а такое добро позарится? И царь вновь захохотал, как показалось Наде -- слегка натужно. Тут из-за дверей раздался пронзительный визг: -- Да пропустите вы, засранцы, мне к самому надобно! Я царев посланник, а не какой-нибудь там! Дверь распахнулась, и в трапезную, зацепившись дырявыми башмаками за порог, впал Петрович. -- Что, вот он-то и есть царский посланник? -- несколько удивился Дормидонт при виде живописного отрепья, в котором щеголял бывший Соловей-Разбойник. -- Ну, дает однако же Путята! Имя нового царя прозвучало в первый раз со времени приезда гостей, и Наде показалось, что дружеская непринужденная обстановка словно бы оказалась нарушенной. Тем временем царский засланец неспешно поднялся с пола и, подойдя к столу, протянул хозяину мешок, а сам, не дожидаясь приглашения, уселся за стол. Дормидонт слегка поморщился, но ничего не сказал, а молча вскрыл мешок. Запечатанный сверток с посланием от царевны он бережно положил рядом с собой, а стопку бумаг, перетянутых бечевкой, не глядя сунул слуге: -- Отнеси ко мне. А еще лучше -- сразу в печку. -- И пояснил: -- Мне тут Путята присылает всякие отчеты о том, что в стране происходит, а я даже и не читаю. Так, просмотрю для порядка -- старались же люди -- и в сторону. -- Чего так? -- удивился Серапионыч. -- А зачем? -- пожал Дормидонт могучими плечами. -- Все едино, теперь я ни на что повлиять не могу. Да и, по правде сказать, не хочу. А для чего зря себя расстраивать? -- Ну так ведь новости бывают не только плохие, но и хорошие, -- возразил Василий. -- Хороших вестей у меня и тут хватает, -- ответил царь. -- Вот хоть на той неделе вот такую щучищу, понимаешь, словил. -- И Дормидонт раздвинул руки, едва не смахнув все, что было на столе. -- Скажу вам, рыбалка у нас тут -- ого-го! Непременно свожу вас на пруд... Да знаю-знаю, вы сюда за каким-то делом прикатили, ну так что же с того? Дело делом, а и рыбная ловля -- тоже дело. Вот вчера я тако-ого леща поймал!.. Или нет, еще больше. -- Как врач могу сказать, что вывих плечевого сустава -- профессиональная травма всех настоящих рыболовов, -- заметил Серапионыч. -- Это из-за того, что приходится удочку резко дергать? -- предположила Надя. -- Да нет, из-за того, что рук не хватает улов показывать, -- совершенно серьезно ответил доктор. Все рассмеялись, и громче всех -- Дормидонт. Один Петрович, имевший за плечами не самый приятный опыт общения с рыболовами, презрительно скривился. Тут засобирался дон Альфонсо: -- Ваше Величество, благодарю вас за гостеприимство, но мне пора ехать. -- А чего так скоро? -- с некоторым разочарованием сказал Дормидонт. -- В кои-то веки свиделись, и нате вам пожалуйста -- ехать пора. -- Дело в том, Государь, что путь я держу в... -- дон Альфонсо еще раз произнес мудреное название, -- и хотел бы засветло добраться до Новой Мангазеи, чтобы там заночевать. -- А при чем тут Мангазея? -- удивился Дормидонт. -- Ехали бы через Царь-Город -- так чуть не вдвое ближе. -- Да вот друзья отсоветовали, -- кивнул дон Альфонсо на Чаликову и Дубова. -- Говорят, в Царь-Город нам, ново-ютландцам, лучше не соваться. -- Отчего же? -- еще более изумился Дормидонт. Ничего не поделаешь -- пришлось Чаликовой вкратце пересказать то, что она слышала и видела на открытии водопровода. И хоть Надежда старалась не сгущать краски, а скорее даже наоборот, но по мере повествования лик бывшего царя все более мрачнел. Зная лучше других нрав Дормидонта, Серапионыч ожидал бури, но тут, к счастью, в трапезной появился дон-Альфонсовский кучер: -- Простите, хозяин, но в путь отправляться никак нельзя -- правое заднее колесо сломалось. -- Как же так, Максимилиан? -- нахмурился дон Альфонсо. -- Разве ты не проверял колеса, когда мы выезжали из дома? -- Такой вид, что его только что подпилили, -- спокойно ответил Максимилиан. -- Ума не приложу, кто бы мог это сделать? -- Тот, кто оставался возле карет, покамест нас повели в терем, -- заметил Дубов. Все взоры оборотились на Петровича, который по-прежнему сидел, развалившись на стуле, и цапал со стола всякие лакомые кусочки. -- Ну что вы на меня уставились? -- заверещал Петрович. -- На какого шута мне ваше колесо? Неча на других валить, коли свое добро беречь не умеете! -- А кто еще, как не вы, Петрович, -- не удержался Васятка. -- Я ж помню, какой вы злющий были, когда все пересели к дону Альфонсо. -- Да, я! -- нимало не смущаясь, заявил Петрович. -- А чего с такими цацкаться? Они нам всякие пакости делают, а мы им даже колесо подпилить не можем? -- И, обернувшись к дону Альфонсо, Петрович скорчил мерзкую рожу и высунул язык. И тут поднялся Дормидонт -- медленно, но грозно. -- Дон Альфонсо -- мой гость, -- сдержанно проговорил Дормидонт. -- И в моем доме я не потерплю никаких выходок. Вам понятно, господин Петрович, или как вас там? Тут бы Петровичу помолчать, а еще лучше -- признаться, что не по делу погорячился, но увы: когда его "несло", то остановиться было уже трудно, почти невозможно. -- "В моем доме", -- передразнил он Дормидонта. -- А что здесь твое? Это все награблено у трудового люда, а сам ты -- такой же голодранец, как я! Кулак Дормидонта с грохотом опустился на стол. Явственно звякнула посуда. -- Вон, -- негромко проговорил царь. -- Ступай на конюшню и скажи, что я велел тебя как следует высечь. Петрович соскользнул со стула, попытался подняться, но, зацепившись за половичок, растянулся на полу. -- Воооон!!! -- рявкнул Дормидонт. Петрович с трудом встал на четвереньки и как мог скоро пополз к выходу. -- Да, так что же с колесом будем делать? -- как ни в чем не бывало спросил царь, задумчиво проводив Петровича взором. -- Скажи, любезнейший Максимилиан, до Мангазеи оно, конечно, не доедет? -- Не доедет, Ваше Величество, -- уныло подтвердил возница. -- А до Боровихи, пожалуй, доедет, -- продолжал Дормидонт. -- Вот что я вам посоветую, дон Альфонсо -- поезжайте-ка вы к нашему кузнецу. Он такой у нас умелец, что любую неполадку, понимаешь, в два счета починит. -- Ну, тогда сразу же и поеду, -- засобирался дон Альфонсо. -- И я с вами, коли не возражаете, -- вызвался Дубов. -- Всегда мечтал поглядеть на настоящую кузницу. Васятка, а ты как? Васятка молча кивнул. -- Это вы хорошо придумали, -- одобрил Дормидонт. -- А то уехали бы, и только вас, понимаешь, и видели. А так еще вернетесь. Тогда уж и потолкуем, и былое вспомним. Оставшись за столом втроем с хлебосольным хозяином и доктором Серапионычем, Надежда решила приступить собственно к сути дела. -- Ваше Величество, я давно увлекаюсь изучением всяких древних построек, -- начала она как бы издалека, -- а ваш терем кажется мне весьма редкостным сооружением. Не могли бы вы нам с доктором немного про него рассказать? Однако Дормидонт сразу "раскусил" чаликовские маневры: -- А вы не крутите, сударыня, кругом да около -- скажите сразу, чего узнать желаете. Что ведаю, ничего не утаю. Надя вопросительно посмотрела на Серапионыча. -- Полагаю, Наденька, нам незачем что-либо скрывать от Государя, -- заметил доктор. -- А о том, для чего мы сюда прибыли, знает даже Петрович. Затем и отряжен -- следить за нами. -- И очень хорошо, что теперь его здесь нету, -- добавила Чаликова. -- Вообще-то мне, наверно, не следовало отсылать его на конюшню, -- чуть помолчав, произнес Дормидонт. -- А уж тем более сечь. Просто меня давно уже никто так бесстыдно не гневил... Да, так за каким делом бишь вы сюда приехали? -- Прежде всего мы были рады возможности повидать Ваше Величество, -- поспешно, пока Надя не приступила к расспросам, сказал Серапионыч. -- И лично для меня все дела и все задания -- не более как удачный повод с вами повидаться. -- Да ладно уж тебе, эскулап, -- пробурчал Дормидонт, хотя чувствовалось, что слова доктора пришлись ему по душе, потому что были искренни. -- Это все присказки, а вы давайте ближе к делу. -- Суть дела в том, -- решительно заговорила Надя, -- что обнаружилась рукопись, из которой следует, что сокровища вашего предка, царя Степана, возможно, спрятаны где-то здесь. Если не в самом тереме, то в его окрестностях. И вот для их-то поисков ваш зять господин Рыжий нас и пригласил. -- Какая еще рукопись? -- изумился Дормидонт. -- Какие сокровища?! Чаликова достала из сумочки журналистский блокнот: -- Я тут вот кое-что переписала. Это письмо двухсотлетней давности, адресованное вашему пращуру царю Степану. Оно было случайно найдено в царь-городском древлехранилище, и кто-то решил, что там идет речь о сокровищах, которые он вывез из Новой Мангазеи. -- Надя перелистнула несколько страниц и зачитала: "Докладаю тебе, батюшка Великий Царь, что поручение твое выполнил и привез искомое имущество в Боровиху, где и ожидаю тебя, дабы распорядиться оным по твоему, Государь, усмотрению и повелению. Засим поздравляю тебя со славной годовщиною твоего рождения и желаю прожить еще шесть десятков лет на радость себе и на благо народу нашему. Остаюсь, батюшка, твой верный и преданный холоп Митька Смурной". -- Да-а, весьма любопытно, -- проговорил Дормидонт. -- Но при чем тут, понимаешь, Степановские сокровища? Надежда посмотрела на Серапионыча, как бы предоставляя ему продолжить рассказ. Доктор прокашлялся, зачем-то поправил на носу пенсне и привычно добавил в чай несколько капель из невзрачной на вид скляночки, которую неизменно держал во внутреннем кармане: -- По словам господина Рыжего, документ относится к моменту очень интересному с точки зрения истории. Хотя дата и не поставлена, однако можно понять, что письмо было написано в канун шестидесятилетия царя Степана. Как раз незадолго до этой знаменательной даты Степан вернулся из похода на Новую Мангазею, откуда привез немало всяких богатств, включая полупудовый алмаз, хотя лично