всякие ставят, сигналы оглушительные, даже волчьи капканы, как в кинофильме "Берегись автомобиля". А что ты на колпак поставишь? Или, допустим, карбюратор? Или на запасное колесо в багажнике? Правда, багажник хитро запереть можно. Но Витька - слесарь. Ему любой замок нипочем. Но милиция милицией, а колпаки артисту нужны. Без колпаков колеса его машины имеют какой-то неприглядный вид. Жалкий, надо сказать, вид. Он звонит обаятельному мастеру, чудо-человеку товарищу Сомову и говорит ему о своей беде. А тот его успокаивает: не беда, мол, достанем колпаки, только подороже магазинных. Тем более они в магазине все равно редко бывают. И ставит Сомов артисту его же собственные колпаки за двойную цену. А потом делится с Витькой хорошей прибавочной стоимостью, и оба хохочут над простофилей актером. Вот такие пироги. История, рассказанная Кинескопом, неприятно поразила Кешу и Гешу. И даже не потому, что ворами оказались люди из их двора, а потому, что история выглядела больно грязной. И Кеша и Геша росли в семьях, где никто никого не обманывал даже в мелочах. Ни Кеша ни Геша представить себе не могли, что возможно утаить от родителей или от бабы Веры сдачу от молока или хлеба, взять без спроса отцовский фотоаппарат или залезть в ящик буфета, где бабушка хранит деньги. Когда Кешка выбил в физкультурном зале стекло, он так прямо и пошел к директору и все рассказал. Хотя ему очень не хотелось идти. Тем более, кроме Геши, этого никто не видел. Или когда Геша прогулял урок - потому что Леха из дома, где кино "Призыв", ждал его с замечательным электропаяльником, который надо было поменять на кляссер с марками, - он мог бы сказаться больным. Он мог бы заохать, залечь в постель, и баба Вера пошла бы в школу и все объяснила классной руководительнице Алле Петровне. Но Геша не стал обманывать ни бабу Веру, ни Аллу Петровну: он честно сознался, что урок прогулял, за что получил в дневник не слишком приятную запись. Конечно, можно сказать, что все это мелочи, рядовые примеры, которые и в расчет принимать нельзя. Подумаешь, преступление: стекло разбил! Или урок прогулял! Кешкин отец не скрывает от сына, что сам в детстве бил стекла не однажды, но говорит о том с осуждением - из педагогических соображений, конечно, и Кеша отца здесь вполне понимает. Но разговор-то не о преступлении, а об отношении к нему. О людской честности, которая складывается именно из мелочей. И если нет ее, нет и не предвидится, то из таких мелочей когда-нибудь может сложиться настоящее преступление. А Сомов или Витька в детстве стекол не били? Ох-ох-ох, еще как били! Но вряд ли сознавались в этом. То есть наверняка не сознавались. Кеша в том был уверен. И потом, между "нечаянно" и "нарочно" - огромная разница. Но от "нечаянно" до "нарочно" совсем недалеко. Все зависит от отношения человека к "нечаянно" и "нарочно"... Кеша и Геша были пионерами. Они уже давно были пионерами и готовились на будущий год вступить в комсомол. Вот почему они не просто возмутились тем, что Сомов и Витька оказались ворами. Они горели желанием разоблачить их. - Ну, Сомов, - сказал изумленно Кеша, - ну, тихоня... - А Витька? - подхватил Геша. - Чем он лучше? - Ничем не лучше. Давай подумаем, что делать. Кстати... - Тут он повернулся к Кинескопу. - А при чем здесь духи? Кинескоп даже застонал от досады: битый час вдалбливать прописные истины и ничего не вдолбить. Нет, люди не оправдывают уважительного к ним отношения... - У тебя в школе какие отметки? - язвительно спросил он Кешу. - Хорошие, хорошие. Ты, Кинескоп, не язви, а объясни лучше. Не теряй времени. Совет был разумен. Кинескоп успокоился и сказал, хотя и не без раздражения: - В автомобилях духи есть? Есть. Опытные духи, квалифицированные. Технику знают, любят. Думаешь, им приятно, когда на их глазах ее разрушают? Их технику?.. - Почему же они бездействуют? - А что им делать? - Ну, не знаю... Вдарить Витьке. Током дернуть. Или еще чего... Кинескоп вздохнул: трудно разговаривать с непосвященными. - Дух не может, не имеет права причинить человеку ощутимый вред: ранить его или там покалечить... - А неощутимый? - А неощутимый не поможет. Того же Витьку током саданешь - он выругается и аккумулятор отключит. Двенадцать вольт - слону дробина... - Какие-то у вас принципы строгие. Он же вор... - А разве он не человек? Морально, может, и не человек. А биологически? То-то и оно... Я зачем в телевизоре сижу? Удовольствие, что ли, от "Артлото" получаю? Я в нем сижу, чтобы человеку, то есть Геше, легче было. Чтобы не чинил он бездушную технику по сто раз на дню. А когда ты будешь лампы из телевизора выбрасывать на свалку, так это ты от меня часть души заберешь, понял? - Я же не вырываю, - обиделся Геша. - Не о тебе речь. Это я к примеру. Думаешь, автомобильным духам легко все это