ване. Делать ничего не хочется, да и дел нет. Сейчас в Городе праздник - шестьдесят первая годовщина Начала, того самого Начала, откуда повел свою жизнь этот смоделированный неведомыми галактистами человеческий город и которое с тех пор так и пишется, как Город, - тоже с прописной буквы. За окнами непривычная тишина, лишь экипаж изредка проскрипит или прозвенит конка. И в отеле тихо, в коридорах не хлопают двери, еще спят после бурной предпраздничной ночи заезжие купчики и агенты - коммивояжеры, как у нас говорили когда-то, спят профессиональные шулера. Не слышно и жильцов, любящих покурить и поболтать на ходу, возвращаясь к себе из бильярдной или бара. Но большинство номеров пусты: сенаторы-фермеры и промысловики разъехались по своим промыслам и поместьям. Вот и лежи, Анохин, потому что читать тебе нечего, все газеты уже прочитаны, а книги здешние старомодны, как и этот отель, - что-то вроде бульварных романов конца прошлого века. Лежи, Анохин, и жди, не забежит ли Мартин, вечно где-то что-то вынюхивающий. Какой детектив получился здесь из Мартина: вездесущий и все замечающий, свой повсюду - на бирже и в дешевых забегаловках, в семье простого промысловика и на приеме у директора страховой компании! Без Мартина я не знал бы и половины того, что знаю сейчас о Городе и его секретах. Мне бы и в голову не взбрело обедать в баре "Аполло", куда не ходят респектабельные горожане, вроде Уэнделла или Стила, и куда меня поведет сегодня Мартин. А пока лежи, Анохин, и думай, зачем ты затеял всю эту игру с Мердоком, Стилом, Донованом. И с биллем, который в конце концов прошел, несмотря на двадцать три голоса против. Стил все-таки выступил и повел за собой, опровергнув мои предсказания, чуть-чуть больше трети сената, но этих "чуть-чуть" оказалось слишком мало, чтобы билль провалить. Предвыборная кампания уже в разгаре, портреты кандидатов в сенат на каждом шагу: и на рекламных стендах, и в магазинных витринах Города; в избирательных участках уже готовят списки выборщиков и бюллетени... А я чувствую себя здесь чужаком: предвыборная карусель кружится помимо меня, мне полностью безразлично, кто займет сенатские кресла, за какие проекты и поправки будут голосовать. Конечно, я сочувствую Доновану, но что ему от моего сочувствия? В сущности, мы с Мартином узнали все. И если только для этого нас переместили сюда, то пора бы возвращаться домой, благо желание неведомых "небожителей" уже выполнено. Большего сделать нельзя: общество здесь развивается по законам, давно на Земле открытым, а ускорить или изменить ход исторического развития - не в наших силах. Кто-то тихонько стучит в дверь. Это не Мартин: Мартин обычно появляется без стука. Нехотя поднимаюсь, поправляю домашнюю куртку и говорю: - Войдите. Входит Пит Селби, с такой удрученной миной, что сразу становится ясно: дурные вести. - В чем дело. Пит? - Неприятность, советник. Меня выставили из архива. - Совсем? - Нет, пока перевели в общую канцелярию. - Почему? - Директор мсье Жанвье заметил, что я интересуюсь больше партийными доходами и расходами, чем восторженными восхвалениями кандидатов в сенат. Такие документы я, дескать, отбрасываю, а изучаю счета и доносы. Теперь мне все будет выдаваться лишь по его выбору. Мсье Жанвье хочет, чтобы я работал на глазах у его чиновников. Мне он не верит. - Ну, это не так плохо, Пит, - решаю я. - За вами будут следить, а вы наблюдайте, кто особенно в этом старается. Немедленно сообщите мне их имена. - Все ясно, советник. - Вот и действуйте. Пит. А директору скажите, что вам даже полезнее работать по его указаниям. Едва я успеваю закончить фразу, как врывается - и конечно, без стука - Мартин. Увидев Пита, спрашивает: - Где Луи, Пит? - Не знаю. Он уже несколько дней не ночует дома. - И я его не встречал, Юри. - Тревожная нотка слышится в голосе Мартина. - Он только сказал, что должен кого-то разоблачить, - говорит Пит, - но кого именно, промолчал. Расскажет, мол, когда все выяснит. - Меня беспокоит твой промах, Мартин. - Я уже начинаю понимать, что Ренье в опасности. - Меня это самого беспокоит, - вздыхает Мартин. - Может быть, сегодня еще узнаем что-то в "Аполло". - В "Аполло"?! - удивленно восклицает Селби. - Вспомнил! Именно сегодня вечером он и будет в "Аполло". - Зачем? - изумляется Мартин. - Я сказал... он мне сказал... - лепечет совсем смущенный Пит, - что именно в баре "Аполло" он разоблачит кого-то... кто будто бы всем мешает. Мы недоуменно переглядываемся с Мартином. Для чего Ренье понадобился этот притон? С кем он туда придет? Что-то выведал в банде Пасквы? Но удалось ли ему это скрыть? Ведь у него нет опыта конспиратора. - Луи кому-нибудь давал ваш адрес? - спрашиваю я Пита. - Зачем? Всем и так известно, что студенты из провинции живут в общежитии политехнички. - Там бандиты рисковать не станут, - говорит Мартин. - Кто их знает, - возражаю я. - Ты бы лучше