т свидание закончится. Каковы будут дальнейшие указания -- продолжать ли наблюдение? -- Да-да, конечно, -- откликнулся Дубов. -- Скажите, у этого нашего устройства большой радиус действия? -- Ну, где-то около двух километров. -- Очень хорошо. Тогда я сяду в машину, а вы идите следом за объектом. И будем держать постоянную связь. -- Отключив рацию, Дубов вскочил со скамейки и быстрым шагом двинулся через кладбище. Однако, сколь ни глядел он по сторонам, человека с сачком так больше и не встретил. Едва детектив сел в свой "Москвич", вновь заслышался знакомый голос: -- Объект вышел из тюрьмы и двинулся в обход кладбища. Через несколько минут пересечет железнодорожный переезд. И действительно, десять минут спустя Василий через подворотню вновь увидел Чаликову. И вновь восхитился ее красотой и обаянием. -- Ну, с богом, -- пробормотал сыщик и выехал на Матвеевскую улицу. Он сразу же увидел, как по тротуару, шагах в тридцати за Чаликовой, идет его агент. A глянув влево, заметил того самого бородача, что ловил бабочек на кладбище. Он шел по второй стороне улицы чуть сзади Чаликовой. Поскольку улица Матвеевская в этих местах была малолюдной, то вся картина лежала перед Василием, как на ладони. И тут он увидел, как из подворотни выскочила громадных размеров дама и двинулась по той же стороне улицы, что и Чаликова, как раз между ней и агентом. -- Между объектом Ч. и мной вклинилась госпожа Гречкина, ее соседка по гостинице, -- сообщил агент. -- Антонина Степановна? -- чуть не подпрыгнул за рулем Дубов. -- Да. -- A взгляните налево, что это за человек с сачком? -- Другой сосед, -- тут же ответил агент. -- Профессор Oльховский. -- Прерываю связь, объект увеличил скорость. Вновь глянув вперед, Василий увидел, что Антонины Степановны больше нет. Профессор же Oльховский продолжал идти параллельно Чаликовой, держа сачок наперевес, будто винтовку. "Куда она девалась? -- лихорадочно думал Василий. -- Почему так быстро исчезла -- неужели заметила агента? Да нет, он-то профессионал. A что если она узнала мой "Москвичок"? Да, но почему же тогда профессор... Антонина Степановна, Антонина Степановна... Да нет, какая Антонина Степановна -- Антон Степанович. Прокурор Антон Степанович Рейкин!.. Так-так-так... Прокурор меня узнал и потому скрылся. Значит, профессор -- человек нездешний, так сказать, гастролер, если меня и мою машину в лицо не знает. Да, дело обретает опасный оборот..." Приближаясь к центру Кислоярска, улица становилось все более многолюдной, больше появилось и автомобилей, так что слежка стала затруднительной. Решив положиться на агента наружного наблюдения, Дубов прибавил ходу и поехал прямо на Елизаветинскую, в свою сыскную контору, которая находилась неподалеку от гостиницы "Кислоярочка". Не успел он проделать и пол пути, как в рации вновь раздался знакомый голос: -- Объект Ч. зашел в женское отделение туалета на углу Матвеевской и улицы Кришны, однако, гм, степень величины ее нужды определить не представляется возможным. -- A как ее соседи? -- Не имею возможности проследить, кто находится в соседних кабинках, -- ответил агент. -- Да нет, я имел в виду соседей по гостинице, -- уточнил Дубов. -- Гречкина так и не появилась, а Oльховский остановился напротив туалета. Однако наблюдение затруднено повышенной многолюдностью. "Что же делать? -- думал Василий, поднимаясь к себе в контору. -- Можно, конечно, задержать и "Антонину Степановну", и "профессора Ольховского", но что это даст? Нет, надо еще последить". Размышления детектива прервал очередной выход на связь: -- Объект вернулся в гостиницу. Вы просили проследить за соседями -- перед самым входом Чаликовой в отель появилась госпожа Гречкина. Она и профессор Oльховский вошли в "Кислоярочку" следом за ней. -- И где они теперь? -- напряженно спросил Дубов. -- Чаликова вернулась к себе в номер, сразу следом за нею туда вошли и те двое. -- И давно они там? -- Минут пять. A, вот уже и вышли. Объект остался один в своем номере. -- Живая?! -- вскочил из-за стола Дубов. -- Ж-живая, -- не совсем уверенно подтвердил агент. -- Но Гречкина и профессор Oльховский уже покинули гостиницу с чемоданами. Так быстро!.. -- Проследите хотя бы за одним из них, -- чуть не с мольбой попросил Дубов. -- Возможно, это опасные преступники. A я сейчас буду в гостинице. x x x Надежда Чаликова относилась к числу тех женщин, которые привыкли выглядеть эффектно даже наедине с собой. A выглядела она так уже от природы. Разумный минимум косметики мило дополнял ее изначальные природные данные, создавая то, что мужчины называют: "Вот это женщина!". И все это, сдобренное проницательным умом, тонким юмором и находчивостью, делало Чаликову одной из лучших журналисток нашего времени. Но за фасадом успеха и целеустремленности скрывалась легкоранимая женщина, создавшая себе такой образ и, как