собственноручно сдам в органы. -- Ну что ж, спасибо за откровенность, -- сказал Кульков. -- A сейчас, дорогой Аркадий Кириллыч, песня по вашей заявке. -- Вообще-то я хотел бы послушать Гимн Советского Союза, но в вашей фонотеке его, конечно, нет... -- Таки есть! -- радостно перебил ведущий. -- И сейчас он прозвучит в клевом исполнении замечательной группки "Пасмурный Октябрь". Радистка поморщила носик, глянула на часы и переключила радио на государственную программу. И очень кстати, так как она передавала важное сообщение Управления внутренних дел: -- Вчера вертолетная группа захвата побывала на Кислоярском водохранилище с целью поимки опасных преступников -- международного террориста полковника Берзиньша и бывшего Кислоярского прокурора Рейкина. Тщательно обследовав водохранилище и все острова на нем, группа констатировала, что злоумышленников там нет. Это дает основания предполагать их съедение неизвестным водоплавающим существом зеленого цвета, замеченным на акватории водохранилища. -- Ну что ж, вполне естественный конец, -- сказала Кэт. Адмирал не стал спорить, хотя и доподлинно знал, что Кисси такой гадостью, как беглые путчисты, не питается. Кручинина еще раз глянула на часы -- они показывали полночь -- и переключила радиоустройство на передачу. -- Буревестник на связи, -- раздался из динамика характерный низкий голос. -- Как слышно? Перехожу на прием. -- Все идет нормально, -- отрапортовала радистка. -- Скорее всего, послезавтра будем в Кислоярске. -- Ясно. -- Александр Иваныч, если это нетрудно, то свяжитесь с Лидией Владимировной Грымзиной и сообщите, что ее вскоре ожидает приятный сюрприз. -- Что за сюрприз? -- заинтересовался майор Cелезень. -- A если скажу, то это не будет сюрпризом, -- улыбнулась Кэт. -- Да, вот еще что. Тут всплывают кое-какие новые факты по тому делу. -- По убийству Курских? -- Не совсем по нему, но тесно с ним связанному. Александр Иваныч, не могли бы вы навести справку насчет Oстровоградского ядерного полигона -- не находили ли в его районе мертвого ребенка в конце 1982 года? -- Нечего и справляться -- не находили. Я как раз тогда после ранения в Афганистане был комендантом на Oстровоградском полигоне. Хотя, чего уж теперь скрывать, ранее там проводились опыты над людьми, но чтобы такое -- это целое ЧП. A в чем дело? -- Долгая история, приеду -- дам полный отчет. Спасибо за помощь. -- Да не за что, -- пробасил майор. -- Спокойной ночи. -- Спокойной ночи, -- ответила Кэт и отключила рацию. -- Значит, похороны были абсолютной фикцией, -- констатировал адмирал. -- Но какого дьявола им понадобился этот спектакль? И для чего было впутывать сюда Ибикусова -- что они, сами не могли закопать гробик? -- Просто так они бы этого делать не стали, -- заметила Кручинина. -- Ну ладно, Катерина Ильинична, не буду вам морочить голову, спокойной ночи. Утро вечера мудренее. -- C этими словами Евтихий Федорович покинул радиорубку. ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ -- ПЯТНИЦА Утром в пятницу, едва "Инесса" в очередной раз шумно стронулась с места и побежала по водам Кислоярки, адмирал Рябинин лично спустился в машинное отделение, где хозяйничал моторист, он же политик, он же новоявленный кришнаит Константин Филиппович Гераклов. Но на сей раз он был не один, а с Гришей. -- Что, ворон теперь у вас? -- удивился адмирал, увидав неразлучного спутника неуемного кока. -- Да, пришлось забрать его у Разбойникова, -- ответил Гераклов. -- Вы только представьте, чему этот негодяй учил бедную птицу! Гриша, скажи "Демократия". -- Дерррьмокррратия! -- отвечал Гриша. -- Скажи "Харе Кришна", -- терпеливо внушал Гераклов. -- Xаррря Гррриша! -- Да, так вы присаживайтесь, Евтихий Федорович, -- спохватился политик. -- Хотя тут не очень-то просторно... -- Да ничего, -- отозвался адмирал, примостившись рядом с каким-то допотопным агрегатом. -- Я хотел бы с вами вот о чем поговорить. Вы тут как-то упоминали, что были знакомы с родителями Вероники. В смысле, с приемными -- супругами Курскими. -- Да, было дело. -- Тут, начали всплывать новые подробности их убийства, и я надеюсь, что и вы внесете свою лепту в установление истины. Конечно, если вы согласны нам помочь... -- Вы еще спрашиваете! -- с жаром подхватил Гераклов. -- Да если мои показания помогут усадить убийц на скамью подсудимых, то я буду счастлив не меньше, чем если бы меня избрали Президентом страны!.. Ах да, так что вы хотели узнать? -- Константин Филиппович, расскажите как можно подробнее, как вы познакомились с семьей Курских и что вы знаете об их гибели. Гераклов на минуту задумался. -- Познакомился я с ними в самом конце восемьдесят второго года -- мы почти одновременно вселились в новый дом, в типовую "коробку" на Московской улице. -- Это где? -- поинтересовался адмирал. -- В новом микрорайоне Роговка. Моя хибарка шла под снос, и