окойниками, не так ли? -- Кьяпсна радостно закивала. -- А как насчет живых? -- Все живые -- это будущие покойники, -- выдала Кьяпсна афоризм, достойный майора Селезня. -- Очень хорошо, -- Василий вернул колпак на голову, так как дождик несколько усилился. -- Скажите, кто этот человек? -- Дубов указал на невысокого господина в кафтане военного покроя, который стоял возле гроба и что-то говорил. -- Так это же сотник Левкий, временный воевода, -- тут же сообщила Кьяпсна. -- Хороший мужик, угостил меня чарочкой, когда поминали Афанасия, пущай земля ему будет пухом. И сказал еще: "Молись, бедная женщина, за упокой его души!". А я так думаю, что ежели человек жил по-божески, то он и так на небушко попадет -- молись, не молись. А уж ежели грешил... -- А это что за дама? -- перебил Василий, кинув взор в сторону женщины в темном платье, скорбно сморкавшейся в платочек близ Левкия. -- Вероятно, родственница? Приставив ладонь ко лбу, Кьяпсна внимательно пригляделась: -- Да нет, какая там родственница, у него же здесь никого не было. Это Марья Ивановна, овощная торговка, ее лавочка была рядом с Данилиной лягушатней и тоже сгорела. -- А те трое? -- продолжал выспрашивать Дубов. Всего на похоронах присутствовало пять человек -- не считая, разумеется, мрачного вида могильщиков, которые чуть поодаль переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет опускать гроб и закапывать могилу. -- Один -- ловец лягушек и пиявок, Матвей Лукьянович, он как раз снабжал покойника товаром. Другой, что в рясе -- это наш кладбищенский дьякон отец Герасим, он всех покойничков отпевает, царствие им небесное. Ну а кто же третий?.. А, знаю -- Свирид Прокопьевич, сосед Данилы Ильича по Завендской слободе. Тоже неплохой мужичок, с ним завсегда есть о чем поговорить... -- Вы с ним лично знакомы? -- несколько удивился Дубов. -- Да нет, но слышала о нем немало. А отец Герасим -- тоже прекрасный человек. Помнится, на поминках Афанасия он выпил полведра кьяпса и... Однако слова нищенки заглушил зычный рев дьякона Герасима -- очевидно, таким образом он пел отходную. Василий увидел, как могильщики опустили гроб в яму и принялись закапывать. Участники траурной процессии уныло потянулись к выходу. -- Ну, я пойду, пожалуй. Если что, вы знаете, где меня искать, -- торопливо проговорила Кьяпсна и засеменила вслед за теми, кто провожал в последний путь Данилу Ильича -- очевидно, надеясь на дармовую поминальную чарочку в "Веселом покойнике". А Василий Николаевич, в задумчивости бродя среди могил, размышлял и анализировал. Правда, с "информацией к размышлениям" у него было совсем не густо. -- Но это лучше, чем ничего, -- бормотал детектив себе под нос, выходя на одну из кладбищенских аллей. -- Кто же из этих пятерых тот "верный человек", о котором говорил покойный? Или его среди них не было? Начнем с сотника Левкия. Нет, его сразу можно отбросить. Я же помню, как Данила Ильич заподозрил и его, и Пульхерию Ивановну, и Фому в связях с заговорщиками. Так это или нет, покажет следствие, но пока что Левкием можно не заниматься. Отец Герасим тоже не в счет -- он тут дьяконствует, так что на похоронах присутствовал чисто по служебной необходимости. Наконец, оставшиеся трое -- торговка овощами Марья Ивановна, сосед по месту жительства Свирид Прокопьевич и поставщик лягушек Матвей Лукьянович. С одной стороны, просто случайные соседи или, так сказать, коллеги по работе. А с другой стороны, соседство или связь по торговой части могли возникнуть вследствие близких отношений. Например, ловец лягушек помог своему другу обустроить лягушачью лавочку... Да, предполагать можно все, что только угодно, и отработка любой версии займет как минимум несколько дней... Черт, дождь никак не унимается... А просто так наобум придти к любому из них и сказать, что я, мол, такой-то и такой-то, прошу вас как "верного человека Данилы Ильича" обеспечить надежную связь с Царь-Городом -- это, знаете, чревато... Неожиданно Дубов уткнулся в какую-то белую стену. Подняв взор, он обнаружил себя возле усыпальницы Загрязевых. Перед входом по-прежнему красовалась скульптура маэстро Черрителли, а чуть в стороне заброшенно темнела часовня князей Лихославских. -- Ну вот, занесла меня нечистая, -- вздохнул Дубов. -- И чего такого все находят в этом Черрителли? Самое обычное изваяние, каких много. Детектив обошел вокруг скульптуры и машинально пробежал выбитую на постаменте надпись: "Дорогому и любимому Мелхиседеку Иоанновичу Загрязеву -- от вдовы, сына и дочери. Ваятель Джузеппе Черрителли". -- Мел-хи-се-деку Иоанновичу, -- по слогам прочел Дубов и вдруг с размаху хлопнул себя по высокому холмсовско-штирлицевскому лбу, как будто комара пришиб, хотя комары в такую погоду сидели дома и носа на улицу не казали. Василий Николаевич резко повернулся и быстрыми шагами двинулся с