назад, к родной частице Земли в захламленных комнатах наблюдательной станции? Длительность пути не пугала: позитронный двигатель вездехода не нуждался в заправке "горючим" - хватало солнечной радиации, пищевая синтетика в запасных контейнерах обеспечивала многодневный вариант странствий. А дальше? - Странно, - сказал Алик. Малыш не заинтересовался, что еще странно в этом и без того странном мире, и Алику пришлось пояснить. - Обрати внимание: нет ни птиц, ни зверей. Одни бабочки. Останови на минутку. Остановились. Свернувший в сторону палеозойский лес был темен, глух и бесшумен. Эвкалиптовая аллея по-прежнему уходила вперед, петляя в кустарнике. По сторонам разбегался совсем уже незнакомый подлесок - не то кизил, не то боярышник с длинными красными ягодами. И здесь ни одного перебежавшего дорогу зверька, ни одной вспорхнувшей с ветки на ветку птицы. - Великое безмолвие леса, - сказал Алик. - Погоди, - отмахнулся Малыш и прислушался. Из-за дальних кустов в зеленой чаще донеслось не то кваканье, не то писк. Чем больше прислушивались, тем отчетливее разнообразились звуки. Иногда писк переходил в визг, что-то хрюкало или булькало и опять надсадно взвизгивало. - Кошки, - подумал вслух Алик. - Нет, не кошки. Ты был когда-нибудь в детских яслях? Для двух-трехмесячных. - Нет. - Точь-в-точь, только громче. - Откуда же здесь ясли? - А я знаю? Может быть, обезьяны? - Подойдем, а? - Подойти-то недалеко, - поразмыслил Малыш. - Вездеход придется оставить. Я только включу защиту. Мало ли что... Побежали. Что-то невидимое отбросило их у двухметровых кустов. Словно напоролись на прозрачную, туго натянутую полимерную пленку. Обошли кусты справа, открылся проход. Далее пленка опять не пустила, но позволила увидеть все, что прикрывала защита. Малыш и Алик не произнесли ни слова, настолько все увиденное ошеломило их, настолько не походило на то, что они предполагали увидеть. В пространстве, соразмерном баскетбольной площадке, свободно парили в воздухе, лежали, висели и ползали люди, внешне ничем не отличавшиеся от земных. Высота воздушной прокладки между ними и грунтом не превышала полутора метров, а сам грунт был покрыт газоном не газоном, а чем-то вроде ярко-зеленого мха или пуха. Барахтавшиеся над ним люди, казалось, пребывали в состоянии невесомости, причем не падали и не взлетали, а держались на одном уровне с полной непринужденностью. Все это были молодые мужчины, лет тридцати или меньше, успевшие обрасти, как древнехристианские монахи, не знавшие с юношеских лет ни бритвы, ни ножниц. Но волосы у них не росли ниже шеи, загорелая, без единого волоска кожа даже поблескивала, как у спортсменов-пловцов. По сложению они походили на Малыша, только тот был выше и шире в плечах, да и мускулатура их казалась равномерней и гармоничней. И какая странная потенциальная гармония, подумал Алик: она не служила телу, не управляла им. Сложенные, как античные боги, эти бородатые мужи были беспомощны, как младенцы: они лежали на спине и сучили ногами, пуская пузыри изо рта; не ходили, а ползали, может быть потому, что воздушная подушка не позволяла ходить, или потому, что ходить не умели. Они шевелили пальцами и издавали звуки, даже отдаленно не напоминавшие человеческую речь. Мычание или курлыканье, визг, писк, свист или бульканье то и дело переходили в истошный крик, какой только позволяли их развитые легкие. Даже повторявшихся междометий не было слышно - взрослые ползунки не общались меж собой, гомон их был бессмысленным и бессвязным, просто естественной, природной тренировкой языка, челюстей и голосовых связок. Они действительно были младенцами, хотя по внешнему виду любой мог быть мастером спорта. Когда такой "мастер" издавал свой истошный, надсадный крик, над ним немедленно появлялась ярко-зеленая трубка или свисток, а точнее, соска с присущей ей функцией: ее сразу же хватали жаждущие ребячьи губы. Она не материализовалась из воздуха, не возникала из ничего, а просто приобретала цвет, доселе почти незаметная в неярком блеске зеленого солнца. Такие соски в несчетном множестве болтались по всей площадке на таких же еле видимых шлангах, тотчас же превращавшихся в тоненькие зеленые струйки, должно быть, вкусной и питательной жижицы, потому что бородатые младенцы, с присвистом насосавшись, отваливались насыщенные, довольно урча. - Вот тебе и детские ясли, - сплюнул Малыш, - смотреть противно! - А почему они в воздухе? - Какой-нибудь гравитационный фокус. Такая воздушная люлька гарантирует от неожиданностей. - Так они же взрослые. Может быть, это сумасшедший дом? - А я знаю? - озлился Малыш. - Встретились с чужим разумом. Ура! Раздевайся и булькай - вот тебе и контакт. Он не закончил фразы: что-то сверкнувшее в воздухе полоснуло его по плечу - не то стальная проволока, не то серебристый лучик, тотчас же исчезнувший. Страшная боль ожгла его. Даже дышать стало трудно. Но куртка, должно