пулируют... то есть крутят вами в своих целях, которые мне пока что не очень ясны, -- веско продолжал Василий, -- и наша с вами задача... -- Чего?!!! -- взревел Беовульф и даже рванул на себе цепь. -- Чтобы я, Беовульф, доблестный рыцарь и верный подданный достославного короля Александра, позволил собою крутить?! В порошок сотру, честное благородное слово!.. Постойте, -- с подозрением поглядел он на Дубова, -- а может, это вы мною крутите? Настраиваете меня против нее с какими-то своими целями? Берегитесь, боярин Василий, ежели это так, то не погляжу что вы мой гость... Дав Беовульфу отвести душу, Дубов заговорил: -- Сегодня у вашей Прекрасной Дамы... -- Тоже мне "Прекрасная Дама", -- фыркнул Кузька. Василий строго посмотрел на домового и продолжал: -- Сегодня у нее назначено свидание с Гренделем. Если вы согласны мне помочь, то мы вместе возьмем с поличным и саму даму, и ее слугу, и вы убедитесь, что мои обвинения не голословны. -- Согласен, -- не раздумывая заявил Беовульф. -- И что я должен делать? -- Детали обговорим по дороге, -- ответил детектив, -- а сейчас дозвольте мне все-таки немного поспать. x x x Князь Григорий уже собрался было покинуть свой кабинет и отправиться в главную кремлевскую залу, где у него была назначена встреча с делегацией деревенских старост, однако в этот момент к нему без предварительного доклада ворвался начальник его тайного приказа. Такое случалось крайне редко и свидетельствовало о том, что произошло нечто чрезвычайное. -- Ну, чего еще стряслось? -- недовольно покосился князь на барона Альберта. -- Ваша Светлость, ужасное происшествие, -- чуть не с порога зачастил барон. -- Только что пришла весть, что над нашей северной заставой пролетал ковер-самолет, и пушкари-стражи границы его сбили! -- Ну и что же тут ужасного? -- удивился князь Григорий. -- Правильно сделали. Никому не дозволено безнаказанно нарушать небесные пределы моего княжества! Однако Альберт не разделял оптимизма своего повелителя: -- На ковре летел знаменитый на Востоке кудесник Сулейман по поручениям Багдадского султана Аль-Гусейна. -- Да, нехорошо получилось, -- нахмурился князь Григорий. -- И что же, почтенный Сулейман погиб? -- Какое там! -- махнул рукой Альберт. -- Жив-здоров, токмо зело сердит был. И Вашу Светлость бранил на чем свет стоит. Наши пушкари хотели его посадить в холодный погреб, дабы остудился, а тот обратился в едкий пар и улетучился. А следом за ним поднялся ковер-самолет и улетел неведомо куда. -- Даже и не знаю, что делать, -- задумался князь. -- С одной стороны, стражи поступили правильно, а с другой не хотелось бы портить отношения с нашим дорогим другом Аль-Гусейном. Придется отправить ему послание, а заодно чем-то умаслить. -- Чем? -- уныло вздохнул Альберт. -- У него же злата и адамантов полны закрома. -- Значит, пошлем ему наших девушек для гарема, -- решил князь Григорий. -- Эдак с десяток. -- Как? -- удивился Альберт. -- Наших, белопущенских девушек -- и для гарема?! -- Наших белопущенских девушек, -- отчеканивая каждое слово, повторил князь Григорий. И, прищурившись, пристально уставился на барона: -- A ведь вы, Альберт, родом кислоярец... -- Я не кислоярец, я -- упырь! -- вырвалось у барона. -- Ну тогда и выполняйте, что вам князь велит. -- Да не пойдут они, -- уныло протянул Альберт. -- Не пойдут, говоришь? -- хмыкнул князь. -- A мы их спрашивать и не будем. У нас ведь кажется, имеется свой лиходей и душегуб, вот его и запряги на это дело. -- Слушаюсь! -- радостно приосанился барон. -- Ну ладно, все у тебя? -- Все, Ваша Светлость. -- Тогда свободен. И не забудь усилить охрану всех амбаров и оружейных хранилищ. A двадцать первого амбара -- особливо! x x x Грендель брел по болотной тропинке и пытался вспомнить вдохновенные строчки, которые только что записал пером выпи на клочке пергамента, да позабыл на столе у себя в хижине. В отличие от своего вечного соперника Беовульфа, бедный поэт не имел возможности поднести к ногам возлюбленной золотых перстней и породистых щенков. Единственное, чем он мог завоевать сердце Прекрасной Дамы -- это вдохновенные стихи, льющиеся бурным потоком из любящей души. Место, в котором обычно назначал свидание Грендель, было вполне в его вкусе: зеленая полянка, находящаяся на пригорке, и потому менее заболоченная, чем вся окружающая местность, и посреди ее -- могучий, в три обхвата дуб, в тени которого вольготно росли огромные яркие мухоморы. Когда-то Грендель, вдохновленный суровой красотой этого уединенного уголка, даже посвятил ему стихи: "У Мухоморья дуб зеленый", но дальше первой строчки дело так и не пошло. Увидев сидящего под дубом человека, Грендель радостно побежал вперед, но остановился как вкопанный, когда увидел, что это вовсе не его возлюбленная, а вчерашний гость. -- Боярин Василий?.. -- с