я сомневаюсь, что такие в природе вообще встречаются. И вот незадача -- как раз через несколько дней после торжественного празднования славной победы, совмещенного с не менее славным юбилеем, Государь внезапно занемог и еще через неделю умер. Вот. А Димитрий Смурной был одним из ближайших поверенных царя Степана и выполнял его самые тайные поручения... Хотя вы, Государь, все это и без нас хорошо знаете. -- Знаю, конечно, как не знать, -- кивнул царь. -- Ну да ты, эскулап, все едино продолжай -- складно говоришь. -- И вот сведущие люди рассудили, что царь Степан вполне мог поручить этому Митьке Смурному распорядиться трофеями, привезенными из Новой Мангазеи, -- не без важности продолжал Серапионыч. -- То есть тайно перевезти сокровища в Боровиху. А затем он сам должен был туда прибыть, чтобы ими распорядиться, но не успел, так как заболел и вскоре скончался. -- Доктор глянул на Чаликову. -- Наденька, я ничего не напутал? -- Нет-нет, все верно. Сразу после похода была составлена подробная опись драгоценностей, однако ни одна вещь из этого списка так нигде и не "засветилась". Из чего следует, что сокровища до сих пор там и лежат, где их спрятали два века тому назад. То есть либо в Боровихе, либо где-то здесь, потому что Загородным или Царским Теремом это место начали называть около ста лет назад, а раньше звали Боровихой. Ну, так же, как и соседнюю деревню. Вот, собственно, и все. И на основании вышеизложенного мы должны будем искать сокровища в ваших краях. -- Пустое, -- махнул рукой Дормидонт, который очень внимательно слушал рассказ Нади и Серапионыча. -- Похоже, кое-кому уже просто делать, понимаешь, больше нечего. -- Государь, если под "кое-кем" вы подразумеваете Рыжего, то ему-то как раз есть, что делать, -- почтительно возразил Серапионыч. -- Но инициатива искать сокровища исходит отнюдь не от него. И ежели Василию Николаичу с его сыскными способностями не удастся раскрыть эту тайну, то сюда приедут совсем другие люди, станут ломать стены и потолки, перекопают всю землю, а то еще и начнут черпать воду из пруда... -- Поверьте, Ваше Величество, мы вам не угрожаем, -- подхватила Надя, заметив, как помрачнело лицо Дормидонта, -- но такова правда жизни. И ни вы, ни мы здесь ничего поделать не можем! Царь не ответил, лишь поставил локти на стол и закрыл лицо широкими ладонями. Надя и Серапионыч с опаской переглядывались, не зная, чего ожидать. Через несколько мгновений Дормидонт отнял ладони от лица, и доктор поразился -- бывший монарх, который только что казался таким посвежевшим и помолодевшим, вновь выглядел тем смертельно усталым человеком, каким Серапионыч знавал его год назад. -- Спрашивайте, -- сказал Дормидонт каким-то отчужденным голосом. -- Что знаю, ничего не утаю. -- Тут вот нижняя часть терема сделана из камня, а верхняя из дерева, -- приступила Надежда к расспросам, взяв на изготовье блокнот и авторучку. -- Было ли так спроектировано с самого начала, или второй этаж достроили позже? -- Погодите, сразу и не вспомнишь... -- Дормидонт ненадолго задумался и потом заговорил оживленно и по-деловому (Наде показалось -- нарочито оживленно и по-деловому): -- Значит, так. Степан собирался строить терем в три жилья, и все три каменные, но успел только самый низ. Он ведь вроде бы вообще собирался здесь проводить большую часть года, потому и строиться задумал основательно. А его наследник Феодор Степанович тут бывал изредка, наездами, ему хоромы были ни к чему, и он велел надстроить сверху только одно жилье, да и то деревянное. -- В деревянном жить и для здоровья пользительнее, -- ввернул Серапионыч. -- Неужто? -- чуть удивился Дормидонт. -- Ну, тогда непременно велю опочивальню наверх перенести... И что еще вы хотели узнать? Теперь задумалась Надежда. Ведь ей предстояло выведать, какие постройки и прочие сооружения были уже при жизни царя Степана, а какие появились после. Эти сведения должны были значительно сузить круг поисков. Тут ее взор через окно упал на отдельно стоящий домик: -- Государь, а что у вас там? -- У меня -- ничего, -- откликнулся Дормидонт. -- Пустой стоит. А раньше там, по правде сказать, много чего бывало. Дайте-ка припомнить. Ну вот хоть Федор Степанович, он устроил там что-то вроде домашней церкви -- больно уж верующий был человек. А другой царь, не буду его имени называть, дело-то прошлое, до девок был шибко падок. Ну, в тереме-то не всегда удобно, вот он домик и приспособил. Правда, и до добра его такие похождения не довели, -- вздохнул Дормидонт. -- А дед мой, царь Никифор, тот и вовсе в чернокнижие ударился -- поверите ли, друзья мои, из конского навоза вздумал золото добывать! Ну, в самом-то тереме такими опытами не очень-то займешься, дух уж больно крутой, вот он и нашел подходящее место. Но это еще что! Дядюшка мой, Иван Ильич, вздумал там огурцы солить, и вот однажды... Надя