переехал, Пит. На время к кому-нибудь, а? Сумеешь? - Если требуется, сумею, - кивает Пит и продолжает: - Вы просили посмотреть повнимательнее, не наблюдают ли сослуживцы за моей работой. Наблюдают, советник. Сначала я ничего не заметил или, вернее, не обратил внимания. В частности, на любопытство старшего клерка Освальда Ринки. Он представился крайне заинтересованным моей работой, заглядывал в документы, которые я просматривал, и в мои записи, причем что-то записывал сам. Интересовался он именно тем, что хотел скрыть от меня мсье Жанвье. Его не волновали происки оппозиции, он хотел точно знать, на сколько голосов могут рассчитывать популисты в том или ином кантоне. - Значит, Ринки работает не на Жанвье, - замечает Мартин. - Но, видимо, через него и просачивается партийная информация... - размышляю я. - Только для кого? Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. О том, что Мердок имеет своих агентов в избирательной канцелярии популистов, я догадывался давно. Теперь отпали последние сомнения: если Ринки - человек Мердока, то глава реставраторов знает все, что ему нужно. Пит не уходит - мнется, словно что-то собирается добавить. - Я еще не все сказал, советник, - бормочет он. - Ну говори, не смущайся, - поощряю его я. - У меня украли рекомендательное письмо сенатора Стила. Одна новость лучше другой! - Почему оно оказалось у тебя? - Я предъявил его мсье Жанвье, он прочел и вернул мне. А я спрятал письмо в стол, но не запер ящик - не подумал о возможности пропажи. В письме рекомендовали меня - ну кому еще нужна была эта рекомендация? - Может, оно и сейчас в столе? Поищи получше. - Уже искал. Письма нет. И я даже догадываюсь, кто его взял. Кроме Освальда Ринки, в комнате никого не было. - Скверная история, - говорю я. - Любой документ за подписью сенатора может быть использован нам во вред. - Для чего же он понадобился этой канцелярской крысе? - пожимает плечами Мартин. Пит робко его поправляет: - Это совсем не канцелярская крыса, мистер Мартин. Я даже не понимаю, зачем он у нас работает. Платят здесь немного, а деньги у него водятся. И если письмо сенатора что-нибудь стоит, он продаст его без зазрения совести. Ринки игрок, мистер Мартин, и чуть ли не каждый день прямо со службы едет в "Гэмблинг-Хаус". Знаете это казино на Больших бульварах? Мне думается, что и сейчас он там. - Почему ты так считаешь? - спрашиваю я. - Вчера я попросил у него взаймы, мсье Ано. Немного попросил, до получки. А он сказал: "Сегодня ни сантима, Пит. Но завтра будут. Приходи в казино: если не продуюсь - выручу". Играет он крупно. До выигрыша или проигрыша. - Значит, долго не задержится, - замечает Мартин. Мы понимаем друг друга с полуслова. За сколько Ринки продал письмо, не существенно. Важно, когда и кому. - Вот что, Мартин, - решаю я. - Приедешь в "Аполло" после девяти, в самый разгар сутолоки. Столик закажешь заранее. Я постараюсь приехать вовремя. Пока же мы с Питом займемся Ринки. Надо узнать точно, кому он продал письмо сенатора. "Гэмблинг-Хаус" - было начертано электрическими лампочками по фронтону богатого особняка на самом фешенебельном отрезке Больших бульваров. Надпись освещала не только вход и колоннаду у входа, но и примыкающую к ним ресторанную площадку под парусиновым тентом. От нее к воротам тянулась липовая аллея. Швейцара не было. Мы вошли в открытые настежь двери. В глубине большого пустынного холла скучал молодой человек в синем сюртуке и кружевном жабо, украшенном булавкой с лиловым, похожим на аметист, камнем. Мы предъявили свои визитные карточки и уплатили по двадцать пять франков за вход. Пока нам выдавали входные билеты, я успел осмотреть соседний бар за тяжелыми плюшевыми портьерами. Он был почти пуст - только несколько хорошо одетых молодых людей у стойки. - Ринки среди них нет, - подсказал мне Пит. Наверху нас встретила привычная тишина игорного зала. Лишь изредка шепот советующих, негромкие реплики игроков, возгласы банкометов и крупье перекрывают легкое шуршание фишек по сукну столов. Лакеи в красных фраках и белых чулках до колен ухитряются лавировать между столами с подносами в руках, даже не зазвенев бокалами. Освальд Ринки, сидящий напротив крупье, играет осторожно, ставит стопки фишек не на номера, а на цвет, рассчитывая только на удвоенную сумму в случае выигрыша. Перед ним на столе лежит большая груда фишек. Очевидно, Ринки уже выиграл немало и - что соответствовало бы его репутации крупного, но осторожного, не любящего рисковать игрока - должен скоро игру закончить. - Не подходите к столу, Пит, - говорю я, - вас он сразу узнает и поймет, что вы пришли не для игры в рулетку. Лучше подождите незаметно в сторонке и перехватите его, когда он пойдет от разменной кассы к выходу. Попросите у него, скажем, двадцать пять франков. А я неожиданно подойду к вам... Мы так и делаем. Пит отходит к разменной кассе, я становлюсь у стола позади