трудом припомнил поэт его имя. -- Именно я, -- вскочил с травы боярин Василий. -- Извините, что отвлекаю вас от предстоящего свидания, но мне нужно срочно с вами поговорить. -- Может быть, лучше после? -- вздохнул Грендель. -- Заходите ко мне вечерочком... -- У нас нет времени, -- деловито проговорил Василий. -- Сейчас сюда придет ваша дама, и нельзя, чтобы она меня видела. -- Опять какие-то грязные тайны, -- поморщился Грендель. -- Однако я вас слушаю. -- Я повторяю свое вчерашнее предложение, -- сказал Дубов и посмотрел куда-то вверх, на крону дуба. -- Какое? Я, знаете, в последнее время стал такой рассеянный... -- Отправиться в Белую Пущу и... -- Нет-нет, и не просите! -- поспешно перебил Грендель. -- Во-первых, это глубоко противно моему душевному складу. А во-вторых... -- Господин Грендель, если я обращаюсь к вам за помощью, то только потому что у меня нет другого выхода, а время поджимает. -- Грендель вновь отрицательно покачал головой. -- Ну хорошо, -- почти с мольбой продолжал Дубов, -- прошу вас только об одном: когда вы увидите вашу возлюбленную, то постарайтесь хоть на мгновение взглянуть на нее беспристрастно, просто как на постороннего человека, а не как на женщину, которая вскружила вам голову... Все, мне пора, -- и с этими словами Василий побежал по тропинке в направлении Гренделевой хижины. На самом же деле он залег за одной из болотных кочек. Там было довольно мокро, но выбирать не приходилось. А Василий Николаевич очень хотел стать если и не участником, то хотя бы зрителем предстоящей бурной сцены, которую он задумал и срежиссировал. С противоположной стороны по тропинке двигалась ничем не приметная с виду парочка -- высокая блондинка в изысканном темном платье и коренастый мужичок в сером сюртуке. -- Жди меня там, -- властно приказала дама слуге, и тот покорно удалился за дуб. -- О, господин Грендель, как я рада вас видеть! -- чуть не пропела она высоким приятным голосом, протягивая руки своему воздыхателю. -- Сударыня, я у ваших ног, -- Грендель опустился на одно колено и почтительно поцеловал ей ручку. -- Ах, ну что вы, -- так и зарделась дама. -- Встаньте, пожалуйста, вы меня смущаете. Грендель послушно поднялся и, вглядевшись в лицо своей возлюбленной, невольно отшатнулся. -- Так, подействовало, -- радостно потер руки Василий в своем укрытии. -- Что с вами? -- забеспокоилась Прекрасная Дама. -- Господин Грендель, вы сегодня как-то не в себе. -- Да... -- пробормотал поэт. -- Как будто пелена спала с моих очей... -- Он только теперь приходит в себя! -- раздался за спиной дамы громовой голос. Дама резко обернулась -- на нее со стороны дуба тяжелой поступью надвигался собственной могучей личностью господин Беовульф. -- Не смей причинить ей ничего дурного! -- выкрикнул Грендель. -- Как же! -- прогремел Беовульф. -- Да она сама кому угодно чего хошь причинит! -- Что это значит?! -- взвизгнула дама и затравленно заозиралась по сторонам. -- Не беспокойтесь, сударыня, -- тоном ниже сказал Беовульф, -- ваш так называемый слуга вам не поможет. Равно как и его "установки". Можете посмотреть -- он там лежит, отдыхает и не скоро очухается. -- Что вы с ним сделали? -- завопила дама. -- Ну, приложил разок златою цепью, -- ласково прорычал Беовульф, -- Ничего, это не смертельно, я думаю. Просто легкое помутнение ума... -- Да-да, как будто пелена спала с очей моих, -- продолжал бормотать Грендель. -- Ах, как я заблуждался... -- Кстати, сударыня, -- продолжал "наезжать" Беовульф, -- что-то я не вижу на вас того перстенька, что я вам подарил. -- Я его забыла дома, -- заметно побледнев, пробормотала женщина. -- А может, потеряли? -- Может, и потеряла... -- Ну так радуйтесь, я его отыскал! -- И с этими словами Беовульф извлек из-за пазухи золотой перстень. -- Где вы его нашли?! -- в ужасе отшатнулась Дама. -- Там, где вы его потеряли, -- ответил Беовульф. И с явной угрозой добавил: -- Нынче ночью. Но тут, похоже, дама наконец взяла себя в руки. -- Вы, господин Беовульф, дурак, -- с нескрываемым презрением произнесла она. -- Но я знаю, кто за этим стоит! Тут она небрежно оттолкнула стоящего на ее пути Гренделя и решительно двинулась за дуб. Через некоторое время она появилась со своим слугой, который шел, качаясь и еле двигая ногами. Прекрасная Дама, ужасно бранясь, отвесила ему пинка и быстро удалилась по тропинке. Слуга же, бормоча что-то себе под нос, поплелся следом за ней. Беовульф и Грендель, некоторое время постояли, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, не зная, что дальше делать. И в конце концов, смерив друг друга неприязненными взорами, молча разошлись в разные стороны. Когда Грендель медленно брел в сторону своей хижины, Дубов услышал его бормотание: -- Словно пелена спала... Это было какое-то наваждение... Убедившись, что поблизости