсон переглянулись, и Парсел, перехватив их взгляд, насторожился. Как ни трудно было в это поверить, но эти двое заключили союз. Должно быть, сразу же после убийства двух таитян Маклеод отправился к Мэсону и убедил его оказать помощь "большинству". Тут было пущено в ход все: и священный союз, и борьба белых против черных, британцев против дикарей и т. д. и т.п. В конце концов, если хорошенько вдуматься, то альянс этот не так уж неожидан. Правда, Маклеод и Мэсон чуть было не убили друг друга, но зато у них более чем достаточно точек соприкосновения. - Я сейчас об этом скажу, мистер Парсел, - продолжал Мэ- сон, - и, не бойтесь, мы у каждого спросим его мнение. И даже проголосуем, - добавил он, обращаясь к матросам, и в словах его прозвучала целая гамма противоречивых чувств - от покор- ности до презрительного сожаления. - Проголосуем, поскольку это уже вошло в обычай, - заключил он, слегка приподняв руку, лежавшую на колене. Парсел не мог не восхищаться ловкостью Маклеода. Итак, шотландцу удалось уговорить Мэсона, изобразив ему голосование не как юридически обоснованный акт, а как некий, пусть даже диковатый, но уже укоренившийся обычай. Чисто макиавеллиевский ход. Мэсону наплевать на правовые принципы, зато как стопроцентный англичанин он не может не уважать обычаев. - Капитан, - все так же вежливо напомнил Маклеод, - вы говорили о том, какие меры предосторожности следует принять... - Да, да, именно об этом я и говорил, пока меня не прервали - подхватил Мэсон, даже не взглянув в сторону Парсела... - Дневные нападения меня не особенно тревожат, но вот ночные... - сказал оно видом испытанного вояки. - Черные могут бесшумно приблизиться к любой хижине, поджечь ее, и когда вы выскочите на улицу, полуслепой от дыма, тут же на вас нападут. Вот почему я предлагаю, чтобы на ночь все британцы собирались в хижине таитян. Она стоит не в лесу, а на площадке, и если дополнительно срубить несколько деревьев, мы еще расширим свободное пространство. На некотором расстоянии от дома следует развести костры и осветить опушку; в каждой из четырех стен хижины надо проделать бойницы и выставить часовых, которые будут сменяться через два часа. - Будем нести караул! - вдруг возбужденно воскликнул Джонс, и Парсел с удивлением взглянул на него. Глаза юноши блестели, щеки разрумянились... Джонс уже представлял себе, как темной ночью он стоит, припав к бойнице, сжимая в руках ружье... Его уже втянули в игру. "И он тоже, - печально подумал Парсел. - А ведь еще вчера он оплакивал Кори, Меоро..." - А что мы будем делать с женщинами? - спросил Джон - Я подумал и об этом, - ответил Мэсон с приветливой улыбкой, словно его порадовал этот вопрос. - Женщинам можно будет отвести нижний этаж. Таким образом они будут в безопасности и не помешают нашим операциям. Очень удачно для нас, что таитяне построили себе двухэтажный дом, - добавил он с таким видом, будто это было его личной заслугой. Парсел взглянул на Мэсона и был поражен происшедшей в нем переменой. Сейчас Мэсон был счастлив. По-настоящему счастлив. Витал в мире нелепых фантазий. Капитан снова стал капитаном. Снова обрел свое место на капитанском мостике. Снова намечает курс корабля. Снова стоит у руля. И сумеет прибрать к рукам экипаж. Сначала кротостью. Тактично. На первых порах согласится даже на голосование... "Идиот несчастный! - злобно подумал Парсел. - Когда Маклеод использует его до конца, достаточно будет одного голосования, и Мэсона снова загонят в его хижину". - Капитан, - произнес он, - я не собираюсь оспаривать ваши предложения. Меня удивляет другое: мы говорим так, будто война уже идет. Словно кругом засады и мы готовимся к длительному осадному положению. По-моему, было бы куда разумнее попытаться покончить с этим немедленно. - Я понял вашу мысль, мистер Парсел, - сказал Мэсон. - Но успокойтесь. Мы не позволим черным опередить нас. Мы нападем первыми. Он негромко хлопнул себя ладонью по колену и с силой продолжал: - Да, нападем первыми. Мы не согласны быть дичью. Мы сами будем охотниками. - Если я вас правильно понял, - растерянно