быть, все же смягчила удар: левое плечо и рука хотя и онемели, но не утратили подвижности. В ту же секунду охнул от боли Алик. Серебристая змейка хлестнула его по ноге, и только одежда, не подпустившая ее к телу, позволила ему удержаться и не упасть. В двух метрах от них, в проходе между кустами, откуда они вышли к площадке, возвышался голый бородач, такой же, как и булькавшие за пленкой, но твердо стоявший на ногах и управлявший руками. В правой была зажата или металлическая зажигалка, или ручной фонарик, во всяком случае что-то похожее. Позади толпились лохматые, как и он, парни, с глазами осмысленными и разумными. Впрочем, эпитет "разумный" можно было употребить лишь в сравнении с их ползающим за пленкой подобием. Едва ли можно назвать разумной горевшую в этих глазах слепую жестокость, нерассуждающую мальчишескую злость. - Стой! - крикнул Малыш и прыгнул к бородачу. Тот едва успел взмахнуть рукой, как что-то металлическое, зажатое между пальцами очутилось в руке Малыша. Теперь серебристая змейка хлестнула уже по голому телу бородача. Он тоненько всхлипнул и упал мешком. Но задние не отступили. Их сверкнувшие лучики метнулись к Малышу, а он успел увильнуть, рухнув во весь свой двухметровый рост под ноги нападавшим, и оттуда тем же электрохлыстом полоснул их снизу. Четверо, взвизгнув от боли, сразу свалились, как сбитые кегли. Остальные скрылись за бруствером кустов. - Пппрости... - скулил, заикаясь, Алик, помогая подняться товарищу. - За что? - Я не испугался. У меня просто не было этой штуки. - А о гранатах забыл? Давай сюда. Одну мне - и к машине. Выскочишь из прохода, не оглядываясь шарахни своей назад. А я прикрываю. Ну! Алик сделал все, что потребовал Малыш. Выбежал, прыгнул, швырнул через плечо гранату и исчез за кустами. Позади вырос большой черный шар, вытянулся колбасой метра в три толщиной, все время сплющиваясь и расширяясь. "Пора", - решил Малыш, подождав секунду, пока не исчез за кустами Алик, и прыгнул вслед. За дымовой завесой, густой, как масло, ничего не проглядывалось, только в двух-трех местах колбаса вспучивалась, словно кто-то пробовал пробиться сквозь ее жирную черноту. Малыш тут же бросил вторую гранату и побежал за Аликом. Еще один черный шар повторил в точности преображение первого. Теперь колбаса расширилась метра на четыре. "Не пробьются", - решил Малыш и успокоился. У самой машины он догнал быстроногого Алика, сел к пульту и швырнул вездеход вперед над кустами к памятной эвкалиптовой аллее. Она просматривалась в обе стороны, по-прежнему светлая и пустынная. - Струсил все-таки? - спросил Малыш. - Только не ври. - Я и не вру. Сам видел. Сумасшедший дом суб-Гедоны. - Почему "суб"? И едва ли это дом сумасшедших. Не знаю. - А что это за змейки? Малыш вынул из кармана матовую металлическую ручку, очень удобную: с вмятинами для пальцев, белой кнопкой посредине и капельным наконечником. Алик не нажал на кнопку, он только прикоснулся к ней, а на кончике капли уже засветилась точка, настолько крохотная, что измерять ее можно было только микронами. Алик снял палец с кнопки, и точка погасла. - Электронный хлыст, - сказал Малыш, - а я думал, стальная проволока. Болевое и парализующее оружие. Вероятно, не убивает. Жестокая игрушка для жестоких детей. - Чьих детей? - Спроси еще что-нибудь, - огрызнулся Малыш. - Где находится этот твой мир зеленого солнца? На земле? Под землей? Призрак из пыли? Эвкалипты ведь настоящие, а где они росли час назад? - Ты уравнения Мерля помнишь? - спросил Алик. - Я не физик-пространственник. Мне это ни к чему. - И зря. Тогда бы не спрашивал, где росли эвкалипты. Они росли и растут. В том же пространстве, но в другой его фазе. Она на минуточку, даже, может, всего на какой-нибудь квант, убежала вперед или отстала от нашего времени, но пространство в ней уже организовано по-другому. - Силен, - сказал Малыш, - не зря тебя муштровали в Кембридже. Ну, а как мы выйдем из этой фазы, профессор? - Как и вошли. Что это, по-твоему? Издали навстречу им, обтекая коринфские колонны эвкалиптов, плыло нечто странно похожее на стог только что скошенной пыльно-зеленой травы. Гигантский комок то и дело вздрагивал, рос, мутнел, то наливаясь до синевы, то растекаясь по краям белокочанными выплесками. - Выходит, опять мираж, - предположил Малыш. Алик долго всматривался, потом сказал не без торжества в голосе: - А ты получше вглядись, навигатор. - И прибавил, поясняя: - В центр, в центр! А в центре менявшего формы комка чернело пятно. Оно тоже увеличивалось, но сохраняло цвет, поблескивая, как рояль, отражающий вставшее над окном солнце. - Понял вас! - вскрикнул Малыш и швырнул машину прямо в крышку "рояля". Одновременный шок, на мгновение выключивший и снова включивший сознание, темнота и свет, нормальный дневной свет, но окрашенный словно бледно-зелеными стеклами. А перед нашими странниками в ветровом стекле вездехода до горизонта простиралась уже не вызолоченная солнцем, палевая эвкалиптовая аллея, а припудренный пылью черный камень материка. Он вдруг показался им таким домашним, приветливым, даже родным. - Кажется, выбрались, - облегченно вздохнул Малыш. Алик оглянулся и увидел позади ажурную вышку наблюдательной станции. - Поворачивай, - сказал он, - приехали. 