крупье. Из-за его спины мне видно, как играет Ринки. Методично, невозмутимо, то уменьшая, то увеличивая ставки, он играет на "руж" и "нуар" или на "чет" и "нечет", как мальчишки в орлянку: орел или решка. Ринки везет: стопка фишек у него под руками становится все больше и больше. И вдруг Ринки невольно, инстинктивно, даже со страхом, накрывает эту разноцветную стопку. Он увидел и узнал меня. Почему советник сенатора пришел в казино? Ведь имя Жоржа Ано отнюдь не популярно среди его завсегдатаев. Значит, он заглянул сюда случайно, вероятно из любопытства. Но успел заметить за рулеточным столом партийного функционера. Надо бросать игру и немедленно уходить, объяснив пребывание в казино той же случайностью. Так я прикидываю возможные умозаключения Ринки и не ошибаюсь. Всем своим видом показывая, что игра для него окончена и что играл-то он, в общем, равнодушно, без интереса и выигрыш чисто случаен, Ринки бочком-бочком пробирается сквозь толпу к разменной кассе. Я осторожно следую за ним, стараясь не опоздать к его встрече с Питом. Пит успевает догнать Ринки, когда тот уже спустился вниз по широкой мраморной лестнице и взял свой цилиндр в гардеробе. Они оба стоят в скучной тишине холла, не привлекая внимания ни краснофрачных лакеев, ни застегнутого на все пуговицы администратора. Я их, конечно, не слышу, но вопрос Селби мне известен. А теперь вижу и ответ: Ринки разводит руками, виновато улыбается, явно разыгрывая этюд о проигрыше неудачника. Именно в эту минуту я и подхожу к ним. - Каким образом вы здесь? - строго спрашиваю я Пита. - Посещение подобных заведений не украшает работников нашей партийной канцелярии. Пит, якобы заикаясь от испуга, косноязычно лепечет: - Я случайно... У меня и денег для этого нет. А пришел... попросить взаймы у приятеля. Это Освальд Ринки, старший клерк у мсье Жанвье... Я смотрю в упор на Ринки, и мне кажется, что я где-то его уже видел. Где? Вспомнить не могу. А Освальд Ринки, обрадованный тем, что Селби неожиданно дал ему возможность уйти из-под удара, угодливо раскланивается. Я надменно оглядываю Ринки (у меня это хорошо получается) и внезапно вспоминаю, где его видел: он был среди замаскированных бандитов Пасквы, перехвативших нас на лесной дороге в Вудвилль. Несколько секунд молчу, соображая, как использовать свое открытие, и, не подавая виду, что разгадал Ринки, говорю назидательно, как советник сенатора старшему клерку его канцелярии: - Ваш выигрыш или проигрыш меня не касается, но репутация игрока не подходит для партийного функционера, Освальд Ринки. Мне, возможно, придется сделать соответствующие выводы. Ринки испуган, но, видимо, не осложнения с Жанвье беспокоят его, а мое близкое знакомство с Мердоком, на которого он работает. - Прошу извинить меня, советник, - не без достоинства просит Ринки. - Уверяю вас, что ничто подобное больше не повторится. Я морщусь, будто раздумывая. - Ладно. Выйдем в сад к бассейну. Здесь слишком душно. Там и объяснимся. Ринки, заметив мои колебания, почти счастлив и тут же устремляется к открытым дверям. Несколько минут мы, все трое, молча и не спеша идем по узкой тропе вдоль бассейна. Я резко останавливаюсь. - А ведь мы с вами знакомы, Освальд Ринки. Даже как-то сидели рядом. Ринки удивлен или изображает недоумение. - Не имел такой чести, советник. - Имели. Вспомните лесную хижину близ Вудвилля. Вы были тогда среди "пистолетников" Пасквы. Актерски сыгранное удивление Ринки сменяется совсем не театральным испугом. Он пятится от меня, не сообразив, что стоит в нескольких сантиметрах от края бассейна. - Стой! - кричит Пит. Но Ринки уже потерял равновесие и ушел под воду, окатив нас фонтаном брызг. Секунду спустя он вынырнул и застучал по воде руками. - Помогите! Тону! Пит хватает его за руки и вытаскивает по грудь из воды. - Подержите так, Селби, - прошу я. - Не спешите. - Я не умею плавать! - вопит, отплевываясь, Ринки. - Это тебе и не понадобится. Сразу пойдешь ко дну, если не скажешь, кому ты продал украденное письмо сенатора. Только поторопись, а то Пит устанет тебя держать. Итак - кому? - Паскве. За пятьсот франков... Вытащите меня ради Бога! - Интересно, за что вам платит Мердок? Профессионал - и попадается на мелкой краже, да еще сбывает украденное своему же сообщнику. А плавать надо учиться с детства, - наставительно говорю я и помогаю Селби вытянуть Ринки из воды. Он отряхивается, как мокрый пес, обдавая нас брызгами. - Я, пожалуй, пощажу вас, - замечаю я, протирая носовым платком промокшие полы и рукава сюртука. - Ни Жанвье, ни Мердоку ничего не скажу. Выигрыш можете оставить себе, двадцать пять франков дайте взаймы Питу, если он в них нуждается, а пятьсот франков, полученных вами от Пасквы, внесите в фонд избирательной кампании сенатора Стила. Вы, Селби, доставите сейчас эту мокрую курицу домой, а то еще простудится. Не беспокойтесь, жаловаться он не будет. 