с Серапионычем слушали рассказы Дормидонта о стародавних временах, не очень надеясь найти в них "рациональное зерно" к поискам сокровищ, но радуясь уж тому, что царь немного отвлекся от мрачных дум и выглядел не столь замотанным и усталым, как в начале этого неприятного разговора. x x x Все так же перебраниваясь, Анна Сергеевна и Каширский продолжали свой нелегкий путь. При этом "человек науки" то и дело останавливался и склонялся над копытно-колесными следами, выискивая все новые доказательства того, что идут они верным путем. Однако госпожа Глухарева относилась к следопытским изысканиям своего спутника без должного пиетета: -- Да что вы там, дьявол вас побери, опять отстаете? Так мы до вечера нидокудова не дойдем! -- Дойдем, Анна Сергеевна, дойдем, не беспокойтесь, -- уверенно отвечал Каширский, с сожалением отрываясь от следов и поспешая за Глухаревой. -- Главное -- не сбиться с пути, и пока мы следуем в соответствии с научными методами, все будет в порядке! -- Дай вам волю, так вы со своими идиотскими методами в трех елках заблудитесь, -- не унималась Анна Сергеевна, -- а потом скажете, что ставили научный экскремент! Вскоре показался перекресток -- дорогу пересекала другая, более узкая, и следы явственно указывали, что и обе кареты, и все лошади, сколько бы их ни было, повернули направо. Однако вместо того, чтобы следовать туда же, Каширский остановился и задумался. -- Ну идемте же, -- тормошила его Анна Сергеевна. -- Чего встали, как столб? -- Да уж, не добралась еще цивилизация до этого забытого уголка, -- вздохнул Каширский. -- Нет бы поставили указатели, написали расстояния и все прочее. -- Ага, и открыли "Макдональдс" для господ проезжающих, -- ядовито подпустила Глухарева. -- Ну, зачем же "Макдональдс", -- возразил Каширский. -- Лучше бы что-нибудь более экологически полезное... -- А мне кажется, оттуда кто-то едет, -- перебила Анна Сергеевна. -- Откуда, откуда? -- заозирался Каширский. -- Ах, оттуда! Полагаю, Анна Сергеевна, нам с вами следует понаблюдать, но самим не "светиться". На сей раз Глухарева не стала спорить, а тут же залегла в придорожную канаву. Каширский последовал за ней, и вскоре искатели чужих сокровищ имели счастливую возможность наблюдать, как по "перпендикулярной" дороге, прихрамывая на одно колесо, прогромыхала карета, которую тащила пара лошадей. Когда экипаж, перевалив через главную дорогу, скрылся за ближайшим поворотом. Каширский и Анна Сергеевна вылезли из укрытия. -- Ну, что скажете? -- насмешливо спросила госпожа Глухарева. -- Карета ехала с той стороны, куда она завернула незадолго до настоящего момента, -- глубокомысленно изрек Каширский. -- Причем одно колесо еле держится, это и по следам видно. Да и карета явно не Рыжего. -- Сделали открытие, -- презрительно фыркнула Анна Сергеевна. -- Это и так ясно. Карета кого-то из Мухоморских придурков-рыцарей. А кто был внутри, вы заметили? -- Ну разумеется, заметил, -- охотно откликнулся Каширский. -- Их было трое. Один -- некто лично мне незнакомый, по всей вероятности, владелец кареты. Другой -- Василий Дубов, а третий -- какой-то юноша. Но я не исключаю вероятности, что на самом деле это Надежда Чаликова, ибо еще во время пребывания в Новой Ютландии она имела несколько противоестественный обычай переодеваться мальчиком и даже исполняла должность пажа при короле Александре. Вероятно, это является следствием трансвестических наклонностей госпожи Чаликовой... -- Да при чем тут Чаликова? -- брюзгливо перебила Анна Сергеевна. -- Мальчишка -- из ихней шайки, прислужник у какого-то попа. Ну и куда ж нам теперь, по-вашему, двигать? -- Либо туда, либо сюда, -- ответил Каширский с видом ученого-экспериментатора. -- Можно, конечно, остаться здесь и ждать дальнейшего развития событий, но вы, Анна Сергеевна, как я понимаю, будете против. -- Правильно понимаете, -- буркнула Глухарева. -- Тогда я предлагаю направиться влево, -- предложил Каширский. -- Если что, всегда можем вернуться и подкорректировать направление поисков. На том и порешив, авантюристы зашагали в ту сторону, куда только что проехала карета дона Альфонсо. x x x Нынешний день складывался для Царь-Городского градоначальника князя Длиннорукого, прямо скажем, далеко не самым лучшим образом: ранний подъем, пропажа Петровича, наконец, неприятный разговор у царя -- все это требовало вознаграждения. И его князь решил себе доставить за обедом -- то есть не ограничивать себя ни в еде, ни, естественно, в питье. А так как градоначальник по природе был человек общественный, то обедал обычно не один, а вместе с полдюжиной ближайших подчиненных. В небольшой харчевне через дорогу от градоуправления хорошо знали и князя, и его помощников, потому что обедали они там чуть не ежедневно. Более того, Длиннорукий по доброте душевной частенько угощал своих сотрапезников, ожидая взамен