кладбища. x x x Змей Горыныч с умилением смотрел на опорожненный штоф с самогонкой. Точнее сказать -- правая голова выказала явное удовольствие, средняя отвернулась, скривившись от отвращения, а левая только обреченно вздохнула. -- Ну не понимаю, как он может пить эту гадость? -- пропищала средняя голова. -- Ужасная дрянь! -- согласилась с ней левая. -- А главное, он пьет -- а голова потом трещит у всех. Но правая голова, похоже, не особенно брала в голову недовольство средней и левой. Она радостно ухмыльнулась и рыгнула оранжевым пламенем. -- Извиняюсь, -- пробасила она. А Баба Яга сидела на пороге в глубокой задумчивости. -- Так выходит, что вас трое в одной шкуре? -- не без удивления произнесла она. -- А то ты не знала? -- сварливо пискнула средняя голова. -- Запамятовала я, запамятовала! -- поспешно стала оправдываться Яга. -- Память у меня никудышная стала. Все забываю. Вот и заклинания колдовские напрочь позабыла. Все три головы посмотрели на нее с явным недоверием. Яга же виновато улыбнулась: -- У меня совсем из головы вылетело, что правая голова -- это воевода Полкан. Левая -- боярин Перемет. А средняя -- ее сиятельство княжна Ольга. Средняя голова вытянула шею и свысока небрежно кивнула. Правая же хмыкнула: -- Была. Двести летов обратно. -- Полкан! -- властно взвизгнула средняя. -- Молчу! Молчу! -- ухмыльнулась правая голова. -- А каким заклинанием вас заколдовал князь Григорий? -- снова вклинилась Баба Яга. -- Да нет, -- протянула средняя голова, -- это не он, вурдалак окаянный, а один заморский колдун, хорек смердячий. Мы трое тогда в Нижней горнице собрались. А пес Григорий и говорит с ухмылочкой: "Преврати-ка их, барон Эдуард Фридрихыч, в гадов. Да навечно, чтобы у них время на искреннее раскаяние было. Я люблю, когда раскаиваются и сапоги мне целуют. Ох, зело люблю!" -- А я тогда крикнул ему: "Хрен дождешься, пес безродный!", -- возмущенно пробасила правая. -- И нос ему по щекам размазать хотел, да не успел. Этот клоп чужеземный заклинание сотворил, и мы враз превратились... Ну да сама видишь, во что. -- А я помню, -- вступила в разговор левая голова, -- как Григорий тогда смеялся: "Все-то у тебя, господин барон, черт знает как получается. Но на этот раз даже презабавно вышло. Три глупца самонадеянных в одной шкуре". И расхохотался он тогда своим бесовским смехом -- до сих пор, как вспомню, мурашки по спине бегают. По шее то есть. Да еще добавил отсмеявшись: "И заклинание поставь посильней, чтобы это уродище о трех головах и одной заднице не могло мне вреда какого принести". -- Да, -- задумчиво продолжила средняя голова, -- вот и пришлось нам в лесу укрываться. Люди от нас убегали, как зайцы. Ну да и немудрено при таком гнусном обличии. Славные витязи головы нам порубать прицеливались, так от них нам самим скрываться приходилось. Ну а потом ты тут, Ягоровна, поселилась, когда тебя Григорий из замка своего вышвырнул. -- Князь Григорий, -- осторожно начала Яга, -- мой благодетель и... -- Да брось ты! -- ухмыльнулась правая голова, -- он только себе благодетель. -- Ты, Ягоровна, головой-то пошевели, -- язвительно пискнула средняя, -- это пока ты в Царь-Городе воду мутила в его пользу, так ты ему нужна была. А как тебе хвост там прижали да к нему ты прибежала, так он тебя одной рукой погладил, а другой за шиворот -- и в лес зашвырнул. -- Использовал он тебя, Ягоровна, -- вступила левая голова. -- А ты говоришь -- благодетель! -- Ладно, ладно, -- стушевалась Яга, -- Вы мне лучше про заклинание-то расскажите -- нельзя ли его снять каким-либо образом? -- Да мы ж с тобой, Ягоровна, об том много раз толковали, -- с удивлением покосились на нее все три головы. -- Странная ты стала, Ягоровна, после возвращения из Царь-Города, -- пискнула средняя голова. -- Может, сидение в остроге тебе на голову подействовало? -- сочувственно вопросила левая. -- А как ты оттуда убегла? -- вклинилась правая. -- Как, как? -- надулась Яга. -- Знамо как: заклинание сотворила и сбежала. -- И она поспешно поднялась на ноги и пошла в избу: -- Заболталась я тут с вами, пора обед готовить! И дверь за ней закрылась с занудным скрипом. Горыныч посидел в некотором недоумении, поводя головами. -- Это ты ее обидел, Перемет, -- напустилась средняя голова на левую, -- на полоумство ей намекаючи. -- А ты сама, княжна, -- пробасила правая, -- ласковостью не блещешь. -- Полкан! -- пискнула средняя. -- Да ладно. Молчу, -- насупилась правая. -- Токмо странно мне. Сначала говорила -- все заклинания запамятовала. А потом из острога с помощью заклинания же и убегла. -- А я спать хочу, -- заявила средняя. -- Это от твоей самогонки все, Полкан. -- Да, действительно, -- примирительно сказала левая, -- подремлем-ка часок-другой под дубочками. И чудище, грузно покачиваясь, побрело от избушки. А вскоре из-под дубов донеслось громовое