переживать? - Думаю, нелегко, - согласился Геша, а Кеша добавил: - Тут и думать нечего. Надо обезвредить Сомова с Витькой. - Правильно, - согласился Кинескоп, а близнецы на столе закивали в такт. - Только как обезвредить? - задумался Кеша, а близнецы повторили эхом: - Только как обезвредить? - Надо подумать... И опять близнецы повторили: - Надо подумать... Кеша обозлился: - Кончите дразниться? А то - в ухо... - Мы не дразнимся, - зарделись близнецы. - Мы волнуемся. - Волнуйтесь как-нибудь иначе. Про себя. - И Кеша задумался. Геша тоже задумался, но только для приличия, потому что у него уже сформировался план, гениальный план, призванный расстроить замыслы преступников, помочь обезвредить их и выдать доблестной милиции, которая будет вести следствие, как знатоки из многосерийного телевизионного фильма. Так думал он про себя, а Кинескоп сидел тихонько, ждал решения и мурлыкал под нос песню из того же телефильма - что, мол, "наша служба и опасна и трудна"... - Ладно. - Кеша встал и прошелся по комнате. - Есть план. У Геши, как сказано, тоже был план, но он не сомневался, что между его планом и Кешиным разницы особой нет. Может быть, в мелочах, так они их потом скорректируют. - Духи нам помогут? - спросил Кеша. - Ясное дело, - сказал Кинескоп. - Для чего же мы вам открывались? - Нужен дух телефонной сети. - Говорун-то? Этот будет... А зачем? - Нам надо подслушивать сомовский телефон, чтобы узнать, когда они с Витькой замышляют новое преступление. У Геши этого в плане не было. И Геше это не понравилось. - Кеша, - сказал он укоризненно, - чужие телефонные разговоры подслушивать нехорошо. Неэтично. - Это разговоры врага! - закричал Кеша. - Этично - неэтично. А на фронте, когда наши радисты ловили разговоры фашистов? Тоже неэтично? - Так то на фронте... - Считай, что мы тоже на фронте! А Кинескоп добавил: - Незримый фронт. Незримый бой. Так назначено судьбой для нас с тобой... Подслушать можно. Я Говоруна вызову. - Позже, - сказал Кеша. Он расхаживал по комнате, как по командному блиндажу, по землянке в три наката, а наверху рвались бомбы, стреляли "катюши", дробно тарахтел станковый пулемет. - И когда мы узнаем их замысел - ближайший, конечно, то проследим за ними. А для начала пометим ту деталь на автомобиле, которую Витька сопрет. Геша усомнился: - Откуда ты будешь знать, что он сопрет? И с какого автомобиля? - А Говорун на что? Сомов назовет Витьке автомобиль, а мы будем там раньше преступника. - Автомобиль-то он, может, и назовет. А деталь? Кеша был непреклонен: - И деталь назовет. Скажет, сопри то-то и то-то. - А если Витька не сможет спереть то-то и то-то? - Как так не сможет? - Ну, заперто будет то-то и то-то. Или его уже сперли до Витьки. - Кто спер? - Не знаю. Какой-нибудь другой вор. - Ты что, считаешь, у нас мильен воров? - Нет, я так не считаю. Я просто хочу взвесить все возможные варианты. Кинескоп вмешался в разговор: - Геша дело говорит. Надо взвесить. - Ладно, - нехотя согласился Кеша: ему очень не хотелось отступать от такого стройного, придуманного им плана. - Будь по-вашему. Не знаем мы, что он сопрет. Что тогда? - Тогда мы внимательно следим за Витькой, - объяснил Геша, - узнаем, куда он прячет украденную деталь или детали, и там их метим. - А если он их домой унесет? Или к Сомову? Что ж, мы в чужую квартиру полезем? - Мы - нет, - спокойно сказал Геша. - Но ты забыл о духах. И Кеша опять - в который раз! - поразился уверенной логике друга: все у него учтено, все продумано, темных мест нет. Сам-то он тоже не промах. План разоблачения Сомова и Кo составлен им почти досконально. И в том, что план этот ничем не отличается от Гешиного, уверен. Почти ничем. Но в это "почти" входили мелкие, казалось бы несущественные детали, которые Геша продумал, а он не успел. А эти несущественные детали влияли на план в целом. Нет, Гешка - молоток, это ясно. С таким не пропадешь... - Давай, Кинескоп, - сказал Кеша, - звони Говоруну, пусть подключается. А может, сам сюда придет? - Не придет он, - заявил Кинескоп, вылезая из-под пледа и шлепая к телефону. - Он у нас стеснительный. Да я ему все так скажу, а про дело он знает. - Все духи об этом деле знают? - удивился Кеша. - А как ты думал? Конечно, все. И домашние, и уличные... - Есть и уличные? Это кто же? - Познакомишься еще, - сварливо сказал Кинескоп, снял телефонную трубку, подул в нее: - Говорун, ты? Да отключи ты этот гудок, мешает ведь... Ты вот что, работать начинай. Ну да, по тому делу. Послушать этих хануриков надо. Почему одного? Ах, у Витьки телефона нет... Значит, тебе полегче. И так не тяжело? Знаю, знаю, не для себя работаешь... Только непрерывно слушай. Сейчас-то он дома? Ага, дома, говоришь... Ну, вот и слушай. Как что услышишь, тут же сообщи... Правильно, подключи Водяного. Ну, звони... Да я