гали по прилавкам, забирались на самые высокие шкафы и, словно обезьяны, цеплялись за люстры. Покупатели вели себя точно так же. Солидные мужчины, которые пришли в магазин, чтобы купить Девятую симфонию Бетховена в исполнении оркестра под управлением Тосканини, танцевали, как студенты-первокурсники на карнавале. Элегантные дамы средних лет, которые минуту назад еще колебались, не зная, что же выбрать - танго Бьянки или романс Тости, плясали, как девчонки в джинсах на концерте Битлзов. Все буквально сошли с ума. Пакетик, вежливый и спокойный, ходил между танцующими и не упустил никого. - Позвольте! Я только на минуту возьму ваш бумажник. Благодарю, все в порядке. Можете продолжать танец, приятного развлечения! Синьора, будьте добры, вашу сумочку. Спасибо, вы очень любезны! Молодой человек, можно вас на минутку? Мне нужно осмотреть ваши карманы. Вот и все. Вы свободны! Танцуйте, танцуйте! В три минуты он наполнил баул, который принес с собой, бумажниками, дамскими сумочками, кошельками и разной мелочью. Когда же ему показалось, что работа закончена, он подмигнул Мотти и вышел из магазина. А Мотти спокойно дождался, пока пластинка доиграет до конца. Он сиял ее, положил в большой карман, который был у него на подкладке пальто, протиснулся сквозь толпу покупателей, которые уже вернулись в прежнее состояние и совершенно не помнили, что с ними только что было, вернул продавцу пластинку, сказал, что зайдет в другой раз, поблагодарил, попрощался и ушел, насвистывая веселую песенку. Минуту спустя в магазине грампластинок снова начался конец света, только теперь уже совсем другого свойства. Синьор, который решил купить Девятую симфонию, обнаружил, что у него нет бумажника. То же самое произошло и со всеми остальными. - Моя сумочка! - Мои деньги! - У меня все украли! Кассирша упала в обморок - Пакетик не забыл прихватить и всю утреннюю выручку. Комиссар Джеронимо, прибывший на место происшествия по вызову хозяина магазина, ничего не понимал. Карманник может украсть один бумажник, может украсть три. Но каким образом этот вор, который побывал тут, смог обчистить десятки и десятки карманов, да еще так, что этого никто не заметил? - Знаете, мы слушали музыку... - попыталась объяснить одна синьора. - И все были в невероятном экстазе, не так ли? - с иронией подхватил комиссар. - Ну-ка, Де Доминичис, соберите показания. Пока нам не остается ничего другого. Бригадир Де Доминионе составил протокол допроса на двенадцати страницах. У него рука заболела - столько он писал. К великому огорчению, часа через три ему снова пришлось поработать шариковой ручкой - таинственный карманник побывал еще в одном магазине грампластинок. А в это время Мотти и Пакетик в спокойной домашней обстановке составляли опись награбленного. Пакетик разложил на столе в строгом порядке тридцать семь бумажников, двадцать пять сумочек и разные другие емкости для денег: конверты, сложенные вдвое открытки и даже один завязанный узелком платочек. - Находятся же еще люди, которые носят деньги в платочке! - недовольно проворчал он. - Это же просто оскорбление для фирм, которые выпускают кожгалантерею. Интересно... - Что тебе интересно, мой славный Пакетик? - Интересно, у кого я взял этот узелок? Там, во втором магазине, была одна старушка... Совсем седая старушка! Очень похожа - теперь я вспоминаю - на мою бедную маму. Может, она выбирала пластинку для внука, в подарок ко дню рождения. Ай-ай-ай... - Что еще, Пакетик? - А вдруг он болен? - Кто? - Этот мальчик. Тот, которому старушка хотела подарить пластинку. Представляешь, Мотти, а вдруг у него краснуха? И он должен лежать в постели, все время один - ведь детей к нему не пускают. Ты же знаешь, Мотти, что больных краснухой изолируют! Бедный малыш! - Прости, но с чего ты взял, что он болен? - Я чувствую это, Мотти. Мне говорит об этом какой-то голос... Мотти, дорогой, он болен! И его бабушка, совсем седая бабуленька, достала из комода свои сбережения, завязала их в узелок и пошла покупать пластинку, чтобы внуку было не так скучно... И вместо этого... - Пакетик, ты хочешь, чтобы я прослезился? - Нет, Мотти, не надо плакать. Я сам уже плачу, видишь... Не знаю, что со мной творится. Это все из-за платочка. Он напомнил мне мою бедную маму. Мотти, дорогой, а нельзя было бы хотя бы этот платочек... - Что, Пакетик? Объясни же наконец толком, а то действуешь на нервы. - Не сердись, Мотти. Я подумал, что хотя бы раз... Ну что нам стоит отказаться от этой горсти монет в узелке? Там и двух тысяч лир не наберется... - Ладно, Пакетик. Договорились. Завтра утром вернешься в магазин и сделаешь вид, будто нашел этот узелочек на полу. - Ну, а как они узнают, что он принадлежит старушке? Ах, Мотти, Мотти, если б ты мог вернуть его ей. Ты такой умный, Мотти! Ты бы просто осчастливил меня. Пакетик горестно рыдал, вспоминая свою бедную маму, платочек, старушку, краснуху... Мотти