ь приятно, -- усмехнулся хозяин. -- A я -- принц Виктор. -- Нет, Ваше Высочество, вы, кажется, не совсем поняли, -- чуть нахмурилась девушка. -- Я -- княжна Марфа Ярославна, из рода князей Шушков, превращенная в лягушку более двухсот лет назад по указанию князя Григория. Услышав это, Теофил удивленно поднял брови. Виктор же, кажется, не особо удивился: -- Я вам, конечно же, м-м-м, верю, но чем вы могли бы подтвердить ваши слова? Марфа ненадолго задумалась: -- Кроме меня самой, это может подтвердить Иван Покровский, который и был тем самым Иваном-царевичем, что поцеловал лягушку и превратил ее обратно в меня. Еще это мог бы подтвердить господин Херклафф, тот колдун, который меня заколдовал, но его, должно быть, давно уж нет в живых... -- Ну, Херклафф-то и по сей день живее многих живых, -- заметил Виктор, -- а в настоящее время, сколь мне ведомо, находится в Белой Пуще. Сомневаюсь только, что он стал бы что-либо подтверждать, даже если бы его очень об этом попросили... Да, так где же ваш Иван-царевич? -- Ивана можно найти в ближайшей корчме, где он остановился на ночь, -- объяснила Марфа. -- Но завтра вы его вряд ли там застанете. -- Мы могли бы послать за ним, -- почтительно предложил Теофил. -- Думаю, это ни к чему, -- подумав, сказал Виктор. -- Тем более что вряд ли свидетельству господина Ивана Покровского можно будет доверять больше, чем словам нашей уважаемой гостьи. -- Но, Ваше Высочество!.. -- возмутилась княжна. -- Извините, сударыня, я не хотел бросать тень сомнения ни на вас, ни на кого бы то ни было, но нужны доказательства. -- Ну, разве что... -- Княжна запустила руку под высокий воротник платья и извлекла оттуда медальон на серебряной цепочке. -- Здесь наш родовой знак. Виктор бросил мимолетный взор на медальон, перевел его чуть выше, на лицо Марфы и, встретившись с прямым спокойным взглядом княжны, отвел глаза в сторону: -- Я в этих родовых знаках ничего не смыслю... Теофил деликатно кашлянул: -- Ваше Высочество, можно было бы пригласить господина Пирума. -- A ведь верно! -- обрадовался Виктор. И пояснил для гостьи: -- Пирум -- это наш древлехранитель и скрижалеписец. Теофил бесшумно вышел из комнаты. Виктор молчал. Молчала и Марфа. Наконец хозяин разомкнул уста: -- Сударыня, пока вы здесь, вам не следует никому больше говорить, что вы -- княжна Марфа. -- Почему? -- гордо вскинула голову гостья. -- Видимо, вы еще не знаете истинного положения вещей и в Белой Пуще, и у нас в Новой Ютландии... Ну что там опять?! В коридоре раздался какой-то шум, визг, а затем в кабинет вошел летописец Пирум в сопровождении Теофила. -- Да там, похоже, опять наш Уильям с господином Петровичем повздорил, -- скорбно вздохнув, пояснил слуга. -- Вечно с этим Петровичем всякие приключения, -- проворчал Виктор. -- Кота уже неделю никто не видал, а Петрович... Ну ладно, ближе к делу. Я пригласил вас, господин Пирум, дабы посоветоваться по некоему вопросу, в котором вы, несомненно, разбираетесь куда лучше меня. -- Сие зело похвально, что Ваше Высочество залюбопытствовали древними скрижалями, ибо прошедшее наше всегда остается с нами, -- неторопливо заговорил Пирум. -- И мы должны помнить наше прошедшее, дабы не порвалась нерасторжимая связь времен... -- Господин Пирум, прошу вас посмотреть на родовой знак, изображенный на медальоне у этой девушки, -- прервал Виктор мудрствования летописца. Пирум перевел взор на Марфу и вдруг стал медленно оседать на пол. Теофил подскочил к нему и помог добраться до ближайшего кресла. -- Это она, -- прошептал Пирум. -- Кто -- она? -- как ни в чем не бывало переспросил Виктор. -- Она, -- несколько пришел в себя древлехранитель. -- Княжна Марфа. Девушка встала во весь рост. -- Я узнала тебя, -- сказала она Пируму. И, оборотившись к Виктору, спросила: -- Надеюсь, теперь Ваше Высочество более не сомневаетесь в правдивости моих слов? -- Да, -- коротко ответил Виктор. И, немного помолчав, обратился к Теофилу и Пируму: -- У меня к вам будет одна настоятельная просьба. Или даже приказание. Никто в замке, кроме нас троих, не должен знать, кто эта девушка на самом деле. И князь Длиннорукий -- в особенности. x x x Барону Альберту не спалось. Он ворочался в своем любимом дубовом гробу, а сон все не шел. И когда барон все же немного задремал, в спальне послышался какой-то шорох. -- Что там такое? -- вскрикнул Альберт. Он прекрасно знал, что его "перестроечные" нововведения многим в Белой Пуще не по нраву и что эти многие не прочь бы от него избавиться, и оттого ожидал опасности в любой миг. Шорох повторился, а затем послышалось чье-то ворчание: -- Совсем без меня распустились, дымоходы не чищены... -- Что?! -- возопил барон, но тут голос резко усилился: -- Это ты, барон Альберт?! -- Д-д-да, я, -- от страха лязгая клыками, пролепетал Альберт и дрожащею рукой зажег тусклый