- Тео, ты в порядке? Генерал-губернатор утвердительно кивнул и хотел поправить очки у себя, но, обнаружив, что они исчезли, он смущенно отдернул руку и озадаченно уставился на окровавленные пальцы. - Кажется, ударился головой, - заплетающимся языком произнес он. - Нужен твой комлог, - сказал Консул. - Надо вызвать сюда кого-нибудь, чтобы нас подобрали. Тео поднял руку и, хмурясь, осмотрел запястье. - Исчез, - пробормотал он. - Пойду поищу в скиммере. Консул удержал его. Они находились под прикрытием деревьев, но скиммер торчал у всех на виду, да и сама их посадка вряд ли прошла незамеченной. В нескольких метрах от земли Консул увидел на соседней улице нескольких солдат в панцирях. Это могли быть ополченцы, Бродяги или даже морские пехотинцы Гегемонии, но, к сожалению, и те, и другие, и третьи склонны сначала стрелять, а потом думать. - Туда нельзя, - сказал он: - Разыщем какой-нибудь фон. - Он огляделся и тут же узнал этот район. В нескольких сотнях метрах от них высился заброшенный старинный собор, вернее, то, что от него осталось. Кое-где река подмыла берег, и развалины буквально сползли в воду. - Я знаю, где мы, - оживился Консул. - Всего в квартале или двух от "Цицерона". Пошли. - Он забросил руку Тео себе на шею, помогая раненому подняться. - "Цицерон", вот здорово, - прошептал Тео. - Глоток не повредил бы. Треск винтовок и ответное шипение лучеметов донеслись с соседней улицы - той, что южнее. Консул почти взвалил Тео на себя и, согнувшись в три погибели, побрел по узкой набережной к "Цицерону". - Проклятие! - выругался Консул. "Цицерон" горел. Старая гостиница с баром - ровесница Джектауна - уже потеряла три из четырех зданий. Несколько завсегдатаев с ведрами в руках пытались спасти последнее. - А вот и Стен, - Консул указал на массивную фигуру Стена Левицкого в начале цепочки и усадил Тео под вязом на обочине. - Как голова? - Болит. - Сейчас приведу кого-нибудь. Стен Левицкий уставился на Консула так, словно перед ним появился призрак. По черному от сажи лицу великана катились слезы, а в широко раскрытых глазах застыли ужас и недоумение. Для шести поколений семьи Левицких "Цицерон" был не просто домом. Он был их жизнью. Начал накрапывать дождь, и пожар как будто пошел на убыль. Рядом кто-то предостерегающе крикнул - несколько балок прогоревшей части гостиницы рухнули на головешки первого этажа. - Господи Боже, ее больше нет, - пробормотал Левицкий. - Видели? Пристройка дедушки Джири! Нет ее больше. Консул схватил великана за руку. - Стен, нам нужна помощь. Там Тео. Скиммер разбился. Мы должны добраться до космопорта... позвонить по твоему фону. Это очень важно. Стен. Пожалуйста. Левицкий помотал головой. - Фон сгорел. Каналы комлога забиты. Война проклятая. - Он указал на выгоревшую часть старой гостиницы. - Все пошло прахом. Все. Консул в бессильном гневе сжал кулаки. Вокруг толпились люди, но он никого не знал. Хоть бы один знакомый из ВКС или ССО! - Я могу помочь. У меня есть скиммер, - негромко сказал кто-то у него за спиной. Резко обернувшись, Консул увидел человека лет шестидесяти иди чуть старше. Его красивое лицо было черно от копоти, вьющиеся волосы слиплись от пота. - Отлично, - обрадовался Консул. - Буду весьма признателен. - Он прищурился. - Я вас знаю? - Доктор Мелио Арундес, - представился мужчина и бросился к Тео. - Арундес, - на бегу повторил Консул, стараясь не отставать. Это имя было ему знакомо. Бесспорно знакомо. И тут до него дошло: - Боже мой, Арундес! Друг Рахили Вайнтрауб! - Собственно, я был ее научным руководителем, - отозвался Арундес. - Я и вас знаю: вы отправились в паломничество вместе с Солом. - Они остановились возле Тео. - Мой скиммер вон там, - показал Арундес. Под деревьями стоял небольшой двухместный "Виккен-Зефир". - Отлично! Отвезем Тео в госпиталь, а затем - в космопорт. Мне совершенно необходимо попасть туда. - С госпиталем ничего не получится: переполнен, - сказал Арундес. - Но если хотите попасть на свой корабль, я посоветовал бы вам взять генерал-губернатора с собой и воспользоваться бортовой операционной. Консул растерялся: - Откуда вам известно о моем корабле? Арундес распахнул дверцы и помог усадить Тео на узкую скамейку в хвосте, позади двух контурных кресел. - Чего только я не узнал о вас и других паломниках, пока добивался разрешения отправиться в Долину Гробниц! Вы не представляете, как я терзался, услышав, что "Бенарес" уже в пути. - Арундес перевел дух и замолк. Потом поднял глаза на Консула: - Рахиль... жива? Когда она была взрослой женщиной, они любили друг друга, вспомнил Консул. - Не знаю, - честно ответил он. - Вот почему мне нужно поскорее вернуться туда - чтобы помочь ей, если еще не поздно. Мелио Арундес кивнул и занял водительское место, жестом приглашая Консула сесть рядом. - Попытаемся