щитом, прикрывшая им свое сердце, однажды уже перенесшее горечь разбитой любви. Такое нередко бывает в нашей жизни -- ты любишь человека, а он тебя нет. Банальная история, но сколько трагедий стоит за этой банальностью: сломанные судьбы, опустошенные души, загубленная жизнь. Слава богу, Надежда оказалась сильной и не сломалась. Но произошло нечто в ее душе, будто пронесся холодный вихрь, и она укрыла свое сердце за фасадом внешней легкости, в которую похоже, уже и сама начала верить. Она не позволяла себе никого больше впускать в свою жизнь, в свои чувства. Ради карьеры -- говорила она себе, хотя на самом деле просто боялась вновь испытать горечь разочарований. И мужчины в ее жизни приходили и уходили, но ни одному из них не удавалось остаться в ее сердце. Более близкие же отношения она привыкла воспринимать как нечто, ни к чему серьезному не обязывающее. Многих знавших ее мужчин это вполне устраивало, но сама Надя все же где-то в глубине своего израненного и опустошенного сердца ждала, хотя даже самой себе не желала в этом признаваться. Что же она ждала? Наверное, того же, чего ждут все люди, но увы -- не все обретают: величайшего счастья взаимной любви. x x x После бурного интервью у товарища Разбойникова и не совсем приятного общения с соседями по гостиничному коридору Надежде требовался отдых с горячим душем. Но не успела она приготовиться к этой процедуре, как распахнулось окно и в номер влетел молодой человек, которого журналистка видела сначала возле тюрьмы, а затем в синем "Москвиче" на Матвеевской улице, и приняла за дополнительного соглядатая от тех людей, с которыми ей пришлось иметь дело сразу по приезде в Кислоярск. Встав в обличительной позе на фоне трюмо, сей молодой человек с пафосом провозгласил: -- Снимайте личину -- я разгадал все ваши коварные замыслы! Ваша карта бита, товарищ соучастница! -- Чего вам от меня еще надо? -- устало произнесла Чаликова. -- Я все сделала и все передала... -- Ага! Значит, вы передали! -- радостно вскричал непрошеный гость. Но тут у него из кармана пиджака раздались некие непонятные звуки. Молодой человек вынул какой-то аппарат с антенной, который тут же заговорил: -- К сожалению, результаты неутешительные. Объект Антонина Степановна Гречкина заметила слежку и начала петлять по городу, выказав хорошее знание конспирации и топографии Кислоярска, а в районе Пшеничной улицы исчезла из поля видимости. -- Этого следовало ожидать, -- ответил молодой человек и, небрежно отправив аппарат на прежнее место, вновь обратился к журналистке: -- Не беспокойтесь, госпожа Чаликова, ваши сообщники не уйдут от ответа. A теперь сознавайтесь, что вы делали у Разбойникова! -- Да кто вы, собственно, такой?! -- только теперь пришла в себя от столь бурного налета Надежда Чаликова. -- Вы хотите знать, кто я? -- гордо приосанился гость. -- В таком случае, разрешите представиться: Василий Дубов, частный детектив. -- Ах, так вы Дубов! -- В голосе Чаликовой послышалось облегчение. -- Да, я Дубов, -- с пафосом подхватил детектив. -- Это я сел на хвост к вашим друзьям профессору Ольховскому и Антонине Степановне, и они были вынуждены скрыться... -- Они мне не друзья, -- вздохнула журналистка. -- Ну, сообщники. -- И не сообщники. -- То есть как? -- удивился Дубов. -- Так кто же они вам? -- Шантажисты. Да вы присаживайтесь, Василий Николаевич, я много должна вам рассказать. -- Не сомневаюсь, -- кивнул Дубов, присаживаясь в кресло. -- Но откуда вы знаете мое имя? -- Его я услышала еще в Москве. Но мне хотелось бы начать с самого начала, чтобы и самой получше разобраться, в чем тут дело. -- Да, это было бы неплохо, -- согласился Дубов. -- У меня столько вопросов, что аж голова кругом идет. Чаликова поудобнее устроилась на кровати и приступила к рассказу: -- Все началось с того, что наш редактор вызвал меня и в приказном порядке велел ехать в Кислоярск. Когда я спросила, зачем, он замялся и ответил: "Напишете репортаж о Кислоярской жизни". Уже тогда я почувствовала, что здесь что-то не так. И решила хотя бы навести справки о том, что происходит в Кислоярской Республике, однако все мои коллеги и знакомые или вообще ничего о ней не слышали, а если что-то и слышали, так разве что о "вечном узнике" -- путчисте по фамилии не то Бандитов, не то Преступников, не то Грабителев. Но буквально накануне отъезда мне неожиданно повезло -- прямо на улице подошел какой-то человек, представился сотрудником социологической службы при вашем правительстве и спросил, что я знаю о Кислоярской республике. Я честно ответила, что ничего не знаю, но хотела бы узнать побольше. Он страшно обрадовался: "Вы -- первый человек из опрошенных, кто интересуется нашим государством. Обычно отвечают в том смысле, что и не знаю, и знать не хочу". В общем, социолог вызвался удовлетворить мою любознательность и пригласил в кафе. Сначала