похрапывание. Самогон был, видать, что надо. x x x Василий Дубов размашисто шагал по мангазейским улицам в сторону постоялого двора. Он еще не представлял подробностей того, как будет действовать дальше, но одно знал твердо -- действовать нужно скоро и споро. -- Только бы скоморохи оказались на месте! -- твердил детектив, будто заклинание. Их помощь теперь нужна была Василию как никогда. По счастью, Антип и Мисаил оказались на месте. Правда, они собирались куда-то уходить, но Василий твердо заявил: -- Складывайте вещи и приведите свою повозку в полную готовность. До утра нам придется отъехать в Царь-Город. -- Что за спешка, -- недовольно проворчал Антип. -- А как же свадьба?! -- воскликнул Мисаил. -- Какая еще свадьба? -- удивился Дубов. -- Какая, какая... Пульхерии Ивановны и Фомы! -- Свадьбы не будет! -- решительно заявил детектив. -- А если и будет, то тихая и благопристойная, без гулянок на Ходынской пустоши и прочих излишеств. -- И, немного успокоившись, добавил: -- А нам перед отъездом предстоят важные дела. Так что покамест я лягу спать, а к вечеру меня разбудите. -- Как скажешь, Савватей Пахомыч, -- разочарованно откликнулись скоморохи. Дубов же, скинув башмаки и колпак, лег на кровать и укрылся цветастым лоскутным одеялом. Однако сон не шел -- и детектив размышлял о своем: "А все-таки, откуда им стало известно про Дубова? Каширский? Едва ли. Будь он теперь в Мангазее, то разделался бы со мной без особых сложностей. Остается одно -- Анисим подслушал наш разговор в лавке с Данилой Ильичем. Ведь я же имел неосторожность назвать свое подлинное имя. А уж содержание разговора не оставляло никаких сомнений в том, что обоих собеседников надо убрать как можно скорее. С Данилой именно так и поступили, а вот с Дубовым им пришлось повозиться... -- Василий перевернулся на другой бок. -- А все-таки они, похоже, приняли меня за важную особу, не уступающую по значению воеводе Афанасию. Одного не пойму -- откуда здесь взялся мой портрет? Можно было бы предположить, что это нечто вроде фоторобота, составленного со слов тех, кто меня видел в прошлый приезд. Но что-то не похоже..." Мысли детектива стали путаться, и он провалился в глубокий сон. x x x Серапионыч неспеша брел в сторону терема Рыжего, с интересом разглядывая дома, палисадники и людей на царь-городских улицах. Вдруг доктор явственно услышал, как его окликнули по имени. Вернее, по отчеству. Доктор обернулся и увидел крытый черный экипаж, запряженный парой лошадок. Из зарешеченного окошка ему махал глава сыскного приказа. -- А, Пал Палыч, -- обрадовался Серапионыч, -- всегда рад вас видеть. Экипаж остановился. -- Как хорошо, что я вас встретил, Серапионыч, -- оживленно заговорил Пал Палыч. -- Похоже, мы взяли след того негодяя, который нападал на князя Владимира и боярина Андрея. Сейчас едем его брать. Хотите посмотреть? -- Отчего же нет? -- Доктор поправил на носу пенсне. -- С превеликим удовольствием. -- Тогда поедемте вместе, -- предложил Пал Палыч и распахнул дверь. Серапионыч осторожно влез в экипаж. Там, кроме Пал Палыча, сидели еще несколько стрельцов сыскного приказа. Экипаж стронулся с места. -- Коробейник, продавший некоему прихрамывающему человеку три куска мыла, опознал его на улице, и выяснить, где он скрывается, было делом считанных часов, -- сообщил Пал Палыч. -- И где же? -- полюбопытствовал доктор. -- Вы не поверите -- в нашей городской канализации! И, что весьма удивительно, их там несколько, не меньше троих. -- Очень оригинально, -- протянул Серапионыч. -- Мыло, кровь на кресте, канализация... -- О чем это вы? -- не понял Пал Палыч. -- Да так, свои мысли, -- неопределенно ответил доктор. -- В общем, мы перекрыли канализацию в обоих концах Ново-Cпасской улицы, -- продолжал глава приказа, -- а крышку заперли на замок. Так что возьмем их прямо в логове. За этими разговорами группа захвата доехала до Ново-Cпасской улицы, где собрался, кажется, чуть ли не весь царь-городский сыскной приказ. Несколько стрельцов, вооруженных пиками и секирами, стояли в непосредственной близости от люка. Поодаль толпились многочисленные зеваки. -- Ну все, можем начинать, -- сказал Пал Палыч, неспешно вылезая из экипажа. Один из стрельцов, гремя ключами, открыл замок, двое других сдвинули канализационный люк с места. Пал Палыч наклонился над зияющим отверстием и громко крикнул: -- Вы окружены, сопротивление бесполезно! Выходи по одному, и без глупостей! Из недр канализации заслышались какие-то неясные звуки, и минуту спустя из отверстия начал появляться перепачканный землей деревянный ящик, оказавшийся гробом. Следом за ним оттуда же вылезли два человека, одетые в лохмотья, от которых разило нечистотами. Оба щурили глаза и что-то бормотали себе под нос. Стрельцы тут же связали им руки и повели в экипаж. Тем временем с гроба сняли крышку, и