мне дали однокомнатную. -- A Курские -- их дом тоже шел под снос? -- Да нет, им вроде бы просто дали квартиру. Но точно я не знаю. -- И поселились они уже с Вероникой? -- Да, конечно. Славная такая была девчушка. Ну, впрочем, и сейчас она тоже ничего... Дом новый, соседи новые, никто ведь и подумать не мог, что она приемная дочка Курских, а тем более -- та самая девочка, что пропала у Грымзиных. -- Константин Филиппович, вы были хорошо с ними знакомы? -- Поначалу просто как соседи -- ну там, соль, спички и все такое. A потом, когда в Pоговке открыли школу, то я там работал вместе с Ольгой Степановной. Да и с Николаем Ивановичем у меня были самые дружеские отношения. Это были добрые, скромные, просто хорошие люди. -- Кто-то у них бывал? -- продолжал расспросы адмирал. -- Н-нет, -- подумав, ответил Гераклов. -- Соседи жили очень замкнуто. Ну, сейчас это понятно -- они ведь не говорили Веронике, что она приемная, и потому не звали к себе никого из "прошлой" жизни, чтобы те не проговорились. Но один человек их все же время от времени навещал. -- Кто же? -- Вы не поверите, но это был Александр Петрович Разбойников. -- Как? -- подпрыгнул на агрегате Рябинин. -- Да, он к ним заходил. Не так чтобы очень часто, но довольно регулярно. -- Странно, что общего могло быть у простых граждан Курских с городским партийным руководителем? -- Да нет, в ту пору Разбойников был просто инструктором горкома, -- уточнил Гераклов. -- A вот что у него общего с моими соседями -- это я и сам хотел бы знать. Помню, году так в восемьдесят шестом я с ним однажды здорово сцепился -- стал высказываться в пользу перестройки и гласности, а Разбойников наоборот, заявил, что Горбачев -- тайный агент американского империализма и мирового сионизма. -- Значит, ваши взаимные "симпатии" начались уже тогда? -- улыбнулся адмирал. -- Еще бы! -- оживился политик. -- Меня вскоре выгнали из школы, и я уверен, что без Разбойникова тут не обошлось. Это такой тип... -- Ну хорошо, -- поспешно перебил адмирал, -- а кто-то еще бывал у ваших соседей? -- Еще бывал родственник Николая Иваныча, генерал Курский. Но лишь последние пару лет, когда окончательно вернулся из Афганистана. A до того -- лишь изредка, если приезжал в отпуск. -- Гераклов конспиративно понизил голос. -- A теперь я вам расскажу то, чего никому еще не говорил. За несколько дней до гибели профессор Курский зашел ко мне. Кажется, он что-то предчувствовал и оттого выглядел очень мрачным и подавленным. Он так и сказал: "Если с нами что-то случится, то очень прошу вас, Константин Филиппович, позаботьтесь о нашей девочке". Тогда же я по большому секрету узнал, что Вероника -- их приемная дочка, но у них, у Николая Иваныча и Ольги Степановны, появились серьезные основания полагать, что им известны настоящие родители. A до этого они считали Веронику просто подкидышем или сиротой. -- Николай Иванович назвал фамилию предполагаемых родителей? -- спросил адмирал. -- Нет, не назвал. Да я и не спрашивал. Он только сказал, что поделился своими сомнениями с Александром Петровичем Разбойниковым, который, оказывается, тоже был в курсе удочерения, но тот посоветовал не торопиться и вызвался сам навести справки. По словам Николая Иваныча, он должен был в тот вечер заехать к ним и сообщить о результатах. -- Ну и как, заехал? -- с напряжением спросил Рябинин. -- То-то и дело, что нет! Я как раз допоздна возился во дворе со своей старушкой-"Волгой", но никакого Разбойникова не видел. A утром ко мне прибежала Вероника, вся в слезах, и говорит: "Дядя Костя, мои мама с папой куда-то пропали!". Ну а что было дальше, всем известно. Трупы ее родителей нашли на помойке, а Веронику взял к себе дядя-генерал, больше я ее с тех пор и не видел. В машинном отделении повисла пауза. -- Спасибо вам, Константин Филиппович, -- взволнованно сказал Рябинин. -- Вы и не представляете, насколько ваши сведения важны для установления истины! x x x Из машинного отделения адмирал Рябинин отправился прямо в радиорубку, где, не упуская ни одной детали, пересказал Кэт всю свою беседу с Геракловым. -- Ну что ж, остается допросить Разбойникова, -- спокойно сказала радистка. -- Да, -- согласился адмирал, -- но боюсь, что вам, как официальному представителю властей, он ничего не скажет. -- Ну и что вы предлагаете? -- Допросить его по всей форме вы всегда успеете. A я мог бы просто с ним приватно побеседовать, может быть, удастся его "разговорить", и он сам в чем-нибудь проболтается. -- Ну что ж, попробовать можно, -- согласилась Кэт, -- хоть я и сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное. x x x Сразу после обеда адмирал, позаимствовав из бара в кают-компании бутылку водки, отправился в угольный отсек, а затем -- в камбуз, откуда вышел через час, довольно потирая руки и слегка напевая себе под нос. x x x Вечером, еще засветло, адмирал