пришлось довольно долго думать, чтобы найти способ осушить эти слезы. - Пакетик, - сказал он, поразмыслив. - Что было в магазинах, после того как мы ушли? - По-моему, Мотти, ничего особенного. Вызвали полицию, полиция опросила присутствующих и составила список ограбленных. Вот и все, Мотти, больше ничего, уверяю тебя. - Значит, в полиции есть и адрес старушки. - О господи, Мотти! Ну конечно! - Так вот, если мы вернем только платочек, это вызовет подозрение, и старушка будет иметь неприятности. - О нет, только не это, Мотти! Ни за что на свете! - Тогда нужно вернуть все, Пакетик! И не только во второй, но и в первый магазин. Полиция совсем прекратит следствие, и старушку оставят в покое. Ты ведь знаешь этого несчастного комиссара Джеронимо - дай ему хоть какой-нибудь след, дай ему старушку, даже самую маленькую, и он доведет дело до конца. Ну как, решено? - Решено, Мотти. Ты просто ангел! На следующее утро владельцы обоих магазинов нашли возле дверей узлы с бумажниками, сумочками и тому подобным. С помощью списков, составленных бригадиром Де Доминичисом, быстро отыскали пострадавших и вернули им все, что было украдено. И старушке тоже вернули узелочек, хотя у нее не было никаких внуков - ни больных, ни здоровых, она просто любила музыку и экономила на ужине, чтобы купить пластинку с прелюдиями Шопена. - Поистине загадочный случай, комиссар, - заявил Де Доминичис. Комиссар Джеронимо не ответил. Он подумал, что никогда не угадаешь, что творится в душе человека, даже если этот человек вор, и закрыл дело. КУКЛА НА ТРАНЗИСТОРАХ - Ну и что же? - спросил синьор Фульвио у синьоры Лизы, своей жены, и синьора Ремо, своего шурина. - Что же мы подарим Энрике на Новый год? - Красивый барабан! - с готовностью предложил синьор Ремо. - Что? - Ну да, большой барабан. С палочками, чтобы бить в него! Вам! Бум! Вам! Бум! - Ну что ты, Ремо! - удивилась синьора Лиза, которой он приходился братом. - Такой барабан занимает слишком много места. И потом, что скажет жена мясника?! - Я уверен, - продолжал синьор Ремо, - что Энрике очень понравилась бы пепельница из цветной керамики в виде лошади, а вокруг нее много других маленьких пепельниц, тоже из цветной керамики, только в виде головки сыра качкавала. - Энрика не курит, - строго заметил синьор Фульвио. - Ей всего семь лет. - Ну тогда серебряный череп, - снова нашел выход из положения синьор Ремо. - Или медный ящичек для ящериц, а можно еще открывалку для черепах или пульверизатор для фасоли в виде зонтика... - Ну, что ты, Ремо, - возразила синьора Лиза, - мы же серьезно говорим. - Ладно. Буду серьезен. Два барабана. Один, настроенный на до, другой - на соль. - Я знаю, - перебила его синьора Лиза, - что понравится Энрике! Хорошая электронная кукла на транзисторах, исполняющая множество команд. Знаете, из тех кукол, которые умеют ходить, говорить, петь, записывать телефонные разговоры, ловить стереофонические радиопередачи и ковырять в носу. - Согласен! - заявил синьор Фульвио со всей категоричностью отца семейства. - Ну, а мне все равно. Покупайте что хотите. Я пошел спать, - сказал синьор Ремо. Прошло несколько дней, и наступил Новый год со множеством ярких игрушек, украшающих витрины всех магазинов, со множеством пепельниц в виде маленького флорентийского писца, выставленных повсюду, где только можно, и со множеством волынщиков - подлинных и поддельных, со снегом на альпийских вершинах и туманом в Поданской долине. Новая кукла уже сидела под новогодней елкой и ждала Энрику. Дядя Ремо - это все тот же синьор Ремо, который синьору Фульвио приходится шурином, синьоре Лизе - братом, а для дворника просто счетовод, для продавца в газетном киоске - покупатель, для городского стражника - пешеход, а для Энрики - дядя (как же много разных людей может соединиться в одном человеке!), так вот, этот дядя Ремо с насмешкой посмотрел на куклу. Надобно вам сказать, что потихоньку от всех он очень серьезно изучал колдовство и мог, к примеру, одним только взглядом расколоть мраморную пепельницу. А теперь он прикоснулся к кукле в нескольких местах, передвинул кое-какие транзисторы, снова усмехнулся и ушел в кафе. Тут в комнату вбежала Эврика и испустила радостный крик, который родители с наслаждением подслушали из-за двери. - Какая красивая! Какая чудесная кукла! - в совершеннейшем восторге вскричала Энрика. - Я сейчас же приготовлю тебе завтрак! Она принялась торопливо рыться в углу, где лежали игрушки, отыскала там большие чашки для кофе, блюдца, стаканы, вазочки, бутылочки и так далее и расставила все это на кукольном столике. Затем велела новой кукле пойти на свое место, позвать несколько раз "маму" и "папу", наконец, повязала ей на шею салфетку и собралась кормить ее. Но кукла, едва девочка отвернулась на минутку, хорошим пинком отшвырнула накрытый стол. Блюдца разбились, чашки покатились по полу и, ударившись о батарею, тоже