ся с вооруженными силами. -- И, подумав, добавил: - Если получу допуск. - Очень хорошо, - одобрил Дубов, - но заодно попытайтесь провентилировать и вопрос о настроениях в войсках. - Будет сделано, товарищ генерал! -- щелкнул каблуками Селезень. - А сами вы чем займетесь, Васенька? -- спросила Чаликова. - А я буду думать и наблюдать, наблюдать и анализировать, - с важностью ответил детектив. -- Не забывайте, что мы еще должны выйти на след господина Каширского! x x x За обедом Рыжий хлебосольно потчевал дорогих гостей стерляжьей ухой, жареными рябчиками и прочими царь-городскими деликатесами, попутно удовлетворяя их любопытство. Дубов отметил и откровенность, с которой Рыжий отвечал на все вопросы -- качество, не очень-то свойственное Кислоярским государственным мужам той эпохи, из которой они прибыли. - Мы, конечно, очень благодарны вам за оказанное гостеприимство, - говорила Чаликова, - но хотели бы знать, когда сможем вернуться домой. Рыжий достал из-за пазухи какую-то бумажку: - Я тут проконсультировался с нашими господами метафизиками и выяснил, что "пропускной способностью" Холм Демонов, или, по-вашему, Горохово городище, обладает только в полнолуние, причем не всю неделю, или сколько оно там длится, а всего лишь три ночи наибольшей фазы. А так как прошедшая ночь была последней, то вам придется у нас погостить около месяца -- до следующего полнолуния. - Как же так! -- опечалилась Надя. - Ведь нас будут искать, мы же никого не предупредили... - Да уж, - пробасил майор Селезень, - теперь наша уважаемая писательница Ольга Ильинична точно решит, что нас нечистая сила в болото уволокла. - Ничего, тем радостнее будет, когда мы вернемся, - беспечно махнула рукой баронесса. - Зато какую научную работу я проделаю тут за месяц! - Раз уж я здесь оказался, то должен довести до конца дело с Каширским, - заметил Дубов. - Кстати, насчет Каширского, - подхватил Рыжий. - Да вы угощайтесь, господа, ушица у нас тут - первый сорт. Судя по всем приметам, это ни кто иной как тот самый чернокнижник Каширский, которого привечает князь Григорий. - Постойте-постойте, - перебил Дубов, - что это еще за князь Григорий? Рыжий поморщился, как от зубной боли: - Наш главный источник беспокойства. Он живет в своем замке, это верстах в ста с чем-то к западу от Царь-Города, и управляет небольшим, но сильно милитаризованным княжеством. Замок князя Григория расположен как раз в районе бывшей Белой Пущи, и он вечно пригревает у себя всяких черных колдунов, ведьм и разную прочую нечисть. А Каширский особо угодил ему тем, что излечил от импотенции... - Рыжий тяжко вздохнул. - На нашу голову. - В каком смысле? -- удивился Селезень. - Ну это отдельный разговор, не буду вам пока что засорять мозги нашими проблемами. А на сегодня у нас намечена обширная программа. Вам, госпожа Чаликова, вне всякого сомнения, будет небезынтересно побывать на заседании нашей Боярской Думы -- оно как раз начнется в четыре часа пополудни. Хочу только предупредить, чтобы вы не принимали всего, что там будет говориться, за чистую монету. К вашим услугам, уважаемая баронесса, наш исторический архив с его берестяными грамотами, папирусами, пергаментами и всеми преданьями старины глубокой. Вы, уважаемый майор, встречаетесь с нашими славными воеводами, которые ознакомят вас с вооруженными силами и оборонной концепцией. А уж если вы дадите им несколько дружеских советов по части тактики и стратегии, так это было бы и вовсе замечательно!.. Кстати, дамы и господа, чтобы вы не выглядели белыми воронами, я снабжу вас одеждой, какую носят у нас в Царь-Городе. Ну а вас, дорогой господин Дубов, уж извините великодушно, я хотел бы немного поэксплуатировать в качестве частного сыщика. Не беспокойтесь, - торопливо прибавил Рыжий, - не за бесплатно. - Ну что вы! -- возмутился Василий. -- Конечно же, я помогу вам всем, чем могу, и совершенно бескорыстно! - Господин Рыжий, а будет ли в Думе ваш царь Дормидонт Петрович? - поинтересовалась Надя. - Я так хотела бы взять у него эксклюзивное интервью... - Вряд ли. -- И с обезоруживающей откровенностью Рыжий добавил: - Видите ли, наш обожаемый монарх в очередной раз впал в запой... С кем не бывает! - Вода не водка - ведро не выпьешь! -- совершенно не к месту брякнул майор Селезень. - Ну, тут случай особый, - горестно махнул рукой Рыжий. - У Государя большое несчастье... Нет-нет, об этом после, а пока - милости прошу на культурную программу! x x x Баронесса Хелен фон Ачкасофф, майор Селезень и Надежда Чаликова, переодевшись в сообразные эпохе наряды, отправились знакомиться с прошлым и настоящим Царь-Города, а Рыжий уединился с Дубовым в своем кабинете, который показался Василию слишком уж скромным для столь влиятельной государственной персоны. Рыжий приступил к делу без излишних предисловий: - Наши с вами цели, Василий Николаич, во многом совпадают: вы хотите