под нею оказался уже несколько подпорченный труп некоего богато одетого человека. -- Князь Владимир! -- узнал покойника Пал Палыч. -- Черт побери, зачем он им понадобился?! -- Вообще-то я догадываюсь, зачем, -- пробормотал Серапионыч, -- но это долго объяснять. Глава сыскного приказа вновь склонился над люком и крикнул: -- А теперь -- хромой! Из отверстия вылез высокий мрачный тип в дырявой шинели, висевшей на нем, как на вешалке. Он озирался кругом и тоже что-то бормотал. Стрельцы подвели к Пал Палычу молодого парня в расшитой тесемками синей рубахе. -- Значит, вы и будете тот самый коробейник Петрушка? -- спросил Пал Палыч. -- Он самый и есть, -- весело тряхнул парень копной черных кудрей. -- Посмотрите внимательно, узнаете ли вы этого, гм, человека? -- А и смотреть нечего, -- Петрушка блеснул белозубой улыбкой, -- он же и есть тот господин, что купил у меня три куска мыла! Неожиданно "господин" зарычал, будто дикий зверь, и, отринув от себя двоих дюжих стрельцов, вынул что-то из кармана шинели. Не успели охранники схватиться за свои секиры, как он бросился к Петрушке и попытался это что-то засунуть ему в рот. Но, к счастью, неудачно -- стрельцы набросились на него сзади и скрутили руки. На мостовую упал брусок мыла. -- А вот и третий, -- удовлетворенно сказал Пал Палыч, поднимая мыло. -- Увозите их поскорее в сыскной приказ и проведите дознание по всем правилам, -- отдал он распоряжение своим подчиненным. -- Ах да, еще не забудьте убрать перекрытия в канализации. -- Все Рыжий виноват со своим дерьмопроводом, -- донеслись до Серапионыча слова одного из зевак в толпе. -- Раньше никаких притонов под землей не бывало... Серапионыч смотрел, как хромого уводят в черный экипаж. Он тоже опознал человека в рваной шинели, но отнюдь не торопился докладывать об этом главе сыскного приказа. Задержанный в недавнем прошлом был наемником в Придурильской республике и в других "горячих точках", и Серапионыч собственными глазами видел его труп в Кислоярском морге каких-нибудь несколько месяцев назад. -- Значит, и этот тоже из тех, -- пробормотал доктор. И, обернувшись к главе приказа, попросил: -- Пал Палыч, не позволите ли вы мне поприсутствовать при допросе задержанных? -- Да сколько угодно, -- рассеянно махнул рукой Пал Палыч. x x x Коренастый мужичок шел по дороге, что-то мурлыкая себе под нос. Время от времени он поправлял лямки рюкзачка и поглядывал по сторонам -- не случатся ли еще какие разбойнички. И вдруг он услышал топот копыт у себя за спиной и быстро развернулся. Завидев карету, он даже как-то расслабился и чуть усмехнулся. И поднял руку, будто голосуя такси, хотя такой жест был совершенно чужд этому миру. Но, что еще более странно, карета, чуть обогнав его, остановилась, и в ней открылась дверца, приглашая пешехода вовнутрь. На ходу снимая рюкзачок, путник потрусил к экипажу. И, плюхнувшись на мягкие сиденья, весело осклабился: -- Привет, Херклафф! Хозяин кареты изобразил на своем лице "улыбку крокодила", которая на путника не произвела никакого впечатления. -- Прифет, Каширский, -- ответил хозяин, хитро поблескивая моноклем, и крикнул извозчику: -- Челофек! Трогай! Мать тфою... И снова, обращаясь к своему попутчику, вежливо спросил: -- Я прафильно выразился? -- В общем-то правильно, Эдуард Фридрихыч, -- отвечал Каширский, разглядывая пуговицы на камзоле попутчика. -- Но пристало ли барону так выражаться? -- Пристало! Пристало! -- радостно закивал барон. -- Мужик есть тфарь, понимающая лишь грубое слофо. И, заметив ухмылку Каширского, веско добавил: -- Вот и князь Григорий со мной по этому фопросу фсегда быль софершенно согласен. Каширский с нескрываемой досадой пожал плечами и отвернулся к окну. Барон же, выдержав паузу, спросил елейным голосом: -- Я слышал, у фас были неприятности? Каширский резко повернулся, видимо, собираясь и ответить столь же резко, но наткнулся на улыбку барона, как на столб. -- Да, было тут дело... -- промямлил он. Херклафф же, протирая монокль платочком, продолжал тем же невинным тоном: -- Я думать, что наш сфетлейший князь ф честь праздника будет ф хорошем расположении духа. Каширский навострился: -- Какого праздника? -- А фы не знаете? -- ехидно отвечал барон. -- Ах, майн гот, я забыл, фы же сидели ф каталашка. Я прафильно фыразился? -- А выразиться по сути вы не можете? -- не выдержал Каширский. -- Можно и по сути, -- отвечал барон, водружая монокль на место. -- Хотя я и не особенно ф курсе сути. Тфести лет от князя Григория не было никаких фестей, и вот он фдруг прислал мне приглашений на праздник. Наферное, опять затефайт какую-нибудь гроссе делишко. Еще кофо-нибуть заколдофать... Я так полагать, что фы, херр Каширский, знайть больше? Хотя если фы сидеть ф каталашка... -- Я хоть и сидел в каталажке, но знаю побольше вашего, Эдуард Фридрихыч, -- не выдержал