совсем немногого -- чтобы они с открытым ртом слушали все, что он говорит (вне зависимости от мудрости речей) и от всей души смеялись его шуточкам, также независимо от степени их остроумия. Когда уже было съедено немало, а выпито и того больше, в харчевню вошел некий иноземного вида господин. Сюда он заглянул явно ненадолго и направился прямо к стойке. -- Что кушать будете, почтеннейший? -- любезно поклонившись, осведомился трактирщик. -- О найн, я уже покушаль, -- с лучезарной улыбкой ответил иноземец. -- Я бы хотель, как это, запить. -- Чего изволите? Медовушка, водочка? Особо посоветовал бы нашу наливочку -- другой такой нигде нет, и не ищите! К рыбке лучше нее ничего не найдете, это любой вам скажет, да вот хоть наш обожаемый градоначальник! Впрочем, обожаемый градоначальник ничего этого не слышал -- он произносил очередную здравицу: -- Так подымем же наши чары за это самое... Не знаю, за что, но подымем! -- Скажите, битте, а что у фас есть к мясо? -- полюбопытствовал иноземец. -- Ну, это смотря к какому, -- со знанием дела заметил трактирщик. -- К говядинке хорошо одно, к свининке другое, а к баранинке -- и вовсе третье... Позвольте полюбопытствовать, сударь, а вы какое мясо кушать изволили? -- Ну, дас нихт ист суть важно, -- отчего-то слегка смутился почтенный иностранец. -- Ф общем, налейте что-нибудь на ваш усмотрение! И тут его заметил Длиннорукий. И не только заметил, но и непритворно обрадовался. А обрадовавшись, выскочил из-за стола, едва не опрокинув стул, и бросился навстречу заморскому гостю. Но споткнулся о неровность в полу и непременно свалился бы, кабы почтенный иноземец его не подхватил. И, может быть, напрасно -- движимый непритворной любвеобильностью, да еще подогретой выпитым, князь тут же заключил ценителя мясных запивок в страстные объятия и столь же страстно облобызал, едва не смахнув монокль последнего на пол. А оторвавшись от иноземца, тут же потащил его к себе за стол: -- Это ж такая встреча! Эдуард Фридрихыч, само Провидение прислало сюда вас, вы непременно должны с нами отобедать! -- Данке шон, я уже есть отобедать, -- вяло сопротивлялся Эдуард Фридрихович, но князь его и не слушал. -- Да знаете ли вы, невежды и оболтусы, кто это? -- продолжал он, обращаясь уже к своим сотрапезникам. -- Это ж великий предсказатель Херклафф. Что он ни сболтнет -- все исполнится! Господин Херклафф, не любивший излишней огласки, чуть поморщился, но поняв, что от градоначальника все равно не отделаешься, милостиво позволил ему усадить себя за стол. Следом трактирщик принес чарку красного, будто кровь, вина, и с почтительным поклоном поставил ее перед Херклаффом. -- Истинно говорю вам, сей иноземец -- великий пророк, -- не унимался Длиннорукий, -- и будь моя воля, я бы непременно присовокупил его прорицания к Ветхому Завету, ко всяким Илиям, Захариям и Самуилам! Знаете ли, господа, кто нашему славному Саулу, сиречь обожаемому Путяте, царство предсказал? Да все он же, Эдуард Фридрихович! -- Ну, фы несколько преувеличивает мой способности, -- отпив немного вина, возразил Херклафф. -- Ничего не преувеличиваю, -- продолжал князь. -- А скажите, дорогой господин Херклафф, вы могли бы и мне будущее предсказать? -- Вам? -- слегка удивился чародей. -- А разве у фас есть будушшее? Впрочем, с довольствием. То есть нет, с удовольстфом. -- Ну так давайте нынче вечерком, -- обрадовался градоначальник. -- Заходите ко мне прямо домой, по-простому, я вас угощу как подобает, да и насчет вознаграждения не беспокойтесь... -- Битте, херр князь, но я уже это... угостился, -- отклонил Эдуард Фридрихович заманчивое предложение. -- А фознограшдение -- дас ист пустячки, главное для меня -- помогайть хорошему человек. То есть вас. Нихт бляйбен, давайте приступать. -- Как, прямо теперь? -- опешил Длиннорукий. Ему, конечно, хотелось узнать свою будущность, но не в присутствии же подчиненных, которые внимательно прислушивались к беседе своего начальника со знаменитым предсказателем. -- Тепер, тепер, -- радостно блеснул моноклем господин Херклафф. -- Как это гофорят: ковай железку, не отходя от кассы! -- Ну что ж, теперь так теперь, -- вынужден был согласиться Длиннорукий. -- Айн момент! -- С этими словами чародей медленно поднялся из-за стола и вдруг одним стремительным прыжком оказался в углу харчевни. Вернулся он, держа в ладони маленькую серую мышку. -- Дас ист майн ассистент, -- пояснил предсказатель, ласково поглаживая мышку по спинке. И, обратившись к своему "ассистенту", попросил: -- Битте, предсказайте, что ожидайт мой либе приятель херр бургомистер князь Длинноруки! Мышка кинула на градоначальника быстролетный взор глазок-бусинок и, как показалось князю, хитро ему подмигнула. Князь уже неясно чувствовал в действиях чародея и его помощницы какой-то скрытый подвох. Но отступать было поздно. Тем временем мышка