ила бы обоих экспериментаторов, если бы опытный колдун мановением руки не отвел ее в сторону, отчего едва не сгорел одинокий дуб на краю болота. Василий Николаевич пытался найти всему этому какое-то логическое объяснение, или, как он иногда выражался, вычислить алгоритм, но каждое новое испытание чудо-стекла сводило на нет любую попытку -- его действия были начисто лишены всякой системы. -- По-моему, мы идем не тем путем, -- сказал Дубов, после того как Чумичка вызвал из болотного омута огромного крокодила и тут же, теперь уже без помощи кристалла, превратил его в водяную лилию. -- Мне кажется, что колдовское стекло -- явление самодостаточное, и использовать его в сочетании с заклинаниями -- это все равно что, ну, скажем, забивать гвозди королевскою короной. -- Да я и сам вижу, что тут что-то не так, -- почесал в голове Чумичка, -- да только понятия не имею, как с этой штуковиной обращаться. -- Херклафф приложил его к зеркалу и прошел насквозь, -- припомнил Дубов. -- Но не нужно ли при этом еще что-то делать или говорить? Я даже допускаю, что для задействования магического кристалла существуют какие-то свои заклинания, но особые, а не какие попало. -- Что же нам делать? -- вздохнул Чумичка. -- Идти прежним путем, -- уверенно ответил боярин Василий. -- Я еще не теряю надежды, что при дальнейших испытаниях мы все-таки сумеем открыть в его действии хоть какую-то закономерность. -- Ну ладно, -- согласился колдун, поднес магический кристалл к лицу и стал что-то нашептывать. Но вдруг замолк и передал кристалл Василию. -- Что случилось? -- забеспокоился тот. -- Здесь поблизости человек, -- пояснил Чумичка. -- Вон там, нет-нет, чуть правее. Действительно, на изрядном расстоянии от них через болота пробирался некто в черном плаще с капюшоном. -- А, так это один из наемников, -- узнал Василий. -- Жаль, лица не разглядеть. Вдруг Игорь сбился с пути и вместо Царь-Города блуждает тут по кругу? -- Боярин Василий, а нет ли у тебя какой-то гладкой вещицы? -- вдруг спросил Чумичка. -- Сейчас глянем. -- Василий залез под свой боярский кафтан и извлек из внутреннего кармана солнцезащитные очки. Чумичка что-то поколдовал над ними и вернул Василию: -- Теперь гляди. Подняв очки на манер двойного лорнета, Дубов направил их на человека в плаще и увидел его увеличенное изображение. Пусть и не очень сильно увеличенное, но никаких сомнений не оставалось -- то был собственной персоной Мстислав Мыльник. -- Послушай, Чумичка, а нельзя ли и его, ну, помнишь, как в прошлый раз?.. -- обратился к колдуну боярин Василий. Чумичка воспринял это предложение без особой радости: -- Так в прошлый раз тот лиходей сам на нас напал, а этот просто идет своей дорогой. Человек ведь все-таки. -- Да какой он человек! -- вырвалось у Василия. -- Он и при жизни-то человеком никогда не был, а уж теперь -- тем паче. -- Как, при жизни? -- удивился Чумичка. -- Очень просто. Он же мертвец, но Каширский черными чарами вернул его к жизни, чтобы он продолжал свои грязные и кровавые дела! -- Ну ладно, попробуем, -- не очень охотно согласился Чумичка. Взяв кристалл, он снова что-то зашептал, а когда появился луч (на сей раз светло-зеленого цвета), колдун осторожно направил его на Мстислава. Василий через "лорнет" внимательно наблюдал за объектом. И едва луч упал на Мыльника, Дубов явственно увидал, что плащ наемника медленно оседает на землю, как будто под ним никого нет. Не прошло и минуты, как из-под плаща расползлись в разные стороны несколько змей. Еще мгновение -- и змеи затерялись между болотных кочек. А плащ с капюшоном так и остались лежать в том месте, где луч настиг их обладателя. Так обрел свою истинную сущность Мстислав Мыльник -- командир отряда наемников, участник всевозможных путчей и мятежей, личный друг генерала Макашова. Василий представил себе, что могло бы случиться, если бы под луч магического кристалла угодил сам генерал Макашов, и ему стало одновременно и страшно, и противно. x x x Как накануне ночью, Каширский и Анна Сергеевна медленно шли по подвалу вдоль длинных рядов винных бочек. И если Каширский пытался уловить "золотой корпускулярный поток", исходящий из спрятанной где-то рядом королевской казны, то Глухарева просто бранилась: -- Ну что вы тут дурью маетесь? Хоть бы передо мной не прикидывались, что обладаете какими-то идиотскими сверхнаучными способностями! И на хрена я, дура, с таким шарлатаном связалась? Однако Каширский упорно продвигался вперед, стараясь не обращать внимания на отвлекающий фактор. Когда же Анна Сергеевна очень уж "доставала" прославленного "мага и чародея", то он, не отрываясь от процесса, говорил ей: -- Анна Сергеевна, если вы не верите в мои научные методы отыскания сокровищ, то отправляйтесь наверх. -- Еще чего! -- отвечала госпожа Глухарева. -- Я уйду, а вы казну захапаете. А вот фиг вам! -- Ну так хотя бы не мешайте мне сосредоточиться. Я уже чувствую теплое покалывание в кончиках пальцев -- это оно, золото, золото! Анна Сергеевна презрительно фыркала, но умолкала. Правда, ненадолго. И вскоре все начиналась сначала. За привычной перебранкой казноискатели и не заметили, что ряды бочек кончились, а они идут по длинному, постепенно сужающемуся проходу. -- Я явственно ощущаю, что казна где-то здесь, -- самозабвенно, будто глухарь на току, вещал Каширский.