Каширский. -- Что за праздник, я вам не могу сказать, но, судя по всему, он приурочен к взятию Царь-Города. -- А разфе Царь-Город фзят? -- блеснул моноклем барон. -- Я этого не заметить... -- Еще не взят, но вот-вот будет взят, -- с запальчивостью продолжал Каширский. -- И лично я многое сделал, чтобы это произошло скорее и вернее. -- Ф каталашке? -- растянул губы в улыбке Херклафф. -- Далась вам эта каталажка, -- ухмыльнулся Каширский. Он понял, что барон его нарочно "поддевает" каталажкой, и усилием воли вернул себе обычное спокойствие. -- Я запустил своих людей в канализацию и дал им соответствующие установки. И одна из них -- устранить Рыжего. Именно он -- тот единственный, кто может реально помешать нашим планам. -- Да-а? -- удивился Эдуард Фридрихыч. -- А я его фидел на штрассе -- жифой и здорофый! -- Да этот придурок оба раза промахнулся! -- с досадой проворчал Каширский. -- Сперва задушил моего же человека князя Владимира, а потом -- некоего боярина Андрея. Хотя во второй раз он действовал с наводчицей, но тут уже, что называется -- хотели как лучше, а получилось как всегда. Ну а князя Владимира пришлось выкапывать из могилы. Я хотел его оживить и тоже зазомбировать, да по времени не вышло. Ну ничего, с этим можно не торопиться. Главное, что Рыжий жив! Да, такая осечка... -- Быфает, -- с деланным сочувствием покачал головой Херклафф. -- А что за нафотчица -- фероятно, фройляйн Аннет? -- Вы с ней знакомы? -- резко повернулся Каширский к барону. -- Не знаком, но фесьма наслышан, -- неопределенно ответил тот. -- O-о, мы, кажется, отшен скоро будем иметь радость фидеть наш благодетель князь Григорий! -- радостно воскликнул Херклафф, когда дорога резко повернула и впереди показался блок-пост, возле которого сновали наемники князя Григория. x x x Барон фон Херклафф, подобно Каширскому, был своим человеком в обеих реальностях, но, многие годы путешествуя туда и обратно, он и сам теперь не мог бы с уверенностью сказать, которая из них для него "основная". Каширский догадывался, что Херклафф имеет свое собственное "окно" в Риге (или в двух Ригах -- "нашей" и "параллельной") и многое отдал бы, чтобы узнать, где оно находится и как им пользоваться. За несколько недель до потрясшего всю Ливонию съедения Pижского казначея Хейнера фон Трепша некий скромно, но со вкусом одетый господин вошел в здание ЦК Компартии Латвии на улице Элизабетес и, сопровождаемый удивленными взглядами дежурных милиционеров и длинноногих секретарш, беспрепятственно проследовал в кабинет "главного". Хозяин кабинета, плюгавый лысенькиймужичонка, почтительно поднялся из-за стола: -- О, Эдуард Фридрихыч, как я рад вас видеть... Однако господин Херклафф отнюдь не был склонен к дежурным любезностям: -- Я же гофорил тебе, думкопф, тупая ты задница, что мне нушно фыфести наши ценности. Там федь есть и тфоя доля. А ты сидеть, как пень, и ничефо не делать! -- А что я должен делать? -- тихо спросил "главный", и его кроличья мордочка исказилась от страха. -- О майн готт, с какими болфанами мне приходится иметь дело. Срочно организуй зафарушку! -- приказал гость, надвигаясь на него, как удав. -- В каком смысле? -- побледнел "главный". -- Кончай фалять дурака! -- загремел Херклафф. -- Делай, что тебе гофорят! -- Но я и так сижу на штыках, -- залепетал хозяин кабинета, -- а если дело не выгорит, то меня же просто посадят! -- А мне што за дело! -- надменно ответствовал гость. -- Но если ты, мерзафец, не фыполнишь тофо, что я тебе фелю, то я тебя просто с гофном съем! -- Херклафф осклабился, обнажив свои клыки. "Главный" задрожал, будто осиновый лист, а гость недвусмысленно пододвинул к нему телефонный аппарат. -- Да я это, -- заговорил в трубку хозяин кабинета, набрав дрожащим пальцем нужный номер. -- Высылайте отряд ОМОНа... Куда? -- шепотом осведомился он у Херклаффа, прикрыв трубку ладошкой. -- Куда хочешь, туда и фысылай -- презрительно ответил тот. -- Глафное -- обеспечь этот, как ефо... Да-да, шум! -- Ну, тогда к министерству внутренних дел, -- велел "главный" и, положив трубку, искательно обратился к гостю: -- Теперь вы удовлетворены, уважаемый Эдуард Фридрихыч? -- Удофлетфорен, -- бросил Херклафф и, небрежно открыв дверь ногой, покинул кабинет. Выходя из здания ЦК, он увидел "газики" ОМОНа, мчащиеся в сторону МВД, и удовлетворенно пробормотал: -- Ну фсе, дело сделано, можно и фосфояси... x x x Антип и Мисаил сидели за столом в небольшой уютной комнате Ефросинии Гавриловны и пили чай. Радушная хозяйка потчевала скоморохов блинами с черничным вареньем, которые те уплетали за обе щеки. От более крепкого угощения они решительно отказались. -- Нынче ночью мы должны быть свежими и тверезыми, -- с некоторым сожалением сказал Антип. -- Нам предстоит выполнить важное задание, -- начал было Мисаил, но Антип незаметно наступил ему на