Брон. - Тогда - что-то вроде тематического парка? Джонни рассмеялся. Какой приятный у него был смех - естественный, непринужденный. - Возможно. Я и сам не знаю, зачем создали эту штуку. Это... модель. - Модель. - Прищурившись, я смотрела Вдоль узкой улочки на красный диск заходящего солнца. - Мне приходилось видеть голограммы Старой Земли. И знаете, похоже. Как будто я действительно там. - Модель очень точная. - И все-таки, где мы? Я хочу сказать, возле какой звезды? - Номера я не знаю, - ответил Джонни. - Где-то в Скоплении Геркулеса. Едва удержавшись, чтобы не переспросить, я присела на ступеньку. С появлением двигателя Хоукинга человечество исследовало, колонизировало и связало нуль-Т-каналами множество миров, разделенных порой тысячами световых лет. Но никто еще не пытался достичь бурлящего ядра Галактики. Человечество освоило лишь один из спиральных рукавов и делало сейчас первые шаги за пределы своей колыбели. А тут - Скопление Геркулеса. - Зачем Техно-Центру понадобилось строить копию Рима в Скоплении Геркулеса? - спросила я. Джонни сел рядом. Мы смотрели на голубей, разгуливавших по площади. Внезапно они все разом взмыли в воздух и закружили над крышами. - Этого я не знаю, госпожа Брон. Я многое еще не изучил... да, честно говоря, до последнего времени и не стремился. - Ламия, - негромко произнесла я. - Что? - Зовите меня просто Ламия. Джонни наклонил голову ко мне и улыбнулся. - Спасибо, Ламия. Кстати, сдается мне, они скопировали не один только Рим. Тут вся Старая Земля. Я оперлась ладонями о нагретую солнцем каменную ступеньку, на которой сидела. - Вся Старая Земля? С... континентами и городами? - Думаю, что так. Правда, за пределами Англии и Италии я не был - исключая путешествие морем. Но кажется, аналогия полная. - Бог ты мой! Зачем им все это? Джонни медленно кивнул. - И в самом деле! Только ваш Бог тут ни при чем. И вообще, давайте зайдем ко мне, обсудим все, а заодно и поедим. Похоже, эта модель как-то связана с моим убийством. "Ко мне" так "ко мне". Джонни занимал квартиру в большом доме у подножия мраморной лестницы. Из окон открывался вид на площадь, которую Джонни называл "пьяцца", и лестницу, которая вела к большой церкви из желто-коричневого камня. Внизу, посреди площади, бил фонтан в виде корабля, нарушая плеском воды вечернюю тишину. Джонни сказал, что фонтан проектировал Бернини [Пьетро Бернини - итальянский скульптор XVI века, автор фонтана La Baraccia на Пьяцца ди Спанья в Риме], но это имя мне ничего не говорило. Комнаты были небольшие, хотя и с высокими потолками, мебель неказистая, но украшенная искусной резьбой. Узнать по стилю, когда ее изготовили, я так и не смогла. Никаких признаков электричества или современных бытовых приборов. У дверей и потом, уже наверху, я пыталась заговорить с домом, но он не отозвался. А когда на площадь и город спустились сумерки, за высокими окнами зажглись редкие фонари, в которых наверняка использовался газ или какое-нибудь другое допотопное горючее. - Это из прошлого Старой Земли, - сказала я, прикасаясь к пышным подушкам. И тут только до меня дошло. - Китс умер в Италии. В начале... девятнадцатого века. Или двадцатого? Это... тогда? - Да. Начало девятнадцатого века: 1821 год, если быть точным. - Значит, весь этот мир - музей? - О нет! Различные районы соответствуют различным эпохам. Все зависит от объекта. - Не понимаю. - Мы перешли в комнату, заставленную громоздкой мебелью, и я устроилась у окна на диване, украшенном странной резьбой. Золотистый вечерний свет играл на шпиле той желто-коричневой церкви. На фоне темнеющего неба кружились и кружились белые голуби. - И что же, миллионы... кибридов... живут на этой липовой Старой Земле? - Вряд ли, - ответил Джонни. - Думаю, их тут столько, сколько нужно для каждого конкретного проекта. - Заметив, что я все еще не понимаю, он перевел дыхание и продолжал объяснять: - Когда я... проснулся, здесь были кибриды Джозефа Северна, доктора Кларка, квартирной хозяйки Анны Анчелетти, молодого лейтенанта Элтона и других личностей. Итальянские лавочники, хозяин траттории на той стороне площади, который приносил нам еду, случайные прохожие и так далее. Человек двадцать, не больше. - Что же с ними случилось? - Вероятно, они были... рециркулированы. Как тот человек с косой. - Коса... - Сквозь густой полумрак я пристально поглядела на Джонни. - Так он был кибридом? - Вне всякого сомнения. Картина саморазрушения, которую вы описали, очень характерна. Если бы мне потребовалось избавиться вот от этого своего кибрида, я поступил бы точно так же. Мои мысли понеслись вскачь. Теперь я поняла, как мало знала... и какой была дурой. - Значит, вас пытался убить другой ИскИн? - Похоже на то. - Но зачем? Джонни развел руками. - Возможно, чтобы стереть