-- Ближе, ближе, еще ближе! Здесь!!! -- Рука доктора уперлась в шершавую стену. -- Что -- здесь? -- взвилась Глухарева. -- Тут же тупик, чтоб вас к черту в пекло! Куда вы меня завели?!! -- Какая-то неведомая сила влекла меня сюда, -- невозмутимо отвечал Каширский. -- Дурость вас влекла! -- в сердцах плюнула на пол Анна Сергеевна. -- Лучше поищите, нет ли здесь какой-либо дверцы, -- попросил Каширский. Анна Сергеевна стала водить светильником вдоль стен, пока не заметила прямо в потолке небольшой четырехугольный люк. Так как и потолок здесь был совсем низкий, чуть выше человеческого роста, то Анна Сергеевна попыталась подтолкнуть люк, и тот, к ее немалому удивлению, легко поддался. -- Подсадите меня, -- велела госпожа Глухарева. Каширский исполнил ее просьбу, но при этом пытался заглянуть в люк, за которым исчезла его компаньонка -- он не сомневался, что Анна Сергеевна непременно попытается часть казны утаить. Не прошло и минуты, как в люке появилась ножка госпожи Глухаревой в черном чулке, а затем Каширский принял и всю Анну Сергеевну. При этом он незаметно ощупал ее платье -- не спрятано ли там что-то. Вид у Анны Сергеевны был довольный: -- Поздравляю -- на сей раз вы поработали не впустую. -- Неужели казна?! -- вскричал Каширский. И даже в столь счастливый миг не удержался от колкого замечания: -- А вы, Анна Сергеевна, не верили в мои сверхнаучные методы... -- Какая, к дьяволу, казна! -- прошипела Глухарева. -- Там выход на поверхность. -- В каком смысле? -- Заброшенный сарайчик на краю поля. Снаружи люк незаметен, так как прикрыт сгнившим сеном. -- А где же казна? -- разочарованно протянул Каширский. -- Да хрен с ней, с казной! -- выкрикнула Анна Сергеевна. -- Главное, теперь у нас надежный путь для отступления после того как сделаем дело. -- Какое еще дело? -- пожал плечами Каширский. -- А вы забыли? Убрать эту княжну, или графиню, или бес ее знает, кто она такая! -- раздраженно говорила Глухарева, шагая назад по теперь уже расширяющемуся проходу. Каширский брел следом. -- В каком смысле убрать? -- пролепетал он, уже чуя, куда клонит его наперсница. -- В каком смысле? -- желчно переспросила Анна Сергеевна. -- Убить. Зарезать. Ножиком пырнуть. -- Боюсь, я не смогу быть вам полезен, -- осторожно заметил доктор. -- Ведь хирургия -- не мой профиль. Вот если бы дать установочку... -- От ваших установочек пользы, как от холодильника тепла, -- процедила Анна Сергеевна. -- Равно как от вас самого. Будете дежурить на шухере! За разговорами они вернулись в ту область подвала, где стояли ряды бочек. Почуяв знакомый запах, Каширский вновь воспрял духом: -- А все-таки казна где-то здесь! Я ее внимаю всеми фибрами своей чувствительной ауры! Анна Сергеевна хотела было уже высказать все, что она думает и о фибрах, и о королевской казне, и о самом Каширском, и о его чувствительной ауре, но лишь презрительно подернула плечами и ускорила шаг. x x x "Поэтический марафон" в корчме продолжался уже почти сутки. Все это время часть рыцарей и поэтов, чередуясь, отдыхали в горницах для гостей, а остальные пировали и услаждали слух друг друга своими вдохновенными стихами. Благодаря такому режиму и поэты, и рыцари чувствовали себя достаточно бодрыми, в отличие от хозяина корчмы -- он все время должен был находиться в зале и обслуживать дорогих гостей. Впрочем, доходу от них было не так уж много -- сторонники непьющего Флориана вина почти не употребляли, разве что когда их предводитель не находился поблизости, а поэты, ослабленные изнурительной работой на болотах, тоже не очень увлекались вином, дабы не свалиться с ног раньше времени. -- Ну вот опять бед себе накликал, -- привычно жалился леший в коротких передышках своему приятелю водяному. -- Мало того что рыцари какие-то не те, так еще этих беглых поэтов бес привел. А все боярин Василий! Сам-то он в свой Царь-Город укатит, а нам тут отдуваться... -- Да не тревожься ты, -- утешал его водяной, прихлебывая водицу из кувшина. -- Все, что ни случается -- все к лучшему! Тем временем госпожа Сафо к вящему восторгу господ рыцарей декламировала свое очередное творение: -- Я слыхала тебя в полуночной тиши -- Ты играл на пастушьей свирели, И тебя возлюбила всей силой души, А казалось, что жизнь разошлась на гроши И давно уж огни догорели... Тут в дверях раздался робкий стук. -- Толкайте сильнее! -- крикнул корчмарь, а