светильник в изголовии гроба. В спальной никого не было. -- Почудилось, -- облегченно вздохнул барон, но тут вновь раздался странный голос. Он звучал достаточно ясно, но доносился как будто из какой-то трубы: -- Ну что, убедился теперь, каково править страной без меня?! -- Это ты, князь Григорий? -- боязливо спросил барон. -- Да, я! -- горделиво ответствовал голос. -- Я явился из Преисподней, дабы не дать вам, глупцам и корыстолюбцам, развалить то, что я создавал тяжкими трудами и заботами две сотни годов! -- Князь, научи нас, как жить! -- возопил Альберт. -- Эх-ма, вот возьми да научи вас, -- ворчливо откликнулся голос князя Григория. -- То ли дело при мне... -- И, перейдя на буднично-деловой тон, продолжал быстро и напористо: -- Первым делом -- ежели не способны справиться с домашними делами, так не лезьте к соседям. -- Но мы же... -- Никаких но! И не вздумай отправлять моих отборных стрельцов в Мухоморье, иначе нашлю я на тебя, паршивца, все кары из адского пекла! -- Голос князя загремел еще грознее: -- На колени, червь! Кряхтя, Альберт выбрался из гроба и послушно пал ниц. И если бы он не был столь взволнован явлением покойного князя и прислушался повнимательнее, то услыхал бы шорох в печке и чье-то ворчливое бормотание: -- Что за печки, что за дымоходы? Все у них не как у людей. Вот в избе у бабки... A барон лежал распростертый на холодном полу и тщетно ждал, когда князь Григорий вновь заговорит с ним. -- Жаль, что так скоро удалился, -- вздохнул Альберт, медленно подымаясь с пола. -- Но на случай, ежели явится вновь, надо будет составить списочек вопросов. Вопрос первый: где хоронить кости Марфы? Вопрос второй... -- Барон подошел к небольшому столику наподобие конторки, стоящему в углу спальни, и, обмакнув гусиное перо в чернильницу, принялся что-то черкать на листке пергамента. x x x На столе стоял кувшин водки и кое-какая незатейливая закуска. За столом сидели князь Длиннорукий и Соловей-разбойник, причем Петрович ерзал на табуретке и то и дело вскакивал -- давали знать недавние ранения. Длиннорукий был уже изрядно "под мухой", но еще не утратил некоторых способностей к рассуждениям. -- Чую, что бросили нас наши дорогие хозяева, - говорил он, размахивая куском соленого огурца. -- Послали сюда вместе с этими полоумными наемниками, и все, и справляйтесь, как можете. -- Уползать надо, -- мрачно проворчал Петрович. -- Покаместь бить не начали. -- Ну, уползти-то мы еще успеем, -- отхлебнул Длиннорукий из кружки и закусил огурцом. Петрович выпил залпом и не закусывая. -- Да, так ты говорил, что к Виктору какая-то баба пришла, -- продолжал князь. -- Ну-ка, расскажи, дружище Петрович, что это за баба и что он с нею, хе-хе, делал! -- Да не баба, а молодая девка, -- нехотя ответил Соловей. -- O, да так это ж еще лучше! -- скабрезно захихикал Длиннорукий. -- Ну-ну, и что же?.. -- Да ничего. Там через скважину не подглядишь. -- Ага, значит, нарочно скважину заткнул. Но ты хоть подслушал-то? Это вообще замечательно -- когда не видишь, такого можно себе напредставлять! -- Князь противно потер пухленькими ручками. -- Ай да Виктор, а я-то уж грешным делом начал думать, что на девок у него, хо-хо, не стоит. Ну-ну, значит, завалил он ее на лежанку... -- На какую еще лежанку? -- пробурчал Петрович. -- Он же принимал ее у себя в рабочей горнице. -- O, ну так это же просто прелестно! -- пуще прежнего обрадовался Длиннорукий. -- Завалил прямо на стол... -- Ну причем тут стол? -- озабоченно потер ноющую задницу Соловей. -- Они же там не одни были, еще и Теофил... -- A-а, так они ее вдвоем! -- расплылся в скабрезной усмешечке Длиннорукий. -- Что ж ты мне сразу не сказал? Мы бы пустили золотое яблочко по тарелочке и посмотрели, что они там вытворяют! -- Да ничего они не вытворяли, -- не вытерпев княжеских похабствований, топнул ножкой Петрович. -- Просто разговаривали, и все. -- Ну и дает, однако же, наше Высочество, -- разочарованно протянул Длиннорукий. -- Привел к себе на ночь глядя молодую девку -- и разговорами потчует. -- Князь подлил себе и Соловью еще водки. -- Ну и о чем же таком они говорили? Петрович выпил, занюхал надкушенной луковицей и наморщил лоб, пытаясь вспомнить: -- Говорила-то больше та девица. И такую околесицу несла, что у меня аж уши завяли. Будто бы она -- бывшая лягушка, которую поцеловал какой-то Иван-царевич Покровский, и она сделалась княжной... -- Что? -- вскочил Длиннорукий как ошпаренный, едва не опрокинув кувшин с остатками водки. -- Я должен немедля передать об этом в Белую Пущу! -- Да они ж тебя засмеют, -- хмыкнул Петрович. -- Скажут, совсем с крыши князь съехал, уже всякие сказки рассказывает. -- Это не сказки, -- стукнул Длиннорукий кружкой по столу, -- а самая истинная правда! -- A я чего-то припоминаю, -- почесал задницу Петрович. -- Еще в самый первый