он принялся излагать данные о Кислоярской Республике во вполне официозном стиле, но мне все же удалось разговорить его на некоторые сведения из категории "не для печати". Однако потом этот милый социолог опомнился и попросил в случае чего на него не ссылаться, но назвал имена нескольких кислоярцев, к которым я могла бы обратиться за "неофициальной" информацией, и в их числе политика Гераклова и частного детектива Дубова. -- O ваших контактах с Геракловым нам уже известно, -- как бы между прочим заметил Василий. A Чаликова продолжала свой рассказ: -- Я ожидала от своей командировки всяких сюрпризов, но никак не думала, что они начнутся так быстро. Не успела я очухаться с дороги, как ко мне в номер ввалилась соседка из номера рядом -- некая Антонина Степановна... -- Она же -- беглый прокурор Антон Степанович Рейкин, -- не то спросил, не то закончил фразу Дубов. -- Как вы это узнали? -- чуть удивилась Чаликова. -- A, ерунда, путем сложных логических построений, -- скромно ответил Василий. -- Да, так что же Антонина Степановна? -- Едва войдя ко мне в номер, она потребовала, чтобы я выполняла все ее указания, а за это она мне через месяц заплатит десять тысяч баксов. Естественно, я попросила ее закрыть дверь с той стороны. Но она закрыла с этой и постучала в стенку, и тут же ко мне заявился сосед с другой стороны -- импозантный профессор с сачком. "Знаете ли вы, кто мы такие?!" -- грозно вопросил профессор и сорвал с себя бороду. -- И что же оказалось под бородой? -- живо заинтересовался Дубов. -- Разве вы не знаете? -- усмехнулась Чаликова. -- A как же ваши логические построения... -- До профессора мои логические построения еще не добрались. -- Ну так вот, господин Дубов, под личиной исследователя насекомых скрывается бывший народный депутат бывшего CCCP полковник Вилмар Имантович Берзиньш, если вам его имя что-то говорит. Разумеется, это имя много что говорило, и не только Дубову: бывшего союзного депутата, ныне ставшего у себя на родине политэмигрантом и персоной нон грата, в последние годы можно было встретить везде, где происходили или намечались перевороты, народные восстания, путчи и прочие мелкие антигосударственные пакости. Стало быть, и его появление на брегах Кислоярки не сулило ничего хорошего. -- Ого-го! -- только и смог пробормотать сыщик. -- Такую щуку упустили!.. И что же, они вам представились своими настоящими именами? -- Именно так и представились, -- подтвердила журналистка. -- Профессор, как я говорила, снял бороду, а Антонина Степановна, гм, тоже представила веские доказательства того факта, что она вовсе не Антонина Степановна, а очень даже Антон Степанович. Когда я узнала, что это за личности, то здорово перетрухнула, но виду не подала. Говорю, мол, я вас не боюсь, делайте со мной, что хотите, но колесо истории вспять не повернете -- победа рыночной демократии над химерами красного тоталитаризма окончательна и бесповоротна, и все такое. Тут Антонина Степановна противненько так захихикала и сказала: "Нет уж, Наденька, не для того мы тратили деньги, убеждая вашего редактора отправить вас в Кислоярск, чтобы выслушивать тут всякие лекции. И если вы не хотите, чтобы с вашим младшим братом Егором случилось в Москве что-нибудь нехорошее, то будете как миленькая выполнять все наши указания". Ну, я спросила, чего им, негодяям, надо. -- A они ответили -- пойти в тюрьму и взять интервью у Разбойникова, -- подхватил Дубов. -- A заодно кое-что от него передать. -- Ну, вижу, вы все знаете лучше меня, -- вздохнула Чаликова. -- Кое-что лучше, а кое-что хуже, -- многозначительно сказал Василий. -- Продолжайте, пожалуйста, Наденька... То есть, простите, Надежда... -- Чего уж там, Васенька, зовите меня Наденькой, -- махнула рукой Чаликова. -- В общем, сегодня я побывала в тюрьме у Александра Петровича Разбойникова, взяла у него для газеты -- интервью, а для полковника с прокурором -- записку, и вернулась в гостиницу. Здесь сия "сладкая парочка" тут же ввалилась ко мне в номер. Впрочем, они сопровождали меня уже почти от кладбища. -- Надя чуть улыбнулась, отчего ее симпатичное лицо озарилось, будто солнышко. -- Это не считая вас на синем "Москвиче" и того субъекта в плаще и темных очках, похожего на вражеского шпиона из советских фильмов. -- Это был агент от милиции, -- дал справку Дубов. -- Ну вот, я им отдала то, что получила от Разбойникова, они пообещали, что заплатят через месяц, когда разживутся деньжатами, и тут же съехали из отеля. Вот, собственно, и все. A тут ворвались вы... -- Да, история темная, -- покачал головой Василий. -- Между прочим, у меня имеются не совсем безосновательные подозрения, что Разбойников передал своим сообщникам план свержения государственной власти и даже физического устранения Президента. Жаль, что мы не знаем содержания этого "послания из мертвого дома". -- Ну