ать ее от вас, тем более что и до меня кое-кто уже пытался ее разгадать. -- Баронесса вздохнула. -- Хотя тоже безуспешно. -- Расскажите, пожалуйста, -- уже почти всерьез заинтересовались сотрапезники. -- Ну ладно, -- решилась баронесса. -- Для начала попытаюсь вкратце обрисовать, так сказать, исторический фон возникновения этой загадки. -- Похоже, бакалавр исторических наук всерьез почувствовала себя лектором на кафедре. -- Как вам, должно быть, известно, события 1991 года и распад СССР вызвали настоящий "парад суверенитетов". За короткий срок возникла и наша Кислоярская республика, и Белоярская, и Прилаптийская, и Мордавская, которая граничила с нами с юга. Вот в этой-то Мордавской республике и разыгрались события, приведшие к возникновению нашей тайны. Процесс суверенизации продолжался, и теперь уже часть Мордавской республики, лежащая на ее севере, вдоль реки Дурилки, объявила себя независимой Придурильской республикой со столицей в Старгороде. Естественно, Мордавское руководство подобный поворот никак не устраивал, и разразился конфликт, очень быстро перешедший в военные действия, которые удалось прекратить лишь вмешательством соседних суверенных государств и в значительной степени решительными действиями всем нам хорошо знакомого майора Селезня... -- Уважаемая баронесса, ваша лекция по новейшей истории очень увлекательна и поучительна, но все эти события нам прекрасно известны, -- вежливо перебил Серапионыч. -- Да, давайте перейдем к делу, -- поддержал доктора детектив Дубов. -- Тайна слишком тесно связана с этими историческими событиями, -- возразила баронесса. -- Теперь к сути дела. В Старгороде издавна существовал городской музей, в котором наряду с экспонатами краеведческого характера наличествовало и немало художественных произведений, в том числе принадлежащих кисти известных мастеров. Когда мордавско-придурильский конфликт дошел до артобстрелов и бомбардировок, было принято решение эвакуировать музейные ценности из города в более безопасное место. Директор музея, некто Всеволод Борисович Козицкий, с трудом "выбил" грузовик, с помощью шофера погрузил все ценности и отъехал предположительно в северном направлении. -- Баронесса выдержала многозначительную паузу. -- После чего все -- и ценности, и грузовик, и директор с шофером -- все исчезло совершенно бесследно. -- Вы уверены, что они поехали именно в северном направлении? -- спросил Дубов, который с напряженным вниманием слушал рассказ баронессы. -- Ну, какая может быть уверенность, особенно когда кругом шли бои... Мне удалось только обнаружить заявку директора Козицкого на грузовик и бензин. Он просил выделить то и другое для перевозки музейных ценностей на север Придурильской республики, где военные действия не шли. -- В северном направлении -- это как раз в сторону Кислоярска, -- как бы между прочим отметил Серапионыч. -- Поэтому наиболее вероятное и простое объяснение -- грузовик попал под бомбежку и все ценности погибли вместе с директором, -- не без сожаления сказала баронесса фон Ачкасофф. -- Хотя мне кажется, что не все тут так просто. -- А что, у вас есть какие-то основания считать, что "не все так просто"? -- переспросил Ерофеев. -- Никаких, -- махнула рукой баронесса. -- Только чутье историка. Но этого явно недостаточно, чтобы сделать какие-то выводы. Нужны факты. А факты на настоящий момент таковы, что ни одна из картин, насколько мне известно, не "всплывала" ни здесь, ни за границей. "А если картины каким-то образом достались Каширскому, и он переправил их в Белую Пущу? -- невесело подумал Василий. -- А что, с него станется". -- Да, печальная история, -- протянул доктор и отпил компота с жидкостью из скляночки. -- Ну, если в грузовик и впрямь попала бомба, то это уже каюк. Я ведь, знаете ли, бывал и в Придурильской, и в Мордавской республиках в составе делегации Красного Креста, видал и разбомбленные автомашины, и разрушенные дома -- зрелище, прямо скажем, не для слабонервных! В лучшем случае останутся десяток-другой обгоревших трупов, из которых идентифицировать удается хорошо если один-два -- да и то если только по особым приметам... -- Серапионыч прикрыл глаза, и лицо его как будто сладостно озарилось приятными воспоминаниями. -- Ну а уж всякие предметы, особенно картины там или мебель -- эти обычно сгорают в два счета. Свое мнение высказал и бизнесмен Ерофеев: -- Как-то маловероятно, что бомба угодила именно в ту самую машину. Бомбили-то в основном что? -- военные объекты, эшелоны, что там еще... Мне почему-то кажется, что директор музея просто смылся под шумок со всеми ценностями, продал их, а сам теперь живет себе поживает под чужим именем где-нибудь на Багамах. -- Нет-нет, -- решительно запротестовала баронесса, -- я опрашивала многих людей, и все -- как его друзья, так и недоброжелатели -- сходятся на том, что