ам понадобится символ. Какой символ ты выберешь? Какой знак изобразишь на своих стягах? Мое сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал сопротивляться. - Символ света, - сказал я, - знак огня. - Я будет так, - сказал он, читая еще не написанные страницы этой истории. - Знак Огня встретится со Знаком Креста в битве на полях Франции, и Огонь одержит славную победу. Первые города Креста будут сожжены твоим священным огнем. Но Крест объединится с Полумесяцем, и их армии вторгнутся в твои владения с юга, востока и севера; сто тысяч человек против твоих восьмидесяти. "Стой", - хотел сказать я. Я знал, что будет дальше. И за каждого воина Креста, за каждого солдата Полумесяца, которых ты убьешь, защищая свой дар, сотни проклянут твое имя. Их отцы, матери, жены, дети и друзья возненавидят Страничников и проклятые Страницы, которые погубили их возлюбленных. А все Страничники станут презирать всех христиан и проклятый Крест, каждого мусульманина и проклятый Полумесяц, за смерть их родных Страничников. - Нет! - воскликнул я. Каждое его слово было чистой правдой. - И во время этих Войн появятся алтари, вознесутся шпили соборов и храмов, чтобы увековечить священные Страницы. А те, кто искал нового знания и духовного роста, вместо них получат новые предрассудки и новые ограничения: колокола и символы, правила и песнопения, церемонии и молитвы, одеяния, благовония и подношения золота. Сердце Страницизма вместо любви наполнит золото. Золото, чтобы сооружать все больше храмов, золото, чтобы купить на него мечи, которыми потом обращать неверующих, спасая их души. - А когда ты умрешь. Первый Хранитель Страниц, понадобится золото, чтобы запечатлеть твой лик. Появятся величественные статуи, огромные фрески, полотна, своим бессмертным искусством превозносящие эту сцену. Вообрази огромный гобелен: здесь Свет, здесь Страницы, там, в небе, распахнулись ворота в Рай. Вот преклонил колени Ричард Великий в сияющих доспехах; а вот прекрасный Ангел Мудрости - держит в своих руках Священные Страницы; рядом с ней старый Ле Клерк у своего скромного костра в горах, свидетель этого чуда. Нет! - воскликнул я мысленно, - это невозможно! Но это было не только возможно, это было просто неизбежно. - Отдай эти страницы в мир, и возникнет еще одна религия, новое духовенство, снова будут Мы и будут Они, настроенные друг против друга. За сотню лет миллионы погибнут за эти слова, которые мы держим в руках; за тысячи лет - десятки миллионов. И все из-за этой бумаги. В его голосе не было даже намека на горечь, сарказм или усталость. Жан-Поль Ле Клерк был исполнен знания, которое он получил в своей жизни, спокойно принимая то, что он в ней нашел. Лесли поежилась. - Дать тебе мою куртку? - спросил я. - Спасибо, Буки, - ответила она, - я не замерзла. - Холодно? - спросил Ле Клерк. Он нагнулся, достал из костра горящую веточку, поднес ее к золотистым страницам. - Это тебя согреет. - Нет! - Я отдернул ворох страниц. - Сжечь истину? - Истину невозможно сжечь. Истина ждет любого, кто пожелает ее найти, - сказал он. - Сгореть могут лишь эти страницы. Выбирайте, желаете ли вы, чтобы Страницизм стал еще одной религией в этом мире? - Он улыбнулся. - Церковь объявит вас святыми... Я в ужасе посмотрел на Лесли и прочел в ее глазах то же выражение. Она взяла веточку из его рук, коснулась краев манускрипта. В моих руках распустился солнечно-огненный цветок, я опустил его, и на землю упали догорающие лепестки. Еще мгновение - и снова стало темно. Старец облегченно вздохнул. - Благословенный вечер! - сказал он. - Не часто нам выпадает шанс уберечь мир от новой религии! Затем он, улыбаясь, посмотрел на мою жену и спросил с надеждой. - А мы спасли его? Она улыбнулась в ответ. - Спасли. В нашей истории, Жан-Поль Ле Клерк, нет ни слова о Страничниках и их войнах. Они нежным взглядом попрощались друг с другом, скептик и скептик, полный любви. Затем старик слегка поклонился нам обоим, повернулся и пошел прочь, в горы, под покров темноты. Охваченные огнем страницы все еще догорали у меня в сознании, вдохновение обращалось в пепел. - Но как же те, кому нужно то, что говорилось на этих страницах, - обратился я к Лесли. - Как же они... как мы узнаем все, что там было написано? - Он прав, - ответила она, провожая взглядом фигурку старца, - тот, кто хочет света и истины, сможет найти их сам. - Я не уверен. Иногда нам нужен учитель. Она обернулась ко мне. - Попробуй вообразить, что ты искренне, страстно желаешь узнать, кто ты, откуда пришел и почему ты здесь оказался. Представь, что тебе не будет покоя, пока ты этого не узнаешь. Я кивнул и вообразил, как я не покладая рук прочесываю в поисках знания библиотеки, ищу книги, изучаю рукописи, посещаю лекции и семинары, веду дневники, куда записываю свои надежды, размышления, интуитивные