изловить Каширского, но и наши государственные интересы тоже требуют любой ценой от него избавиться. Причина? Он поставил свои почти неограниченные способности на службу князю Григорию, а князь Григорий давно вынашивает планы захватить Царь-Город и самому сделаться нашим царем. - Что значит -- захватить? -- несколько удивился Василий. - Ведь у вас же есть войско, наверняка не слабее, чем у этого князя Григория, так что вам стоит разбить его в пух и прах? А уж если попросить майора Селезня взяться за это дело... - Все не так просто, - покачал головой Рыжий. -- Многие наши бояре спят и видят, как князь Григорий въедет в Царь-Город на белом коне, свергнет царя Дормидонта со всей его камарильей (то есть, в первую очередь, с вашим покорным слугой) и установит свой железный порядок. Князь Григорий все это прекрасно знает и потому вытворяет черт знает что! - Например? -- Василий привычно достал свой сыщицкий блокнот. - Не надо записывать, - покачал головой Рыжий. -- Речь идет о государственной тайне... Которая, к сожалению, очень скоро может обернуться явью. - Я могу вам чем-то помочь? - напрямик спросил Дубов. - Мне стало доподлинно известно, что наш общий приятель Каширский отправился в Белую Пущу к князю Григорию, - поведал Рыжий. - Я должен следовать за ним! - вскочил Василий. - Разумеется, - удовлетворенно кивнул Рыжий, - именно это я и собирался вам предложить. Но путь туда, хоть и не дальний, однако весьма непростой и сопряженный с рядом опасностей, особенно для тех, кто не знаком с нашими реалиями. Вот я и хочу дать вам сопровождение. - Ну зачем же, - протянул Василий. - Стоит ли ради меня... - Нет-нет, не ради вас, а ради спасения Государя и Отечества. К тому же во всей этой истории я имею, извините, и чисто шкурный интерес -- ведь если сюда заявится князь Григорий, то именно меня первого повесят на крепостной башне. - И что же, в моих силах это предотвратить? - Видите ли, Василий Николаич, - немного замялся Рыжий, - ситуация вошла в критическую фазу. Князь Григорий от неких туманных намеков перешел к ультимативным заявлениям. На днях он прислал Дормидонту Петровичу письмо с требованием выдать за себя замуж его любимую дочку Танюшку. Так и написал - "требую выдать за себя замуж"! - И неужели царь согласился?! -- воскликнул детектив. - Да нет, просто запил, - безнадежно махнул рукой Рыжий. - Так что же делать? - А что делать - приходится соглашаться. И вот тут-то, - Рыжий конспиративно понизил голос, - я разработал план, в котором вы сможете принять участие. И не только лично вы, дорогой Василий Николаич, но и ваши спутники. - Что за план? - заинтересовался Василий. - План довольно простой. Из Царь-Города торжественно выезжает царевна Татьяна Дормидонтовна в сопровождении свиты... - И в этой свите - я и мои товарищи? - Нет, свита будет самая настоящая, но через несколько верст происходит замена - и вместо настоящей Танюшки появляется, скажем так, лже-царевна, тоже со своей свитой, и едет в Белую Пущу. Князь Григорий настоящую Танюшку в лицо не знает, а жениться на ней хочет, как я понимаю, чисто из вредности, чтобы насолить нашему Дормидонту Петровичу. Ну и, само собой, из династических интересов. И вот эту-то лже-свиту, дорогой Василий Николаич, и предстоит сыграть вам и вашим спутникам! - Идея, конечно, заманчивая, - не очень уверенно заметил Василий, - но справимся ли мы?.. - Справитесь, - уверенно заявил Рыжий. - Тем более, я вам предлагаю не какую-то сомнительную авантюру, а благородное дело. Нельзя же допустить, чтобы наша царевна досталась этому негодяю князю Григорию. Он ведь в своем послании так и грозится - мол, если царевну не предоставите, то самолично заявлюсь к вам в Царь-Город вместе со своим полчищем бесов, упырей и вурдалаков, и уж тогда пеняйте на себя. А Танюшка - она такая... -- При этих словах бесстрастный взгляд Рыжего заметно потеплел. Видно было, что судьба царевны ему отнюдь не безразлична. - Я согласен, - сказал Дубов. - Думаю, что и мои спутники тоже не будут против. - Собственно, это в ваших же интересах, - добавил заметно повеселевший Рыжий. - Если вы явитесь туда в качестве сыщика Дубова, который гоняется за колдуном Каширским, то вас просто схватят и бросят в темницу. Или "выдадут с головой" самому же Каширскому. А так вы получите статус официального лица при царевне, что вам даст определенное влияние и свободу действий. Мы назначим вас... - Рыжий на минутку задумался. - Ну, скажем, тайным советником нашего Государя, которому поручено сопровождать царевну к венцу. Майор Селезень будет ее личным охранником, а баронесса фон Ачкасофф -- либо горничной, либо придворной дамой. - А Чаликова? - А Чаликова -- собственно царевной. - Ни за что! -- снова вскочил Василий. -- Ни за что не допущу, чтобы Наденьку отдали на поругание этому князю Григорию! - Погодите, Василий Николаич, не горячитесь, - стал