день, как мы сюда прибыли, я тогда подслушал разговор этой сволочи боярина Василия с его дружками о какой-то лягушке да об Иване-царевиче. Стало быть, все это и впрямь не сказки? Князь внезапно успокоился: -- A правда, куда торопиться? Завтра с утра на свежую голову все и передам. Ну и что еще твоя княжна рассказывала? -- A я больше ничего не услышал, -- горестно вздохнул Петрович. -- Тут на меня снова тот изверг набросился! -- Какой еще изверг? -- Да кот, чтоб ему пусто было! -- Опять кот, -- проворчал Длиннорукий. -- Тебе, братец, пить меньше надо. Или больше закусывать. -- Вы мне никто не верите! -- взвизгнул Петрович. -- A он меня, сука, снова цапнул! -- И Соловей, задрав штанину, продемонстрировал совсем свежую царапину на правой ноге. Длиннорукий лишь вздохнул, а Петрович опрокинул в себя еще одну кружку и, пригорюнившись, затянул старинную разбойничью песнь: -- Эх, на царь-городской на дороженьке На телегах богатеи ездиют, Со колесами да позолоченными, Да с серебряными бубенчиками. Едут мироеды-грабители, Бедного люда угнетатели, В шубах с воротниками бебряными, C золотыми перстнями, с побрякушками. A мы, да удалые разбойнички, Их пограбим, заберем бубенчики, Да шубы дорогие с побрякушками, A самих перережем, грабителей, Трудового народа угнетателей... x x x ДЕНЬ ВТОРОЙ Грендель вел Дубова по узкой тропинке. Уже рассвело, и Василий с немалым интересом поглядывал на окрестные болота, которые теперь не казались столь зловещими и враждебными, как в утро того памятного октябрьского дня, когда они волчьими тропами пробирались в Белую Пущу по душу князя Григория. И хотя с Гренделя было снято заклятие, бывший оборотень сохранял кое-какие способности и повадки волка. Вот и сейчас он то и дело поводил носом и как будто ощущал некую опасность. -- Надобно поостеречься, -- наконец сказал он своему спутнику. -- A что, здесь опасная трясина? -- забеспокоился Василий. -- Или опять змеи? -- Хуже. Чую дух чужого человека. -- Может быть, Ивана-царевича? A то и самой Марфы! Грендель ничего не ответил и двинулся быстрее, продолжая то и дело прислушиваться и принюхиваться. Вскоре путники вышли к равнине, расчерченной канавками и "грядками", но с противоположной стороны, нежели накануне Покровский. -- До памятного знака здесь напрямую не доберешься, -- пояснил Грендель. -- Пройдем по соседней "грядке" и попробуем разглядеть, что там и как. Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как сзади раздался грубый окрик: -- Стоять и не двигаться! Дубов оглянулся -- в самом начале "грядки", по-гестаповски расставив ноги, стоял здоровенный наемник с "калашниковым" наперевес. -- Бежим, -- шепнул Грендель. -- Эта "грядка" сквозная. -- Бесполезно, -- ответил Василий, -- он нас просто пристрелит. -- И, обращаясь к наемнику, громко спросил: -- В чем дело, товарищ? -- Тамбовский волк тебе товарищ! -- злобно выкрикнул наемник. -- Стоять и не рыпаться! Идти за мной! Шаг вправо, шаг влево -- стреляю! -- Извините, гражданин наемник, -- с трудом вклинился в содержательную речь боярин Василий, -- но как нам идти за вами, если вы велели стоять и не рыпаться? Наемник попытался задуматься, но тут Грендель, не открывая рта, негромко, но грозно зарычал по-волчьи. Даже Василий от неожиданности вздрогнул, а наемник заозирался, попятился и, поскользнувшись о сырой лишайник, бултыхнулся в канавку. Василий бросился было на помощь, но Грендель его остановил: -- Тут мелко, не утонет. Дубов однако же наклонился и поднял автомат, зацепившийся за кустик. Стоявший почти по пояс в холодной воде наемник в бессильной злобе наблюдал, как Василий отсоединил магазин от автомата и разбросал патроны по канавке. Затем туда последовал и сам "калашников". -- Ну и что будем с ним делать? -- обратился Дубов к Гренделю, завершив акт разоружения. -- C собой тащить -- много мороки. -- Загрызть, и дело с концом, -- предложил Грендель. Наемник, не знавший, что добросердечный экс-оборотень никого толком не загрыз даже в бытность полуволком-получеловеком, дико заверещал и, вскарабкавшись на параллельную грядку, очень резво побежал прочь. -- Любопытненько, -- пробормотал Василий, поднимая с земли небольшой предмет, оказавшийся записной книжкой. -- Надо бы изучить... Поскольку книжка не имела алфавитного указателя, то имена, адреса и телефоны были записаны, так сказать, в порядке поступления и ярко отражали биографию обладателя книжки за последние несколько лет: Тбилиси, Баку, Вильнюс, Рига, Тирасполь, Москва, Сухуми, затем Кислоярск, Старгород-Придурильский -- этапы большого, но бесславного пути. На одной из последних страниц Василий увидел стихотворные строчки с примечанием "Поется на мотив "Надежды". Песня начиналась так: "Светит наша красная звезда. Не надейтесь -- мы еще живые И в крови потопим города, Чтоб жила единая Россия. Нынче будем боженьку молить, Дал бы сил на мятежи и встряски И помог Державу возродить От Финляндских скал и до Аляски..." Дубов брезгливо перевернул страницу -- и наткнулся на несколько знакомых имен, записанных в столбик: Боярин Василий. Беовульф. Грендель. Чумичка. Надежда. Дедуктивная мысль сыщика Дубова незамедлительно заработала: "Так-так, что могло объединить эти пять имен в записной книжке наемника? Можно допустить, что у него или у его шефа Мыльника имеются свои счеты к детективу Василию Дубову, но причем тогда тут боярин Василий? Постойте-постойте, а сам ли он это писал?" Василий перевернул страницу назад: "...