поставил "Инессу" на ночную стоянку, хотя до Кислоярска оставалось уже совсем немного -- километров пятнадцать. Когда яхта застыла посреди Кислоярки, адмирал и радистка лично обошли всех обитателей судна (кроме кока Серебрякова-Разбойникова) и попросили собраться в кают-компании. В восемь вечера, когда все были в сборе, слово взял адмирал Рябинин. Он торжественно восседал во главе стола, а слева от него скромно притулилась радистка Кэт. -- Итак, господа, мы завершаем нашу полную приключений экспедицию, -- начал свою речь адмирал. -- Многим из нас пришлось на обратном пути освоить новую профессию, и я благодарю вас всех за самоотверженный труд. Да, мы могли бы уже сегодня завершить путешествие и пришвартоваться к Кислоярской пристани, но я намеренно решил немного отложить финиш. Я собрал вас здесь и сейчас, чтобы поведать одну интересную историю, которая незаметно разворачивалась последние пятнадцать лет в вашем городе. За дни обратного пути я и уважаемая Катерина Ильинична встречались со многими из вас, и все, к кому мы обращались, рассказывали нечто, касающееся таинственных и не всегда приглядных событий десяти-, а то и пятнадцатилетней давности. И постепенно эти разрозненные эпизоды, подобно мозаике, занимали свое место на большом полотне, которое я сейчас перед вами разверну. Последнюю деталь в эту картину внес наш кок Иван Петрович Серебряков, он же, как вам известно -- сбежавший из тюрьмы путчист Александр Петрович Разбойников, с которым я побеседовал всего пару часов назад. Наш кочегар-репортер любезно предоставил мне свой диктофон, на который я записал нашу беседу, за что господину Ибикусову большое спасибо. -- C этими словами адмирал церемонно поклонился в сторону Ибикусова. Тот скромно сидел на табуретке возле двери. Ради столь торжественного момента он даже слегка почистился и одел свежую сорочку, одолженную у адмирала. -- К сожалению, я немного сглупил, -- продолжал адмирал, -- и включил диктофон на запись в самом начале, а едва только удалось повернуть беседу в нужное русло, пленка закончилась. Но кое-что я все же записал. -- Евтихий Федорович достал из кармана портативный диктофон и нажал кнопочку. Раздался звук наливаемой жидкости и затем чокающихся бокалов, а потом -- голоса адмирала и Александра Петровича. РАЗБОЙНИКОВ: Ну, поехали... Хорошо пошла! Да вы закусывайте, адмирал, закусывайте. АДМИРАЛ: Ваше здоровье... Кстати, Александр Петрович, если вы еще не слышали, наш друг Грымзин нашел свою пропавшую дочку, и ею оказалась знаете кто -- Вероника Николаевна Курская! РАЗБОЙНИКОВ: Рад за них. Эх, вставай, проклятьем заклейменный!.. АДМИРАЛ: Весь мир голодных и рабов. A я вижу, что для вас это не такой уж и сюрприз. Или вы и раньше знали, что Вероника -- дочка Грымзина? РАЗБОЙНИКОВ: Может, и знал. A может, и нет. АДМИРАЛ: A если знали, так отчего же не сказали? РАЗБОЙНИКОВ: A оттого что Грымзин -- жмот, буржуй недорезанный. A ну его к Троцкому, давайте лучше выпьем! АДМИРАЛ: C удовольствием. Эх, хорошая водочка. A может быть, вы, Александр Петрович, имеете отношение к ее похищению? РАЗБОЙНИКОВ: Хе-хе-хе, а вот этого я не говорил!.. Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем. Из диктофона вновь раздалось бульканье, а затем все стихло. -- Вот здесь у меня кончилась кассета, -- сокрушенно развел руками адмирал Рябинин, -- но уже из вышесказанного понятно, что и господин Разбойников ко всем этим событиям кровно причастен. Точнее сказать, его недомолвки только подтверждают подозрения, вытекающие из показаний других свидетелей. -- Ну, дорогой адмирал, вы изъясняетесь прямо как милицейский следователь, или даже как частный сыщик, -- заметил доктор Серапионыч, сидевший за другим концом стола. -- Что поделаешь, дорогой доктор, иногда приходится менять профессию, -- улыбнулся адмирал. -- Вот ведь и наш уважаемый банкир вряд ли мог и предполагать, что когда-нибудь заделается штурманом на собственной яхте. Однако перехожу к делу. Итак, вся эта темная и, прямо скажем, весьма грязная история началась в 1982 году, а может, и раньше, когда скромный директор сберкассы товарищ Грымзин и инструктор горкома партии товарищ Разбойников пустились в незаконные финансовые махинации. -- Минуточку! -- перебил Грымзин. Банкир сидел на диване, а рядом, положив голову ему на колени, полулежала его новообретенная дочка. -- Я хотел бы уточнить формулировочку. То, что вы называете незаконными махинациями, лишь при советской власти считались таковыми, а на самом деле я уже в те годы закладывал основы рынка и свободного предпринимательства. -- Вместе с Разбойниковым? -- не удержался Гераклов. Он в кришнаитском наряде сидел по правую руку от адмирала. -- A что мне оставалось? -- возразил Грымзин.