успокаивать его Рыжий. - Никто вашу Наденьку никому на поругание отдавать не собирается. На этот счет имеется другая часть плана, которую я изложу чуть позже. Так что по поводу поругания госпожи Чаликовой не беспокойтесь. - Ну хорошо. А успеем ли мы все это провернуть до будущего полнолуния? - Сто раз успеете. До замка князя Григория всего каких-то два дня пути. - Ладно, пускай так. Но ведь рано или поздно подмена обнаружится, и что тогда? Рыжий захихикал: - А вот уж тогда князь Григорий горько пожалеет о своих похотливых замыслах, да поздно будет. Я вам приставлю в сопровождающие своего знакомого колдуна, он все устроит, как нужно. А сейчас, Василий Николаевич, давайте выпьем за успех нашего предприятия. Но только по чарочке, чтобы не уподабливаться Танюшкиному папашке... x x x После распития чарочки какой-то очень вкусной настойки, пахнущей не то крыжовником, не то смородиной, Рыжий предложил Дубову подняться на крышу и полюбоваться на неповторимую панораму Царь-Города. - Я тут оборудовал смотровую площадку, - говорил Рыжий, пока они поднимались по узкой винтовой лестнице. -- Вообще-то архитектура у нас в Царь-Городе какая-то устаревшая и жутко неудобная - узкие окошки, комнаты все проходные, и прочее в том же духе. Я вот перестроил свой терем так, чтобы показать другим позитивный пример, но пока еще никто ему не следует... Что поделаешь -- новое всегда с трудом пробивает себе дорогу. А вид открывался действительно красивый: цветастые заплаты крыш небольших домиков в окружении пыльной зелени садов и огородов; боярские терема меж них, как породистые кони среди рабочих лошадок. И золоченые купола храмов с ржавыми крестами. А за городской стеной широкая лента реки с ладьями да стругами. А дальше -- леса, леса, леса... До самого горизонта. Рыжий плавно повел вокруг, по-хозяйски оглядывая Царь-город, и проникновенно произнес: - С чего бы начать?.. Вон там, на север, немного дальше Дормидонтова терема, темнеет романтическая Марфина роща, и перед нею лежит слой пестрых кровель, пересеченных кое-где пыльной зеленью улиц, устроенных на бывшем городском валу... - Погодите, что за Марфина Роща? - перебил Василий. - Мне как криминалисту более известно название Марьина Роща... - Ну, название Марфиной Рощи тоже связано с событиями отчасти криминальными, - охотно подхватил Рыжий. -- Посреди рощи имеется небольшое озерцо, и в нем, согласно поэтической легенде, утопилась некая юная дева по имени Марфа. Якобы от несчастной и неразделенной любви. - Рыжий хихикнул. - Но на самом деле все обстояло несколько иначе. Марфа была отнюдь не юной девицей, а дамой весьма в летах, прислужницей у царицы Поликсены Поликарповны, бабушки нашего Дормидонта. И была Марфа изрядной почитательницей зелена вина, каковую страсть с нею разделял и тогдашний Государь Селиверст Ильич. Вот однажды сия горькая парочка расположилась с кувшином рябиновой настойки на берегу пруда, и по распитии пол кувшина Марфа неловко повернулась и упала в воду. Государь попытался было ее оттуда выудить, но так как и он уже был изрядно подшофе, то сам едва не потонул. А Марфу только через три дня выловили с сетями. Селиверст же Ильич, лишившись верной собутыльницы, пить бросил и повелел увековечить имя Марфы в названии рощи. А водица из того озерца до сих пор считается зело пользительной на предмет излечения от тяги к алкоголю... Да, так вот, если вы посмотрите чуть правее, то вон там, на крутой горе, усыпанной низкими домиками, среди коих изредка лишь проглядывает широкая белая стена какого-нибудь боярского дома, возвышается треугольная, прямо-таки фантастическая громада -- Хлебная башня. Ее мрачная физиономия, ее гигантские размеры, ее решительные формы -- все хранит отпечаток других веков, веков грозной власти, которой ничто не могло противиться. Власти былых Государей, правивших Царь-Городом задолго до Дормидонта. А если вы, уважаемый Василий Николаич, глянете на восток, то увидите картину еще богаче и разнообразнее: за самой стеной, которая вправо спускается с горы и оканчивается круглой угловой башнею, покрытой, как чешуею, зелеными черепицами - вон там, немного левее этой башни, пылают на солнце бесчисленные куполы церкви Ампилия Блаженного, тридцати семи приделам которой дивятся все иностранцы. Дубов вежливо кивнул, хотя несколько аляповатая церковь Ампилия Блаженного не вызвала у него особых восторгов, тем более что изрядно облезлые купола ее на солнце совсем не сверкали, так как были покрыты большею частью не золотом, а заржавевшим листовым железом. А радушный хозяин разливался соловьем: - Ампилий был городским юродивым, который в тяжких крестах и веригах бродил по стогнам в сопровождении набожных старушек и пророчествовал о скором конце света, которого можно избежать, только если все отнять у богатых бояр и поделить между простым людом. И один раз он так "достал" царя