4. ПРОВОДЫ ПРОИГРАВШИХ. "ГЕДОНА-З" ПОДЫМАЕТ ФЛАГ Все уже было готово к отлету. Остались считанные минуты. Доктора после укола спонтифина, снимающего нагрузки во время ускорения, еще заранее перенесли в космолет: требовались минимум четверть часа тишины и покоя для стабилизации нервной системы. Даже Пилот выбрался из кабины, чтобы размяться в эти несколько минут перед отлетом, хотя разминаться можно было только в тени высокой ракеты. Оранжево-желтое солнце обжигало даже перед закатом. Любопытно, что в лучах его гасли все оттенки света его соседей и ничто окружающее не приобретало ни зеленых, ни синих красок. Цветные солнца не светили, а отсвечивали, похожие на блестящие кружки, выкрашенные разноцветными лаками. Смотреть на них можно было запросто, без темных очков. Но жары и без того хватало на черном накалившемся камне без клочка тени, кроме узкой полоски от космолета, на которой топталось несколько человек. Библ то и дело слизывал с губ струившиеся по лицу соленые капли пота. Он с трудом переносил это пекло, не то что привычные ко всему Капитан и Малыш или зябкий Алик. Сморило и Пилота, но не погасило полыхавшей в нем радости. Он даже приплясывал, ни на секунду не умолкая: - Пекло? Пекло. И не то еще будет, голубчики. Не завидую я вам, наглотаетесь. А мы с Доком как вернемся, так сразу рапорт об отставке с космической службы. Док - по болезни, я - по собственному желанию. Хватит с меня незапланированных поисков чужого разума в космосе! Полетаю теперь на земных трассах, тихонько, легонько, на воздушной подушечке, на звуковой скорости. Где-нибудь каботажем с курорта на курорт или в Арктике. Холодно, скажете? Хорошо! Малыш смотрел на него не презирая - с жалостью. Легированную сталь излучателем стравил. Чокнутый. Языком болтает, как вентилятор. Не завидует. А позавидовать можно: полгода просидел здесь и спекся. А они вдвоем с Аликом за один день зеленый мираж, как задачку по механике, щелк - и решили! Об этом же думал и Алик, не успевший все рассказать Капитану. Оказывается, встречу их с пылевым смерчиком все-таки нащупали объективом видеоскопа. Все видели: как столкнулись, как заглотал их зеленый комок и как растаял потом на черном камне. Встревожились, конечно. Пропал вездеход - не шутка. И двух людей нет. Пилот так сразу похоронил их: "И не ждите. Конец. Ищи Иону во чреве китовом". Только Док надеялся: "Встретят разрыв пространства - вернутся". Он считал, что смерчи или туманности - это результат разрыва пространства, смещения фаз времени, пространственно иначе организованных. И, кстати сказать, правильно считал. Алик предполагал то же самое. Если бы Мерль сделал свое открытие не на Земле, а на Гедоне, его бы считали не только гением математического воображения и не отплевывались от его уравнений, как отплевывается от них узкий практик Малыш. Когда ракета огненным стержнем врезалась в край неба и скрылась за его голубой кромкой, они долго молчали, думая о своем. Сейчас Гедона стала их домом, их почвой, их землей. Возвращение к пенатам состоится не ранее года или, по крайней мере, через несколько месяцев, если пришлют смену по экстренному лазер-вызову. Но Капитан не Док, он из легированных сталей, не гнется и не ломается, не чахнет и не психует. Его не утомишь и не испугаешь, не поколеблешь и не смутишь; нужно убить его, чтобы остановить, а убить его совсем не так просто: готовность к защите не покидает его даже во сне. Малыш из того же теста, только выпечка у него попроще; нет тех ингредиентов информации, какие запрограммировала и накопила жизнь Капитана. Библ был послабее духом, но любопытство и жажда нового легко побеждали в нем естественный страх перед опасностью. О себе Алик этого сказать не мог. От страха у него противно потели руки и душа уходила в пятки: точнее, на страх тотчас же спазматически откликались кровеносные сосуды в ногах. Именно так и было, когда он впервые увидел сверкнувшую над головой серебристую змейку. Реакция на опасность оказалась у него чуть более замедленной, чем это полагалось для космолетчика. В пропускной комиссии Медицинской службы возник даже спор, можно ли оставить его в составе экипажа. Только вторичная проба сняла сомнения: сопротивляемость организма компенсировала полностью замедленность требуемой реакции, индекс ее оказался даже выше, чем у его товарищей по экспедиции. Но сейчас Алика тревожила не опасность, а неизвестность. И пожалуй, "тревожила" не то слово. Было в этой неизвестности что-то возбуждающее, пьянящее, что подкрадывается порой к художнику в предчувствии долгожданной находки