запищала: -- Что тебя ждет, князь, то для меня покрыто мраком, но зато ясно вижу твою почтеннейшую фрау княгиню... Мышка прорицала достаточно громко и, если так можно сказать, членораздельно, разве что в ее писке порой проскальзывал такой же заморский выговор, как у самого Эдуарда Фридриховича. Градоначальник хотел было вмешаться и сказать, что его куда больше волнует собственная участь, а не будущее Евдокии Даниловны, однако мышка тараторила так, что вклиниться было просто невозможно: -- Я вижу, что твоя супруга будет эта, как ее... -- Мышка на миг замолкла, то ли забыв нужное слово, то ли затрудняясь его произнести. -- В общем, у нас в Рига это называется фройляйн с Чака штрассе... Княжеские сотрапезники еле сдерживали смех -- они уже сообразили, что мышка говорит не сама, а голосом чревовещателя Херклаффа. Один лишь градоначальник воспринимал все эти священнодейства всерьез: -- Да ты по-человечески говори, а не по-бусурмански -- кем будет моя жена? -- Князь, может быть, она хотела сказать -- царицей? -- негромко промолвил один из чиновников. Такое предположение пришлось Длиннорукому по душе, но он старался этого не показывать: -- Так ведь не сама же она по себе будет царица, или как ты ее там обозвала? -- Фройляйн с Чака штрассе, -- повторила мышка. -- Это то же самое, что у вас в Царь-Город зовется девушка из... из Белая слободка. -- Может, Бельская слободка? -- давясь от смеха, проговорил другой чиновник. -- Я, я, натюрлихь! -- радостно подпрыгнула мышка на ладони прорицателя. -- Именно это я хотель сказать! -- Что? -- вскочил князь. -- Да как ты смеешь!.. -- Я... я говорить то, что видеть! -- запищала мышка, непроизвольно пятясь. -- Что ты можешь видеть! -- бушевал градоначальник. -- Не знаю и знать не хочу, кому понадобилось позорить меня и мою семью, но заявляю -- ничего не получится! Посетители харчевни, не слышавшие мышиных прорицаний, в недоумении оборачивались, не понимая, что за муха укусила городского голову. Чиновники почти откровенно хихикали, один лишь Херклафф хранил непроницаемый вид, и только блеск монокля выдавал в чародее нечто вроде "чуфстфа глубокого удофлетфорения". -- Ну все, данке шон, можешь быть фрай, то есть свободен, -- негромко сказал он мышке. Та немедленно сбежала вниз по брюкам Херклаффа и шмыгнула в угол. -- Извините, херр князь, я не есть местный, вас ист дас -- Бельская слободка? -- с самым невинным выражением лица спросил Херклафф градоначальника, когда тот, излив всю желчь и всю досаду, бухнулся за стол. Длиннорукий глянул на прорицателя диким взором: -- А вы не знаете? Это как раз та часть нашей благословенной столицы, где обитают всякие шлюхи и потаскухи! -- Значит, она называль вашу фрау княгиню шлюкка и потаскукка? -- непритворно возмутился чародей. -- Дас ист непростительный дерзость. Я непременно должен наказайть мою фройляйн ассистент! -- Как ее накажешь, -- уныло протянул Длиннорукий. -- Убежала -- не воротишь! -- Да вот же она! -- воскликнул один из княжеских помощников. -- Гляди, в углу сидит и еще скалится! Такого градоначальник вытерпеть не мог -- с воплем "Я тебе покажу, засранка!" он кинулся в угол, но, не рассчитав движений, чувствительно стукнулся лбом об стенку. Мышка же преспокойно скрылась в одной из многочисленных щелей. Так как господин Херклафф под шумок незаметно покинул харчевню, то весь градоначальничий гнев пал на голову трактирщика: -- Что у вас тут за безобразие -- всюду щели, дыры, мыши бегают, да мало того что бегают, так еще приличных людей оговаривают! Завтра я сюда приду -- чтобы все блестело! Чтобы мыши не шныряли, где попало, а в струнку стояли при одном виде градоначальника! А не то прихлопну вашу похабную лавочку к такой-то матери! Владелец харчевни только кивал да приговаривал: -- Будет сделано, господин князь, будет исполнено, господин князь. А про себя думал: "Как же, так сейчас и прихлопнешь. А где ж ты, обжора, столоваться будешь, как не у меня?". x x x Боровихинская кузница находилась справа от дороги, при въезде в деревню. Внешне она выглядела как самый обычный дом, и Дубов с доном Альфонсо наверняка бы проехали мимо, если бы не Васятка: -- Вот здесь, должно, и будет кузница. -- Как, с чего ты взял? -- в один голос удивились его спутники. -- На обычную избу не похожа, -- охотно пояснил Васятка. -- Ни тебе забора толкового, ни огорода. А построена из камня -- не из дерева. Васятка оказался прав -- едва карета встала перед высокой и широкой дверью, как оттуда выскочил рыжебородый человек: -- Приветствую вас, господа. Видать, починка нужна? -- Увы, -- печально развел руками дон Альфонсо. -- Но Его Величество Дормидонт говорил, что вы, господин кузнец, с любой работой справитесь. -- А-а, так вы от Государя? -- в голосе рыжебородого послышалось непритворное уважение и почтение. -- Только я не сам кузнец, а его помощник. Зовите