Степана Великого своими обличениями, что тот ударил блаженного посохом по лбу, отчего последний тут же испустил дух. Но позже царь раскаялся и повелел на месте смертоубийства заложить церковь. Она, как вы видите, подобно древнему Вавилонскому столпу, состоит из нескольких уступов, кои оканчиваются огромной зубчатой радужного цвета главой, чрезвычайно похожей, извините за несколько фривольное сравнение, на хрустальную граненую пробку ливонского графина. Посмотрите, как кругом нее рассеяно по всем уступам ярусов множество второклассных глав, совершенно не похожих одна на другую; они рассыпаны по всему зданию без симметрии, без порядка, как отрасли старого дерева, пресмыкающиеся по обнаженным корням его. Рыжий на минуту задумался, покачал головой каким-то своим мыслям и вновь продолжил: - И что же, Василий Николаич? Подумать только, рядом с этим великолепным храмом, против его дверей, кипит грязная толпа, блещут ряды лавок, кричат коробейники, суетятся булошники; прямо у пьедестала мощного монумента, воздвигнутого царю Степану, грозному воину, собирателю земель кислоярских, гремят медные кареты, лепечут расфуфыренные боярыни... Все так шумно, живо, непокойно!.. - Такова се ля ви, - вздохнул Дубов. - А теперь, - продолжал Рыжий, - если вы обратите свой взор вправо от Ампилия Блаженного, то увидите, как под крутым скатом течет мелкая, грязная, вонючая Кислоярка, изнемогая под множеством тяжких стругов, нагруженных хлебом и дровами; их длинные мачты, увенчанные полосатыми флюгерами, встают из-за Старого моста, их скрипучие канаты, колеблемые ветром, как паутина, едва чернеют на голубом небосклоне. Василий вновь кивнул, хотя и не заметил на реке такого уж огромного изобилия стругов - да и вообще, несмотря на статус столицы целого царства, Царь-Город произвел на него впечатление глухой сонной провинции, добровольно отрезавшей себя от окружающего мира. А Рыжий тем временем вдохновенно путеводительствовал: - Далее к востоку, вернее даже, к юго-востоку, на трех холмах, между коих извивается река, пестреют широкие массы домов всех возможных величин и цветов; утомленный взор с трудом может достигнуть дальнего горизонта, на котором рисуются группы нескольких монастырей, между коими Симеонов примечателен особенно своею почти между небом и землею висящею платформой, откуда наши предки наблюдали за движениями приближающихся южан. Кстати, этот Симеонов монастырь примечателен еще и тем, что туда наши Государи постригали своих жен, ежели те вели непотребный образ жизни или слишком вмешивались в государственные дела. - Погодите, а что это за южане? - спросил Дубов. - Разве на Царь-Город бывали набеги? - Увы, - вздохнул Рыжий, - не слишком много, но что было, то было. Еще во времена царя Степана, более двухсот лет назад, хан Басай, объединившись с войсками Хазарского каганата, под шестиконечной звездой совершал опустошительные набеги и один раз дошел почти до стен Царь-Города. Но Степан собрал войско и гнал Басая до самой Новой Мангазеи и тогда же по многочисленным просьбам самих мангазейцев присоединил этот некогда вольный город к Кислоярскому царству... - Рыжий немного помолчал, как бы давая своему собеседнику возможность в тишине насладиться красотой и величием Симеонова монастыря. - И знаете, любезный Василий Николаич, я вам скажу, что только когда склоняется день, когда розовая мгла одевает дальние части города и окрестные холмы, тогда лишь можно видеть нашу древнюю столицу во всем ее блеске, ибо подобно красавице с Марфиной рощи, показывающей только вечером свои сокровенные прелести, она лишь в этот торжественный час может произвести на душу сильное, неизгладимое впечатление. Рыжий вздохнул и устремил взор куда-то за горизонт. - Извините, господин Рыжий, - изумленно произнес Дубов, - я и не подозревал о ваших поэтических талантах. - Ну что вы, Василий Николаич, - смутился Рыжий, - это так, под влиянием настроения. И когда они уже спускались вниз, Дубов подумал про себя: "Как будто я уже где-то слышал что-то подобное..." x x x Ближе к вечеру, когда спутники Василия стали возвращаться в терем Рыжего, детектив с каждым из них имел небольшую беседу. Как Дубов и ожидал, все приняли предложение с восторгом: майор Селезень после афганского похода и миротворческой миссии в Придурильской республике давно тосковал по участию в какой-нибудь занятной передряге; баронесса Хелен фон Ачкасофф счастлива была возможности отправиться в логово князя Григория, о котором кое-что интересное разведала в историческом архиве; Чаликова же, некогда специализировавшаяся на репортажах из "горячих точек", обрадовалась неожиданной возможности "тряхнуть стариной", и даже перспектива идти под венец со столь одиозной личностью, как князь Григорий, ее совсем не смутила. За ужином ни Рыжий, ни его гости ни словом не обмолвились о предстоящей командировке, зато баронесса, майор