или к ученому на пороге еще смутно ощущающегося открытия. Капитан взглянул на него и улыбнулся: понял. Потом посмотрел на уползавшие за сине-зеленый горизонт тускло светящиеся цветные кружки и произнес задумчиво, ни к кому не обращаясь: - А ведь и на Земле иногда тот же эффект. Воздух, как призма, разлагает свет. По существу, мы наблюдаем не один белый диск, а несколько цветных, наложенных друг на друга. На закате края их обычно отсвечивают, окрашивая небо. Чаще красным, а иногда где-нибудь на море или в пустыне мы видим точь-в-точь такой же сине-зеленый горизонт. - Горизонты разные, а солнце-то одно, - сказал Библ. - И здесь одно. Только на Гедоне атмосферные условия позволяют видеть и спектральное разложение, и фазовые смещения дисков. - А может, пойдем? - зевнул Малыш. - Домой пора: ночи на Гедоне короткие. Все засмеялись. Малыш уже считал необжитую станцию домом. А ведь ее еще надо было сделать домом, вдохнуть в этот захламленный сарай ту милую человеку теплоту и домашность, которые мы обычно называем уютом. Четыре человека снова молча обошли все коридоры и комнаты, где пахло пылью и грязным бельем, и порешили отложить уют до утра: "Все равно до ночи не управимся. А завтра разделимся. Двое пойдут на вездеходе, двое останутся обживать станцию". Все знали, что обживать останутся Алик с Малышом, но никто не возражал и не спорил. После ужина перед сном провели летучку - первую на этой планете. Алик повторил рассказ о бородатых младенцах, с особенной тщательностью вспоминая подробности. "Побольше подробностей, - требовал Капитан. - Цвет, форма, происхождение причины, последствия - все, что запомнилось". Но слушал не перебивая, лишь иногда вставлял корректирующие или недовольные замечания: "Не обратили внимания, откуда идут шланги с питанием к детской площадке? Нет? Жаль". Осмотрев "хлыст" и запустив к потолку серебристый лучик, подставил руку, поморщился и заметил: "Болевое оружие. Должно быть, не убивает, иначе его не давали бы детям". На реплику Библа "почему детям?" откликнулся тотчас же, упредив Алика; "Потому что взрослых они не видели". Очень удивился, что Малыш и Алик, пробиваясь к вездеходу, прибегли к гранатам. "А "пояса"? Один прыжок, и ваши дымовые шашки бы не понадобились". Малыш и Алик смущенно молчали; "пояса" они забыли на станции. Эти реактивные "пояса", без которых ныне не обходился ни один спортсмен или турист, были изобретены на Земле еще в шестидесятых годах двадцатого века. С довольно громоздким турбореактивным двигателем, они позволяли человеку совершать прыжки в воздухе на расстоянии от пятидесяти до двухсот метров. За сто лет их изрядно усовершенствовали, почти приравняв человека к птице. Гравитационный двигатель, сменив турбореактивный, уменьшился до размеров небольшой пряжки на спине, но увеличил дистанцию прыжка до свободного полета по любой траектории. Одним движением корпуса можно было изменить траекторию, но именно это и не позволяло "поясам" стать массовым средством транспорта. В начале двадцать первого века их популярность не превышала популярности мотоцикла сто лет назад и несколько десятилетий спустя ее все еще ограничивала необходимость риска, опыта и спортивного навыка. Умение владеть "поясами" было элементарным для каждого космолетчика, и Алик отлично понимал, что с "поясами" они увидели и узнали бы много больше, но их экспедиция на вездеходе планировалась и оснащалась слишком поспешно. Капитан и Библ оказывались в более выгодном положении: их путешествие можно было обдумать и обсудить накануне, что взять, что оставить, какой инструмент, какое оружие. - Излучатели взять, - решил Капитан, - но применять их лишь в случае крайней необходимости. И никоим образом против детей! - А если мы попали в космический Бробдиньяг? [мифическая страна великанов из романа Дж.Свифта "Путешествия Гулливера"] - предположил Алик. - Если младенцы в их нынешнем состоянии с годами становятся великанами? - И тогда излучатель - крайняя мера. Только в условиях ничем другим не отвратимой опасности. Я думаю, обойдемся "поясами", дымовыми гранатами и пневмоотражателями. - Честно говоря, я еще ни разу не держал в руках этой штуки, - признался Библ. - Возьмешь - не выронишь. Держи средний палец на спусковом крючке - только и всего. Отражает встречной волной все - от камня до пули. Любой зверь, прыгнув, сломает ноги. Радиус до двух метров - больше не нужно. Установишь на шкале и чеши. Только один Малыш был с Библом на "ты", он был со всем миром на "ты" и даже Капитану счел возможным напомнить: - Не забудь браслеты с приборами внешнего включения и выключения силовой защиты машины. Правило номер один: покинутый вездеход остается недоступным для любого вмешательства извне. Помнишь, как погибла вторая экспедиция на Прокле? Капитан поморщился: - Не каркай. Мы вооружены и оснащены так, что нам не страшно ничье и никакое вмешательство. Ни человек, ни