прозрения, пришедшие во время медитаций на горных вершинах, изучаю свои сны, ищу подсказку в случайных совпадениях, беседую с различными людьми - словом, делаю все то, что мы делаем, когда самым главным в нашей жизни становится познание. - Представил. - А теперь, - продолжала она, - можешь ли ты вообразить, что не найдешь того, что искал? Вот это да! - подумал я, - как этой женщине удается открывать мне глаза! Я поклонился в ответ. - Моя Леди Ле Клерк, Принцесса Знания. Она присела в медленном реверансе. - Мой Лорд Ричард, Принц Огня. Мы стояли рядом, нас окружала тишина и чистый горный воздух. Я обнял ее, и звезды, спустившись с небосвода, окружили нас. Мы стали одним целым со звездами, с Ле Клерком, с рукописью и полнящей ее любовью, с Пай, Тинк, Аткиным и Атгилой, со всем что есть, что когда-либо было или еще будет. Одним. Единым. Одиннадцать Миля за милей проносились под нами, мы летели, охваченные тихой радостью. Если бы только шанс не был одной триллионной, подумал я. Если бы любой мог хотя бы раз в каждой своей жизни попасть в это место! Лучащиеся коралловые отблески, возникшие на дне, под водой, словно магнитом притягивали нас к себе. Лесли кружила над ними, заставляя Ворчуна выделывать виражи. - Это великолепно, - сказала она. - Стоит приземлиться, ты как думаешь? - Я полагаю, да. Что тебе говорит твоя интуиция? Что мы пытаемся отыскать? - То, что важнее всего. Я кивнул. Я готов был поклясться, что мы остановились на Красной Площади после наступления темноты. Вымощенная булыжниками мостовая, возвышающиеся справа от нас величественные стены, освещенные прожекторами, позолоченные луковицы куполов на фоне зимнего ночного неба. Вне всяких сомнений, мы очутились в самом центре Москвы без визы и без экскурсовода. - О, Боже! - вырвалось у меня. Толпы людей, одетых в пальто и меха, озабоченные своими вечерними проблемами, спешно проходили мимо нас, недовольно щурясь на снегопад. - Можешь ли ты определить, где мы находимся, по людям ? - спросила Лесли заинтересованно. - Представь себе, что они - жители Нью-Йорка, надевшие лохматые шапки. Ну как, сможешь определить? Для Нью-Йорка это место было слишком просторным, не хватало страха ночных улиц. Однако, если отвлечься от самого города, то разницу в людях, которую я почувствовал, выразить словами было трудно. - Дело тут не в шапках, - произнес я. -Эти люди похожи на русских точно так же, как день-следующий-зачетвергом похож на пятницу. - А могли бы они быть американцами ? - спросила она. - Если бы мы находились в Миннеаполисе и наблюдали там этих людей, могли бы мы сказать о них - русское ? - Она на мгновение умолкла. - Похожа ли я на русскую? Я посмотрел на нее искоса, наклонил голову. Посреди этой советской толпы - голубые глаза, знакомая скуластость, золотистые волосы... - Вы, русские, - весьма красивые женщины! - Спасибо, - застенчиво ответила она по-русски. Вдруг, не более чем в шести метрах от нас в толпе остановились, держась за руки, двое. Они уставились на нас так, словно мы были марсианами, высадившимися из летающей тарелки, и вместо рук у нас были щупальца. Остальные пешеходы, косо поглядывая на эту пару за то, что она так некстати остановилась посреди тротуара, обходили ее двумя потоками. Пара не обращала на них внимания, их взгляд был прикован к нам, к тому, как их сограждане, как ни в чем не бывало, проходили сквозь нас, будто мы были голограммами, спроецированными у них на пути. - Привет! - крикнула Лесли с некоторым колебанием в голосе. Не последовало никакой реакции. Они глазели на нас с таким недоумением, словно не поняли ее слов. Неужели наша удивительная способность владения любым языком не оправдала себя в Советском Союзе? - Привет! - я предпринял еще одну попытку заговорить с ними. - Как дела? Не нас ли вы ищете? Первой пришла в себя женщина. Ее темные волосы ниспадали каскадом выбивались из под шапки, ее пытливые глаза изучали нас. - Это вы нам? - спросила она, застенчиво улыбаясь. - Ну, тогда добрый вечер! Она направилась к нам, увлекая за собой мужчину, и тот очутился совсем рядом .с нами, даже ближе, чем ему хотелось бы. - А ведь вы - американцы, - сказал он нам. Только когда я снова стал дышать, то сообразил, что на какое-то время у меня перехватило дух. - Как вам удалось это определить? - поинтересовался я. - Мы как раз только сейчас об этом говорили! - У вас вид, как у американцев. - А что в нас такого особенного? Или в наших глазах есть что-то от Нового Света? - Все дело в ваших ботинках. Мы отличаем американцев по их ботинкам. Лесли рассмеялась. - А как вы тогда отличаете итальянцев? Он запнулся, улыбнувшись едва заметной улыбкой. - Итальянцев не получится отличить, - сказал он. - У них и так всегда все отлично... Мы все рассмеялись. Как странно, - подумал я, меньше минуты прошло после нашей