И чечен сумеем затопить Кровью молдаван и прибалтийцев..." Дубов попытался мысленно пропеть эти слова на мелодию одной из своих любимых песен и тут же с отвращением перевернул страницу вперед. Почерк полностью совпадал. "Скорее всего, он записывал имена под чью-то диктовку. Но под чью? -- Василий еще раз внимательно просмотрел список. -- Если меня он записал как боярина Василия, то отчего тогда и Надя не значится как паж Перси? И причем тут Беовульф, Грендель и Чумичка?" От размышлений его оторвал голос Гренделя, который все это время изучал оконечность тупиковой "грядки", до которой напрямую было бы рукой подать -- через канавку. -- Похоже, что вчера ваш Иван-царевич здесь и побывал, -- сказал Грендель. -- Гляньте, как там истоптано. A чуть дальше на кустарнике веточка отломана. -- A почему вы уверены, что это именно Иван-царевич? -- нехотя оторвался от дедукции боярин Василий. -- Может быть, просто кто-то грибы собирал. Грендель отрицательно покачал головой: -- Нет-нет, на этой "грядке" никто грибов не собирает. Оттого-то она и такая заросшая. -- A что так? -- Ну, во-первых, суеверия. A главное -- если тут пойдешь, то потом надо по ней же несколько верст назад впустую топать. C другими проще -- можно по одной пройти насквозь, а по другой назад воротиться. -- Ну и что же Иван-царевич? -- A Иван-царевич, как я вижу, пошел другим путем -- прямо через канавку. Да идемте, я вам все покажу. Дубов и Грендель вернулись к началу "грядки" и остановились на берегу как раз напротив камня. -- Видите, как тут мох ободран? -- указал Грендель. -- Значит, он пытался выбраться наверх. -- И как, удачно? -- Сейчас глянем... Да, похоже, что удачно. Видите следы наверху? Стало быть, нам надо двигаться вон туда. -- Грендель махнул рукой в сторону елового перелеска. "Херклафф! -- вдруг осенило Дубова. -- Меня он знает только как боярина Василия, а Надю -- и как пажа, и как Надю. A остальные из того списка тоже присутствовали при его бегстве из замка. Все ясно -- людоед нанял этого наемника, а может, и не его одного, чтобы "прощупать" всех тех, кому мог достаться оброненный им магический кристалл..." -- A вот здесь ваш Иван-царевич что-то варил из грибов, -- снова оторвал Василия от раздумий голос его спутника. -- Видите, следы костра, а кругом грибы срезанные. -- Ну и куда же дальше? -- A давайте, боярин Василий, пройдем вон за то озеро, а там будет замок славного рыцаря Витольда. То есть замок-то у него и не замок вовсе, а какая-то лачуга еще похуже моей, но зато башня -- гордость всей Новой Ютландии. C нее открывается хороший вид на болота, может и разглядим, где там чего. -- Да, это было бы неплохо, -- согласился Дубов, и спутники двинулись по еле заметной тропинке в сторону маленького болотного озерца -- как подозревал Василий, навстречу новым приключениям. x x x Длиннорукий, Петрович и Каширский молча сидели за столом и ждали Виктора, который непривычно запаздывал. Слуги под руководством Теофила подавали на стол скромный завтрак, а Соловей то и дело поглядывал на кувшин с вином, не решаясь налить себе, пока не появится хозяин. Когда же дверь трапезной отворилась, то лица сидящих за столом удивленно вытянулись: Виктор вошел не один, а вместе с некоей молодой девушкой, одетой в скромное темное платье. -- Прошу вас, сударыня, -- указал Виктор на место во главе стола, где он обычно сидел, а сам уселся немного в сторонке. -- Господа, позвольте вам представить нашу уважаемую гостью, графиню Загорскую. Как я понял, это дочка одного из наших славных рыцарей, не так ли? Гостья, немного помедлив, чуть заметно кивнула. Петрович раскрыл было рот, чтобы разоблачить лже-графиню, но Длиннорукий его остановил. -- Погоди, еще не время, -- шепнул князь. Так как Виктор уже накладывал себе в тарелку что-то вроде овсяной каши, то и Петрович налил полную кружку вина и залпом выпил, как всегда не закусывая. -- Ах да, сударыня, так я же забыл вам представить моих, м-м-м, друзей, -- снова заговорил Виктор. -- Князь Длиннорукий. -- Князь привстал и слегка поклонился. -- Господин Петрович. -- Соловей лишь икнул и утерся грязным рукавом. -- Господин Каширский, лекарь и, так сказать, человек изрядных знаний. Графиня