никого нет, Василий встал из своего укрытия и подошел к дубу. По его ветвям спускался вниз Кузька. -- Ну как? -- радостно спросил домовой. -- Все в порядке? -- Здорово! -- только и смог ответить Василий. -- Я никогда не испытывал такого удовлетворения. Ведь ты все делал, как мы договаривались? -- Ну а то как же. Сначала я смотрел за дорогой и дал тебе знать, когда появилась та баба с колдуном. А Беовульф уже стоял за дубом и ждал. Едва колдун зашел за дуб, он как даст ему своей золотой цепью по башке, а тут уж и я заступил со своей ворожбой. Мол, погляди ты на нее, господин Грендель, и сразу поймешь, откуда птичка вылетела. -- Ну, откуда вылетела, это понятно, а вот куда улетела? Кузька на минуту задумался: -- Судя по тому, куда они побегли, то я думаю, что не в свою избенку, а куда подальше. Там, за болотом, перелесок, а через него проселок, который ведет в сторону Белой Пущи. Как раз в ту деревеньку, где бабкина изба стояла. -- И домовой погрустнел, вспомнив былые денечки. -- Может, пойдем? -- смущенно спросил Василий. -- А, Кузьма Иваныч? -- И уже веселее добавил: -- А хочешь, я тебя на плече понесу? Кузька хитро ухмыльнулся и как бы нехотя отвечал: -- Ну, так и быть. Пожалуй. Хороший ты человек, Василий, ни в чем тебе отказать не могу! x x x За ужином обстановка была совсем безрадостной. Все, кто находились за столом, ели мало, угрюмо уткнувшись в тарелки, и даже неуклюжие попытки короля Александра развеселить своих сотрапезников никак не могли повлиять на их настроение. Скорее, наоборот. -- Кушайте, господа, -- радушно потчевал Александр, -- а главное, запивайте. Конечно, пьянство -- дело негодное, но стаканчик старого доброго винца на сон грядущий, знаете... Первой не выдержала госпожа Сафо: -- Это чтобы послужить одновременно и выпивкой, и закуской? -- Не понимаю, о чем вы, сударыня, -- благодушно глянул на нее король. -- Ну так я вам объясню, Ваше Величество, -- запальчиво вскочила поэтесса, грозно уперев ручки в полные бедра, но король жестом усадил ее на место: -- Не нужно, не нужно, Ну зачем такие мрачные мысли? Может быть, нынче ночью, гм, ничего и не произойдет... Перси, налей мне вина! Паж, внимательно наблюдавший за госпожой Сафо и прочими, кто был за столом, вздрогнул и, конечно же, опять пролил мимо. -- Ну, за ваше здоровье, господа! -- поднял кубок Александр. -- И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно. -- Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! -- вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. -- И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню... -- То сам будет съеден! -- докончил мысль синьор Данте. -- Я предупредила! -- высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей. -- Такова есть наша жизнь, -- философически заметил Иоганн Вольфгангович. -- Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас. -- Если бы одни только червячки, -- вздохнула Сафо. -- Ну, господа, зачем так мрачно, -- снова заговорил король. -- С такими мыслями жить нельзя, иначе нам всем нужно завернуться в простыню и ползти на кладбище. Как говаривал... нет, не помню кто, даже умирать надо с улыбкой на устах. И мне как-то больше по душе боевой задор нашей глубокоуважаемой донны Клары. Знаете, я бы избрал нашим боевым кличем такие слова: ударим поэзией по людоедству! Спокойной ночи, господа. -- С этими словами Александр величественно поднялся из-за стола и, сопровождаемый Перси, удалился из трапезной. x x x Князь Григорий уже собирался покинуть свой рабочий кабинет, чтобы отойти ко сну, но тут дверь распахнулась, и барон Альберт ввел светловолосую даму в порванном черном платье. Из-за ее плеча робко выглядывал невзрачного вида мужичок. Однако их появление большой радости у князя Григория явно не вызвало: -- Ну, чего явились? Вам же было велено оставаться на посту до завтрева. Или даже до послезавтрева. Забыли, Анна Сергеевна? -- Мы ничего не забыли, Ваша Светлость, -- несколько надменно отвечала дама, которую князь Григорий назвал Анной Сергеевной. -- Но обстоятельства таковы, что оставаясь в Мухоморье, мы наверняка оказались бы за решеткой. -- Невелика потеря, -- проворчал барон Альберт, но князь так на него поглядел, что тот сразу как-то скукожился и бочком выскользнул из кабинета. -- Вот Каширский не даст соврать... -- продолжала Анна Сергеевна, еле кивнув в сторону своего спутника. -- Ну, Каширский соврет -- недорого возьмет, -- заметил князь. -- Так что же такого у вас приключилось? Анна Сергеевна поправила сползший черный чулок на левой ноге: -- Когда мы узнали, что боярин, -- тут она зло скривила губки, -- так называемый боярин Василий вступил в контакт не только с Беовульфом, но и с Гренделем, то предприняли операцию по его ликвидации. -- Согласно вашим директивам, -- вставил Каширский. -- Чего-чего? -- вскинул