добраться до космопорта. Хотя там сейчас такое творится! Консул тяжело опустился в кресло и поморщился от боли, когда на его избитое тело опустились противоперегрузочные пояса. - Необходимо доставить Тео... генерал-губернатора... в консульство, или резиденцию правительства, или как там оно теперь называется. Арундес покачал головой и включил ускорители: - Консульства больше нет. В новостях передали - уничтожено случайной ракетой. А все официальные лица и чиновники Гегемонии еще до того, как ваш друг отправился вас искать, отбыли в космопорт. Эвакуироваться. Консул оглянулся на Тео Лейна и негромко сказал: - Давайте. Над рекой скиммер попал под обстрел, но пули от корпуса отскакивали, а случайный энерголуч прошел ниже, взметнув вверх десятиметровый столб пара. Арундес орудовал рулем, как сумасшедший: вилял, закладывал виражи, пикировал, делал свечи, а иногда вращал скиммер вокруг оси, как доску на волне. Кресло амортизировало толчки, но Консула все равно замутило. Голова Тео безжизненно болталась из стороны в сторону - он уже давно потерял сознание. - В центре неладно! - Арундес старался перекричать ревущие двигатели. - Я полечу вдоль старого виадука до шоссе, потом на бреющем срежу над пустырями. - Они сделали пируэт над горящим зданием, в котором Консул узнал дом, где когда-то жил. - Шоссе на космопорт открыто? Арундес покачал головой. - Не знаю. Но, думаю, не стоит рисковать. Последние полчаса над ним кружат парапланы. - Бродяги пытаются разрушить город? - Вряд ли. Они могли бы без всяких хлопот сделать это с орбиты. По-моему, они просто хотят окружить столицу. Основные силы десанта садятся минимум в десяти километрах от ее границ. - Кто же им теперь противостоит? Силы самообороны? Арундес рассмеялся, и на его закопченном лице сверкнули крепкие белые зубы. - Эти теперь на полпути к Эндимиону и Порт-Романтику... Хотя четверть часа назад, до того, как каналы забило, сообщили, что и тот и другой атакованы. То, что вы видите, - работа нескольких десятков морских пехотинцев, оставленных оборонять город и космопорт. - Значит, Бродяги не разрушили космопорт? И даже не захватили? - Пока нет. По крайней мере за последние несколько минут. Сейчас сами все увидим. Держитесь! Десятикилометровое путешествие до космопорта по специальному шоссе или по воздушному коридору над ним обычно занимало считанные минуты, Но Арундес, прижав скиммер к земле, полетел в обход. Они то набирали высоту, то снижались, ныряли в долины, лавировали между холмами и деревьями. Консулу стало казаться, что этому изматывающему кроссу не будет конца. Он едва успевал поворачиваться, чтобы уследить за происходящим на склонах холмов и в горящих лагерях беженцев. При виде скиммера люди разбегались кто куда, прячась за валунами и в кустах, прикрывая руками голову. Внизу мелькнул взвод морских пехотинцев ВКС, окопавшийся на вершине холма. К счастью, внимание солдат было сконцентрировано на соседнем холме, с которого летели копья лазерных очередей. Арундес резко увел машину влево и только нырнул в узкий овраг, как верхушки деревьев на его краю взметнулись в воздух, словно срезанные гигантскими ножницами. Наконец они перевалили через последнюю гряду холмов, и впереди показались западные ворота космопорта. Вдоль периметра горели синие и фиолетовые стены силовых и заградительных полей. До космопорта оставался почти километр, когда с земли поднялся яркий лазерный луч, поймал их, и голос в наушниках рявкнул: - Неопознанный скиммер, немедленно сядьте или будете сбиты. Арундес подчинился. Деревья в десяти метрах от скиммера замерцали каким-то призрачным светом, и машину тут же окружили призраки в хамелеоновых скафандрах. Арундес открыл двери, и они с Консулом оказались под прицелом десантных винтовок. - Покиньте скиммер, - скомандовал загробный голос из камуфляжного сияния. - С нами генерал-губернатор, - заявил Консул. - Нам абсолютно необходимо попасть в космопорт. - Хватит рассказывать сказки! - у говорившего был явный акцент уроженца Сети. - Выходите! Консул и Арундес поспешно расстегнули амортизаторы своих кресел и уже начали выбираться наружу, когда с задней скамейки донесся слабый голос: - Лейтенант Мюллер, это вы? - Э-э... так точно, сэр. - Вы узнаете меня, лейтенант? Мерцающий сгусток погас, и перед скиммером материализовался статный морской пехотинец в полной боевой экипировке. Его лицо скрывало черное забрало, но, судя по голосу, он был совсем молод. - Так точно, сэр... господин губернатор. Простите, не сразу узнал вас. Вы ранены, сэр! - Я знаю, что ранен, лейтенант. Потому эти господа и сопровождают меня. Разве вы не узнаете бывшего Консула Гегемонии на Гиперионе? - Простите, сэр. - Лейтенант жестом приказал своим людям ретироваться. - База закрыта. - Конечно, закрыта, - процедил Тео сквозь зубы. - Я