милостиво кивнула всем троим, но мимолетный взгляд, брошенный на Виктора, откровенно говорил: "Ну и дружки, однако же, у Вашего Высочества". -- Думаю, что к обеду приедет и Анна Сергеевна, -- продолжал Виктор. -- Тоже милейшая дама, вам будет приятно с нею познакомиться. -- Не сомневаюсь, -- вздохнула гостья и приступила к трапезе. Князь Длиннорукий украдкой бросал взгляды на Марфу и все не мог понять, для чего она явилась в королевский замок, да еще и под вымышленным именем. И так ничего и не придумав, решил, что незачем забивать себе голову такими пустяками -- найдутся дела и поважнее. Князь с опаской следил за Петровичем, который то и дело подливал себе вина, а Виктор и Теофил, занятые гостьей, на сей раз просто забыли убрать кувшин от Грозного Атамана подальше. Господин же Каширский поглядывал на графиню и как доктор на потенциальную пациентку, и как мужчина на симпатичную ему особу противоположного пола. В конце концов он не выдержал и обратился к гостье: -- Госпожа графиня, должен вас уведомить, что ваш цвет лица не свидетельствует о здоровом образе жизни. Да и вообще здешний климат вам противопоказан -- болота, сырость... Девушка смутилась, и Виктор пришел ей на помощь: -- Господин Каширский, когда графине понадобятся услуги лекаря, то она непременно к вам обратится. -- Да нет, я просто хотел сказать, что нужно беречь здоровье, -- пошел на попятный Каширский. -- Медицинская концепция, коей я придерживаюсь, предполагает как аллопатические, так и гомеопатические методы пользования, и целый ряд симптомов... Но тут произошло то, чего так опасался Длиннорукий: вылакав очередную кружку, Петрович перегнулся через стол к сидевшей напротив него гостье. -- Графиня, говорите? -- брызжа слюной, завизжал Соловей. -- Знаю я, что вы за графиня! -- И, не обращая внимания на Длиннорукого, тянувшего его сзади за штаны, продолжал: -- Вы все грабители и угнетатели трудового люда! Таких, как вы, я грабил и убивал, а потом отдавал на забаву своим лихим ребятам! -- Петрович скорчил какую-то мерзкую рожу, но тут произошло нечто уж совсем непредвиденное: Марфа спокойно взяла со стола тарелку с остатками каши и аккуратно заехала ею в физиономию Петровичу. В трапезной воцарилось мертвое молчание, прерываемое лишь мелким скулежем сползающего под стол бывшего Грозного Атамана. Длиннорукий с нескрываемой ненавистью глядел на княжну. Каширский удивленно переводил взор то с Виктора на Марфу, то с Длиннорукого на Петровича. Теофил, как ни в чем не бывало, подал на стол другую тарелку, и княжна спокойно положила себе еще овсянки. Никто не решался нарушить тягостную тишину. И когда молчать дальше стало уж как-то не совсем прилично, в трапезной раздался негромкий голос Виктора: -- Благодарю вас, графиня. x x x Анна Сергеевна быстро шагала по главной осиновой аллее Белопущенского кремля -- ей предстояло решительное объяснение с бароном Альбертом. И тут госпожа Глухарева к своему неудовольствию увидела идущего навстречу импозантного господина во фраке с белоснежным жабо. -- O, гутен морген, дорогая Aннет Сергеевна! -- расплылся господин в плотоядном оскале. -- И вам того же, господин Херклафф, -- буркнула Глухарева. Однако людоед, судя по всему, пребывал в наилучшем расположении духа и не прочь был побеседовать. Анне Сергеевне поневоле пришлось остановиться. -- Ну, как поживает Его Высочество Виктор? -- продолжал Херклафф. -- И как здоровье вкусненького херра Петровича?.. -- Почему бы вам самим его об этом не спросить? -- не слишком вежливо перебила Анна Сергеевна. -- Увы, фройляйн, -- малость погрустнел Херклафф, -- мне более нет ходу в королевский замок, после того как я там, как это сказать, несколько начудил. -- И людоед сладостно осклабился, вспомнив свои невинные чудачества в замке Александра. Анна Сергеевна хотела было уже пройти вперед, но господин Херклафф заговорил вновь: -- Надо бы уже отъехать домой, в Лифляндию, но что поделаешь -- приходится сидеть здесь, в этой глупой Белая Пушша... -- A что так? -- ухмыльнулась госпожа Глухарева. -- Да так, знайть, оставил в кенниге замке кое-какой багаж, а забрать его все никак не могу. -- По алчному блеску в глазах своей собеседницы людоед понял, что сболтнул лишнее, и попытался поправиться: -- Всякие мелочи, хиер унд дас. -- Искренне желаю вам их вернуть, -- проговорила Анна Сергеевна и наконец-то отправилась своею дорогой. -- Ах, какая фройляйн, -- мечтательно вздохнул Херклафф, провожая госпожу Глухареву взглядом, пока она не скрылась в недрах мрачного серого здания. Когда Анна Сергеевна вошла в кабинет Альберта, там уже находились не только барон и воевода, но и "главный по духовности" упырь Гробослав. При виде дорогой гостьи все они, не сговариваясь, вскочили и почтительно поклонились. -- Ну как, решение готово? -- даже не отвечая на приветствия, грозно