Всеволод Борисович исключительно честный человек, талантливый искусствовед и настоящий бессребреник! -- Знаем мы этих честных, -- хмыкнул Ерофеев, но прежней уверенности в его голосе не чувствовалось. -- И потом, куда же в таком случае подевался водитель грузовика? -- вслух задумался детектив Дубов. -- Вам удалось хотя бы установить его личность? -- Увы, -- развела руками бакалавр исторических наук. -- Директору выделили грузовик, но без водителя, и он вроде бы пригласил какого-то своего знакомого. Бабушки, которые раньше работали в музее смотрительницами, помогали им грузить ценности в кузов, но ни одна из них не знает, кто такой был этот шофер. А во время войны столько народу без вести пропало... -- Ну, все ясно, -- вновь оживился Ерофеев. -- Вдвоем они это дельце и обтяпали! Немного помолчав, баронесса пустилась в философствования: -- Все-таки, господа, это ужасно... От прошлого всегда что-то остается -- ну там, ископаемые останки, всякие черепки, берестяные грамоты и все такое. А тут -- был музей, и как будто не было. Вот все, что от него осталось. -- Баронесса открыла портфель и извлекла иллюстрированный альбом "Шедевры Старгородского музея". Василий принял из рук баронессы альбом и принялся его разглядывать. Следом за списком художественных произведений, хранившихся в музее, следовали репродукции картин. Чуть ли не под половиной значилось, что их автор М.А. Врубель и что они являются художественными иллюстрациями к лермонтовскому "Демону". Более того, каждая иллюстрация сопровождалась соответствующим отрывком из поэмы. -- А, ну так это авторские копии или эскизы известных произведений, -- сообразил Дубов. -- Вот "Демон", вот "Тамара"... Баронесса покачала головой: -- Так, да не совсем. Эти работы очень отличаются от тех, что в Третьяковке, и написаны они были значительно раньше. Во всяком случае, и директор Козицкий, и те знатоки, с которыми я встречалась в Старгороде, были уверены, что в музее хранились совершенно оригинальные произведения Врубеля, отражавшие его видение "Демона" в молодые годы. Кстати сказать, на мой непросвещенный взгляд, те пропавшие картины не менее ценны, чем более известные поздние иллюстрации Врубеля к "Демону". -- А мне кажется, что поздние варианты более зрелые, более глубокие, более психологичные, что ли, -- возразил Серапионыч и задумчиво приложился к скляночке. -- Да, возможно, -- не стала спорить баронесса, -- но просто я сужу со своей колокольни историка. Лермонтов, конечно, писал поэму космического масштаба, но все-таки привязал ее, пускай и не очень крепко, к некоему месту и времени. Разумеется, исторические мотивы в "Демоне" особой роли не играют, но с известными оговорками можно считать, что он отразил ситуацию на Кавказе своего времени. Ну вот, например, -- баронесса пролистала несколько страниц альбома и остановилась на картине, где была изображена батальная сцена. -- ... В руке сверкнул турецкий ствол, Нагайка щелк -- и, как орел, Он кинулся... и выстрел снова! И дикий крик и стон глухой Промчались в глубине долины -- Недолго продолжался бой: Бежали робкие грузины! -- с выражением прочла Хелен фон Ачкасофф стихотворный отрывок под репродукцией. -- А что написал бы Лермонтов, если бы ему довелось побывать на современных постсоветских фронтах? И как бы все это проиллюстрировал Врубель? Но на этой картине, посмотрите внимательно, он очень тщательно передал и обстановку боя, и особенности одежды той эпохи, и оружие... -- Да, но не в ущерб ли основной идее поэмы? -- вновь осторожно возразил доктор. -- И не потому ли в более поздних иллюстрациях он отказался от изображения сиюминутных подробностей и сосредоточился на главном?.. -- И напрасно, -- покачала головой баронесса. -- По-моему, одно другому не помеха. И если поэт в своей общемировой поэме все-таки нашел место и для чисто земных реалий, значит, на то были какие-то причины! -- И Хелен фон Ачкасофф принялась за обед. Правда, уже порядком поостывший. -- Общемировое значение -- это, конечно, хорошо, -- отметил бизнесмен Ерофеев, который как раз только что расправился с обедом, -- но есть вещи и поважнее. Вот скажите, доктор, что бы вы сделали, если бы эти врубелевские картины каким-то образом оказались у вас? -- Конечно, отдал бы в музей, -- не задумываясь ответил Серапионыч. -- А уж если бы при входе в зал приколотили табличку "Подарено музею доктором таким-то"... -- Но главное -- люди могли бы наслаждаться высоким искусством, -- добавил Дубов. -- Люди! -- фыркнул Ерофеев. -- Да давайте выйдем на улицу и спросим у людей, известно ли им вообще, кто такой Врубель! -- Ну, знаете!.. -- возмутилась баронесса. -- Знаю-знаю, -- перебил Ерофеев, -- народ надо воспитывать на высоких образцах и все такое прочее. Да народу, дорогие мои, совсем другое нужно -- модно одеться, сытно пожрать, да допьяна напиться. И