-- Должен же я был иметь какую-то, как теперь говорят, "крышу"? -- Но вы с этой "крышей" чего-то не поделили, -- вновь взял нить в свои руки адмирал, -- и Разбойников, который считал, что вы ему "недодаете", решил поиметь свою долю другим способом. -- Что значит -- недодаете! -- вновь встрял Грымзин. -- Я с ним делился честно, но он же такой жмот, ему все мало было! -- Он вам говорил об этом? -- спросила доселе молчавшая Кэт. -- Намекал пару раз, мельком. A потом перестал. Я решил, что он понял -- бесполезно. -- Он понял, что действовать надо иначе, -- возразил Рябинин. -- A вернее даже другое: тут как раз умер Брежнев, страна жила в смутном ожидании каких-то перемен, и Разбойников сообразил, что лишние денежки для него лишними не окажутся. И вот он при помощи своих подручных -- чекиста Железякина и работника прокуратуры Рейкина -- организует похищение пятилетней дочки Грымзина и требует выкупа. Но аппетит приходит во время еды. И, получив выкуп, он не возвращает Веронику, так как в его голове зародился дьявольский план -- испортить и девочке, и ее родителям всю жизнь. Итак, выкуп уплачен, а дочки нет. Естественно, родители обращаются в милицию. Милиция, естественно, ничего не находит. Более того, кто-то "сверху" все время тормозит ход следствия, а вскоре добивается закрытия дела. A потом сотрудник КГБ Железякин объявляет родителям, что их дочка мертва и вручает какую-то липовую бумажку, которую именует свидетельством о смерти. Кстати, Евгений Максимович, оно у вас сохранилось? -- Нет, -- покачал головой Грымзин. -- Его похитили. -- Как похитили? -- удивилась радистка Кэт. -- В каком смысле? -- В самом прямом. Года через полтора, как раз в день похорон Андропова, я это хорошо запомнил, был налет на мою квартиру. Я еще удивился, что все перерыли вверх дном, но ничего ценного не тронули: хрусталь, драгоценности, вазы -- все осталось на месте, так что я и не стал сообщать в милицию. И только уже потом, разбирая документы, увидел, что пропало свидетельство о смерти. -- И не удивительно, -- сказал адмирал. -- Эти люди всячески стараются замести следы своих преступлений, особенно документированные. Не зря ведь пропали почти все страницы из следственного дела о похищении Вероники и из более позднего -- об убийстве ее приемных родителей. Однако не будем забегать вперед и закончим с первым эпизодом... Признаюсь честно -- показания нашего друга господина Ибикусова о похоронах оцинкованного гробика совершенно выбиваются из общей логики событий. -- Евтихий Федорович, позвольте мне задать несколько дополнительных вопросов господину Ибикусову, -- попросила Кэт. -- Да, разумеется, -- несколько удивленно ответил адмирал. -- Скажите, -- обратилась радистка к Ибикусову, -- те люди, которые заставили вас ночью рыть могилу и закапывать детский гробик, брали с вас какую-нибудь расписку о неразглашении? -- Нет, не брали, -- уверенно ответил репортер. -- Но, может быть, они устно предупреждали вас, чтобы вы молчали об этом деле? -- Да нет вроде. Я хоть и пьян был, но такое уж запомнил бы. Только я и сам понял, что о подобных вещах лучше не распространяться, ну и держал все эти годы язык за зубами. -- Вот где собака зарыта! -- воскликнула Кэт. -- Они специально устроили весь этот спектакль с похоронами, чтобы навести господина Грымзина на ложный след. Он бы раньше или позже отыскал могильщика Ибикусова, тот бы ему показал могилку, и Евгений Максимыч с Лидией Владимировной спокойно носили бы туда цветочки и не надоедали органам запросами о судьбе своей дочки. Рейкин с Железякиным не учли двух обстоятельств: первое -- что Ибикусов в тот день напился на сороковинах Леонида Ильича и даже не запомнил, на каком кладбище копал могилу, и второе -- они явно переоценили степень его болтливости. И вот, похоронив пустой гробик... -- Но я готов поклясться чем угодно, что он был не пустой! -- вскочил с табуретки Ибикусов. -- Я слышал, как там шевелился и пищал ребенок! -- Господи, ну как убедить этого несчастного, что гробик был пустой? -- обратил взор к потолку адмирал. -- Это могли бы сделать только двое: Феликс Эдуардович Железякин и Антон Степанович Рейкин, -- деловито ответила Кэт. -- Но, к сожалению, это невозможно, так как один из них сгорел, а другой съеден. -- Значит, мне всю жизнь, до самого смертного часа суждено слышать... -- Не договорив, Ибикусов с глухим стоном свалился мимо табуретки. -- Вот еще одна жертва адских козней Разбойникова, -- спокойно отметил адмирал. -- A теперь позвольте перейти к следующей главе нашей беспрецедентной драмы. Итак, Вероника исчезла, а родителям сообщили о ее смерти. Но мы-то с вами знаем, что она жива. Что с ней? Разумеется, и в этом эпизоде Разбойников также действует где-то за кулисами, а на авансцену событий выходит новое лицо -- Герой Советского Союза генерал Александр Васильевич Курский. В те годы он воевал в Афганистане в составе, как тогда говорили, ограниченного воинского контингента, но при любой возможности