11. УБИЙСТВО Через полчаса я нахожу в "Аполло" Мартина, ухитрившегося благодаря своим уже достаточно обширным "придонным" связям получить свободный столик в самом центре бара, близ грязной ковровой дорожки, разделяющей большой закопченный и пыльный зал надвое. "Аполло" - это действительно третьеразрядный кабак, с длинной, обитой жестью стойкой и десятком деревянных, ничем не покрытых столов. Из кухни несет прогорклым маслом. В нескольких шагах ничего не разглядишь из-за густого табачного дыма. - Были в "Гэмблинг-Хаус"? Ринки нашли? - встречает нас вопросами Мартин. Я рассказываю. - Зачем Мердоку платить пятьсот франков за документ, который он мог получить даром? - спрашиваю я под конец. - Ведь Ринки его человек в избирательной канцелярии популистов. - Агентам тоже надо платить. - Но почему между Мердоком и Ринки вдруг возникает Пасква? - Как связной, наверное? - Роль не для Пасквы. - А в качестве прикрытия? Ринки прикрывают как лжепопулиста. Все очень просто, Юри, подумай сам. Ринки находит в столе у Пита рекомендацию, подписанную сенатором. Сообщает Мердоку. Получает распоряжение выкрасть документ и передать его Паскве. А Пасква лишь одно из звеньев цепочки. Мартин рассуждает разумно. Но какую роль и в какой игре сыграет рекомендация? Может быть, этот замысел и разгадал Луи Ренье? - Пасквы и Ренье здесь нет, - говорит Мартин. - Зато я вижу Бидо. - Кто это - Бидо? - Я тебе рассказывал. Второй гангстерский ферзь. Покупает голоса для "джентльменов". - Где он сидит? - За третьим столом слева от нас. Я разглядываю толстяка с отвисшими розовыми щеками, в пиджаке из зеленого, "бильярдного" сукна. Жилет у него оранжевый, мятый, как иссохшийся апельсин. Он энергично играет в покер с какими-то столь же ярко расцвеченными типами. - Это тот, из которого собираются сделать пудинг? - Тот самый, - подтверждает Мартин. - Не жалко. Меня тревожит исчезновение Луи. - Меня тоже. Тем более, что Пасква поручил ему слежку за мной, а я как раз его и не вижу. - Штучки Мердока. - А может быть, инициатива Пасквы? - Кто ты для Пасквы? В прошлом - человек, которого приказал задержать Мердок, а потом отпустил с миром. Сейчас - хроникер газеты "его величества". Не миллионер, не игрок и не сыщик. В общем, человек неопасный. - Я видел, где и куда сгружались слитки. - Никто не заметил, что ты видел. Иначе тебя давно убрали бы. - Серебро скоро понадобится Мердоку. Для тех, кто шантажа не боится, или тех, кого шантажировать незачем. Вот тогда бы и пустить по следу полицию. Мы продолжаем разговаривать, дожевывая знаменитые "аполловские" бифштексы. Что-что, а их здесь делать умеют. Жарят без масла на раскаленной плите, отлично сохраняя весь сок и нежность мяса, схваченного хрустящей корочкой. В дыму и гомоне никто и не заметил, как в бар вошли двое с полицейскими автоматами. Мы увидели их, когда они были уже в центре зала. Идущий впереди - почти двухметрового роста, в застиранной клетчатой рубахе, с черным платком, закрывающим лицо до глаз. Второй - с открытым лицом, лишь старенькая студенческая каскетка надвинута на лоб. - Луи Ренье, - тихо говорит Мартин. - Где? - Тот, что сзади. Высокий вскидывает автомат и кричит на весь зал: - Получай, Бидо! Грохочет автоматная очередь. Но одним мгновением раньше шедший сзади Луи Ренье, перехватив свой автомат за дуло, ударил прикладом по рукам стрелявшего, и очередь проходит под столом. Стрелявший поворачивается, ударом тяжелого башмака сбивает спутника на пол и тут же выпускает по столику вторую очередь. Третью - в грудь пытающемуся подняться Луи. Это происходит буквально в считанные секунды. - Сидеть смирно! - кричит стрелявший. - Мои люди у входа с оружием. Вы под прицелом. Кто двинется - срежут. Затем он нагибается и шарит в кармане у Луи. Кладет что-то или берет? Автоматы, направленные в зал от двери, видны всем. - Десять минут не выходить из зала. Пристрелим на месте, - говорит убийца с черным платком на лице. Никто не двигается. Мартин замечает вполголоса: - Я узнал его. - Кто? - Наш друг, Чек Пасква. Под платком у него борода, и рост - два метра. Не ошибешься. Стрелявший вместе с охранниками скрывается за дверью. Все сидят, как приклеенные к стульям. Бросаюсь к Луи, лежащему на полу в трех шагах от меня. Грудь его пробита тремя или четырьмя пулями. Крови немного, но смерть очевидна - сомневаться не приходится. Я успеваю сунуть руку в карман, заинтересовавший убийцу, и вынуть оттуда сложенный вчетверо лист бумаги. Не рассматривая, тут же прячу его за бортом сюртука. - Убит? - спрашивает меня подбежавший юноша-официант, почти мальчишка, и пытается поднять опрокинутого на спину Луи. - Не трогай. Мертв. Зови полицию, да поскорее. Я советник сенатора Стила, понял? Юноша, торопливо вытерев запачканные кровью руки о фартук, срывается с места. Столик с убитыми окружают завсегдатаи кабака. Слышатся голоса: - Это Бидо со своей