сам подписывал приказ. Но при этом я разрешил эвакуацию административного персонала Гегемонии. Вы ведь пропустили их скиммеры, лейтенант Мюллер? Рука в бронеперчатке невольно поднялась, чтобы почесать закрытый шлемом затылок. - Так точно, сэр, пропустил. Но, сэр, это было час назад. Корабли с эвакуированными отбыли и... - Ради Бога, Мюллер, воспользуйтесь своим тактическим имплантом и запросите полковника Герасимова... - Полковник убит, сэр. Восточный участок периметра атаковал катер противника и... - Тогда свяжитесь с капитаном Льювеллином, - приказал Тео и, побледнев, вцепился в спинку кресла Консула, чтобы не упасть. - Но... видите ли, сэр, оперканалы не действуют. Бродяги глушат широкополоску с помощью... - Лейтенант, - Консул ушам своим не поверил, так грубо и хрипло звучал голос Тео, - вы опознали меня и проверили мой имплант. Пропустите нас на поле - или расстреляйте! Морской пехотинец оглянулся на аллею, словно раздумывая, не отдать ли своим людям приказ "Пли!" - Но ведь все корабли ушли, сэр! Тео через силу кивнул. Кровь у него на лбу высохла и запеклась, но из волос показалась свежая струйка. - Задержанный корабль все еще в девятой шахте? - Так точно, сэр. - Мюллер вытянулся в струнку. - Но это гражданский корабль, и ему не пробиться через кордон Бродяг... Тео, не слушая больше, сделал Арундесу знак лететь дальше. Периметр космопорта стремительно приближался. Консул, вспомнив о минных заграждениях, оглянулся и увидел, как лейтенант поднял руку. Фиолетовые и синие энергостены послушно расступились перед скиммером. Никто не стрелял. Через полминуты они уже скользили над летным полем. У северной ограды догорало что-то объемистое. Слева сгрудились военные трейлеры и командные модули, вплавленные в застывшее пластмассовое озеро. Там были люди, подумал Консул, и его снова замутило. Пусковой шахты номер семь больше не существовало - десятисантиметровые стены из армированного углепласта обрушились внутрь, словно картонные. Пусковая шахта номер восемь горела белым пламенем - тут не обошлось без плазменных гранат. Пусковая шахта номер девять была цела и невредима. Нос корабля Консула чуть виднелся сквозь мерцание силового поля третьего класса. - Арест снят? - спросил Консул. - Да. Гладстон санкционировала снятие заград-купола, - прохрипел Тео. - А это обычное защитное поле. Его можно отключить простой командой. В тот самый момент, когда вспыхнули красные огоньки аварийной сигнализации и механические голоса принялись перечислять неисправности, машина опустилась на бетонные плиты поля. Консул и Арундес помогли Тео выбраться из скиммера и на минуту остановились у борта крошечной машины. Кожух двигателя прочертили вмятины от пуль, в фюзеляже зияли пробоины, а обтекатель кое-где оплавился от перегрузок. Мелио Арундес погладил обшивку скиммера и они потащили Тео к дверям шахты и ожидающему их трапу. - Боже мой! - изумился доктор Арундес. - Какое чудо. Я впервые на борту частного звездолета. - В Сети не наберется и полусотни кораблей такого класса. - Консул прикрыл рот иное Тео осмотической маской и осторожно погрузил его рыжую голову в реанимационную камеру с питательным раствором. - Правда, стоит он недешево - несколько сотен миллионов марок. Видите ли, промышленным магнатам и высоким особам Окраины невыгодно использовать военные корабли в тех редких случаях, когда им приходится совершать межзвездные перелеты. - Консул закрыл бак и пошептался с автоматом-диагностом. - Отлично. За Тео можно не беспокоиться. Мелио Арундес, стоя возле старинного "Стейнвея", зачарованно водил пальцем по золоченой крышке рояля. Затем выглянул наружу через прозрачную часть корпуса над втянутым балконом и озабоченно произнес: - У главных ворот стреляют. Пора стартовать. - Как раз этим я и занимаюсь, - ответил Консул, жестом приглашая Арундеса занять место на диване, опоясывающем проекционную нишу. Опустившись на мягкие подушки, археолог огляделся: - Разве здесь нет... э-э... органов управления? Консул улыбнулся. - Что вы предпочитаете? Капитанский мостик? Пульт? Может, штурвал? Корабль! - Да, - раздался из ниоткуда негромкий голос. - Разрешение на взлет получено? - Да. - Силовое поле снято? - Это было наше поле. Я убрал его. - Хорошо, тогда удираем отсюда во все лопатки. Тебе не надо напоминать, что мы в самом пекле? - Нет. Я слежу за развитием событий. Последние звездолеты ВКС покидают систему Гипериона. Морские пехотинцы брошены на произвол судьбы, и... - Анализ оперативной обстановки подождет, - остановил его Консул. - Курс на Долину Гробниц Времени. Вытаскивай нас отсюда. - Слушаюсь, сэр, - отозвался корабль. - Хочу лишь обратить ваше внимание на тот факт, что силам, обороняющим космопорт, не продержаться больше часа. - Принял к сведению, - сердито ответил Консул. - Теперь - взлет. - Сначала