природа. Ни абсолютный нуль, ни вакуум, ни плазма. Страшно другое - смещение фаз. Входы и выходы. Мы не знаем, когда они открываются, как открываются, почему и зачем. В черную покатость окна - они сидели в комнате Дока - врубился вдруг узкий клинок света. Не молния, сверкнувшая, расколов небо, и не след метеорита, медленно тающий в черноте звездного купола. Где-то вдали, должно быть у горизонта, словно раздвинулись створки ночи, впустив высокую полоску зари. В ее белом, почти дневном свете смутно просматривались очертания незнакомого города. Видение продолжалось, должно быть, минуту, не больше, и растаяло в ночи, как залитая тушью картинка. - Мираж? - удивился Малыш. - А почему ночью? Сейчас все пять солнц на другой стороне планеты. - Может быть, отблеск? - Чего? Алик смутился, мельком взглянул на Капитана. Но тот молчал. Библ жевал соломинку от коктейля. - Вероятно, смещение фаз происходит и ночью, - предположил он. - А если учесть разницу во времени - она может быть и значительной, - у нас ночь, у них день. - Где это "у них" и кто это "они"? - Может быть, здесь несколько цивилизаций. В каждой фазе своя. - Разговорчики! - оборвал Капитан. - Спать! На сегодня все. - Нет, не все! Алик выкрикнул это с мальчишеской звонкостью, предвкушая недоумение товарищей и свое торжество над этим недоумением. - Мы еще не подняли флага на станции, - закончил он, храбро встретив взгляд Капитана. Но взгляд был теплый и поощряющий. Алик не предполагал, что это можно сделать и завтра утром. Капитан даже не усмехнулся мальчишескому порыву Алика, он просто сказал: - Молодец, сынок. - Темно на улице, - усомнился Малыш. - А мы костер разложим! - Из чего? Из пластика? - Найдем что-нибудь деревянное. Человек даже в космос тащит с собой что-нибудь из милого его сердцу дерева. Импровизированный костер запылал, отражаясь в черном зеркале камня. И его усиленное отражением пламя осветило знакомый всем землянам флаг ООН, давно уже в этом веке по-настоящему объединенных наций. - Теперь уже все, - сказал Капитан. - "Гедона-3" подымает флаг. 5. ИГРА "СИНИХ" И "ГОЛУБЫХ". КАТАСТРОФА На этот раз мираж уходил, смещаясь в Ничто. Он возникал далеко впереди в сиянии всех пяти солнц невысокой зеленой копной, будто скопнили только что скошенную траву, и, по мере приближения вездехода, не расплывался, не таял, а словно вдвигали его за привычную декорацию. Сначала сокращался вдвое, потом виднелся только узкий зеленый серп, а в конце концов вездеход пролетал в привычном уже пространстве пустыни, не задевая ничего зеленого - ни куста, ни травинки. Да и что могло вырасти на оплавленном до черноты кварце? - Не везет, - заметил Библ. - И совсем уже непонятно, почему в одном случае мираж идет навстречу людям, а в другом уходит? - Пожалуй, сие от нас не зависит. Миражные "входы" и "выходы" подчинены каким-то своим законам. А наш вездеход, особенно на высокой скорости, несет с собой частицу нашего пространства - времени, какой-то микроскопический обтекающий слой. Когда он, скажем, аритмичен межфазным соединениям, "вход" закрывается. А может быть, есть и другое объяснение, - вздохнул Капитан. В самом деле, на какие еще объяснения можно было рассчитывать в этом царстве необычайного! Пять разноцветных солнц на небе, пять разных миров на планете. Блуждающие стога с калиткой-щелью в какое-то Зазеркалье. Бородатые младенцы, которые сучат ножищами сорок шестого размера и сосут молочко из пожарных шлангов. - Если младенец двух метров ростом, - вспомнил Капитан предположение Алика, - то к зрелости он дотянется до десяти. Значит, все-таки свифтовское: Бробдиньяг в космосе. - Едва ли, - не согласился Библ. - Во всех фазах одна и та же гравитация, близкая к земной. Гигантские рост и вес создадут чрезвычайные неудобства для гуманоидов. Может быть, здешняя биоэволюция и не повторяет земную, но едва ли слишком от нее отличается. Тут что-то другое. - Сейчас узнаем. Широченный фонтан чистого зеленого пламени, то вздымаясь, то падая, бил прямо из черного камня метрах в пятидесяти от вездехода, не обнаруживая тайных намерений погаснуть или уменьшиться. Он бил не высоко, не выше двухэтажного дома, но и не опускался ниже первого этажа, позволяя вездеходу свободно пройти сквозь щель. Тускло-серая, ровная, как портьера, она не открывала тайн мира, притаившегося за ней. То ли это была стена, или облако, или просто сгусток лежавшего в долине тумана, ни Библ ни Капитан не смогли ответить, но самое главное, щель не исчезла при сближении с машиной. И Капитан решился. Он включил отражатель, который в случае столкновения с непреодолимым препятствием отбросил бы машину назад, и похожий на черепаху вездеход пошел на таран в центр непонятной мути. Он прошел ее, как нож масло, без малейшего сопротивления. Силовое поле отражателя действовало с силой кумулятивного взрыва. Серая масса, а это была несомненно масса пока еще неизвестного состава и