тройкой. - "Джентльменские" сборщики? - Говорят. А кто им платит? - Рондельцы или церковники, не знаю. - У Бидо еще маклерское место на бирже. - И две бильярдные у рынка. - Не сторговались, наверно. Вот и хлопнули. Я стою над телом Луи, чувствую щемящую боль в сердце. Словно кто-то проткнул его длинной булавкой. Меня охватывает чувство жалости и раскаяния. Ведь это мы послали парня на верную смерть. Позади меня стоит Мартин и наверняка чувствует то же самое. Подымаю автомат убитого и вынимаю обойму. Она пуста. Луи шел бок о бок с убийцей, не зарядив автомат. Почему? Его послали, приказали ему идти, а с какой целью, он, вероятно, даже не знал. Просто надеялся все выяснить, возможно - предотвратить преступление. Бедняга не подумал, что за первой очередью убийцы может последовать вторая. И третья. Она и досталась ему. А вдруг его сознательно хотели любым способом задержать на месте преступления - расплачиваться за содеянное: ведь полиции безразлично, стрелял он или не стрелял, все равно - пришел вместе с убийцами... Мне ни терпится взглянуть на листок, взятый из кармана убитого, но я понимаю, что сейчас этого делать нельзя. Уже входят в зал в сопровождении мальчишки-официанта рослый полисмен с нашивками сержанта на темно-зеленом мундире и рядовой полицейский. - Все видели убийство? - спрашивает сержант у собравшихся вокруг столика. - Я, как начали стрельбу, ничего не видел, - нехотя говорит один. - Дымно здесь, - говорит другой. - Я поодаль сидел. - Не разглядел как следует. Стрелял мужчина с черным платком на лице. - А этого кто убил? - Палец сержанта обращен к телу Луи. - Он же и убил, - заявляет мальчишка-официант. - Третьей очередью. Первой помешал этот парень - стукнул автоматом его по рукам; второй он сбил этих за столиком, а третью всадил в парня. Я все видел, в двух шагах от стойки был. Сержант записывает имя и адрес официанта и, оглянувшись, спрашивает: - Кто подтвердит слова свидетеля? Все молчат, мнутся, никому не хочется тащиться в полицейский участок. - Дымно было, - повторяет кто-то уже сказанное. - Мутно. Разве увидишь? Я показываю сержанту служебную карточку. - Полностью подтверждаю слова свидетеля. - И я, - добавляет Мартин. Сержант козыряет и записывает наши имена и должности. А Мартину говорит, уверенный в своем полицейском всесилии: - Не давать ничего в газету без разрешения инспектора. Иначе - штраф. Вероятно, он заботится о репутации заведения или даже состоит на жалованье у хозяев. Мне это, в общем, безразлично, но самоуверенность его я быстро сбиваю: - Передайте инспектору, сержант, чтобы о случившемся было немедленно доложено главному комиссару Бойлю. Я буду у него и повторю мои показания. Имена убитых вы знаете или узнаете. И мотив вам ясен: обычная бандитская перепалка. Сержант снова, на этот раз почтительно, козыряет и уходит за стойку к бармену. Киваю все еще суетящемуся поблизости мальчишке-официанту: - Получи. - И оставляю ему пять франков. - Сдачи не надо. - Спасибо, мсье Ано, - говорит он. - Откуда ты меня знаешь? - Раньше я служил в отеле "Омон", много раз приносил вам в номер вино и кофе. Только две недели назад сюда перешел. Мальчишка наклоняется ко мне, словно хочет что-то прибавить. - Ты еще не все сказал мне, приятель? - спрашиваю я. - Да, мсье Ано, - шепчет он. - Я видел, как убийца положил что-то в карман этому парню и как вы потом что-то оттуда вынули. Должен я об этом молчать или нет? Я сделаю так, как вы скажете. - Пока молчи, - говорю я. - Это хорошо, что ты все видел. Вдруг мне понадобится свидетель? Понял, дружище? - Понял, мсье Ано. Мой отец всегда голосует за сенатора Стила, и я готов выполнить любое ваше требование. Бар быстро пустеет. Тела убитых сейчас увезут в морг. 12. НАЧИНАЕМ ПОИСК Мы снова в отеле. Вынимаю из бокового кармана сложенный вчетверо, помятый листок, дрожащими от скверного предчувствия пальцами разворачиваю его и, не прочтя, вскрикиваю. У меня в руках написанное мною письмо директору избирательных популистских кампаний, рекомендующее историка Питера Селби для работы в партийном архиве. - Что это? - спрашивает Мартин. Я протягиваю ему письмо. - То самое? - Да! - Почему оно у тебя? - Потому что я взял его из кармана Луи Ренье. Помнишь, Пасква нагнулся к нему, уже мертвому? Он сунул это письмо в карман его куртки. - Ничего не понимаю. Бессмыслица какая-то, - говорит Мартин. - Попробуем понять, - размышляю я вслух. - Пит отдал рекомендацию Жанвье. Тот прочитал и вернул ее Питу. Что за сим последовало, известно. Письмо купили и подбросили убитому. Мартин недоуменно разводит руками. - Зачем?! Луи Ренье не Пит Селби. Личность убитого была бы тотчас установлена. - А планы Мердока ты не учитываешь? - При чем здесь Мердок? - горячится Мартин. - Ему был нужен чистый лист с подписью Стила, а не рекомендация какому-то Питеру Селби. Он мог бы ее получить без особых хлопот во время обыска в твоем номере. - Тогда