подойду, я, не бойся ты... Привет. - Кинескоп аккуратно, тихонько так опустил трубку на рычаг, обернулся: - Порядок. Ни одного разговора не пропустит. - А если Витька не станет звонить? - заволновался Геша. - Если он так к нему придет, в гости? Кинескоп усмехнулся хитренько: - Все продумано. Говорун Водяного к делу подключил. - Кто это - Водяной? - Дух водопровода. Он на Витьку давно зуб имеет. Халтурщик ваш Витька. Водопроводную систему в полном беспорядке содержит. Водяной еле-еле справляется. - Витьке не до того, - сказал Рыжий, и на этот раз именно Рыжий, потому что с клубничкой. - Витька у Сомова деньги зашибает. А Красный, с вишенками, ничего не сказал, а только захихикал. Кеша подумал, что Витька может не позвонить Сомову сегодня. И завтра может не позвонить. И вообще всю неделю. - А если... - начал он, но Кинескоп уже все понял. - Не боись, - сказал он. - Позвонит или зайдет всенепременно. Они сегодня после домино сговаривались созвониться. Может, сейчас и позвонит. И они стали ждать. Глава седьмая КЕША, ГЕША И ВЕЛИКАЯ ТАЙНА (Продолжение) Каждый ждал звонка Говоруна по-своему. То есть думал о своем. Кинескоп, например, думал о возвышенном. Он думал, как ему повезло, что именно он облечен высоким доверием координировать действия людей и духов на данном этапе. Именно такими формулировками и мыслил: "облечен доверием", "на данном этапе"... Что поделаешь, влияние телепередач... Братья-близнецы Рыжий и Красный сидели на столе и хором думали о том, что Кеша и Геша оказались хорошими парнями и, может, зря духи так боятся людей; неплохие существа эти люди - вот значки подарили, вещь ценная, а если подружиться покрепче, еще что-нибудь братьям перепадет. И не то чтобы братья были жадюгами - просто они любили подарки. А в их недолгой (по масштабам духов) жизни им мало кто делал подарки. Можно сказать, никто не делал... Нет, в самом деле, отличные ребята эти Кешка с Гешкой! Геша еще и еще раз продумывал детали своего плана. В нем, как ему казалось, была одна существенная неувязка: не решена проблема гласности. Ну, узнают они, что спер Витька. Ну, пометят как-нибудь. Или не они пометят - духи. А дальше что? Подождать, пока Сомов поставит украденную деталь на место, возьмет за нее куш, а потом прийти к хозяину автомобиля и заявить: так, мол, и так, украли у вас то-то и то-то, а вернули то же самое, украденное, только деньги как за новое взяли. А хозяин вполне справедливо спросит: "А где ж вы раньше были?" - "А раньше мы помечали то-то и то-то специальными тайными знаками". - "Ну и что? - спросит хозяин. - Как вы докажете, что то-то и то-то украдено, а не куплено Сомовым на какой-нибудь автобазе?" - "А наша метка?" - скажем мы. Но Сомов заявит, что это он сам метил. И спор зайдет в тупик... Да-а, гласность необходима на более раннем этапе расследования. Надо с Кешкой посоветоваться... А Кеша в это время думал про всякую всячину. Про то, что история с духами, в сущности, невероятна. И если рассказать о ней на пионерском сборе, то Алла Петровна мягко улыбнется и предложит написать обо всем в стенгазету, где Кеша - редактор и что хочет, то и пишет. В рамках пионерской жизни, конечно. А Юрка Томашевский выкатит свои голубые глаза-шарики и скажет: "Ну, ты даешь, Лавров, ну, совести у тебя нет". И все будет именно так вовсе не потому, что одноклассники не могут поверить в существование духов, а потому, что привыкли они считать Кешу с Гешей выдумщиками, фантазерами. Иной раз на переменку соберутся и прямо так и заявляют: "Ну-ка, КЕШАИГЕША, загните что-нибудь позаковыристей". И Кеша с Гешей загибают. Их два раза просить не нужно... Еще Кеша думал о Кинескопе. Ему очень нравился старичок в чесучовых брючках. Кеша даже старичком его не считал, хотя и помнил об огромной - иного слова не подобрать! - разнице в возрасте. Но было и в облике и в поведении Кинескопа столько мальчишеского, что Кеше совсем не хотелось замечать эту грустную разницу. Да и кто сказал, что она мешает дружбе? Повесить того немедля на крепостной стене, как писалось в любимых Кешей рыцарских романах. Но некого было вешать, никто крамольной мысли не высказывал, а добрые и легкие отношения между Кешей, Гешей и Кинескопом (надо было подчеркнуть - истинно приятельские отношения) доказывали непреложно, что возраст тут ни при чем. Так считал Кеша. Так, по-видимому, считал и Кинескоп. Правда, Кешу несколько удивляла склонность Кинескопа к "высокому штилю". Ну, в самом деле: души у него непременно загубленные, страдания непомерные, тайны великие. Получается, что в мире духов все дела, чувства или помыслы носят характер экстремальный, как бы определил научно подкованный Геша. Так ли это? Нет, конечно, мудрит Кинескоп. Ох и влияют же на него телепередачи! И на характер влияют, и на речь! И заметим к слову, не самые