себе под нос проворчал: -- Кого еще там черт принес? Дверь ввалилась внутрь, и на пороге явился собственной персоной господин Грендель. -- О, кто к нам пожаловал! -- с наигранной учтивостью произнес доблестный Флориан. -- Надеюсь, друг мой Грендель, мы поимеем счастье насладиться вашими новыми творениями? -- Сперва я должен передать вам послание, друг мой Флориан, -- столь же учтиво ответил Грендель. И, подойдя к Флориану, протянул ему свиток. -- Печатка Беовульфа, -- с видимым неудовольствием отметил доблестный Флориан, вскрывая послание. -- Почерк как будто господина Зигфрида, но подпись собственная Его Величества. -- Что там? -- нетерпеливо загомонили рыцари. Даже леший с водяным прекратили свои бесконечные разговоры и стали внимательно прислушиваться. -- Настал решающий час, -- негромко и безо всякого пафоса произнес Флориан. -- Король призывает нас в первые ряды борьбы за правое дело. И это великая честь. -- Когда? -- повскакали из-за стола славные рыцари. -- Тотчас, -- ответил Флориан, еще раз глянув в послание. -- То, что нам предстоит, Его Величество именует как "разведка боем". Мы должны появиться вблизи королевского замка и вызвать на себя первый удар. И таким образом добыть для Его Величества Александра сведения о том, какими силами располагает Виктор. -- Я могу провести вас кратчайшим путем, -- вызвался Грендель. -- Ну вот и замечательно, -- кивнул Флориан. -- Кстати и сообщите Его Величеству, если мы все поляжем в неравном бою за справедливое дело. Рыцари кинулись к себе в горницы за щитами и боевыми мечами, а леший за стойкой лишь горестно вздохнул. x x x Чудо-клубочек уверенно вел Ивана-царевича по болотам, и делал это весьма умело: хотя господину Покровскому и казалось порою, что клубок катится по очень уж изогнутой траектории, но всякий раз путник убеждался, что происходило это вовсе не из желания удлинить путь, а единственно чтобы сделать его по возможности удобным и безопасным. Уже начало смеркаться, и Иван-царевич стал подумывать о том, чтобы обосноваться на ночлег. Однако всякий раз, когда он примечал казалось бы удобное место, клубок принимался катиться быстрее, и Иван спешил следом, не решаясь поднять его с земли и положить к себе в котомку. Но вот, когда вечерняя тьма уже начала наползать на землю, а на небе высыпали первые звезды, клубок решительно остановился. Господин Покровский как опытный путешественник мог оценить выбор своего проводника: он остановился на вполне удобном и сухом месте вблизи леса, где под елками лежало достаточно валежника, чтобы развести костерок и в случае надобности даже соорудить скромный шалашик. Иван с облегчением опустил на землю рюкзак, из которого торчал лук с оставшимися двумя золотыми стрелами, и стал приготавливаться к ночлегу -- собрал сухих веток, развел костер и повесил над ним котелок с болотной водицей. Несмотря на приятную усталость, ко сну Ивана-царевича совсем не клонило. Напротив -- звезды, меркнущее небо и печальные выкрики выпи, долетающие сквозь мерный шелест осенней листвы -- все это настраивало скорее на поэтическую волну. Правда, дальше первой строчки -- "Все ярче дивных звезд сиянье..." -- дело не шло, но зато Покровский начал понимать, отчего в Новой Ютландии столько поэтов на душу населения: здешняя природа просто не могла не настраивать на творческий лад. Однако едва родилась вторая строчка -- "... Все памятней очарованье..." -- как все очарование оказалось в миг разрушенным какими-то незнакомыми голосами. Обернувшись, поэт увидал позади себя двух женщин -- одну потолще, а другую потоньше -- в сарафанах и цветастых платках. -- Присаживайтесь, сударыни, -- радушно пригласил их Иван-царевич. -- Не угодно ли чайку с дороги отпить? -- Благодарю, -- низким и чуть сипловатым голосом ответила более полная странница, присаживаясь у костра. Ее подруга, нахально подбоченясь, уставилась на стрелы, торчащие из рюкзака. -- Золото, -- проговорила она высоким скрежещущим голосом. -- Сейчас буду грабить и убивать... -- И, не обращая внимания на свою спутницу, дергавшую ее сзади за подол, продолжала, с каждым словом все более вдохновляясь: -- Трудовой народ бедствует, а вы, мироеды и богатеи, на золоте жрете и золотые палки себе в мешок суете! -- Не слушайте, это она шутит, -- попыталась поправить положение первая путница, но ее подругу было уже не остановить: -- Шуток больше не будет! Всех перережу, всем кровь пущу! -- Так вы что, сударыня, собираетесь меня грабить? -- наконец-то дошло до Покровского. -- Да! -- взвизгнула сударыня. -- Ежели кого сей же миг не пограблю, то гадом буду! -- Недолго думая, она выдернула из рюкзака золотую стрелу, но тут же с диким верещанием швырнула ее оземь. -- Что такое, Петрович? -- вскочила полная дама. -- В чем дело?! -- Жжется, как огонь! -- неблагим матом завопила разбойница. -- Колдун