происхождения, уступчиво сжималась или расступалась, пропуская путешественников. Но она не пропускала света, и несколько секунд вездеход шел в полной темноте, пока не вырвался на залитую солнцем лужайку, похожую на газон футбольного поля. Капитан остановил машину и оглядел ландшафт в круговом смотровом стекле. Позади простиралась ровная плоская поверхность не то кустарника, не то высокой травы, так плотно и густо росшей, что даже вблизи она походила на двухметровой толщины серый ковер, примыкающий у горизонта к очень темному, неизвестного происхождения лесу. - Вот эту серятину мы и прошли, - задумался Капитан. - Интересно, что же это на самом деле? - Серые мхи, - сказал Библ. - Палеозойская декорация. А эта лужаечка - часть просеки, засеянной уже вполне современным газоном и опоясывающей явно силурийский заповедник. Видимо, мы находимся там же, где уже побывали Малыш и Алик. В том мире, во всяком случае. А теперь превратимся в Ливингстона и Стэнли и отправимся в джунгли космической Африки. Оставив вездеход под силовой защитой, навесив и пристегнув все захваченное со станции ручное оружие, Капитан и Библ отправились на рекогносцировку в симпатичные джунгли незнакомого, но явно ухоженного кустарника за газонной полянкой. Может быть, Ливингстон и Стэнли казались для сравнения слишком далеким эталоном путешественников, но в своих кремовых шортах и сетках, предохранявших от жары грудь и спину, в модернизованных пробковых шлемах с вмонтированными в них миниатюрными рациями их нынешние последователи действительно походили на участников сафари в приключенческих фильмах двадцатого века. Запавшие щеки и крутые морщинки на лбу Капитана и совсем уж колоритная голландская бородка Библа, окаймлявшая бронзовое от загара лицо, дополняли впечатление. - Вместе или разделимся? - спросил Библ. - Вместе, - решил Капитан, - рация пригодится в пожарном случае. Раздвигая упругие большелистые ветви, протискиваясь в тенетах вечнозеленых кустов, за которыми торчали уже описанные Малышом и Аликом высоченные мачты эвкалиптов, Капитан и Библ добрались наконец до другой полянки и прислушались. Из-за кустов доносились даже не звуки какой-то членораздельной речи, а просто вскрики, вопли, хрип, свист и хохот. Осторожно спрямив закрывающий дорогу кривой двухметровый лист, наши путешественники так и замерли на месте. Перед ними открылся наконец обитаемый уголок гуманоидного мира Гедоны. Их было около десятка спортивного вида юношей, почти голых и загоревших до смуглости жителей тропиков. Из одежды на них были только сандалии без креплений с неизвестно как прилипшей к ноге подошвой и вполне земные пляжные плавки небесно-голубого цвета. Лишь двое предпочли темно-синие и, может быть поэтому, оказались в конфликте с голубоплавочниками. Тесно-тесно, спина к спине, отражали они их яростное нападение. Дрались "хлыстами", сверкавшие змейки которых то удлинялись, то укорачивались, смотря откуда и куда был направлен удар. Любопытно, что удары не оставляли на коже заметных следов, но каждый меткий "нахлыст" вызывал или гримасу боли, или подавленный крик, а иногда кто-нибудь из нападавших отбегал и, гримасничая, растирал пораженное место. Капитан заметил, что, встретившись в воздухе, лучистые шпаги раскалывались, срезая друг друга, и удары не достигали цели, но никто из участников схватки не использовал этот прием, стараясь прежде всего "накрыть" противника. В отличие от лохматых "младенцев" все они были аккуратно подстрижены и чисто выбриты, но внешне спортивный лоск не заслонял так и распирающей их первобытности. - Звери! - сквозь зубы выдохнул Капитан, еле сдерживая накипающий гнев. Юноши действительно дрались с молчаливой свирепостью, как волки в земных заповедниках, и только вой да хохот сопровождали избиение сопротивлявшихся. Наконец один из них упал, и тотчас же две серебристые молнии накрыли спину другого. Но он устоял, ответив ударом на удар и в свою очередь сбив с ног двухметрового гиганта в голубых плавках. "Голубые", взвыв по-волчьему, участили удары. - Звери, - повторил Капитан, уже готовый вмешаться в схватку. - Дети, - остановил его Библ. - Не вмешивайся, это не наша игра. - Почему игра? - удивился Капитан. Но ответил не Библ, а старший из "голубых", видимо вожак группы, и ответил... по-русски. - Хватит. Две дюжины ударов. Я сосчитал. "Голубые" остановились. Кто-то крикнул: - Он и от трех дюжин не сдохнет!" - Не по правилам, - сказал вожак. - Пусть идет. "Голубые" расступились, пропуская силача в синих плавках. Шаги его, неуверенные и медленные вначале, понемногу крепли и убыстрялись. Под конец он прыгнул и исчез за кустами. Двое из оставшихся рванулись было за ним, но вожак снова остановил их: - По правилам игры положено догнать его по другой дороге и снова встретить лицом к лицу. Догоните - добьете. Я жду здесь. Оставшись один, он подошел поочередно к лежавшим без сознания юношам и