лучшие телепередачи... Кстати, у него - работа, а у Тольки Баранова что? Его мать Кешиной жаловалась, что ребенка от телевизора за уши не оттащишь. Уши у Тольки - как два репродуктора. Только репродукторы передают, а Баранов принимает. А потом уже передает одноклассникам, сразу готовыми блоками передает - как услышал. Во дворе, на перемене, даже у доски на уроке. Так что Кинескоп - невинная жертва, нечего его зря осуждать... Но все-таки почему тайна обязательно великая? Кеша думал о том изо всех сил, но ничего придумать не смог. И решил спросить Кинескопа. - Кинескоп, - сказал он, и все даже вздрогнули, потому что молчали, сидели тихонько, ждали телефонного звонка, боялись нарушить тишину. А Кешка не забоялся. И правильно сделал: как будто они и так звонка не услышат... - Кинескоп, - повторил Кешка, - а почему тайна - великая? - Все тайны духов - великие, - отрезал Кинескоп, но Кеша этим объяснением не удовлетворился. - Так-таки все? - Так-таки все. - И нет более великих и менее великих? - Нет. - А то, что ты от бабы Вериной пыли кашляешь - тайна? Тут Кинескоп не сразу ответил, а сначала поразмыслил немного. Но потом сказал уверенно: - Тайна. - Почему? - Дух не должен обращать внимание на мелочи жизни. Тем более человеческие. Плохой пример для других. - А раз тайна, то великая? - Великая, - отрезал Кинескоп, - но частного порядка. - Ага, - сказал дотошный Кеша, - есть великие тайны частного порядка, а есть общечеловеческие. То есть общедуховные. Так? - Так, - сказал Кинескоп. - А как разделить тайны на частные и общие? Это же все субъективно... - Отстань от меня, - рассвирепел Кинескоп. - Мне сказали, что это великая тайна, а сам я - дух маленький, ничего решать не могу. - Кто же тебе сказал про тайну? Кинескоп огляделся по сторонам, будто искал кого-то постороннего в комнате, не нашел, конечно, прошептал значительно: - Он... - Итэдэ-Итэпэ? - спросил Кеша. И тут же, как и раньше, мелькнула в воздухе синяя молния, мелькнула и пропала, оставив после себя кисловатый запах озона. Кинескоп закрылся пледом с головой, поджал ноги. А братья-близнецы задрожали у себя на столе, зажмурились, и даже волосы у них дыбом встали. Кинескоп выглянул из-под пледа, осмотрелся и прошипел: - Трепло! Я тебе что говорил? Не повторяй это имя. - В самом деле, Кешка, - сказал Геша, - ты же видишь, что происходит? - Ничего не происходит, - хорохорился Кеша, - обыкновенные физические явления. - Не очень-то они обыкновенные, - заметил Геша и, переводя разговор с неприятной для духов темы, спросил: - Как ты думаешь, может, стоит в милицию сообщить? - О чем? - не понял Кеша. - О Сомове с Витькой. - Ты что? Они там над тобой посмеются, и только. - Иван Николаевич не будет смеяться. Иван Николаевич был оперативным уполномоченным отделения милиции и часто заходил к ним во двор, разговаривал с жильцами, интересовался житьем-бытьем. Он и Кешу с Гешей знал, всегда здоровался с ними, как со взрослыми - за руку, про отметки спрашивал. Хороший был мужик Иван Николаевич. - Смеяться он не будет, - согласился Кеша, - но дело у нас заберет. Он так и сказал - "дело", как будто был следователем прокуратуры или инспектором уголовного розыска. - Заберет, - грустно подтвердил Геша. - А будем самовольничать - нам же попадет. - Нет, брат, - сказал Кеша, - мы это дело доведем до конца и преподнесем его Ивану Николаевичу на блюдечке с голубой каемочкой. - Как это - на блюдечке? - не поняли братья. - Цитата, - отмахнулся Кеша, - из "Золотого теленка". Книги надо читать. - У нас нету, - грустно сказали братья. - У меня есть. Возьмите. Но только аккуратно! - Мы аккуратно, - расцвели братья. - Мы ее в газету завернем. И в это время звякнул телефон. Он звякнул так же коротко и тихо, как тогда - у Кеши в квартире. Кинескоп встрепенулся, отбросил плед, подбежал к телефону. - Але, - сказал он в трубку. - Ну, я, я, кто же еще... Звонил, говоришь? И что говорил?.. Ага... Ага... Ага... Понял тебя. Молодец, Говорун... Нет, не бросай. Продолжай слушать... Если что услышишь, тут же сообщай... Я буду дежурить у телефона... Да никто больше не подойдет, трус ты несчастный!.. И Водяному передай: пусть далеко не отлучается. Все. - И Кинескоп повесил трубку. - Ну что? - в один голос спросили Кеша и Геша, подражая близнецам. - Звонил Витька. Сомов назвал ему адрес и номер автомобиля. Адрес такой: Арбат, дом номер семь. Автомобиль "Волга" ММФ 42-88. Запишите... Геша схватил со стола лист бумаги и шариковую ручку. - Чья машина? - спросил он. - Профессора Пичугина. - А дух в ней есть? - Есть, вестимо. У хорошей вещи и дух хорошо себя чувствует. А профессор к машине с заботой относится, вот духу и привольно: есть где развернуться. - Привольно ему будет, когда Витька какой-нибудь жиклер сопрет, - мрачно сказал Кеша. А Геша вздохнул