проклятый!! -- И она со всех ног побежала прочь, не разбирая дороги. Ее спутница грузно поднялась и потрусила следом, привычно сунув под сарафан чайную ложечку, хотя та была не золотая, а оловянная. -- Эх, такой вечер испортили, -- вздохнул Иван-царевич, снимая с огня вскипевший котелок. -- Но что там со стрелами? Покровский с опаской потянулся к золотой стреле и дотронулся до нее кончиком пальца -- стрела оказалась столь же прохладной, как и земля, куда ее уронила незадачливая грабительница. x x x Ужин в королевской трапезной прошел на редкость тихо и даже печально. Князь Длиннорукий и Петрович, обычно хоть как-то разнообразившие трапезу болтовней и пьяными выходками, на сей раз вообще отсутствовали. Даже Каширский не был по-всегдашнему велеречив, а Анна Сергеевна, если порой и отпускала злобные реплики в адрес всего и вся, то делала это скорее по привычке. Впрочем, и лекарь, и госпожа Глухарева, отужинав, вскоре под благовидными предлогами покинули залу. Виктор же все не решался встать из-за стола. Во время ужина он почти не притронулся к еде и угрюмо глядел в тарелку, изредка поднимая взор на княжну Марфу, сидевшую напротив него, на другом конце длинного стола. Княжна чувствовала себя не очень-то уютно в такой напряженной обстановке, но тоже не решалась покинуть трапезную. Слуги переминались с ноги на ногу, не зная, что им делать. В залу почти вбежал Теофил: -- Ваше Высочество... -- Да, Теофил, слушаю вас. -- Виктор, кажется, был даже рад, что кто-то прервал тяжкое молчание. -- Ваше Высочество... э-э-э... Вы позволите убирать со стола? -- Да-да, убирайте, -- поспешно ответил Виктор. -- Могли бы и не спрашивать. Если, конечно, кня... графиня не желает продолжить трапезу. -- Нет-нет, благодарю вас, -- отказалась Марфа. Слуги, словно того и ждали, кинулись уносить со стола немногочисленную посуду, а Теофил наклонился к Виктору и что-то зашептал на ухо. Марфа заметила, как тот побледнел. -- Вы уверены? -- тихо спросил Виктор. -- Многие видели, -- столь же тихо ответил Теофил. -- Какие будут указания? -- Никаких. Оставшись вдвоем с Марфой, Виктор негромко произнес: -- Графиня, мне нужно вам кое-что сказать. -- Что? -- не расслышала княжна. -- Ваше Высочество, вы не позволите мне пересесть поближе? -- Да зачем, я сам, -- с этими словами Виктор поднялся из-за своего места и пересел на уголок стола рядом с Марфой. -- Княжна, я должен с вами поговорить. Днем, на башне, нам помешали... -- А вы не боитесь, что нас могут подслушать? -- Марфа положила ладонь на руку Виктора. -- Теперь это уже не имеет значения, -- вздохнул Виктор. -- Да и кому тут подслушивать -- все разбежались. Знаете, что мне только что сказал Теофил? Что вблизи нашего замка видели вооруженных рыцарей от десяти до пятнадцати человек. И передвигались они совершенно открыто, как будто ожидая, что мы на них нападем! -- Что за рыцари? -- удивилась Марфа. -- Наш конюшенный разглядел среди них Флориана и, кажется, Гренделя. Скорее всего, их послал мой дядя, чтобы разузнать, как тут и что. -- Виктор немного помолчал. -- А ведь они могли сами, сходу, не дожидаясь подкрепления, захватить замок! -- Почему же они этого не сделали? -- Почему? Да только потому что не знали, что здесь никого нет. Гвардия давно разбежалась, наемники разбежались, даже этого князя Длиннорукого с его полоумным Петровичем, и тех не видать! Но уже завтра рыцари будут здесь, вне всяких сомнений. -- И об этом вы хотели со мною поговорить? -- несколько удивилась Марфа. -- Да нет, о другом. -- Виктор надолго замолк, будто раздумывая, говорить ли. А вернее, сам того не осознавая, он тянул время, боясь остаться наедине со своими горькими думами. В залу вернулся Теофил: -- Ваше Высочество, будут ли еще какие приказания? -- Нет, Теофил, -- устало проговорил Виктор. -- Благодарю вас за безупречную службу. Идите спать, а утром разбудите меня пораньше. -- Будет исполнено. -- Теофил поклонился и вышел из залы. -- Ваше Высочество, кажется, вы хотели мне что-то сказать? -- напомнила княжна. -- - Да... Возможно, мы с вами уже никогда больше не увидимся. У вас вся жизнь впереди, а меня ждет либо темница, либо плаха. -- Ну зачем же так мрачно, -- сочувственно покачала головой Марфа, однако Виктор перебил: -- Погодите, Марфа Ярославна, дайте договорить. Мы с вами больше не увидимся, и я хочу, чтобы вы знали... Не нужно меня жалеть -- я пропащий человек. Даже много хуже, чем про меня говорят рыцари у Беовульфа. -- И, заметив, что Марфа снова хочет возразить, продолжал еще настойчивее: -- Да, да, это так. И если я могу еще хоть как-то оправдать себя в захвате власти, то в моем отношении к вам, княжна, мне не может быть никакого прощения. -- О чем вы, Ваше Высочество? -- удивилась Марфа. -- Когда вы появились в замке, я сразу стал просчитывать на несколько ходов, как при игре в тавлеи. Я