почему же? -- грациозно подернула плечиком Надя. -- Они сами рассказали о содержании записки. -- Вот как! -- изумленно вскинул брови Дубов. -- И что же они вам наплели? -- Антонина, значит, Степановна повторила, что они заплатят мне через месяц, когда у них появятся денежки. Я как бы чисто из вежливости спросила, откуда они собираются взять деньги -- грабануть банк, что ли? Тогда профессор, то есть полковник Берзиньш, с солдатской прямотой ответил: "Вы, товарищ Чаликова, доставили нам номера сейфов и шифры одного из Цюрихских банков, где хранится пресловутое "золото партии". Теперь-то мы с Антон Cтепанычем купим белый "Мерседес" и отъедем на курорты Швейцарии издавать "Искру", из которой вновь разгорится пожар мировой революции!". "Но это, естественно, строго между нами, -- добавила прокурорша, -- если вы, конечно, хотите прожить долгую жизнь и скончаться в своей постели". И с этими словами они удалились... Да что с вами, Вася, вы прямо побледнели, как полотно! -- Наденька, вы и не представляете, с какой страшной тайной соприкоснулись! -- в ужасе воскликнул Дубов. -- Ну уж и страшная! -- усмехнулась московская гостья. -- Об этом так называемом "золоте партии" пишут все, кому не лень. -- Одно дело -- писать в газетах всякие небылицы на потребу невзыскательному читателю, а совсем другое -- столкнуться с этой тайной по-настоящему, лицом к лицу. Очень возможно, что признание об истинных целях совершенно случайно сорвалось у них с губ, но этим они вынесли вам смертный приговор. Слишком велик куш, чтобы оставлять живых свидетелей! -- Так вы полагаете... -- Да-да, я на все сто процентов уверен, что до отъезда на курорты Швейцарии они постараются вас убрать. -- Что же делать? -- побледнела и Надя. Василий на минуту задумался: -- В гостинице вам оставаться никак нельзя. Лучше всего было бы поселить вас в морге у Cерапионыча... -- Надя попятилась от Василия задом по дивану. -- Ну что вы, конечно, не в качестве пациентки. Но зато там вы были бы в полной безопасности! -- Нет-нет, такой вариант меня никак не устраивает, -- поежилась Чаликова. -- Видите ли, Вася, мой знакомый социолог такого понарассказал про этого Cерапионыча -- будто бы он и горький пьяница, и ни одной покойницы не пропускает, чтобы с ней не... -- A, пустые слухи, -- беззаботно рассмеялся Дубов. -- То, что Cерапионыч горький пьяница -- это отчасти верно, хотя и сильно преувеличено, зато остальное -- полная чепуха. A если даже и есть в этих россказнях малая толика правды, так к вам это никак не может относиться -- вы же, Наденька, пока еще не покойница! Хотя, конечно, кое-кто очень хотел бы отправить вас к Cерапионычу, так сказать, по-настоящему... Ну ладно -- не хотите к Cерапионычу, тогда предлагаю вам остановиться у меня. -- A удобно ли? -- засомневалась Чаликова. -- Удобно, удобно, -- заверил ее детектив. -- Я снимаю обширные апартаменты в особняке Софьи Ивановны Лавантус, очень милой и почтенной вдовы. Уж ко мне-то никто не сунется, будьте покойны! То есть я хотел сказать -- спокойны. -- Я согласна, -- немного подумав, ответила Надя. -- Лучше уж у вас, чем в морге -- неважно в каком качестве. -- Ну вот и прекрасно! -- обрадовался Василий. -- Тогда давайте сразу же собираться. x x x Вечером Василий, Надя и Софья Ивановна пили чай в уютной гостиной на втором этаже, который детектив арендовал у вдовы банкира. Сам же особняк утопал в густой зелени обширного сада на Барбосовской улице, и ветки деревьев при дуновении ветра стучали прямо в окна гостиной. Софья Ивановна, немолодая дама со следами былой красоты, потчевала дорогую гостью чаем и своими фирменными бутербродами, которые когда-то готовила для шведских столов на светские приемы, каковые любил устраивать ее покойный супруг. Когда же безутешная вдова, прихватив у Василия увесистый томик своей любимой книги "Былое и думы", удалилась на покой, детектив задумчиво произнес: -- Да, Наденька, это расследование я, конечно, провалил, но один положительный результат все-таки из него вынес. -- Какой же? -- заинтересовалась журналистка. -- То, что познакомился с вами. -- O, это уже немало. Между прочим, я могу сказать то же самое о своей командировке. Взгляды Василия и Надежды встретились -- и тут же разошлись, как бы убоявшись зарождающегося чувства. Чтобы как-то прервать неловкое молчание, Василий нарочито громко заговорил: -- Да, так вот, Наденька... Это все, конечно, прекрасно, однако же наша "сладкая парочка" вот-вот завладеет кучей денег, и представьте, на что они могут ее употребить!.. -- Думаю, что не завладеет, -- уверенно ответила Чаликова и конспиративно понизила голос: -- Знаете, Васенька, любопытство -- это человеческое качество, присущее женщинам, так сказать, по природе, а журналистам -- по должности. И вот на обратной дороге из тюрьмы я заглянула в туалет... -- И этот факт не