раскололись, и от них остались одни черепки... Тут, разумеется, прибежала синьора Лиза. Она испугалась, что Энрика ударилась или поранилась. Прибежала и, не разобравшись, в чем дело, тут же накричала на дочь, назвав ее "плохой, противной девчонкой", и добавила: - Какая ты нехорошая! Обязательно в Новый год надо что-то натворить. Смотря, будь осторожна, а то заберу у тебя куклу, и ты больше не увидишь ее! И ушла в ванную комнату. А Энрика, оставшись одна, схватила куклу, отшлепала ее как следует, назвала ее "плохой, противной девчонкой" и упрекнула в том, что она устраивает неприятности как раз в Новый год: - Смотри, веди себя хорошо, а то запру в шкаф и не выпущу больше оттуда! - Почему? - спросила кукла. - Потому что ты разбила блюдца. - А я вовсе не хочу играть с ними, - заявила кукла. - Я хочу играть с машинками. - Я тебе покажу машинки! - рассердилась Энрика и шлепнула ее еще разок. Кукла не растерялась и вцепилась ей в волосы. - Ой! Что ты делаешь? Почему бьешь меня? - Законная самозащита, - ответила кукла. - Ты же сама научила меня драться! Ты первая ударила. Я и не знала, как это делается. - Ну ладно, - ответила Энрика, желая сменить тему разговора. - Будем играть в школу! Я буду учительницей, а ты - ученицей. Вот твоя тетрадь. Я вижу, ты сделала в диктанте много ошибок, и я ставлю тебе двойку! - А при чем здесь эта цифра "два"? - При том, разумеется. Так делает в школе учительница. А кто пишет без ошибок, тому она ставит пять. - Почему? - Потому что так учатся! - Ну и насмешила ты меня! - Я?! - А кто же! - ответила кукла. - Ну подумай сама - ты умеешь ездить на велосипеде? - Конечно! - А когда училась и падала с него, тебе кто-нибудь ставил двойку или кол? Энрика в смущении замолчала. А кукла продолжала: - Вот подумай: когда ты только еще училась ходить и вдруг ни с того ни с сего садилась на пол, твоя мама ставила тебе на попку двойку? - Нет... - Но ходить ты все равно научилась? И говорить научилась, и пить, и есть, и пуговицы застегивать, и шнурки завязывать, и зубы чистить, и уши мыть, и открывать и закрывать двери, и звонить по телефону, и включать проигрыватель и телевизор, и спускаться и подниматься по лестнице, и бросать и ловить мяч, и отличать своего дядю от незнакомого человека, собаку от кошки, холодильник от пепельницы, ружье от штопора, сыр пармезан от горгонцолы, правду от лжи, воду от огня. И все это без каких бы то ни было отметок, плохих или хороших. Не так ли? Энрика притворилась, будто не заметила вопросительного знака, и предложила: - Давай я вымою тебе голову! - Ты с ума сошла? В Новый год... - Но я очень люблю мыть куклам голову! - А я очень не люблю, когда мне мыло попадает в глаза! - Ну знаешь! Ты - моя кукла, и я могу делать с тобой что захочу. Ясно? Это "ясно?" было из словаря синьора Фульвио. И синьора Лиза тоже нередко завершала свои разговоры этим выразительным "ясно?". Теперь настала ее, Энрики, очередь заставить уважать свои родительские права. Но кукла, похоже, даже не обратила внимания на это веское слово. Она забралась на самую верхушку елки, разбив по пути несколько цветных лампочек, и стала раскачиваться, как на качелях. Энрика, чтобы не ругаться с нею, отошла к окну. Во дворе мальчишки играли с мячом, катались на самокате, на велосипеде, пускали стрелы из лука, играли в кегли. - Почему не пойдешь во двор поиграть с ребятами? - спросила кукла, засунув палец в нос, чтобы подчеркнуть свою независимость. - Там одни мальчишки, - ответила Энрика. - Они играют в мальчишеские игры. А девочки должны играть в куклы. Они должны учиться быть хорошими мамами и хозяйками, должны уметь накрывать на стол, стирать, чистить обувь для всей семьи. Моя мама всегда чистит ботинки папе. И сверху и снизу. - Бедняжка! - Кто? - Твой папа! У него, значит, нет рук... Энрика решила, что настал самый подходящий момент дать кукле пару хороших пощечин. Чтобы добраться до нее, надо было залезть на елку. Ну а елка, разумеется, не растерялась и тут же воспользовалась случаем, чтобы свалиться на пол. Вдребезги разбились лампочки и стеклянные игрушки - ужас! А кукла оказалась под столом и решила, что в этой ситуации лучше всего захныкать. Однако она первая забеспокоилась и бросилась к Энрике: - Ты не ушиблась? - Я не хочу с тобой разговаривать! - заявила Энрика. - Это ты во всем виновата! Ты невоспитанная кукла. Уходи! Ты не нужна мне больше! - Наконец-то! - воскликнула кукла. - Теперь-то ты наконец поиграешь с машинками! - И не подумаю! - возразила Энрика. - Возьму свою старую тряпичную куклу и буду играть с ней. - Ах, вот как! - вскричала новая кукла. Она осмотрелась, нашла тряпичную куклу, схватила ее и вышвырнула в окно - сквозь стекла, даже не открывая его. - Я буду играть с моим плюшевым мишкой! - заявила Энрика. Новая кукла отыскала плюшевого мишку и забросила его в мусорный бак. Энрика расплакалась. Родители услышали ее плач и прибежали как раз вовремя, чтобы увидеть, что новая кукла завладела ножницами и напропалую кромсает наряды из кукольного гардероба. - Что это за безобразие! - вскричал синьор Фульвио. - Ох я несчастная! - вскричала синьора Лиза. - Думала, что купила куклу, а оказывается, принесла в дом ведьму! Папа и мама бросились к маленькой Энрике, подхватили ее на руки, стали ласкать, жалеть, целовать. - Паф! - сказала кукла с самого верха шкафа, куда она забралась, чтобы подрезать свои волосы, которые, по ее мнению, были слишком длинными. - Ты слышала? - испугался синьор Фульвио. - Она сказала "паф!" Этому ее мог научить только твой брат! Синьор Ремо появился в дверях, словно его кто-то позвал. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что происходит. Кукла подмигнула ему. - Что случилось? - спросил дядя, притворившись, будто с неба свалился. - Она не хочет быть куклой, - захныкала бедная Энрика. - Бог знает что о себе возомнила! - Я хочу пойти во двор и играть в кегли! - заявила кукла, посыпая сверху пряди волос. - Я хочу барабан! Хочу в лес, на луг, в горы! Хочу кататься на самокате! Хочу стать физиком-атомщиком, железнодорожницей, педиатром. И еще сантехником! И если у меня будет дочь, я пошлю ее в спортивный лагерь. И если она вздумает мне сказать: "Мама, я хочу быть домашней хозяйкой, как ты, и чистить обувь своему мужу. Сверху и снизу", - я отправлю ее в наказание в бассейн, а затем поведу в театр. - Да она с ума сошла! - сказал синьор Фульвио. - Наверное, у нее испортился какой-нибудь транзистор. - Ну-ка, Ремо, - попросила синьора Лиза, - взгляни, в чем там дело. Ты ведь разбираешься в этом. Синьор Ремо не заставил себя долго упрашивать. И кукла тоже. Она прыгнула ему на голову и стала делать сальто-мортале. Синьор Ремо прикоснулся к кукле в нескольких местах, что-то повернул, что-то подкрутил, и кукла превратилась в микроскоп. - Ты ошибся, - заметила синьора Лиза. Синьор Ремо снова что-то подкрутил. Кукла превратилась, в диапроектор, потом в телескоп, в роликовые коньки, в стол для игры в пинг-понг... - Но что ты делаешь? - удивился синьор Фульвио. - Ты сейчас совсем испортишь ее! И где ты видел куклу, которая походила бы на стол? Синьор Ремо вздохнул и еще что-то покрутил. Кукла опять стала нормальной говорящей куклой с длинными волосами. - Мама, - сказала она на этот раз кукольным голосом, - я хочу устроить стирку. - О, наконец-то! - воскликнула синьора Лиза. - Вот это другой разговор. Ну-ка, Энрика, поиграй со своей куклой. Еще успеешь провести хорошую стирку до обеда. Но Энрика, на глазах у которой происходили все эти превращения, похоже, была в чем-то не уверена. Она посмотрела на куклу, на дядю Ремо, на родителей и наконец с глубоким вздохом произнесла: - Нет, я хочу пойти во двор и играть там с ребятами в кегли. И может быть, даже стану делать сальто-мортале. ЗЕЛЕНОЕ ЯЙЦО Старый Омобоно жил в маленьком домике на окраине села совсем один. Жена его давно умерла, а детей у него не было. Так что компанию ему составляли куры в курятнике, боров в свинарнике да осел в хлеву. Осел помогал обрабатывать землю. Боров ни в чем не помогал. Однако Омобоно знал, что кормит его не напрасно, - рано или поздно он обернется ветчиной, колбасой и сосисками. Ну а куры несли ему яйца. И вот однажды утром Омобоно сходил в курятник за свежими яйцами и, вернувшись в дом, вдруг обнаружил в корзине среди белых яиц одно зеленое. - Такого я еще никогда не видел, - проворчал он. Старики, известное дело, нередко разговаривают сами с собой вслух. - Зеленое яйцо! Готов спорить, что его снесла Пимпа. Эта курица уже давно стала какой-то странной, будто кто-то запугал ее. Зеленое яйцо! Прямо хоть пиши об этом в газету! Он взял яйцо и поднес к уху. - Надо же! Вот так новости! Яйцо, а гудит, как машина. Словно там мотор вместо желтка. Старик положил белые яйца в буфет, а зеленое - на стол и принялся разглядывать его. Гула вроде не было, но стоило Омобоно приложить яйцо к уху, как он снова слышал его. Тогда Омобоно взял ложечку, осторожно разбил скорлупу и отколупнул два или три кусочка, чтобы заглянуть внутрь, но испугался и положил яйцо на стол. И тут из отверстия в скорлупе вдруг один за другим начали выскакивать крохотные, ростом не больше ногтя, человечки. Омобоно насчитал сначала десять человечков, потом еще десять и еще... И каждый что-то нес на спине или тащил за собой на невидимой веревочке, только непонятно было, что именно. В одно мгновение человечки разбежались во все стороны. Кто спешил сюда, кто - туда. Некоторые как будто что-то забивали молоточками, другие пилили. А все вместе - работали дружно, быстро, старательно и совершенно бесшумно. Но когда Омобоно наклонился к столу и прислушался, ему показалось, что он слышит удары топора, скрип, скрежет и даже чьи-то повелительные голоса. "Это, наверное, какие-нибудь начальники", - решил Омобоно. А минут