подумал, что сама судьба послала вас ко мне, дабы помочь в осуществлении моих дерзких намерений. -- Каким образом? -- еще больше изумилась княжна. -- В Белой Пуще после смерти князя Григория идет свара за власть. Более того, Альберт и его упыри подыскивают послушного боярина из древнего рода, чтобы посадить на княжеский престол и править от его имени. И я надеялся убедить их, что вы, Марфа Ярославна, подошли бы им лучше всего. Шутка ли сказать -- единственная уцелевшая из Шушков! А через вас и сам надеялся войти в силу и, как самое меньшее, добиться той помощи, что обещал для моих начинаний князь Григорий. -- Неужто вы всерьез думали, Ваше Высочество, что я согласилась бы стать такой подставной правительницей? -- нахмурилась княжна. -- Поначалу я не знал, какая вы, -- тяжко вздохнул Виктор. -- Теперь я понимаю, что заблуждался в видах на вас. Но могло повернуться и иначе -- вдруг борьба в Белой Пуще разгорится не на шутку, и тогда вы могли бы возглавить один из враждующих станов. А в случае удачи -- как знать... -- Да, но ведь вы сами несколько раз предлагали мне покинуть замок, -- возразила Марфа. -- Не столько ради вас, сколько ради самого себя, -- заявил Виктор. -- Мне стало известно, что ваша жизнь в опасности, и я думал, что вам до поры до времени лучше побыть в надежном месте, хотя бы даже в замке моего главного врага Беовульфа. Ведь вы нужны мне живой, а не мертвой... -- Мне кажется, Ваше Высочество хотите казаться хуже, чем на самом деле, -- пристально глянула Марфа на Виктора. -- Как будто вы нарочно пытаетесь вызвать у меня ненависть к себе. -- А знаете ли вы, что... -- Виктор осекся. -- Что? -- Ну ладно, скажу. В общем, если бы не последние события, поставившие меня на грань гибели, то завтра я бы сказал, что люблю вас и предлагаю руку и сердце. И притворялся бы, чтобы достичь своих целей! А вы говорите -- хуже, чем на самом деле. Виктор замолк, как бы ожидая, что скажет Марфа. Но та молчала. -- Марфа Ярославна, неужели и теперь вы останетесь в замке? -- вновь заговорил Виктор, когда молчать стало совсем невмоготу. -- Завтра здесь будут рыцари и начнется что-то невообразимое. Вам нужно отсюда уходить. Если желаете, то я помогу вам бежать за границу -- у нас есть налаженные пути, по которым дядя переправлял туда беженцев из Белой Пущи. Решайтесь, пока не поздно! -- Я подумаю, -- тихо промолвила княжна. -- А почему бы вам самим не воспользоваться этими налаженными путями? -- Нет-нет, это исключено, -- решительно отказался Виктор. -- Я должен ответить за свои дела. Да и куда бежать -- от себя не убежишь. -- И как бы устыдившись последней громкой фразы, к коим никогда не был склонен, Виктор заговорил нарочито по-деловому: -- Время еще есть. Если надумаете последовать моему совету, то обращайтесь к Теофилу. Или прямо ко мне. -- Но ведь вы же будете спать, Ваше Высочество, -- возразила княжна. -- Сомневаюсь, -- подумав, ответил Виктор. -- А если и буду спать, то смело будите. Соответствующие указания слугам будут даны. Доброй ночи, княжна. -- Виктор резко поднялся из-за стола и не оборачиваясь покинул трапезную. x x x Несмотря на поздний час, барон Альберт бодрствовал. Он сидел за обширным столом князя Григория и беседовал с воеводой Селифаном. Тот не совсем понимал, для чего барон держит его при себе в столь позднее время, расспрашивая о делах пусть и важных для воинства Белой Пущи, но совсем не требующих срочности. Да и Альберт расспрашивал воеводу как-то рассеянно, даже не особо вникая в ответы. Селифан подозревал, что Альберт просто ждет некоего важного сообщения, а воевода ему нужен, чтобы как-то скоротать время. Выслушав очередной ответ Селифана на вопрос о готовности Белопущенской дружины к возможным военным действиям против Кислоярского царства, Альберт позвонил в серебряный колокольчик, стоящий у него на столе. В кабинет заглянул охранник: -- Слушаю, господин барон. -- Значит, так, -- деловито заговорил барон, -- сходи к нашему гостю господину Херклаффу и попроси его пожаловать сюда. -- А ежели он почивать изволит? -- Скажи, что дело срочное. Ступай же. -- Слушаюсь, господин барон. -- Охранник вышел. -- К чему тебе этот колдун? -- удивился воевода. -- Да еще и на ночь глядя. -- Вот смотри. -- Барон вытащил из выдвижного ящика и положил на стол тарелочку с золотым яблоком. -- Узнаешь? -- Ну конечно, -- с трудом подавил зевок Селифан, -- удобная вещица. Можно узнавать, что где происходит. -- Можно, -- согласился Альберт. -- Знать бы еще, как она работает. -- А разве вы не знаете? -- То-то что нет. Да и кабы она одна. У нас же цельный амбар с колдовским скарбом стоит, одних ковров-самолетов две дюжины, а как ими пользоваться -- толком никто не знает. Вот хоть с этим золотым яблоком, к примеру. Единственное, что мы умеем, так это связываться с нашими людьми, хотя я доподлинно