лишь тогда ему можно предлагать -- нет, не Лермонтова со Врубелем, а "Богатые тоже плачут" с Тополем и Незнанским. И это еще в лучшем случае. И, может быть, только после Незнанского один из ста захочет почитать что-то более серьезное -- хоть того же "Демона". А прочитав "Демона", встать с дивана, сходить в музей и посмотреть картины Врубеля. Я, конечно, утрирую, но, поверьте мне, самую малость! -- Ну хорошо, -- искоса глянул на бизнесмена доктор, -- а как бы вы сами, дорогой Георгий Иваныч, распорядились, ежели бы картины попали к вам? -- Очень просто, -- не задумываясь ответил Ерофеев, -- продал бы где-нибудь на "Сотби" -- у них там, на Западе, богатых чудиков хватает, а деньги бы вложил в развитие промышленности и сельского хозяйства... -- Вы еще скажите -- в ваш любимый туристический бизнес, -- подпустила баронесса. -- Напрасно иронизируете, -- с азартом подхватил Ерофеев. -- Мы имеем все предпосылки сделаться страной развитого туризма, нужно только не полениться и поднять с земли то, что там лежит. Построить отели, привести в порядок исторические и архитектурные объекты, отремонтировать дороги, привлечь инвестиции... Что вы там говорили, доктор, о чудовище на водохранилище? Да шотландцы давно уже превратили свою Несси в настоящий бизнес, источник доходов, а мы чем хуже? -- Ну, вас послушать, так все художественные ценности надо продать, а выручку пустить в оборот, -- не выдержал и Дубов. -- Ну почему же, -- чуть поостыл господин Ерофеев, -- в оборот можно пустить и сами художественные ценности. Картины Врубеля в Старгородском музее, наверное, лет сто висели, и никто об этом и не знал, кроме разве что знатоков и ценителей. А они там запросто могли воспользоваться этим обстоятельством и превратить Старгород в мировой центр врубелеведения. Или берите выше -- в настоящую Мекку изящных искусств! -- Ага, а потом устроить междупланетный шахматный конгресс "По Демонским местам", -- ухмыльнулся Серапионыч. -- А что, неплохая идея, -- подхватил Ерофеев. -- Но только поздно -- картины-то тю-тю! -- В том-то и дело, -- печально развел руками Василий. x x x Частный детектив возвращался из ресторана в свою сыскную контору, бережно неся альбом и размышляя об услышанном от баронессы Хелен фон Ачкасофф. При этом он бормотал себе под нос: -- Стоит ли браться за поиски? Баронесса зашла в полный тупик, иначе черта с два она бы стала меня посвящать в это дело. Но, с другой стороны, она вела как бы историческое расследование, а мои методы несколько иные... Конечно, если грузовик сгорел при бомбежке, то ничего не осталось и искать нет смысла. Но если ближе к истине Ерофеев? То есть не обязательно ценности похитил директор Козицкий -- их мог присвоить кто угодно и даже через труп директора. В таком случае я уже не просто могу, но и обязан что-то делать. Надо будет съездить в Старгород... Но перед этим постараюсь все же что-то разведать и в Кислоярске. В конторе Василия ждал приятный сюрприз -- он расположился в свободной позе прямо за рабочим столом Дубова и имел облик московской журналистки Надежды Чаликовой, с которой Великого Сыщика связывала не только взаимоглубокая симпатия, но и совместное участие во многих приключениях. Сразу по прибытии из Царь-Города Надя отъехала в Москву, и столь неожиданное ее возвращение не только обрадовало, но и несколько удивило Василия. -- Вообще-то я не совсем к вам, Васенька, -- сообщила Надежда после первых бурных приветствий. -- У меня редакционная командировка в Придурильскую республику, однако я решила на пару деньков заглянуть к вам. Вот прямо в город на Кислоярке, потом в город на Дурилке, а потом в город на Неве. И еще могу открыть вам небольшой секрет -- поскольку я так и так провожу в здешних краях больше времени, чем у себя дома, то редактор собирается назначить меня спецкором по вашему региону. -- Очень хорошо! -- обрадовался Дубов. -- А то, что вы едете в Старгород -- это просто чудесное совпадение. Похоже, что и мой путь лежит туда же, так что поедем вместе. Кстати, Наденька, а что вы собираетесь делать в Петербурге? -- Вот когда приеду, тогда и расскажу, -- улыбнулась Чаликова. -- А сейчас лучше угостите меня кофейком. И если вы в него капнете немножечко коньячку, то я не буду возражать. -- А вы, Наденька, идете по скользкому пути нашего Серапионыча, -- засмеялся Василий. x x x -- Да, дело сложное, почти безнадежное, -- сказала Надя, когда Василий пересказал ей все, что узнал от баронессы Хелен фон Ачкасофф. -- Но попытаться все же надо. Тем более что речь идет о народном достоянии. Я имею в виду отнюдь не только Мордавскую или Придурильскую республики -- ведь творчество Врубеля, согласитесь, имеет мировое значение. -- И что же вы предлагаете? -- спросил Василий. Надя на минутку призадумалась: -- Искать людей, которые что-то знают, видели или слышали, и из их