какой-то квант информации, который исчез бы вместе с моим кибридом. Допустим, я узнал что-то совсем недавно, а другой ИскИн... или другие... догадались, что это знание можно уничтожить, только выведя из строя мою периферию. Я встала, прошлась по комнате и остановилась у окна. Теперь уже по-настоящему стемнело. В комнате были лампы, но Джонни, похоже, не собирался их зажигать. Да и я сейчас предпочитала темноту. Она смягчала ощущение нереальности происходящего. Я заглянула в спальню. Сквозь выходившие на запад окна в комнату проникали последние лучи света; смутно белела постель. - Вы умерли здесь? - спросила я. - Он, а не я, - мягко напомнил Джонни. - Да, он умер здесь. - Но ведь вы помните то же, что и он. - Полузабытые сны - не более. В моих воспоминаниях полно пробелов. - Но вы знаете, что он чувствовал! - Я знаю, что он чувствовал по мнению авторов проекта. - Расскажите. - О чем? - В темноте кожа Джонни казалась бледной, короткие локоны - совсем черными. - Что чувствуешь, когда умираешь и когда рождаешься вновь. И Джонни начал рассказывать. Его голос звучал мягко, почти напевно. Временами он переходил на английский, архаичный и оттого непонятный, но гораздо более приятный на слух, чем та мешанина, на которой говорят в наши дни. Он рассказывал мне, что значит быть поэтом, одержимым стремлением к совершенству и куда более суровым к себе, чем самые злобные из его критиков. А критики были злобными. Его стихи отвергали, над ними смеялись, их называли вторичными и просто глупыми. Бедность не позволяла ему жениться на любимой женщине, однако он ссужал деньгами своего брата в Америке, лишая себя последней возможности обрести наконец материальную независимость. А когда его поэтический дар достиг расцвета и пришел краткий миг славы, он пал жертвой "чахотки" - болезни, которая унесла в могилу его мать и брата Тома. Его отправили в Италию, якобы "на лечение". Он понимал, что это означает на самом деле - одинокую, мучительную смерть в двадцать шесть лет... Он рассказал мне, какие испытывал муки при виде почерка Фанни на конверте, ибо малейшее движение причиняло ему боль. Рассказывал о преданности молодого художника Джозефа Северна, которого "друзья" поэта (покинувшие его в дни болезни) приставили к нему в качестве спутника и компаньона - Северн ухаживал за умирающим и оставался рядом с ним до самой кончины. Он рассказал мне об ужасе ночных кровотечений, о докторе Кларке, который пускал ему кровь и прописывал "физические упражнения и свежий воздух". И наконец, он поведал о полном разочаровании в Боге и беспредельном отчаянии, воплотившихся в сочиненной им самим собственной эпитафии, которая и была высечена на его могиле: "Здесь лежит тот, чье имя написано на воде". Снизу струился тусклый свет, едва обозначающий контуры высоких окон. Голос Джонни, казалось, плыл в воздухе, насыщенном ароматами южной ночи. Он говорил, как после смерти пробудился в той же кровати, в которой умер, и рядом с ним были верный друг. Северн и доктор Кларк. Он знал, что его зовут Джон Китс, но никак не мог отделаться от ощущения, что и сам поэт, и его стихи ему просто приснились. Иллюзии продолжались. Он вернулся в Англию и встретился с Фанни-которая-не-была-Фанни. Он был на грани безумия. Не мог писать. Между ним и самозванцами-кибридами росла стена отчуждения, участились приступы кататонии, сопровождавшиеся "галлюцинациями", в форме которых он воспринимал свое подлинное существование в качестве ИскИна в почти непостижимом (для поэта девятнадцатого века) Техно-Центре. И, наконец, иллюзии полностью развалились. Он вышел из "Проекта Китс". - По правде говоря, - тихо произнес Джонни, - эта зловещая затея все чаще заставляла меня вспоминать отрывок из одного письма, которое я - то есть он - отправил своему брату Джорджу незадолго до болезни: "Разве не может быть так, что неким высшим существам доставляет развлечение искусный поворот мысли, удавшийся - пускай и безотчетно - моему разуму, как забавляет меня самого проворство суслика или испуганный прыжок оленя? Уличная драка не может не внушать отвращения, однако энергия, проявленная ее участниками, взывает к чувству прекрасного: в потасовке простолюдин показывает свою ловкость. Для высшего существа наши рассуждения могут выглядеть чем-то подобным: пусть даже ошибочные, тем не менее они прекрасны сами по себе. Именно в этом заключается сущность поэзии..." [письмо к Джорджу и Джорджиане Китсам: 14 февраля - 3 мая 1819 г., Хэпстед] - Вы считаете "Проект Китс"... злом? - спросила я. - По-моему, любой обман - зло. - Похоже, вы стали Джоном Китсом в гораздо большей степени, чем думаете сами. - Вряд ли. Отсутствие поэтического чутья даже в самой искусно разработанной иллюзии свидетельствует об ином. Я огляделась вокруг. Темные тени