перевернул каждого лицом к солнцу. Все они казались странно похожими друг на друга, как для земного европейского глаза кажутся лица монгольского типа. Но в этих не было ничего азиатского - голубые глаза, прямой нос и овал лица напоминали землянину скорее скандинавский или англо-саксонский тип. Лишь приглядевшись, можно было заметить различия, не очень определенно и резко выраженные и только подтверждавшие первоначальную мысль о сходстве. И Капитан и Библ почти одновременно нашли объяснение: перед ними был отборный, физически полноценный и генетически наиболее совершенный вид гедонийского гуманоида. - Может, я ошибаюсь, - не очень уверенно произнес Капитан, - но мне показалось, что они говорили по-русски. Чушь зеленая. - Они вообще не говорили, - сказал Библ. Капитан усмехнулся: - Значит, прямое мысленное общение. Попался, старый дурак, на удочку знакомых слов. - Мы просто переводили их мысли в привычные нам слова, - пояснил Библ. - Сначала мне казалось, что я слышу, а потом обратил внимание, что губы у них не движутся. Возможно, у них вообще нет речи, как системы связи. - А крик? - И зверь кричит. - Но зверь не мыслит. - С глубиной этой мысли мы уже познакомились. - Проверим лично. Есть шанс, - сказал Капитан и, раздвинув кусты, вышел на поле боя. С молниеносной реакцией "голубой" обернулся и рассек "хлыстом" воздух. Но пробковые шлемы и шорты незнакомцев повергли его в такое изумление, что он совсем по-детски разинул рот. - Кто... вы? - "услышал" Капитан и ответил уклончиво: - Мы издалека. - Почему ты водишь с собой ребенка? - крикнул на Библа гедониец. - Он не ребенок. - Разве у вас в школе ходят небритыми? - Ходят. - Капитан продолжал игру. - Так ведь он же единицы теряет. - Что?! - Ты что - идиот? Биты. Не понимаешь? - По-моему, он сказал "биты", - сквозь зубы проговорил Капитан, не глядя на Библа. - Биты, точно, - подтвердил тот. - Он имел в виду именно биты: у нас для этого нет других терминов. Условные единицы информации. Сначала он и сказал: единицы. - А сколько ему лет? И при чем здесь информация? Библ только плечами пожал. - Почему вы оба жужжите? - спросил гедониец. - Мы не жужжим, мы разговариваем. - Что? - У них нет такого слова, - шепнул Библ. - Подберите другое. - Мы общаемся. Ты разве не слышишь? - Когда общаются, думают. И не слышат, а понимают. А я слышу: бу-бе-бо, та-ти-ту... - передразнил гедониец. - Жужжание. - А сколько тебе лет? - Полтора года. Теперь изумились Библ и Капитан. - Врет? Или у них другая система отсчета? - Если мы услышали "год", значит, он имел в виду год. Может быть у них год другой? - Судя по роже, ему лет двадцать, не меньше. - Опять жужжите. - Давно в школе? - спросил Капитан, дипломатично обходя коварный вопрос о жужжании. - С детской площадки. Скоро полкруга. А ты сколько? - Столько же. - А что у вас на голове? - Форма, - придумал Капитан. - Экскурсантам дают. Знаешь, что такое экскурсия? - Знаю. Нас в Аору возили. Капитан услышал "Аора", Библ - "Аэра", но комментировать "услышанное" не стали. Возможно, это заповедник какой-нибудь или город. - Да спрашивайте же, задавайте вопросы. Не позволяйте ему спрашивать, - шепнул Библ и спросил, опережая Капитана: - А ты любишь учиться? - А кто любит? Ты любишь? - Смотря что. Сегодня был в школе? - Был. Два часа просидел у компьютера. Голова трещит - сдохнешь. И Капитану и Библу показалось, что гедониец сказал "два часа", но "услышали" они это не очень ясно и настаивать на "часах" не могли, однако термин "компьютер" прозвучал в сознании обоих одинаково четко. - Вы слышали: компьютер, да? - шепнул Библ, не глядя на Капитана. - Точно. Чудеса в решете. - Ты подумал о компьютере? - продолжал Библ, обращаясь к уже подозрительно косящемуся юноше в голубых плавках. - У нас в школе это называется по-другому. Машина, которая за тебя думает, тебе подсказывает, забирается тебе в голову и раскладывает там по полочкам всякую дребедень. А ты просыпаешься и уже все знаешь. Так? Гедониец заржал, как лошадь. А Библ, не давая ему опомниться, продолжал обстрел: - Чему сегодня учился? - Счету, - нехотя отвечал гедониец, ему уже начинал надоедать этот затянувшийся экзамен, - а потом игре в "тро". Капитан услышал "тарс" и переспросил. - Шашки, - показалось обоим. - Двенадцать клеточек горизонтально, двенадцать вертикально. Перемножишь? - А ты? - А я и не то могу. Двенадцать семь раз двенадцать и на себя один двенадцать. Ну? "У них двенадцатиричная система счета", - подумал Библ и сказал вслух: - В уме не могу. Без счетной машины не обойтись. - На машине всякий дурак сумеет. А я - в уме. Мне за это две дюжины единиц накинули. А за воображение минус. - Почему? - Не прошел теста. Шесть проб, а на табло нули. - На каком табло? - Световом. - Сдаюсь, - шепнул Библ Капитану. - Изнемогаю. Еще вопрос, и мы завалимся. - Но он все-таки задал свой последний вопрос: - А зачем вам эти условные единицы? - Не