показаний делать логические выводы -- ну, это уже по вашей части. Баронесса, как истинный историк, вела поиски по архивам и библиотекам, но это явно не тот случай. Начинать нужно с другого конца. Знаете, Вася, я ведь была в Придурильской республике в самый разгар военных действий... Да-да-да, я своими глазами видела, как омоновцы на северном выезде из столицы сожгли какой-то грузовик. Но был ли он тот самый -- сомневаюсь. Ведь подобное происходило чуть ли не каждый день и на каждом шагу. Мы непременно должны поехать в Старгород вместе -- у меня там немало знакомых, вплоть до мэра города... -- Майор Селезень! -- вдруг воскликнул Дубов. Надя чуть вздрогнула: -- Ах, Вася, вы меня так напугали! Что майор Селезень? -- Он же был там во время всей этой заварушки. Вот кто нам поможет! Надя скептически повела плечиками: -- Нет-нет, Александр Иваныч появился там, как я понимаю, уже много позже, во главе международного миротворческого контингента. Но вы правы -- поговорить с ним следовало бы в любом случае. А Дубов уже листал записную книжку, отыскивая букву "С". -- Селезень у аппарата, -- после нескольких длинных гудков раздался в трубке характерный бас бравого майора. -- Ба, да это вы, Василий Николаевич! Всегда рад слышать. -- Александр Иваныч, у меня к вам одно дельце, не могли бы мы с вами встретиться лично? -- предложил детектив. -- К тому же не совсем безызвестная вам госпожа Чаликова жаждет снять с вас интервью. -- Ха-ха-ха! -- От раскатистого майорского хохота едва не лопнула телефонная мембрана. -- Голову с меня уже снимали, и, как слышите, все еще жив и трепыхаюсь. Так что операция по снятию интервью... Да-да, пардон, вы человек занятой, не буду вам пудрить мозги. Только вот еще один нюанс о дамах: я тут на днях видел эту бешеную кошку Анну Сергевну. Или мне так, по крайней мере, показалось. -- Глухареву? -- удивился Василий. -- Так ведь на ней до сих пор висит уголовное дело, и появляться здесь для нее слишком рискованно. -- А может, я и обознался, -- хмыкнул майор. -- Действительно, что ей здесь делать? -- Да бог с ней, с этой Анной Сергеевной, -- в тон отвечал Дубов, -- пусть ею милиция занимается. Так как насчет нашей встречи? -- Где и когда? -- снова перешел Селезень на деловой тон. x x x Анна Сергеевна Глухарева, чье имя упомянул майор, была странной женщиной. И странность эта выражалась в увлечении идеями маркиза де Сада. Например, ей нравилось, чтобы ее унижали и третировали. Именно ради этого она в свое время пошла работать в администрацию Кислоярского президента. И даже стала его пресс-секретарем. Видимо, тиранские замашки главы государства находили отклик в ее садо-мазохической душе. Но Анна Сергеевна совершила роковую ошибку -- она попыталась шантажировать президента, дабы привязать его к себе покрепче. Странная форма любви, конечно, но, начитавшись де Сада, и не до такого можно додуматься... А дальше жизнь госпожи Глухаревой закрутилась еще более необычным образом. Она связалась с экстрасенсом и аферистом Каширским. Трудно сказать, что их объединяло, так как Каширского интересовали в этом мире лишь две вещи: деньги и власть. А Анну Сергевну -- лишь мучения и страдания, как свои, так и чужие. Апофеозом же наслаждения было насилие. Но Каширский, в свою очередь, считал насилие грубой и примитивной формой власти. В этом отношении он был эстет. И, соответственно, всегда старался подчинить людей хитростью и коварством. Но, так или иначе, экстрасенс и садо-мазохистка частенько действовали заодно. Естественно, когда подворачивалось подходящее дельце. Для Дубова же из всей этой информации было важно лишь одно -- связь Глухаревой с Каширским. Вот это надо было держать в уме. Ведь дыма без огня, как известно, не бывает. x x x К месту встречи, небольшому скверику в центре Кислоярска, хорошо известный нам вездеходный "Джип" майора Селезня подъехал минута в минуту. Дубов и Чаликова уже ожидали его на скамеечке. Едва Василий заикнулся о музейной коллекции, майор сразу смекнул, в чем дело: -- А, вы ищете тот самосвал с картинами! Добре, добре. Правда, все это случилось еще до моего миротворческого въезда, но я этим делом занимался. Даже опрашивал местных жителей. -- И что же? -- нетерпеливо спросил Дубов. -- Да негусто. Я ведь туда не картины приехал искать, а мир наводить. Ну вот, мир навел, а картины не нашел. Хотя кое-что выяснил. Правда, больше на уровне слухов. -- И что же это за слухи? -- заинтересовалась Чаликова. -- Машина якобы выехала из города в восточном направлении, -- охотно пояснил Селезень. -- Если она, конечно, та самая. Ну а дальше следует уже полная клиника: будто бы во время бомбежки некий грузовик, похожий на тот, в котором везли музейные ценности, был взят на небо спустившимися оттуда инопланетянами. -- И в каком месте это произошло? -- без малейшего удивления спросил