и Чаликова живо делились друг с другом и с Василием впечатлениями о первом дне "культурной программы". Рыжий слушал их рассказы с понимающей улыбкой. - Дерьмо здесь, а не оборона, - с присущей ему прямотой и неразборчивостью в выражениях заявил Селезень. - Ну ничего, вам повезло, что я сюда попал. За месяц я превращу ваше аникино воинство в мобильную боевую дружину. Я тут переговорил с вашим главным воеводой, он мне так и сказал: "Правильно, Иваныч, давай действуй". Неплохой мужик, без фанаберии, только вас, господин Рыжий, всю дорогу честил на чем свет - мол, из-за его, то бишь ваших нововведений скоро все по миру пойдем. - Ну, про меня еще и не такое говорят, - заметил хлебосольный хозяин, многозначительно переглянувшись с Дубовым. - Но наш воевода - действительно профессионал в своей области. Ему бы еще вашей железной воли, Александр Иваныч, да вашей, как вы говорите, мобильности... - Ничего, он мужик, и я мужик - сладим! - уверенно заявил майор. Затем к рассказу о своем визите в Боярскую Думу приступила Чаликова: - Это было довольно любопытно, только, боюсь, не слишком интересно для нашего уважаемого хозяина... - Нет-нет-нет, - возразил Рыжий. - Наоборот, мне очень любопытно послушать, как выглядит царь-городская политическая жизнь со стороны. Рассказывайте, Надежда, я вас внимательно слушаю. - Ну, поначалу господа бояре чинно-мирно сидели на лавках и обсуждали всякие государственные проблемы - вроде того, как взимать с крестьян недоимки и при этом не драть с них исподнее. Наверное, бояр сдерживало присутствие заморской гостьи. Но потом они и про меня забыли, а дискуссия о недоимках как-то незаметно перешла на личности, вплоть до выяснения, кто с чьей женой спит. Один из них, с огромным ярко-красным крестом поверх собольей шубы, все время бегал по зале и всех подзуживал. А самый горластый в конце концов схватил жбан с медовухой и стал обливать всех подряд направо и налево, так что ихнему главному, ну, в общем, спикеру, пришлось даже призвать стрельцов, чтобы те выволокли этого хулигана за бороду на двор. Не понимаю, зачем вам такая Дума? Хотя чего это я - у нас ничуть не лучше... А потом, в кулуарах, я немного разговорилась с боярами и, знаете, услышала много чего интересного - так сказать, в неофициальной обстановке. - И что же? - заинтересовался Рыжий. - Разумеется, речь шла и обо мне? - Да, вообще-то, но только... - Ну так расскажите. Я-то уж знаю, что господа бояре не больно меня жалуют, просто хотелось бы узнать, в каких конкретно выражениях они это делают. Нет, ну если в матерных, то вы их, конечно, не повторяйте... - Выражения, что адресовал вам тот боярин, который обливался из жбана, я цитировать не буду - они как раз именно матерные. А другой, весь такой плешивый... - А, да это, видать, царь-городский голова князь Длиннорукий, - сообразил Рыжий. - Ну и что он? - Он так и заявил, что любит и уважает законного царя Дормидонта Петровича, но готов даже сам привести сюда князя Григория, лишь бы тот избавил их всех от Рыжего - этого... - Надя в нерешительности замолкла. - Ну-ну, не бойтесь, договаривайте, - подбодрил ее Рыжий. - Этого проходимца без роду-племени и даже без имени, который крутит, как хочет, и нами, родовыми князьями, и царем Дормидонтом, и его дочкой Танюшкой, и прочее в том же духе. Они там еще много чего наговорили, я всего и не упомню. Госпожа Хелена, против обыкновения, оказалась не очень словоохотливой и о результатах архивных исследований почти не распространялась, а вместо этого подробно рассказала о том, как, проходя через Базарную площадь, едва удержалась от соблазна слямзить ценную доисторическую посудину. - Подумайте только, - возмущалась баронесса, - этот сосуд достоин того, чтобы им восхищались посетители в лучших музеях мира, а какая-то бабка продает в нем простоквашу! Я уж хотела схватить его и побежать, а там уж будь что будет, но потом подумала, что это получится за картина -- заморская гостья, к тому же бакалавр исторических наук, бежит по базару с ворованной посудиной, а следом за ней с визгом и улюлюканьем гонится толпа... Ужас! Но, с другой стороны, наука требует жертв. - Одну минуточку. - Рыжий встал из-за стола, вышел в сени, снял с полки глиняный горшок, выплеснул содержимое в помойную лохань и торжественно внес в гостиную. - Госпожа баронесса, не такую ли самую посудину вы видели на базаре? - Такую, именно такую! - возбужденно вскочила баронесса. - Или нет, эта даже еще лучше! - В таком случае она ваша! - Рыжий широким жестом придвинул горшок к баронессе. Та приняла его трепетно, будто дубликат бесценного груза, но, внимательно разглядев, вернула хозяину: - Нет-нет, я не могу взять от вас столь ценную... что я говорю -- бесценную историческую реликвию. - Ну хорошо, - усмехнулся Рыжий, - пускай это будет аванс за участие в экспедиции, о которой Василий Николаич, как я понимаю, вас