я должен ознакомить вас с мультиграммой. Сообщение получено сегодня днем в 1622:38:14 по стандартному времени Сети. - Стоп! - крикнул Консул, замораживая голограмму в процессе возникновения, и половина лица Мейны Гладстон повисла в воздухе. - Тебе приказали показать это перед взлетом? Чьи команды ты исполняешь? - Секретаря Сената, сэр. Госпожа Гладстон полностью приостановила функционирование моих систем пять суток тому назад. Просмотр этой мультиграммы - последнее условие... - Так вот почему ты не подчинился моим приказам из Долины, - догадался Консул. - Да, - спокойно ответил корабль. - Я собирался сказать, что после показа мультиграммы управление мною перейдет к вам. - И тогда ты будешь выполнять все мои приказы? - Да. - Доставишь нас, куда я прикажу? - Да. - Никаких скрытых запретов? - Никаких, насколько мне известно. - Ставь свое послание, - приказал Консул. Линкольновское лицо Мейны Гладстон закачалось посреди проекционной ниши в облаке пятен и искр, непременно сопровождающих мультипередачи. - Рада узнать, что вы вернулись живым и невредимым из путешествия к Гробницам Времени, - сказала она Консулу. - Теперь прошу вас вступить в переговоры с Бродягами и только после этого вернуться в Долину. Скрестив руки на груди, Консул уставился на Гладстон. Солнце садилось. Считанные минуты отделяли Рахиль Вайнтрауб от небытия. Еще немного, и младенец, издав свой первый и последний крик, исчезнет. - Понимаю, как важно для вас немедленно вернуться к друзьям, - продолжала Гладстон, - но ребенку вы ничем не поможете... Эксперты Сети заверили нас, что ни криогенный сон, ни фуга не смогут остановить развитие болезни Мерлина. Солу это известно. Сидевший напротив Арундес тихо заметил: - Это правда. Они экспериментировали не один год. Фуга убьет ее. - ...вы можете искупить свою вину перед миллиардами жителей Сети... - говорила тем временем Гладстон. Консул наклонился к голограмме и подпер подбородок кулаком. Его буквально оглушил стук собственного сердца. - Я знала, что вы откроете Гробницы Времени, - продолжала Гладстон. Ее печальные карие глаза смотрели прямо на Консула, будто видели его насквозь. - Прогнозисты Техно-Центра доказали, что ваша верность Мауи-Обетованной, верность памяти деда и бабушки пересилит все остальное. Пришла пора открыть Гробницы Времени, но только вы способны были включить устройство Бродяг, прежде чем они сами на это решатся. - Все, сыт по горло, - сдавленным голосом произнес Консул и встал, отвернувшись от проекции. - Выключи сообщение, - приказал он кораблю, зная наперед, что тот не подчинится. Мелио Арундес, шагнув сквозь проекцию, схватил Консула за руку своими сильными пальцами: - Выслушайте ее. Пожалуйста. Консул отрицательно покачал головой, но в нише остался. - Случилось самое худшее, - сказала Гладстон. - Бродяги вторглись в Сеть. Небесные Врата в огне. Меньше чем через час волна уничтожения захлестнет Рощу Богов. Вы должны встретиться с Бродягами в системе Гипериона и вступить с ними в переговоры. Используйте все ваше мастерство и склоните их к диалогу с нами. Бродяги не отвечают на наши обращения по мультилинии и радио, но мы предупредили их о вашей миссии. Мне кажется, они вам по-прежнему доверяют. У Консула вырвался стон. Он отвернулся, избегая сурового взгляда Гладстон, и ударил кулаком по крышке рояля. - Дорогой Консул, счет пошел на минуты. Прошу вас, разыщите сначала Бродяг. А потом можете вернуться в Долину, если сочтете нужным. Кому, как не вам, знать, что несет с собой война. Если мы не сумеем напрямую связаться с Бродягами, погибнут миллионы. Решение принимать вам, но помните - это последний шанс добраться до истины и сохранить мир. Не отказывайтесь от него! Я свяжусь с вами по мультилинии, когда вы достигнете Роя... Изображение Гладстон задрожало, потускнело и исчезло. - Отвечать? - спросил корабль. - Нет. - Консул мерил шагами пространство между "Стейнвеем" и проекционной нишей. - За последние двести лет ни одному кораблю или скиммеру не удалось совершить посадку в Долине, не лишившись при этом экипажа, - вполголоса произнес Мелио Арундес. - Гладстон, видимо, известно, как опасен ваш план. Вряд ли, вернувшись в Долину, вы увильнете от Шрайка и доживете до встречи с Бродягами. - Теперь там все по-другому, - бросил Консул, не глядя на археолога. - Приливы времени взбесились. Шрайк разгуливает, где ему заблагорассудится. Возможно, все эти странности с исчезновением экипажей тоже отошли в прошлое. - А может и нет. Корабль благополучно сядет в Долине, а нас на борту не будет, - возразил Арундес. - Проклятье! - воскликнул Консул, резко обернувшись. - Вы же знали, чем рискуете, когда присоединились ко мне! Археолог покачал головой. - Вы неправильно меня поняли. Мне наплевать на опасность, если есть шанс помочь Рахили... Хотя