встречи, а мы уже ведем себя как друзья. Мы рассказали им, кто мы такие и что с нами произошло. Но в том, что мы реальны, мне кажется, их окончательно убедило то странное состояние нереальности, в котором мы пребывали. Более того, Татьяна и Иван Кирилловы пришли в полнейший восторг, поскольку обрели среди американцев альтернативных себя. - Пойдемте, прошу вас, - пригласила Татьяна, - к нам в гости! Это недалеко... Мне всегда казалось, что мы избрали в качестве своих соперников именно советских, потому что они так похожи на нас. На редкость цивилизованные варвары. Тем не менее, их жилье не выглядело варварским, оно было таким же уютным и светлым, каким бы мы хотели видеть и свой собственный дом. - Входите, - сказала Татьяна, приглашая нас в гостиную. - Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Трехцветный котенок, распластавшись, дремал на софе. - Привет, Петрушка, - сказала Татьяна. - Ты была сегодня примерной девочкой? - Она села рядом с кошкой, придвинула ее ближе к своим коленям, ласково поглаживая. Петрушка прищурилась, взглянула на хозяйку и, свернувшись клубочком, снова уснула. Большие окна, выходящие на восток в ожидании утренней зари. Стены напротив доверху уставлены книжными полками, пластинками и кассетами с теми же записями, которые мы слушаем у себя: Барток, Прокофьев, Бах, А Crowd of One (Толпа из Одного) Пика Джеймсона, Private Dancer (Приватная танцовщица) Тины Тернер. Множество книг. Три полки книг, посвященных сознанию, жизни после смерти и экстрасенсорике. Я думаю, Татьяна не прочла ни одной из них. Не хватало только персональных компьютеров. Как они могут обходиться без компьютеров? Иван, как мы узнали, был авиаинженером, состоял в партии и, пойдя на повышение, оказался в Министерстве авиации. - Ветру все равно, какие крылья обдувать - советские ли, американские ли, - начал он. - Стоит лишь превысить критический угол атаки, и они тут же теряют подъемную силу. - Только не американские крылья, - возразил я, открыто глядя ему в лицо. - Американские крылья никогда не теряют подъемную силу. - Знаем, знаем, - сказал Иван. - Да, испытывали мы ваши крылья, не теряющие подъемную силу. Но при этом мы так и не придумали, как доставить пассажиров на борт самолета, который не может сесть! Пришлось бы ловить самолет с вашими крыльями сачком и отправлять обратно в Сиэтл. Наши жены нас не слушали. - За последние двадцать лет я чуть с ума не сошла! - жаловалась Татьяна. - Правительство никому не дает возможности работать слишком хорошо. Они полагают, что если мы работаем менее эффективно, то при этом образуется больше рабочих мест, и стране не грозит безработица. Я утверждаю, что у нас чересчур много бюрократии. Нам не следует мириться с этим безобразием. Особенно у нас, на киностудии, ведь наша задача - распространять информацию! " Ну-ну, - смеются мои сослуживцы и говорят, - Татьяна, сохраняй спокойствие". Но теперь пришла лерестройка, гласность - и все сдвинулось с мертвой точки! - А что, теперь не нужно сохранять спокойствие? - поинтересовался ее муж. - Ваня, - ответила она. - Теперь я могу делать все, на что способна. Я могу упрощала все там, где это требуется. Я вполне спокойна. - Вот бы нам упростить наше правительство, - сказала Лесли. - Ваше правительство приобретает облик нашего, это замечательно, - добавил я, - но наше начинает походить на ваше, вот что ужасно! - Лучше уж нам походить друг на друга, чем уничтожать, - сказал Иван. - А вы видели газеты? Нам не верится, что ваш президент мог такое сказать! - Об Империи Зла? - уточнила Лесли. - Наш президент любит все несколько драматизировать в своих выступлениях... - Нет, - возразила Татьяна. - Давать нам такие прозвища просто глупо, но это уже дела давние. А вот - совсем свежее, прочтите! - Она отыскала газету, пробежала по ней беглым взглядом, нашла нужное место. - Вот здесь. - Она зачитала нам выдержку. - Временное радиационное заражение почвы зарубежной страны лучше, чем постоянное влияние коммунизма на умы подрастающих американцев, - утверждал капиталистический лидер. - Я горжусь мужеством моих сограждан и благодарен им за их молитвы. С именем Господа на устах, следуя Его воле, я обещаю вести свободу к ее окончательной победе. Кровь застыла в моих жилах. Когда на свет появляется Бог ненависти, будь бдителен! - Как это понимать? - воскликнула Лесли. - Временная радиация? Окончательная победа свободы? О чем это он? - Он утверждает, что у него есть прочная поддержка общественности, - сказал Иван. - Люди Америки и в самом деле хотят уничтожить людей Советского Союза? - Конечно же, нет, - успокоил я Ивана. - Уж таков стиль речей всех президентов. Они всегда говорят о том, что обладают полнейшей поддержкой народа, и если в вы. пуске новостей не показывают, как толпа кричит и швыряет булыжники в