ногу. -- А я уже давно догадалась, что вы здесь не просто так, -- проницательно прищурилась Ефросиния, -- и что Савватей Пахомыч по роду занятий вовсе не наш брат скоморох. Не буду расспрашивать вас, кто он на самом деле... -- А мы и сами этого не знаем, -- искренне пожал плечами Антип. -- Известно только, что нас с ним отправил тот человек, благодаря которому мы в тот раз вырвались из лап князя Григория. И, по моим наблюдениям, Савватей Пахомыч не совершает ничего предосудительного. Скорее даже наоборот. -- А мне, более того, кажется, что мы ему помогаем в таких делах, за которые потом не придется краснеть, -- тряхнув копной волос, промолвил Мисаил. -- И такое ощущение у меня второй раз в жизни. В первый раз я такое чувствовал там, в Белой Пуще. -- Да, и для меня тоже это был высший взлет, -- вздохнула Ефросиния. -- А что после? Мангазея, постоялый двор, пустые хлопоты, пьяные постояльцы и всякая дрянь... -- Хозяйка достала из шкапчика графинчик и набулькала себе в чарку смородиновой настойки. -- Ну, счастливого вам пути. Свидимся ли еще когда? -- И Ефросиния Гавриловна лихо опрокинула чарку себе в рот. -- Ну чего тебе? -- Последние слова относились к человеку с коротко остриженной головой, заглянувшему в комнату. Это был один из тех "лихих молодцев", с которыми утром встречался Дубов. -- Гавриловна, передай своему постояльцу, что дело сделано, -- и "новый мангазейский", нещадно скрипя сапожищами, вышел вон. -- И вот с такими рожами приходится дело иметь, -- печально развела руками Ефросиния. -- То ли дело на царевой скоморошьей службе... Бывало, сам князь Святославский проходил с нами эллинские трагедии перед показом у Государя... -- Сами виноваты, -- покачал головой Антип. -- Если бы тогда, в Белой Пуще, вели себя поскромнее, то и посейчас состояли бы на царевой службе. -- А я ни о чем не жалею, -- Ефросиния налила вторую чарку. -- В конце концов, все, что ни происходит -- все к лучшему. -- Кабы так... -- протянул Мисаил. -- Однако уже темнеет, пора будить нашего Савватея Пахомыча. Скоморохи встали из-за стола. -- Ну все, нам действительно пора, -- с деланной бодростью произнес Антип. И неожиданно дрогнувшим голосом добавил: -- Встретимся ли еще -- бог весть... -- Да благословит вас Господь! -- совершенно серьезно, безо всякой театральщины, прошептала Ефросиния и, тяжело встав из-за стола, истово, по-матерински перекрестила Антипа и Мисаила. x x x Татьяна Дормидонтовна неспеша прошлась по длинной анфиладе просторных горниц. -- Ох, давно же не бывала я в этом загородном тереме, -- вздохнула царевна. -- Кажется, с самого детства... Как сейчас помню -- батюшка на лужайке учил меня играть в лапту, а покойница матушка... Боже мой, да вот оно -- то кресло-качалка, в котором она так любила отдыхать. А я, бывало, примощусь рядом на низенькой скамеечке... -- И царевна, будто пытаясь уйти от нахлынувших воспоминаний, взбежала по скрипучей деревянной лесенке на второй этаж. "Все-таки напрасно я отослала охранников, -- озабоченно подумала Танюшка, вступая в полутемный коридор. -- Оставаться совсем одной в этом огромном тереме на отшибе большой дороги не очень-то уютно..." И вдруг, будто в ответ на ее опасения, заскрипел деревянный пол, и в конце коридора появилась какая-то темная фигура. -- Призрак! -- взвизгнула Танюшка, но, вспомнив о своем благородном происхождении, тут же взяла себя в руки: -- Сгинь, нечистая сила, изыди из царского терема! -- При этом она отважно сотворила крестное знамение. Однако призрак не сгинул, а преспокойно продолжал двигаться в сторону царевны. И тут она явственно различила в руках призрака внушительных размеров предмет в форме креста. Сомнений не было -- навстречу царевне плыл призрак покойного боярина Андрея. "Все ясно -- не похоронили, как подобает по православному обряду, вот он и бродит", смекнула Танюшка. -- О царевна, ты ли это? -- вдруг вопросил призрак зловещим шепотом. -- Д-да... Я, -- дрожащим голосом отвечала Татьяна Дормидонтовна, невольно отступая назад по коридору. -- Что ты делаешь тут, в этом затхлом пустынном тереме? -- продолжал расспросы призрак. -- А какое тебе дело? -- вскинулась было царевна, однако, сообразив, что с выходцем из небытия лучше не заедаться, честно ответила: -- Меня сюда отослал батюшка, подальше от возлюбленного. -- Вот как! -- будто бы даже обрадовался призрак боярина Андрея. -- Так ведь твой-то возлюбленный меня здесь вчера и поселил. На время, конечно. -- Неправда! -- топнула ножкой Танюшка. -- Не такой человек Рыжий, чтобы связываться со всякой потусторонней нечистью. -- Кто это нечисть?! -- вскричал было призрак, но крепко закашлялся -- давало знать недавнее покушение на удушение. -- Ты! -- заявила Танюшка. -- Ведь ты же призрак, а не я. -- Я -- призрак? -- изумился боярин. -- Ну, царевнушка, ты уж и скажешь! -- Так, значит, ты