безнадежно: ничем не помочь технически безграмотному другу. - Что за чушь ты несешь, Кешка? Какой жиклер? Его и украсть-то нельзя, надо двигатель разбирать. - А что именно Витька сопрет? - Сомов сказал: "На твое усмотрение, подороже". - И когда Витька пойдет на дело? - В двадцать три ноль-ноль. - Ужасно! - воскликнул Геша. И Кеша тоже воскликнул: - Ужасно! - Почему? - удивился Кинескоп. - Кто же отпустит нас из дому в двадцать три ноль-ноль? И все замолчали. Все молча переживали огромное несчастье, неожиданно перечеркнувшее так хорошо придуманный план. Своеволие родителей и бабы Веры Геша не учел. И зря. Все молчали обреченно и даже не искали выхода из создавшегося положения. Выхода не было. И тогда встал Кеша и сказал: - Я пойду. - А родители? - спросил Геша. - Родители сегодня уходят в гости к журналисту Баташеву. У него день рождения. И придут они не раньше двенадцати. А может, позже. - А если Витька не успеет до двенадцати? - Риск - благородное дело, - красиво заявил Кеша, и близнецы зааплодировали ему. Он поклонился им, как кланяется артист после выступления, и сказал строго: - Мне нужен помощник. Кто из вас пойдет со мной? - Я, - сказал Рыжий. - Я, - сказал Красный. - Не все сразу. Со мной пойдет Рыжий. - А как же я? - расстроился Красный. - Ты пойдешь с Гешей. - Когда? - Когда на дело выйдет Сомов. - Так Сомов поедет к профессору днем, - напомнил Геша, - или утром. Все вместе и будем следить. Кеша потупился: - Я, наверное, не смогу... - Почему? - Я не исключаю вариант, что родители узнают о моем ночном исчезновении. И тогда они меня накажут... Геша с восхищением смотрел на товарища. Он сознательно шел на риск быть наказанным, запертым дома на все воскресенье! Героический человек! - Нет, - сказал Геша, - ночью пойду я... Это тоже был героический поступок, и Кеша не мог не оценить его. Он подошел к Геше и с чувством пожал ему руку. - Спасибо, друг. (Так говорили все герои книг и фильмов, рассказывающих про суровую мужскую дружбу, и Кеша не стал менять привычной литературно-кинематографической формулы.) Ты не можешь волновать бабу Веру. Она уже старенькая. Пойду я. И не спорь. Решение было принято, и теперь нужно было обсудить кое-какие детали ночного похода. - Как Витька собирается на дело? - спросил Кеша. - Пешком или на машине? - Он возьмет домоуправленческий "пикап", - сообщил Кинескоп. - Кто же ему разрешит? - Говорун передал, что Сомов тоже об этом спросил. А Витька сказал, что это его дело. - Плохо, - подвел итог Кеша. - Раз он с машиной, нам с Рыжим за ним не угнаться. Что делать будем? Кинескоп повспоминал что-то, губами пожевал, загнул три пальца на левой руке, опять губами пожевал, спросил Рыжего: - Ты кого-нибудь со двора знаешь? - Рычага знаю, - сказал Рыжий. - И еще Колесо. - Колесо - это кто? - Из "Явы" парень. - А "Ява" чья? - Мотогонщика из шестого подъезда. - Поговоришь с Колесом. Рычаг здесь не подойдет. У него работа нервная: хозяин - врач, по ночам часто на вызовы ездит. А мотогонщик - это хорошо. Мотогонщики по ночам спят. У них режим. Ни Кеша, ни Геша не понимали этого загадочного диалога. Пора было вмешаться. - Кто такой Колесо, - спросил Кеша, - и зачем он нам нужен? - Колесо - дух мотоцикла "Ява", - объяснил Рыжий. - Пижон, правда, но парень добрый. Я с ним поговорю, и он нас куда надо отвезет. - Еще бы не отвез! - сварливо сказал Кинескоп. - Его бы тогда минимум на год дисквалифицировали. - Как это? - не понял Кеша. - Лишили бы права работать. А дух без дела - не дух. Он так и погибнуть может - от безделья. Страшное наказание... - А кто бы его дисквалифицировал? - Опять? - грозно спросил Кинескоп. - Не задавай лишних вопросов. И Кеша заткнулся, вспомнив синюю молнию от пола до потолка и слабый запах озона в комнате. Рисковать больше не хотелось в целях противопожарной безопасности. - Ладно, - сказал он, - собрание считаю закрытым. Да и баба Вера скоро приедет, пора сматываться. Я иду домой и веду себя примерно и тихо, притупляю бдительность родителей. Геша, из дома не уходи, после десяти старайся не спать: если что - позвоню. Ты, Кинескоп, держи связь с Говоруном и Водяным. Ты, Рыжий, договорись с Колесом ровно на одиннадцать. Кто будет следить за Витькой? - Он командирски оглядел своих соратников. Соратники внимали Кеше с благоговением. Кинескоп даже с дивана слез, стоял около, близнецы - те вообще по стойке "смирно" вытянулись, ели Кешу глазами. Ну, Геша - тот просто слушал, привык к Кешкиным замашкам: любил дружок покомандовать, ох как любил... - За Витькой будет следить Водяной, - отрапортовал Кинескоп. - Кто с ним держит связь? - Связь с Водяным будет держать Красный, - полным ответом сообщил Кинескоп, совсем как на уроке русского языка: "Что пишет Маша? Маша пишет письмо". - Пост Красного? - В ванной комнате. - А