пробормотал Парсел, - вы намерены истребить таитян? Мэсон взглянул на Парсела, и в его широко открытых сероголубых глазках тоже мелькнуло удивление. - Безусловно, мистер Парсел. Вы меня поняли совершенно правильно. К сожалению, иного выхода нет. Я считаю, что если черные не будут уничтожены, то британцы при сложившихся обстоятельствах не смогут чувствовать себя на острове в безопасности. - Но это же чудовищно! - крикнул Парсел, вскакивая с места и глядя на Мэсона заблестевшими негодованием глазами. - Ведь таитяне ничего дурного нам не сделали. Ничего, ровно ничего! Их ограбили, унизили. Да еще двоих убили. В ответ на убийство они не сделали ничего, просто ушли в джунгли. А теперь вы хотите их истребить! - Сядьте, мистер Парсел, - спокойно проговорил Мэсон. - Мы здесь белые, и среди нас нет места ссорам. Я считаю, что Маклеод действовал в состоянии законной самообороны, он защищал свою жизнь, и черные... - Он сам их вынудил! - Отнюдь нет. Ему угрожали смертью, и он действовал соответственно. Сядьте, пожалуйста, мистер Парсел. - Всем известно, - крикнул Парсел, - почему Маклеоду угрожали! Он отстранил таитян от раздела земли. - Если вы хотите знать мое мнение, я считаю, что он вполне прав, чернокожие нерадивы... - Ну, конечно! - яростно выкрикнул Парсел. Таитяне всегда неправы, и даже когда их убивают - то по их собственной вине! - Сядьте, пожал... - Я требую голосования, - не слушая, продолжал Парсел. - Я не надеюсь вас убедить, не надеюсь, что голосование даст желаемые результаты, но я хочу, чтобы каждый взял на себя свою долю ответственности! Уайт! Смэдж! Джонс! Хант! Джонсон! - он обвел глазами матросов, и голос его дрогнул. - Сейчас вы будете голосовать. Мистер Мэсон считает, что надо продолжать войну до тех пор, пока на острове не останется ни одного чернокожего! Я против! А теперь решайте! - Здесь нет Бэкера, - заметил Джонс. - Пусть за него голосует Парсел, - протянул Маклеод. - Он всегда голосует с вами, и если бы он сейчас был здесь, вряд ли бы он ни с того ни с сего стал голосовать со мной. Если, конечно, капитан согласен, - добавил он, поворачиваясь к Мэсону. - Ставлю на голосование ваше предложение. Как вы полагаете, капитан? - Что ж, действуйте, - вздохнул Мэсон. Парсел опустился на табуретку. - Приступаем к голосованию, - проговорил Маклеод, и губы его растянул беззвучный смех. Вместе с Мэсоном он мог рассчитывать на шесть голосов против трех. - Кто за? - проговорил он небрежным тоном. - Я воздерживаюсь, - тотчас же крикнул Джонсон. Наступило молчание, потом Смэдж яростно завопил: - Что ты сказал? - Сказал, что воздерживаюсь, - ответил Джонсон, даже не взглянув на него. Положив на колени ружье и повернув дуло в сторону Смэджа, он добавил: - Не советую никому меня трогать. Незабываемое зрелище! Свершилось чудо: испугавшись, что ему после смерти отрежут голову, Джонсон не на шутку расхрабрился. Маклеод пожал плечами. Он мог позволить себе роскошь лишиться одного голоса. - Кто за? - протянул он, делая вид, что ничего не произошло. - Капитан, не угодно ли вам проголосовать! Масон неторопливо поднял руку. Чувствовалось, что делает он это скрепя сердце, хотя голосовалось его собственное предложение. - Смэдж? - спросил Маклеод. Масон опустил руку и уставился в потолок, как бы потеряв интерес к дальнейшей процедуре голосования. - Хант? Хант поднял руку. - Уайт? Уайт не пошевелился. Он сидел, опустив глаза, сжимая желтые пухлые руки на стволе ружья. - Уайт? - повторил Маклеод. - Я против, - произнес наконец Уайт своим нежным голосом. Маклеод побледнел, и лицо его застыло. С тех пор как Уайт впервые воздержался при голосовании, Маклеод уже не так доверял ему, как прежде. А теперь это был открытый разрыв. Уайт перешел в неприятельский лагерь. - Ты хорошенько подумал? - укоризненно спросил он с искусно разыгранной грустью. Хорошо изучив характер Уайта, он понимал, что его не запугаешь. - Подумал, - отозвался Уайт, не подымая глаз. - Я против! - радостно выкрикнул Джонс. - Парсел тоже против. Бэкер тоже. Уайт тоже. Джонсон воздержался. Четыре