уже вкратце проинформировал. - Баронесса, а следом за нею Чаликова и Селезень закивали. - А когда вы благополучно вернетесь, я вручу вам, дорогая баронесса... Или нет, пускай это пока останется маленьким сюрпризом. x x x Баронесса Хелен фон Ачкасофф была умной образованной женщиной, к тому же не лишенной кокетства. А потому вставал законный вопрос - почему она не замужем? Ведь баронесса, в конце концов, была если и не красавица, то уж, по крайней мере, весьма интересная женщина. Вопрос этот нередко всплывал в богемных кругах Кислоярска, и некоторые джентльмены даже изучали его лично. Но какого-либо вразумительного ответа никто дать не мог. И сия тайна так и продолжала оставаться тайной, потому что Василию Дубову за нее браться было недосуг, а осилить ее мог лишь человек незаурядный. Хотя в Кислоярске был некто, знавший правду, но молчавший в силу своей профессии. Это был небезызвестный в городе доктор Владлен Серапионыч. Дело в том, что баронесса однажды даже обращалась к нему, но на этот раз медицина оказалась бессильна. А проблема состояла вот в чем. Обычно баронесса знакомилась с мужчинами на профессиональной стезе. То есть с коллегами - работниками музеев и архивов. Что, собственно, не удивительно. Нередко завязывался весьма бурный роман, кончавшийся внезапно и ничем. Баронесса круто и бесповоротно рвала всякие отношения со своим кавалером. И, что самое странное, без каких-либо видимых причин. А собственно причина была проста и банальна: госпожа Хелена, не удержавшись от искушения, "слямзивала" какую-нибудь безделушку, имевшую (с ее точки зрения) научную ценность. И после этого ей было элементарно стыдно появляться на глаза своему кавалеру. Доктор Серапионыч, конечно, хотел помочь несчастной женщине, но его методы были уж чересчур кардинальны. Хотя, надо признать, действенны. Так вот, доктор рекомендовал баронессе вернуть все "слямзенное". Конечно, это было жестоко с его стороны, и, возможно, надо было начинать как-то понемногу и по частям. Но он требовал все сразу - иначе излечение не будет полным и бесповоротным. Нет, мадам Хелена на такое решиться не могла. Это было выше ее сил. Да и квартира ее в таком случае опустела бы. Да, да! Опустела бы полностью. Ибо мебель ей заменяли исторические предметы. Так, например, кроватью служил саркофаг какого-то фараона (сама мумия стояла в прихожей в качестве вешалки). Столом - походный сундук Кутузова. А стулом - барабан, на котором сидел Наполеон при Бородинском сражении. Короче говоря, чего только в ее квартире не было. Зеркало из Янтарной комнаты. Умывальник Максима Горького. И даже пепельница Сталина, перепрофилированная в сахарницу. Ее любимой посудой была тарелка, из которой в свое время Гоголь ел манную кашу. И ложка, которой Иван Грозный бил своего нерадивого сына по лбу, когда тот шалил за столом. Матрасом в саркофаге ей служил ворох декретов Великой Французской Революции с подписями Марата и Робеспьера. А одеялом - шинель Александра Матросова, правда, дырявая, но это подтверждало ее подлинность. Баронесса никого не приглашала к себе домой. Никто не видел ее дивных сокровищ. И она, будто скупой рыцарь, наслаждалась всем этим великолепием в одиночестве. Или, что скорее всего, не нашелся такой мужчина, ради которого стоило бы все это вернуть в музеи, а точнее - в их подвалы. Но с настоящими мужчинами всегда было непросто. Не то что с мумиями фараонов... x x x Когда после ужина гости вновь собрались в горнице у майора Селезня, Дубов проницательно глянул на баронессу: - Судя по тому, сколь подробно и, я сказал бы, импульсивно вы рассказывали о малозначительном кувшине в присутствии господина Рыжего, главное вы приберегли для нашего узкого круга, не так ли? - Что значит малозначительный! - искренне возмутилась баронесса. -- Этому кувшину действительно цены нет... Но отчасти вы правы - кое о чем я действительно не хотела говорить при нашем уважаемом хозяине. - Вам удалось что-то пронюхать в архиве? - напрямик спросил майор Селезень. - Пожалуй, что да, - скромно ответила историк. - Первым делом относительно того, "какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?" - Ну и какое же? - с нетерпением спросил Дубов. - Это установить было довольно сложно, и за стопроцентную точность я не ручаюсь. Дело в том, что здесь летоисчисление ведется не с Рождества Христова и даже не от сотворения мира, а с воцарения каждого очередного Государя - сейчас, например, идет двадцать пятый год правления царя Дормидонта. - Любопытненько, - не без иронии пробасил майор. - А еще любопытнее, - подхватила баронесса, - что на здешних скрижалях сохранились сведения об известных нам событиях давних веков -- есть упоминания и о князе Владимире, и о татаро-монголах, и даже о Юлии Цезаре, но, что самое удивительное, чем ближе к нашему времени, тем эти упоминания становятся все реже, а веку эдак