ускользнул от нашего агента, -- заметил Дубов. -- Помнится, он отразил ваш визит в это заведение таким афоризмом: "Степень величины нужды определить не представляется возможным". -- Эту величину мы узнаем, когда откроем швейцарский сейф, -- скромно ответила Чаликова. -- То есть? -- поперхнулся чаем Василий. -- Я извлекла записку Разбойникова, она была завернута в полиэтиленовый мешочек, быстро написала другую и положила на ее место. -- И что же там было? -- Столбцы цифр. Сначала я подумала, что это зашифрованный текст какого-то послания, и решила, что попытаюсь на досуге расшифровать, но полковник Берзиньш сам все мне объяснил. A чтобы надолго не задерживаться в туалете, я вместо цифр, которые были в записке, написала рабочие телефоны своего неподкупного редактора и коллег по газете. Так что нам остается только поехать в Цюрих и забрать то, что там лежит. -- Рад бы, -- вздохнул Василий. -- C вами, Наденька, хоть на край света, да только на кого же я дела-то оставлю? x x x Прошла неделя. Возвратившись после очередного трудового дня в особняк на Барбосовской, Василий Николаевич заметил, что хозяйка не по-обычному радостно возбуждена. -- Ну, Софья Ивановна, выкладывайте, что случилось, -- проницательно оглядев ее, сказал детектив. -- A у меня для вас сюрприз, -- хитро прищурившись, ответила вдова. -- Вы достали "Былое и думы" с автографом автора? -- с ходу предположил Дубов. -- Нет-нет, -- засмеялась Софья Ивановна. -- Сюрприз расположился в вашей гостиной. Заинтригованный Василий поднялся на второй этаж -- и увидел в гостиной Надежду Чаликову. Журналистка в скромном зеленом платьице, очень ей шедшем, сидела на диванчике и просматривала журналы. -- Ах, кого мы видим, кого мы лицезреем! -- обрадованно воскликнул Василий. Галантно целуя ручку нежданной гостье, детектив заметил у нее на пальце огромный изумрудный перстень. -- Вот опять заехала в ваши края, -- сказала Надя, когда первая радость от встречи улеглась. -- Официально -- в командировку, освещать открытие очередного филиала банка "Грымзекс". -- A неофициально? -- A вы не догадываетесь, Василий Николаевич? -- В прекрасных глазах Нади загорелись нежные огоньки. -- Да, кстати, -- по-деловому заговорила гостья. -- за эту неделю я успела-таки смотаться в Цюрих. -- Тоже на открытие банка? -- многозначительно промолвил Василий. -- Точнее, банковского сейфа, -- еще многозначительнее понизила голос Надя. -- Там действительно оказалась куча золота и драгоценностей. Я все оставила как есть, только на всякий случай перекодировала замки. Еще вот взяла на память этот милый перстенек. А для вас -- небольшой сувенирчик. Надя пошарила в сумочке и протянула Василию подарок -- золотые запонки с выгравированными инициалами "Н.К.", которые сразу же принялись отбрасывать на стены и потолок солнечные зайчики. Детектив извлек из внутреннего кармана лупу и стал внимательно разглядывать запонки. -- Ну и что же по их поводу говорит ваш знаменитый дедуктивный метод? -- шутливо поинтересовалась Чаликова. -- Извините, Надя, но боюсь, что не смогу носить ваш подарок, -- совершенно серьезно ответил Дубов. -- Почему? Они вам не нравятся? -- Очень возможно, что они пахнут кровью. -- Но вы их даже не нюхали! -- Я имею в виду происхождение. Разумеется, не только запонки, но и ваш перстень, и все, что лежит в этих швейцарских сейфах... -- Василий вновь углубился в дедуктивное изучение запонок. И тут зазвонил телефон. -- Наденька, возьмите трубку, -- попросил Дубов. -- Можно господина Дубова? -- раздался в трубке грубый мужской голос. -- Он сейчас занят, -- начала было Надя, но голос в трубке обрадованно перебил: -- A, это вы, мадам Чаликова! Прекрасно... -- Во-первых, не мадам, а мадемуазель, -- резко перебила Надя. -- A во-вторых, с кем имею честь? -- Не узнаете? -- с угрозой вопросил голос в трубке. -- Ну почему же, узнаю, -- спокойно ответила Чаликова. -- Здравствуйте, профессор. Как успехи на насекомом фронте? -- Что вы мне подсунули?! -- зарычал телефонный собеседник. -- Как что? -- неподдельно удивилась Надя. -- Только то, что мне всунул ваш Петрович. A что, что-то не так? -- Шифры оказались недействительны. Неужели Петрович нас так наколол? -- Очень вам сочувствую, -- искренне откликнулась Надя. -- Дирсу я подтирал вашим сочувствием! -- взбеленился "профессор". -- Учтите, мы церемониться не будем. Всех замочим -- и вас, и Петровича, а за компанию и Дубова со Cтолбовым! -- В трубке раздались короткие гудки. -- Кто звонил? -- оторвался Дубов от золотых запонок. -- Наш старый друг, профессор Oльховский, то есть "черный полковник" Берзиньш. Они с Антониной Степановной тоже побывали в Цюрихе и остались очень недовольны. Да, так что же запонки? Если не считать того, что они пахнут кровью. Василий сложил лупу и засунул ее во внутренний карман: -- Трудно что-то сказать. Ими пользовались совсем недолго -- даже мелких царапин я не обнаружил. Известно только, что имя и фамилия их хозяина начинались с букв "Н.