брови князь. -- Говорите проще, не умничайте! -- Согласно вашим указаниям, устранили, -- презрительно бросила Анна Сергеевна. -- Я самолично замочила его ножом, в корчме. -- Так, -- удовлетворенно кивнул князь Григорий. -- И в чем же закавыка? -- Сегодня Беовульф предъявил мне перстень, который он неделю тому назад подарил мне, а сегодня нашел, -- объяснила Анна Сергеевна. -- Ничего не понял, -- проворчал князь Григорий. -- Найти он его мог только в одном месте -- в корчме, где я его обронила, -- пояснила Анна Сергеевна. -- Когда убивала Ду... боярина Василия! -- Удивляюсь еще, как он дал нам бежать, -- добавил Каширский. -- В общем, я вижу, что работнички из вас... -- Князь задумался, подбирая сравнение пооскорбительнее. И, так ничего и не придумав, зашелестел бумагами. -- Ну, что у вас еще? -- поднял он взор на Анну Сергеевну с Каширским, которые стояли, неловко переминаясь, перед столом. -- Князь, это еще не все, -- несмело заговорил Каширский. -- Операция по охмурению Беовульфа и Гренделя прошла не столь успешно, как мы предполагали. -- Это еще почему? -- грозно вопросил князь Григорий. -- Они оба вышли из-под влияния моих установок, -- обескураженно развел руками Каширский. -- Я чувствую присутствие здесь другой силы внушения, куда более могучей, нежели моя!.. -- Не темни, говори по делу, -- оборвал его князь. -- Здесь мутит воду Чумичка, -- заявил Каширский. -- Он в прошлый раз был тут вместе с царевной и тем, кто именует себя боярином Василием. -- Не помню никакого Чумички, -- проворчал князь. -- Вы его очень хорошо помните, -- заявила Анна Сергеевна. -- Это именно он, обернувшись царевной, гм, причинил вам некоторые неприятности. -- Что?!! -- вскочил из-за стола Григорий. -- Схватить... изловить... на кол посадить... сжечь живьем... Ну, что встали? -- напустился он на Анну Сергеевну и Каширского. -- Прочь отсюда, олухи! Оставшись один, князь Григорий со сдавленным стоном упал в кресло. -- Это судьба, -- прошептал князь. -- Боярин Василий, Чумичка, Грендель... И что с того, что боярин убит -- колесо уже закрутилось. И что-то сделать уже поздно. Альберт! -- вскричал князь. -- Крыса чернильная! В кабинет испуганно заглянул начальник тайного приказа. -- Чего изволите, Ваша Светлость? -- Запереть в замке все ворота. Поднять мосты. На стене выставить лучников. И чтобы до послезавтра без моего приказания ни одна собака сюда не пробежала! Ни одна мышь не проскочила! Ни одна ворона не залетела! -- Слушаюсь, Ваша Светлость, -- пролепетал барон Альберт. -- Еще будут приказания? -- Да! -- рявкнул князь. -- Усилить надзор надо всеми! И над обоими Длиннорукими, и над этим дураком Каширским, и над Анной Сергеевной. Никому доверять нельзя, никому. Барон Альберт на цыпочках покинул княжеский кабинет. -- Ох, не в духе нынче хозяин, -- вздыхал барон, тяжело ступая по длинному полутемному коридору. -- И так каждый год. Только наступает октябрь, как будто с цепи срывается. И что ж это за тайна такая, что даже мне, главе тайного приказа, не ведома? x x x Леший и его друг водяной привычно сумерничали в корчме, когда раздался стук в дверь. -- Толкайте, да посильнее! -- крикнул корчмарь, и тут же дверь ввалилась вовнутрь, а следом за нею и запоздалый посетитель -- высокий человек в лохмотьях, с которыми несколько контрастировала широкополая шляпа, надвинутая на самые брови. -- Добро пожаловать, дорогой гость, -- приветствовал его хозяин. Вошедший украдкой огляделся по сторонам, снял шляпу и кинул ее на ближайший столик. -- Боярин Василий! -- в голос ахнули водяной и леший. -- Никто не знает, что я здесь, -- устало вздохнул Василий, присаживаясь за столик. -- Переночуем, а завтра утром поедем восвояси. -- A как же... -- начал было водяной и осекся. -- Увы, -- развел руками Дубов, -- сам я ничего не могу сделать, а те, на чью помощь рассчитывал, отказались. Да сам виноват -- такие дела с наскока не делаются. Ну ничего, доживем до будущего года... -- Ах да, чуть не забыл. -- Леший достал из-под стойки запечатанный в трубочку свиток. -- Это для вас. -- Любопытненько. -- Василий подошел к стойке и, разломав печать, пробежал послание. -- Кто его принес, вы не заметили? -- Русалка, -- с некоторым удивлением ответил леший. -- Я уж хотел ей сказать, что вас нет, что вас убили, а ее уж и след простыл. -- Теперь и это уже ни к чему, -- и Дубов, мелко порвав письмо, кинул его в тлеющую печку. -- Кузьма здесь? -- Да, в вашей горнице, -- кивнул корчмарь. -- Спокойной ночи, господа, -- и Василий по скрипучей лестнице стал подниматься на второй этаж. -- Да-да, ничего не вышло, -- бормотал он себе под нос. -- Остается только заехать за Надей, и домой... -- Ну где ж ты пропадал? -- напустился Кузька на Василия, едва тот переступил порог комнаты. -- Я тут весь изволновался... -- На болоте