вопросила Глухарева. -- Какое именно, уважаемая Анна Сергеевна? -- учтиво переспросил Альберт. После ночного разговора с князем Григорием барон твердо решил отказаться от посылки военной дружины в Мухоморье и теперь мялся, не решаясь об этом напрямую объявить. -- Решение. O. Вводе. Войск. В. Новую. Ютландию! -- с раздражением отчеканила Анна Сергеевна. -- Что же ты, Альберт, забыл, о чем мы вчера договаривались? -- встрял воевода. -- Я тут за ночь уже и смету подготовил -- сколько нужно воинов, сколько лошадей, сколько... -- Боюсь, все сложнее, чем мы думали, -- промямлил Альберт. -- Поразмыслив, я решил, что пока что нет насущной необходимости в том, о чем мы вчера... -- Так вы что, отказываетесь? -- злобно прошипела Анна Сергеевна. -- Как бы вам не пришлось об этом пожалеть! И тут помощь подоспела с той стороны, откуда Альберт меньше всего ее ожидал. Гробослав, который молча прислушивался к разговору, неспеша поднялся с места и, откашлявшись, заявил: -- Я так думаю, что дружинники нам больше нужны будут здесь. Ну, для поддержания порядка на похоронах. -- И глубокомысленно добавил: -- Духовность, она важнее всего! Альберт искоса глянул на Гробослава, пытаясь определить, говорит ли он всерьез или со скрытой издевкой, но тут не выдержала Анна Сергеевна. -- Да что вы тут, -- далее она подпустила несколько не совсем цензурных выражений, -- всякой фигней занимаетесь! Да если вы не дадите войск, то я такое учиню, что все вы, трам-тарарам, в гробу перекувыркнетесь! В возбуждении чувств Анна Сергеевна схватила со стола баронскую кружку и залпом выпила. Гробослав, который пришел раньше всех и успел подлить туда некоего отравного зелья, даже привстал на стуле, ожидая быстрой, но мучительной смерти, однако Анна Сергеевна лишь встряхнула белокурой головкой и как ни в чем не бывало опустилась в кресло. Видимо, на нее яд воздействовал как успокоительное. Тут в кабинет заглянул охранник с какими-то листками. -- Ну, что там? -- недовольно спросил Альберт. -- Ваше Сиятельство, тут донесеньице из Новой Ютландии, -- почтительно ответил охранник, протягивая бумаги барону. И, понизив голос, добавил: -- От князя Длиннорукого. Альберт пробежал написанное и в досаде скомкал бумажки на стол. -- Что-то случилось? -- забеспокоился воевода. -- Случилось! -- рявкнул барон. -- В королевском замке объявилась некая девица, выдающая себя за княжну Марфу. -- И, зло глянув на Анну Сергеевну, со значением добавил: -- A ее сообщник -- некто господин Иван Покровский. Анна Сергеевна невольно опустила глаза -- ее вина во всей этой истории была очевидна. Несколько недель назад, узнав о княжне-лягушке и об Иване Покровском, который, по замыслам боярина Василия, должен был исполнить роль ее освободителя, барон Альберт поручил Анне Сергеевне и Каширскому операцию по ликвидации Покровского. Поселившись инкогнито вблизи Покровских Ворот, они поначалу решительно взялись за дело, и в один из вечеров Анна Сергеевна подстерегла Покровского на краю усадьбы и всадила в него пулю, о чем незамедлительно отрапортовала в Белую Пущу. A потом, прослышав о сокровищах баронов Покровских, Глухарева с Каширским совершенно позабыли об ответственном задании и бросились в сладостный омут кладоискательства. Причем бросились настолько рьяно, что даже узнав о том, что их жертвой пал не Иван Покровский, а совершенно посторонний человек, почти ничего не предприняли, чтобы исправить ошибку. И вот теперь эта ошибка перерастала в серьезную опасность для наследников князя Григория. -- Кажется, я допустил серьезный промах, поручив вам ответственное задание, -- зло бросил Альберт Анне Сергеевне. -- За что бы вы с Каширским не брались, вы все заваливали. -- Я готова исправить! -- вскочила Анна Сергеевна. -- Я сейчас же найду и убью Покровского! -- Раньше надо было, -- укоризненно покачал головой Альберт. -- Теперь это уже не имеет никакого смысла. A вот ее, эту княжну Марфу, самозванку... Вот ее, именно ее вы и убьете. И чем скорее, тем лучше. Но если вы и на этот раз промахнетесь, то я вам не завидую. Вам понятно, уважаемая Анна Сергеевна? -- Понятно, -- зло процедила Глухарева, -- не дура. Уж на сей раз не промажу, будьте покойны. -- A как же с отправкой войск в Мухоморье? -- некстати встрял Cелифан. Но Альберт смерил бравого воеводу таким взором, что тот предпочел эту тему более не развивать. -- Погоди, Альберт, но если Марфа жива, то для чего тогда хоронить ее кости? -- наивно спросил Гробослав. Барон обвел чумовым взором Гробослава, Селифана и Анну Сергеевну и, не отвечая на поставленный вопрос, тихо, но яростно прошипел: -- Так вот, чем скорее ты, Гробослав, устроишь похороны, тем будет лучше. -- И, тяжко вздохнув, Альберт добавил: -- Для всех нас. x x x Дверь несмело скрипнула, и в королевском древлехранилище появился князь Длиннорукий. Пирум