бы увидеть ее напоследок. Но вы - дело другое. От вас, возможно, зависит судьба человечества. Консул сжал кулаки и, словно зверь в клетке, заметался по кают-компании. - Сколько можно лгать! Я уже был пешкой в игре Гладстон. Она использовала меня... цинично... расчетливо. Послушайте, Арундес, я убил четырех ни в чем не повинных Бродяг, перестрелял одного за другим, чтобы включить их проклятую машину. Думаете, они встретят меня с распростертыми объятиями? Темные внимательные глаза археолога были устремлены на Консула: - А Гладстон уверена, что вам удастся найти с ними общий язык. - Кто знает, что мне удастся, а что не удастся? И о чем на самом деле думает Гладстон? Гегемония и ее взаимоотношения с Бродягами меня больше не интересуют. Поймите вы это наконец! Все, что я могу сказать и тем, и другим: "Чума на оба ваших дома!" - И вас не трогает судьба человечества? - Я не имею чести быть знакомым с человечеством, - помолчав, сказал Консул. - Я знаю Сола Вайнтрауба. Рахиль. Женщину по имени Ламия Брон, которая сейчас при смерти. Отца Поля Дюре. И Федмана Кассада. И... Его прервал спокойный, ясный голос корабля: - Северный оборонительный рубеж космопорта прорван. Приступаю к заключительным предстартовым операциям. Пожалуйста, займите свои места. Консул с трудом побрел к проекционной нише. Внутреннее силовое поле, включенное кораблем, резко увеличило свой вертикальный градиент, прижимая предметы к положенным им местам и защищая пассажиров куда надежнее, чем любые ремни или амортизаторы. В космосе его давление хотя и ослабнет, но сохранится, заменяя гравитацию. В голонише появился столб тумана, а в нем - изображение окрестностей. Шахта и космопорт, быстро уменьшаясь, исчезли внизу, после чего линия горизонта и далекие горы подпрыгнули и закачались - корабль уворачивался от зенитных ракет. Несколько лучевых пушек попытались взять их в клещи, но внешние поля легко отразили атаку. Горизонт вдруг резко отдалился и выгнулся, а лазурное небо потемнело и через несколько секунд обернулось черной космической ночью. - Место назначения? - спросил корабль. Консул закрыл глаза. За его спиной зазвенели колокольчики, сигнализируя, что Тео Лейна пора перенести из реанимационной камеры в хирургический блок. - Сколько времени осталось до встречи с флотом Бродяг? - спросил Консул. - Тридцать минут до Роя как такового, - ответил корабль. - А когда мы войдем в зону поражения? - Они уже взяли нас на прицел. Лицо Мелио Арундеса оставалось невозмутимым, но пальцы, сжимавшие подлокотник, побелели от напряжения. - Хорошо, - сказал Консул. - Направляйся к Рою. Избегай кораблей Гегемонии. Сообщай по всем каналам, что мы - безоружный дипломатический корабль, испрашивающий согласия вступить в переговоры. - Это послание, санкционированное секретарем Сената, передается по мультилинии и на всех частотах. - Отлично, - упавшим голосом произнес Консул и указал на комлог Арундеса. - Который час? - Шесть минут до рождения Рахили. Консул откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза. - Ваш долгий путь никуда не привел, доктор! Археолог встал и, освоившись с искусственной гравитацией, медленно направился к роялю. Постояв несколько минут на месте, он выглянул в иллюминатор, за которым в, бархатно-черном небе сиял лазурный полумесяц стремительно удаляющейся планеты. - Посмотрим, - прошептал он. - Посмотрим. 38 Сегодня мы выехали на болотистую бесплодную равнину. Я узнал ее - это Кампанья. И, как бы в честь данного события, на меня накатывает новый приступ кашля. Кровь хлещет ручьем, и на этот раз гораздо сильнее, чем ночью. Ли Хент вне себя от тревоги и собственного бессилия. Ему приходится держать меня за плечи во время судорог, а потом чистить мою одежду тряпкой, смоченной в ближайшей речушке. После того, как приступ миновал, он тихонько спрашивает меня: - Что еще я могу сделать для вас? - Собирайте полевые цветы, - произношу я, задыхаясь. - Именно этим занимался Джозеф Северн. Хент отворачивается, поджав губы. Не понимает, что это не бред и не злая ирония больного, а чистая правда. Маленькая коляска и усталая лошадь тащатся по Кампанье, все ощутимее встряхивая нас на ухабах. Вечереет. Мы проезжаем мимо лошадиных скелетов, валяющихся у самой дороги; мимо развалин старой гостиницы и величественно замшелых руин виадука и, наконец, мимо столбов, к которым прибито что-то вроде палок белого цвета. - Указатели? - спрашивает Хент, не догадываясь, что скаламбурил. - Почти, - отвечаю я. - Кости бандитов. Хент таращится на меня, подозревая, что болезнь окончательно помутила мой разум. Возможно, он прав. Позже, уже выбравшись из болот Кампаньи, мы замечаем вдали движущееся красное пятно. - Что это? - взволнованно спрашивает Хент. Я понимаю его: он все еще верит, что с минуты на минуту нам встретятся