меня просто Илья. -- А как по батюшке? -- спросил Дубов. -- Да по батюшке как назовете, на том и благодарен буду, -- рассмеялся Илья. -- Лишь бы не по матушке. Вижу, у вас колесо не в порядке? Ну да Порфирию-то Прокофьичу, кузнецу нашему, это раз плюнуть. А ежели и еще чего, так он с радостью сделает, особенно для друзей Дормидонта... За этими речами Илья ввел гостей в помещение, которое можно было бы принять за что угодно, только не за кузницу -- там стояли столы и удобные кресла, а на окнах красовались яркие занавески. -- Мы сами завезем вашу карету вовнутрь, -- пояснил Илья, -- а вы покамест погодите здесь. Ежели угодно прилечь, то и это устроим. -- А как же с оплатой? -- удивился дон Альфонсо. -- Потом, после, -- беспечно махнул рукой Илья. -- Я ж вижу, что вы люди приличные, добротные -- сладим по совести. В это время Дубов с любопытством оглядывал комнату, и его внимание привлекла крупная подкова, прибитая над дверью. Василий приподнялся на цыпочки и стал внимательно ее разглядывать. Несмотря на ржавчину, можно было заметить на подкове какую-то надпись. Некоторые буквы прочесть было очень трудно, и Василий понял только, что с левой стороны буквы они всего латинские, а справа -- не то старославянские, не то какие-то еще. -- Да она тут уже давно висит, -- пояснил Илья. -- Сколько себя помню, столько и подкову помню. А что, разве на ней еще что-то и написано? Василий извлек из внутреннего кармана лупу -- верную спутницу частного (да и всякого иного) сыщика -- и стал внимательно изучать левую сторону подковы. Надпись состояла всего из нескольких букв, и первая, несмотря на то, что была сильно сбита, все-таки была похожа на "N". После нее следовал пробел, а далее шли подряд еще девять букв, из коих Дубов с большей или меньшей уверенностью прочел вторую -- "А", четвертую -- "G" и шестую -- "S". Еще предпоследняя, восьмая, была более узкой, а свержу нее находился бугорок, из чего детектив решил, что это могла быть буква "i". Дубов перенес надпись к себе в блокнот, заменив "нечитаемые" буквы точками: "N.A.G.S.i." Правая надпись сохранилась лучше -- видимо, из-за особенностей походки лошади -- но она представляла письменность, с которой Василий знаком не был. -- Дон Альфонсо, посмотрите, пожалуйста, сюда, -- попросил Дубов. -- Может, вы прочтете? Едва глянув на подкову, дон Альфонсо, тут же ответил: -- Так это ж по-гречески. Увы, сим наречием я не владею, но прочесть немудрено -- "Вендополь". -- И что это значит? -- оглядел Дубов присутствующих. Все молчали. Илья переминался с ноги на ногу, желая поскорее приступить к работе. -- Еще один, последний вопрос, -- обратился к нему Василий. -- Знаете, мы с доном Альфонсо и Васяткой очень интересуемся всякой стариной. Нет ли у вас в селе старожилов, которые могли бы рассказать, как сюда попала эта подкова? (Если бы Дубова спросили, зачем ему это понадобилось, он бы, наверное, не нашелся, что ответить -- просто чутье сыщика подсказывало, что он вышел если и не на сам верный путь, то на тропинку, которая могла к нему вывести. Да и слово "Вендополь" вызывало у Василия смутные воспоминания, он только не мог понять -- какие и откуда). -- А вы порасспросите моего деда, Патапия Иваныча, -- тут же предложил Илья. -- Ему уже годов под сто, коли не больше. Он многое из старины помнит, может, и про подкову чего расскажет. -- И где его найти? -- спросил Дубов. -- Да очень просто, идите вперед по этой же улице, и третья изба справа -- наша. И Илья, как бы опасаясь, чтобы его снова не задержали, покинул светлую горницу. -- Ну что ж, чем тут сидеть, сходим до Патапия Иваныча, -- предложил Дубов. Уже выйдя во двор, путники увидели, как Илья вместе с Максимилианом распрягают лошадей, чтобы вкатить карету через боковую дверь, более похожую на ворота, уже собственно в кузницу. x x x В отсутствие Василия его друзья старались не терять времени зря. Конечно, ни Чаликова, ни Серапионыч не надеялись вот так вот, наудачу, выйти на следы клада -- им нужно было собрать как можно больше "информации к размышлениям", которая могла бы пригодиться аналитическому уму Дубова. Даже Дормидонт, поначалу отнесшийся к этой затее с некоторым сомнением, понемногу втянулся в их изыскательства и сам стал водить гостей по терему, показывая всякие закоулочки, чуланчики и полупотайные проходы, коих там оказалось немало. -- Степан самолично все продумал, что и где расположить, -- говорил Дормидонт. -- Во все мелочи входил и даже, говорят, чертежи составлял. Ну, вестимо, и зодчие постарались. А когда помер, то все остановилось. Достроили настолько, чтобы хоть какой-то вид был, и все. Хотя, может, оно и к лучшему -- тут все ж-таки лес, деревня рядом... А хоромы, понимаешь, пускай в городе городят. Чумичка в общем следопытстве участия не принимал -- он возился (или делал вид, что возился) с лошадьми и