знаю, что его возможности куда шире. А мы его используем так -- в определенный час двое, имеющие такую тарелочку, пускают по ней яблоко и передают друг другу послания. -- Каким образом? -- полюбопытствовал воевода. -- Пишут на бумажке и прикладывают к тарелке. Не больно сподручный способ, но ничего -- до сих пор действовал. -- А теперь что? -- А теперь бес знает что! -- в сердцах брякнул барон. -- Я жду важного сообщения от князя Длиннорукого, даже тарелку с яблоком велел к себе поставить, и ничего нет! Обычно мы принимаем от него сообщения три раза в день. Днем он еще что-то передавал, а вечером -- до сих пор ни слуху, ни духу. -- Может, с князем что-то стряслось? -- А пес его знает! Днем он написал, что наемники разбежались, а рыцари того и гляди придут в королевский замок, чтобы свергнуть Виктора. -- Может, еще не поздно? -- осторожно предложил Селифан. -- Наша дружина в боевой готовности. -- Не надо, -- с досадой перебил Альберт. -- Виктор для нас -- отрезанный ломоть, пускай сам выкручивается. Да и Длиннорукий тоже -- что он мне, кум, что ли? А вот самозванка... -- Какая самозванка? -- Ты чего, забыл? Та девица, что выдает себя за Марфу. Нынче днем она еще была жива. Но князь уверял, что этой ночью Анна Сергеевна ее того... Ну, ты понимаешь. -- Понимаю, -- неодобрительно пробурчал воевода. -- Ничего ты не понимаешь, -- зло покачал головой барон. -- По-твоему, все дела в честном бою должно решать, а на самом-то деле... Ну да ладно. Хуже всего будет, если рыцари придут в замок, а Анна Сергеевна своего задания выполнить не успеет. Или, как всегда, провалит. -- Ну что ты, Альберт, к этой самозванке привязался? -- не выдержал Селифан. -- Мы же скоро ее кости похороним честь по чести, то есть не самозванки, а княжны Марфы, а та девушка сколько угодно может звать себя Марфой, да кто ей поверит? -- Воевода пристально глянул на барона: -- А может, ты не совсем уверен, что она самозванка? -- Да как ты не понимаешь, -- досадливо поморщился барон. -- Если рыцари одолеют Виктора, то чего доброго решат, что им все нипочем, да и на нас полезут. А Марфу, настоящую ли, самозванку ли, будто хоругвь понесут -- дескать, вот она, законная наследница князей Шушков, не то что эти проклятые упыри. То есть мы с тобой. Селифан уже открыл было рот, чтобы что-то возразить, но не успел: дверь распахнулась, и на пороге возник собственной персоной господин фон Херклафф -- во фраке, белоснежном жабо и даже с моноклем. -- Вы меня зваль, херр барон? -- лучезарно осклабился людоед. -- Да, господин Херклафф, нам нужна ваша помощь, -- поднялся за столом Альберт. -- Умеете ли вы обращаться с колдовскими предметами? -- Ну конешшно! -- с гордостью заявил Херклафф. -- Их бин маг и чародей высшей квалификацион, а не какой-нибудь профан, как херр Каширский, муттер ефо за ногу... Да-да, так что вас интересует? Альберт пододвинул колдуну тарелочку с золотым яблоком: -- Посмотрите, в чем тут дело. Ничего не показывает. -- А что вы хотел увидайть? -- Ну, например, князя Длиннорукого. -- Айн момент. -- Херклафф небрежным жестом произвел над тарелочкой какие-то манипуляции, яблочко покатилось вдоль кромки, однако изобразило на тарелочке лишь что-то темное, с двумя еле различимыми силуэтами. -- Ничефо, сейчас добавим яркость. -- Херклафф стал крутить пальцами перед блюдцем, как будто настраивая телевизор, и действительно -- вскоре изображение несколько высветилось, а два силуэта оказались женскими. Они брели по болоту, тонущему во мгле, то и дело спотыкаясь о кочки и выразительно жестикулируя. -- Ну и где же Длиннорукий? -- не вытерпел воевода. Вместо ответа Херклафф еще немного поколдовал над тарелочкой, и изображение приблизилось -- теперь лица обеих женщин занимали чуть не весь "экран". -- Точно Длиннорукий, -- изумленно выдохнул Альберт. -- Вот эта, что слева. А вторая... Кто же вторая? -- О, херр Петрович! -- обрадованно вскричал Херклафф. -- Вот кого я хотель кушать, но так и не скушал. Ничефо, еще успею... -- Но что они делают на болоте? -- возмутился Альберт. -- Их место в королевском замке. -- А еще лучше -- у меня ф желудке, -- расплылся людоед в плотоядной ухмылочке. -- Жаль, что не слышно, о чем они столь жарко спорят, -- вздохнул воевода. -- Ну, вообще этот несовершенный аппарат не есть рассчитан на звук, -- скромно заметил Херклафф, -- но для такой гроссе мейстер, как я, нет никакой преграда! -- Колдун сделал вид, будто нажал клавишу или переключил тумблер, и раздались какие-то невнятные звуки. Херклафф покрутил воображаемый регулятор, и барону с воеводой стали ясно слышны препирательства незадачливых путчистов. -- Все из-за тебя, -- бранился Длиннорукий, -- да если бы не твои разбойничьи замашки, так переночевали бы по-людски, а теперь тут шлепай по этим проклятым болотам! -- Так я ж хотел по-людски, -- оправдывался