темных вещей в темном доме. - ИскИны знают, что мы здесь? - Вероятно. Даже наверняка. Нет такого места, где Техно - Центр не мог бы меня выследить. Но бандиты и полицейские сюда не доберутся. - Но ведь в Техно-Центре есть кто-то... какой-то разум... который хотел вас убить. - Убить меня можно только в-Сети. В Техно-Центре подобное насилие не допускается. С улицы донесся шум. Я надеялась, что это голубь. Или ветер, несущий мусор по булыжной мостовой. - Как Техно-Центр отреагирует на то, что я здесь? - спросила я. - Представления не имею. - Эта модель... она засекречена? - Как вам сказать... Считается, что все это вообще не касается человечества. Я покачала головой, забыв, что Джонни меня не видит. - Вы воссоздаете Старую Землю... заселяете ее воскрешенными людьми-кибридами - кстати, сколько их? Одни ИскИны убивают других, и все это нас не касается?! - Я едва не рассмеялась, но сдержалась. - Фантастика! - Не спорю. Я подошла к окну. Для стрелка, который, возможно, затаился где-то на темной улице, я представляла идеальную мишень, но сейчас мне было все равно. Я достала сигареты. После погони в снежных сугробах они отсырели, но одна все-таки зажглась. - Помните, Джонни, когда вы сказали, что модель полностью воспроизводит Старую Землю, я спросила: "Бог мой, зачем им все это?" А вы ответили: "Ваш Бог тут ни при чем!". Или что-то в этом роде. Вы намекали на что-то? Или просто выпендривались? - Нет, конечно. А намекал я вот на что: у Техно-Центра может быть свой Бог. - Ну-ка, ну-ка. Джонни вздохнул в темноте. - Я не знаю точно, зачем было воскрешать Китса и строить модель Старой Земли. Но есть у меня подозрение, что все это - часть единого проекта, над которым Техно-Центр работает, по меньшей мере, семь стандартных веков. Проекта Высшего Разума. - Высшего Разума, - повторила я, выдыхая дым. - То есть Техно-Центр пытается создать... Бога, что ли? - Да. - Зачем? - На этот вопрос простого ответа нет. Как нет простого ответа на вопрос, почему человечество на протяжении десяти тысяч поколений искало Бога в миллионах обличий. Техно-Центр заинтересован в поиске все более эффективных и надежных способов обработки... данных. - Но для этого у Техно-Центра хватает своих ресурсов. К тому же в его распоряжении мегаинфосферы двухсот миров. - И все равно остаются пробелы в области прогнозирования. Я выбросила сигарету в окно и смотрела, как тлеющий окурок исчезает в темноте. Откуда-то налетел холодный ветер; я поежилась. - Постойте... Старая Земля, воскрешенные люди, кибриды... Какое отношение все это имеет к Высшему Разуму? - Не знаю, Ламия. Восемь стандартных веков назад, в самом начале Первой Информационной эры человек по имени Норберт Винер писал: "Может ли Бог соревноваться со своими творениями? Может ли вообще творец, пусть даже возможности его весьма ограничены, всерьез соревноваться со своими творениями?" Создавая первые ИскИны, человечество искало ответа на этот вопрос. А Техно-Центр с той же целью воскрешает теперь людей. И если программа ВР все-таки будет выполнена, проблема перейдет в ведение высшего творения/творца, цели которого будут столь же недоступны пониманию Центра, как и цели Центра недоступны пониманию людей. Я прошлась по комнате, ударилась коленом о столик и остановилась. - Все ваши рассуждения не дают ответа на главный вопрос: кто пытается вас убить, - сказала я. - Да. Джонни встал и двинулся к дальней стене. Вспыхнула спичка - он зажег свечу. По стенам и потолку заметались наши тени. В следующее мгновение он был уже рядом со мной, и его руки легли мне на плечи. В неярком свете свечи завитки волос и ресницы отливали медью, высокие скулы и твердый подбородок выступили еще рельефнее. - Надо же, какая ты... крепкая, - произнес он. Я посмотрела ему в глаза. Наши лица разделяло лишь несколько дюймов. Мы были одного роста. - Пустите, - сказала я. Вместо этого он поцеловал меня. Губы у него были мягкие, теплые, и они заставили меня забыть о времени. "Он машина, - твердила я себе. - У него человеческая внешность, но на самом деле это машина!". Я закрыла глаза. Его пальцы коснулись моей щеки, шеи, затылка... - Послушай... - прошептала я, когда он на мгновение отпустил меня. Джонни не дал мне договорить. Он поднял меня на руки и понес в спальню. Высокая кровать. Мягкий матрас и толстое стеганое одеяло. Трепещущий огонек свечи в соседней комнате, и мы, торопливо раздевающие друг друга. Мы словно сошли с ума. Повинуясь медленным, ласковым, но властным касаниям, и теплоте, и близости, и все возрастающему влечению, мы снова и снова бросались друг к другу. Помню, как я смотрела на него, а он лежал с закрытыми глазами; его волосы свободно ниспадали на лоб, пламя свечи освещало бледную грудь. А потом его руки - удивительно сильные руки - поднялись