сторону Белого Дома, то они думают, что мы им поверим. - Наш маленький мир рос и развивался, - сказала Татьяна. - Наконец мы подумали, что слишком много средств тратим на защиту от американцев, но теперь... эти слова нам кажутся абсурдом! Может быть, мы потратили на защиту не чересчур много, может, мы наоборот, недостаточно средств израсходовали? Как нам избежать этого ужаса... эта бегущая дорожка так никогда не остановится! Мы все бежим и бежим, и кто знает, когда это кончится? - А что если бы вы унаследовали дом, которого никогда раньше не видели, - начал я. - И вот однажды приехали бы с ним познакомиться и обнаружили, что из его окон торчат... - Пушки! - изумившись, закончил за меня Иван. Откуда американец мог знать, что русский придумал для себя ту же метафору. - Пулеметы, артиллерийские орудия и ракеты, нацеленные через поле на другой дом, находящийся неподалеку. И что окна того другого дома тоже забиты пушками, направленными в противоположную сторону! Оружия в этих домах хватит, чтобы сотню раз убить друг друга! Что бы мы сделали, если бы нам вдруг достался такой дом? Он сделал мне жест рукой, чтобы я продолжил этот рассказ, если смогу. - Жить среди пушек и называть это миром? - произнес я. - Накупать все больше оружия только потому, что его накупает человек из дома напротив? С наших стен сыплется штукатурка, у нас протекает крыша, но пушки наши смазаны и нацелены друг на друга! - Интересно, в каком случае сосед выстрелит вероятнее всего, - если мы уберем из окон пушки, - вмешалась Лесли, - или если добавим новые? - Если мы уберем из наших окон несколько пушек, - ответила Татьяна, - так, что сможем убить его лишь девяносто раз, станет ли он в нас стрелять потому, что теперь сильнее нас? Я не думаю. Так что я уберу одну старую маленькую пушку. - Односторонне, Татьяна ? - спросил я. - Ни соглашения? Ни переговоров, длящихся годы? Ты собираешься разоружаться односторонне, в то время как у него есть пушки и ракеты, нацеленные в твою спальню? - Она вызывающе вскинула голову. - Односторонне! - Поступите так, - соглашаясь, кивнул ее муж, - а затем позовите его на чай. И угостите его маленьким пирожным, говоря при этом следующее: "Послушай, я на днях унаследовал от своего дяди этот дом, впрочем, как и ты унаследовал свой. Возможно, они недолюбливали друг друга, но у меня нет оснований для ссоры с тобой. У тебя тоже течет крыша?" Он скрестил на груди руки. - И что предпримет этот человек? Разве, съев наше пирожное, он вернется домой и пальнет в нас из пушек? - Он повернулся ко мне, улыбаясь. - Американцы - отчаянный народ, Ричард. Но неужели вы такие безумцы? Неужели ты, проглотив наше пирожное, придешь домой и откроешь по нам огонь ? - Американцы - не безумцы, - возразил я, - мы - хитрецы. Он искоса посмотрел на меня. - Вы убеждены, что Америка тратит миллиарды на ракеты и сложнейшие системы управления к ним? Это не так. Мы экономим миллиарды. Как, спросите вы?- Я поглядел ему в глаза, ни тени улыбки. - Как? - переспросил он. - Иван, на наших ракетах нет систем управления! Мы даже не ставим на них двигатели. Только боеголовки. А остальное - картон и краска. Еще задолго до Чернобыля мы осознали следующее: не имеет значения, откуда стартуют боеголовки! Он посмотрел на меня важно, будто судья. - Не имеет значения? Я покачал головой. - Мы, хитрые американцы, осознали две вещи. Во-первых, мы поняли, что где бы мы ни начали строить ракетную базу, это будет не пусковая площадка для наших ракет, а цель для ваших! Как только перевернута первая лопата земли, мы уже знаем, что с вашей стороны сюда нацелено пятьсот мегатонн. Во-вторых, Чернобыль был крошечной ядерной катастрофой, которая произошла в другой части мира. По мощности он равнялся не более чем сотой доле одной боеголовки, тем не менее, шесть дней спустя после этих событий мы в Висконсине выливали молоко, которое подверглось воздействию ваших гамма-лучей! Русский изогнул брови дугой. - Поэтому вы поняли... Я кивнул. - Если у нас друг для друга припасено по десять миллионов мегатонн, то какая разница, откуда они стартуют? Все погибнут! Зачем тогда тратить миллиарды на ракеты и управляющие компьютеры? Как только мы засечем первую советскую ракету, выпущенную по нам... мы взорвем Нью-Йорк, Техас и Флориду, и вы обречены! А тем временем, производя ракеты, вы подрываете свою экономику. - Я посмотрел на него лукаво, как койот. - Где мы, по-вашему, взяли деньги на строительство Диснейленда? Татьяна слушала меня с открытым ртом. - Совершенно секретно, - сказал я ей. - Мои старые приятели по Воздушным Силам теперь стали генералами Стратегического Ракетного Командования, лиственные в Америке ракеты, у которых настоящие двигатели, - это РОИ. - РОИ? - словно эхо повторила Татьяна, глядя на мужа. Оба они занимали высокие партийные должности, но