сыщик. -- Не имею понятия, -- пробасил майор. -- Я ведь об этом слышал не из первых рук, а хорошо если из восьмых. -- Александр Иваныч, вы сказали -- "грузовик, похожий на тот". А что, он чем-то отличался от других грузовиков? -- продолжал Василий свои расспросы. -- Номером, -- кратко ответил Селезень. -- Судя по накладной, директору музея Козицкому был выделен грузовик "Зил-130" номер 33-33 МОР, и именно такие цифры были у машины, вознесенной на небо. Впрочем, все это бабские сказки. -- Было видно, что даже невероятные приключения в Царь-Городе и в Белой Пуще ничуть не поколебали уверенность майора в том, что чудес на свете не бывает. -- Сказки-то сказки, -- заметила Надя, -- но, насколько я поняла, это единственный случай, когда грузовик после выезда из города хоть как-то "засветился". -- Пожалуй, что так точно, -- согласился майор. -- Но это все, чем я могу помочь вашим поискам. Ну, разве что черкну парочку рекомендательных писем в Старгород, чтобы вас приняли ласково и оказали всевозможное содействие, ежели вы туда отправитесь... А это у вас что -- альбом с картинами? Неужто тот самый? -- Да, там Врубель и еще многое другое, -- ответил Василий, доставая альбом. Тот был столь широкоформатен, что в портфель сыщика целиком не помещался. -- Позвольте взглянуть. Да, редкий экземпляр. -- Майор перелистал несколько страниц и остановился на иллюстрации, изображавшей жениха Тамары в национальной воинской одежде. -- Да, так я и думал, -- с некоторым разочарованием проговорил Селезень. -- Именно так я и предполагал. -- В каком смысле? -- удивилась Чаликова. Майор Селезень вместо ответа зачитал стихи под репродукцией: -- Он сам, властитель Синодала, Ведет богатый караван. Ремнем затянут ловкий стан; Оправа сабли и кинжала Блестит на солнце; за спиной Ружье с насечкой вырезной. Играет ветер рукавами Его чухи -- кругом она Вся галуном обложена. Цветными вышито шелками Его седло; узда с кистями; Под ним весь в мыле конь лихой Бесценной масти, золотой. Питомец резвый Карабаха... -- Кстати, я раньше на все сто был уверен, что Карабах -- это фамилия конезаводчика, -- заметил майор. -- А о том, что это такое на самом деле, узнал только году так в восемьдесят восьмом. Нет, все же так писать нельзя! И иллюстрировать тоже негоже. -- А в чем дело? -- пожала плечами Надя. -- Прекрасные стихи. И иллюстрация неплохая... -- Так-то так, -- отложил альбом Селезень, -- но что получается? И Тамара, и Демон -- это личности незаурядные, наделенные могучим духом и высокими страстями, а жених Тамары -- просто ничтожество, о котором как о человеке и сказать-то нечего? Только о его сабле да ружье да о коне! -- Выходит, что так, -- согласился Дубов. -- Нет, не так! -- стукнул кулачищем по скамейке майор Селезень. -- Почему-то считается, что раз военный -- значит, солдафон или полный кретин. Ну ладно, Врубель его изобразил так же, как в поэме, но Лермонтов-то что? Он ведь сам был офицером, а так пренебрежительно пишет о человеке с ружьем! Или возьмем "Песню про купца Калашникова": купец -- благородный человек и образцовый семьянин, а царский опричник -- негодяй и прелюбодей... Нет, может быть, поэтом он был и неплохим, но настоящим патриотом не был. Вот скажите пожалуйста: когда мордавско-придурильский конфликт разгорелся, кого позвали -- высокодуховных художников? яйцеголовых профессоров? Нет -- позвали тупого вояку Селезня. И он, этот примат в майорской фуражке, навел мир!.. Ну ладно, чегой-то я маленько зарапортовался. Бывает, знаете, когда до глубины души проймут. У майоров, видите ли, тоже душа есть. -- И, уже успокоившись, Селезень добавил: -- А вообще-то вы будьте поосторожней. С чертовщиной свяжешься, так потом не развяжешься. Лермонтов "Демона" написал -- и погиб в расцвете лет. А Врубель так и вовсе с крыши съехал... Ну, бывайте, -- резко прервал майор содержательную беседу и двинулся к своему "Джипу", оставив Надю и Василия переваривать новую информацию. -- Да, ребята! -- внезапно обернулся Селезень. -- Если наклюнется еще какое-нибудь интересное приключение, не забудьте про меня. -- Всенепременно, Александр Иваныч! -- улыбнулся Василий, и "Джип", взревев мотором, сорвался с места. -- Да, Наденька, похоже, надо ехать в Старгород, -- проводив взглядом машину Селезня, резюмировал Дубов. -- Здесь мы ничего толком не узнаем. Предлагаю отправляться завтра с утра. -- Да, так и сделаем. Но сегодня я хочу заглянуть еще в одно место. -- В какое? -- В Кислоярский музей. Шансов, конечно, немного, но вдруг его работники что-то расскажут про своего коллегу Козицкого. -- Может быть, -- без особого энтузиазма отозвался Василий. -- Ну хорошо, вы идите в музей, а я пока начну собираться в дорогу. x x x Директриса Кислоярского городского музея Тамара Михайловна Свешникова встретила Чаликову очень любезно, а узнав о целях ее визита, даже