мне навстречу. Он открыл глаза и посмотрел на меня, и во взгляде его были только страсть и восторг. Незадолго до рассвета мы заснули. Я повернулась на бок и уже засыпала, как вдруг ощутила его руку на своем бедре. В этом прикосновении было что-то покровительственное, но не унизительное, не собственническое. Он словно бы хотел защитить меня. Они напали на нас сразу после рассвета. Их было пятеро - явно не лузиане, но мужики здоровые. Действовали они четко и слаженно. Я проснулась, когда вышибали входную дверь. Скатившись с кровати, я бросилась к двери спальни и успела заметить, как они входят. Когда бандит, шедший первым, направил на нас станнер, Джонни предупреждающе вскрикнул. Перед сном он натянул хлопчатобумажные трусы, я же так и осталась в чем мать родила. Одежда дает в драке кое-какие преимущества, но главное - это психологический барьер. Если вам удалось преодолеть чувство собственной уязвимости, остальное уже дело техники. Первый бандит заметил меня, но решил сначала парализовать Джонни и тут же поплатился за свою ошибку. Я выбила у него оружие, а потом рубанула ребром ладони по шее, чуть ниже левого уха. Он упал, и тут в комнату ворвались еще двое. У этих хватило сообразительности заняться первым делом мной. Тем временем двое других кинулись к Джонни. Выпад прямыми пальцами я отбила, затем парировала куда более опасный удар ногой и отступила назад. Слева от меня оказался высокий комод. Верхний ящик у него был довольно увесистый, но выдвинулся легко. Приближавшийся ко мне здоровяк успел прикрыть лицо руками (ящик разлетелся в щепки), но эта инстинктивная реакция дала мне возможность атаковать его дружка, и я тут же ею воспользовалась, вложив всю свою силу в прямой удар ногой. Номер второй замычал и повалился на своего сообщника. Джонни сопротивлялся изо всех сил, но один из нападавших схватил его за горло и принялся душить, а другой навалился на ноги. Отбив еще один удар, я бросилась туда и перепрыгнула через кровать. Парень, который держал Джонни за ноги, и пикнуть не успел. Выбив стекло и деревянную раму, он полетел вниз. Кто-то прыгнул мне на спину, мы рухнули на кровать, скатились на пол, и наконец я придавила бандита к стене. Он оказался серьезным противником. Приняв удар на плечо, он извернулся, и его пальцы впились мне в шею под ухом, но сразу пережать нерв он не смог - шейные мышцы у меня что надо. Я вогнала локоть ему в живот и откатилась в сторону. Тот, что душил Джонни, отпустил его и по всем правилам боевых искусств врезал мне ногой по ребрам. Я смягчила удар, но по крайней мере одно ребро он мне сломал. Я не стала церемониться и, резко выбросив вверх руку, схватила его за яйца. Парень завопил и вырубился. Все это время я ни на секунду не забывала про станнер, упавший на пол. Не забыл о нем и последний из наших противников. Он забежал за кровать (там я его достать не могла), встал на четвереньки и пытался нашарить оружие. Превозмогая боль от сломанного ребра, я приподняла массивную кровать (вместе с лежавшим на ней Джонни) и обрушила на своего противника, придавив ему голову и плечи. Нырнув под кровать, я завладела станнером и отступила в свободный угол. Итак, один вылетел в окно. Второй этаж, все в порядке. Тот, что вошел первым, валялся в дверях. Парень, которому я врезала ногой, сумел подняться на одно колено. Изо рта у него текла кровь - сломанное ребро, по-видимому, проткнуло легкое. Дышал он очень тяжело и прерывисто. У того, которого я зашибла кроватью, был раздроблен череп. А тип, душивший Джонни, скорчился у окна. Его рвало. Оглушив его из станнера, я подошла к бандиту, которого ударила ногой, и подняла его за волосы. - Кто вас послал? - Да пошла ты! - Он плюнул кровью мне в лицо. - Как-нибудь в другой раз. Повторяю, кто вас послал? Я нашла вмятину у него на боку и надавила тремя пальцами. Он вскрикнул, побелел и закашлял кровью. На фоне бледной кожи красные пятна казались какими-то слишком яркими. - Ну! Кто? - И я надавила на ребра уже четырьмя пальцами. - Епископ! - Он попытался отодвинуться, увернуться от моих пальцев. - Какой епископ? - Святилище Шрайка... Лузус... Да нельзя же так... О, черт... - Что вы собирались спим... с нами сделать? - Ничего... ой, ради Бога... не надо! Мне нужен врач! - Конечно. Отвечай. - Оглушить его, отвезти обратно в Святилище... на Лузус. Ну пожалуйста! Дышать же нечем. - А со мной? - Если будешь сопротивляться - убить. - Понятно, - сказала я, поднимая его за волосы чуть выше. - Так-то лучше. Зачем он им нужен? - Не знаю. - Он вскрикнул. Краем глаза я продолжала следить за входной дверью. Станнер был у меня в той же руке, которой я держала бандита за волосы. - Я... не... знаю... - Он поперхнулся. Кровь капала мне на руку и на левую грудь. - Как вы сюда попали? - На