никто из них не слышал о РОИ. - Ракеты Общественной Информации. Изредка мы запускаем одну из них, чтобы произвести эффект... - И все это вы снимаете четырьмя сотнями камер, - сказал Иван, - а потом показываете по телевидению не для американцев, а для нас! - Разумеется, - признался я. - Вас никогда не удивляло, что все изображения ракет в наших выпускам новостей напоминают одну и ту же ракету? Это и есть одна и та же ракета! Татьяна посмотрела на мужа, на лице которого, клянусь, не было и тени улыбки, и залилась хохотом. - Если КГБ нас подслушает, - спросил я, - и услышит только русскую часть нашей беседы, что они подумают? - А если ЦРУ подслушает американскую часть? - спросил Иван. - Если ЦРУ подслушает нас, - ответил я, - нам крышка! Они назовут нас предателями, выдавшими Главную Американскую Тайну в наши планы не входит бомбить вас, наш план состоит в том, чтобы разорить вас производством ракет. - Если наше правительство узнает... - начала Татьяна. - ...то ему вообще не нужно будет строить ракет, - продолжила за нее Лесли. - Вы можете сидеть здесь безоружными. Мы не сможем вас атаковать, потому что в наших ракетах вместо двигателей - опилки. Нет, мы конечно могли бы отправить их в Москву по почте, посылкой, прикрыв сверху для маскировки свистульками, но что в этом толку... - ...через шесть дней мы погибнем от нашей же радиации, - подхватил я. - Стоит сбросить на вас бомбы, и прощай футбол в понедельник вечером! Я обращаюсь к вам двоим, послушайте: первым правилом капитализма является Создание Потребителей. Вы что, могли подумать, что мы станем разорять, наших дорогих потребителей, что согласимся потерять доход от парфюмерной промышленности, от рекламной индустрии ради Бог знает чего? Он вздохнул, посмотрел на Татьяну. Она едва заметно кивнула. - У СССР есть свои собственные тайны, - сказал Иван. - Чтобы выиграть в гонке вооружений, нам нужна Америка, которая бы недооценивала нас, глядела бы свысока на наши перемены. Пусть в Америке думают, что для Советского Союза идеология важнее экономики. - Вы строите подводные лодки, - сказал я, - авианосцы. На ваших ракетах стоят рабочие двигатели. - Конечно. Но обратило ли ЦРУ внимание, что на борту наших новых подводных лодок нет ракет и что у них - стеклянные окна? - Он замолчал и снова посмотрел на жену. - Расскажем им? Она решительно кивнула в знак согласия. - От подводных лодок тоже может быть определенная польза... - начал он. - ...подводные экскурсии! - прибавила она. - Первая страна, которая доставит туристов на дно океана, разбогатеет на этом! - Вы думаете, мы строим авианосцы ? - спросил он. - Ну-ну, думайте. Это не авианосцы - это плавающие кварталы! Для тех, кто любит путешествовать, но не желает расставаться с домом. Это бездымные города с самыми большими в мире теннисными кортами, плывущие туда, где бы вам хотелось жить. Скажем, где климат потеплее. - Космическая программа, - продолжил он. - Знаете ли вы, сколько людей стоят в очереди на двухчасовой полет в космос, за любую цену, которую мы запросим? Скорее в Сибири наступит жара, - сказал он, улыбнувшись, словно довольный кот, - чем Советский Союз обанкротится! Настала моя очередь прийти в изумление. - Вы собираетесь продавать полеты в космос? А как же коммунизм? - А что ? - пожал он плечами. - Коммунисты тоже любят деньги. Лесли повернулась ко мне. - Что я тебе говорила? - А что она тебе говорила? - спросил Иван. - Что вы такие же, как и мы, - ответил я, - и что надо приехать к вам и самим в этом убедиться. - Для большинства американцев, - стала объяснять Лесли, - холодная война закончилась, когда по телевидению показали фильм, в котором Советы захватили Соединенные Штаты и установили у нас свои порядки. К тому времени, как фильм кончился, вся наша страна едва не умерла от скуки, мы никак не могли поверить, что где-то в мире может быть такая глупость. Нам захотелось посмотреть на все самим, и буквально за пару дней поток туристов в Советский Союз вырос в три раза. - Ну и как, у нас скучно? - спросила Татьяна. - Не настолько скучно, - ответил я. - Кое-что в Советской системе - действительно глупость, но некоторые американские политики тоже индейку в транс загонят. Остальное по обе стороны не так уж плохо. Каждый из нас выбирает, что для него самое важное. Вы жертвуете свободой во имя безопасности, мы жертвуем безопасностью во имя свободы. У вас нет порнографии, у нас нет законов о невыезде. Но никто еще не заскучал настолько, чтобы пора было покончить со всем миром! - В любом конфликте, - сказала Лесли, - можно защищаться, а можно учиться. Защита довела мир до такого состояния, что в нем невозможно жить. А что произойдет, если мы вместо нее выберем учебу? Вместо того, чтобы говорить я тебя боюсь, мы скажем ты мне интересен? - Нам кажется, наш мир очень медленно