нехотя оторвался от своих летописей и исподлобья глянул на посетителя: -- Что привело тебя в сей уединенный уголок, о чужеземец? -- Я тут, понимаете ли, пришел за советом, -- забормотал князь. Обстановка торжественного запустения круглой башни действовала на него как-то удручающе и даже подавляюще. -- За каким советом? -- осуждающе покачал головой Пирум. -- Ежели ты ждешь моего совета в делах неподобающих, то я тебе не советчик! -- В подобающих, еще в каких подобающих! -- зачастил Длиннорукий. -- Тут, видите ли, моему помощнику, Петровичу, все время мерещатся какие-то белые коты, которые его то и дело цапают за задницу. Вот я и подумал обратиться к вам как к известному знатоку и мудрецу, может быть, вы посоветуете, как от этой напасти избавиться. Поверьте, я в долгу не останусь! -- Мне от тебя ничего не нужно, нечестивец, -- высокомерно бросил Пирум. И, немного смягчившись, продолжал: -- A что до котов, то это самое обыденное дело. Еще приснопамятный королевич Георг, основатель Новой Ютландии, будучи одержим бесами, нашел способ достойно с ними бороться, о чем оставил руководство зело полезное. -- Вы знаете способ? -- чуть не подпрыгнул Длиннорукий. Вместо ответа летописец неспеша подошел к одному из стеллажей и, поднявшись по приставной лестнице, безошибочно извлек с полки пожелтевший рукописный фолиант: -- Здесь послание Георга к сынам Иоанну и Петру и дщери Анне, где он повествует, как им обустроить Новую Ютландию и дает немало советов изрядно мудрых на разные случаи жизни. Изволь же послушать. -- Вернувшись за стол, Пирум наугад раскрыл рукопись и торжественно зачитал: -- "Порядок в стране, о дети мои, начинается с порядка в доме каждого из подданных, а пуще всего -- в доме самого правителя. Ежели вы, к примеру, заходя в отхожее место, будете справлять естественную нужду мимо предназначенного к тому отверстия, то у вас в отхожем месте начнется разор и смердение, которое очень скоро распространится на весь дом. Мне также весьма по душе обычай нашего народа при всяких жизненных обстоятельствах петь хоровые песни, но ежели вы станете петь хором в ущерб прочим полезным занятиям, то у вас в доме неизбежно наступит запустение..." -- Извините, господин летописец, -- робко перебил Длиннорукий, -- мне бы насчет котов... Летописец смерил князя испепеляющим взором, однако перевернул несколько страниц и зачитал: -- "Если же, не приведи Господь, кто-либо окажется одержим бесами и злыми духами, принявшими облик животный, то для исцеления пользительно применить безотказный способ -- надобно собрать итоги жизненной деятельности сего злого беса и тайно положить оные в хлеб насущный одержимому, и тогда бес оставит его, и он исцелится". -- Что-что? -- не понял князь. Пирум сердито захлопнул рукопись: -- Собери дерьмо кота и подложи в еду, неужели не понятно? -- A, понятно-понятно! -- обрадовался Длиннорукий. -- Зело благодарен вам, господин летописец! -- И князь бочком стал пробираться к выходу. Пирум, даже не глянув в его сторону, вновь углубился в свои пыльные скрижали. x x x Добраться до гордости Новой Ютландии -- знаменитой башни славного рыцаря Витольда -- Гренделю с боярином Василием так и не довелось. Когда они проходили по краешку очередного болота, Дубов заметил, как в лучах прохладного осеннего солнышка что-то блеснуло. Приглядевшись внимательно, он увидел, что это золотая стрела. Она медленно летела на высоте нескольких метров над уровнем болота. -- Это она, -- тронул Василий Гренделя за плечо. -- Видите? -- Прямо над нами летит, -- заметил Грендель. Однако по мере приближения полет стрелы начал замедляться и снижаться. Еще несколько мгновений -- и стрела вонзилась в землю прямо под ногами Дубова и Гренделя. -- Неужто княжна-лягушка где-то здесь? -- удивленно воскликнул Василий. -- Вот это совпадение... Похоже, нам здорово повезло -- мы станем очевидцами расколдования! -- Что-то тут не так, -- покачал головой Грендель. Впрочем, Дубов и сам это почувствовал. Подняв стрелу, Василий увидел, что она заметно потускнела и отливает скорее не золотом, а медью. Еще толком не поняв, в чем дело, детектив крикнул: -- Бежим! Скорее! -- И спутники понеслись в ту сторону, откуда прилетела стрела. К счастью, местность оказалась не особо заболоченной, и Дубов с Гренделем могли передвигаться довольно быстро. -- Что там? -- на бегу спросил Дубов. -- Черная трясина, -- ответил Грендель. -- Самое страшное место. Украдкой бросив взгляд на стрелу, которую все еще держал в руке, Василий увидел, что она вовсе утратила блеск и стала зловеще темно-красной. -- Вот она, Черная трясина, -- махнул рукой Грендель. Впереди простиралось бескрайнее болото, от которого веяло чем-то неуловимо мертвящим и жутким -- даже лягушачьего гомона не доносилось с безжизненных кочек и мутных омутов. -- И что же дальше? -- растерянно