к пятнадцатому и вовсе прекращаются. И вот я нашла документальное свидетельство о контактах некоего Кислоярского князя с ханом Батыем. Тогда я затребовала у главного летописца Саввича список кислоярских, а затем царь-городских правителей и сложила годы их правления, начиная с того князя, который имел сношения с Батыем. И знаете, что получилось? - Баронесса выдержала эффектную паузу и, понизив голос, сообщила: - Сейчас здесь идет тот же год, что и у нас. Ну, может быть, плюс-минус пару лет. Когда возгласы изумления стихли, Дубов констатировал: - Значит, мы не перенеслись ни в прошлое, ни в будущее, а попали в... ну, скажем так, в некий параллельный мир, который возник несколько сот лет назад. Каким образом - этого мы объяснить не сможем, а потому воспримем как данность. Некоторое время оба этих мира - "наш" и "ихний" - как я понимаю, были тесно связаны или даже плавно перетекали один в другой, но затем нити, их соединяющие, становились все тоньше и рвались одна за другой, оттого здесь о событиях из "нашего" мира знают тем меньше, чем ближе они по времени к нынешнему веку. Может быть, Горохово городище - это последнее из таких "окон". Впрочем, тут уж мы опять ударяемся в научную фантастику или, по терминологии Александра Иваныча, в бабкины сказки. Несколько минут все молчали, "переваривая" последнее открытие. Потом вновь заговорила баронесса Хелен фон Ачкасофф: - Вы, Василий Николаич, просили узнать что-нибудь о происхождении Рыжего. Так вот: результат - нулевой. - В каком смысле? - Василий привычно извлек свой рабочий блокнот. - Рыжий появился подле царя Дормидонта примерно на пятом году его царствования. Если родословные царь-городских бояр восходят чуть ли не к самому Рюрику, то Рыжий - человек вообще без какого бы то ни было происхождения. И вот за эту-то неродовитость его здешние бояре и воеводы, кажется, больше всего и ненавидят - даже больше, чем за те новшества, которые он пытается ввести, пользуясь благорасположением царя Дормидонта. - И что он, все эти два десятка лет им пользовался? - недоверчиво спросила Надя. - В смысле, государевым благорасположением. - Да нет, несколько раз царь под давлением бояр отправлял Рыжего в опалу, однажды даже назначил заведовать городской канализацией, которую тот незадолго до того и построил же, но всякий раз через некоторое время снова приближал его к себе. - Почему - вы не выяснили? - заинтересовался Дубов. - Трудно сказать. Может быть, в силу его деловых качеств и удивительной работоспособности - того, чего так не хватает боярам, которые способны только собольи шапки с гордостью носить да обливать друг друга медовухой. А еще - особые отношения Рыжего с царевной Татьяной Дормидонтовной. Но это уже из области сплетен. И хоть летописец Саввич поведал мне несколько пикантных историй про Танюшку и Рыжего, я им особого веса не придаю. - В общем, Рыжий - человек без прошлого, - отметил Василий и что-то черкнул себе в блокнот. - Но зато я узнала кое-что о князе Григории, - скромно сообщила баронесса. - Этот господин не только весьма древнего происхождения, но и сам весьма древний. Сколько времени он правит в Белой Пуще, не смог с точностью сказать даже летописец Саввич. Но не менее двухсот - я нашла в архиве некий договор о поставке ко двору князя Григория осиновых гробов Кислоярского производства, заключенный им и прадедушкой Дормидонта. К тому же князь Григорий подписался своим полным родовым именем - Князь Григорий I Адольфович Лукашеску, граф Цепеш, владетель Белопущенский и прочая и прочая и прочая. Из этого можно предположить, что князь Григорий состоит в родстве с теми самыми Цепешами, к каковым принадлежит и небезызвестный граф Дракула. - И похоже, что собирается добавить себе еще и титул царя Кислоярского, - хмыкнул майор Селезень. - Причем заметьте, майор - не кавалерийским наскоком, а обходным маневром, - добавила Надя. - Для начала заделавшись царским зятем. - Вполне естественный путь, - заметила баронесса. - Борис Годунов для начала стал царским шурином, этот - царским зятем... Никакой оригинальности! x x x Внезапно за окном послышались какие-то возгласы. И так как они не прекращались, а становились все громче, Василий решил выглянуть на улицу и выяснить, в чем там дело. - Только будьте осторожны, - напутствовала его Чаликова. - Не хватало нам тут еще во что-нибудь вляпаться. Майор решительно поднялся со стула: - Мы и так уже вляпались в порядочное дерьмо, но мне здесь нравится. Двину-ка и я с вами. Внизу, прямо под крыльцом терема, толпился народ. Одни охранники отгоняли праздных зевак, а другие суетились вокруг какого-то богато одетого человека, лежащего на бревенчатом настиле улицы. С высоты крыльца за всей этой процедурой скорбно наблюдал Рыжий. - Очень хорошо, что вы здесь, - сказал он, увидав Дубова и Селезня. - Боюсь, Василий Николаич, понадобится ваша помощь. - А что