идет к тому, чтобы это стало возможным, - сказал я. Интересно, чему нас научит эта встреча, подумал я. Что Они - это Мы? Американцы - это русские, они же китайцы, они же африканцы, они же арабы, азиаты, скандинавы или индийцы? Различные выражения одного и того же духа, которые произрастают из разных выборов, различные повороты бесконечного узора жизни в пространстве-времени? Наш вечер незаметно перевалил за полночь, а мы все говорили о том, что нам нравится и что не нравится в двух суперсилах, которые так влияют на нашу жизнь. Мы сидели рядом, словно старые друзья, и чувствовали, что любили этих двоих всю нашу жизнь. Как все изменилось, когда мы познакомились с ними! После сегодняшнего вечера начать войну против Татьяны и Ивана Кирилловых было бы все равно, что сбросить бомбы на самих себя. Когда из шаблонного образа жителей Империи Зла они превратились в равные нам человеческие существа, в людей, которые, как и мы, изо всех сил пытаются строить разумный мир, исчезли все страхи, которые могли у нас по отношению к ним возникнуть. Для нас четверых бегущая дорожка остановилась. - У нас есть история о волке и танцующем кролике, - начал Иван, поднимаясь, чтобы изобразить нам ее в лицах. - Ш-ш-шш! - вдруг перебила его Татьяна, вскинув руку. - Слушайте! Он тревожно взглянул на нее. Из темноты за окном донесся глубокий медленный стон, словно город вдруг охватила боль. Завыли сотни сирен, их звук слился в одну мощную струю. Он грохотал, бился в окна. Татьяна вскочила на ноги, глаза - размером с блюдца. - Ваня! - закричала она. - Американцы! Мы подскочили к окну. По всему городу вспыхивали огни. - Этого не может быть! - вырвалось у Лесли. - Но это случилось! - воскликнул Иван. Он повернулся к нам, махнул рукой от боли и безысходности. Затем подбежал к шкафу, вытащил оттуда две сумки, одну из них вручил жене. Она подхватила с софы сонную Петрушку, запихнула ее в одну из сумок, и они выбежали из квартиры, оставив дверь открытой. Через секунду на пороге опять возник Иван, он посмотрел на нас недоуменно. - Чего вы ждете ? - закричал он. - У нас есть пять минут! Давайте бегом! Мы вчетвером пронеслись вниз по лестничным пролетам и выскочили в хаос, который творился на улице. Толпы перепуганных людей бежали в направлении метро. Родители с младенцами на руках, дети, цепляющиеся за плащи взрослых, чтобы не отстать, старики, отчаянно пытающиеся двигаться вместе с толпой. Одни в ужасе кричали, толкались, другие шли и бежали молча, зная, что все это бесполезно. Иван заметил, что толпа несется сквозь нас, ухватил Татьяну и выскочил из этой реки отчаявшихся. Он тяжело дышал. - Вы, вы, Ричард и Лесли, - сказал он, сдерживая слезы, безо всякого гнева и ненависти к нам. - Вы единственные, кто может отсюда выбраться. - Он остановился, чтобы перевести дыхание, помотал головой. - Не идите с нами. Возвращайтесь... обратно, откуда вы пришли. - Он кивнул, выдавив из себя улыбку. - Возвращайтесь в свой мир и расскажите им. Расскажите всем, что это такое! Пусть с вами этого не случится... С этими словами они нырнули в толпу и скрылись из виду. Мы с Лесли остались стоять на этой московской улице, полные беспомощного отчаяния. На наших глазах становился реальностью кошмарный сон. Нам было все равно, выберемся ли мы отсюда, останемся живы, или погибнем. Что толку рассказывать об этом в нашем мире, - подумал я. В вашем мире, Иван, это все тоже было известно, и тем не менее он совершил самоубийство. Пойдет ли наш по другому пути? Затем над городом громыхнуло, он содрогнулся и превратился в мириады брызг, стекающих по лобовому стеклу Ворчуна. Еще долго после взлета Лесли держала руку на ручке газа, и все это время никто из нас не проронил ни слова. Двенадцать - Почему ? - закричал я. - Что, черт возьми, так притягательно в убийстве себе подобного, что никто за всю историю мира так и не нашел более умного решения проблем, чем убить каждого, кто с ним не согласен? Неужели человеческий разум так ограничен? Неужели мы - все еще неандертальцы? "Бог испуган, Бог убивает!" Неужели это... Я не могу поверить, что все всегда были такими... идиотами. Что никто никогда... Я захлебнулся от бессилия и посмотрел на Лесли. По ее щекам текли слезы. То, что вызвало у меня бешеную ярость, ее повергло в глубокую печаль. - Татьяна... - всхлипнула она, в ее голосе звучала такая боль и обреченность, словно это на нас вот-вот должны были упасть бомбы. - Иван... Какие родные, светлые, веселые... и Петрушка... О, Боже! - Она разрыдалась. Не выпуская ее руки из своей, я взял управление самолетом на себя. Как я хотел, чтобы здесь была Пай! Что бы она сказала, увидев наш гнев и наши слезы? Черт возьми, подумал я, неужели, несмотря на все то прекрасное, чего мы можем достичь, невзирая на все то великолепное, чего многие уже достигли, все