попросила секретаршу никого к ней в кабинет не пропускать и не соединять, если вдруг паче чаяния кто-то позвонит. -- Знаете, госпожа Чаликова, а ведь вы не первая, кто приходил ко мне по этому делу, -- говорила Тамара Михайловна, проницательно поглядывая на Надю. -- Одна дама уже интересовалась, но я предпочла с нею не слишком откровенничать. Но вам я расскажу все, что мне известно, хотя, по правде говоря, и известно мне не слишком-то много. -- Что за дама, я уже догадываюсь, -- заметила Надя. -- Но почему именно ко мне такое доверие? Директриса чуть смутилась: -- Видите ли, у меня нет уверенности, если так можно выразиться, в чистоте замыслов госпожи баронессы фон Ачкасофф. А вы -- другое дело, тем более что действуете не совсем сами, а вместе с Василием Николаевичем Дубовым, не так ли? -- Надя кивнула. -- А уж господина Дубова я давно знаю за исключительно честного и бескорыстного человека. Между прочим, однажды он уже помог обогатить нашу коллекцию необычайно ценным экспонатом... -- Тамара Михайловна, может быть, вы были знакомы со своим Старгородским коллегой Всеволодом Борисовичем Козицким? -- спросила Надя. -- Что это был за человек? Госпожа Свешникова на минутку задумалась: -- Н-нет, лично с ним знакома не была, может, и видела когда на слете музейных работников. Но все наши общие знакомые, искусствоведы и музейщики, говорили буквально в один голос -- умница, эрудит, специалист в самых разных областях искусства, полиглот... А когда начались военные действия, Козицкий прислал мне письмо, в котором спрашивал совета, что делать с ценностями Старгородского музея. -- Письмо сохранилось? -- спросила Надя. -- Да нет, Всеволод Борисович прислал его, что называется, с оказией и просил по прочтении сжечь, а ответ послать с той же оказией. Он писал, что готовится к эвакуации музейных ценностей из Старгорода, и спрашивал, смогу ли я разместить их у себя в музее. Естественно, я написала, что согласна и сделаю все, что только смогу, чтобы музейные экспонаты были в целости и сохранности. Но даже не знаю, успел ли он получить мой ответ, так как вскоре все ценности были вывезены из Старгорода и исчезли вместе с директором. -- Тамара Михайловна, а почему он собирался их вывезти именно в Кислоярск? -- спросила несколько удивленная Надя. -- Ну что ж, -- чуть дрогнувшим голосом сказала директриса, -- я вам открою все, что мне известно, до конца. Но убедительно прошу в случае чего на меня не ссылаться. Всеволод Борисович писал, что, по его сведениям, Придурильские власти намерены продать картины Врубеля куда-то на Запад, а на вырученные деньги приобрести партию оружия. Естественно, Козицкий не мог допустить, чтобы искусство служило войне и смерти. Более того, он был одним из немногих, кто во времена военно-патриотической истерии имел мужество открыто выступать за мирное разрешение мордавско-придурильского конфликта. И потому опасался, что власти могут в любой момент снять его с должности "за пацифизм и измену Родине" и поставить послушного им человека. Оттого-то он так и торопился с эвакуацией. Но это не для протокола, -- еще раз подчеркнула Тамара Михайловна. -- И вот еще один момент -- скорее всего, он не имеет никакого отношения к вашим разысканьям, но имеет некоторое отношение к содержанию исчезнувших картин Врубеля. -- Да, это весьма любопытно. -- После таких откровений госпожи Свешниковой Наде уже было бы не совсем удобно не проявить должной заинтересованности даже в том вопросе, который ее в данный момент не слишком волновал. x x x Пока Чаликова беседовала с директрисой музея, Дубов сидел у себя в сыскной конторе и составлял список предметов, который нужно взять с собой в поездку. В отличие от неутомимой путешественницы Нади, Василий редко выезжал на дальние расстояния из родного Кислоярска, тем более -- на собственном "Москвиче". Когда детектив записывал пункт сто двадцать восьмой -- зубную щетку и мыло -- зазвонил телефон. С видимым неудовольствием оторвавшись от своего списка, Василий поднял трубку: -- Дубов у аппарата. -- Привет, Василий Николаич, это Ерофеев, -- раздался в трубке голос туристического бизнесмена. -- Помните наш разговор за обедом? -- Уточните, какой именно -- о летающих тарелках, туристическом бизнесе или Лох-Несском чудовище? -- Да нет, о Придурильском музее. Если вас это все еще интересует, то я к вам сейчас пришлю одного человечка. -- Что за человечек? -- стараясь не выдать волнения, как можно более равнодушно спросил сыщик. -- Да мой шофер. В смысле, водитель автобуса из Старгородского филиала моей турфирмы -- он сейчас как раз прибыл из рейса. Я его решил расспросить о том деле -- может, он чего слыхал о своем коллеге, что вывозил музейные экспонаты вместе с директором. И знаете что оказалось? -- Что он был с ним знаком? -- В известной степени, -- не без гордости сообщил