Петрович, -- отнять у него эти золотые стрелы и раздать нуждающемуся бедному люду! -- А ты подумал, дурья башка, на черта твоему бедному люду золотые стрелы?.. -- Неужели Виктор выгнал их из замка? -- удивился Альберт. -- Хотя если они и там вели себя так же, то не удивительно... -- Скорее, бежали от рыцарей, -- уверенно предположил воевода. -- Золотые стрелы, -- как бы про себя отметил Херклафф. -- Ешшо не понимайт, для чего, но что-то здесь не есть рихтих. -- Эдуард Фридрихович, а вы не могли бы показать нам еще кое-кого? -- попросил барон, поняв, что из препирательств Длиннорукого и Петровича трудно будет выудить что-то по делу. -- Речь идет об одной девушке, утверждающей, что она -- княжна Марфа... -- А как ее зфать на самом деле? -- перебил колдун. -- Увы, не знаю, -- развел руками Альберт. -- Ну, тогда ничего не будет получиться, -- вздохнул Херклафф. -- В таком случае покажите нам настоящую княжну Марфу, -- решился Альберт. -- Это-то, надеюсь, у вас получится? -- О, я, я, натюрлих, -- осклабился людоед, -- только фройляйн Марфа уже давно ква-ква на гроссе болото! -- А все-таки покажите, -- настаивал барон. -- Так, для успокоения совести. -- А, ну понятно. -- Херклафф "нажал кнопку", и бранящиеся Длиннорукий и Петрович исчезли. -- Либе голден аппель, битте, покажи нам фройляйн ква-ква... пардон, фройляйн Марфа! Яблочко покатилось, и вскоре на тарелочке появилось изображение девушки, мирно спящей на широкой кровати. -- А это не может быть ошибкой? -- упавшим голосом пролепетал Альберт. -- Нет, -- уверенно заявил Херклафф. -- Я могу ошибайться, но колдовский инвентар -- нихт! -- Значит, это все-таки правда, -- зло проговорил барон Альберт, -- и она не самозванка. -- О чем ты? -- чуть удивился воевода. -- О давешних донесениях Длиннорукого. Кто-то из его людей подслушал беседу этой девушки с Виктором -- она рассказывала, что некий Иван-царевич выпустил из лука золотую стрелу, которая прилетела прямо к лягушке, потом он ее поцеловал, и лягушка превратилась в княжну Марфу. Тогда я не придал этому донесению должного внимания, хотя и поручил Анне Сергеевне, гм, ну, ты знаешь... -- Это не есть хороший орднунг, -- озабоченно покачал головой Херклафф. -- Фройляйн Марфа должна прыгать на болото, а не дрыхнуть на кровать. -- Ничего, недолго ей там дрыхнуть, -- проворчал Альберт. -- Уж на этот раз Анна Сергеевна не промахнется... -- Постой, барон, -- встрял в беседу воевода Селифан, -- ты сказывал про золотую стрелу. А Петрович тоже что-то говорил о каком-то человеке, у которого он хотел украсть золотые стрелы. Уж не... -- Конечно, это он! -- в сердцах стукнул по столу Альберт. -- Иван-царевич! Как же его звать-то? -- Барон вынул из стола целый ворох донесений и тут же нашел нужное. -- Иван-царевич, он же Иван Покровский. -- Как? Как вы сказаль?! -- неожиданно вскричал Херклафф. -- Иван Покровский, -- ответил Альберт, подивившись такому всплеску чувств у всегда спокойного и ровного господина Херклаффа. -- А что? -- А, нет, ничего, -- столь же быстро успокоился людоед. -- Если я вам больше не есть нужен, то позвольте мне отойти на покой. -- Да, разумеется, спасибо вам за помощь, -- вздохнул Альберт, -- спокойной ночи. -- Всегда к услугам, -- церемонно поклонился Херклафф и исчез за дверью. -- А все Анна Сергеевна! -- дал волю чувствам барон, оставшись наедине с воеводой. -- Убрала бы вовремя этого Ивана-царевича, так все было бы в порядке! Но если и с Марфой не справится -- с дерьмом съем! -- Ну а теперь-то я могу идти? -- попросил воевода. -- Уж больно спать хочется. -- Иди, -- отпустил его барон. Опасаясь, как бы тот не передумал, Селифан вскочил с места и следом за Херклаффом исчез за дверью. А Альберт вперил неподвижный взор в чудо-тарелочку, где все так же сладко почивала княжна. x x x Виктор с Марфой шли по узкой тропинке, отделяющей перелесок от широкого поля высокой колосящейся ржи, которая под дуновением ветерка тихо звенела, будто пела. Отломив колосок, Виктор попробовал на вкус зернышко, и оно показалось ему слаще меда. -- В нынешнем году, Марфа Ярославна, мы впервые не только обеспечим себя хлебом, но и сможем продавать его соседям, -- с гордостью сказал Виктор, окинув взором поле, на другом конце которого вовсю шла жатва. -- Поздравляю вас, Ваше Высочество, -- весело откликнулась княжна. -- Даже не пойму, как у вас все получается. -- Ну, далеко не все, -- возразил Виктор, -- и не сразу. Главное -- начать, сдвинуть с места лежачий камень косности и застоя, и тогда все пойдет как по маслу. Кстати, о масле. Раньше наши подданные даже и не знали, что это такое, даже молоко пили только по большим праздникам. А едва я начал осушать болота и на их месте заводить пастбища, то и молоко появилось, а кое-кто и сметану с маслом сбивать начал. И люди стали здоровее. Да вы сами поглядите. За разговором