обязательно должно закончиться тем, что какой-то последний кретин нажмет на кнопку и всему наступит конец? Неужели во всем узоре не найдется никого, кто смог бы предложить что-нибудь лучше, чем... Я это услышал, или мне показалось? Поверни влево. Лети прямо, пот узор внизу не приобретет янтарную окрасу, Лесли не спросила, почему мы повернули и куда мы направляемся. Ее глаза были закрыты, но из них по-прежнему катились слезы. Я крепче сжал ее руку, чувствуя охватившее ее отчаяние. - Держись, малыш, - сказал я. - Мне кажется, на этот раз мы увидим, на что похож мир без войн. Это было недалеко. Я сбросил газ, поплавки коснулись воды, мир обратился в брызги и... Мы оказались в самолете, который летел, перевернувшись вверх брюхом, на высоте около шести тысяч футов. В следующее мгновение он ринулся прямо вниз. На какую-то долю секунды мне показалось, что это наша амфибия потеряла управление, но потом я понял, что это не Ворчун - мы неслись на полной скорости вниз в боевом самолете. Кабина была маленькой, и если бы мы с Лесли не были призраками, то никак не уместились бы рядом друг с другом позади пилота. Прямо перед нами, то есть прямо под нами, пятьюста футами ниже еще один боевой самолет вертелся в воздухе, отчаянно стараясь улизнуть. Я посмотрел сквозь наше лобовое стекло, и мурашки пробежали у меня по коже: этот самолет почти полностью попадал в рамку наводки, яркая точка прицела плясала в поисках его кабины. Мир без войн? После того, что произошло в Москве, нам предстояло увидеть, как чей-то самолет вот-вот разнесут в воздухе на кусочки. Одна моя половина сжалась от ужаса, другая бесстрастно наблюдала. Самолет не реактивный, заметила эта другая половина, это не Мустанг, не Спитфайр, не Мессершмидт, такого самолета, как этот, вообще никогда не существовало, военный летчик во мне тоже наблюдал, одобряя действия пилота. Хорошая техника полета, подумал я. Плавно ведет цель, подходя на расстояние прицельного выстрела, взмывает вслед за ней вверх, повторяет ее вращения, снова пикирует вместе с целью вниз. Лесли, затаив дыхание, застыла рядом со мной, ее глаза были прикованы к самолету под нами, к земле, со свистом несущейся нам навстречу. Я крепко обнял ее. Если бы я мог перехватить штурвал и увести наш самолет в сторону, если бы я мог сбросить газ, я бы сделал это. В кабине было чересчур шумно, поэтому обращаться к пилоту, поглощенному этим убийством, было бессмысленно. На крыльях самолета, что вертелся в нашем прицеле, были красные звезды Китайской Народной Республики. О, Господи, подумал я, неужели безумие охватило все эти миры? Неужели мы и с Китаем воюем? Со стороны китайский самолет был как две капли воды похож на спортивный того типа, на котором в авиа-шоу выполняют приемы воздушной акробатики. Снизу он был раскрашен к небесно-голубой цвет, сверху покрыт коричневыми и зелеными пятнами. Кроме того, несмотря на шум и динамичность событий, наш индикатор скорости показывал лишь триста миль в час. Если это война, подумал я, где же реактивная авиация? какой же это год? Изо всех сил стараясь уйти, цель заложила такой крутой вираж, что с кончиков ее крыльев сорвались струйки пара. Наш пилот повторил маневр, не желая прекращать преследования. Мы не чувствовали перегрузок, которые испытывал он, но сзади было видно, как его тело вдавило в кресло и как вместе с ним поехал вниз его шлем. Это я, - решил я. Я снова пилот. Проклятая армия! Сколько же еще раз я буду совершать одну и ту же ошибку? В этом мире я вот-вот кого-то убью .и буду сожалеть потом об этом до конца жизни... Цель резко ушла вправо, потом, отчаявшись, снова влево. Уже буквально на расстоянии прямого выстрела она оказалась точно в центре нашего прицела, и альтернативный я нажал гашетку на штурвале. В крыльях приглушенным фейерверком застрекотали пулеметы, и тут же из двигателя китайского самолета вырвалось облако белого дыма. Наш пилот произнес два слова. - Готов! - сказал он. - Почти... - Это был голос Лесли! Оказывается в кабине сидел не альтернативный я, а альтернативная Лесли! В поле прицела вспыхнула надпись: ЦЕЛЬ ПОВРЕЖДЕНА. - Черт возьми! - донеслось спереди. - Давай же, Линда!.. Она еще ближе подобралась к подбитому самолету и выпустила по ней длинную очередь. В кабине запахло порохом. Белый дым стал черным, из двигателя жертвы полилось масло, капли которого попали даже на наше лобовое стекло. ЦЕЛЬ УНИЧТОЖЕНА. - Есть! Все-таки есть! - воскликнула альтернативная Лесли. Из ее шлемофона до нас едва слышно донеслось: - Дельта Лидер, уходи вправо! Сейчас же! Немедленно! Уходи, вправо! Она, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, где опасность, резко бросила штурвал вправо, словно от этого зависела ее жизнь. Поздно. В тот же момент наше лобовое стекло залила струя горячего масла из двигателя, из под