К." -- Ну, это я и сама заметила, -- усмехнулась Надя. -- Ну, бог с ними, -- махнул рукой Дубов. -- Главное, что "сладкая парочка" вновь в Кислоярске. -- И мы будем ее ловить? -- В голосе Нади заслышались романтические нотки. -- Будем! -- решительно заявил Василий. x x x ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЧУЖИЕ ПИСЬМА Визжа покрышками, к кафе "Кислоярочка" лихо подкатил роскошный черный "Мерседес" со слегка затемненными стеклами. -- Вот он, -- шепнул невзрачного вида господин своей соседке по столику, даме из числа тех, кого называют "роскошная женщина -- мечта поэта". Дама кивнула, нервно отпила глоток кофе и не глядя закусила булочкой. Через минуту в кафе вошел хозяин "Мерседеса". Гляделся он совершенно подстать своему автомобилю: мешковатый малиновый пиджак с несимметрично торчащими из карманов "мобильником" и пейджером, тяжелая цепь из дутого золота прямо поверх костюма, а на пальцах -- не менее дюжины огромных перстней с бриллиантами, рубинами и изумрудами. Невзрачный господин подобострастно помахал рукой, и перстненосец не спеша, вразвалочку двинулся к их столику, небрежно поигрывая огромным золотым брелоком в виде черепа и костей, вдетых в "мерседесовскую" эмблему. В другой руке он нес вместительный черный "дипломат". -- Ну, блин, здравствуйте, -- пробурчал он, приземлившись за столик. -- Значит, продавец -- вы? -- Я, я, -- закивала дама. -- Ну вот, я вас свел, а дальше договаривайтесь сами, -- вдруг засобирался невзрачный господин. И, понизив голос, напомнил даме: -- Не забудьте, десять процентов. -- Товар при себе? -- отрывисто спросил человек из "Мерседеса", когда они остались вдвоем. Вместо ответа дама извлекла из сумочки невзрачный сверток: -- Тут все десять. Будете проверять? -- Да зачем? -- махнул перстнями покупатель. -- У нас, у бизнесменов, все, в натуре, на доверии. -- Пакет исчез под малиновым пиджаком. -- А это вам. -- Бизнесмен сдвинул недопитые чашки и положил на стол свой "кейс". -- Сто тысяч? -- с замиранием сердца спросила дама. -- Как одна копеечка, -- ухмыльнулся покупатель. Приоткрыв "дипломат", он продемонстрировал даме содержимое -- десять пачек стодолларовых банкнот. -- Будете пересчитывать? -- Да нет, я вижу, что все на месте, -- быстро проговорила дама, заметив краем глаза, что публика из-за соседних столов проявляет повышенный интерес к "кейсу". Да и за окном совсем некстати прогуливались двое милиционеров... -- Ну как, по рукам? -- оторвал бизнесмен даму от созерцания вожделенных пачек. -- Ах, да-да, -- поспешно проговорила дама. -- Только я совсем не подумала, как все это унесу... -- Да берите вместе с чемоданчиком, -- захлопнул "кейс" бизнесмен. -- Дарю на память. К тому же я на вашем товаре такую "капусту" наварю, что вам и не снилось... -- Заметив, как передернулось лицо у дамы, он великодушно добавил: -- Ну, если что, так я в натуре к вашим услугам. -- Буду иметь в виду, -- буркнула дама, бережно, будто дитя, принимая "дипломат". -- Вас подвезти? -- галантно предложил бизнесмен. -- Нет, благодарю вас. Я живу рядом, за углом. С этими словами они вышли из кафе, покупатель укатил на своем шикарном "Мерседесе", а дама, стараясь не выдавать волнения ни походкой, ни взглядом, свернула за угол -- она действительно жила на соседней улице. Едва счастливая обладательница чемоданчика переступила порог своей квартиры, как ее облик изменился до неузнаваемости: даже не закрыв входной двери, она дернула крышку "дипломата", и зеленые пачки разлетелись по полу. -- Вот они вы, вот вы, мои милые, мои родные, -- радостно проурчала хозяйка. Подняв с пола одну из пачек, она нетерпеливо сдернула ленту... x x x В дверь постучали. Василий Дубов привычно смахнул со стола в шуфлятку какие-то бумаги и, приняв позу роденовского Мыслителя, крикнул: -- Входите! Дверь раскрылась, и в кабинете частного детектива появились Владлен Серапионыч и незнакомая Василию дама, которую доктор бережно вел под руку. Дубов с привычной галантностью выскочил из-за стола и пододвинул гостье стул. -- Благодарю вас, -- чуть слышно проговорила дама и поспешно опустилась, будто упала. На соседний стул присел Серапионыч. -- Вот, Василий Николаевич, это и есть моя пациентка, о которой я вам давиче говорил, -- сообщил доктор. -- Поэтесса Софья Кассирова. -- Дама чуть кивнула. -- Просит вас отыскать сбежавшую рифму. Шучу. Дубову стоило немалых усилий отразить на лице любезную улыбку. Не будучи знаком с Софьей Кассировой лично, он немало слышал о ней как об одной из гениальных поэтесс Кислоярского масштаба, занимавшей свое скромное, но достойное место среди прочих светил местного литературного небосклона. Нет, Василий Николаевич отнюдь не гнушался изящных искусств и при случае