Ерофеев. -- А если точнее -- это он сам и есть. -- Кто? -- подскочил на стуле детектив. -- Тот самый водитель?! -- Ну да, -- подтвердил Ерофеев. -- Ну так как, прислать его к вам? -- Непременно! -- воскликнул Василий. -- И чем скорее, тем лучше! x x x -- Совсем недавно я получила письмо на адрес музея, -- продолжала госпожа Свешникова, -- вернее, это даже не столько письмо, сколько небольшая искусствоведческая статья, которую я передала в газету "Литература и искусство". Обещали напечатать... -- А о чем статья? -- опять-таки больше из вежливости поинтересовалась Чаликова. Тамара Михайловна извлекла из стола почтовый конверт, а из конверта -- сложенный вдвое листок, и протянула его журналистке. Вот что там было написано: "Когда большой художник пишет картины к произведению большого писателя, то это уже не просто иллюстрирование, а нечто гораздо большее. Мне было очень интересно проследить это явление на примере "Демона" поэта Лермонтова и художника Врубеля, причем в динамике, в развитии. Оба мастера работали над поэмой и серией картин долгие годы и создали несколько вариантов -- известны как ранние "очерки" лермонтовского Демона, так и картины молодого Врубеля, которые я видел несколько лет назад в Старгородском музее. Цель моего исследования -- не сравнивать ранние и поздние варианты, а проследить сам процесс, как оба автора постигали глубины затронутых ими вопросов. Не уверен, что мне это удалось в полной степени -- ведь для того чтобы судить о творчестве столь великих мастеров, надо и самому быть незаурядной личностью. Однако буду очень вам признателен, если вы поспособствуете публикации моей статьи. С глубоким уважением, Сидоров". -- Статья показалась мне очень интересной, хотя и довольно спорной, -- пояснила Тамара Михайловна, -- и было бы совсем неплохо, если бы "Литература и искусство" ее опубликовала. У меня у самой появились кое-какие мысли по этому поводу, но жаль -- не смогу ими поделиться с господином Сидоровым. -- А что, обратного адреса нет? -- удивилась Надя. -- Увы, -- развела руками директриса. -- видите, здесь только штамп, да и тот какой-то устаревший: "ПОЧТА СССР П/О СУББОТИНО". -- Разрешите мне пока взять конверт, -- попросила Надя. -- Может быть, Василий Николаевич сможет установить, что это за "Субботино". -- Да, пожалуйста, -- кивнула директриса. -- Как, вы уже уходите? А я хотела чайком вас напоить... -- Извините, Тамара Михайловна, я должна подготовиться к отъезду, ведь завтра мы отправляемся в Придурильскую республику -- попытаемся что-нибудь выяснить на месте. Спасибо вам за помощь! -- Желаю удачи, -- совершенно искренне сказала госпожа Свешникова. x x x Василий с нетерпением ждал водителя автобуса -- и вскоре в дверь постучали. -- Да-да, пожалуйста! -- крикнул сыщик. В кабинет вошел невысокого роста коренастый парень лет на вид двадцати пяти или чуть старше. -- Ну вот, пришел, -- сказал он, неловко встав в дверях. -- Да вы проходите, присаживайтесь, -- засуетился Дубов. -- Рассказывайте, рассказывайте скорее!.. -- Да чего там рассказывать, -- совсем смутился водитель. -- Я ведь только до омоновского поста доехал, а там мне эти гады так наваляли -- два ребра сломали, сотрясение мозгов, и ни черта не помню. -- Погодите-погодите, -- прервал Василий, -- что за гады?.. Кстати, как вас звать-величать? -- Костя. -- Давайте, Костя, с самого начала. Значит, вы помогли директору музея Козицкому погрузить музейное имущество в грузовик и поехали. Так? -- Так, -- кивнул Костя. -- Дядя Сева сказывал, что это очень ценные вещи и что их нужно вывезти подальше из города. -- Дядя Сева? -- удивился Василий. -- Вы что, его племянник? -- Да нет, просто сосед по коммуналке. Я его с детства знал. -- Но вы профессиональный водитель? -- Ну, тогда я как раз на права сдал. А Сева позвонил и сказал -- срочно нужна твоя помощь. -- Ну и куда вы должны были ехать? -- продолжал выспрашивать сыщик. -- Всеволод Борисович говорил о конечной цели? Костя на минутку задумался: -- Да нет, говорил только, что надо подальше из Старгорода, где не бомбят. А куда -- не сказал. Должно быть, и сам толком не знал. -- Ну хорошо, -- Василий попытался зайти с другого конца, -- а много ли было в баке бензина? Например, до Кислоярска хватило бы? -- До Кислоярска? -- прикинул Костя. -- Пожалуй, хватило бы. -- А в каком направлении вы поехали -- помните? -- Почему не помню? Такое разве забудешь -- в восточном. Там нас при выезде из города омоновцы и тормознули. Выволокли из машины и стали бить. -- За что? -- изумился Дубов. Костя глянул на него с недоумением: -- Да омоновцы потому что. Спасибо еще, хоть не убили. Я уже потом только в больнице очухался, доктор сказал -- перелом двух ребер и сотрясение мозга. И ничего не помню. -- А куда девался грузовик -- тоже не знаете? -- уже почти безнадежно спросил Дубов. -- Ну