ТМП... сверху... - Через какой портал? - Не знаю... клянусь... какой-то город в воде. ТМП должен вернуться туда... на автопилоте... пожалуйста! Я разорвала на нем рубашку. Ни комлога, ни оружия. На груди над самым сердцем я заметила татуировку - синий трезубец. - Герильер? - спросила я. - Да... Братство Парвати. Окраина Сети. Ищи их там потом. - Вы все оттуда? - Да... пожалуйста... помоги мне... о, черт... будь человеком... - Он безвольно повис в моей руке. Отпустив его, я отступила на шаг и провела по нему лучом станнера. Джонни сидел, растирая горло, и изумленно смотрел на меня. - Одевайся, - сказала я. - Мы улетаем. На крыше стоял старый "Виккен-Турист" - прогулочная модель с прозрачным корпусом. Папиллярные замки на этих колымагах еще не ставили, и я без особого труда запустила двигатель. Над Францией мы пересекли терминатор, и под нами потянулась бескрайняя водная гладь - Джонни назвал ее Атлантическим океаном. Помимо света звезд темноту нарушали лишь редкие огоньки плавучих городов и буровых платформ да мерцающее в глубинах океана зарево подводных колоний. - Почему мы сели в их машину? - спросил Джонни. - Я хочу узнать, откуда они прибыли. - Он же сказал - из Святилища Шрайка на Лузусе. - Ну что ж, проверим. Я с трудом различала в темноте лицо Джонни, смотревшего на океанскую равнину, лежащую в двадцати километрах под нами. - Как ты думаешь, эти люди выживут? - Один уже мертв, - сказала я. - Парню с проколотым легким нужна помощь. Двое точно оклемаются. Еще одного я выкинула в окно - про этого я ничего не знаю. А что, тебе их жалко? - Да. Насилие - это варварство. - "Уличная драка не может не внушать отвращения, однако энергия, проявленная ее участниками, взывает к чувству прекрасного", - процитировала я. - А они не кибриды? - Думаю, что нет. - Итак, за тобой охотятся, по меньшей мере, две группы: ИскИны и епископ Церкви Шрайка. И мы до сих пор не знаем, зачем. - Слушай, у меня идея. Я запрокинула голову. Над нами сияли незнакомые созвездия - таких я не видела ни на голограммах Старой Земли, ни в известных мне мирах Сети. Света звезд как раз хватало, чтобы видеть глаза Джонни. - Ну-ка! - Ты как-то упоминала Гиперион. Так вот, это натолкнуло меня на одну мысль. Я ведь ничего о нем не знаю. Столь полное отсутствие информации говорит о том, что от меня скрывают что-то важное. - Почему же собака в эту ночь не лаяла? - Что-что? - Ладно, это я так. Давай дальше. - Так вот. Объяснение тут одно: некие элементы Техно-Центра заблокировали для меня доступ к информации о Гиперионе. - Твой кибрид... - Было странно говорить теперь с Джонни в такой манере. - Ты ведь большую часть своего времени проводишь в Сети? - Да. - И что, при тебе никогда не упоминали Гиперион? О нем же то и дело говорят в новостях, особенно когда начинается очередная шумиха вокруг Церкви Шрайка. - Возможно, я и слышал что-нибудь. Может быть, поэтому меня и убили. Я откинулась назад и снова уставилась на звезды. - Вот и спросим об этом епископа. Прямо по курсу появились огни. Джонни объяснил, что это модель Нью-Йорка середины двадцать первого века. Но для какого проекта потребовалось воскрешать этот город, он не знал. Я выключила автопилот и сбавила высоту. Из болот и лагун североамериканского побережья поднимались высокие здания той эпохи, когда в архитектуре господствовал фаллический стиль. В некоторых горели огни. Джонни указал на обветшавшее, но удивительно элегантное сооружение и пояснил: - Эмпайр Стейт Билдинг. - Отлично, - сказала я. - Называй эту штуку как угодно, но ТМП хочет сесть именно здесь. - А это не опасно? Я улыбнулась. - А что в нашей жизни не опасно? Я позволила машине самой выбрать место для посадки, и ТМП опустился на небольшую открытую площадку возле шпиля здания. Мы вышли на растрескавшийся от времени балкон. Было совершенно темно - лишь звезды над головой да редкие огни где-то внизу. В нескольких шагах, там, где когда-то были двери лифта, мерцал тускло-голубой прямоугольник портала. - Я первая, - заявила я, но Джонни уже входил в портал Я достала позаимствованный у бандитов станнер и последовала за ним В Святилище Шрайка на Лузусе я не была ни разу, но сразу поняла, что попала именно туда. Джонни стоял в нескольких шагах впереди меня. Кроме нас двоих, вокруг никого не было. Это темное и холодное помещение чем-то напоминало пещеру (если, конечно, бывают такие громадные пещеры). Под потолком на невидимых тросах висел устрашающего вида идол, расписанный яркими красками и медленно вращающийся от слабого сквозняка. Когда портал вдруг исчез, мы с Джонни разом обернулись. - Кажется, мы сделали за тех парней их работу, а? - прошептала я. Казалось, в этом озаренном красным свечением зале даже шепот отзывается эхом. Собственно, тащить Джонни с собой в Святилище