проговорил Дубов, глядя на стрелу, которая уже настолько потемнела, что казалась даже не темно-красной, а почти черной. Грендель внимательно принюхивался к лишенному всяких запахов воздуху: -- Вон туда! Только осторожно, умоляю вас... Приглядевшись внимательно, Василий увидел неподалеку, на самом краю трясины, какое-то синее пятно и узнал в нем непромокаемый плащ Ивана Покровского. Неподалеку валялся и рюкзак. Не раздумывая, детектив бросился в ту сторону. Грендель поспешил следом. Подбежав ближе, они увидели, что "Иван-царевич" уже почти по плечи утонул в трясине и продолжал медленно погружаться. -- Осторожно!!! -- крикнул Грендель. Дубов и сам чувствовал, что ступи он в Черную трясину, и его ждет столь же печальная участь. Боярин Василий в растерянности стоял на том месте, где лежали рюкзак, шест и соломенная шляпа. -- Держите меня крепче! -- велел Грендель. Он взял шест и, вытянув его перед собой, распластался на поверхности болота. Дубов крепко держал его за ноги. Второй конец шеста оказался около Ивана Покровского. Он с трудом высвободил руки из вязкой пучины и схватился за шест. Василий тянул изо всех сил, и вскоре все трое уже сидели на краю трясины, стуча зубами и от озноба, и от осознания пережитого. Однако стрела вновь сверкала золотом на полуденном осеннем солнышке. Первым пришел в себя Покровский: -- Господа, а неплохо бы согреться. Костерок развести, чайку сообразить... -- Тут поблизости есть неплохой уголок, -- заметил Грендель, -- как раз между пригорком и рощей. Там почти не бывает ветра и можно славно устроиться. -- И, мечтательно вздохнув, добавил: -- Приют изгнания, трудов и вдохновенья... -- O, господин Грендель, так вы поэт! -- обрадовался Иван. Василий не на шутку испугался, что беседа рискует сползти на поэзию, и потому решил, пока не поздно, перевести ее в более близкое себе русло: -- Скажите, господин Покровский, как вас занесло в эту чертову трясину? Иван поднялся с травы и привычно взвалил на плечи рюкзак: -- Я узнал, что где-то в этих краях заточена моя прабабушка Наталья Кирилловна. -- Как, неужели та женщина в хрустальном гробу?.. -- изумился Грендель. -- Теперь туда, -- указал он на темный перелесок вдали. -- Да, и я в этом совершенно уверен, -- ответил Покровский, ступая следом за Гренделем по узкой тропинке. -- Вообще-то я не собирался туда идти, просто хотел убедиться, насколько опасна эта Черная трясина. И не успел сделать и пары шагов, как стал тонуть. И тогда пустил стрелу -- вдруг кто да увидит. Все равно стрелы мне больше уже не нужны. -- Не нужны? A как же Марфа? -- удивился замыкавший шествие боярин Василий. -- A, ну так Марфа-то уже расколдовалась, -- небрежно, как о чем-то само собою разумеющемся, ответил Иван. -- И знаете, Василий Николаич, она оказалась вовсе не падшей девицей, а самой настоящей княжной! -- И где она теперь? -- пропустив шпильку мимо ушей, спросил Дубов. -- Отправилась в королевский замок. Но мне туда идти не велела. Вроде я буду ей только мешать, поскольку ничего не смыслю в придворных нравах. -- Это вы-то, Иван-царевич? -- удивился Грендель. -- Ясно одно -- Марфа в опасности, -- подытожил Василий. -- Судя по тому, какая публика собралась в замке, житья там княжне не дадут. Причем в самом прямом смысле. -- Как же ее выручить? -- забеспокоился Покровский. -- Знал бы, что в замке опасно, ни за что бы не отпустил! -- Нет, для любого из нас соваться в замок было бы сущим безумием, -- размышлял Василий. -- Так что единственный способ помочь Марфе -- ускорить штурм замка. Стало быть, попросим господина Беовульфа и его славных рыцарей малость подсуетиться... За разговорами они дошли до перелеска -- это и впрямь оказалось очень тихое и безветренное место, и даже поздне-осеннее солнце грело здесь почти по-летнему. -- Немного передохнем, согреемся, а к вечеру доберемся до дома, -- сказал Грендель, оглядываясь по сторонам, нет ли где поблизости хвороста. Покровский сбросил с плеч рюкзак и шарил внутри, ища все необходимое для кратковременного привала. Боярин Василий прислонился к стволу невысокой сосны и задумчиво глядел куда-то в небо. Можно было бы подумать, что он отдыхает после нелегкого пути, но на самом деле в такие минуты его ум детектива-аналитика работал напряженно, как никогда. x x x Едва карета Анны Сергеевны въехала в королевский замок, к ней подскочил господин Каширский, который без дела прогуливался по двору и явно поджидал свою сообщницу. -- Ну, что нового? -- спросил он, даже не поздоровавшись. -- Много чего, -- буркнула Глухарева, вылезая из кареты. -- Нам с вами предстоят серьезные дела. -- Это хорошо, -- обрадовался Каширский, -- а то уж надоело дурака валять. Настойчиво внушаю поэтам, дабы бросили стишки кропать и канавы рыли, а все без толку... -- И немудрено, -- презрительно проговорила Глухарев