я ж говорю -- сознание потерял, -- ответил водитель. -- А грузовика этого я больше не видел. И дядю Севу тоже. Хороший был мужик, жаль, что погиб. -- Как погиб? -- тряхнул головой Василий. -- Ведь про него известно только то, что он пропал без вести! -- Погиб, -- совсем повесил голову Костя. -- Такого человека убили! -- Постой-постой, почему ты так уверен, что Всеволод Борисович Козицкий погиб? -- продолжал допытываться Дубов. -- Так ведь в газете об этом писали! -- объяснил Костя. -- Мол, погиб, но не отдал достояние Республики мордавскому агрессору... -- А, ну если в газете -- то уж конечно, -- тяжело вздохнул детектив. -- Ну ладно, Костя, спасибо за помощь, не буду больше тебя терзать, но оставь свои координаты -- если что, я к тебе еще обращусь. -- А что, завсегда пожалуйста, -- откликнулся Костя. -- Буду рад помочь. x x x Вечером, когда вещи в дорогу были собраны, Василий Дубов и Надежда Чаликова сошлись на "военный совет" в гостиной дубовской квартиры -- а квартира эта занимала второй этаж особняка на Барбосовской улице, принадлежащего вдове банкира Лавантуса Софье Ивановне. Приглашен был и доктор Владлен Серапионыч -- его советы, подкрепленные опытом и житейской мудростью, не раз помогали Василию в его запутанных расследованиях. А то дело, ради которого Дубов и Чаликова собирались с утра отправляться в Старгород, было именно таким -- запутанным и требующим опыта и житейской мудрости. Надя и Василий рассказывали друг другу и Серапионычу о том, что узнали за день, а доктор с непроницаемым лицом попивал чаек, одновременно разглядывая альбом Старгородского музея, и время от времени что-то записывал на листке бумаги. Выслушав сообщения журналистки и детектива, доктор отложил альбом: -- Ну что ж, можем подвести некоторые общие итоги. Первое -- давайте определимся, в каком направлении директор вывозил музейные ценности? -- В восточном! -- уверенно заявил Василий. -- Ведь Костя это очень хорошо помнит. Серапионыч покачал головой: -- Я ни в коей мере не ставлю под сомнения слова Кости, -- доктор заглянул в свои записи, -- подтверждающиеся сведениями майора Селезня, но никак нельзя скидывать со счетов и письмо Козицкого к его кислоярской коллеге Тамаре Михайловне, где он вентилировал возможность эвакуации ценностей в Кислоярск. И в заявке на грузовик, которую отыскала баронесса фон Ачкасофф, директор писал о перевозке ценностей в северном направлении -- это еще не Кислоярск, но уже в сторону нашей границы. -- Действительно, полная путаница, -- заметил Василий. -- И кругом тупик, -- добавила Надя. -- Выходит, так -- на грузовик напали омоновцы, водитель пострадал, но остался жив, а грузовик вместе с директором исчез бесследно. Если, конечно, не считать его вознесения на небеса во время бомбежки... Серапионыч отпил чаю: -- Само собой напрашивается следующее объяснение. Директор Козицкий хотел во что бы то ни стало спасти музейные ценности, а власти Придурильской республики собирались их продать и купить оружие. Догадываясь о планах властей, директор вместо ранее заявленного северного выехал в восточном направлении, с тем чтобы дальше действовать по обстоятельствам. Ведь даже водителю, которого Козицкий лично знал и которому мог доверять, он не сказал, куда собирается ехать. Скорее всего не из скрытности, а просто потому что сам не знал. Однако перехитрить власти директору не удалось -- на восточном выезде грузовик задержали омоновцы, водителя нейтрализовали, ценности передали по назначению, а уж о судьбе Козицкого можно только догадываться... -- Да, эта версия выглядит очень правдоподобно, -- вздохнул Дубов. -- Но если картины действительно продали куда-то на Запад, или куда бы то ни было, то почему о них до сих пор ни слуху ни духу? -- Ну, почему же ни слуху ни духу? -- возразила Чаликова. -- Вот господин Сидоров из села Субботино до сих пор о них исследования сочиняет... Ну, насчет Сидорова -- это я шучу, но во всем мире существуют такие, с позволения сказать, искусстволюбы, которые анонимно скупают произведения и держат их в своих особняках. Возможно, картины Врубеля попали к одному из них. Но, как бы то ни было, в одном ваша версия имеет очень весомое подтверждение -- вскоре после эвакуации музея резко активизировались военные действия и придурильские войска перешли в наступление. Может быть, Врубель помог. -- А все-таки картины удивительные, -- протянул Серапионыч и продемонстрировал Дубову и Чаликовой репродукцию "Демона в полете", открывавшего "демонскую" серию. -- Не говорю уж о стихах: Печальный Демон, дух изгнанья, Блуждал под сводом голубым, И лучших дней воспоминанья Чредой теснились перед ним. Тех дней, когда он не был злым, Когда глядел на славу Бога, Не отвращаясь от Него; Когда забота и тревога Чуждалися ума его, Как дня боится мрак могилы... И много, много... и всего Представить