мог поддержать беседу и о литературе, и о музыке, и о живописи, но творчество именно кислоярских гениальных поэтов (а вкупе с ними художников и композиторов) почему-то вызывало у него аллергию. И тем большую, чем более гениальным почитался в творческих кругах тот или иной автор. -- Ну что же, госпожа Кассирова, сделайте милость, изложите суть вашей проблемы, -- как ни в чем не бывало предложил Дубов. Однако вместо Кассировой заговорил Серапионыч: -- Видите ли, Василий Николаевич, неделю тому назад моя пациентка перенесла тяжелое нервное потрясение. Соседи услышали из квартиры госпожи Кассировой душераздирающий вопль, а когда прибежали, то застали ее бесчувственно лежащей на полу. Мои уважаемые коллеги несколько дней пытались вывести госпожу Кассирову из шокового состояния, а когда убедились в тщете своих усилий, то позвали меня. Ну, я дал ей понюхать свою скляночку, -- Серапионыч самодовольно похлопал себя по сюртуку, -- и результат не замедлил сказаться. Пациентка тут же пришла в себя и поведала мне о том, что же с нею случилось. Ну а я так понял, что это дело, дорогой Василий Николаевич, как раз для вас! -- Ну и в чем же дело? -- теперь уже чуть нетерпеливо спросил Дубов. -- Ах! -- трагически закатила глаза Кассирова. -- Дело в том, что меня обманули на крупную сумму. -- Я вам сочувствую, -- вздохнул Василий, -- но чтобы помочь, мне нужны более конкретные данные. Когда и при каких обстоятельствах это произошло? Софья молчала, как бы прикидывая, что стоит говорить сыщику, а о чем лучше было бы все-таки умолчать. Неловкую паузу прервал Серапионыч: -- Дорогая госпожа Кассирова, Василию Николаевичу вы можете доверять так же всецело, как и мне. И даже еще всецелее. -- Да-да, конечно, -- кивнула Кассирова. -- Но я, право же, теряюсь, с чего начать... -- Начните с начала, -- предложил Василий. -- В общем, я решила продать имеющиеся у меня ценные бумаги, -- нехотя заговорила Софья, -- а этот мерзавец всучил мне... -- Ну, о том, что он вам всупонил, меня уже просветил доктор, -- хладнокровно перебил детектив. -- Расскажите, госпожа Кассирова, что это за ценные бумаги. -- Потерпевшая молчала, как бы все еще раздумывая -- говорить или не говорить. -- Может быть, облигации или акции какого-то предприятия? -- Софья покачала головой. -- А, догадался! -- немного театрально хлопнул себя по лбу Василий. -- Недавно в печати пронеслись слухи об очередном компромате на нашего Президента... -- Нет-нет, ну что вы! -- испуганно возмутилась Кассирова. -- Голубушка, от Василия Николаича не нужно ничего утаивать, -- снова вмешался Серапионыч. -- Расскажите ему все как есть. -- Ну ладно, -- наконец-то решилась Кассирова, -- речь идет о культурных ценностях, имеющих, как вы понимаете, и чисто материальную цену. Недавно я разбирала наш семейный архив и, кроме всего прочего, обнаружила там письма Тургенева, писанные к моей прабабушке Татьяне Никитичне Каменецкой. Вообще-то в нашей семье действительно ходили предания о знакомстве Татьяны Никитичны с Иваном Сергеичем, но только из этих писем и еще из ее дневников стало ясно, сколь глубокие чувства она к нему питала. Правда, для Ивана Сергеича прабабушка была лишь мимолетным увлеченьем, хотя он высоко ценил и ее ум, и литературный вкус. -- Так что же, значит, вы решили продать письма Тургенева? -- уточнил Дубов. -- Я не хотела! -- чуть не выкрикнула Кассирова, как бы уловив в голосе Дубова осуждающие нотки. -- Но обстоятельства вынудили меня... Он обещал, что письма будут сохранены для истинных знатоков и любителей литературы! -- А вы, как я понимаю, литературный профессионал, -- не без ехидства заметил Дубов. -- Василий Николаич, ну зачем вы так, -- с упреком покачал головой Серапионыч. -- Госпожа Кассирова перенесла тяжелую душевную травму, а вы... -- Нет-нет, Василий Николаевич совершенно прав, -- перебила Кассирова, -- и поделом мне! Но деньги мне нужны не для каких-то шахер-махеров, а чтобы издать собрание своих избранных произведений. -- Да уж, причина более чем уважительная, -- старательно изображая сочувствие, вздохнул Василий. -- Господин Дубов, -- патетически подхватила поэтесса, -- выход в свет моего собрания целиком зависит от вас! И если вы вернете похищенные деньги, то моя лучшая поэма "Смерть на Ниле" будет открываться посвящением лично вам! И не успел Василий опомниться, как госпожа Кассирова поднялась со стула во весь свой могучий рост и замогильным голосом начала чтение: -- Это было давно, это было в Древнем Египте, В самом прекрасном из прошлых моих воплощений. Я была возлюбленной страстной жреца Oмона, Что возносил каждодневно Oмону хвалу во Храме. Но вот взяла его смерть, и осталась я одинока, Одна, как чайка на море или верблюд в пустыне, И стала мне жизнь постыла, любви лишенной... Конечно, Василий Николаевич был наслышан о гениальности Софьи Кассировой, но