если баба Вера заметит? - Никак нет! Он будет невидимым. - Все сообщения - Геше, - продолжал Кеша. - Он - диспетчер. Связь держать с ним. Как только Витька пойдет на дело, ты, Гешка, мне звонишь. Понятно? - Так точно! - заорал Кинескоп, а Геша молча кивнул. - Ну, я пошел, - тяжело вздохнул Кеша. Он знал, что завтрашний день у него будет нелегким: репрессии со стороны родителей не задержатся. Но эта жертва была оправданна. Она приносилась на алтарь святого дела. Так думал Кеша, а он любил думать высокопарно. И еще он подумал, что возмездие грядет. И непонятно было, относилось ли сие к Витьке с Сомовым или к нему самому - за его ночные гуляния. А Геша в это время упорно думал о том, что проблема гласности так и не решена и это плохо, потому что спланированная операция может сорваться, по сути, из-за пустяка. "Ну да ладно, - наконец сдался он, - до вечера далеко, что-нибудь придумаю..." Глава восьмая КЕША, РЫЖИЙ И ВИТЬКА ТРЕШНИЦА Родители ушли в гости в восемь вечера. Оставили Кеше ужин на кухне и ушли. Предупредили, чтобы лег спать вовремя, чтобы не читал до полуночи, чтобы не смотрел на ночь телевизор, чтобы выпил кефир, чтобы спал спокойно и не ждал их прихода. Знали бы они, наивные люди, кто кого ждать будет... Впрочем, Кеша очень надеялся, что ждать все-таки будет он: ему не хотелось получать наказание за преступление, суть которого он все равно объяснить не сможет. Не должен объяснять. Да и не поймет никто. Телевизор Кеша не включал: Рыжий все равно болтался где-то во дворе, договаривался с Колесом. В ванной глухо урчали трубы. Они урчали как и прежде, но теперь Кеша предполагал, что урчит Водяной: волнуется. Кеша тоже волновался, каждые полчаса звонил Геше, но Геша не мог разговаривать: вернулась баба Вера, и следовало соблюдать конспирацию. Геша отделывался междометиями и туманными намеками. Но ровно в половине одиннадцатого он позвонил сам и сказал шепотом: - Пора. - А потом в полный голос - уже для бабы Веры: - Спокойной ночи, Кеша. Пожелание было достаточно бессмысленным, если учесть то, какая ожидалась ночь. До покоя ли будет?! Кеша молниеносно натянул джинсы со слоником (такие же, как у братьев), ковбойку и кеды, оставил на столе записку родителям - на всякий случай! - с туманной надписью: "Сейчас приду" - и выскочил за дверь. В половине одиннадцатого двор уже покинули чинно гуляющие пенсионеры, вернулись к своим субботним телепрограммам, к своим пасьянсам, к своим вечерним газетам, к вязанью и внукам. Внуков, в свою очередь, прогнала домой спустившаяся темнота, прервавшая игру в "чижика" на асфальте, в классики, в штандер, в пристеночку, в "третий лишний". А среднее поколение еще не возвращалось из театров, кино или теплых компаний, еще гуляло по улицам и площадям летней столицы, еще тянуло вверх рюмки и бокалы, произносило красивые тосты, еще наслаждалось игрой великих актеров на сценах и экранах. Словом, двор был относительно пуст в этот час. Достаточно пуст для того, чтобы не вызвал удивления странный отъезд слесаря Витьки за рулем казенного "пикапчика". Чтобы не вызвал удивления еще более странный отъезд "сопливых мальчишек" на мощном мотоцикле "Ява". Мотоцикл стоял за школой, у выезда на набережную Москвы-реки. Рядом с ним на теплом бордюрном камне тротуара сидели двое. Одного Кеша узнал сразу: это был Рыжий. Рыжий вскочил, подбежал к Кеше, заторопился: - Он еще не выходил. Ждем с минуты на минуту. Водяной передал, чтобы готовились... Они подошли к мотоциклу, около которого уже стоял напарник Рыжего. Вид он имел импозантный и броский: черная лоснящаяся кожанка, перечеркнутая стрелками застежек-молний, кожаные джинсы, вправленные в высокие шнурованные сапоги, огромные очки, висящие, впрочем, на шее, в руках - чемпионский шлем. Кожаный дух медленно стянул перчатку, протянул Кеше руку. Кеша поначалу даже оробел, увидев это кожаное блестящее создание, невысокое, правда, как и все духи, но солидное и уверенное. Наверняка имеющее за плечами сотни километров гонок по сложным трассам, десятки аварий и десятки побед. С таким просто познакомиться лестно было, не то чтобы на операцию идти. Оробел Кеша, пожал протянутую руку, сказал вежливо: - Меня Кешей зовут... - Меня Колесом... - Голосок у кожаного был ломким, мальчишеским, и Кеша понял мгновенно, что парень старается изо всех сил, хочет произвести впечатление и что, в сущности, он такой же мальчишка, как Рыжий и Красный, да и как сам Кеша, и не стоит всерьез принимать его супербравый вид. - Здорово, Колесо, - сказал Кеша, враз успокоившись. - А хозяин твой где? - На дачу укатил. Еще вчера. С компанией. - Колесо старался говорить коротко и резко, как мотоциклетный выхлоп: ему, видно, казалось, что так солиднее. - Как же мы втроем на мотоцикле уместимся? - поинтересовался Кеша. - Рыжий под