я не собиралась. Свет становился все ярче, однако он не заливал равномерно все помещение, а выхватывал из темноты лишь пятачок в центре зала. Пятно света все расширялось, и наконец мы увидели людей, стоявших полукругом. Я вспомнила, что одни жрецы именуются экзорцистами, другие - причетниками. Есть еще какие-то звания, только я их забыла. Жрецов было человек двадцать, не меньше. Было что-то угрожающее в том, как они стояли, в их черно-красных одеяниях и высоких лбах, на которых отсвечивали красные блики. Епископа я узнала сразу по ярко-красной мантии. Он был лузианин (правда, большинство лузиан выше и стройнее). Я специально не стала прятать станнер. Вдруг они кинутся на нас всем скопом? Оружия я при них не заметила, но под такой широченной рясой можно спрятать целый арсенал. Джонни направился к епископу, и я пошла за ним следом. Шагах в десяти от него мы остановились. Все присутствующие стояли, сидел только епископ. Его деревянное кресло, украшенное искусной резьбой, по-видимому, легко складывалось и занимало в сложенном виде совсем немного места. Чего никак нельзя было сказать о восседавшей на нем груде мышц и жира. Джонни сделал шаг вперед. - Почему вы пытались похитить моего кибрида? - Он обращался только к епископу, как будто здесь больше никого не было. Епископ захихикал и отрицательно покачал головой. - Мой дорогой... существо... Мы в самом деле хотели бы видеть вас в нашем храме. Но у вас нет никаких доказательств, что мы пытались вас похитить. - Доказательства меня не интересуют, - сказал Джонни. - Мне хочется знать, зачем я вам нужен. Сзади послышался шорох; я резко обернулась со станнером наизготовку. Но широкий круг жрецов оставался недвижим. Да и стояли они вне зоны поражения. Я пожалела, что не захватила с собой отцовский пистолет. Низкий и зычный голос епископа, казалось, заполнил собой все огромное пространство Святилища. - Вам наверняка известно, что Церковь Последнего Искупления проявляет постоянный и серьезный интерес к планете Гиперион. - Да. - Несомненно, вам известно также и то, что за последние несколько веков центральное место в мифологии Гипериона заняла личность поэта Китса со Старой Земли. - Да. И что же? Епископ почесал щеку большим красным перстнем, украшавшим его палец. - Поэтому, когда вы изъявили желание отправиться в паломничество к Шрайку, мы согласились. И были весьма огорчены, когда вы вдруг изменили свое решение. Джонни искренне удивился. - Я изъявил желание? Когда? - Восемь дней назад по местному времени, - ответил епископ. - В этой самой комнате. - А я объяснил, почему хочу отправиться в... паломничество к Шрайку? - Вы сказали, что это "важно для вашего развития". Да-да, кажется, вы употребили именно это выражение. Если хотите, мы покажем вам запись. Все подобные разговоры в Святилище фиксируются. Мы можем даже предоставить вам копию, чтобы вы просмотрели ее на досуге. - Спасибо, - сказал Джонни. Епископ повелительно кивнул, и дьякон (или черт его знает кто там он был) тут же исчез в темноте. Минуту спустя он вернулся со стандартным видеочипом в руке. Епископ снова кивнул, и человек, одетый в черное, выступил вперед и вручил чип Джонни. Пока этот парень не вернулся на место, я держала станнер наготове. - Почему вы послали за нами герильеров? - спросила я. Это были первые слова, произнесенные мною в присутствии епископа. Мой голос прозвучал слишком громко и слишком резко. Епископ поднял пухлую руку. - Господин Китс выразил желание присоединиться к нашему священному паломничеству. Для нас это весьма важно, ибо мы верим, что Последнее Искупление близко. Но наши осведомители донесли, что на господина Китса готовится покушение, причем не одно, а несколько. Мало того, неким частным сыщиком - а именно вами, госпожа Ламия - был уничтожен телохранитель кибрид, приставленный к господину Китсу Техно-Центром. - Так это был телохранитель? - Теперь настала моя очередь удивляться. - Конечно, - подтвердил епископ и повернулся к Джонни. - Разве господин с косой, убитый недавно на экскурсионной тропе тамплиеров, не тот самый человек, которого вы неделю назад представили мне как своего телохранителя? Он запечатлен в записи. Джонни ничего не ответил. Казалось, он изо всех сил пытается что-то вспомнить. - Во всяком случае, - продолжал епископ, - до конца недели мы должны узнать: отправляетесь вы в паломничество или нет. "Секвойя Семпервиренс" отбывает из Сети через девять дней. - Но это же тамплиерский звездолет-дерево, - возразил Джонни. - Такие на Гиперион не летают. Епископ улыбнулся. - Этот полетит. У нас есть основания предполагать, что данное паломничество окажется последним. Потому мы зафрахтовали тамплиерский корабль, чтобы как можно больше верующих смогли совершить это путешествие. - Епископ взмахнул