люди, а там и исправный портал. - Кардинал, - отвечаю я, не покривив душой. - На птиц охотится. Хент обращается к своему увечному комлогу. - Кардинал - это же птица... - недоуменно говорит он. Я киваю в знак согласия, смотрю на запад, но красное пятно уже исчезло. - А также духовное лицо, - замечаю я. - Как вам известно, мы приближаемся к Риму. Хент смотрит на меня, морща лоб, и в тысячный раз посылает общий вызов по комлогу. Но вокруг полная, ничем не нарушаемая тишина. Ритмично поскрипывают деревянные колеса веттуры; монотонно высвистывает трель за трелью далекая птица. Может быть, кардинал? Мы въехали в Рим, когда облака зазолотились в первых отблесках заката. Наша хрупкая коляска, трясясь по булыжной мостовой, вкатывается в Латеранские ворота, и за ними сразу же открывается Колизей. Заросший плющом, загаженный тысячами своих жильцов-голубей и несравненно величественный. Куда более величественный, чем знакомый по голограммам его каменный портрет. Сейчас мы видим его в былом обличье, не стиснутым нелепыми экобашнями. Он царственно расположился среди полей и хижин, на границе города и мира. На почтительной дистанции от него раскинулся Рим - россыпь крыш и руин на легендарных семи холмах, но Колизей затмевает все. - Боже, - шепчет Ли Хент. - Что это? - Все те же кости бандитов, - я пытаюсь шутить, еле-еле выговаривая слова в страхе перед новым приступом кашля. Мы едем под перестук копыт по пустынным улицам Рима - города Старой Земли девятнадцатого века. Между тем вечер вступает в свои права, набрасывая на все покрывало мрака. Нигде ни души, лишь над куполами и крышами Вечного Города кружат голуби. - Где же люди? - испуганно шепчет Хент. - В них нет необходимости, - отвечаю я, и мои слова отдаются странным эхом в темном каньоне городских улиц. Езда по булыжной мостовой ничуть не приятнее, чем по ухабам проселочных дорог. - Это что, какая-то фантопликация? - неуверенно спрашивает Хент. - Остановите повозку, - предлагаю я, и послушная лошадь тут же застывает на месте. - Пните его, - говорю я Хенту, указывая на большой камень на мостовой. Глядя на меня исподлобья, он все же спускается, подходит к камню и в сердцах пинает его. В следующую секунду из зарослей плюща и с колоколен взлетает несметное множество голубей, вспугнутых его отчаянной бранью. - Как и доктор Джонсон, вы на опыте убедились в объективной реальности сущего, - говорю я. - Это не фантопликация и не сон. Не более, чем вся наша жизнь. - Почему они забросили нас сюда? - горестно шепчет помощник секретаря Сената, уставившись в небо. Можно подумать, сами боги слушают нас, прячась за темнеющим пологом вечерних облаков. - Что им надо? "Им надо, чтобы я умер, - догадка сражает меня, как резкий удар в грудь. Я почти не дышу, стараюсь не делать глубоких вдохов - авось удастся избежать приступа. Мокрота бурлит и клокочет в горле. - Им надо, чтобы я умер у вас на глазах, Хент". Кобыла между тем трогается с места, сворачивает направо, в первый переулок, еще раз направо, выезжает на улицу пошире - в реку мрака и отзвуков копыт, и, наконец, останавливается у верхней площадки гигантской лестницы. - Приехали, - говорю я, с трудом вылезая из повозки. Ноги затекли, в груди ноет, ягодицы - сплошная рана. В голове вертится зачин сатирической оды на приятности странствий. Хент следует за мной - и застывает на самом верху исполинской раздвоенной лестницы, недоверчиво уставившись на свои руки, словно это муляж: - И куда же мы приехали, Северн? Я указываю на площадь внизу, у подножия лестницы. - Пьяцца ди Спанья, Площадь Испании, - говорю я и вдруг мне приходит в голову: как странно, что Хент называет меня Северном. Ведь я перестал им быть, как только мы въехали в Латеранские ворота. Точнее, в тот миг ко мне вернулось мое прежнее настоящее имя. - Не пройдет и десятка лет, - шепчу я, - как эту лестницу назовут Испанской. - Я начинаю спускаться по правому маршу и тут же спотыкаюсь. Голова кружится. Подоспевший Хент едва успевает подхватить меня. - Вы не можете идти, - говорит он дрогнувшим голосом. - Вы тяжело больны. Я указываю на старое здание, обращенное глухой стеной на лестницу, а фасадом - на площадь. - Уже недалеко, Хент. Вот оно, наше пристанище. Хмурый взор помощника Гладстон останавливается на пресловутом здании: - Для чего нам этот дом? Что нас ожидает в нем? Не могу сдержать улыбку - Хент, самый непоэтичный человек на свете, заговорил в рифму. Я тут же вообразил, Как мы полуночничаем в этом старом доме, и я обучаю его тонкостям использования цензуры, или радостям чередования ямбической стопы с безударным пиррихием, или сладкому злоупотреблению спондеями. И опять я кашляю, не могу сдержаться. По ладоням на рубашку струится кровь. Хент помогает мне спуститься и пересечь площадь, где творение Бернини - фонтан-ладья - плещет и журчит в темноте, а затем, следуя за моим указательным пальцем, вводит меня в черный прямоугольник дверного проема - дверь дома номер 26 на Площади Испании. Вспомнив невольно Данте, я почти явственно вижу наддверной притолокой: "Оставь надежду, всяк сюда входящий". Сол Вайнтрауб стоит у входа в Сфинкс и грозит кулаком Вселенной. Сгущаются сумерки, все ярче сияют открывающиеся Гробницы, а его дочь все не возвращается. Не возвращается. Шрайк забрал ее, положил крошечное тело новорожденной на стальную ладонь и исчез в жутком светящемся облаке, которое даже сейчас не впускало в себя Сола, давило на него, точно огненный ураган из недр планеты. Сол пытался продвигаться наперекор ему, но оно снова и снова отбрасывало его назад. Солнце Гипериона зашло. Разбуженный спустившимся с горных вершин холодным воздухом, ветер ринулся в долину. Обернувшись, Сол увидел, как пляшут алые песчинки в сиянии открывающихся Гробниц. Гробницы открываются! Щурясь от холодного, режущего глаза света, Сол поглядел вглубь долины, где сквозь завесу пыли проступали зеленоватые болотные огни - остальные Гробницы. По дну долины протянулись длинные чередующиеся полосы света и тени. Последние блики заката соскользнули с облаков, и в мире воцарились ночь и воющий ветер. Неужели ему почудилось? В дверном проеме соседней Нефритовой Гробницы что-то мелькнуло. То и дело оглядываясь на дыру, поглотившую Шрайка с его дочерью, Сол неуклюже спустился с крыльца Сфинкса и, ежась от ветра, старческой трусцой побежал по тропе. Что-то медленно выплыло из овальной двери Гробницы - смутный силуэт в луче света, идущего изнутри. Человек? Шрайк? Если это Шрайк, он бросится на монстра и будет трясти, пока тот не вернет Рахиль - или пока один из них не рухнет замертво. Но это не Шрайк. Силуэт человеческий, теперь Сол был в этом уверен. Человек пошатнулся и прислонился к стене Нефритовой Гробницы. Ранен? Устал? Это молодая женщина. Рахиль! Сол словно воочию увидел прилетевшую сюда пятьдесят с лишним стандартолет назад деловитую аспирантку, которая лазала по Гробницам, не подозревая об уготованной ей участи. Сол всегда думал, что если его девочка спасется, если болезнь уйдет из нее, она снова проделает путь от младенца до девушки и женщины. Но почему бы Рахили не вернуться в обличье двадцатишестилетней девушки, когда-то переступившей роковой порог? Сердце Сола стучало так громко, что он перестал слышать вой ветра. Он помахал фигурке, почти скрывшейся за песчаной завесой. Женщина помахала в ответ! Сол побежал ей навстречу и, остановившись в тридцати метрах от гробницы, крикнул: - Рахиль! Рахиль! Женщина - черный силуэт на белом овале входа - отошла от косяка, ощупала обеими руками лицо, что-то крикнула (ветер унес слова) и начала спускаться по ступеням к тропе. Сол мчался, не разбирая дороги, спотыкаясь, падая, не обращая внимания на боль. Когда он выскочил на тропу, ведущую к лестнице Нефритовой Гробницы, женщина вышла из конуса света ему навстречу. Сделав несколько шагов, она пошатнулась. Сол успел подхватить ее и осторожно опустил на песок. Песчинки хлестали его по спине, темпоральные волны налетали невидимыми тошнотворными вихрями. - Это я, - прошептала она и коснулась щеки Сола. - Все вправду. Я вернулась. - Да, - ответил Сол, откидывая спутанные кудри со лба женщины и загораживая ее от ветра и песка. - Все хорошо, - негромко произнес он, стараясь незаметно смахнуть навернувшиеся на глаза слезы разочарования. - Все хорошо, Ламия. Вот вы и вернулись. Мейна Гладстон вышла из пещеры Военного Кабинета в коридор, где сквозь длинные полосы толстого перспекса можно было любоваться окрестностями Олимпа до самой Фарсиды. Далеко внизу бушевала гроза, которая отсюда, с высоты почти двенадцати километров, выглядела как безобидное перемигивание молний сквозь мерцающую кисею статического электричества. Ее помощница Седептра Акази вышла следом и молча встала рядом с секретарем Сената. - Так ничего и не слышно о Ли и Северне? - спросила Гладстон. - Ничего, - ответила Акази. - Руководство Техно-Центра утверждает, что в работе портала произошел какой-то сбой. Гладстон холодно усмехнулась: - Вот именно. Ты можешь припомнить хоть один случай такого сбоя? Где-нибудь? - Нет, госпожа секретарь. - Вот видишь! Техно-Центр не удосуживается даже врать правдоподобно. Возомнили, что могут похищать, кого пожелают, потому что мы целиком зависим от их поддержки. И знаешь что, Седептра? - Что? - Они правы. - Покачав головой, Гладстон повернулась к длинному спуску, в Военный Кабинет. - Минут через десять Бродяги окружат Рощу Богов. Пойдем-ка вниз, к остальным. Встреча с Советником Альбедо состоится сразу после совещания? - Да, сразу. Но, Мейна, простите, некоторые считают, что слишком опасно идти с ними на открытую конфронтацию. Гладстон