сиденье спрячется. - Он же там не поместится. - Я уменьшусь, - сказал Рыжий, - ты не волнуйся. - А водительские права у тебя есть? - все еще волновался Кеша. - Зачем они мне? - презрительно сказал Колесо. - Я - так. - А если милиция остановит? - Меня? - И столько изумления было в его голосе, и презрения к Кеше, и превосходства, что Кеша промолчал и больше ни о каких профессиональных моментах Колеса не спрашивал: его дело привезти-увезти, от Витьки не отстать, а Кешино дело - общее руководство. Он огляделся по сторонам и нашел, что место для наблюдения выбрано превосходно. Отсюда одинаково хорошо просматривался и Витькин подъезд, и домоуправленческий "пикапчик", стоящий в другом конце двора. - Послушай-ка, Рыжий... - Кеше вдруг пришла в голову гениальная на первый взгляд мысль. - Из-за чего сыр-бор устраиваем? Разве дух в "пикапе" не сможет проследить за Витькой? Колесо хмыкнул презрительно, отвернулся, а Рыжий потупился, сказал смущенно: - Нету в "пикапе" духа... - Как нету? - Очень просто. Сначала машину кое-как собрали на заводе: торопились, видать, в конце квартала дело было или в конце года. А попала она к Витьке в лапы - так с ним никакой дух не уживается, с таким работничком... - Вообще удивляюсь, как она ездит, - с презрением сказал Колесо и поглядел на свой мотоцикл, любовно так поглядел, будто погладил. - Одно слово - без души вещь, - подвел итог Рыжий. А Кеша впервые со злостью подумал о тех, кто относится к делу равнодушно: тяп-ляп - и снимай пенки. Подумал так и застыдился, вспомнил, что сам не раз грешен был. Да что далеко за примерами ходить? Не далее как позавчера мама в поликлинику ушла, а Кеше наказала почистить картошку и в борщ бросить. Но Кеше некогда было. Кеша читал мировую книгу про пиратов Мексиканского залива. Кеша картошку чистить не стал, сполоснул ее под краном с мылом и утопил в кастрюле - все равно, решил, при кипячении бактерии погибают. И сам впоследствии пострадал: весь вечер животом маялся. Мелочь, конечно, а стыдно. И если припомнить, таких "мелочей" у Кешки в жизни наберется немало. Ай-яй-яй, как на душе пакостно... Кеша даже щеки потрогал: не горят ли? Хорошо, что темно... И мучила бы его совесть и дальше, но тут из подъезда вышел Витька. Вышел, посмотрел по сторонам, ничего подозрительного вроде не заметил, закинул на плечо синюю аэрофлотскую сумочку - инструменты у него там, что ли? - пошел вразвалочку, посвистывая, поплевывая сквозь зубы длинным замечательным плевком метра на четыре - такого Кеше никогда не освоить, и пытаться нечего. - Внимание, - сказал Кеша. - Рыжий, уменьшайся. Рыжий пропал мгновенно, и только сиденье у мотоцикла приподнялось и вновь опустилось. Спрятался Рыжий. Колесо взялся за руль и поставил ногу в сапоге на стартер: приготовился, но шуметь, рычать двигателем раньше времени не стал. Пусть Витька тронется, а уж тогда и "Яву" завести недолго. Витька опять воровато огляделся - все-таки боялся, - нырнул в кабину "пикапа". - Давай, - махнул рукой Кеша. Колесо рванул стартер, поддал газку, мотоцикл взревел, Колесо сел за руль, Кешка - сзади, ухватился за кожаную куртку, и "Ява" плавно тронулась. Погоня началась, и Кеша даже забыл о том, что он сбежал из дома, что уже без десяти одиннадцать, а родители к двенадцати вернутся и что тогда будет - ах, что тогда будет! Но мотоцикл уже нырнул в черную арку ворот, выскочил на Кутузовский проспект, проехал перекресток на зеленый свет, пропустил вперед чью-то "Волгу" - из конспиративных соображений, - пошел на разворот. Витькин "пикап" маячил впереди, виден был хорошо, но Кеша спросил на всякий случай: - Он нас не заметит? Колесо и отвечать не стал на глупый вопрос, только мотнул головой в красном шлеме - не отвлекай, мол! - сидел впереди, влитый в мотоцикл. Не человек - мотокентавр. Это Кеша так подумал и засмеялся: конечно, не человек. Но со стороны все, наверно, выглядело благопристойно, потому что милиционеры не свистели, не требовали остановиться и предъявить права, не гнались за ними на желтой машине с сиреной и светящейся вертушкой на крыше, и Кеша успокоился, тихо наслаждался быстрой ездой по вечернему городу. Так поздно по Москве он не ездил: не приходилось как-то. А на мотоцикле и подавно. Витька на своем "пикапчике", видно, не волновался, ехал себе спокойненько - мимо кафе "Хрустальное", мимо Киевского вокзала, по Бородинскому мосту, мимо магазина "Руслан", где Кеша с мамой покупали папе костюм в прошлую субботу. Ах как далеко она была - прошлая суббота, так далеко, что Кеша даже засмеялся. Мог ли он предположить, что с нынешней субботы у него начнется новая жизнь, совсем новая, полная невероятных приключений, насыщенная опасностью. Короче, настоящая жизнь. А до нынешней субботы было детство. Вот она, жизнь: мчаться по освещенной вечерними огнями