она была ему не нужна. - А теперь понадобилась? Для чего? - В то время Мердок еще не был кандидатом в сенат. А сейчас, после билля, он ищет любые средства для борьбы с популистами, потому что у них - большинство. Тут все годится - и шантаж, и убийства. О шантаже ты знаешь. А убийство мы только что видели. Документ за подписью Стила, который могли найти полицейские в кармане Луи Ренье, скомпрометировал бы популистов. - Все-таки не понимаю, почему? - Газетчик-мыслитель! Думать надо. Кого убили? Бидо и его компанию. Скупщики голосов за "джентльменскую" партию. Кто убил? Неизвестно. Но один из преступников тоже убит, и в кармане у него рекомендация кому-то за подписью Стила. Какой вывод могут сделать газетчики из "Джентльмена"? Да и "Брэд энд баттер" не постесняется раздуть скандальчик. - Но ведь, кроме меня, никого из газеты не было. - А ты уверен? Может быть, кого-то и специально послали, а может быть, кто-то дежурил в ближайшем полицейском участке. Как расписал бы он войну популистов с "джентльменами"? "Убийство в "Аполло"! Как добываются голоса для предстоящих выборов! Популисты расстреливают своих противников! А подписывается под сей операцией не кто иной, как честнейший, почтенный и уважаемый всеми сенатор Стил!" Мартин, конечно, уже все понял, но продолжает играть в "непонимайку". Подобно многим своим собратьям-газетчикам, он любит эту игру, когда задают не прямые, а окольные, наводящие вопросы, выуживая нужную и ненужную информацию: с умелой подкраской и ненужная пригодится. - Помнишь, я тебе рассказывал, - как бы вспоминая, говорит он, - что из Бидо собираются сделать пудинг? Я ведь думал, речь идет о гангстерских междоусобицах. - Не ври. Дон. Не думал ты так. Прекрасно знаешь, что здесь не Сицилия и не Манхэттен. И на земной аршин ничего мерить нельзя. Есть что-то родственное, но не то. И не Пасква замыслил всю эту акцию - он вообще не умеет мыслить, этот тупой бандюга. Задумал ее изворотливый и хитрый ум. Мартин, уже привыкший к тому, что в сложных положениях именно я принимаю решения, вопросительно смотрит на меня. И, не дожидаясь вопроса, я отвечаю: - Возвращайся в редакцию и разузнай, что готовят твои коллеги в утренний номер. Доказательств у них нет. Значит, все, что они напишут о причастности популистов к преступлению в "Аполло", - вранье. Впрочем, на это они не пойдут: повод для обвинения в клевете очевиден. Если тебя вызовет редактор или Мердок - может и такое случиться, - говори правду. Не скрывай, что был вместе со мной. Ничего не видел, кроме стрельбы, убитых и гангстеров. Что делал я? То же, что и ты. Подошел к убитому, послал официанта за полицией, дал показания сержанту. Мердок, если ему доложат о нашем присутствии в баре, конечно, догадается, кто сорвал операцию. Но ты "ничего не знаешь", а я выкручусь. - Я действительно ничего не знал о взятом тобой письме. Ты сделал все чертовски быстро. - Думаю, тебя об этом и не спросят. Мы оба понимаем, что преступление в "Аполло" заставляет торопиться. Выглядываю в окно - улица пуста, тусклый газовый фонарь кладет желтый круг света на мокрую от дождя брусчатку. Снимаю с вешалки сюртук и меняю шлепанцы на штиблеты. - Ты куда? - спрашивает Мартин. - К Бойлю. - Во-первых, уже поздно. - Он еще работает. Он долго задерживается. - А во-вторых, зачем? - Рассчитаться с Пасквой. Полагаю, Бойль это сможет. - На каком основании? - С предвыборным шантажом подождем. Надо еще собрать все необходимые материалы. Но с убийством ясно. Есть два достаточно авторитетных свидетеля, узнавших убийцу. Мартин очень серьезен, даже встревожен, пожалуй. Его, видимо, беспокоит история со злополучным письмом Стила. Не верит мальчишке-официанту? Пусть так. Проболтается мальчишка - узнает Бойль. Ну я и скажу ему всю правду, прежде всего он популист, а потом уже начальник полиции. А Мердок все равно догадается. - Не боишься? - интересуется Мартин. - Кого? - Мердока, конечно. - Пистолеты нам пока не понадобятся. Дон. Подсылать убийц к советнику сенатора он, как будущий коллега Стила, не станет. Ограничимся словесной дуэлью. А результат ее предсказать трудно. Кто будет повержен, поживем - увидим. - С этими словами я открываю дверь в коридор - он безлюден - и добавляю: - Выходим поодиночке. Ты - в редакцию, я - к Бойлю. На улице нанимаю ползущий мимо фиакр с полусонным кучером, который сразу просыпается от моего окрика и чуть не роняет бич, похожий на цирковой шамберьер. Полицейское управление находится там же, где и пятьдесят лет назад, - на углу Больших бульваров, в двадцати минутах езды. Сейчас здесь тихо и пусто. Охранник придирчиво проверяет пропуск, выписанный мне еще месяц назад. Бойль сам встречает меня у дверей своего кабинета - уже поздно, и секретарша давно ушла, а дежурный адъютант что-то записывает у телефона. - Признаюсь, я не удивлен вашим появлением, советник, - улыбаясь, говорит Бойль. - Мне