соберешь нормы - конец. Глотай снова жижицу из клистирной трубки. Капитану "послышалось": из "резиновой кишки". Но смысла не уяснили оба, и главное, "голубой" это понял. - Не из школы вы. Откуда - не знаю. Беру в плен, - объявил он и хлестнул серебристой змейкой. Капитан нырнул ему под ноги и сбил на землю. Оба тотчас же вскочили, но Капитан секундой раньше и болевым приемом заставил юношу выронить "хлыст". - Подберите, Библ, - сказал он, не оборачиваясь. - А ты теперь знаешь, кого можно брать в плен, а кого нет. Гедониец не был трусом. Но и третий его прыжок - он, видимо, собирался укусить Капитана - закончился для него столь же плачевно. Даже не пошевельнувшись, Капитан левой рукой перебросил его через голову. Для космолетчика, обученного всем приемам самозащиты, гедонийский школьник даже с фигурой культуриста был не опаснее земного мальчишки. Сейчас он уже был сломлен. Не оглядываясь, не пытаясь приподняться, он на четвереньках пополз в кусты. - Ну вот и все, - грустно проговорил Капитан. - Контакт исчерпан. - У нас не было выхода, Кэп, - сказал Библ. - Не подставлять же спины под их "хлысты". - И все-таки жаль парня, Библ. - Убийцу? Все они - убийцы. И пусть не угрызает вас совесть. - Библ кивнул на безжизненные, обращенные к солнцу лица: - Боюсь, что у них иные моральные принципы, Кэп, и не с ними надо искать общения. Капитан задумался. - Значит, к вездеходу? А может, все-таки рискнем продвинуться? Вон мимо тех эвкалиптов. Аллейка со всех сторон просматривается. Если что, увидим. - Он может вернуться не один. - С нашим оружием, Библ, даже в джунглях Проклы не страшно. "Хлысты" - детские игрушки по сравнению с пневмоотражателями. А у нас еще и гранаты, и "пояса". Пусть только сунутся! "Даже самый опытный и счастливый разведчик на вражеской территории иногда ошибается", - подумал Библ, но не стал возражать Капитану. Аллейка действительно была веселой и светлой. Высоченные мачты эвкалиптов с листьями-ножами, обращенными лезвием к солнцу, не задерживали даже тоненького лучика. Шагай да шагай. Песок, газон, камешки. Десять минут... двадцать... полчаса. Ничто не изменяло окружающего пейзажа. - По такой бы аллейке да на воздушной подушечке, - мечтательно вздохнул Капитан. - Не планета - курорт! Но Библ молчал, не отрывая глаз от линии вечнозеленых кустов с толстыми, будто картонными, листьями, выстроившихся за эвкалиптами. Они тянулись параллельно плотной, густой, словно искусственно выровненной полутораметровой ограде. - Вас что-то беспокоит, Библ? - Кусты. С любой стороны можно подползти незаметно. Капитан остановился и сказал: - Чему-нибудь нас все-таки учили в космослужбе. Из глубины одного из своих бесчисленных карманов достал миниатюрные "кошки", прикрепил их к ботинкам и по-обезьяньи быстро-быстро полез вверх по вызолоченному солнцем стволу. Забравшись метров на десять, огляделся и так же быстро соскользнул на землю. Лицо его было сосредоточенно и серьезно. - Вы угадали, Библ, а я опять ошибся. Они ползут двумя колоннами справа и слева. - В голубых плавках? - Не обратил внимания. А не все ли равно? - У меня возникло предположение о "синих". Подумал, может, снова встречаются два враждующих лагеря? - Нет, Библ. Это за нами охотятся. - Тогда включим "пояса", Капитан. - Вы первый. "Пояс" сразу не подымал. Какие-то мгновения человек медленно отрывался от земли до полуметра, а затем, со свистом рассекая воздух, летел по дуге метров двести - триста. Библ пролетел, как торпеда, приземлившись беззвучно и мягко. Через одну-две секунды его догнал Капитан. - Повторим? Повторили. Еще триста метров и еще раз триста. Где-то здесь надо поворачивать влево. Уже виднелись вдали серые мхи. Капитан взглянул на компас-наводчик и взял направление. Вездеход он нашел точно на оставленном месте, но оно не было пусто. Два десятка юношей в синих плавках толпились у машины, не в силах пробиться к ней вплотную: защитное поле пресекало все их попытки. Прыжок Капитана заметили, но он не успел в момент приземления взяться за оружие: не хватило буквально каких-то мгновений. Что-то неприметное и бесшумное небольно укололо его в щеку, и он сразу провалился в темноту. Библ видел все это с воздуха. Он мог продлить прыжок, переключив его в свободный полет, но где приземлиться? За вездеходом - бессмысленно: не сможешь помочь товарищу. Возле него - не успеешь: у них какое-то загадочное, но точно бьющее оружие. Значит, надо атаковать в полете. Пролетев над вездеходом, он освободил пристегнутую гранату-газовку, повернул и на большой скорости, только снизив высоту до четырех-пяти метров, швырнул гранату где-то между вездеходом и кучкой бесновавшихся голышей в синих плавках. Сразу же невысокое облако "смога", окутало их вязкой и жирной чернотой. Капитан все еще без сознания лежал в трех метрах от машины. Теперь можно было приземлиться, взвалить товарища на спину и дотащить его до вездехода, п