прятался, -- ответил Дубов, опустившись на кровать. -- Не мог же я тут среди дня появиться! Ну как, вещи ты сложил? -- Сложил, -- буркнул Кузька. -- Выходит, впустую ездили, эх-ма... -- Завтра затемно выезжаем, -- сообщил Василий, -- а теперь неплохо бы малость подремать. Дверь бы чем припереть на всякий случай? Но тут дверь в "апартаменты" Дубова распахнулась, и в ней, к немалому удивлению детектива, возникла долговязая фигура Гренделя. Василий про себя усмехнулся, но виду не подал. -- Чем могу служить? -- вежливо осведомился он. -- Я, право, не знаю. -- выдавил из себя Грендель и замолк. Бедолага явно находился в полном расстройстве чувств. Он затравленно озирался по комнате, будто ища поддержки у этих облезлых стен и пошарпаной мебели. -- Я, понимаете ли, человек тонкий, но... -- наконец собрался с духом Грендель, и в этот момент дверь резко распахнулась и на пороге возникла массивная фигура Беовульфа. -- Я, знаете ли, человек такой... -- начал было он, но увидев Гренделя, осекся. Грендель машинально попятился к окну. Беовульф же лишь ухмыльнулся. -- И ты здесь. -- И, уже обращаясь к Дубову, продолжил: -- Я, знаете ли, такой человек, никому обид прощать задарма не намерен. Так что князю Григорию придется заплатить за подстроенную подлянку. Вот. -- Своею жизнью заплатить! -- с пафосом добавил Грендель. -- Во-во, -- мрачно ухмыльнулся Беовульф. -- Это я и имел в виду. -- Ну что ж, господа, прекрасно, -- улыбнулся Дубов. -- Если я вас правильно понимаю, вы поддерживаете мой план и готовы принять в нем участие. -- При этом заклятые друзья закивали головами. -- В таком случае нам пора в путь. -- Как? Прямо сейчас? -- опешил Грендель. -- Да. Это как-то того... -- пробурчал Беовульф. -- Увы, господа. -- развел руками Дубов. -- Время не терпит. В нашем распоряжении чуть более суток. Поэтому надо выходить рано утром. Если вы, конечно, не передумали. -- Я готов, -- выпятил впалую грудь Грендель. -- А чего там... -- махнул рукой Беовульф. -- Пошли! Только почему такая спешка? -- Дело в том, что князь Григорий уязвим только один день в году, -- объяснил Василий. -- Точнее, одну ночь. И эта ночь -- следующая. Подробности я расскажу по дороге, а теперь надо подумать о том, как нам обеспечить себе свободу действий. Господин Беовульф, как насчет того, о чем я вас просил? -- Мои люди проследили, куда они сбежали, -- самодовольно кивнул Беовульф. -- Ну, та дама и ее прислужник. -- И куда же? -- В Белую Пущу, к этому вурдалаку Григорию! И как я мог в нее втрескаться, ума не приложу. -- A я тем более в полном недоумении, -- меланхолично вздохнул Грендель. x x x Король Александр и Надежда Чаликова сидели в потемках и прислушивались к мертвому молчанию, царящему в королевских покоях. Не было слышно даже мурлыканья Уильяма. Когда им стало невмоготу слушать зловещую тишину, Александр вполголоса предложил: -- А действительно, Наденька, что это мы тут сидим, будто в рот воды набравши? Если особо не шуметь, то можно и поговорить. -- Да, пожалуй, -- также вполголоса согласилась Надя. -- Знаете, Ваше Величество, когда вы давеча за обедом читали стихи Касьяна, то я наблюдала буквально за каждым. -- Ну и как? -- заинтересовался король. -- Никакого результата. Во всяком случае людоед, если он один из ваших поэтов, ничем себя не выдал. Разве что... -- Надя замолкла. -- Ну, договаривайте, -- шепотом поторопил ее Александр. -- Если вам что-то показалось, то не таите. -- Мне показалось, что донна Клара... Ну, в общем, она как-то странно на вас глядела. Я бы об этом и не вспомнила, если бы не ее выпрыги за ужином. -- ну, когда она заявила, что, мол, ежели людоед к ней заявится, и все такое прочее. -- Ну, это она просто от страха, -- вздохнул Александр. -- А если донна Клара таким образом пыталась отвести от себя возможные подозрения? -- предположила Надя. -- Все может быть, -- не стал спорить король. -- А что это вы, Наденька, за обедом мне сказали, что людоед не из поэтов? Ну, оттого что он Касьяна съел, а его стихи не взял. -- Знаете, Ваше Величество, по зрелому размышлению я пришла к выводу, что это, пожалуй, не совсем так. Поэты действительно живо интересуются стихами, но с одним уточнением -- своими. Но отнюдь не чужими, особенно если они не хуже твоих собственных. А то, что писал Касьян, на мой взгляд, это все-таки настоящая поэзия, хоть и не без недостатков. -- Нечто подобное я и собирался вам сказать, -- ответил Александр. В темной комнате вновь повисло зловещее молчание. -- Ваше Величество, -- вновь заговорила Надя, -- из разговора с летописцем господином Пирумом я поняла, что вы, кроме всего прочего, являетесь прямым потомком князя Феодора Шушка. Ну, тестя королевича Георга. -- Да, это так, -- согласился король. -- Более того, и в последующие сто с чем-то лет, до прихода князя