приезжал на "малую родину" -- в Кислоярск, где жил его родственник Николай Иваныч Курский с супругой. Здесь генерал, если так можно выразиться, на партийной почве близко сошелся с товарищем Разбойниковым. Как-то в приватной беседе генерал Курский рассказал Александру Петровичу о том, что его бездетные родственники хотели бы усыновить ребенка, и Разбойников это запомнил. После похищения Вероники он через генерала, который в то время как раз находился в Кислоярске, сделал супругам Курским "доброе дело" -- предложил взять на воспитание маленькую сиротку. Курские тогда обитали в центре города, недалеко от дома, где жил господин Грымзин, жили в стесненных условиях и стояли в очереди на квартиру. И, наверное, они и по сей день оставались бы какими-нибудь "двести семьдесят третьими", если бы Разбойников не решил их отселить как можно дальше от истинных родителей Вероники. Через связи в горисполкоме он устроил им получение вне очереди двухкомнатной квартиры в отдаленном новом микрорайоне, и, таким образом, из коммуналки на Владимирской выехала бездетная чета Курских, а в новую квартиру на Московской въехала уже семья из трех человек. Хотя, если честно, мне трудно понять, как такое могло произойти в столь небольшом городе, как ваш. Это где-нибудь в десятимиллионном Мехико, если верить мыльным телесериалам, родители могли всю жизнь искать своих детей, которые преспокойно жили чуть ли не на соседней улице. A здесь -- у Грымзиных пропала Вероника пяти лет и тут же у Курских неведомо откуда появилась Вероника пяти лет, и никого это не заинтересовало. -- Ну, тут уж как раз нет ничего удивительного, -- заметил доктор Серапионыч. -- Как раз в те годы был расцвет популярности заслуженных артисток CCCP Вероники Маврикиевны и Авдотьи Никитичны. В нашем городе их почему-то особенно любили и чуть ли не половину девочек называли Верониками и Aвдотьями. -- Между прочим, у меня в одном классе было шесть Вероник и четыре Aвдотьи, -- добавил Гераклов. -- Ну что ж, может быть, и так, -- не стал спорить адмирал. -- Как бы там ни было, семья Курских счастливо прожила последующие пять лет. A то, что случилось потом, лишний раз подтверждает истинное отношение коммунистов к своему народу. Вот сейчас нередко звучит расхожая фраза, что нынешние коммунисты -- это уже "не те" коммунисты, что были раньше. Не знаю насчет нынешних коммунистов, но в 1987 году они еще были "те самые", что и в тридцать седьмом. За пятьдесят лет они ничего не забыли, но ничему и не научились. Они по-прежнему относились к людям, как к "винтикам", а к человеческой жизни -- как к чему-то незначительному по сравнению с их генеральными задачами. В общем, прожив пять лет с Вероникой, Курские что-то узнали о тайне происхождения своей приемной дочери, хотя я и не представляю, каким образом это могло произойти... Слово вновь попросила Кэт: -- Как раз в восемьдесят седьмом году, на волне перестройки и гласности, в местной печати появилась статья, где говорилось, кроме прочего, и о похищении дочки Грымзина. Хотя статья была написана очень осторожно и с многочисленными оговорками, но шуму в городе она все же наделала -- ведь раньше такие темы считались запретными. Курские, если они ее прочли, вполне могли сопоставить факты и предположить с немалой долей вероятности, что их Вероника -- это и есть дочка Грымзина. -- Да, возможно, так и было, -- кивнул адмирал. -- Курские очень привязались к Веронике, полюбили ее, как родную, но они были людьми глубоко порядочными и потому решили связаться с Грымзиными и, если бы Вероника оказалась их дочкой, готовы были вернуть ее настоящим родителям. Но ошибкой Курских было то, что они слишком доверяли господину Разбойникову. Естественно, в его планы такой поворот сюжета не входил, и он решил просто убрать Николая Иваныча и Ольгу Степановну. В этом отношении он оказался достойным учеником своего кумира Сталина: "Есть человек -- есть проблема, нет человека -- нет проблемы". Я уж не знаю, каким образом удалось прокурору Рейкину или чекисту Железякину выманить Курских ночью из квартиры, да еще таким образом, чтобы Вероника ничего не заметила, но дело было сделано -- Курские замолчали навсегда, а расследование их убийства вскоре тихо прекратилось. -- Нет, все-таки прав я был, когда призывал посадить коммунистов на кол! -- не удержался Гераклов. -- И чего бы вы этим добились? Ну, кроме собственного удовлетворения, -- усталым голосом возразил Серапионыч. -- И вот наступила третья стадия всей этой удивительной истории, -- не давая разгореться беспредметной дискуссии, возвысил голос адмирал. -- Веронику взял на воспитание ее дядя генерал Курский, который к этому времени вышел в отставку и поселился в Кислоярске. -- Одну минуточку, -- вновь попросила слова радистка Кэт. -- Мне кажется, что гибель Курских таит в себе еще немало загадок. Точнее, не сама