Виктор и Марфа не заметили, как тропинка завернула в перелесок и вскоре вывела к зеленому лугу, на котором паслись тучные буренки. В сторонке щипали траву несколько коз. -- Лепота! -- вырвалось у Виктора. -- А видали бы вы, княжна, что тут творилось раньше! -- Видела, -- тихо промолвила Марфа. -- Я тут жила. Двести лет. -- Ну, будет вам вспоминать былое, -- с легкой досадой откликнулся Виктор. -- Забудьте это, как дурной сон. Глядите в будущее, а не в прошлое! Вам достаточно сказать одно слово -- и все это будет ваше. -- Вы знаете, Ваше Высочество, что это невозможно, -- покачала головой Марфа. -- Слишком многое стоит между нами. Виктор зашагал быстрее, так что его спутница едва за ним поспевала. -- Да, да, -- говорил Виктор, -- я все понимаю. Я согнал с престола родного дядю. Я вступил в сговор с вашим смертельным врагом князем Григорием. Я начал преобразования, не считаясь с желаниями ново-ютландцев. Но посмотрите! -- Виктор резко остановился и обернулся к Марфе. -- Мой дядя и без того всегда тяготился королевскими обязанностями. Народ, увидев, что мои преобразования несут ему процветание, сам включился в созидательную работу. Наконец, упыри в Белой Пуще теперь кусают себе локти, видя, что я могу обойтись и без них! Марфа ничего не ответила. Виктор вздохнул, подал ей руку, и они молча двинулись дальше по тропинке. За лугом начиналось болото, по которому сновали многочисленные люди с лопатами и какими-то не ведомыми Марфе хитроумными устройствами. -- Через пару лет вы не узнаете этих мест, -- вдохновенно произнес Виктор. -- Здесь будут синеть льняные поля. Наладим ткачество, а то сами посудите: швецы у нас замечательные, а ткани приходится завозить невесть откуда. -- И что же, Ваше Высочество, ни одного болота не останется? -- с грустью спросила княжна. -- Останется, -- великодушно пообещал Виктор. -- Несколько болот нарочно оставим, чтобы люди не забывали, где они раньше жили и где могут вновь очутиться, если перестанут трудиться и совершенствоваться... Но мы и болота к делу приспособим -- будем лягушек подкармливать, а потом продавать галлам. Я уже отписал их королю Луи XXV-ому... -- Нет! -- чуть не выкрикнула Марфа. -- Лягушек есть -- страшный грех! -- Ну, как скажете, -- не стал спорить Виктор. -- Ваше слово, Марфа Ярославна, для меня -- закон. Вскоре тропинка привела их в деревню, пожалуй, даже село с добротными избами и каменными амбарами. Между изб раскинулись ухоженные огороды, а кое-где и яблоневые сады. -- Наше будущее, -- с гордостью указал Виктор на ребятишек, весело резвящихся посреди улицы. -- Им жить в новой, процветающей стране, новой не только по названию, но и по духу... А мы с вами заглянем сюда. -- Виктор махнул рукой в сторону двухэтажного кирпичного дома посреди села. -- Что там -- волостное правление? -- несколько удивилась Марфа. -- Берите выше, -- усмехнулся Виктор. Переступив порог, они оказались в просторной светлице, где в несколько рядов стояли столы, за которыми сидели женщины, ловко орудующие ножницами, иголками и прочими портняжными инструментами. Вдоль одной из стен протянулся длинный ряд вешалок, где как на показ красовались платья самых разных расцветок и покроев. Увидев Виктора, швеи вскочили. -- Не надо, не надо, -- замахал тот руками. -- Работайте, не обращайте на меня внимания. Одна из женщин подошла к Виктору и Марфе: -- Добрый день, Ваше Высочество. Вот уж не думала, что вы лично пожалуете. -- А почему бы и нет, дорогая моя Вера Павловна? -- широко улыбнулся Виктор. -- Давно собирался навестить вашу швейню, да все недосуг. А это -- та самая дама, о которой я вам говорил. До меня дошли слухи, что у вас все готово, не так ли? -- Да, Ваше Высочество. Прошу вас, сударыня. -- С этими словами Вера Павловна куда-то увела Марфу, но очень скоро они вернулись. Виктор невольно ахнул -- княжну было не узнать в длинном светлом платье, очень простом, но необычайно ей шедшем. Единственным украшением был цветок алого шиповника, прикрепленный слева к воротничку. -- Ну как, нравится? -- спросила Вера Павловна, подведя княжну к высокому зеркалу. -- Будто по мне шито, -- восхищенно выдохнула Марфа. -- Оно ваше, -- сказала Вера Павловна и пояснила для Виктора: -- Наша новая разработка -- платье "Дикая роза". -- У меня нет слов, -- в восхищении развел руками Виктор, -- И хоть я не знаток нарядов, но не сомневаюсь, что такое не грех надеть где-нибудь в Риме, Мадриде и даже в Лютеции, при дворе Луи XXV. Вот наши платья-то мы туда и отправим с галльскими купцами, -- тут он кинул мимолетный взор на Марфу, -- вместо лягушек. -- А скажите, Вера Павловна, что за рукодельница шила это удивительное платье? -- спросила Марфа. -- Или вы сами? -- Да ну что вы, -- смутилась Вера Павловна, -- сама-то я швея не ахти какая, но вот Мария -- просто чудо. Маша, подойди к нам! Из-за одного