остановилась на пороге Военного Кабинета. - Почему? - спросила она, улыбнувшись на этот раз искренне. - Думаете, Техно-Центр "исчезнет" меня так же, как Ли с Северном? Акази не решилась возразить и лишь с мольбой протянула руки. Гладстон ласково коснулась плеча молодой женщины: - Если даже они на это пойдут, Седептра, то окажут мне неоценимую услугу. Но вряд ли. Дело зашло настолько далеко, что один человек не в силах повлиять на ход событий. По крайней мере они так считают. - Гладстон убрала руку с плеча Седептры, и ее улыбка погасла. - И, может быть, они правы. Обе женщины молча спустились к ожидавшей их группе военных и политиков. - Миг близится, - торжественно произнес Сек Хардин, Истинный Глас Мирового Древа. Эта фраза вывела Поля Дюре из задумчивости. За прошедший час отчаяние и горечь, пройдя горнило смирения, сменились чувством, близким к радости от сознания, что отныне он навсегда освободился от ответственности, обязанностей, необходимости принимать решения. Дюре и духовный лидер Братства тамплиеров молча любовались закатом над Рощей Богов и высыпавшими на небе звездами - среди которых не псе были звездами. Дюре, правда, немного смутило, что в такую минуту глава тамплиеров обособился от своих братьев. Но, поразмыслив над верованиями последователей Мюира, он пришел к выводу, что они предпочитают встречать смертельную угрозу поодиночке, рассыпавшись по священным платформам и сокровенным беседкам священнейших своих деревьев. Иногда Хардин шептал короткие фразы в свой капюшон, видимо, связываясь с кем-то по комлогу или импланту. Как бы то ни было, не так уж и плохо ожидать конца света на вершине высочайшего дерева в галактике, наслаждаясь шелестом ветерка в мириадах листьев и глядя в бархатное небо, где мерцали звезды и плыли две луны. - Мы попросили Гладстон и других правителей Гегемонии не оказывать сопротивления и не направлять к нам военные корабли ВКС, - неторопливо сказал Сек Хардин. - Разумно ли это? - спросил Дюре. Он уже знал от Хардина о печальной судьбе Небесных Врат. - Флот ВКС не готов к серьезной схватке с Бродягами, - ответил тамплиер. - Остается лишь надеяться, что с нами обойдутся, как с мирными жителями. Отец Дюре кивнул и переменил позу, чтобы лучше видеть великана-тамплиера. Единственным источником света, помимо звезд и лун, были тусклые люм-шары на ветвях под платформой. - Но ведь вы сами вызвали эту войну. Именно вы помогли Церкви Шрайка ее развязать. - Нет, Дюре. Дело не в войне. Братство ведало, что ему суждено участвовать в Великих Переменах. - А что это такое? - Суть Великих Перемен в том, что человечество отныне будет играть роль, предначертанную ему естественным порядком Вселенной. До сих пор оно было раковой опухолью в ее теле. - Раковой? - Это такая древняя болезнь, при которой... - Да-да, - перебил его Дюре, - я знаю, что такое рак. Но при чем здесь он? Что общего между раком и человечеством? В негромком и выразительном голосе Сека Хардина появилась не свойственная ему горячность. - Мы расползлись по всей галактике, как раковые клетки по живому организму. Размножаемся, не задумываясь о бесчисленных живых существах, которые гибнут или хиреют в биологических тупиках, дабы мы плодились и благоденствовали. Безжалостно истребляем своих конкурентов по разуму... - Кого, например? - Хотя бы эмпатов Сенешаи на Хевроне. Или болотных кентавров Сада. Вдумайтесь, Дюре: всю экосистему Гардена разрушили до основания, чтобы несколько тысяч людей-колонистов наслаждались комфортом на планете, где до них процветали миллионы местных живых организмов! Дюре потер лоб. - Что делать! Такова цена, которую приходится платить за терраформирование планет. - Вихрь терраформированию не подвергался, - страстно парировал тамплиер, - а юпитерианские животные тем не менее были истреблены. Охотниками. - Никто, однако, не доказал, что цеппелины разумны, - возразил Дюре, чувствуя несостоятельность собственных доводов. - Они пели, - с горечью сказал тамплиер. - Разделенные тысячами километров атмосферы, они общались друг с другом песнями, исполненными смысла, любви и печали. А их выслеживали и убивали, как белых китов на Старой Земле. Дюре скрестил руки на груди: - Вы совершенно правы - мы виноваты. Но разве нельзя искупить вину как-нибудь иначе? Разве обязательно поддерживать бесчеловечную философию культа Шрайка... или эту войну? Капюшон тамплиера качнулся из стороны в сторону. - Нет! Будь это обычные людские прегрешения, иной путь к искуплению был бы возможен. Но это не просто болезнь - это безумие, погубившее множество видов и рас, опустошившее целые миры... И порождено оно греховным симбиозом. - Симбиозом? - Человечества и Техно-Центра, - бросил Сек Хардин, поразив Дюре резким, не свойственным тамплиерам тоном. - Человек и его механический разум. Кто ту