Москве на почти гоночном мотоцикле, ловить ртом влажный, теплый воздух, пахнущий летним дождем, душной пылью, бензином и острым запахом опасности, лучшим запахом в мире. Они свернули со Смоленской площади на Арбат, сбросили скорость. "Пикап" впереди тоже замедлил движение, прижался в правый ряд, держал на спидометре километров сорок, не больше. Вероятно, Витька смотрел в окошко на номера домов, искал нужный. Но вот нашел, резко свернул направо в какой-то переулочек - их на Арбате куча! Колесо совсем замедлил ход, поставил нейтральную передачу, ехал по инерции. Доехав до угла, притормозил. Они еще успели заметить зад Витькиной машины, завернувшей во двор дома. Отталкиваясь правой ногой от тротуара, Колесо проехал поворот во двор и остановился в переулке поодаль. - Ты почему за ним не свернул? - спросил Кеша. - Конспирация. Зачем глаза мозолить? И Кеша восхитился предусмотрительностью Колеса. Ведь он даже не включил передачу, когда по переулку ехали, ногой отталкивался, потому что шуму меньше. Умно! Из-под сиденья неизвестно каким образом появился Рыжий, о котором Кеша, честно говоря, забыл. А он просто возник ниоткуда, встряхнулся воробьем, сказал сердито: - Неудобно под сиденьем... - Катайся в такси, - склочно заметил Колесо. - Я тут побуду, а вы идите. Они на цыпочках - это уж был явный перебор: зачем на цыпочках-то? - вошли во двор, встали у стенки, огляделись. Витька сидел на лавочке у подъезда, насвистывал "Подмосковные вечера", сумка рядом стояла. И вид у Витьки был такой незаинтересованный, такой праздный - дышит воздухом или девушку ждет, - что Кеша даже на секунду усомнился в его преступных намерениях. Но только на секунду, потому что тут же увидел он серую "Волгу" и номер ММФ 42-88. Именно этот номер называл Витьке Сомов. Рыжий потянул Кешу за рукав. - Куда ты? Рыжий прижал палец к губам, показал на маленький садик за низким зеленым заборчиком. И верно, там можно было неплохо спрятаться, а потом по газону среди кустов подобраться поближе к машине, все видеть, все подмечать. Они нырнули в кусты, бесшумно - по-индейски - пробрались почти к самой "Волге", залегли в траве. Двор был тих и пуст. Время катилось к полуночи. Час преступления близился. Витька встал, потянулся лениво, посмотрел наверх, видно, на профессорские окна, взял сумку, подошел к багажнику, поставил сумку на асфальт, порылся в ней, достал связку ключей. Покопался в ней, выбрал один, сунул в замок багажника. Ругнулся тихонько: не подошел ключ. Снова покопался в связке, выбрал еще один, попробовал, хмыкнул удовлетворенно. Замок мягко щелкнул, и крышка багажника поднялась. Витька нырнул в багажник, вытащил оттуда насос, потом домкрат, потом брезентовую сумку, в которой лежали все инструменты для автомобиля, тихо закрыл багажник и с независимым видом пошел к своему "пикапу". Он даже не торопился: был уверен в своей безнаказанности. Никто его не видел, никто ничего не знает, ищи-свищи, дорогой товарищ профессор. Дошел Витька до "пикапа", швырнул туда свою сумку, потом профессорское добро. И тут он поступил довольно странно. Вернулся к "Волге", присел у заднего колеса, поколдовал над чем-то. Послышался пронзительный свист, и машина заметно осела на правый бок. "Баллон спустил, - догадался Кеша, подумал еще: - Зачем ему это нужно?" И понял, удивившись Витькиной предусмотрительности: профессор утром выйдет, увидит спущенный баллон, полезет в багажник за насосом и обнаружит пропажу. А не будь спущенного баллона, так он, может, сто лет в багажник не поглядит. А Витьке с Сомовым это невыгодно. Это сильно оттягивает расплату. "Ну, Витька, ну, стратег чертов! Дождешься ты..." А Витька не знал об угрозе. Он сел в "пикап", включил зажигание, развернулся и выехал в переулок. - Скорее! - крикнул Кеша и побежал к мотоциклу. Рыжий бежал за ним, а Колесо уже ждал их, сидел в седле. Только приподнялся, пуская Рыжего под сиденье, потом сверху сел Кеша, и они рванули за Витькой, выскочили на Арбат, помчались по мостовой к Смоленской площади, где уже призывно горел зеленый свет светофора. И вдруг мотоцикл зачихал, зачихал и... заглох. Заглох, остановился посреди улицы, так и не доехав до перекрестка. - Что случилось? - Сейчас посмотрю, - торопливо сказал Колесо, откатил "Яву" к тротуару, присел на корточки. - Упустим Витьку! - застонал нервный Кеша. Рыжий возник рядом, сказал успокаивающе: - Не упустим. Красный свет на светофоре. - Его же переключат через несколько секунд. - Не переключат... Кеша взглянул на светофор: красный свет горел по-прежнему, и редкие машины уже начали гудеть, водители беспокоились. И Кеша понял, что все духи по пути к дому знают об их деле, знают и следят за ними. А если вдруг и случится что-то непредвиденное - вот как сейчас, - то любой из духов немедленно придет на помощь. А