рукой, и двое мужчин, облаченных в красно-черные одеяния, отступили назад, в темноту. А когда он встал, двое экзорцистов тотчас выступили вперед и сложили его кресло. - Прошу вас как можно скорее сообщить нам о своем решении, - произнес епископ и удалился. Оставшийся экзорцист проводил нас к выходу. Нуль-Т нам больше не понадобился. Выйдя из ворот Святилища, мы остановились на верхней ступени высокой лестницы, глядя вниз, на центр улья и площадь Мэлл, и вдыхая холодный, пахнущий нефтью воздух. Отцовский пистолет лежал там, где я его оставила, - в ящике. Я убедилась, что магазин полон, загнала его назад и отнесла оружие в кухню, где готовился завтрак. Джонни сидел у длинного стола и глядел через серые окна вниз, на погрузочную площадку. Я принесла омлет и поставила перед ним. Когда я принялась наливать кофе, он поднял голову. - Ты ему поверил? - спросила я. - В смысле, что ты сам захотел? - Ты же видела видеозапись. - Запись можно подделать. - Да. Но эта - подлинная. - Тогда почему ты вызвался участвовать в паломничестве? И почему твой телохранитель пытался убить тебя после того, как ты поговорил с епископом Церкви Шрайка и капитаном-тамплиером? Джонни попробовал омлет, одобрительно кивнул и подцепил на вилку еще кусок. - Телохранитель совершенно незнаком мне. Должно быть, его приставили как раз в ту неделю, память о которой я потерял. Его задача, очевидно, сводилась к тому, чтобы следить, не обнаружил ли я чего-то важного. А если обнаружу - устранить. - И где же находится это "что-то важное"? В Сети? Или в киберпространстве? - Думаю, в Сети. - Нам необходимо узнать, на кого он... оно работало и почему его приставили к тебе. - А я знаю, - сказал Джонни. - Я просто спросил. Техно-Центр ответил, что я сам затребовал телохранителя. Этот кибрид управлялся структурами Техно-Центра, которым у вас соответствуют полиция и служба безопасности. - Тогда спроси, зачем он пытался убить тебя. - Я спрашивал. Они упорно стоят на том, что подобное невозможно. - Тогда почему этот так называемый телохранитель крался за тобой неделю спустя после убийства? - Они заявили, что, поскольку я не обратился в службу охраны после того, как... вышел из строя, органы управления Техно-Центра сами сочли необходимым обеспечить мне защиту. Я рассмеялась: - Тоже мне защита! И почему он кинулся бежать, когда я его выследила? Ну, там, у тамплиеров? Джонни, они даже не пытаются выдумать правдоподобную версию. - Да, действительно. - А епископ? Он ведь тоже не объяснил, откуда у Церкви Шрайка нуль-канал на Старую Землю... или как вы там называете этот ваш искусственный мир. - Но мы ведь не спрашивали. - Да, не спрашивали. Потому что хотели выбраться живыми из этого чертова Святилища. Джонни, казалось, не слышал меня. Он прихлебывал кофе и глядел куда-то мимо. - Что с тобой? - спросила я. Он щелкнул пальцем по губе и посмотрел на меня: - Ламия, здесь какой-то парадокс. - Какой? - Если бы я действительно хотел отправиться на Гиперион... то есть отправить туда своего кибрида, я должен был уйти из Техно-Центра и весь свой интеллект, все сознание передать кибриду. - Почему? - спросила я. И тут же поняла, в чем дело. - Сама подумай. Киберпространство - это абстракция. Наложение информационных структур, порождаемых ИскИнами и компьютерами, на Гибсоновские матрицы, которые исходно предназначались для того, чтобы оператор-человек мог этими структурами управлять. Или, если угодно, форма сосуществования человека, машины и ИскИна. - Но ваша аппаратура - она же должна где-то находиться, - возразила я. - Да, но к "личности" ИскИна это не имеет никакого отношения, - сказал Джонни. - Я могу "быть" где угодно, в любой из взаимно перекрывающихся инфосфер. Мне доступны все миры Сети, киберпространство и, конечно же, все конструкты Техно-Центра. Старая Земля, например. Но только находясь в этой среде, я могу претендовать на "сознание" или управлять периферическими устройствами... вот этим кибридом, например. Я поставила кофейную чашку на стол и посмотрела на устройство, которое не далее чем прошлой ночью делило со мной постель. - Да? - А в колониальных мирах инфосферы бедные, - продолжал Джонни. - Контакт с Техно-Центром поддерживается только по мультилинии, а возможности у нее примерно такие же, как у компьютерных интерфейсов Первой Информационной Эры. В общем, "поток сознания" по ней не передашь. Что же касается собственно Гипериона, тамошняя инфосфера существует разве что в зачаточном состоянии. Да и вообще Техно-Центр, насколько мне известно, не поддерживает никаких контактов с этим миром. - Вы что, вообще не стремитесь контактировать с удаленными колониальными мирами? - Нет, почему же. Техно-Центр поддерживает связь с большинством колоний, с космическими варварами - Бродягами, например, - и с