через десять человечки уже построили что-то очень похожее на железную дорогу, которая вышла из яйца и очертила вокруг него исключительно ровную окружность радиусом в пятьдесят сантиметров. Затем из яйца выехал поезд, состоящий из двадцати вагонов, каждый из которых был не длиннее спички. Локомотив (это был, наверное, электровоз, потому что он не дымил) был короче, но довольно массивный. Поезд бежал по рельсам, точно игрушечный. Он часто останавливался, и человечки что-то выгружали из вагонов. Тут Омобоно вспомнил, что у него где-то есть лупа. Он отыскал ее в ящике буфета и увидел с ее помощью, что они выгружали автомобили, велосипеды, тракторы, подъемные краны, строительные конструкции, детали домов, двери, окна, разного рода мебель и машины, много машин, бесконечное множество легковых машин. Разгрузив вагоны, человечки тут же принялись разносить вещи во все стороны, словно у них в голове был четкий план. Впрочем, план этот скоро стал ясен и Омобоно. - Да ведь они строят у меня на столе целый город. И как отлично все делают! Поезд, совершив круг, возвращался к яйцу, въезжал в него и спустя немного выезжал с новым грузом. А кроме того, из яйца беспрестанно появлялись все новые и новые человечки. Омобоно насчитал их сначала несколько десятков, затем несколько сотен, а потом и считать перестал - ясно, что их было теперь уже не меньше десяти тысяч. А из яйца все выбегали и выбегали новые - парами, группами, в одиночку. И казалось, они уже хорошо знают, куда именно им надо идти, потому что сразу же без колебания направлялись в тот или иной квартал города... Да, да, уже появились кварталы, улицы, и по ним проносились туда и сюда машины, куда-то спешили пешеходы, работали магазины, из окон домов выглядывали люди, во дворах играли дети... - Ай да молодцы! - подивился Омобоно, рассматривая сквозь лупу то один, то другой уголок города. А потом вдруг из яйца вынесся целый табун лошадей, а за ними выбежали собаки, кошки, вылетели птички - маленькие, еле видимые, меньше самой малюсенькой мошки - и полетели над крышами домов, а некоторые даже принялись строить гнезда. От удивления Омобоно даже выронил лупу. К счастью, она упала рядом с городом, иначе, наверное, убила бы кого-нибудь. И тут человечки вдруг замерли. Очевидно, удар лупы о стол показался им оглушительным раскатом грома. Затем, как будто кто-то успокоил их, они снова принялись за работу. - Жаль, что не слышно, о чем они говорят, - огорчился Омобоно. - Интересно, что же все это значит... И тут ему пришла в голову одна мысль. Он вышел из дома, осторожно закрыв двери на ключ, и отправился на поиски того, что ему понадобилось. Продавец в магазине очень удивился: - Усилитель? Динамик? Микрофон? Зачем вам все это? - Хочу послушать, о чем говорят муравьи, - отрезал Омобоно. - Какое вам дело? Скажите, сколько это стоит, и до свидания. - Ладно, не сердитесь. В конце концов мое дело продавать, а не интересоваться, кто и зачем покупает эти вещи. - Вот и отлично. Сколько? Омобоно уплатил, попросил объяснить, как пользоваться этими устройствами, и вернулся домой, не обращая внимания на людей, которые оборачивались ему вслед, потому что привыкли видеть его с лопатой или мотыгой на плече. А дома Омобоно ожидал новый сюрприз. - Черт возьми, готов поклясться, что человечки выросли, а город стал больше и дома выше. Не резиновые же они, чтобы так раздуваться. Город занимал теперь почти весь стол, а человечки были уже в два раза выше ростом. - Ну-ка посмотрим, - решил Омобоно, - что из этого выйдет? Он расположил приборы так, как ему объяснили в магазине, надел наушники, как у телеграфиста, поправил держатели и стал слушать. Теперь звуки слышны были громко и отчетливо: шум двигателей, тарахтенье моторов, крики детей, голоса на стройплощадке, шум поезда, который без устали ездил в яйцо и обратно. - Алло, алло! - услышал он вдруг голос, перекрывший все остальные звуки. И тут умолкли все другие голоса, машины остановились, и город замер в полной тишине. - Внимание, внимание! Выходим на связь с землянином! Нам неизвестны его намерения, поэтому объявляется Малая Тревога! - Вот это да! - удивился Омобоно. - Они хотят говорить со мной... Надо полагать, именно со мной, ведь единственный землянин тут - это я... Гм, а они? Разве они не земляне? Ведь их же снесла моя курица! - Алло, алло! - снова раздалось в наушниках. - Мы обращаемся к землянину, который слушает нас. Вам хорошо слышно? - Да куда уж лучше! - ответил Омобоно. - Только объясните мне, кто же вы такие и что делали в яйце моей курицы? Да, и долго ли собираетесь занимать мой стол? - Прежде всего, - услышал он в ответ, - предупреждаем вас, что вы лишены возможности причинить нам какой-нибудь вред. То обстоятельство, что мы пока еще такие маленькие, не должно вводить вас в заблуждение. Мы способны спастись от любого нападения. К тому же мы его не провоцируем. - Хорошенькое