Григория, ново-ютландские короли несколько раз женились на княжнах из Белой Пущи, и наоборот. -- Это значит, что при определенном стечении обстоятельств вы могли бы занять княжеский престол в Белой Пуще? -- деланно равнодушным тоном спросила Чаликова. -- Что за глупость! -- удивился король. -- Там уже есть свой князь, да и на что мне это вурдалачье царство? -- Да, но если с князем Григорием что-то случиться, то занять престол будет некому -- ведь никого из Шушков не осталось... -- Нет-нет-нет, и слушать не желаю! -- решительно перебил Александр. -- Если вы с боярином Василием и впрямь решились извести князя Григория, то я вам мешать не буду, но меня от ваших замыслов -- увольте! -- Ну что вы, Ваше Величество, избави меня боже вмешивать вас в наши дела, -- поспешно ответила Надежда. -- Но хоть чисто отвлеченно поговорить о престолонаследии все-таки можно? -- Ну, отчего ж не поговорить? -- мгновенно успокоился король. -- Поговорить можно. И даже нужно. А то заснем тут и не заметим, как нас... гм... ну, вы, Наденька, понимаете. Да, так вот насчет престолонаследия. Если продолжить вашу мысль, то я мог бы наследовать чуть ли не всем королевским, княжеским и прочим престолам Европы. Ведь Ютландский королевский двор, откуда изгнали Георга, находился в родстве со многими августейшими семьями. Ну а сейчас у нас, конечно, все по-другому. Вернее, так же, но только в местных мерках. -- В каком смысле? -- переспросила Надя. -- Ну, например, в том, послании, что привез боярин Василий, Кислоярский царь Дормидонт именует меня не иначе как "брат Александр". И это не просто принятое обращение между монархами, а действительно так. Моя бабушка была замужем за его дедушкой. Или нет, кажется наоборот. Ну и с другими правителями из соседних княжеств, поменьше, мы тоже в родстве. Это, конечно, не Испания и не Пруссия, даже не Ливония, но все же... -- Но неужели для Вашего Величества в окружающих княжествах не нашлось подходящей невесты? Как показалось Чаликовой, король горестно вздохнул, и Надя пожалела, что затронула эту тему, видимо, болезненную для Александра. "Может, половая ориентация не позволяет ему жениться?" -- промелькнуло в голове журналистки. -- Видимо, не нашлось, -- усмехнулся король. -- Была одна вполне подходящая, так и та замуж вышла. -- Вы имеете в виду царевну Татьяну Дормидонтовну? -- сообразила Надя. -- Ну да. Дормидонт приглашал и меня на свадьбу, да тут как раз дождик полил... А если по-серьезному, так черт бы побрал все эти августейшие браки! -- неожиданно вырвалось у Александра. -- И как я завидую Татьяне Дормидонтовне, что она вышла за человека, которого действительно любит!.. Ох, чего-то я расшумелся, -- понизил голос король. -- Эдак мы нашего людоеда спугнем. Надя прислушалась к мертвящей тишине и вполголоса спросила: -- А разве вы, Ваше Величество, против династических браков? Король немного помолчал и вдруг по своему обычаю свернул разговор на совершенно другую тему: -- Вот я слушаю вас, Наденька, и с боярином Василием беседовал, и заметил, что довольно странными словами вы порой изъясняетесь: династический, интересоваться, результат... Знаете, я вас еще как-то понимаю только потому, что немного знаком с европейскими языками. Правда, наречия своих предков, ютландских королей, к своему стыду, так и не выучил... Сдается мне, что прибыли вы сюда не совсем из Царь-Города... -- А откуда же, по-вашему? -- упавшим голосом спросила Чаликова. -- Должно быть, из какого-нибудь торгового города, где смешались языки многих народов и иноземные слова естественно вошли в повседневное употребление. Ну, например, из Новой Мангазеи. -- Да нет, Ваше Величество, из Москвы. -- Сказав это, Чаликова чуть не прикусила язычок. -- А, ну понятно, -- протянул Александр, но по его виду Надя поняла, что тот слышит это название чуть ли не впервые. Действительно, в параллельном мире, где жили король Александр, царь Дормидонт, князь Григорий и в котором волею судьбы оказалась московская журналистка Чаликова, Москва была небольшим городком, известным разве что тем, что, находясь на стыке Суздальского, Рязанского и Тульского княжеств, он время от времени переходил из рук в руки при княжеских междоусобицах. x x x ДEНЬ ТPEТИЙ Грендель в потемках вел Дубова и Беовульфа через болота и перелески по одному ему ведомым волчьим тропам. -- Осторожно, здесь топкое место, -- говорил он. -- Идите строго за мной, а если шаг вправо, то там трясина... Беовульф то и дело проваливался под своим весом чуть не по колено в болотную топь и время от времени, не в состоянии сдержать чувств, громогласно бранился: -- Куда ты завел нас, ирод! Утопить хочешь, да?! Не могли идти по обычной дороге, что ли?.. -- В том-то и дело, что не могли, -- успокаивал его Василий. -- Никто не должен знать, куда мы идем, иначе все пропало. А