другими источниками, о которых Гегемония вообще не имеет представления. - С Бродягами?! - Это признание меня просто ошеломило. После битвы за Брешию Бродяги превратились в главное пугало Сети. Сама мысль о том, что Техно-Центр, эта конгрегация ИскИнов, которая консультирует Сенат и Альтинг, обеспечивает работу нашей экономики, нуль-сети - по сути, всей нашей технической цивилизации... сама мысль, что Техно-Центр поддерживает отношения с Бродягами, наводила жуть. И что это за "другие источники"? Впрочем, какое мое дело?.. - Но ты же говорил, что туда может отправиться твой кибрид, - сказала я. - А ты "передашь" ему свое сознание. Что ты имел ввиду? Что ИскИн может стать... человеком? Ты действительно можешь существовать только в твоем кибриде? - Однажды это уже сделали, - тихо ответил Джонни. - Воскресили одного субъекта вроде меня. Эзру Паунда, поэта двадцатого века. Он покинул свой ИскИн и бежал из Сети в кибриде. Но этот Паунд был безумен. - А может быть, разумен? - Может быть. - Значит, вся информация и личность ИскИна могут сохраниться в органическом мозгу кибрида? - Конечно, нет, Ламия. Переход сотрет почти все. Не останется и одной десятитысячной части. Органический мозг не может обработать даже самую примитивную информацию так, как умеем мы. Личность, которая получится в результате такой... пересадки, не будет ни личностью ИскИна, ни кибридом, ни человеком в подлинном смысле... Джонни вдруг осекся, отвернулся и уставился в окно. С минуту мы молчали. Потом я протянула руку, но не прикоснулась к нему, а только спросила: - В чем дело? Не оборачиваясь, он продолжил вполголоса: - Быть может, я ошибаюсь. Быть может, удастся получить личность вполне человеческую... или почти человеческую, над-человеческую, если угодно... Личность, несущую в себе элементы пророческого безумия. Если очистить ее от воспоминаний о нашей эпохе, о Техно-Центре... Вдруг она воспроизведет свой прообраз? - То есть Джона Китса? Джонни отвернулся от окна и закрыл глаза. Он был так взволнован, что голос его стал хриплым. В первый раз я слышала, как он читает стихи: Фанатик видит сон и в грезы эти Товарищей зовет; и дикарю Во сне является прообраз Его небес. Как жаль, что не дано им Перенести на лист зеленый иль пергамент Напева нежного хоть слабое подобье, Но лавры не венчают их чело... Поэзии одной дана такая власть: Спасти прекрасной вязью слов Воображение от тьмы И мрачного забвенья. Кто сказать посмеет: "Ты не Поэт - замкни уста!" Ведь каждый, кто душой не очерствел, Поведал бы видения свои, когда б любил И искушен был в речи материнской. А видел этот сон Фанатик иль Поэт, О том узнают, когда писец живой - моя рука - Могильным станет прахом. [Д.Китс "Падение Гипериона". Песнь I, 1-18] - Ничего не понимаю, - пробормотала я. - Что это значит? - Это значит, - и Джонни весело улыбнулся, - что теперь я знаю, какое решение принял и почему. Я хочу перестать быть кибридом. Я хочу стать человеком. И отправиться на Гиперион. Все еще хочу. - И за это решение неделю тому назад тебя кто-то убил, - сказала я. - Да. - И ты хочешь попытаться снова? - Да. - А почему ты не можешь передать свое сознание кибриду прямо здесь, в Сети? - Видишь ли, - пояснил он, - для тебя Сеть - это межзвездное сообщество миров, населенных людьми. Но в действительности она лишь малая часть матрицы реальности Техно-Центра. Оставшись в Сети, я постоянно сталкивался бы с ИскИнами и был бы в полной их власти. Личность Китса, его психическая реальность, неизбежно была бы разрушена. - Действительно, - согласилась я, - тебе надо выбираться из Сети. Но есть ведь другие колонии Почему именно Гиперион? Джонни взял меня за руку своими длинными, теплыми, сильными пальцами. - Неужели ты не понимаешь? Между мной и Гиперионом существует странная связь. Быть может, приснившийся Китсу "Гиперион" каким-то образом связал сквозь бездну времен тогдашнюю личность поэта с нынешним ее воплощением. А кроме того, Гиперион - величайшая загадка нашего века, ключевая научная проблема. И не только научная - есть в нем некая поэтическая тайна. И вполне вероятно, что я... или он... родился, умер и снова родился, чтобы раскрыть эту тайну. - По мне, так это полнейший бред, - сказала я - Мания величия. - Почти наверняка, - рассмеялся Джонни. - Но я никогда не чувствовал себя таким счастливым. - Он схватил меня за плечи, рывком поднял на ноги и обнял. - Ты полетишь со мной, Ламия? Полетишь на Гиперион? Я аж заморгала от удивления. Но не меньше удивил меня мой собственный ответ: - Конечно! Мы пошли в спальню и весь остаток дня не могли оторваться друг от друга. В конце концов мы заснули. А когда проснулись, снаружи, из промышленной траншеи, лился тусклый свет. Была уже третья смена. Джонни лежал на спине, его светло-карие глаза были