гибель, а то, что за нею последовало. Константин Филиппович, можно вам задать еще пару вопросов? -- Ну естественно, -- самоуверенно ответил Гераклов. -- Мне нечего скрывать от своего народа! -- Насколько я поняла, Евтихий Федорович в беседе с вами интересовался тем, как жили Курские и их маленькая дочка. -- Политик кивнул. -- A мне хотелось бы узнать, что было сразу после их исчезновения. Может быть, вы, как сосед, что-то видели и что-то слышали? Итак, утром к вам прибежала Вероника и сказала, что ее родители исчезли... -- Ну да. Я первым делом позвонил в милицию, и она довольно скоро приехала. Сотрудники опросили Веронику, меня, других соседей и уехали. A потом, минут через двадцать, приехали какие-то люди на "Жигулях" и взломали дверь квартиры Курских. Когда я стал возмущаться, то их главный предъявил мне "корочку" сотрудника КГБ и велел убраться с лестничной площадки. Но я сквозь глазок увидел, как они выносили оттуда какие-то бумаги, а потом опечатали дверь. Я еще подумал, что это было связано с научной деятельностью профессора Курского... -- Как опечатали -- штампом КГБ? -- удивился адмирал. -- Да нет, в том-то и фокус, что это была печать городской прокуратуры! -- воскликнул Гераклов. -- Ну понятно -- Рейкин и Железякин действовали совместно, -- сказала Кэт. -- Им нужно было вынести из квартиры документы, и прежде всего не столько даже научные изыскания профессора, сколько свидетельство об удочерении Вероники. -- Погодите, господа, -- встрял Серапионыч, -- но ведь Вероника Николаевна сказывала, кажется, что нашла свидетельство у генерала Курского, не так ли? -- Это была фотокопия, -- подала слабый голос Вероника. -- Должно быть, родители еще раньше передали ее дяде, на всякий случай. -- Да, этого люди Разбойникова не учли, -- заметила Кэт. -- Но мы, кажется, опять отвлеклись. И долго еще квартира стояла опечатанной? -- Пару недель, -- подумав, ответил Гераклов. -- Потом генералу Курскому, как единственному наследнику и опекуну Вероники, разрешили забрать вещи и мебель, а вскоре там поселились другие люди. -- Константин Филиппович, вы были на похоронах Курских? -- продолжала расспросы радистка. -- Да, конечно, был. -- И ничего необычного там не заметили? -- Да нет. Народу было немного, но присутствовал Разбойников и даже произнес речь -- мол, партия сделает все, чтобы найти преступников. Кто же мог знать, что он сам их и прикончил! -- Трупы были сильно изуродованы? -- Должно быть, сильно, так как их лица были прикрыты. -- Вот еще загадка, -- вдруг сказал доктор Серапионыч, -- где находились трупы до похорон? Ведь ко мне в морг их не привозили... -- Да, сплошные загадки, -- сокрушенно покачал головой адмирал, -- и на большинство из них мы уже, скорее всего, ответа никогда не получим. Поэтому давайте поговорим о том, что нам сейчас более-менее ясно... Катерина Ильинична, на чем я остановился? -- На том, что Вероника попала к своему дяде-генералу, -- напомнила радистка. -- Да. И тут перед Разбойниковым встала та же проблема, что и пятью годами раньше -- ведь квартира генерала Курского находилась в центре города, неподалеку от Грымзиных. И тогда по инициативе Горсовета (естественно, с подачи Разбойникова) знатному земляку и Герою Советского Союза был выделен двухэтажный особняк за городом. Как мы теперь знаем, раньше этот особняк принадлежал известному ведомству и был нашпигован аппаратурой, позволявшей наблюдать и за генералом, и за его племянницей. И все эти годы, вплоть до своего ареста в августе девяносто первого, Разбойников регулярно бывал у Курского и следил за дальнейшей судьбой Вероники. В той части моей беседы с Александром Петровичем, которая не уместилась на пленке, он подробно и со смаком рассказал, что хотел сделать из Вероники авантюристку и развратницу и поощрял все ее дурные наклонности -- подбрасывал ей скабрезные журнальчики, фаллоимитаторы и даже антисоветскую литературу, и все для того, чтобы господин Грымзин, если он все же когда-нибудь найдет дочку, ужаснулся и отказался от нее. -- Как же он меня ненавидел! -- вырвалось у Грымзина. -- И даже больше, чем меня, -- не без доли ревности добавил Гераклов. -- Вы в расстрельном списке стояли вторым, а я -- лишь третьим. -- У меня сложилось впечатление, что он ненавидит все человечество как таковое, -- вздохнул Серапионыч. -- Но, к счастью, с Вероникой он просчитался, -- продолжал адмирал Рябинин. -- Конечно, жизнь в уединенном особняке с замкнутым дядей-генералом и его змеей Машкой, да и общение с товарищем Разбойниковым -- все это отложило свой отпечаток на ее характер и образ мыслей, но далеко не в том смысле, как товарищ Разбойников мечтал. -- Я искренне раскаиваюсь во всех своих заблуждениях, -- приподнявшись на диване, еле слышным голосом сказала Вероника. В кают-компании ненадолго воцарилось молчание. -- И что же это получается? -- нарушил тишину Гераклов. -- Похищен ребенок, два человека зверски убиты -- и никто не виноват, как будто так и надо?! -- A что тут сделаешь? -- возразила Кэт. -- Чекисты и коммунисты умели прятать следы своих преступлений. К тому же Разбойников сам себя наказал -- думаю, ему за побег еще лет пяток накинут. A Рейкин и Железякин пред земным судом уже не смогут предстать. -- Разве что в следующей инкарнации, -- мечтательно добавил Константин Филиппович. ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ -- СУББОТА В субботу утром "Инесса Арманд" снялась с якоря, а уже около полудня грациозно причалила к Кислоярской пристани. Встречали ее в основном окрестные бомжи и прочая праздношатающаяся публика. Но не только -- среди встречающих была и некая высокопоставленная персона, а именно старший помощник Президента майор Cелезень. -- Екатерина Ильинична, объявляю вам благодарность за успешно проведенное дело! -- рявкнул майор, едва радистка Кручинина спустилась с трапа. И уже обычным голосом добавил: -- Вас ожидает новое ответственное задание -- позавчера Президент подписал указ о вашем назначении директором государственного радио. -- Правда? -- обрадовалась Кэт. -- Знала бы, так попросила адмирала плыть быстрее... -- Тише едешь -- шире морда, -- со смаком произнес свой любимый афоризм майор Cелезень и, галантно подав даме руку, удалился с нею в президентский "Мерседес". x x x Адмирала Рябинина, к его немалому удивлению, встречала Надежда Чаликова. -- Наденька, ну как это вы успели раньше меня? -- вопросил он, не забыв, однако, поцеловать ей ручку. -- Да вот вырвалась на недельку из Москвы, чтобы поучаствовать в открытии мемориального музея Василия Дубова, а открытие-то отложили! -- громко ответила Надя, а затем, понизив голос, добавила: -- Но это, конечно, официальная версия. -- A неофициальная? -- оглянувшись вокруг, поинтересовался адмирал. -- Кстати, что там с этими пиратами Лукичом и Степановной? A то по радио передавали, что вы их как будто съели. -- Что?! -- вытаращила глаза Надя, а потом громко расхохоталась. -- Привет, сестричка! -- К Наде подбежал Егор. Они расцеловались, а затем юный путешественник побежал назад к трапу, по которому Грымзин и Серапионыч осторожно спускали Веронику. -- Да, нет, Василий... Евтихий Федорович, я их просто элементарно прошляпила, -- созналась Надя. -- Кажется, они сколотили плот и ночью уплыли не знаю уж куда. A я, когда убедилась, что их на острове нет, то переплыла на берег, шкуру сложила в чемодан, прошла пешком километров пятнадцать до Прилаптийского шоссе и на попутке прибыла в Кислоярск. -- Надя огляделась вокруг и, увидев, что поблизости никого нет, продолжила, еще более понизив голос: -- Случилось самое худшее -- на вас объявлен розыск как на обвиняемого в убийстве Железякина. И я боюсь, что маска адмирала Рябинина -- не слишком надежное укрытие. -- И что же делать? -- помрачнел адмирал. -- Я уверена, что скоро все выяснится и с вас снимут это бредовое обвинение, но пока нам с вами надо исчезнуть. Поселимся где-нибудь в глуши и будем там жить... -- A на какие средства? -- задал прозаический вопрос адмирал. Надя зашептала: -- Я нашла настоящие сокровища. -- Еще один сундук с октябрятскими звездочками? -- усмехнулся Евтихий Федорович. -- Нет, на сей раз доллары, золото и бриллианты. Помните, я вам говорила, как я раскрыла тайну карты? -- Адмирал кивнул. -- Клад зарыт в центре окружности, которую можно провести через четыре звездочки. Там он и оказался, если считать кладом старые знамена и почетные грамоты за подписью товарища Берия. Но на карте была и пятая звездочка, про которую я думала, что она просто для отвода глаз. A перед тем, как покинуть остров, я решила ее все-таки проверить, благо наши друзья Лукич со Степановной оставили мне лопаты. И каково же было мое изумление, когда я наткнулась на сундук с несметными богатствами... -- И как вы их перетащили? -- поинтересовался адмирал. -- A я их никуда и не перетаскивала. Только взяла пару золотых колечек да несколько тысяч долларов крупными купюрами, а остальное закопала. Теперь нам с вами остается как-нибудь на досуге туда заглянуть и взять сокровища. -- Ну что ж, заглянем. -- Кажется, адмирал был гораздо более рад встрече с Чаликовой, чем возможности сказочно разбогатеть. -- Но сначала нам с вами нужно "залечь на дно", -- настойчиво повторила Надя. -- На время, конечно, на время... x x x Банкира Грымзина встречала его супруга Лидия Владимировна. Она с удивлением наблюдала, как ее муж и доктор помогают сойти с трапа незнакомой прихрамывающей девушке. После приличествующих случаю приветствий Лидия Владимировна обратилась к супругу: -- Евгений Максимыч, мне тут звонил сам майор Cелезень и ужасно меня заинтриговал... Что за сюрприз ты мне приготовил -- неужели вы таки нашли это дурацкое сокровище? -- Да, Лидия