тут шпионы князя Григория на всяком шагу. -- А кстати, боярин Василий, отчего такая спешка? -- спросил Грендель, когда они вышли на сравнительно сухое место и зашагали по еле заметной в траве тропинке, вьющейся по узкой опушке между тронутыми осенью перелеском и зловещим болотом, откуда раздавались лягушачьи трели и дальнее завывание выпи. -- Это связано именно с сегодняшней датой, -- ответил Василий. -- Нам стало известно, что князь Григорий может быть уничтожен только одним способом -- если его загрызет волк в ночь свадьбы. Когда он хотел жениться на царевне Татьяне Дормидонтовне, то мы решили этим воспользоваться и под видом царевны привезли ему колдуна Чумичку. А ночью он обернулся волком и перегрыз князю глотку. -- Вот это круто! -- загоготал Беовульф. -- Дорого бы я дал, чтобы на эдакое поглядеть! -- А хорошо ли так поступать? -- задумчиво промолвил Грендель. -- Каков бы ни был Григорий, но такое разочарование: любимая девушка превращается в волка и впивается тебе в горло. -- Лучше вспомните, сколько народу загубил этот злодей, -- возразил Дубов и сорвал с куста огромную черную ежевичину. -- Осторожно, там могут быть змеи, -- предупредил Грендель. -- Погодите, Василий, но если Чумичка, то есть царевна, в общем, если князю перегрызли глотку, то как он остался жив? -- Значит, плохо грызли! -- громогласно встрял Беовульф. -- Да нет, здесь другое, -- вздохнул Дубов. Теперь он старался держаться подальше от ежевичника, который тянулся вдоль тропинки. -- Во-первых, Чумичка все же оказался не настоящим волком, а как бы понарошку. А нужен настоящий. -- То есть я? -- тихо промолвил Грендель. -- Но ведь и я тоже не совсем... -- Да, но во время превращения вы становитесь волком по-настоящему? -- пристально глянул на него Василий. -- Ну, так-то так, -- промямлил Грендель, -- да какой я волк! И загрызть-то толком не смогу. -- Да не слушайте вы его, боярин Василий! -- загремел Беовульф. -- Придуривается! -- Я попросил бы! -- вскинулся Грендель. -- Господа, ну не ссорьтесь же по пустякам! -- повысил голос и Василий. -- Нам предстоит важная, можно сказать -- историческая миссия, а вы, право же, как малые дети. -- Ну хорошо, а в чем же вторая причина? -- как ни в чем не бывало спросил Беовульф. -- Вторая причина в том, как понимать выражение "ночь свадьбы". По зрелому рассуждению мы пришли к выводу, что речь здесь идет не о "волчьей свадьбе" с лже-царевной Татьяной Дормидонтовной, а о его настоящей свадьбе с белопущенской княжной Ольгой. -- Ну, когда это было... -- вздохнул Грендель. -- Это было двести с чем-то лет назад, четвертого октября. В то время Григорий уже прибирал к себе власть в Белой Пуще, но формально она еще принадлежала Шушкам: на княжеском престоле сидела Ольга, дочка Ивана Шушка, которому, по всей вероятности, помог отойти в лучший мир его постельничий Григорий. -- Ах он поганец! -- не сдержался Беовульф. -- Да я его... -- Чтобы утвердиться у власти, -- продолжал Дубов, -- Григорию надо было официально жениться на Ольге, которую он каким-то способом приворожил и подчинил своей черной воле. Для этого ему нужно было войти в церковь и принять участие в христианском обряде. А вы представляете, каково это для матерого вурдалака. Вот оттого-то и ночь четвертого октября является для князя Григория наиболее уязвимой. И если мы теперь до него не доберемся, то следующая возможность представится не ранее четвертого октября следующего года. -- Вы бы так сразу и объяснили, -- тихо промолвил Грендель. -- Осторожнее, там справа опасный омут. -- Ну так вперед, чего мы медлим! -- нетерпеливо взревел Беовульф. x x x За завтраком король Александр то и дело поглядывал в окно, за которым на фоне голубеющего утреннего неба желтели немногочисленные листья, еще не слетевшие с кленов. -- Думаю, к вечеру вода сойдет, -- мечтательно произнес король, отпив из кубка немного вина, которое ему налил паж, на сей раз, к общему удивлению, не пролив ни капли. -- Кажется, нынешняя ночь прошла спокойно? Надя украдкой пересчитала присутствующих, и ей показалось, что кого-то недостает. Очевидно, этим же занимался и синьор Данте, который, почтительно привстав, обратился к королю: -- Ваше Величество, по-моему, среди нас нет донны Клары... -- А кстати, где донна Клара? -- оглядел сотрапезников Александр. -- Да, фрау Клархен -- это такая женщина! -- мечтательно протянул Иоганн Вольфгангович. -- Отшень будет жалко, если ее скушали. К королю подошел Теофил, во время трапезы стоявший в дверях. -- Ваше Величество, -- негромко заговорил он, -- спальня донны Клары заперта изнутри, и никто не откликается. Услышав эти слова, Надя заметно побледнела, а король, как ни в чем не бывало, отпил еще немного вина: -- Господа, я уверен, что ничего особенного не случилось. Просто наша уважаемая донна Клара так