случилось? - Василий пытался приглядеться к тому, что происходит под крыльцом, но тщетно, так как сумерки уже почти сгустились в ночь. - Убийство, - кратко сообщил Рыжий. - Кто жертва и есть ли свидетели? - деловито засучил Дубов рукава кафтана. - Жертва - член Боярской Думы князь Владимир. А насчет свидетелей и прочих обстоятельств можете узнать у начальника сыскного приказа. Пал Палыч! - позвал Рыжий. - Поднимитесь, пожалуйста, к нам сюда. От группы, окружавшей бездыханный труп князя Владимира, отделился невысокий человек в синем кафтане, отдаленно напоминавшем мундир, и взбежал на крылечко. - Василий Николаич, этот господин - начальник нашего сыскного приказа. Господин Дубов, сыщик-любитель, - представил их Рыжий друг другу. - Пожалуйста, Пал Палыч, введите нас в курс дела. - А чего уж там, - безнадежно вздохнул Пал Палыч, - допрыгался князь Владимир. Удивляюсь, как это его еще раньше не придушили, с его-то поведеньицем и образом жизни! - Значит, его придушили, - пробормотал Дубов. - Очень мило. Ну что ж, давайте взглянем на дорогого покойничка. Князь Владимир, статный кудрявобородый боярин в дорогом кафтане, искусно отделанном волчьим мехом, лежал прямо на уличном настиле. Его лицо одновременно выражало и смертельный ужас, и смертельную тоску. К своему немалому удивлению Василий увидел, как один из сотрудников сыскного приказа, здоровенный мужичина, что называется, косая сажень в плечах, с огромным трудом вытаскивает изо рта князя Владимира продолговатый предмет, похожий на брусок мыла. - Удушение, - коротко пояснил Пал Палыч и привычным движением пальцев прикрыл застекленевшие глаза покойника. - Однако довольно странный способ... "Каширский!" -- мелькнуло в голове Василия. Ведь именно таким способом Николай Рогатин, зомбированный Каширским журналист, убивал людей, неугодных преступному чародею и его сообщникам. Вслух же Дубов спросил: - Пал Палыч, при каких обстоятельствах был обнаружен труп и каковы версии убийства? - Что-что? - не разобрал Пал Палыч. - Ну, есть ли у вас какие-то предположения, подозрения? - А, ну его обнаружили примерно с час назад. Одна бабуся заметила ноги, торчащие из-под крыльца, подумала, что пьяный и решила снять сапоги. Потянула, а там - покойник! Можете увозить, - бросил Пал Палыч своим помощникам. Те, словно только того и ждали, схватили князя Владимира за руки-ноги и без особого уважения к титулу покойного забросили в подъехавшую телегу, запряженную парой тощих лошадок. - И каковы ваши соображения? - осторожно спросил Дубов у Пал Палыча, который уже повернулся, чтобы последовать в ту же телегу. - А, ерунда! - пренебрежительно махнул рукой следователь. - Одним князем больше, одним меньше... - Однако на прощание Пал Палыч обернулся к Дубову и, понизив голос, сказал: - Одно вам доложу, Василий Николаич. Раз уж тут замешан князь Владимир, царствие ему небесное, то ищите бабу. Телега с грохотом отчалила, а Василий поднялся на крыльцо к Рыжему, который все так же стоял там, меланхолически опершись на перила и едва откликаясь на смачные реплики майора Селезня. Александр Иваныч внимательно наблюдал за возней двух детективов над трупом, но не вмешивался, так как предпочитал, по собственным словам, "не делать умную рожу" в тех вопросах, в которых неощущал себя достаточно компетентным. - А ведь это мог быть я, - вдруг проговорил Рыжий. - То есть? - не понял Дубов. - Видите ли, князь Владимир - личность весьма одиозная, но не имеющая особого влияния ни в государственной жизни, ни даже в оппозиционных кругах. Кому нужно его убивать? Кому он вообще нужен? А вот моей смерти желают многие. - То есть вы считаете, что вас с ним перепутали? - сообразил Селезень. - Очень возможно. Или даже скорее другое, - раздумчиво сказал Рыжий. - Мои враги решили меня дискредитировать, подкинув под крыльцо труп князя Владимира. - Подкинув под крыльцо? - чуть не подскочил на месте Дубов. - Нет-нет, но это невозможно! В центре города взять и подкинуть труп под крыльцо - это же нонсенс. Тем более, что сделано это было, как я понял, задолго до наступления темноты. Стало быть, - ударился Василий в свои любимые логические построения, - первым делом нужно выяснить, какими путями труп князя Владимира оказался под крыльцом вашего дома... Жаль, сейчас темно, а потому детальный осмотр места происшествия отложим на утро. Господин Рыжий, я вас прошу - позаботьтесь, чтобы тут все оставалось как есть. - Разумеется, - с готовностью кивнул Рыжий, - я выставлю охранный пост. - А давайте я подежурю, - вызвался Селезень. - Нет-нет, ну что вы, - отказался от его услуг Рыжий, - вам надобно хорошенько отдохнуть перед отъездом. - А что, отъезжаем уже завтра? - обрадовался майор. - Нет-нет, или послезавтра, или еще на день позже - в зависимости от того, как скоро удастся вывести Государя из запоя. Должен же он проститься с дочкой! - Ну и прекрасно