уже доложили о происшедшем в "Аполло". - Я просил это сделать немедленно. - Убийство произошло на ваших глазах? - Да. И я был не один, а с моим знакомым, мистером Мартином. - Кто этот Мартин? - Журналист. Сотрудник одной из наших газет. - "Брэд энд баттер" не наша газета, советник. Значит, Бойль уже разузнал, с кем я находился в "Аполло". Но, не придавая этому значения, отвечаю: - Я сказал в широком смысле. А частные мои связи довольно обширны. Иногда полезно получать сведения и в чужом лагере. - Понимаю и не осуждаю. Но почему вы просили тотчас же информировать об этом меня? Достаточно было бы и кантональной полиции. - Прочитайте завтра утренний выпуск "Джентльмена" и вы поймете. Какой вой там поднимется по этому поводу! Ведь убитый Бидо и его партнеры - "джентльменская" избирательная агентура. - Но это не политическое убийство, Ано. "Джентльмен" нам его не припишет. - А кому припишет его "Брэд энд баттер"? Мартин писать не будет, уверен. А вдруг выскажется кто-то другой? - Спасибо вам за подсказку, советник. Что же требуется от меня? - То, что потребуют от вас "Джентльмен" и другие газеты. Остановить бандитизм и задержать убийцу. - Если б мы его знали! - Мы знаем. Я и Мартин. Это Чек Пасква - личность, известная полиции всех кантонов. Наверняка у вас в картотеке есть его фото. Бойль задумывается. Он все понял, но почему-то молчит. Я жду. - Чек Пасква? - полувопросительно повторяет он. - Личность действительно хорошо нам известная. Вы с ним знакомы? Я рассказываю о наших встречах, о том, как Пасква шантажировал избирателей. Бойль заинтересован. Еще бы! К уголовщине примешивается политика. И враждебная ему, Бойлю, политика. - Паскву мы, конечно, задержим, - говорит он. - Пока только по делу в "Аполло". Об остальном подумаем. Тут сложнее. - Мердок? - задаю вопрос в упор. Вместо ответа Бойль спрашивает: - А мистер Мартин знает жертв шантажа? - У него есть предположения. - А факты? - Есть признания землевладелицы - мистер Мартин назовет вам ее имя и адрес, - что некий приезжий субъект требовал от нее со всем ее штатом голосовать за реставраторов, угрожая в противном случае спалить урожай. Предъявите ей фотокарточку Пасквы, и она его узнает. - А если она не подтвердит полиции своего признания мистеру Мартину? Я пожимаю плечами - оснований для спора нет. - Кислое дело, - замечает Бойль. - Задержим его за убийство в "Аполло" - с хорошим адвокатом сумеет выкрутиться. А хорошие адвокаты у него будут. Так? Мы понимаем друг друга. Король может защитить пешку. И, даже выиграв пешку, мы еще не окажемся в той позиции, чтобы сказать ему: "Шах!" Мердок сам отдаст эту пешку, если она ему уже не нужна. Но политический шантаж реставраторов так и останется нераскрытым. Здесь уязвимых позиций у Мердока нет. В конце концов, это - только один из способов добывать на выборах голоса. С такой же беззастенчивостью добывают их и "джентльмены" с помощью Бидо и его сообщников. Не безгрешны и популисты - недаром Жанвье так упорно скрывает от Селби компрометирующие партию документы. Чем же хуже Мердок, прибегающий к подобным способам, только с большей откровенностью, не брезгуя и уголовщиной? С этими мыслями я возвращаюсь в отель. Надо все-таки поспать хотя бы половину здешней короткой ночи. 13. СЕРЕБРЯНЫЙ ВАРИАНТ Поспать не удается. Правда, я пытаюсь заснуть в автомашине Бойля, на которой он любезно отвозит меня в отель. Машина черного цвета, с отделкой из полированного ореха и обитыми красным сафьяном сиденьями, с натянутым брезентовым верхом - она очень напоминает модели девятисотых годов. Трясет в ней отчаянно, так что попытки мои тщетны. Странно встречает меня портье. Услышав или подсмотрев, что я приехал на автомобиле, он сгибается чуть ли не пополам, но, подавая ключ от номера, старается не смотреть мне в глаза. На вопрос, закрыт ли ресторан, он отвечает, что закрыт, и тут же предлагает мне бутылку вудвилльского из своих собственных запасов. С этой бутылкой я подымаюсь в номер, открываю дверь и замираю в передней: в комнате горят все свечи, которые я потушил, - очень хорошо помню, что потушил, выходя на улицу вместе с Мартином. Значит, в комнате кто-то был или кто-то ждет. Мартин? Оказывается, не Мартин. У камина, развалясь в кресле и вытянув к огню длинные ноги, сидит Мердок. Он в одном жилете, сюртук болтается на спинке кресла, узкое холеное лицо повернуто ко мне, а на губах - знакомая хитренькая улыбка. - Удивлены? - Как вы попали сюда? - спрашиваю я, хотя вопрос этот явно лишний. - У хозяина гостиницы всегда имеются запасные ключи, - смеется Мердок. - Давайте-ка сюда вашу бутылку, а то я выпил весь грог. С видом любезного хозяина водружаю на камин бутылку вудвилльского. Мердок морщится. - Предпочел бы коньяк. Но ресторан закрыт - знаю. У Бойля были? Скрывать бесполезно. Никто не поверит в ночную прогулку по бульварам. - Был. - Я так и подумал. Нельзя допускать, чтобы