не призрак? -- только теперь начало доходить до Татьяны Дормидонтовны. -- Где ж ты видела, чтобы призрак ходил с крестом? -- сказал боярин Андрей. -- Обычно они бегут от креста, будто купцы от сборщика податей. -- Да, пожалуй, -- вынуждена была согласиться Танюшка. Что правда, то правда -- призраков, вооруженных крестом, да еще столь внушительных размеров, ей встречать еще не доводилось. Впрочем, равно как и призраков совсем без креста. x x x Около полуночи Василий стучался в обшарпанную дверь по тому адресу, который ему оставил дядя Митяй для связи. Дом представлял собой настоящую развалюшку в окружении таких же жалких лачуг. Дверь открыл сам дядя Митяй. -- О, это вы, Савватей Пахомыч! Ну, с чем пожавовали? -- С этими словами он провел своего гостя через темную прихожую в более чем скромно обставленную комнату, где на столе одиноко чадила свечка. -- Задание выполнено, -- присев на колченогий стул, сообщил Дубов. -- Вы его высведили? -- обрадовался Седой. -- Не только выследил, но и все остальное. Останки находятся в надежном месте, но к утру их желательно было бы все-таки убрать. -- Уберем, уберем, -- радостно приговаривал дядя Митяй. -- Савватей Пахомыч, благодарное Очечество не забудет вам этого вевикого дела!.. -- Но могут появиться осложнения, -- озабоченно перебил Дубов. -- Например, если кто-нибудь меня заметил. Так что я хотел бы уже до утра выехать из города. -- Да-да, конешно! -- Дядя Митяй порылся во внутреннем кармане и протянул Василию скрепленную печатями бумагу, на коей значилось, что податель сего, Савватей Пахомыч, должен быть повсюду пропускаем без задержек и путевых поборов. -- Вот спасибо! -- обрадовался Дубов. -- А как насчет наличности? Я об этом говорю отнюдь не из-за стяжательства -- но чтобы какое-то время скрываться, мне нужны средства. Дядя Митяй на минутку задумался: -- Давайте сделаем так. У меня сейчас пви себе почти нет денег, я не думав, што все случится так скоро. Я схожу к себе за деньгами, а вы приходите под утро прямо сюда, я вам отдам деньги, а вы мне покажете, где находится покойник. Потом смево можете ехать, я лично просвежу, чтобы вам не чинили препятствий, а остальное не довжно вас вовновать. -- Договорились! -- радостно потер руки Василий, вставая со стула. -- А я покамест пойду к Миликтрисе Никодимовне, надо же с ней проститься. Надеюсь, разлука будет недолгой... -- Дево молодое, -- захихикал дядя Митяй. -- На свадебку-то пвигласить не забудьте! За этими разговорами дядя Митяй проводил Василия, и тот скрылся во тьме переулка. За углом его ждала скоморошья повозка с Мисаилом на кучерском месте. -- Теперь -- на кладбище! -- вполголоса скомандовал Василий. -- Опять на кладбище! И ночью!.. -- театрально возмутился Мисаил, но Дубов уже решительно влезал в повозку. -- Н-но, родимые! -- прикрикнул Мисаил на лошадок, и те медленно потащили повозку по узкому переулку. x x x Как всегда по вечерам, Пал Палыч изучал сводку событий по Царь-Городу за минувший день. Однако на сей раз он их читал вслух, а его слушателем был ни кто иной как Владлен Серапионыч. Убедившись, что доктор непричастен к осквернению могилы князя Владимира, Пал Палыч проникся к нему гораздо большим доверием, чем в первые дни. -- "Лиходеи, извлеченные из канализации на Ново-Спасской улице, -- читал Пал Палыч, прихлебывая из блюдечка свой любимый чай с клюквенным вареньем, -- при дознании упрямо молчали и на вопросы отвечать отказывались. Лишь проходящий по делу по кличке "Хромой" сказал: "Каширский", после чего внезапно упал замертво. Установивший смерть лекарь Серапионыч произнес непонятное слово "зомби" и настоял, чтобы "Хромого" в покойницкой держали в ручных и ножных кандалах..." Что это значит, Серапионыч? -- Пал Палыч поднял удивленный взгляд на доктора. Серапионыч привычным жестом подлил в чай немного содержимого из своей скляночки. Ему нужно было многое объяснить своему собеседнику, но при этом не сказать ничего лишнего. -- Видите ли, достопочтеннейший Пал Палыч, -- начал Серапионыч, -- само понятие зомби пришло к нам из Африки, где некоторые колдуны владеют искусством оживлять покойников и подчинять их своей воле. Такой вот оживленный покойник и называется зомби. Это уже не совсем человек, и даже кровь у него другая... -- Ну вот, опять нечистая сила, -- вздохнул Пал Палыч. -- Но какое отношение ко всему этому имеет Каширский? -- Каширский поставил производство зомби, если так можно выразиться, на поточный метод, -- объяснил доктор. -- В тех краях, откуда прибыли все мы, то есть Василий Николаич Дубов, майор Селезень и ваш покорный слуга, не так давно начали появляться всякие темные личности, многие из которых числились мертвыми. И, едва засветившись, они куда-то бесследно исчезали. Между прочим, "Хромой" -- это один из них. -- Поганое дело, -- проворчал Пал Палыч. -- И