дело, - ответил Омобоно. - Послушаем, что вы еще расскажете. - Да будет вам известно, что мы прибыли с очень далекой и совершенно не известной вам планеты. К сожалению, в последние века условия жизни там стали совершенно невыносимыми. Наше солнце начало остывать, вся растительность погибла, ледяной панцирь покрыл один за другим все наши города. Спастись можно было, только покинув планету и переселив всех ее обитателей в другие миры Вселенной. Вы меня слышите? - Слышу, слышу и даже записываю ваш рассказ на магнитофон. - Мы делаем то же самое. Наш Комитет общественного спасения после тщательного изучения проблемы предложил следующее. Все население планеты и животные, которые еще не погибли, а также города, фабрики, заводы и вообще вся техника, созданная нашей цивилизацией, все с помощью особой системы, которую я не стану вам объяснять, потому что вы все равно не поймете... - Вот уж спасибо! - ...одним словом, все и вся было уменьшено до ультрамикроскопических размеров и помещено в семечко тыквы, которое с помощью специальной системы передачи на расстояние было сброшено на вашу Землю. - Вернее, ко мне во двор... А моя курица склевала его... И снесла яйцо... И вы вышли из него... - Да, именно так все и было. - Сколько же вас всего? - Очень мало, к сожалению. Не более тридцати миллионов. - Тридцати - чего? - Миллионов. - И что же вы от меня хотите? Чтобы я держал в доме тридцать миллионов гостей? Думаете, я в силах вас всех прокормить? Дорогие мои, я начинаю думать, что вам было бы лучше вернуться внутрь яйца... Эй, что случилось? Что такое? Куда вы делись? Город, машины, человечки, железная дорога - все вдруг исчезло, словно по мановению волшебной палочки. На столе лежало только зеленое яйцо с дырочкой на боку. - Вы там, что ли, внутри? - спросил Омобоно. Никто не ответил. Но из яйца теперь, как и прежде, снова доносился гул. А затем все повторилось сначала: выбежали человечки ростом не больше ногтя... Построили железную дорогу... Появились дома, машины... Город был восстановлен в мгновение ока. Не прошло и часа, как весь стол снова был занят человечками и в наушниках снова раздался голос: - Алло, алло! - Слушаю! - ответил Омобоно. - Куда вы делись? - Сами того не желая, - услышал он в ответ объяснение, - вы объявили Большую Тревогу. - Я? Каким образом? Я ничего не объявлял. - Выслушайте нас, и ради бога в следующий раз будьте осторожны! Дело в том, что мы изобрели особую систему сигнализации. Она, как вы видели, совершенно безотказна, но и опасна. Стоит произнести слова: "Внутрь яйца!" - как наш рост прекращается, и мы все немедленно возвращаемся в яйцо. - Удобно, - заметил Омобоно. - Не совсем. Нам ведь приходится делать все заново... К сожалению, теперь мы в ваших руках. Послушайте, что мы вам предлагаем. Нам известно, что на вашей планете есть совершенно необитаемые пустыни, например, Сахара, Гоби и другие. Отдайте нам одну из этих пустынь, с помощью нашей техники мы сделаем ее обитаемой и будем жить там, нисколько не беспокоя землян. - Минутку, - сказал Омобоно, - вы что-то говорили о росте. А на сколько вы еще можете вырасти? - Наш нормальный рост - пять метров, но мы приспособимся к земным меркам и во всем станем походить на людей. - А кто поручится, что вы не вздумаете завладеть всей нашей планетой? - Вы же в любую минуту можете вернуть нас в яйцо. Вы же знаете сигнал Большой Тревоги. Омобоно задумался, разглядывая зеленое яйцо. - А знаете, - сказал он наконец, - я хочу произвести небольшой опыт. Он осмотрелся, остановил взгляд на шапке, висевшей на гвозде у двери, и воскликнул: - Шапка, внутрь яйца! Шапка тут же исчезла. Омобоно заглянул в яйцо и с помощью лупы разглядел, что она лежит там - крохотная, не больше точечки. И тогда он засмеялся: - А вот этого вы мне не сказали! - Что не сказали? Мы все объяснили вам. - Но вы умолчали о том, что яйцо "забирает" и другие вещи, не только вас. - Но мы и сами этого не знали! Это вы только что показали нам. - Ладно, ладно. Вполне возможно, что один крестьянин хитрее тридцати миллионов космических пришельцев. Вполне возможно. Только яйцо, с вашего позволения, я заберу себе. А человечки между тем продолжали расти. Теперь они были уже больше мизинца Омобоно, а из яйца один за другим выходили все новые и новые пришельцы. - Надо, пожалуй, поскорее предупредить власти, - решил Омобоно, - а то вы еще взорвете мой дом. И вот что еще я думаю. Ведь переправить тридцать миллионов человек в Сахару - это не шутка. Не лучше ли вам всем вернуться на некоторое время туда... обратно? Человечки посовещались, и затем голос в наушниках со вздохом произнес: - Вы правы. Мы вернемся в яйцо... - Тогда до свидания, - сказал Омобоно. - До свидания. Народ Аэима, внутрь яйца! В то же мгновение со стола все исчезло, и на нем осталось только зеленое яйцо. Омобоно взял его, сел на свой мотоцикл и поехал в город. Не будем