тщилась встретить людоеда во всеоружии, что проспала завтрак... Перси, передай мне, пожалуйста, вон то блюдо! -- И незаметно для других Александр шепнул Наде: -- Боюсь, придется ломать дверь. x x x Похоронный обряд был в полном разгаре. Вся многочисленная челядь господина Беовульфа в темных нарядах собралась на родовом погосте Розенштернов, дабы проводить в последний путь скоропостижно скончавшегося боярина Василия. Солнце едва взошло, и капельки ночной росы живописно переливались на траве и на внушительных каменных надгробиях. На возвышении перед разверстой могилой стоял роскошный гроб, украшенный серебряными заклепками и позолоченными цепями. Рядом с гробом "толкал" прочувствованную речь представительный господин в черном камзоле -- старший дворецкий Беовульфа. -- О смерть, злодейка-Смерть, зачем ты возложила свою хладную костлявую длань на этого замечательного человека? Зачем подослала подлых убийц к его ложу? Вдали от любимого Отечества, вдали от родных и друзей... Судя по поэтическим оборотам, можно было понять, что сочинитель сей речи обладал незаурядным талантом. Действительно, автором был собственной персоной господин Грендель, а самый первый ее слушатель, господин Беовульф, рыдал, будто малое дитя, хотя "отпеваемый" находился там же, в комнате приболотной корчмы, и внимал похоронной речи вместе с Беовульфом. -- Кто бы он ни был, этот гнусный убийца, его постигнет участь, коей он заслуживает, -- продолжал дворецкий, -- и мой владетельнейший хозяин, господин Беовульф, со своей стороны обещал и поклялся сделать все, дабы наказан был не только убийца боярина Василия, но и те, кто его послал!.. Участники траурной церемонии слушали надгробное слово не очень внимательно, время от времени переговариваясь между собой. -- Все-таки наш хозяин благороднейший человек, -- говорил начальник псарни главному повару. -- Мало того что дозволил хоронить боярина Василия на своем родовом погосте, так еще и уступил ему свой лучший гроб. -- А что же он сам не пришел на погребение? -- спросил повар. -- Занемог, бедняга, -- вступила в беседу горничная. - Вообще-то он очень хотел быть сам и произнести прощальное слово, но пришлось остаться дома, -- и она махнула рукой в сторону замка. Все эти разговоры велись голосами куда более громкими, чем приличествовало при погребении, и предназначались, главным образом, нескольким темного вида личностям, явно не из местных жителей, которые шныряли в толпе провожающих. Домовой Кузька, а он и был своего рода негласным распорядителем похорон, сидел на каком-то старом надгробии, сделанном из огромного серого валуна, и подавал условные знаки, когда надо заводить разговоры. Темные личности жадно ловили ушами всю эту дезинформацию и, отойдя в сторону, украдкой записывали ее на клочки пергамента. Рядом с валуном стояли корчмарь-леший и его друг водяной, держащий в руках венок из болотных трав и тины с вплетенными в него кувшинками. Время от времени, слушая погребальную речь, водяной начинал трястись беззвучным смехом, и тогда Кузька строго тыкал его пальцем в бок: -- Ты что, забыл, где находишься? -- Так это ж я так плачу, -- хихикая, отвечал водяной. -- Эх, какого человека загубили, -- вздыхал леший. -- Где я еще такого постояльца найду?! -- ...так покойся же, боярин Василий, с миром, -- вещал дворецкий. И со слезами завершил: -- И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной. (Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все-таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек). Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц-кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили: -- Ох ты батюшка боярин свет-Васильюшка, На кого ж ты нас покинул, горемычныих, В путь далекий ты собраисся, Во неродную землю-матушку, Во землю-матушку во болотную... Кузька чуть заметно махнул рукой, и главный псарь спросил у повара: -- А почему гроб не открывали? Повар пожал плечами, но вместо него ответил Беовульфов садовник: -- Да говорят, его эти злодеи так изуродовали, что глядеть страшно. -- Ну и дела, -- вздохнул повар. -- И кому только боярин Василий дорогу перешел? -- Да обычные лиходеи, -- уверенно заявила горничная. -- Решили, видать, что у него злата много, да просчитались -- у боярина Василия при себе ничего-то и не было. Дворецкий подошел к Кузьке: -- Кузьма Иваныч, может, пора завершать? -- Пожалуй, что пора, -- согласился домовой и кивнул плачеям. Те, допев очередной душещипательный куплет, замолкли, и несколько здоровенных работников стали опускать гроб в сырую землю. x x x Король Александр, паж Перси и несколько наиболее надежных слуг собрались перед дверью одной из комнат. Его Величество осторожно постучал в дверь. Никто не откликнулся, и тогда, постучав громче, Александр крикнул: -- Донна Клара, отворите или хотя бы