теперь становится ясно, -- поправил Серапионыч сползшее набок пенсне, -- что Каширский и его люди сначала превращали весь этот сброд в послушных зомби, а затем переправляли в ваши края. -- Но зачем?! -- чуть не поперхнулся чаем глава приказа. -- Как это зачем? -- доктор отпил чаю с добавкой. -- Нападать на людей, выкапывать покойников и вообще выполнять все "установки" Каширского. -- Черт знает что, -- совсем погрустнел Пал Палыч. -- Мы и со своими лиходеями едва справляемся, а тут еще эта нежить... А кстати, Серапионыч, почему вы решили, что "Хромого" надо держать в покойницкой закованным? Теперь-то он уже по-настоящему покойник! -- Лучший покойник -- это мертвый покойник, -- вздохнул Серапионыч. -- Да, я был вынужден констатировать факт смерти, так как все процессы жизнедеятельности остановились. И все-таки эта смерть ненастоящая. -- В каком смысле? -- чуть нахмурился Пал Палыч. Ему начало казаться, что Серапионыч над ним просто смеется. Доктор же был серьезен, как никогда: -- Ну, во-первых, он и без того мертвец, а посему второй раз умереть не может. А во-вторых, чтобы его подопечные не проболтались, Каширский дает им дополнительную установку, согласно которой зомби немедленно умирает, если начнет говорить лишнее. И едва "Хромой" назвал имя Каширского, как тут же свалился замертво. Но эта смерть лишь кажущаяся -- через некоторое время труп оживает. Вот, собственно, почему я и попросил, чтобы с него не снимали кандалов. -- Бесовщина какая-то, -- поежился Пал Палыч. -- И что же теперь с ними делать? -- Лучше всего было бы их раззомбировать, ну, то есть, расколдовать, -- ответил Серапионыч. -- Но для этого нужен настоящий маг и чародей, причем не менее квалифицированный, чем господин Каширский. -- Где ж такого взять-то?.. Хотя вообще-то есть у нас один такой колдун, -- вспомнил Пал Палыч. -- Совсем недавно, пару недель тому обратно, он не только перехитрил Каширского, но даже умудрился выкрасть его из Белой Пущи и доставить в Царь-Город. А мы, старые тетери, упустили этого Каширского у себя из-под носа... -- Ну так зовите скорее вашего колдуна! -- подхватил Серапионыч. -- Увы, -- развел руками глава сыскного приказа, -- несколько дней назад он исчез из Царь-Города, и ни слуху, ни духу... Ну ладно, Серапионыч, хватит об этом, да еще и на ночь глядя. -- Пал Палыч заглянул в дневную сводку. -- Давайте о чем-нибудь повеселее. Вот, например, сообщение из Боярской Думы. -- Любопытненько, -- набулькал Серапионыч в чашку из любимой скляночки. Пал Палыч с выражением зачитал: -- "Слободская девка Маруська, выйдя за водой, застала своего жениха Ивашку лобызавшимся возле колодца с соседкой Нюркой, много известной всей Семеновской слободке своим веселым поведением. Увидя сие, Маруська ударила Ивашку по голове ведром, отчего ему на пол дня память отшибло, а оную деву Нюрку, дабы неповадно ей было, зело оттаскала за волосья..." -- Где, прямо в Боярской Думе? -- несколько удивился Серапионыч. -- Ах, извините, я не там читаю, -- спохватился Пал Палыч. -- Но вообще вы не подумайте чего дурного, народ-то у нас смирный... Ага, вот: "В Думе обсуждали вопрос отрешения от власти царя Дормидонта, и на этом сошлись мнения многих бояр. Разноголосицу вызвало то, что должно воспоследовать за смещением царя. Боярин Илюхин склонял Думу к созыву Народного Собора, дабы на нем низложить Дормидонта и избрать нового, достойнейшего Государя. Зато боярин Иосиф порывался тут же, прямо в Думе, провозгласить царем князя Длиннорукого. Сам же столичный градоначальник молча слушал сии речи, а затем поднялся и, поблагодарив своих приверженцев за доверие, решительно отказался от всяких притязаний на престол и призвал бояр и народ поддержать законного Государя Дормидонта Петровича. Однако, садясь на место, он бросил боярину Иосифу непонятные слова: "Не спешите, плод еще не созрел"... -- М-да, еще не созрел, -- как бы про себя пробормотал Серапионыч. -- Но очень скоро созреет. -- Что вы говорите? -- оторвался от занимательного чтива Пал Палыч. -- А, нет, это я так, своим мыслям. Пожалуйста, продолжайте. Пал Палыч продолжил: -- "В самый разгар жарких споров пришло известие, что в Боярскую Думу едет царь. По сему поводу боярин Илюхин сказал: "Наконец-то наш Государь образумился и решил самолично объявить о своем отречении". Вослед за известием явился и сам Государь Дормидонт Петрович. Был он грозен, но спокоен. И сказал речь краткую, но дельную, что Отечество в опасности и что отринуть надо раздоры и всем сплотиться перед лицом угрозы. Когда же Государь завершил речь, то все дружно зарукоплескали, а боярин Иосиф вскочил с места и запел Дормидонту Петровичу "Многая лета", в чем был усердно поддержан князем Длинноруким. По окончании пения градоначальник попытался было броситься Государю в объятия, но тот уклонился от оных и покинул Думу".