каретой. Зато Петрович, тяжко охая и держась за задницу, неотступно следовал за Надей и доктором. Разумеется, особого удовольствия это им не доставляло. Чаликова видела, что Дормидонту очень хочется шугануть как следует навязчивого соглядатая, но он себя сдерживал -- хватало и того, что велел высечь царского посланника на конюшне. За дело, конечно, не просто так, но все-таки -- царского посланника. А Дормидонту в его нынешнем положении было никак не с руки "заедаться" со своим преемником. Попутно Надежда пыталась простукивать стены в поисках пустот. А так как ее опыт в этой области прикладного кладоискательства ограничивался просмотром кинофильмов и чтением художественной литературы, то тайники ей мерещились чуть не в каждой стене. -- Ну, сударыня, дай вам волю, вы бы, понимаешь, весь терем по камешку разобрали, -- шутливо погрозил ей пальцем Дормидонт, когда Чаликова, настукав авторучкой очередную "верную" пустоту, уже готова была бежать за ломом или молотом. Надеждин пыл остужал Серапионыч -- при помощи стетоскопа он всякий раз устанавливал, что нетерпеливая кладоискательница несколько погорячилась. Глядя на странные предметы, которыми орудовали Надежда и Серапионыч, Петровичу казалось, что его просто дурят. А раз дурят его, Петровича, то, следовательно, дурят и самого царя Путяту. Разумеется, эти подозрения ничуть не улучшали его и без того весьма паршивого настроения. Наконец, Дормидонт завел своих гостей в какую-то темную затхлую комнатку, в которой прямо на полу валялся всякий хлам. -- Вот уж где давно пора навести порядок, -- проворчал царь. -- Даже и не знал, что у меня в тереме такая грязюка! Меж тем Чаликова привычно стала проверять стены и чуть ли не в первый раз не обнаружила ни одного пустого пространства. Однако Серапионыч решил прослушать стены собственным способом. Он долго прикладывал свой аппарат в разных местах и выдал диагноз: -- Симптомы застарелой бронхиальной астмы. То есть я хотел сказать, что здесь не совсем пустое пространство, а часть его занимает какой-то предмет. -- Неужели?.. -- чуть не подпрыгнула Чаликова. -- Очень возможно, очень возможно, -- уклонился доктор от прямого ответа. -- Но прежде чем приступить к хирургическому вмешательству, то есть ломанию стенки, не мешало бы прослушать со второй стороны. Ваше Величество, -- почтительно обратился доктор к Дормидонту, -- вы не знаете, куда выходит эта стена? -- Дайте сообразить... -- на миг задумался царь. -- А-а, все очень просто. Это ж как раз внешняя стена терема. Выйдете через крыльцо, завернете за угол, и не доходя двух аршинов до следующего угла -- там и будет. -- Очень хорошо, -- обрадовался Серапионыч. -- Тогда сделаем так. Я пойду на улицу, а вы, Наденька, простукивайте в этом же месте. А потом сравним наши наблюдения. Это предложение доктора пришлось по душе всем, если не считать Петровича. Он не получил указаний насчет того, что делать, если кладоискатели разделятся, и теперь не знал, за кем следить -- за Чаликовой или за Серапионычем. Заметив колебания Соловья, доктор пришел ему на помощь: -- Петрович, не желаете ли составить мне компанию? Возможно, понадобится ваша помощь. Когда Серапионыч и Петрович покинули комнатку, Надя уже кинулась было простукивать указанное место, однако Дормидонт ее удержал: -- Да бросьте вы, сударыня. Я ж понимаю, что наш эскулап просто решил увести Петровича. Вижу, вы хотите о чем-то меня спросить. Говорите, не стесняйтесь. Только прежде выйдемте прочь из этой духомани. Разумеется, Чаликова много о чем хотела бы порасспросить бывшего царь-городского правителя, но вряд ли решилась бы, если бы тот ее сам на это не вызвал. Надя чувствовала, что Дормидонту не то чтобы хочется, а просто нужно, необходимо выговориться. -- Прошу, -- царь подал гостье руку, и они неспешно проследовали по темному, полузаброшенному коридору, который неожиданно вывел их на открытую веранду с беспорядочно расставленными плетеными стульями. Надежда по журналистской привычке начала немного издалека: -- Ваше Величество, когда живешь постоянно в одном и том же месте, то даже как бы и не замечаешь, что кругом происходит. Или нет, замечаешь, но перемены представляются естественными и закономерными. А вот если посетишь тот же город или ту же страну после долгого перерыва, то все кажется совершенно незнакомым... -- Это верно, -- подхватил Дормидонт. -- Я, когда царем был, раз в пять лет совершал большой объезд всего своего государства. И поверите ли, сударыня Надежда -- всякий раз будто заново знакомился! -- Ну вот, а я в Царь-Городе не была ровно год. И знаете, столь разительные перемены, что в других краях и за десять лет не увидишь... -- Надежда чуть замялась -- пора было переходить собственно к волнующим ее вопросам, но не хватало решимости. Вернее сказать, Надя не была готова к вопросам, способным причинить боль Дормидонт