рассказывать о том, как он докладывал обо всем случившемся правительству, как велел человечкам выйти из яйца еще раз, чтобы доказать, что он ничего не сочиняет, а затем вернул их обратно в яйцо, как потом вместе с членами правительства полетел на самолете в Сахару и передал пустыню народу Азима и оставался с ними до тех пор, пока они не стали ростом с землян, а затем вернулся к себе в деревню с зеленым яйцом, которое держал в красивой овальной шкатулке. "Оно еще не раз позабавит меня", - решил про себя Омобоно. И действительно, однажды он достал яйцо и отправил в него то, что ему не нравилось больше всего. Он приказал: - Все пушки, какие только есть на свете, - внутрь яйца! И войны прекратились как по волшебству. В другой раз он сказал: - Все комары - внутрь яйца! И никто уже не мог найти ни одного комара на всей земле - от Южного полюса до Северного. А плохого Омобоно никому ничего не сделал, потому что он был хорошим человеком, ведь даже имя его означает Добрый Человек. Незадолго до смерти он разбил зеленое яйцо, растолок скорлупу в ступке, растер ее в порошок и развеял на своем поле, чтобы никто не мог использовать яйцо с каким-нибудь злым умыслом. Я мог бы рассказать вам и о том, как однажды, когда яйцо еще было цело, он и сам попробовал войти в него. - Омобоно, внутрь яйца! - приказал он сам себе. Но сидеть там внутри, в темноте, оказалось так скучно, что он поспешил выбраться оттуда. НЕОПОЗНАННЫЙ САМОЛЕТ - Синьор начальник, неопознанный самолет просит разрешения на посадку. - Неопознанный самолет? А как он сюда попал? - Не знаю, синьор начальник. У нас не было с ним раньше никакой связи. Он говорит, что у него кончается горючее и он сядет, даже если мы будем против. Странный какой-то тип, однако. - Странный? - Чудак, по-моему. Я слышал сейчас, как он посмеивался в микрофон: "Тем более что все равно никто не может остановить меня..." - Так или иначе, пусть лучше сядет, а то еще натворит каких-нибудь бед. Самолет приземлился на маленьком летном поле на окраине Столицы ровно в 23 часа 27 минут. До полуночи оставалось 33 минуты. Притом это была не обычная, а самая важная в году полночь. Это было 31 декабря. И на всем континенте миллионы людей ожидали наступления Нового года. Никому не известный летчик выпрыгнул из кабины на землю и сразу же распорядился: - Выгрузите мой багаж! Там двенадцать баулов, не забудьте ни одного! И вызовите три такси, иначе их не перевезти! Может кто-нибудь позвонить по телефону от моего имени? - Не знаю, не знаю, - уклончиво ответил синьор начальник. - Сначала надо прояснить кое-какие детали, вам не кажется? - Не вижу никакой необходимости! - улыбнулся летчик. - А я, однако, вижу! - возразил синьор начальник. - И прошу вас предъявить документы и бортжурнал. - Простите, но я не стану этого делать. Он заявил это так категорично, что синьор начальник чуть не взорвался от возмущения. - Как угодно, - сказал он, - а пока, будьте любезны, пройдите сюда! Летчик ответил легким поклоном. И начальнику показалось, что поклон этот был чересчур вежливым. "Уж не насмехается ли он надо мной? - подумал он. - Во всяком случае, из моего аэропорта он выйдет с совсем другой миной". - Имейте в виду, - продолжал между тем загадочный путешественник, - что меня ждут. Очень, очень ждут. - И должно быть, к полуночи, чтобы отпраздновать Новый год? - Совершенно верно, дражайший! - А я, как видите, нахожусь при исполнении служебных обязанностей и всю новогоднюю ночь проведу здесь, в аэропорту. И вам, если будете упорствовать и не пожелаете предъявить документы, придется составить мне компанию. Незнакомец (тем временем они вошли в кабинет начальника) спокойно расположился в кресле, закурил трубку и с интересом осмотрелся вокруг. - Документы? Но ведь они уже у вас, синьор начальник. - В самом деле? Выходит, вы, как фокусник, сумели засунуть их мне в карман? И сейчас еще достанете у меня из носа яйцо, а из уха часы? Вместо ответа незнакомец указал на новый красочный календарь, висевший на стене у письменного стола. - Вот мои документы. Я - Время. В моих двенадцати баулах находятся двенадцать месяцев, которые должны начаться через... Ну-ка, посмотрим... Через двадцать девять минут. - Если вы - Время, - невозмутимо ответил синьор начальник, - то я в таком случае реактивный самолет. Я вижу, вы шутник. Отлично! Значит, мне не придется скучать. И все же я включу, если не возражаете, телевизор. Не хотелось бы пропустить начало Нового года. - Включайте, включайте! Только не будет никакого Нового года, пока вы меня держите тут. По телевизору передавали праздничный концерт. Время от времени красивая дикторша, посмотрев на большие часы, висевшие на сцене за оркестром, прямо над головой ударника, напоминала: - До Нового года осталось двадцать пять минут... Осталось двадцать две минуты... Неизвестный пилот, казалось, от души развлекался телевизионным зрелищем. Он