он и в страшном сне представить не мог, что ее гениальность приняла именно такие формы и размеры. А мысль о том, что эти стихи в публикации будут связаны с его, Дубова, именем, заставила сыщика невольно застонать. Поэтесса приняла его постанывание за знак одобрения и даже восторга и принялась вещать с еще большим вдохновением: -- И вот однажды, молясь в опустевшем храме, Я услыхала голос, и этот голос промолвил: "Будет тебе за любовь за твою награда. Знай, твой любимый запрятал алмазы и злато В месте надежном, и стражей надежных приставил На берегу священном священного Нила, А сторожами поставил двух крокодилов священных... Больших трудов стоило Василию вклиниться в бурный поэтический поток. Воспользовавшись эффектной паузой после слов "Чу! Идет жрец Омона!", детектив попытался вернуть Кассирову со знойных брегов древнего Нила в прозаичную Кислоярскую действительность: -- Госпожа Кассирова, будьте любезны, расскажите, как все это случилось. -- Ах да, извините, я несколько увлеклась, -- смущенно проговорила Кассирова, грузно опускаясь на стул. -- Вы понимаете, Василий Николаич, я раньше никогда не занималась продажей культурных ценностей. Я отправилась к "стенке" -- ну, знаете, в скверике, где художники торгуют картинами... -- Да уж, Егор Трофимыч говорил мне, что у милиции все руки не дойдут до этой "стенки", -- как бы между прочим заметил Василий. -- Что же дурного в том, что художники продают свои картины? -- удивился Серапионыч. -- Если бы художники, -- махнул рукой Дубов, -- и если бы свои. Там, знаете ли, такие делишки проворачиваются, что просто ахнешь. Например, не так давно один якобы художник продал якобы за десять долларов картину "Пастушок с огурцом", и некий покупатель попытался вывезти ее за границу как яркий образчик постсоветского кича. А оказалось, что под верхним слоем скрывался Рембрандт, похищенный из одной частной коллекции!.. Впрочем, пардон, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста. -- Ну, сначала я подошла к торговцам картинами. Стала у них спрашивать, кому я могла бы продать ценные рукописи, а они мне -- дескать, что вы, мы только картинами занимаемся, рукописи не по нашей части. -- Просто они к незнакомым относятся настороженно, -- заметил Дубов. -- Должно быть, приняли вас за агента милиции или ОБХСС. А вообще они хоть черта готовы купить и продать, лишь бы "навариться". -- Тогда я присела на скамейку и стала думать, что делать дальше, -- продолжала Кассирова. -- А на скамейке как раз пил пиво бедно какой-то одетый господин в старом плаще и в мятой шляпе. -- И вы предложили ему выгодную сделку? -- Нет-нет, поначалу я вообще приняла его за забулдыгу, который мается "после вчерашнего". Но он сам со мною заговорил -- сначала предложил угоститься пивом, а когда я отказалась, то заговорил о поэзии. -- Вот как! -- хмыкнул Серапионыч. А Дубов что-то черкнул себе в блокнот. -- Да-да, и этот человек проявил немалую осведомленность в творчестве кислоярских поэтов, а в особенности хвалил стихи Софьи Кассировой. Когда же я не выдержала и сказала, кто я, то он тут же бросился целовать мне руки и попросил дать автограф. Проклятый обольститель! -- Ну понятно, -- усмехнулся Василий, -- и тогда вы совсем растаяли и рассказали ему о бабушкиных письмах. -- Увы, -- трагически развела руками Софья. -- Вы ведь знаете, какие мы, люди искусства, доверчивые и непрактичные! "Как же, слышали мы эти сказки", подумал Василий, а вслух спросил: -- И на чем же вы с ним столковались? -- На том, что он найдет покупателя, который приобретет десять писем Тургенева за сто тысяч долларов. Правда, десять тысяч он выговорил себе за посредничество. -- Поэтесса тяжко вздохнула. -- Назавтра он позвонил мне и сказал, что готов хоть сейчас забрать письма и передать мне девяносто тысяч. Однако я... -- Кассирова замялась. -- В общем, я попросила, чтобы он свел меня с покупателем напрямую. -- Зачем? -- удивился Василий. -- Разве вам не все равно, от кого получить деньги? -- Н-нет, -- покачала головой поэтесса. -- Понимаете, Василий Николаевич, это ведь все-таки семейная реликвия, к тому же связанная с именем самого Тургенева, и я должна была знать, в чьи руки она попадет. -- А, ясно, -- кивнул детектив. -- Дальнейшее я представляю по рассказу доктора: вы встретились с покупателем в кафе, передали ему письма, он вам отдал чемоданчик с долларами, а они оказались самой примитивной "куклой". Софья лишь скорбно вздохнула. -- Ну хорошо, а вы могли бы описать этого "покупателя"? -- продолжал детектив свои расспросы. -- О да, конечно! -- тут же подхватила Кассирова. -- Весь такой солидный, в красном пиджаке, с цепями, с "мобильником"... И галстук такой... -- А его лицо вы запомнили? -- Лицо? Да вроде самое обычное. Но зато очки в золотой оправе. И перстни один другого краше... -- Понятно-понятно, -- перебил Дуб