голоса против четырех. Большинства нет! Предложение Масона отклонено! Он захохотал, откинул голову и подбоченился, широко расставив локти. Когда он наконец успокоился, все молчали. " - Хм! - хмыкнул Мэсон, вдруг вскинув голову. - Что здесь происходит? Что здесь происходит, Маклеод? - хмурясь повернулся он к шотландцу. - Ваше предложение, капитан, не собрало большинства голосов. - Как? Как? - негодующе и нетерпеливо переспросил Мэсон. - Что это значит? - Значит, что оно отвергнуто, капитан. - Отвергнуто! - Мэсон побагровел. - Да это же срам, дерзость! Казалось, сейчас последует взрыв, но капитан сдержался и продолжал более спокойным тоном: - Ну и что ж из этого? Черные по-прежнему в джунглях, а мы по-прежнему здесь. Прошло ли мое предложение, нет ли - ничего не изменилось. - Нет, изменилось, - ядовито заметил Парсел. - Если вам угодно пойти поохотиться за "дичью", то придется вам взять себе в спутники Маклеода, Смэджа да Ханта. Впрочем, насчет Ханта это еще тоже не наверняка, - довожу до вашего сведения, что он не собирается заряжать ружье. - Что это еще за новость? - буркнул Маклеод. - Правда, Хант, что у тебя ружье не заряжено? - Сам увидишь, - отозвался Хант. Нацелившись на Маклеода, он нажал курок. Маклеод упал ничком на пол. - Черт бы тебя побрал! - прогремел он, подымаясь и потирая ушибленное плечо. - Никогда не смей так шутить, слышишь! - Действительно, что за глупые шутки! - с притворным сочувствием проговорил Джонс. Это уже походило на настоящую комедию. Маклеод побледнел от ярости. Но он не осмелился расспрашивать Ханта публично. Боялся, что его ответ будет равносилен переходу Ханта в лагерь противника. "Я победил по всей линии, - подумал Парсел, чувствуя непреодолимую грусть. - Но уже слишком поздно". - Ну и что же? - сказал вдруг Маклеод, словно подслушав мысли Парсела, - что, в сущности, изменило ваше голосование, Парсел? Черные в джунглях. Любят они нас примерно, как мангуст змею, и, голосуй не голосуй, все равно не бросятся в наши объятия. По-моему, черные сейчас придерживаются одинакового мнения с капитаном и считают, что мир на острове может воцариться лишь тогда, когда наши головы будут водружены на копья, а копья для красоты пейзажа воткнуты вокруг их жилья. - Пока ваша голова не будет водружена на копье, - холодно возразил Парсел. - Кто в конце концов обманул таитян во время раздела женщин? Кто не пожелал разделить с ними землю? Кто убил Кори и Меоро? - Не будем ссориться перед лицом общего врага, - торжественно провозгласил Мэсон, взглянув с упреком на Парсела. - Не забывайте, что мы британцы и что любой ценой мы обязаны сохранять единство. "Единство", "общий враг" - ничего не забыто! - Позвольте мне договорить, я хочу ответить Маклеоду, - раздраженно выкрикнул Парсел. - Он уверяет, что таитяне обрекли нас на смерть. А я этому не верю. - Никто вас и не заставляет верить, - протянул Маклеод. - Если не верите, не так уж трудно узнать, что они на самом деле думают: пойдите да спросите их. Опустив глаза, Парсел задумался. Не кроется ли за предложением Маклеода ловушка и не поставят ли ему потом в вину, что он общался с "мятежниками"? - В конце концов, вам не так уж трудно их отыскать, - добавил Маклеод. - Вы ведь в дружбе с ними... и с их женами. Смэдж хохотнул, и все стихло. Парсел понял, что выходки Итии известны всем островитянам. Он поднял голову. - Хорошо, попытаюсь повидаться с таитянами, - медленно проговорил он, - но говорить с ними я буду не от своего имени, а на основании полномочия, которое мне выдаст ассамблея. - Полномочие? Какое полномочие? - вдруг взорвался Масон. - Для того чтобы идти и болтать с неприятелем? Он обернулся к Маклеоду, как бы ожидая его одобрения, но шотландец промолчал. Он считал, что его дружки и так недостаточно воодушевлены и не собираются идти в бой, чего доброго, они еще бросят его в критическую минуту; все свои на- дежды Маклеод возлагал на то, что Парсел, вступив в переговоры с неприятелем, ценой своей жизни докажет остальным, что все без исключения перитани ненавистны чернокожим. - Если идти к ним для