подпевал певцу, отбивал такт ногой вместе с оркестром и весело смеялся над шутками клоунов. - До полуночи осталась одна минута, - улыбнулся синьор начальник. - Очень жаль, что не могу предложить вам бокал шампанского. На службе я никогда не пью. - Спасибо, но в шампанском уже нет нужды. Время остановилось. Посмотрите на свои часы. Синьор начальник невольно перевел взгляд на циферблат своих наручных часов и поднес их к уху. "Странно, - подумал он, - они тикают, но секундная стрелка стоит на месте - видимо, испортилась". И он стал отсчитывать секунды. Отсчитал шестьдесят и обнаружил, что минутная стрелка тоже не двигается и по-прежнему показывает без одной минуты двенадцать. И на больших часах на экране телевизора она тоже замерла. - Должно быть, возникла какая-то маленькая неисправность... - смущенно объяснила дикторша. Музыканты, певцы, клоуны, зрители, находившиеся в телестудии, - все словно по команде принялись изучать свои часы, трясти их и с удивлением прислушиваться к ним. И вскоре все убедились, что стрелки и в самом деле больше не двигаются. - Ха-ха! Время остановилось! - со смехом крикнул кто-то. - Наверное, выпило слишком много шампанского и уснуло, не дождавшись полуночи. Начальник аэропорта бросил тревожный взгляд на странного незнакомца, и тот снова вежливо улыбнулся ему: - Видели? Это вы виноваты! - Как это я?.. При чем здесь я? - Вы все еще не верите, что я - Время? Взгляните на эту розу... На письменном столе красовалась в вазе свежая роза - начальник любил, чтобы у него были цветы в кабинете. - Хотите посмотреть, что с нею станет, если я прикоснусь к ней? Незнакомец подошел к столу и легонько дунул на цветок. Лепестки тут же сморщились, высохли, опали и рассыпались в прах. От прекрасной розы осталась лишь горстка пыли... Синьор начальник вскочил и бросился к телефону. Были времена, когда новости развозили по свету на лошадях, и немало проходило времени, пока они объезжали весь мир. Скажем, известие о том, что началась война в Бризговии, приходило в Брисландию, когда бои уже закончились и солдаты - те, что остались в живых, - уже были дома. В наши дни радио и телевидение опутывают всю землю гигантской невидимой сетью. Новости ловятся в эту сеть, словно рыбки, и в несколько мгновений переносятся от одного полюса к другому. Спустя несколько минут после звонка синьора начальника министру, уже всюду - и в Америке, и в Сингапуре, и в Танзании, и в Новосибирске - знали, что Время задержано в каком-то маленьком аэропорту из-за отсутствия документов. Миллионы людей, ожидавших наступления Нового года, тут же открыли бутылки шампанского, наполнили бокалы и стали обмениваться радостными тостами. Праздничные шествия двинулись по улицам Милана, Парижа, Женевы, Лондона И Т.Д. Написав "и так далее" с большой буквы, мы имеем в виду и вое другие города, которые невозможно перечислить тут все подряд. - Ура! - кричали люди на всех языках планеты. - Время остановилось! Мы не будем больше стареть! И никогда не умрем! В кабинете синьора начальника аэропорта беспрестанно звонил телефон. Начальника вызывали со всех концов земли и требовали: - Держите Время крепче! - Наденьте на него наручники! - Сверните ему шею! - Подсыпьте ему снотворного! - Какое там снотворное - крысиный яд нужен! Премьер-министр сообщил о случившемся своим коллегам. Срочно собрался Совет Министров. На повестке дня был только один вопрос: какие нужно принять меры? Превратить задержание Времени в арест или же освободить его? Министр внутренних дел гремел: - Освободить? Никогда этому не бывать! Стоит только позволить людям разгуливать повсюду без всяких документов, и мы пропадем! Этот синьор должен сообщить нам свое имя, отчество, фамилию, место рождения, место прописки, место жительства, гражданство, национальность, номер паспорта, размер обуви, номер шляпы. Он должен предъявить справку о прививках, свидетельство о благонамеренности, диплом об окончании начальной школы, квитанцию об уплате налогов. К тому же у него целых двенадцать баулов! А таможенный сбор он уплатил? Он отказывается открывать их! А если у него там бомбы? Министру было семьдесят два года, так что вы понимаете, конечно, какой был заинтересован в том, чтобы часы стояли... Совет Министров решил узнать мнение Организации Объединенных Наций. А там в ту пору был только швейцар, потому что все члены ООН разъехались по домам встречать Новый год. - Сколько времени понадобится, чтобы созвать Ассамблею? - Недели две... Хотя, если Время остановилось, две недели не пройдут, так что Ассамблею не собрать! Эта новость тоже облетела весь мир, вызвав повсюду еще большую радость. А спустя немного... Впрочем, эту фразу я не вправе писать: если Время остановилось, слова "спустя немного" уже не имеют смысла. Короче говоря, один мальчик, разбуженный шумом, узнал, в чем дело, быстро сосчитал, сколько будет два плюс два, и возмутился