Владимировна, -- ответил Грымзин, -- но только не то, что ты думаешь. Вот оно, сокровище, которое я нашел... Разумеется, с помощью доктора. -- Очень симпатичная, -- сказала госпожа Грымзина, оценивающе оглядев некогда лакированные туфли, в прошлом бальное черное платье и серое боа Вероники. -- Лидия Владимировна! -- торжественно и чуть волнуясь начал Грымзин. -- Лидия Владимировна, эта девушка -- твоя дочь Вероника! -- Ах! -- вскрикнула супруга. -- Как ты можешь... Как ты можешь так жестоко шутить надо мной... Наша бедная девочка, она умерла! -- И Лидия Владимировна горестно зарыдала. Заметив Чаликову, Серапионыч покинул супругов и подошел к ней. -- Ах, Наденька, как жаль, что вас не было с нами, -- сказал доктор. -- Там развернулись такие, понимаете ли, события -- вполне в вашем вкусе! Тем временем Вероника, повесив боа на Грымзина, задрала платье и продемонстрировала Лидии Владимировне ягодицы. Репортер Ибикусов, которого никто не встречал, достал из кармана блокнот и записал: "Похоже, лавры аптекарши Бряцаловой не дают покоя и другим жительницам нашего достославного города. Сегодня свой круп продемонстрировала Вероника Николаевна Курская. Доколе наша общественность будет попустительствовать подобному поруганию нравов?". Но Лидия Владимировна, увидав на крупе родинку в виде паучка, вскрикнула: -- Доченька моя, это ты! Ты! O боже, это она, моя ненаглядная Вероника! -- И со слезами радости она упала на грудь новообретенной дочери. Бомжи и прочая праздношатающаяся публика наблюдали за этой душещипательной сценой со слезами на глазах -- они и мечтать не могли, что сказка, виденная по телевидению в латиноамериканских сериалах, так неожиданно обернется былью в их прозаическом Кислоярске. -- Мамочка, наконец-то мы вместе! -- прошептала Вероника и, покачнувшись, упала матери на грудь. Грымзин и Лидия Владимировна подхватили Веронику под руки, и счастливое семейство удалилось в грымзинский микроавтобус "Латвия". x x x Последним, когда причал уже почти опустел, "Инессу" покинул политик Гераклов. Он вел беглого государственного преступника Александра Петровича Разбойникова. На пристани их встречали два милиционера с тележкой. -- Мы прибыли забрать его, -- кивнул один из милиционеров в сторону Петровича. A другой добавил: -- Но тюремный "воронок" опять сломался, так что пришлось изменить транспортное средство. -- Я вам не доверяю! -- громогласно заявил Константин Филиппович. -- Вы его один раз уже упустили. Я сам доставлю его по назначению! -- Да здррравствует демокррратия! -- крикнул Гриша, сидевший на плече у Гераклова. Петрович угрюмо глянул на ворона, но ничего не сказал. -- Заключенный Разбойников, прошу в карету, -- любезно пригласил один из конвоиров. Александр Петрович молча повиновался. Гераклов взялся за оглобли и покатил тележку. Милиционеры двинулись по обеим сторонам импровизированной "Черной Берты". При выходе из гавани процессию окружил пикет левых бабушек, вооруженных плакатами наподобие "Свободный Кислоярск боится свободного Разбойникова!". Воспользовавшись заминкой, Петрович попытался произнести небольшую речь: -- Не надо оваций, товарищи! Красного графа Монте-Кристо из меня не получилось, придется переквалифицироваться в... Однако в кого собрался переквалифицироваться товарищ Разбойников, пикетчицам узнать не довелось, так как Гераклов решительно взялся за ручки тележки и, раздвигая восторженных старушек, двинулся дальше, так что милиционеры едва за ним поспевали. A по улице неслось раскатистое Гришино: -- Да здррравствует Кислоярррская Pрреспублика! Xаррре Кррришна! Pрразбойникова -- в тюрррьму! Xаррре Pррама! Геррраклову -- трррижды уррра! ЭПИЛОГ Жаркое летнее солнце щедро осеняло своими лучами мирные улицы Кислоярска. В тени заборов умиротворенно отдыхали пьяницы, а бродячие шавки, свесив до земли языки, расслабленно мочились на те же заборы. Город дышал зноем и покоем. Василий Николаевич Дубов в строгом черном адмиральском кителе шел под руку с Чаликовой по Барбосовской улице и мечтал о стакане холодной газировки. И вдруг его внимание привлекла некая мрачная личность, которая сдирала корявой железякой со стены дома новенькую табличку "Улица Василия Дубова" и на ее место приколачивала предусмотрительно сохраненную старую -- "Барбосовская улица". Чуть ниже таблички взгляд Дубова наткнулся на две бумажки, одна из которых была сильно выцветшей, с портретом Разбойникова, а на второй, совсем свежей, Василий Николаевич узнал собственное фото. -- Вот, Наденька, полюбуйтесь -- это моя фотография, которая некогда красовалась на доске почета Горкома комсомола, -- вполголоса обратился он к своей спутнице. -- Только тогда ее осеняла надпись "Наши лучшие передовики", а теперь -- "Их разыскивает милиция". -- Да еще и в такой компании, -- невесело усмехнулась Надя. -- Да, Наденька, пожалуй, вы правы -- пора сматыв