он чувствовал себя хозяином положения, и я говорю: - Не вышло, Мердок? - Увы. Меня снова переиграли. Я сразу догадался об этом, когда узнал о вашем присутствии в "Аполло" и что вы первым нагнулись к убитому. А с какой целью? - Цель понятна. Хотелось убедиться, жив ли он. - Это после того, как его прострочили из автомата в упор? И сразу же полезли к нему в карман? - Почему я должен отвечать на ваши вопросы? - Хотя бы из любезности к гостю. - Кстати, незваному. Ну, допустим такую любезность. Меня заинтересовало то, что ему подложили в карман. - И никто не заметил ваших манипуляций? - Никто не видел, даже Мартин. - Но вы ему рассказали? - Зачем? - Я сыграл неподдельное удивление. - Может быть, действительно незачем. Просто так вы ничего не делаете. Но Мартин меня не беспокоит, даже если вы и сболтнули. Его переведут на светскую хронику и увеличат вдвое оклад. Меня интересуете вы. Точнее, ваши действия. Знает ли об украденном вами документе Бойль? Оказывается, у меня есть козырь. Мне становится легче. Будет угрожать Мердок или предпримет иной маневр? - Бойлю я сказал другое, - умышленно лгу я. - А о подложенном убийцей документе - кстати, украл его не я, и вам это тоже отлично известно, - так вот, об этом документе я пока еще никому... - Пока? - перебивает Мердок. - Естественно, - говорю я. - Каждый игрок всегда придерживает нужную ему карту. - Логично. И что же вы сказали Бойлю? - Назвал убийцу. - Вы узнали его? - А вы думаете, черный платок, кое-как подвязанный под глазами, скроет верзилу по имени Пасква? У меня с ним было достаточно встреч, чтобы узнать его даже под маской. Да и маска была липовая. - Значит, Паскву возьмут, - задумывается Мердок. - Боюсь, что вы ему уже не поможете. - Я и не собираюсь, - презрительно улыбается Мердок. - Паскву я вам отдам. Он действовал на свой страх и риск, без какой-либо связи со мной. - Ну, связь-то была, - говорю я. - Может, просто не было согласованности. - В чем? - Ну, скажем, убийство Ренье. Может быть, оно и не замышлялось. - Вы знаете имя убитого? - Знаю, Мердок. И предполагал, что ему подложат что-то вроде того документика. Мердок уже хохочет, искренне и непринужденно, даже глаза смеются. - Не глядите судьей, милый юноша. И Паскву вы не будете судить - надо еще, чтобы судьи поверили. Ведь я с вами играю, Ано. Неужели вы думаете, я здесь, потому что напуган и хочу вас уничтожить? Разве я стал бы делать это сам? Фи! Как грязно и некрасиво. Ведь ночи темные, улицы пустые, всякое может случиться во время ночной прогулки? - Значит, я вам все-таки мешаю, Мердок? - Конечно, мешаете. Со Стилом у нас с вами не вышло - со своей дурацкой речью он выступил. Надеюсь, писали ее не вы? Только она ничего, как вы знаете, не изменила. В "Аполло" вы зря сунулись. Пасква - лицо для меня полезное. Но я широкой души человек. Вы мне по-прежнему нравитесь. Ведь Стил собирается подать в отставку сразу же после выборов. А куда вы пойдете? К Уэнделлу? Он вас, безусловно, возьмет, только скучно с ним будет. Наращивать промышленные мощности и бороться с аграриями в недрах собственной партии? Уэнделл борется не за власть, а за капиталовложения - скучная борьба, не для вас. Вы - странный человек, Ано. Ведь даже на Стила работая, вы ему ножку подставляли, несколько раз подставляли, хитро. Но зачем? Вот это мне и хочется узнать. А от кого узнать, как не от вас? Я напряженно молчу, стараясь ничем не выдать свои мысли. Для чего, в сущности, пришел Мердок? Пришел ночью, тайно, воспользовавшись запасным ключом к моему номеру. Наказать меня за содеянное в "Аполло"? За то, что я проник в его замыслы? Но не затем же, чтобы сделать это по-гангстерски, в духе Пасквы? Мердок прав: для того существуют другие руки и другие способы. Тогда с какой целью? Снова попытаться меня купить - зачем? Для чего все эти полупризнания, полуоткровенности? Вероятно, просто игра, страсть к игре - ведь играет же он в политику, швыряясь людьми и деньгами, кем-то пожертвованными или у кого-то украденными. Может, в моем поведении есть что-то привлекающее политических подонков: ни я, ни Мартин не принадлежим ни к "джентльменам", ни к популистам. Донован Мартина не интересует, а мои симпатии к Доновану пока еще открыто не выражены. Так почему бы не привлечь нас к движению реставраторов? Привлечь покрепче, посолиднее, поосновательнее. Мердоку нужны не только избиратели, но и помощники, на которых он мог бы опереться. Все это возможно, конечно, - но возможно ведь и другое. Что, если Мердока волнует не исчезновение документа из "Аполло", а самый факт его появления на свет? Для чего я взял чистый гербовый бланк у сенатора Стила и написал рекомендацию Питеру Селби? С какой целью? В историка, изучающего победы популистов на выборах, Мердок, естественно, не поверил. Он знает о характере информации, интересовавшей Пита. И не понимает, почему я, человек Стила, искал