обтекателя повалил дым. Двигатель чихнул раз-другой и заглох, пропеллер замер. В кабине прозвучал гонг, будто закончился боксерский раунд. В поле прицела зажглась надпись: СБИТ. Стало тихо, лишь снаружи доносился свист ветра, да дым клубами вырывался из двигателя. Я обернулся и посмотрел назад. За нами тянулся черный хвост. Самолет, двойник того, что мы сбили, только раскрашенный в желто-оранжевую шахматную клеточку, с рокотом обгонял нас. До него было не более пятидесяти футов. Его пилот засмеялся и помахал нам рукой, радостно при этом улыбаясь. Альтернативная Лесли подняла стекло своего шлема и помахала в ответ. - У, проклятый Хиао, - проворчала она. - Ты у меня еще получишь! Самолет проплыл мимо, на его борту под кабиной выстроились в ряд знаки одержанных побед нарисованные чем-то блестящим, они вспыхивали на солнце. Затем он задрал нос и в меньшом развороте ушел вверх, навстречу нашему ведомому, коршуном пикирующему на него, чтобы отомстить. Через полминуты оба самолета, описывая круги друг вокруг друга, скрылись из вида. Огня в кабине нашего самолета не было, дыма тоже почти не осталось, да и пилот наш выглядел чересчур спокойным для того, кто только что проиграл битву. - Дельта Лидер, отзовись, - раздался голос из шлемофона, в тишине он прозвучал громко. - Твоя камера отключена! Я здесь вижу по лампочкам, что тебя сбили. Скажи, что это неправда! - Сожалею, тренер, - ответила женщина-пилот. - Где-то выигрываешь, где-то проигрываешь, черт побери! Меня сбил Хиао Хиен Пинг. - Извинения, оправдания... Скажешь их своим поклонникам. Я поставил двести долларов на то, что Линда Олбрайт будет сегодня в тройке лучших асов, и вот так пролетел! Где ты приземляешься? - Ближе всего Шанхай Три. Могу зайти на Второй, если хочешь. - Третий подходит. Я назначу тебе вылет назавтра с Шанхай Три. Позвонишь вечером, ладно! - О'кей, - и она добавила виновато. - Извини меня. Голос стал мягче. - Всех не победишь. Небо было замечательным, лишь несколько по-летнему пушистых облаков парили в нем. Запас высоты у нас был достаточный, до аэродрома хватит. Даже учитывая заглохший двигатель и потеки масла на переднем стекле, посадка будет нетрудной. Она коснулась переключателя радиодиапазонов. - Шанхай Три, - произнесла Линда в микрофон. - Дельта Лидер Соединенных Штатов, юг-десять высота пять. Сбит, прошу посадки. Диспетчеры ждали ее запроса. - Дельта Лидер, даю посадку под номером два в безмоторной части, полоса два восемь правая. Добро пожаловать в Шанхай... - Спасибо. - Она вздохнула, откинулась на спинку кресла. Я, наконец, осмелился нарушить тишину. - Привет, - сказал я. - Ты не могла бы объяснить нам, что здесь происходит? На ее месте я, наверное, так подскочил бы от испуга, что вылетел бы из самолета. Однако Линду Олбрайт мой вопрос, кажется, не удивил. Она ответила, вся охваченная злостью, не задумываясь над тем, кто спрашивает. - Целый день пошел насмарку, - резко выпалила она, стукнув кулаками по приборной панели. - Считается, что я самая что ни на есть суперзвезда, а я только что принесла нам потерю десяти очков в Международном Полуфинале! Плевать мне на ведомого, на всех мне наплевать, я больше никогда... Я буду смотреть, смотреть, смотреть ц еще смотреть - назад! - Она выдохлась и тут вдруг прислушалась к своим собственным словам, резко обернулась, чтобы посмотреть назад - на нас. - Вы кто? Мы рассказали ей, и к тому времени, как она зашла на посадку, она уже настолько освоилась с тем, что мы сказали, словно жители параллельных Вселенных появлялись у нее в гостях как минимум раз в несколько дней. У нее все не выходили из головы эти десять очков. - Здесь это спорт? - спросил я. - Вы превратили воздушный бой в технический вид спорта? - Да, это так и называется - Авиа-Игры, - ответила она мрачно. - Но это не игра, это большой бизнес! Как только ты становишься хоть сколько-нибудь пилотомпрофессионалом, как сразу попадаешь на большое телевидение. В прошлом году я сбила его в Синглс, сбила Хиао Хиен Пинта в двадцатишестиминутном бою, черт побори! А только что позволила ему меня слопать лишь потому, что не смотрела по сторонам, и вот теперь я - вчерашняя новость. - Она в сердцах ударила по рычажкам шасси, словно это могло изменить то, что уже произошло. - Колеса вышли и стали на замки, - произнесла она вяло. В бою смотреть по сторонам - это задача ведомого, но наш ведомый предупредил об опасности слишком поздно. Китайский истребитель вышел прямо со стороны солнца совершенно открыто, и в первом же заходе ее сбил. Мы спланировали на посадочную полосу, колеса мягко скрипнули по бетону, самолет покатился и остановился у красной линии прямо возле рулежной дорожки. Над ним склонились шеи телекамер. Мы находились не столько в аэропорту, сколько на огромном стадионе. По бокам пары посадочных полос